Жукова-Гладкова Мария. А я верну тебе свободу

   Милый друг посмотрел на меня безумными глазами. Да что это с ним такое?
   – Нет, я лучше спущусь. Ты ложись. Не волнуйся.
   Как я могу не волноваться? Но додумать эту мысль я не успела: одевшись в костюм, Сергей схватил «дипломат» и вместе с ним покинул номер. Замок щелкнул.
   Так, интересное кино. И куда это я на этот раз вляпалась? Я откинулась на спинку мягкого кресла, потом мой взгляд упал на стаканы с виски, я взяла свой и хлопнула. Хотя, наверное, и не следовало. Лучше бы сохранить трезвую голову.
   Чего Сергей так испугался? Что за встреча намечена завтра у него в офисе? И почему он сейчас прихватил кейс? Не собирается ли он покинуть меня без предупреждения?
   Я быстро вскочила с кресла и пробежалась по номеру. Серегиных вещей в нем не осталось.
   С другой стороны, вещей у нас с собой и не было. Ну в смысле, я прихватила небольшую спортивную сумку, с которой обычно перемещаюсь по городу, поскольку дамской сумочки мне не хватает и стандартные листы с распечатанными текстами в нее не влезают.
   Сергей тоже явно не настраивался на долгое путешествие. Я вообще не знала, на что он настраивался. Но, главное, во что он втравил меня?!
   Я застыла посереди комнаты, рядом с сексодромом. Что мне теперь делать? Быстро мотать в Питер? Но электрички уже не ходят. Из Хельсинки на Питер идет ночной автобус. Но на него я тоже уже опоздала. Есть ли автобусы из Выборга? И где мне это сейчас узнавать? Общаться с дамой-админисгратором желания не было.
   Я открыла свою сумку. Сотовый телефон у меня с собой. Но кто сюда за мной понесется среди ночи? Димка уже подъезжает к дому, гнать его назад с моей стороны, по крайней мере, непорядочно. Соседей тоже не хотелось зря дергать, как и подруг. Про родителей вообще молчу.
   Деньги у меня с собой были, но садиться ночью к незнакомому человеку в машину желание отсутствовало. Ведь не знаешь, к кому попадешь.
   Сама регулярно предупреждаю с телеэкрана об опасности подобных подсадок граждан и гражданок, в особенности молодых и симпатичных.
   Ждать утра?
   А не сходить ли мне в самом деле вниз? Ну не прирежет же меня эта администраторша?
   Я быстренько оделась, слегка подкрасилась, причесалась, оглядела себя в зеркале, затем повесила на плечо спортивную сумку, в которой так и находилось мое барахло, взяла со столика ключ от двери номера и пошла вниз.
   Открыв дверь в коридор, поняла, что там горит только дежурное освещение. Это еще почему? Или так сделано специально, чтобы постояльцы, случайно столкнувшись друг с другом, не могли сразу же сообразить, с кем встретились?
   Тем не менее бросила взгляды в обе стороны и убедилась: я в коридоре одна. Ниоткуда не доносилось никаких звуков. Конечно, стены в гостинице толстые, а двери – дубовые, но тем не менее я ожидала услышать хоть что-нибудь.
   Мне стало не по себе. Интересно, а домашнее привидение тут есть, как в каком-нибудь старом английском замке?
   Держа ключ перед собой как нож (хотя ему по остроте было до ножа очень далеко), я тронулась в направлении лестницы. Коридор, как и комната, был выстлан толстым ковром, поэтому я не создавала никакого шума. Сердце учащенно билось в груди и так и оставалось единственным звуком, который я слышала.
   Внезапно на площадке перед лестницей появилась фигура. Фигура шагнула в коридор и пошла по направлению ко мне. Спокойным размеренным шагом. Вот оно, привидение…
   – Ой! – мяукнула я, потом подумала, что у привидений интервью еще никогда не брала.
