Страница:
Поверхность воды выглядела как гигантский сине-стальной диск, зеркально гладкий: взглядом почти ощущалась его твердость, как будто он из жидкости вдруг превратился в металл. Только около берегов далеких островов цвет моря изменялся: острова выглядели как драгоценные камни в сверкающей оправе. А над поверхностью моря висело неподвижное и тяжелое марево, сквозь которое пробивались солнечные лучи...
Ихезаль, бегущая по берегу, уже миновала последние дома поселения. Все двери были наглухо закрыты, окна занавешены. Молодежь предыдущим вечером отправилась с Победителем в поход - те, которые остались здесь, укрылись в мрачных домах от полуденной жары, сегодня более сильной, чем обычно.
Девушка остановилась в тени скал, утомленная бегом и жарой Глаза у нее слезились от чрезмерного блеска, и море временами казалось ей большим черным пятном. Тогда на мгновение перед ее глазами возникали мчащиеся по льду многочисленные сани с развернутыми на ночном ветре парусами, она слышала резкий свист полозьев и громкие крики, заглушаемые ветром.
Она невольно посмотрела, не увидит ли еще этих, исчезающих вдали огней, издали выглядевших как горсточка звезд, брошенная на скользкую поверхность льда, но в открывшиеся глаза снова ударил солнечный свет. Она быстро взглянула в сторону собирающихся туч: буря приближалась, но так лениво, что ее движение едва заметно было на бледной голубизне небосклона.
- Еще успею,- прошептала она и, убедившись, что никто за ней не следит, сбежала к застывшей среди скал затоке. Уверенным движением она отвязала укрытую под камнем лодку и, вскочив в нее, направилась в открытое море, в сторону видного издали Кладбищенского Острова. Весла выгибались в ее маленьких руках, и лодка летела, как острый алмаз, разрезая темную поверхность воды...
На расстоянии в несколько сотен метров от берега Ихезаль опустила весла. В этой обессиливающей жаре ей было трудно грести, она задыхалась даже в легкой одежде. Она быстро разделась донага, чтобы свободнее управлять лодкой, но едва солнце коснулось ее белой кожи, неожиданное бессилие охватило всю ее. Она, закрыв глаза, опустилась на дно лодки.
Сквозь закрытые веки солнечный свет бил в ее глаза, на груди и бедрах она чувствовала прикосновения горячих солнечных лучей, как будто чьи-то губы, жадно покрывающие ее поцелуями... Ясный, лучезарный образ замаячил перед глазами, и ледяная дрожь пробежала по ее телу, разогретому солнцем...
Разбудил ее сильный гром, прозвучавший вдали. Orfa вскочила: поверхность моря уже морщилась от первого, низко летящего ветерка. Она схватила весла и начала поспешно грести, преодолевая сопротивление ветра и волн, которые разбивались о нос лодки в белую пену.
Был уже сильный ветер, когда золотоволосая Ихезаль, изнемогая от усталости, приблизилась наконец к укрытой поддеревьями маленькой пристани у низкого берега Кладбищенского Острова. У нее едва хватило времени на то, чтобы прикрепить к причалу лодку и взять из нее снятую одежду, как буря всем бременем навалилась на вспенившуюся под темным небом воду. Вихрь трепал золотые волосы девушки, вырывал одежду из ее рук, обвивался вокруг ее белого тела. Она забежала за плоский камень, торчащий из зеленой травы, и, борясь с ветром, стала поспешно одеваться. Первые теплые капли дождя упали на ее непокрытые плечи.
Она бежала под проливным дождем, вслепую пробираясь по знакомому бездорожью между деревьев, неожиданно оказавшихся перед ней в полумраке, в блеске молний перескакивая камни, спрятавшиеся в траве, соскальзывая с залитых водой пригорков. Около курганов, где, согласно преданию, лежали останки первых людей, прибывших на Луну, она снова повернула в сторону моря и вбежала на вершину невысокого холма, спрятавшегося между скал.
Под одной из них открывался вход в большую пещеру. Ихезаль вошла в нее и остановилась, судорожно дыша вздымающейся грудью. Вода стекала по волосам и легкой одежде, прилипшей к ее стройному телу.
Из боковой каморки высунулся старик и посмотрел в серый полумрак пещеры.
- Это ты! - воскликнул он.- Я уже беспокоился о тебе...
- Я немного задержалась, дедушка,- ответила она,но раньше я не могла отплыть, чтобы меня не выследили.
Малахуда взял ее за руку и потянул вглубь за собой.
В одной из галерей пещеры он устроил себе жилище пустынника. Старый первосвященник спал на охапке шкур, подобно полудикому рыбаку из окрестностей Перешейка; стульями и столом ему служили большие камни. В углу виднелась сложенная из камней печь, которая, видимо, обогревала пещеру во время ночных холодов.
Ихезаль, забыв об усталости и промокшей одежде, всматривалась в деда при тусклом свете, пробивающемся откуда-то сквозь трещины в своде. Он показался ей постаревшим, погрустневшим - и вместе с тем величественным, несмотря на то, что стоял теперь без атрибутов священнослужения и власти, которые оставил в тот день, когда приветствовал пришедшего Победителя... Сердце у нее сжалось при виде его - и она невольно сравнила эту благородную, даже в добровольном заточении, полную величия фигуру с хитрым и алчным Элемом, к которому подсознательно чувствовала отвращение, возможно, ощущая его лицемерие в отношении Марека, скрываемое под видом покорности и уступчивости. Ей пришло в голову, что Малахуда, оставаясь первосвященником, мог бы теперь исполнять священную волю Победителя и щедрыми руками давать благословение новой эре в лунной стране. В ней поднялась обида, и вместо того, чтобы поздороваться с давно не виденным Малахудой, она воскликнула:
- Дедушка! Почему ты ушел и не хочешь вернуться?
Но старик не слушал ее слов. Как хороший хозяин, он засуетился по своей каморке и вынул откуда-то простую кожаную одежду.
- Разденься,- сказал он,- тебе нужно переодеться в сухое. Одновременно когда-то белыми, а теперь мозолистыми от работы руками он начал поспешно развязывать завязки на ее одежде
Девушка схватила его за руки:
- Нет, нет...
Он удивленно посмотрел на нее:
- Ты должна переодеться. Ихезаль покрылась румянцем.
