Журавель Игорь. Музыка падших богов

   Ангел с простым русским именем Афанасий резко выделяется из толпы собратьев — он не желает мириться со своим ущербным положением. Он решил отомстить Богу.
   Уже было сказано, что крылья у ангелов были подрезаны, соответственно свободы передвижения у них нет. Стоит ангелам ступить за край — их ждет падение и болезненная смерть.
   Афанасий изучил устройство самолета, устранил поломку — это оказалось не так и сложно. Теперь он намерен полететь на землю и совершить террористический акт, устремив свой летательный аппарат в обитель Папы Римского. Это мой шанс.
   На самолете еще сохранился один парашют: обезумевшие пассажиры совсем забыли о нем. Падший ангел сможет высадить меня в пути.

* * *

   Мы летим. Это словно вторая часть фильма «Горячие головы». Не хватает только негра, мажущего лицо черной краской. Афанасий молча сидит за штурвалом в кабине пилота, выражение лица у него невероятно гордое и одухотворенное, словно у Виктора Цоя во время концертов группы «Кино». Некоторое время я сижу рядом с ним, затем иду в салон.
   Я могу курить в самолете. Ангел не имеет ничего против, он вообще смутно представляет, что такое табак. Слышал, разумеется, но вряд ли пробовал, низшее существо. Ангелам не хватает мудрости, даруемой людям дымом. Не хватает табачного вкуса жизни. Открываю дверцу, достаю сигарету, закуриваю. Крепко держусь руками, смотрю вниз на далекую землю.
   Никогда не прыгал с парашютом. Вдруг он не раскроется? Больно будет. Может не прыгать, долететь с этим странным существом до конечной точки? Прославиться на весь мир — самолет из ниоткуда, акт терроризма в Ватикане. Нет, нельзя. Я хочу умереть героем, но не сейчас. Ведь сейчас это будет лишь искусственный героизм, халявный, примазка к чужой славе. Это все не я ведь, это он сделал. Нет, пора прыгать, пора домой. Иду в кабину пилота:
   — Да пребудет с тобой сила, — говорю Афанасию. Он оборачивается и кивает, я ухожу.
   Надеваю парашют, прыгаю.

* * *

   Я опускаюсь на центральную площадь родного города. Все прошло более чем успешно. Парашют раскрылся. Без травм, еще и на родную землю.
   Избавляюсь от парашюта, спешу скрыться с глаз любопытных. Милиционеры настолько удивлены, что никаких признаков погони не замечаю. Сегодня явно мой день.
   Иду в направлении ближайшего кинотеатра. Сейчас концептуально было бы посмотреть что-нибудь в стиле трэш-хоррор. Старый добрый трэш-хоррор, дарующий столько пищи воображению.
   Место действия — Соединенные штаты Америки, пятидесятые годы. Во всех кинотеатрах больших городов и маленьких селений идут фильмы Эдварда Д. Вуда. Стоит жаркое лето. Народ валит валом: пожившие алкоголики в ковбойских шляпах; старики-фермеры, только что вернувшиеся из церкви; влюбленные парочки, взявшись за руки; ветераны войны, увешанные орденами; студенты, приехавшие на каникулы, еще и не подозревающие о том, сколько их ровесников в следующем десятилетии продадут душу хипповскому движению. Эд Вуд захватывает их умы. Актриса Вампира покоряет сердца старшеклассников и холостяков средних лет.
   Знатоки кино, морща носы, потягивая коктейли, зажимая красоток, откусывая кончики сигар, зачесывая волосы на лысину, почесывая жирные зады, высокомерно переговариваясь, нарекают Вуда худшим киношником всех времен и народов.
   Душное здание кинотеатра в американской глубинке. Старая добрая кока-кола, старый добрый поп-корн. Барышни визжат, парни замирают. Ветераны войны вспоминает былое, работяги смотрят на экран широко раскрытыми глазами. Кто-то давится воздушной кукурузой. Утробные звуки — кого-то стошнило. Единственная сохранявшая спокойствие девушка в зале визжит — ее облили колой.
   Картина подходит к концу, публика неспешно покидает кинематограф. Выходят двое друзей, один высокий и худой, словно жердь, другой маленький и толстый.
   Первый:
   — Классный фильм.
   Второй:
   — Да, классный фильм.
   Место действия — Харьков, наши дни. Трое молодых людей пьют чай, смотрят фильм Эда Вуда. Они еще не знают, что им суждено стать великими деятелями киноискусства. В кинотеатрах идет попса.