   У нас в холдинге для этого специальный человек имеется. Такие статьи ваяет – закачаешься… А уж съемки – слов нет! Не знаю, какими спецэффектами пользуется. Своих тайн он не раскрывает. Но – главное – народ это дело обожает. Правда, спец по привидениям в советские времена годик провел в психушке. Но там немало людей томилось. Например, диссиденты, ставшие впоследствии известными далеко за пределами родной страны.
   Передо мной остановился мужчина – примерно на голову выше меня, широкий в плечах.
   Я держалась рукой за стенку.
   – Девушка, с вами все в порядке? – спросил он низким голосом с прибалтийским акцентом. По-моему, эстонским.
   – Да-да, спасибо, – я выпустила воздух из легких. Чего это я испугалась в самом-то деле?
   И не в таких переделках доводилось бывать. Подумаешь – мужик какой-то в пустом коридоре.
   Даже пистолетом не размахивает. Или это моя журналистская интуиция что-то подсказывает?
   Мужчина стоял так, что я не могла рассмотреть черт его лица. Поняла только, что у него борода и взъерошенные, довольно длинные густые волосы. От него пахло луком и вообще какой-то едой. Он что, из ресторана? От всех моих знакомых эстонцев всегда пахло дорогими мужскими одеколонами.
   – Вы не можете найти нужный номер? – спросил мужчина. Он явно заметил металлический ключ в моей руке.
   – Нет, то есть да. Я иду вниз.
   Внезапно он коснулся рукой моего лица. Меня его прикосновение словно обожгло, и я резко отпрыгнула назад.
   – Что вы делаете?!
   – Тише! Тише!
   Он придвинулся ко мне. Дыхнул луком.
   Я сделала еще шаг назад.
   – Пойдем со мной? – предложил он вкрадчиво. – Я хорошо заплачу. Что тебе двое мужчин за ночь? Или их уже было больше?
   Я отступала все дальше и дальше, хотя, наверное, следовало бы пронестись мимо него, чтобы выскочить на лестницу. Там бы уж я как-нибудь добралась до администраторши, ресторана, бани и что тут еще есть. Ну спас бы меня кто-нибудь?!
   – Если не отвалишь – заору, – прошипела я. Мне было плевать на неписанные порядки в этой гостинице. Пусть потом разбираются с Сергеем. Что ж мне молчать, когда меня насиловать собираются?
   – Дура! – сказал прибалт. – Русская дура!
   – Националист проклятый! – не осталась в долгу я.
   Он прыгнул на меня. Мне ничего не оставалось делать, как врезать ему в пах (правда, я, к своему великому сожалению, попала ему в бедро – гад увернулся), развернуться и понестись от него – в противоположную от спасительной лестницы сторону. Однако я надеялась, что с той стороны тоже будет лестница – хоть какая-то.
   В такой гостинице она по идее должна быть – чтобы опять же гости не встречались друг с другом, не говоря про технику пожарной безопасности. И как это я раньше не сообразила?!
   Я пролетела по коридору, аки пулечка, хотя и лететь-то особо долго не пришлось: гостиница была маленькой и здесь по обе стороны располагалось всего по четыре двери. Серега вроде бы говорил про десять номеров? Хотя лестница шла выше, когда мы завернули на этот второй этаж.
   И здание было не двухэтажным… По-моему, даже четырехэтажным. На третьем и четвертом этажах что, по одному номеру? Или там что-то другое расположено? Офисы? Или на нашем этаже не только номера? Но сейчас мне было некогда об этом думать.
   За поворотом коридора в самом деле оказались крохотная лестничная площадка и узкая лестница, ведущая как наверх, так и вниз.
   Я рванула вниз. За спиной слышалось тяжелое дыхание. Мужик еще успевал яростно шипеть:
   – Стой, сука! Стой, тварь! Русская тварь!
   Разъяренный прибалт, гоняющийся за женщиной по гостинице, – это что-то новенькое, – пронеслась мысль. Хотя после неудачного удара в пах его можно понять. Но сам виноват. Нечего приставать к русским журналисткам.