- Я переоденусь, дедушка, но там, за камнем, в укрытии. Она видела, что старик, привыкший к невинному бесстыдству лунных женщин, совсем не понимает ее отказ, и добавила объясняющим тоном, покраснев еще больше:
- Я поклялась Победителю, которому служу, что никто не увидит меня нагой, даже женщина...
- Что это за нелепый обет! - проворчал Малахуда, далекий от мысли приписать этому какой-то эротический смысл.
Однако не стал возражать, и пока Ихезаль переодевалась в отдалении, он разжигал огонь, тлеющий в печке, чтобы приготовить пищу.
Через несколько минут внучка, переодетая в жесткую кожу, уже находилась рядом с ним, помогая ему ловкими руками.
Полуденная буря тем временем бушевала вовсю. В пещеру доносились глухие раскаты грома, казалось, будто ураган с грохотом открывает каменные двери, уже чувствовалось его холодное дыхание, казалось, еще минута и он проникнет внутрь и предстанет перед ними в обрамлении сверкающих молний... В короткие минуты затишья был слышен мощный, однообразный шум моря, которое билось о скалистый остров, терпеливо и уверенно, зная, что еще несколько веков, одно или два тысячелетия - и оно победит и эти остатки материка, прежде чем ему, в свою очередь, придется высохнуть и исчезнуть...
После короткого подкрепления старик уселся с внучкой на камне, покрытом мохнатой шкурой, и, сложив руки на коленях, заговорил:
- Я дал тебе знать, что нахожусь здесь сразу же после выступления в поход воинов, так как единственный мой доверенный человек, рыбак и сторож могил наших предков на этом острове, доложил мне, что есть приказ Победителя найти мое убежище и уведомить его о нем. А я этого не хочу...
Девушка хотела что-то возразить, но первосвященник знаком приказал ей молчать.
- Не прерывай меня теперь,- сказал он.- Я многое должен сказать тебе и хочу, чтобы ты выслушала меня внимательно.
Ты удивляешься тому, что я ушел. Я знаю, что некоторые думают: старик, привыкший к власти, не захотел делиться ею со звездным пришельцем и предпочел добровольное изгнание... Это не так. Я не буду объяснять тебе всех причин, которые вынудили меня скрываться, потому что слишком много пришлось бы рассказывать о зданиях, которые обрушились в одну ночь, и я не уверен, что ты правильно бы меня поняла.
Вы там уже встретили Победителя - я только жду его. Не так, как Хома, который, как мне доносят, этого признать не хочет и возвещает приход другого, истинного Победителя. Нет, я жду, чтобы тот, который прибыл, стал Победителем.
Когда я увижу, что он стал настоящим Благословением для Луны, я умру спокойно, а если потребуюсь ему для чего-либо предстану перед ним. Теперь еще не время.
В последнюю ночь я вышел из пещеры и видел сани, полные молодых и самонадеянных воинов, быстро летящие на юг. Я буду ждать до тех пор, пока они не вернутся той же самой дорогой. Я признаю Победителя, если он возвратится, а не будет улепетывать от настигающего его врага.
Моя старость научила меня одной великой истине: каждое начинание является благословенным, когда его увенчает успешный и благой результат. Слишком много неудач и падений я видел в жизни, чтобы тешиться намерениями или ощущать благодарность и преклонение заранее за поступки, которые еще только должны быть совершены.
Однако я затосковал по тебе, потому что ты всегда была для меня утешением, единственный ребенок уже умерших детей моих, поэтому я и вызвал тебя, послав с известием сторожа здешних могил. Расскажи же мне теперь, как ты там живешь, и что видят твои глаза.
Ихезаль посмотрела в мрачную глубину пещеры и долго молчала, прежде чем заговорила:
- Дедушка, глаза мои видят теперь только одно... Они смотрят сквозь бурю, через бушующее море в страшную далекую страну и видят кровавую битву. Я слышу гром выстрелов и стоны умирающих, а сердце мое радуется и победную песнь поет, потому что это шерны устилают поля своими трупами, потому что это морцы стонут, пораженные в грудь выстрелами и словами Светлого.
Дедушка, я вижу его! Вижу, что он победно смеется, подобный молодому богу - и сердце мое плачет, что. он не просто человек, как я!
Она упала лицом в колени деда и приглушенным голосом стала жаловаться ему:
- Дедушка! Вся кровь во мне кипит! Дедушка, я не знала, что бывает такой огонь, и вот он меня пожирает и сжигает, как полуденное солнце цветок. О! Лучше бы я умерла!
Малахуда ничего не ответил. Только сухими руками взял ее за голову и погрузился в тихое размышление. А она в это время плакала с рыданиями, разрывающими ее маленькую грудь, и только успокоившись, снова начала говорить:
- Почему ты не отвечаешь, дедушка? Я боюсь твоего молчания! Я предпочла бы, чтобы ты меня ругал или отодрал за волосы! Победитель говорил, что хочет дать новые законы людям, похожие на те, которые существуют на Земле, и что хочет сравнять женщину с мужчиной, чтобы она не была больше невольницей! Дедушка! Почему Победитель, раз он такой мудрый, не изменит лунных мужчин, чтобы были похожи на него, чтобы служить им и подчиняться было бы так сладко? Не свободы хочет мое сердце, не равенства, оно хочет быть отданным самому сильному, а он здесь только один, тот, который пришел на Луну с Земли! Почему он горячими устами не сожжет цветок моего тела? Ведь я же цветок прекрасный и душистый, самый душистый из тех, которые выросли на лунной планете, которая видится с Земли серебряной и светящейся, похожей на большую звезду... Неужели потому, что ему понравилось быть Богом, я должна умереть от пожара в крови?
Ведь я поклялась служить ему, но он во мне не нуждается! Я боюсь этого, дедушка, потому что я от безмерной любви готова его возненавидеть и добраться до его сердца, чтобы убедиться, такая ли у него красная кровь, как у меня...
Говоря это, она откинула голову назад и сверкнула белыми зубами, как золотая пантера, которая готовится к прыжку.
Старик медленно поднялся.
- Плохо, как плохо,- сказал он скорее самому себе, не глядя на внучку,- кто знает, может быть, мне следовало остаться там и \ проследить...
Он посмотрел на девушку, которая не отрывала взгляда от его лица, и грустно улыбнулся.