* * *

   Замечаю за собой слежку, люди в черных костюмах и темных очках. Ведут меня с гротескным непрофессионализмом, словно я угодил в какой-то мультфильм. Преследователи неуклюже прячутся за деревья, передвигаются перебежками, залегают в кусты. Понятия не имею, что это за ребята, почему они так нелепо вырядились, нелепо себя ведут, почему они выбрали объектом слежки именно меня.
   В конце концов, придурковатые спутники начинают меня напрягать, сворачиваю в ближайший двор, начинаю петлять закоулками, стараясь стряхнуть «хвост». В этом деле опыта у меня имеется немного, но все-таки преследователи в черном отстают. Но не успеваю я порадоваться, как вижу, что прибыла смена — мужчины средних лет в ярко-красных костюмах и очках с простыми стеклами. Эти ведут себя более степенно, они просто с невозмутимым видом следуют за мной по пятам на некотором расстоянии. Возможно, мои преследователи — просто шутники из Коклоу, подпольной школы клоунов. Но в любом случае их общество неприятно.

* * *

   В одном из подвалов города, в древние времена бывшего столицей УССР, теперь же не находящего себе места в круговороте событий мира современного, было чисто, словно в операционной. В центре подвального помещения стоял небольшой кухонный стол, вокруг него — четыре стула. Рядом со столом располагались кипятильник и электрический камин, на столе стояли четыре чашки, пакет с чаем и вазочка с баранками. Двое как раз пили чай, остальные два места пустовало. Больше мебели в подвале не было.
   С одним из участников чаепития читатели уже немного знакомы, это Нео, не будем описывать его внешность и характер, ибо достаточно подробное описание можно найти в одной из предыдущих глав. Второй же сидящий за столом человек был довольно молод, одет был в макинтош, в зубах его была зажженная трубка. Нео называл человека в макинтоше Джорджем, хоть и был практически уверен, что это не настоящее имя. Но настоящего он не знал, неведомо оно и мне.
   Мужчины пили чай почти в полной тишине, разговор не клеился. Они явно кого-то ждали, лица их были задумчивы, баранки поглощались на автомате, лишь бы чем-нибудь время занять, вкуса пищи ни один не чувствовал, чай поглощался тоже механически. Думаю, если бы им вместо чая подсунули чашки с кофе, они бы ничего не заметили. В один из моментов, совсем заскучав, Джордж извлек из стоявшего у ноги саквояжа газету на английском языке и погрузился в чтение. Нео, видя такое дело, достал из кармана книгу и, открыв ее на заложенном месте, последовал примеру своего товарища. Так прошло минут пятнадцать, затем дверь подвала отворилась, и на сцене возникло новое действующее лицо — парень лет двадцати.
   — Привет, ребята, — поздоровался вошедший и протянул руку для приветствия.
   — Привет, Вадим, — ответил Нео и пожал протянутую руку. Джордж ничего не ответил, просто вытянул руку из-за газеты и, совершив ритуал рукопожатия, спрятал ее обратно. Он даже от чтения не оторвался.
   Вадим сел на стул, заварил себе чаю и приготовился ждать. Но ожидание было недолгим. Спустя минуты три в подвал вошел элегантный мужчина лет сорока пяти с сединой в волосах. Он закрыл за собой дверь на ключ, поздоровался с присутствующими и опустился на свободное место. Джордж отложил газету и сделал глубокую затяжку, Нео спрятал книжку, все с интересом смотрели на новоприбывших. Тот не заставил себя ждать и повел речь:
   — Господа, у меня для вас две новости, обе хорошие. Первая — число больных манией преследования выросло за последний год на тридцать процентов. Это наш успех, большой успех, но мы можем и дальше, и больше, и лучше. Далее, я нашел новый объект для наших экспериментов. Имя — Полиграф, психически неуравновешен, оторван от реальности, считает себя случайно заброшенным на нашу планету королем из другого мира. Ненавидит город, предпринимал попытку сбежать на природу, попытка была неудачна…
   Клуб сводящих с ума занимался тем, что вызывал у психически неустойчивых людей паранойю. Организовал его известный врач, светило психиатрии Иван Елисеевич Андреев. Для него это предприятие было коммерческим, так как росло число пациентов. Для остальных трех членов клуба это было просто хобби, им нравилось одеваться как персонажи фильма «Люди в черном» и доводить людей до сумасшествия. Нео, Джордж и Вадим выполняли практическую часть работы, бесплатно, для души. В этот день, слушая рассказ Ивана Елисеевича об очередной потенциальной жертве, ребята не знали, что это будет последнее дел Клуба сводящих с ума. Они и заподозрить не могли, что в процессе слежки к ним самим пристроится «хвост» — странные люди в красной одежде и очках с простыми стеклами, что панический ужас овладеет ими, что они разбегутся, чтобы никогда больше не встречаться и искать новые пути в этой жизни.