   Я летела вниз по ступеням, молясь, чтобы лестница не уперлась в закрытую дверь. Но очутилась как раз перед дверью. Только я собралась толкнуть ее, как она распахнулась, словно по мановению волшебной палочки, – и я оказалась в объятиях какого-то здоровенного пузатого мужика.
   – Спасите! – " завопила я истошным голосом.
   Прибалт за моей спиной остановился и тяжело вздохнул. Мужик, в объятиях которого я трепыхалась, слегка отодвинул меня от себя и осмотрел. Свет в коридорчике, где мы стояли, был нормальным: тут была вкручена лампочка, которую закрывал круглый плафон.
   – Ничего девочка, – заметил мужик, держащий меня в объятиях. – Только больно уж тощая.
   – Вы – русский?! – воскликнула я с такой радостью в голосе, что мужик посмотрел на меня как на полную идиотку.
   – Русский, – кивнул он. – А что?
   – Этот националист назвал меня русской тварью! – завопила я, кивая назад. – И русской дурой.
   Прибалт метал взгляды-молнии. Теперь я наконец смогла его рассмотреть. Если бы мы познакомились в другой ситуации, я признала бы его очень даже симпатичным. Брюнет, борода и волосы слегка тронуты сединой, что придавало ему солидности, серые глаза, хороший костюм, белая рубашка, дорогой галстук с золотой булавкой, украшенной шляпкой с рубином.
   Мужик, державший меня в объятиях, кашлянул. Наверное, склонялся к мысли, что последнее определение близко к истине.
   Прибалт же, не сказав ни слова, еще раз метнул взгляд-молнию в мою сторону, развернулся и пошел по лестнице наверх. Я осталась вдвоем со своим спасителем. Хотя последнее было и спорным. Не вляпалась ли я еще глубже? Вернее, хуже? А может, судьба подкидывает мне материал для очередной статьи? Жаль, нет рядом Пашки с видеокамерой.
   Спаситель тем временем выпустил меня из объятий, еще раз рассмотрел самым внимательнейшим образом и заявил:
   – На проститутку ты не похожа. Что ты тогда делаешь в этой гостинице? Других женщин сюда не пускают.
   – Если женщина приехала с мужчиной – пускают, – ответила я, немного осмелев.
   Толстяк медленно кивнул, почесал пивное брюшко и спросил:
   – И куда ты теперь собралась?
   – Ищу своего мужчину, – ответила я.
   Толстяк одарил меня странным взглядом, похоже, засомневался в нормальности. Потом стал приглядываться повнимательнее.
   – Кажется, я тебя где-то видел, – произнес в задумчивости. – Модель?
   Я покачала головой. Хотя порадовалась: приятно было, что за модель приняли. В моем возрасте этим ремеслом промышляют уже единицы.
   – Пойдем-ка ко мне, и ты мне все подробно расскажешь, – вдруг заявил мужик.
   – Ну уж нет! Думаете, я хочу шило на мыло менять?
   – Значит, я, по-твоему, мыло? – захохотал он. Его живот, казалось, жил своей жизнью и трясся отдельно от тела.
   Я же прикидывала пути отступления. Мимо толстяка мне было не просочиться, несмотря на хрупкое телосложение, более того, я не знала, куда таким образом выбегу. Наверное, следовало поворачивать назад на лестницу, подниматься на свой этаж, бежать до парадной лестницы, а по ней вниз. Я считала, что прибалт уже удалился к себе в номер и, если его сексуальный заряд еще не остыл, вызывает девочку по телефону.
   Толстяк словно прочитал мои мысли и схватил меня за запястье. Я резко дернулась, но от него было не так-то просто вырваться.
   – Да не бойся ты, – сказал он нормальным тоном. – У меня тут баня полная высококлассных девочек. Зачем мне ты?
   – Правда? – спросила я радостно.
   – Другая бы баба на твоем месте обиделась.
   – На что? На то, что вы признаете, что я не похожа на проститутку? Или похожа?