- Не за тобой, нет! Здесь слежка ничего бы не дала. Я уже знал, что ты погибнешь, еще когда ты вошла в сокровищницу и застала меня над книгами. Боюсь, что мне нужно было бы следить за ним, которого вы уже сегодня зовете Победителем, и которому сверх меры поклоняетесь. Потому что, думается мне, если он вправду победит и порядки, которые на Луне неправильно сложились, захочет, как хозяин, исправить, все обратится против него. Даже ты, даже ты! Но теперь уже поздно. Я выбрал другой путь и не поймаю уже в руки того, что выпустил из них.
Они еще долго сидели молча, тихо обмениваясь отрывистыми фразами, до тех пор, пока солнечные лучи, проникшие туда сквозь трещины, не возвестили им, что буря закончилась, и мир, освеженный струями дождя, снова радуется жизни.
Тогда Малахуда взял золотоволосую Ихезаль за руку, и они вышли на солнце. По свежеумытой траве, еще скользкий от дождя, ласкающей их босые ноги, они поднялись на вершину холма, издавна называемого Могилой Марты. Здесь был большой камень со следами букв, вырубленных, быть может, много веков назад, которых никто уже не мог прочитать...
Именно об этот камень Малахуда оперся рукой и сказал:
- Не знаю уже сегодня, правда это или нет, но в книгах написано, что в этой могиле лежит мать всего лунного народа, благословенная родительница первого мужчины и сестер его, а также прорицательницы Ады, которая в девичестве служила Старому Человеку. Но предание гласит, что Старый Человек не был отцом лунного народа, а только его опекуном... Конечно, некоторые утверждают, на основании каких-то бумаг из его сожженного дома, сохраненных в течение многих веков (не знаю, правда ли это?), что сюда его привела любовь к земной женщине, и что он страдал, пока не ушел на Землю... Почему ты не должна страдать?
Он говорил это прежним тоном жреца, привыкшего издавна слова, содержащиеся в Писании, применять для повседневной жизни, извлекать из них науку или утешение, но вскоре опомнился и понял: то, что он говорит, трудно применить в этой ситуации и переубедить... Впрочем, он сам не верил в то, что говорил... Тогда он замолчал, особенно потому, что понял: Ихезаль его не слушает. Побледневшее лицо она повернула в сторону юга и вглядывалась в клубящиеся белые облака на горизонте, которые были похожи на войско, сражающееся в воздухе над морем в серебристо-серой дымке. Заметил, видимо, это сходство и Малахуда, потому что неожиданно сказал, думая о реальном сражении, которое в эти минуты, может быть, развертывалось в той стороне.
- А если Победитель погибнет?
В первый момент, услышав эти слова, Ихезаль побледнела еще больше, казалось, ни одной капли крови не осталось в ее теле, но сразу же после этого с улыбкой покачала головой.
- Нет! Он не может погибнуть!
Она сказала это с таким глубоким убеждением, что старик не нашелся, что сказать в ответ, только опустил свою седую бороду на грудь и задумался, глядя покрасневшими глазами на светлое и широкое море...
А в эти минуты в стране шернов Марек как раз отдыхал после захвата первого города.
Всю ночь их нес шальной порыв ветра, дующего в натянутые паруса. Руководствуясь показаниями компаса, они миновали острова, черневшие в свете звезд на сверкающем льду; некогда Нузар предостерегал его, говоря о горячих морских течениях, где вода не замерзает даже ночью... На простирающейся поверхности сани, растянувшиеся в широкую цепь, давали друг другу знать о себе блеском красных светильников, укрепленных впереди. Так они мчались без остановок и отдыха в течение одиннадцати земных дней...
Под утро, когда через сорок часов уже должно было взойти солнце, и серый свет начал распространяться со стороны востока, Нузар дал знать Победителю, что они приближаются к побережью. И Марек действительно заметил далекую, белую от снега линию на горизонте, тут и там прерываемую чем-то вроде башен.
Морец стоял около него и показывал рукой в сторону берега.
- Это их самый, большой город, в котором сегодня уже почти никто не живет. Половина его обвалилась в море вместе с грунтом, и когда на море затишье, можно увидеть утонувшие башни, над которыми плавают рыбы. Шерны ушли в глубь материка, дальше на восток. Вон там их поселок, где находится пристань...
Он показывал на едва видимую группу домов на побережье, у далеко углубившейся на территорию побережья затоки.
Сани, на которых ехал Ерет, начали приближаться к Победителю. Молодой воин был бледен, губы сжаты, но лицо спокойное.
- Победитель,- сказал он,- ветер несет нас прямо на поселок, через несколько часов мы будем там.
Марек отдал распоряжения. Сани, направляемые крепкими руками, заскрежетали, вся эскадра начала разворачиваться огромным полукругом по отношению к берегам затоки. Ближе всех к материку подошли сани, на которых размещалась большая часть
воинов, которые в нужный момент обрушили огонь на спящий поселок шернов. Еще была видна пыль, поднимающаяся над падающими домами, а люди уже спешили снова зарядить свои пушки и вновь посылали туда разрушительный огонь.
Прежде чем захваченные во сне, обезумевшие от страха жители смогли отдать себе отчет в том, что происходит, утренний ветер уже подхватил нападавших и унес дальше, к тому месту, где, по словам Нузара, они могли без помех пристать к берегу.
Солнце уже вставало, когда все сани, вытащенные на берег, превратились в укрепленный лагерь.
Вдали уже показывались шерны, удивляясь неожиданному нападению, они изредка подлетали на тяжелых крыльях к лагерю и гибли от точных попаданий охраны. После этого они удалились, дав противникам некоторое время на отдых.
Марек знал, что им нужно спешить и не давать шернам время для того, чтобы опомниться, но он был вынужден ждать утренней оттепели, чтобы начать свою страшную охоту. Пока он держал свой лагерь в оборонительной позиции, а сам с интересом знакомился с окружающей его страной.
Она была обширной и плоской. Насколько он знал из рассказов Нузара, относительно небольшое количество шернов в настоящее время жило на Луне: большинство городов лежало в развалинах, вокруг простирались широкие пустые поля, потому что не было морцев для их обработки. Ленивые шерны неохотно брались за работу, считая это постыдным для себя.