* * *

   «Чертовы клоуны,» — думаю я, поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и иду в обратном направлении. Мужчины в красном не убегают, спокойно стоят и ждут.
   — Какого черта? — спрашиваю.
   — Не обижайтесь, — говорит один из мужчин, — мы простые преподаватели из Коклоу, проходим курсы повышения квалификации.
   — А те, в черном, тоже ваши? — интересуюсь я, несколько постудив свой пыл.
   — Да нет, понятия не имею, кто это такие, — пожимает плечами собеседник.
   Что ж, хоть что-то прояснилось. Возможно, я так никогда и не узнаю, кто такие эти люди в черном, но я не из тех, кто будет мучить себя догадками. Просто выброшу их из головы. Прощаюсь с преподавателями школы клоунов и иду к друзьям, они делают инкубатор.

Глава 7

   Нос возвращался домой. Ноги его немного заплетались, он улыбался, время от времени плевал на землю и слушал звучащую в его нездоровом сознании песню битлов «Hard day» s night'. Звучала песня как-то странно, создавалось впечатление, что исполняли ее совместно группы «Аукцыон» и «Птица — парровоз», причем, не помня половины слов. Нос подошел к подъезду, выкурил сигарету и посмотрел на луну. Ночное светило напоминало сыр, только что вытащенный из мышеловки. Носу почему-то вспомнился эпизод из далекого лета года прошлого, когда он, засандалив литра полтора портвейна, прилег посмотреть на звезды и с удивлением обнаружил, что они движутся по небу подобно титрам. От приятных воспоминаний Носа отвлекла упавшая ему на голову капля. «Блядь, Бог опять на меня плюнул», — подумал парень, поднялся на крыльцо и вошел в подъезд. Свет, как всегда, не горел.
   Долгое время добропорядочные жильцы, к коим с некоторой натяжкой можно было отнести и самого Носа, регулярно вкручивали лампочки на лестничной клетке. Эти лампочки постоянно выкручивали. Казалось бы, не особенно вроде и прибыльный бизнес, но тащить все, что плохо лежит, или, как в данном случае, плохо торчит — национальная черта нашего народа. Тут уж ничего не поделаешь. Жильцы, правда, пытались бороться. Сначала они прикручивали поверх лампочек железные каркасы с замочками. Нос заметил по этому поводу, что воры обязательно эти замочки взломают, из принципа. Но он ошибся, до такой изощренной степени лэмпхантинга не дошло, лампочки элементарно побили. Назло. Сам Нос пошел дальше, он раздобыл у приятеля-химика какую-то особенную клейкую субстанцию и намазал ей лампочку. Но единственным результатом было увеличение количества непристойных надписей на его пролете и появление оных на его двери. Надписи Носа особенно не расстроили, он отнесся к этому с присущим ему пофигизмом, но человека с приклеенной к руке электролампой обнаружить так и не удалось. След затерялся. Жильцы хотели организовать посменное наблюдение за подъездом, но всем было влом. В результате тьма воцарила над лестницей.

* * *

   Нос медленно и осторожно поднимался по лестнице, стараясь не наступить в темноте на какого-нибудь приблудного пса или алкоголика. На площадке между четвертым и пятым этажом он остановился. Здесь было не так уж темно, в окно светила луна. Стекол в окнах давно уже не было, и они были забиты фанерой. Но на этой площадке фанеру кто-то отломал, и образовавшаяся дыра отныне служила единственным устройством для освещения подъезда. Нос остановился, достал из кармана две сигареты без фильтра и закурил. Он редко курил сигареты без фильтра, и если уж курил, то не менее двух одновременно. Нос минут десять стоял, уставившись на луну, неторопливо вдыхал и выдыхал табачный дым, время от времени извлекая из пачки новые две сигареты, он думал о светлом будущем, о том, что загнившая цивилизация современности вскоре будет разрушена, и человечество начнет с нуля и построит общество куда как более духовное и счастливое. Пошел дождь, Нос оторвался от мечтаний, затушил сигареты и, высунув в окно руку, поймал несколько капель. Дождь все усиливался, и не прошло и двух минут, как он превратился в ливень. «Разверзлись хляби небесные», — подумал Нос. Он понятия не имел, что такое хляби, но выражение ему нравилось.
   Наконец Носу надоело так стоять, и он продолжил подъем. Впрочем, его квартира располагалась на пятом этаже, и идти пришлось недолго. Дверь в квартиру соседей Носа была открыта. В этом не было ничего удивительного, соседи были вконец опустившимися наркоманами и на дверь особого внимания не обращали. К ним в любой момент мог войти кто угодно, впрочем, кем угодно, как правило, оказывались такие же законченные торчки, как и они сами. Иногда, правда приходили и вполне приличные на вид молодые люди, судя по обрывкам их разговоров, фашисты. Непонятно, что они здесь делали. Хотя это, в общем, никого и не интересовало. Хозяев квартиры вообще интересовало только ширево, Нос любопытен не был, третья же квартира на этой площадке пустовала уже около года.
   Нос уже извлек из кармана ключи и совсем было собрался войти к себе, как вдруг передумал. Он решительно спрятал ключи и повернулся на девяносто градусов. Таким образом, перед ним оказалась открытая дверь соседей. «Пойду-ка стрельну у этих голимых нариков курева, — подумал Нос, — заебался эту хуйню без фильтра курить».