   – Нет, пожалуй, не похожа, – сказал толстяк в задумчивости. – Я все никак не могу вспомнить, кого ты мне напоминаешь.
   Мужик усмехнулся и предложил пройти с ним. Мне ситуация, признаться, не очень нравилась. Да и про самих девочек я не пишу, только про их убийства.
   – Да пошли, – снова усмехнулся толстяк. – Посмотришь, какие тут девахи, и поймешь, что я просто поговорить с тобой хочу.
   Во мне проснулся мой обычный журналистский азарт. Когда я еще попаду в подобную элитную баню? А если удастся у кого-то взять интервью? Правда, не стоит признаваться, что я – журналистка. Надо будет просто попытаться кого-то разговорить. Должен же тут найтись материал для криминального репортажа? И надо надеяться, что толстяк не вспомнит, где меня видел. А девочки вполне могут и не смотреть криминальную хронику. Тем более, если живут в Выборге, а я тут не сняла ни одного сюжета.
   – Пошли, – сказала я.
   Толстяк оказался джентльменом и даже открыл передо мной дверь, потом указывал дорогу в узком коридоре, из которого мы вышли в фойе, где за стойкой сидела все та же администраторша. При виде нас вместе с толстяком в ее глазах на долю секунды промелькнуло удивление, потом появилась дежурная улыбка.
   – Люба, знаешь девушку? – спросил толстяк тоном, которым разговаривают с наемной силой властные богатые хозяева. Толстяк, похоже, привык к повиновению. – Откуда она взялась?
   – Да два с половиной часа назад прибыла вместе с нашим постоянным клиентом.
   – Ты ее раньше видела?
   – Нет.
   – Постоялец где?
   – Это у нее надо спрашивать. Из гостиницы он не выходил.
   – Ну что, пойдем в баню, милая? – обратился теперь ко мне толстяк, правда, другим тоном – воркующим Администраторша не проявляла никаких эмоций. Я же судорожно соображала. Куда делся Сергей? Он вообще сюда спускался или обманул меня? Или администраторша решила его защитить? Хотя какое ей до него дело? По всей вероятности, толстяк обладает гораздо большей властью и может стереть ее в порошок. Хотя… Она ответила на заданные вопросы. Только на них.
   Не предоставляя никакой лишней информации.
   Имя постояльца не спросили – зачем же его называть? Тем более, если Сергей тут – постоянный клиент. А всех клиентов надо ценить. Пусть даже и не обладающих такой властью, как толстяк. Хм-м-м. И где же все-таки сейчас Сергей?
   Но я не спросила этого вслух. Лучше я потом сама с ним разберусь. Подставлять Серегу, несмотря ни на что, не хотелось. Тем более мой журналистский нос уже учуял материал для статьи.
   – Идемте в баню, – повернулась я к толстяку. – Куда?
   – Прямо.
   Через несколько шагов мужчина толкнул передо мной очередную тяжелую дверь, мы оказались в крошечном холле с двумя закрытыми дверьми, где вместе с толстяком поместиться бы не смогли при всем желании, и он попросил меня открыть вторую дверь.
   Я открыла и оказалась в отделанном деревом помещении с деревянным столом и лавками по середине. Стол был уставлен разнообразной снедью. Судя по тому, что большая часть блюд была еще не тронута, трапеза недавно началась. С одной стороны стола сидели две девицы лет двадцати. Их одежду я могла бы определить как трусики-невидимки. С другой стороны восседал мужчина, по обеим сторонам которого устроились еще две девицы. Мужчина был завернут в простыню по римскому обычаю. Все подкреплялись. Толстяк, кстати, был в брюках из хорошего материала и белой рубашке, расстегнутой у ворота.
   Мужчина в простыне при нашем появлении уронил вилку. Девицы тоже выказали удивление.
   Я же была готова провалиться сквозь землю.
   За столом восседал Павел Степанович Креницкий, он же – Редька собственной персоной.
   Немного придя в себя, Павел Степанович выдал витиеватую фразу на русском народном.