Тем больше Марека удивляла их сила, благодаря которой они смогли подчинить себе более многочисленное, нежели они сами, племя людей.
Грунт был еще вязким и мокрым от растаявшего снега, когда Ерет обратил внимание Марека на приближающуюся толпу. Это шли морцы, согласно обычаю подставляемые шернами под первый огонь. Но до сражения дело не дошло. Несколько залпов огнестрельного оружия, направленных в плотную массу идущих, в мгновение ока ликвидировало их. Молодая трава, на глазах вырастающая из-под снега, почернела от множества трупов, упавших на нее. Люди пошли добивать раненых.
Это было страшное зрелище для Марека, который, видя в шернах звероподобные существа, не чувствовал угрызений совести при их убийстве, но содрогался при мысли о вырезании безоружных морцев, как бы то ни было, носящих человеческое обличье. Но он не мог позволить себе колебаний, поэтому отдал приказ, чтобы раненых лишали жизни быстро и без мучений.
Двух или трех слегка покалеченных морцев выбрал Нузар и, пообещав сохранить им жизнь, уговорил, чтобы они вместе с ним служили проводниками. Останки погибших были скормлены собакам, привезенным для упряжи.
Вскоре началась охота, которой так ждало кровожадное сердце Нузара.
Были приведены в движение сани, к ним привернули колеса, и весь лагерь медленно двинулся вперед. Иногда он останавливался, тогда из него выходили охотники. Марек шел впереди, держа при себе трех морцев и несколько собак с хорошим нюхом и привычкой к охоте, за ним шли воины, с руками на спусковых крючках, с быстрыми и зоркими глазами, внимательно наблюдавшие за каждым возвышением на земле. Если появлялся морец или шерн, его убивали и двигались дальше, к стенам обстрелянного утром поселения.
Солнце уже ярко разгорелось на небе, и море медленно колыхалось, набегая волнами на песчаный берег. От распустившихся удивительных лунных растений шел упоительный аромат, минутами была такая тишина, что Мареку хотелось лечь навзничь среди зелени и смотреть на огромное голубое небо, раскинувшееся над этим печальным и удивительным краем. Но лаяли собаки, или стрела морца втыкалась у его ног, и Марек поднимал оружие к лицу, чтобы уничтожить убегающего шерна, либо отдать приказ произвести залп по морцам, работающим в поле и еще не знающим о нападении. Жилища, которые попадались им по дороге, поспешно сжигались, а если они были из камня, старательно разрушались. Шерны до сих пор не выказывали серьезного сопротивления, казалось, что страна будет завоевана без лишних усилий и избыточных жертв, и род древних жителей Луны уничтожен под корень.
Тем временем приближался полдень долгого лунного дня. Во время самой большой жары Марек со своим отрядом остановился у стен города.
Новое поселение, заранее разрушенное снарядами, было совершенно пустым. Видимо, все его жители спрятались в старом городе, заброшенные и наполовину ушедшие в грунт стены которого ослепительно сверкали в полуденном солнце.
Победитель чувствовал, что здесь они встретятся с отчаянным сопротивлением. Он смотрел на разрушенные временем башни мощных очертаний, на арки и огромные ворота со сводами, часто разошедшимися по причине оседания грунта, за которыми город каменной волной сплывал к морю, чтобы, в конце концов, утонуть в его глубинах - и думал о сообщении, сотни лет назад переданном Старым Человеком, что и в Великой Пустыне есть похожие города - в развалинах и руинах.
Кто знает, какие сокровища, какие тайны хранит в себе этот погибший город? О чем он мог бы ему рассказать, если бы он не был вынужден через несколько минут превратить его в бесформенную гору развалин?..
На короткое мгновение ему пришла в голову мысль: отправить туда парламентария, Нузара например, и постараться спасти этот старый город от разрушения, но он сам посмеялся над этим. Какое тут могло быть понимание, какое согласие? Перед ним была дилемма: или люди будут вечно служить шернам на Луне, либо шерны будут истреблены все до одного. Опыт веков уже научил людей, что никакие договоры и соглашения с вероломными шернами ни к чему не ведут, так как в ту же минуту, когда они усматривали выгоду в нарушении этого соглашения, они без всяких колебаний его нарушали. Могли он предложить им выйти всем и добровольно утопиться в море, оставив свою планету пришельцам с другой звезды? Или он должен был забрать всех людей обратно на Землю? Иного выхода не было!
В то время, когда он думал об этом, его ловкие воины поспешно ставили орудия, разворачивая их сверкающие жерла к тихим и как бы замершим стенам города. От страшной солнечной жары в воздухе висело марево, превращающее камни в нечто нереальное, колеблющееся и на глазах меняющееся. Были минуты, когда Мареку казалось, что весь город - это только отражение какого-то сна в движущейся и полной блеска воде и вот-вот расплывется, как сон, на этом пустом морском побережье.
Он даже не заметил, как головой дал знак Ерету, спрашивающему, можно ли начинать? Только страшный грохот выстрелов отрезвил его. Он смотрел на выветрившиеся стены, которые падали под ударами снарядов, на мощные с виду башни, неожиданно шатающиеся у основания. Орудия ударили снова, с более близкого расстояния, и столб пыли поднялся вверх от падающих домов.
Одновременно у его ног послышался резкий крик Нузара. Он посмотрел в направлении, в котором указывала вытянутая рука морца,- и ему показалось, что тяжелая, низко плывущая черная туча движется на него с невероятной скоростью.
- Шерны! Шерны! - послышались крики воинов.
В одну минуту воины рассыпались, чтобы не представлять своей массой прекрасную цель для снарядов, пускаемых сверху шернами. Затрещало ручное оружие, зазвучали отдельные выстрелы. Из тучи шернов каждую минуту стали падать на землю тяжелые тела... Началась охота за пустившимися в бегство чудовищами.
Большая часть их спряталась в стенах города, и снова в ход были пущены орудия. Обстреливались еще стоящие дома, наполовину разрушенные башни и арки, построенные много веков назад, потом обстреливались развалины и в конце концов уже просто беспорядочная масса камней. Тем временем разразилась буря, которая, громыхая, помогала людям в деле разрушения.