   – И сюда пробралась?! – завопил он. – Нигде от тебя спасения нет! О чем на этот раз писать задумала?!
   – Я чего-то не понял, Паша, – промычал за моей спиной толстяк. – Вы что, знакомы с девушкой?
   – Где ты ее нашел? – взвыл Редька вместо ответа. – То есть она тебя?
   – Господин спас меня от попытки изнасилования прибалтийским националистом, – скромно ответила я.
   Павел Степанович замер на мгновение, потом разразился диким хохотом, от которого содрогнулись стены гостиницы. Толстяк тем временем продвинулся к столу, поддерживая меня под локоток (правда, излишне крепко), и процедил всем полуголым (то есть почти голым) девицам "Брысь!". Они тут же исчезли, удалившись через дверь, которой мне пока не доводилось пользоваться, а мы с толстяком уселись на лавку напротив Павла Степановича.
   Тот к этому времени уже прекратил хохотать и утирал выступившие слезы.
   – Кушать будете, Юлия Владиславовна? – сладким голосом уточнил у меня Редька.
   Я внезапно поняла, что проголодалась. Переживания у меня всегда сказываются на аппетите – в сторону его усиления. Потолстеть не боюсь: я слишком много бегаю, что способствует сгоранию калорий. Со спины меня иногда даже принимают за подростка, причем иногда даже мужского пола – из-за очень короткой стрижки.
   – Буду, – сказала я.
   Павел Степанович нажал на, какую-то кнопку под столом, и секунд через тридцать на пороге возник официант, обслуживавший нас с Серегой в номере. При виде меня теперь в бане удивления не выказал.
   – Тарелку девушке, – велел Редька.
   Официант кивнул, исчез и вскоре вернулся с прибором.
   – Что-нибудь еще желаете? – уточнил.
   – Надо будет – позовем, – сказал Редька и махнул рукой.
   Толстяк молча накладывал себе закуски, потом стал ухаживать за мной. Я же думала, как бы мне незаметно включить диктофон, лежащий в сумке. Сумка находилась слева от меня, толстяк устроился справа, но не сводил с меня глаз – или одного глаза. Внезапно мой взгляд упал на пальцы левой руки толстяка – она оказалась рядом, и он держал в ней вилку. Работа криминального репортера научила меня всегда смотреть на руки жертв и подозреваемых. Они ведь могут выдать судимого гражданина и кое-что о нем рассказать. Правда, теперь авторитетные люди стараются избегать «перстней». У толстяка же имелось два шрама – как раз там, где могли быть «перстни». Заделался бизнесменом и свел татуировки?
   Когда официант закрыл за собой дверь, толстяк попросил Редьку все-таки представить нас.
   – А что, Юленька здесь инкогнито? – сладким голосочком уточнил Павел Степанович.
   – Любка сказала, что она прибыла с мужчиной.
   – И потом мужчина попытался ее изнасиловать? – Павел Степанович опять захохотал. – Хотел получить плату за предоставленную возможность, но не тут-то было. Юлия Владиславовна, прихватив пожитки, понеслась искать другую жертву. А она всегда знает, кого нужно брать за жабры. И в ее сети попался ты, Шура.
   – Все было совсем не так, как вы рассказываете, – скромно заметила я, налегая на салатики.
   – Я хотел бы послушать, как, – вставил толстяк, потом повернулся к Редьке и рявкнул:
   – Ты скажешь мне, кто это? – и кивнул на меня.
   – Юлия Владиславовна, предъявите, пожалуйста, удостоверение Александру Ивановичу, – попросил Редька, налегая на еду. Когда он ел, то очень напоминал хомяка: заталкивал пищу за щеку, как зверек, делающий запасы.
   При слове «удостоверение» Александр Иванович на пару с пузом дернулся. А мне ничего не оставалось делать: я предъявила и как раз включила диктофон, в который была вставлена новая кассета.
   Александр Иванович удостоверение изучил, крякнул, сказал "Очень приятно познакомиться, Юлия Смирнова, теперь-то я понял, где имел счастье вас видеть", вернул удостоверение мне, покачал головой и заметил:
   – Любка у меня за такие дела отсюда вылетит.
   – Ну она же не знает, кто я, а фамилий тут не спрашивают. И не обязана она смотреть все передачи по телевизору, чтобы знать всех репортеров в лицо. Вы же тоже меня не узнали.
   – В а с была обязана узнать.
   – Что здесь разнюхиваете, Юлия Владиславовна? – спросил Редька и схомячил очередной кусок.
   – А с кем прибыли сюда, Юлия Владиславовна? – подал голос толстяк.
   Я понимала: мне не поверят, если я скажу, что ничего не разнюхиваю. Поэтому заявила, что хотела своими глазами взглянуть на уютное гнездышко, о котором уже неоднократно доводилось слышать. И один мой знакомый, которого мне не хотелось бы подставлять, любезно согласился взять меня с собой.
   – А потом вы от него сделали ноги, – хмыкнул толстяк.
   – Ничего подобного, – обиделась я. – Я просто вышла в коридор. А там оказался этот прибалт, который на меня набросился. Можно подумать, прибыл с голодного острова. Вернее, острова, где нет ни одной женщины. Что мне, по-вашему, было делать?
   – Брать у него интервью, – захохотал Редька и плеснул нам всем еще коньячку. – Слушайте, Юлия Владиславовна, а почему вы называете его националистом?
   – Потому что он назвал меня "русской дурой" и "русской тварью". Со своим прибалтийским акцентом.
   – Юлия Владиславовна, – вкрадчиво обратился ко мне толстяк, – так, может, вы лучше про Прибалтику что-нибудь разгромное наваяете? И по личным впечатлениям, и мы материальчику подкинем, а, Павел Степанович?
   Редька тут же закивал.
   – Только у нас будет одно условие: не надо про эту гостиницу писать. Согласитесь?
   – Вначале надо на вашу фактуру взглянуть, – ответила я. Иногда стоит заключить сделку, отказавшись от меньшего, чтобы получить большее. Ведь я же еще сегодня днем про эту гостиницу слыхом ни слыхивала. А про Прибалтику… Нет, я не хочу писать ничего разгромного про Прибалтику. Про Москву – всегда пожалуйста, но этот идиот, с которым мне сегодня пришлось столкнуться, – скорее исключение из общего правила. Эстонские мужчины, с которыми я сталкивалась раньше, совсем другие.
   Всех их отличала внешняя презентабельность: они обычно хорошо одеты, "костюмчик сидит" (а во внешности сегодняшнего знакомца чувствовалась некоторая русская расхлябанность), аккуратно причесаны (а у этого волосы были взъерошены), чисто вымыты и хорошо пахнут (а от этого дико разило луком). Может, сегодняшний образчик – финн, знающий русский язык? А мне просто акцент показался прибалтийским? Ведь эстонский и финский языки родственные? Я не могу представить, чтобы кто-то из знакомых эстонцев величал женщину "русской дурой" и "русской тварью". Да и бегающими вслед за незнакомой женщиной по лестнице – тоже. Они бы спокойно проследовали в свой номер, там после некоторого периода размышлений протянули руку к телефону (или не протянули) и вызвали бы к себе девочку (или просто легли спать).
   – Меня бы заинтересовали металл и оружие, – сказала я вслух Редьке и Александру Ивановичу.
   – Хорошо, – кивнул толстяк с самым серьезным видом. – Без проблем. Кстати, могу еще подсказать, где материал брать.
   Я была вся внимание. Мне посоветовали попытаться взять интервью у одного подследственного, в настоящий момент содержащегося в «Крестах». Назвали имя, фамилию, отчество и другие данные. Он как раз торговал оружием с прибалтами.
   – Вы, как я понимаю, в состоянии договориться о таком интервью? – посмотрел на меня толстяк.
   – Попробую. Хотя мороки много – если подследственный или подсудимый. С осужденным было бы попроще. А никого из свободных граждан предложить не можете?