Иногда из груды развалин вылетал какой-нибудь шерн, делая отчаянную попытку убежать, но сразу же падал, сраженный пулей, не успев даже долететь до кольца противников. Некоторые, охваченные безумным страхом смерти, взлетали над разбушевавшимся морем и погибали, падая в волны.
Победа была одержана убедительная - не был потерян ни один человек.
Ихезаль, бегущая по берегу, уже миновала последние дома поселения. Все двери были наглухо закрыты, окна занавешены. Молодежь предыдущим вечером отправилась с Победителем в поход - те, которые остались здесь, укрылись в мрачных домах от полуденной жары, сегодня более сильной, чем обычно.
Девушка остановилась в тени скал, утомленная бегом и жарой Глаза у нее слезились от чрезмерного блеска, и море временами казалось ей большим черным пятном. Тогда на мгновение перед ее глазами возникали мчащиеся по льду многочисленные сани с развернутыми на ночном ветре парусами, она слышала резкий свист полозьев и громкие крики, заглушаемые ветром.
Она невольно посмотрела, не увидит ли еще этих, исчезающих вдали огней, издали выглядевших как горсточка звезд, брошенная на скользкую поверхность льда, но в открывшиеся глаза снова ударил солнечный свет. Она быстро взглянула в сторону собирающихся туч: буря приближалась, но так лениво, что ее движение едва заметно было на бледной голубизне небосклона.
- Еще успею,- прошептала она и, убедившись, что никто за ней не следит, сбежала к застывшей среди скал затоке. Уверенным движением она отвязала укрытую под камнем лодку и, вскочив в нее, направилась в открытое море, в сторону видного издали Кладбищенского Острова. Весла выгибались в ее маленьких руках, и лодка летела, как острый алмаз, разрезая темную поверхность воды...
На расстоянии в несколько сотен метров от берега Ихезаль опустила весла. В этой обессиливающей жаре ей было трудно грести, она задыхалась даже в легкой одежде. Она быстро разделась донага, чтобы свободнее управлять лодкой, но едва солнце коснулось ее белой кожи, неожиданное бессилие охватило всю ее. Она, закрыв глаза, опустилась на дно лодки.
Сквозь закрытые веки солнечный свет бил в ее глаза, на груди и бедрах она чувствовала прикосновения горячих солнечных лучей, как будто чьи-то губы, жадно покрывающие ее поцелуями... Ясный, лучезарный образ замаячил перед глазами, и ледяная дрожь пробежала по ее телу, разогретому солнцем...
Разбудил ее сильный гром, прозвучавший вдали. Orfa вскочила: поверхность моря уже морщилась от первого, низко летящего ветерка. Она схватила весла и начала поспешно грести, преодолевая сопротивление ветра и волн, которые разбивались о нос лодки в белую пену.
Был уже сильный ветер, когда золотоволосая Ихезаль, изнемогая от усталости, приблизилась наконец к укрытой поддеревьями маленькой пристани у низкого берега Кладбищенского Острова. У нее едва хватило времени на то, чтобы прикрепить к причалу лодку и взять из нее снятую одежду, как буря всем бременем навалилась на вспенившуюся под темным небом воду. Вихрь трепал золотые волосы девушки, вырывал одежду из ее рук, обвивался вокруг ее белого тела. Она забежала за плоский камень, торчащий из зеленой травы, и, борясь с ветром, стала поспешно одеваться. Первые теплые капли дождя упали на ее непокрытые плечи.
Она бежала под проливным дождем, вслепую пробираясь по знакомому бездорожью между деревьев, неожиданно оказавшихся перед ней в полумраке, в блеске молний перескакивая камни, спрятавшиеся в траве, соскальзывая с залитых водой пригорков. Около курганов, где, согласно преданию, лежали останки первых людей, прибывших на Луну, она снова повернула в сторону моря и вбежала на вершину невысокого холма, спрятавшегося между скал.
Под одной из них открывался вход в большую пещеру. Ихезаль вошла в нее и остановилась, судорожно дыша вздымающейся грудью. Вода стекала по волосам и легкой одежде, прилипшей к ее стройному телу.
Из боковой каморки высунулся старик и посмотрел в серый полумрак пещеры.
- Это ты! - воскликнул он.- Я уже беспокоился о тебе...
- Я немного задержалась, дедушка,- ответила она,но раньше я не могла отплыть, чтобы меня не выследили.
Малахуда взял ее за руку и потянул вглубь за собой.
В одной из галерей пещеры он устроил себе жилище пустынника. Старый первосвященник спал на охапке шкур, подобно полудикому рыбаку из окрестностей Перешейка; стульями и столом ему служили большие камни. В углу виднелась сложенная из камней печь, которая, видимо, обогревала пещеру во время ночных холодов.
Ихезаль, забыв об усталости и промокшей одежде, всматривалась в деда при тусклом свете, пробивающемся откуда-то сквозь трещины в своде. Он показался ей постаревшим, погрустневшим - и вместе с тем величественным, несмотря на то, что стоял теперь без атрибутов священнослужения и власти, которые оставил в тот день, когда приветствовал пришедшего Победителя... Сердце у нее сжалось при виде его - и она невольно сравнила эту благородную, даже в добровольном заточении, полную величия фигуру с хитрым и алчным Элемом, к которому подсознательно чувствовала отвращение, возможно, ощущая его лицемерие в отношении Марека, скрываемое под видом покорности и уступчивости. Ей пришло в голову, что Малахуда, оставаясь первосвященником, мог бы теперь исполнять священную волю Победителя и щедрыми руками давать благословение новой эре в лунной стране. В ней поднялась обида, и вместо того, чтобы поздороваться с давно не виденным Малахудой, она воскликнула:
- Дедушка! Почему ты ушел и не хочешь вернуться?
Но старик не слушал ее слов. Как хороший хозяин, он засуетился по своей каморке и вынул откуда-то простую кожаную одежду.
- Разденься,- сказал он,- тебе нужно переодеться в сухое. Одновременно когда-то белыми, а теперь мозолистыми от работы руками он начал поспешно развязывать завязки на ее одежде
Девушка схватила его за руки:
- Нет, нет...
Он удивленно посмотрел на нее:
- Ты должна переодеться. Ихезаль покрылась румянцем.
- Я переоденусь, дедушка, но там, за камнем, в укрытии. Она видела, что старик, привыкший к невинному бесстыдству лунных женщин, совсем не понимает ее отказ, и добавила объясняющим тоном, покраснев еще больше:
- Я поклялась Победителю, которому служу, что никто не увидит меня нагой, даже женщина...
- Что это за нелепый обет! - проворчал Малахуда, далекий от мысли приписать этому какой-то эротический смысл.
Однако не стал возражать, и пока Ихезаль переодевалась в отдалении, он разжигал огонь, тлеющий в печке, чтобы приготовить пищу.
Через несколько минут внучка, переодетая в жесткую кожу, уже находилась рядом с ним, помогая ему ловкими руками.
Полуденная буря тем временем бушевала вовсю. В пещеру доносились глухие раскаты грома, казалось, будто ураган с грохотом открывает каменные двери, уже чувствовалось его холодное дыхание, казалось, еще минута и он проникнет внутрь и предстанет перед ними в обрамлении сверкающих молний... В короткие минуты затишья был слышен мощный, однообразный шум моря, которое билось о скалистый остров, терпеливо и уверенно, зная, что еще несколько веков, одно или два тысячелетия - и оно победит и эти остатки материка, прежде чем ему, в свою очередь, придется высохнуть и исчезнуть...
После короткого подкрепления старик уселся с внучкой на камне, покрытом мохнатой шкурой, и, сложив руки на коленях, заговорил:
- Я дал тебе знать, что нахожусь здесь сразу же после выступления в поход воинов, так как единственный мой доверенный человек, рыбак и сторож могил наших предков на этом острове, доложил мне, что есть приказ Победителя найти мое убежище и уведомить его о нем. А я этого не хочу...
Девушка хотела что-то возразить, но первосвященник знаком приказал ей молчать.
- Не прерывай меня теперь,- сказал он.- Я многое должен сказать тебе и хочу, чтобы ты выслушала меня внимательно.
Ты удивляешься тому, что я ушел. Я знаю, что некоторые думают: старик, привыкший к власти, не захотел делиться ею со звездным пришельцем и предпочел добровольное изгнание... Это не так. Я не буду объяснять тебе всех причин, которые вынудили меня скрываться, потому что слишком много пришлось бы рассказывать о зданиях, которые обрушились в одну ночь, и я не уверен, что ты правильно бы меня поняла.
Вы там уже встретили Победителя - я только жду его. Не так, как Хома, который, как мне доносят, этого признать не хочет и возвещает приход другого, истинного Победителя. Нет, я жду, чтобы тот, который прибыл, стал Победителем.
Когда я увижу, что он стал настоящим Благословением для Луны, я умру спокойно, а если потребуюсь ему для чего-либо предстану перед ним. Теперь еще не время.
В последнюю ночь я вышел из пещеры и видел сани, полные молодых и самонадеянных воинов, быстро летящие на юг. Я буду ждать до тех пор, пока они не вернутся той же самой дорогой. Я признаю Победителя, если он возвратится, а не будет улепетывать от настигающего его врага.
Моя старость научила меня одной великой истине: каждое начинание является благословенным, когда его увенчает успешный и благой результат. Слишком много неудач и падений я видел в жизни, чтобы тешиться намерениями или ощущать благодарность и преклонение заранее за поступки, которые еще только должны быть совершены.
Однако я затосковал по тебе, потому что ты всегда была для меня утешением, единственный ребенок уже умерших детей моих, поэтому я и вызвал тебя, послав с известием сторожа здешних могил. Расскажи же мне теперь, как ты там живешь, и что видят твои глаза.
Ихезаль посмотрела в мрачную глубину пещеры и долго молчала, прежде чем заговорила:
- Дедушка, глаза мои видят теперь только одно... Они смотрят сквозь бурю, через бушующее море в страшную далекую страну и видят кровавую битву. Я слышу гром выстрелов и стоны умирающих, а сердце мое радуется и победную песнь поет, потому что это шерны устилают поля своими трупами, потому что это морцы стонут, пораженные в грудь выстрелами и словами Светлого.
Дедушка, я вижу его! Вижу, что он победно смеется, подобный молодому богу - и сердце мое плачет, что. он не просто человек, как я!
Она упала лицом в колени деда и приглушенным голосом стала жаловаться ему:
- Дедушка! Вся кровь во мне кипит! Дедушка, я не знала, что бывает такой огонь, и вот он меня пожирает и сжигает, как полуденное солнце цветок. О! Лучше бы я умерла!
Малахуда ничего не ответил. Только сухими руками взял ее за голову и погрузился в тихое размышление. А она в это время плакала с рыданиями, разрывающими ее маленькую грудь, и только успокоившись, снова начала говорить:
- Почему ты не отвечаешь, дедушка? Я боюсь твоего молчания! Я предпочла бы, чтобы ты меня ругал или отодрал за волосы! Победитель говорил, что хочет дать новые законы людям, похожие на те, которые существуют на Земле, и что хочет сравнять женщину с мужчиной, чтобы она не была больше невольницей! Дедушка! Почему Победитель, раз он такой мудрый, не изменит лунных мужчин, чтобы были похожи на него, чтобы служить им и подчиняться было бы так сладко? Не свободы хочет мое сердце, не равенства, оно хочет быть отданным самому сильному, а он здесь только один, тот, который пришел на Луну с Земли! Почему он горячими устами не сожжет цветок моего тела? Ведь я же цветок прекрасный и душистый, самый душистый из тех, которые выросли на лунной планете, которая видится с Земли серебряной и светящейся, похожей на большую звезду... Неужели потому, что ему понравилось быть Богом, я должна умереть от пожара в крови?
Ведь я поклялась служить ему, но он во мне не нуждается! Я боюсь этого, дедушка, потому что я от безмерной любви готова его возненавидеть и добраться до его сердца, чтобы убедиться, такая ли у него красная кровь, как у меня...
Говоря это, она откинула голову назад и сверкнула белыми зубами, как золотая пантера, которая готовится к прыжку.
Старик медленно поднялся.
- Плохо, как плохо,- сказал он скорее самому себе, не глядя на внучку,- кто знает, может быть, мне следовало остаться там и \ проследить...
Он посмотрел на девушку, которая не отрывала взгляда от его лица, и грустно улыбнулся.