   – Юлия Владиславовна, не сомневаюсь, у вас все получится, – расплылся в сальной улыбке Редька. – Вы же такая юркая, уж куда только не залезали…
   – К сожалению, получается далеко не все, – вздохнула я.
   – Это вы зятька моего, что ли, имеете в виду? Да зачем он вам? Дерьмо, я скажу, он порядочное. Правда, от такого проходимца есть польза – для фирмы. Ну, конечно, если держать его в узде.
   Александр Иванович тут же поинтересовался у приятеля моими отношениями с его зятем.
   Я заметила, что он бы прямо у меня мог спросить. Толстяк с ухмылочкой заметил, что ему это как-то неудобно. "Штаны через голову надевать неудобно", – ответила я. Редька же махнул рукой и сообщил:
   – У Юлии Владиславовны была любовь с моим зятьком. Потом моя дура в него влюбилась и захотела замуж. Ну я их и женил.
   – Павел Степанович, – тут же влезла я, – если вы считаете Серегу таким дерьмом, то зачем подсунули его своей дочери? Мне, конечно, льстит ваше беспокойство обо мне, но неужели вы о благополучии единственной дочери беспокоитесь меньше?
   – Юля, – Редька забарабанил пальцами по столу, – понимаешь… Ты многого не знаешь.
   И поверь: в эти дебри тебе лучше не лезть. Просто считай, что тебе в жизни повезло.
   – Но если Юленька хочет замуж за твоего зятя… – подал голос Александр Иванович.
   – Не хочет, – сказала я. – Юленька вообще туда не хочет.
   – Мысль очень разумная, – кивнул Редька, потом стал серьезным и спросил:
   – Ты чего, Серегу до сих пор любишь?
   – Нет, – ответила я. Еще не хватало мне тут душу раскрывать перед этими двумя и объяснять все мои чувства. – И назад его не приму.
   – А я думал: примешь, – заявил Редька и поведал Александру Ивановичу о том, как Серега закидывал меня письмами по электронной почте (о чем тесть, оказывается, прекрасно знал), как обрывал мне провод и всячески меня домогался. – Молодец, Юля. Вот поэтому я сейчас с тобой и разговариваю. Кстати, ты сегодня ночевать-то где собираешься? Мы тебя, извини, к себе пригласить не можем. Ну…
   И Креницкий кивнул на дверь, за которой скрылись девушки.
   – Юленька, вы, надеюсь, не станете писать не только о гостинице, но и о нас с Павлом Степановичем? – проворковал толстяк.
   – Ну писать об одном и том же можно по-разному, – заметила я. – Например, рассказать читателям о привитом вам с Павлом Степановичем духе коллективизма – в советские времена, начиная со школьной скамьи, том, который в новые времена трансформировался и привел вас к групповухе.
   Мужчины посмеялись вместе со мной, а потом опять уточнили, где я намерена ночевать.
   Я задумалась на мгновение и решила: останусь в гостинице до утра. Идти мне сейчас все равно некуда, номер Серегой оплачен, ключ у меня, если администраторша не пустит, обращусь за помощью к Редьке и Александру Ивановичу. А завтра с утречка выясню, кто из них когда собирается возвращаться в Питер. Может, и довезут. А нет – поеду на электричке. Я не хрустальная и не депутат.
   Потом Александр Иванович вдруг спросил, почему я занимаюсь тем, чем занимаюсь.
   – Я всегда хотела стать журналисткой, – пожала плечами я. – Сколько себя помню.
   – Но почему этим – трупы, кровь, тюрьмы, задержания? Юля, я ведь почти все твои статьи читал, с удовольствием читал. Я тебя по телевизору смотрю. Тебя и Димона Петроградского. Ты, как бы это сказать… пишешь о вопросах, актуальных для меня… ну… с профессиональной точки зрения, – толстяк усмехнулся. – Димон развлекает сплетнями о звездах, с которыми я лично знаком. Но тебя что побудило?