- Не за тобой, нет! Здесь слежка ничего бы не дала. Я уже знал, что ты погибнешь, еще когда ты вошла в сокровищницу и застала меня над книгами. Боюсь, что мне нужно было бы следить за ним, которого вы уже сегодня зовете Победителем, и которому сверх меры поклоняетесь. Потому что, думается мне, если он вправду победит и порядки, которые на Луне неправильно сложились, захочет, как хозяин, исправить, все обратится против него. Даже ты, даже ты! Но теперь уже поздно. Я выбрал другой путь и не поймаю уже в руки того, что выпустил из них.
Они еще долго сидели молча, тихо обмениваясь отрывистыми фразами, до тех пор, пока солнечные лучи, проникшие туда сквозь трещины, не возвестили им, что буря закончилась, и мир, освеженный струями дождя, снова радуется жизни.
Тогда Малахуда взял золотоволосую Ихезаль за руку, и они вышли на солнце. По свежеумытой траве, еще скользкий от дождя, ласкающей их босые ноги, они поднялись на вершину холма, издавна называемого Могилой Марты. Здесь был большой камень со следами букв, вырубленных, быть может, много веков назад, которых никто уже не мог прочитать...
Именно об этот камень Малахуда оперся рукой и сказал:
- Не знаю уже сегодня, правда это или нет, но в книгах написано, что в этой могиле лежит мать всего лунного народа, благословенная родительница первого мужчины и сестер его, а также прорицательницы Ады, которая в девичестве служила Старому Человеку. Но предание гласит, что Старый Человек не был отцом лунного народа, а только его опекуном... Конечно, некоторые утверждают, на основании каких-то бумаг из его сожженного дома, сохраненных в течение многих веков (не знаю, правда ли это?), что сюда его привела любовь к земной женщине, и что он страдал, пока не ушел на Землю... Почему ты не должна страдать?
Он говорил это прежним тоном жреца, привыкшего издавна слова, содержащиеся в Писании, применять для повседневной жизни, извлекать из них науку или утешение, но вскоре опомнился и понял: то, что он говорит, трудно применить в этой ситуации и переубедить... Впрочем, он сам не верил в то, что говорил... Тогда он замолчал, особенно потому, что понял: Ихезаль его не слушает. Побледневшее лицо она повернула в сторону юга и вглядывалась в клубящиеся белые облака на горизонте, которые были похожи на войско, сражающееся в воздухе над морем в серебристо-серой дымке. Заметил, видимо, это сходство и Малахуда, потому что неожиданно сказал, думая о реальном сражении, которое в эти минуты, может быть, развертывалось в той стороне.
- А если Победитель погибнет?
В первый момент, услышав эти слова, Ихезаль побледнела еще больше, казалось, ни одной капли крови не осталось в ее теле, но сразу же после этого с улыбкой покачала головой.
- Нет! Он не может погибнуть!
Она сказала это с таким глубоким убеждением, что старик не нашелся, что сказать в ответ, только опустил свою седую бороду на грудь и задумался, глядя покрасневшими глазами на светлое и широкое море...
А в эти минуты в стране шернов Марек как раз отдыхал после захвата первого города.
Всю ночь их нес шальной порыв ветра, дующего в натянутые паруса. Руководствуясь показаниями компаса, они миновали острова, черневшие в свете звезд на сверкающем льду; некогда Нузар предостерегал его, говоря о горячих морских течениях, где вода не замерзает даже ночью... На простирающейся поверхности сани, растянувшиеся в широкую цепь, давали друг другу знать о себе блеском красных светильников, укрепленных впереди. Так они мчались без остановок и отдыха в течение одиннадцати земных дней...
Под утро, когда через сорок часов уже должно было взойти солнце, и серый свет начал распространяться со стороны востока, Нузар дал знать Победителю, что они приближаются к побережью. И Марек действительно заметил далекую, белую от снега линию на горизонте, тут и там прерываемую чем-то вроде башен.
Морец стоял около него и показывал рукой в сторону берега.
- Это их самый, большой город, в котором сегодня уже почти никто не живет. Половина его обвалилась в море вместе с грунтом, и когда на море затишье, можно увидеть утонувшие башни, над которыми плавают рыбы. Шерны ушли в глубь материка, дальше на восток. Вон там их поселок, где находится пристань...
Он показывал на едва видимую группу домов на побережье, у далеко углубившейся на территорию побережья затоки.
Сани, на которых ехал Ерет, начали приближаться к Победителю. Молодой воин был бледен, губы сжаты, но лицо спокойное.
- Победитель,- сказал он,- ветер несет нас прямо на поселок, через несколько часов мы будем там.
Марек отдал распоряжения. Сани, направляемые крепкими руками, заскрежетали, вся эскадра начала разворачиваться огромным полукругом по отношению к берегам затоки. Ближе всех к материку подошли сани, на которых размещалась большая часть
воинов, которые в нужный момент обрушили огонь на спящий поселок шернов. Еще была видна пыль, поднимающаяся над падающими домами, а люди уже спешили снова зарядить свои пушки и вновь посылали туда разрушительный огонь.
Прежде чем захваченные во сне, обезумевшие от страха жители смогли отдать себе отчет в том, что происходит, утренний ветер уже подхватил нападавших и унес дальше, к тому месту, где, по словам Нузара, они могли без помех пристать к берегу.
Солнце уже вставало, когда все сани, вытащенные на берег, превратились в укрепленный лагерь.
Вдали уже показывались шерны, удивляясь неожиданному нападению, они изредка подлетали на тяжелых крыльях к лагерю и гибли от точных попаданий охраны. После этого они удалились, дав противникам некоторое время на отдых.
Марек знал, что им нужно спешить и не давать шернам время для того, чтобы опомниться, но он был вынужден ждать утренней оттепели, чтобы начать свою страшную охоту. Пока он держал свой лагерь в оборонительной позиции, а сам с интересом знакомился с окружающей его страной.
Она была обширной и плоской. Насколько он знал из рассказов Нузара, относительно небольшое количество шернов в настоящее время жило на Луне: большинство городов лежало в развалинах, вокруг простирались широкие пустые поля, потому что не было морцев для их обработки. Ленивые шерны неохотно брались за работу, считая это постыдным для себя.
Тем больше Марека удивляла их сила, благодаря которой они смогли подчинить себе более многочисленное, нежели они сами, племя людей.
Грунт был еще вязким и мокрым от растаявшего снега, когда Ерет обратил внимание Марека на приближающуюся толпу. Это шли морцы, согласно обычаю подставляемые шернами под первый огонь. Но до сражения дело не дошло. Несколько залпов огнестрельного оружия, направленных в плотную массу идущих, в мгновение ока ликвидировало их. Молодая трава, на глазах вырастающая из-под снега, почернела от множества трупов, упавших на нее. Люди пошли добивать раненых.
Это было страшное зрелище для Марека, который, видя в шернах звероподобные существа, не чувствовал угрызений совести при их убийстве, но содрогался при мысли о вырезании безоружных морцев, как бы то ни было, носящих человеческое обличье. Но он не мог позволить себе колебаний, поэтому отдал приказ, чтобы раненых лишали жизни быстро и без мучений.
Двух или трех слегка покалеченных морцев выбрал Нузар и, пообещав сохранить им жизнь, уговорил, чтобы они вместе с ним служили проводниками. Останки погибших были скормлены собакам, привезенным для упряжи.
Вскоре началась охота, которой так ждало кровожадное сердце Нузара.
Были приведены в движение сани, к ним привернули колеса, и весь лагерь медленно двинулся вперед. Иногда он останавливался, тогда из него выходили охотники. Марек шел впереди, держа при себе трех морцев и несколько собак с хорошим нюхом и привычкой к охоте, за ним шли воины, с руками на спусковых крючках, с быстрыми и зоркими глазами, внимательно наблюдавшие за каждым возвышением на земле. Если появлялся морец или шерн, его убивали и двигались дальше, к стенам обстрелянного утром поселения.
Солнце уже ярко разгорелось на небе, и море медленно колыхалось, набегая волнами на песчаный берег. От распустившихся удивительных лунных растений шел упоительный аромат, минутами была такая тишина, что Мареку хотелось лечь навзничь среди зелени и смотреть на огромное голубое небо, раскинувшееся над этим печальным и удивительным краем. Но лаяли собаки, или стрела морца втыкалась у его ног, и Марек поднимал оружие к лицу, чтобы уничтожить убегающего шерна, либо отдать приказ произвести залп по морцам, работающим в поле и еще не знающим о нападении. Жилища, которые попадались им по дороге, поспешно сжигались, а если они были из камня, старательно разрушались. Шерны до сих пор не выказывали серьезного сопротивления, казалось, что страна будет завоевана без лишних усилий и избыточных жертв, и род древних жителей Луны уничтожен под корень.
Тем временем приближался полдень долгого лунного дня. Во время самой большой жары Марек со своим отрядом остановился у стен города.
Новое поселение, заранее разрушенное снарядами, было совершенно пустым. Видимо, все его жители спрятались в старом городе, заброшенные и наполовину ушедшие в грунт стены которого ослепительно сверкали в полуденном солнце.
Победитель чувствовал, что здесь они встретятся с отчаянным сопротивлением. Он смотрел на разрушенные временем башни мощных очертаний, на арки и огромные ворота со сводами, часто разошедшимися по причине оседания грунта, за которыми город каменной волной сплывал к морю, чтобы, в конце концов, утонуть в его глубинах - и думал о сообщении, сотни лет назад переданном Старым Человеком, что и в Великой Пустыне есть похожие города - в развалинах и руинах.
Кто знает, какие сокровища, какие тайны хранит в себе этот погибший город? О чем он мог бы ему рассказать, если бы он не был вынужден через несколько минут превратить его в бесформенную гору развалин?..
На короткое мгновение ему пришла в голову мысль: отправить туда парламентария, Нузара например, и постараться спасти этот старый город от разрушения, но он сам посмеялся над этим. Какое тут могло быть понимание, какое согласие? Перед ним была дилемма: или люди будут вечно служить шернам на Луне, либо шерны будут истреблены все до одного. Опыт веков уже научил людей, что никакие договоры и соглашения с вероломными шернами ни к чему не ведут, так как в ту же минуту, когда они усматривали выгоду в нарушении этого соглашения, они без всяких колебаний его нарушали. Могли он предложить им выйти всем и добровольно утопиться в море, оставив свою планету пришельцам с другой звезды? Или он должен был забрать всех людей обратно на Землю? Иного выхода не было!
В то время, когда он думал об этом, его ловкие воины поспешно ставили орудия, разворачивая их сверкающие жерла к тихим и как бы замершим стенам города. От страшной солнечной жары в воздухе висело марево, превращающее камни в нечто нереальное, колеблющееся и на глазах меняющееся. Были минуты, когда Мареку казалось, что весь город - это только отражение какого-то сна в движущейся и полной блеска воде и вот-вот расплывется, как сон, на этом пустом морском побережье.
Он даже не заметил, как головой дал знак Ерету, спрашивающему, можно ли начинать? Только страшный грохот выстрелов отрезвил его. Он смотрел на выветрившиеся стены, которые падали под ударами снарядов, на мощные с виду башни, неожиданно шатающиеся у основания. Орудия ударили снова, с более близкого расстояния, и столб пыли поднялся вверх от падающих домов.
Одновременно у его ног послышался резкий крик Нузара. Он посмотрел в направлении, в котором указывала вытянутая рука морца,- и ему показалось, что тяжелая, низко плывущая черная туча движется на него с невероятной скоростью.
- Шерны! Шерны! - послышались крики воинов.
В одну минуту воины рассыпались, чтобы не представлять своей массой прекрасную цель для снарядов, пускаемых сверху шернами. Затрещало ручное оружие, зазвучали отдельные выстрелы. Из тучи шернов каждую минуту стали падать на землю тяжелые тела... Началась охота за пустившимися в бегство чудовищами.
Большая часть их спряталась в стенах города, и снова в ход были пущены орудия. Обстреливались еще стоящие дома, наполовину разрушенные башни и арки, построенные много веков назад, потом обстреливались развалины и в конце концов уже просто беспорядочная масса камней. Тем временем разразилась буря, которая, громыхая, помогала людям в деле разрушения.
Иногда из груды развалин вылетал какой-нибудь шерн, делая отчаянную попытку убежать, но сразу же падал, сраженный пулей, не успев даже долететь до кольца противников. Некоторые, охваченные безумным страхом смерти, взлетали над разбушевавшимся морем и погибали, падая в волны.
Победа была одержана убедительная - не был потерян ни один человек.