* * *

   Нос подошел к двери и постучал в нее с внешней стороны. Затем он немного подумал и постучал в дверь с внутренней стороны. После чего, решив, что приличия соблюдены, и хозяева оповещены о приходе гостя, Нос вошел внутрь. В наркоманском логове было, как и положено, весьма грязно, обои свисали со стен обрывками, на них повсюду были отпечатки жирных рук. На полу было несколько разноцветных лужиц, повсюду были раскиданы рванные полиэтиленовые кульки и окурки сигарет «Captain Black». Пахло почему-то подгорелой яичницей и клеем. Было тихо.
   — Эй, есть кто живой? — спросил Нос у предположительно находящихся в квартире людей. Ему не ответили. «Ширнулись, видно, и теперь в отрубе», — подумал Нос. И оказался, как мы вскоре узнаем, не совсем прав.
   Он прошел по коридору, подошел к двери, ведущей в жилую комнату. Вообще-то комнат в квартире было две, и изначально обе выглядели вполне благопристойно. Но соседи Носа, сев на иглу, принялись распродавать мебель и бытовую технику. За удовольствие употреблять наркотики, сами понимаете, надо платить. И немалые деньги. Так вот, когда почти все было распродано, остатки мебели хозяева снесли в одну из комнат, другая же оказалась лишней. Сначала туда думали пускать за определенную плату молодых людей, которым негде предаться любовным утехам. Но затея провалилась. Мало кто из парней, и уж тем более из девушек, хотел предаваться утехам в комнате без мебели, да еще и зная, что через коридор от них наркоманы занимаются своими грязными наркоманскими делами. Авторитет наркоманов, благодаря усилиям власти и прессы, весьма низок в нашей стране, как и во многих других странах.
   Открыв дверь, Нос прошел в комнату. Но далеко от порога он не отошел, ибо замер от удивления. Глазам его предстояло лицезреть весьма неожиданную картину — на полу лежали два трупа. Нос понял, что сигарету стрельнуть не у кого. Неизвестно, загнулись ли торчки от передозировки, или по какой другой причине, их сосед судмедэкспертом не был и причину определить не мог. А впрочем, какое это имеет значение.
   Увидев мертвые тела, Нос невероятно обрадовался. И, надо сказать, радость была оправданной. Он быстренько сбегал домой и взял там огромный шерстяной мешок. Вернувшись, Нос засунул в принесенный мешок один из трупов, взвалил его на плечи, вышел из квартиры и пошел вниз по лестнице.

* * *

   Бросив на этот подвал один лишь взгляд, можно было без труда догадаться, что подвал это не совсем обычный. В отличие от других подвалов, в которых, как правило, проживают бомжи и иногда зависают неформалы и бытовые анархисты, этот выглядит удивительно опрятным. Вроде бы обычный бетонный пол, те же пестрящие самыми разнообразными надписями стены, но… В подвале совершенно нет мусора. И в нем не справляют нужду.
   В центре подвального помещения горит костер. На костре в старом закопченном чайнике варится чифирь. Вокруг расположились трое, два парня и девушка. К потолку поднимается дым. Причем с дымом от сгорающих дров смешивается дым от сигарет, которые курят молодые люди. Заметим, что если один из них курит самую обычную сигарету с табаком, у второго, напротив, в сигарете, судя по всему, марихуана. Далее, как вы уже вероятно догадались, последует более подробное описание действующих лиц. Что ж, начнем.
   С кого начинать — совершенно неважно в данном случае. Но так как начинать с кого-нибудь надо, начнем с наиболее колоритного персонажа, по крайней мере, он является таковым, если судить по внешнему виду. А это именно тот самый парень с косяком. Он носит весьма редкое имя Африкан. Волосы его заплетены в дреды, одет он в пеструю рубашку с коротким рукавом, голубые джинсы и длинный черный плащ, который он никогда не застегивает. Более того, он специально оборвал все пуговицы, чтоб не дай Бог никто другой не застегнул ему плащ, улучив благоприятный момент для этого. На ногах у Африкана черные лакированные туфли. В облике этого человека действительно есть что-то африканское, не даром многие говорят Африкану, что имя его очень ему подходит. У Африкана есть одна навязчивая идея, он убежден, что душа человека — такой же орган, как и, к примеру, почки, и стремится обнаружить, где же она располагается.
   Девушку зовут Людмила. Внешне она красива, блондинка, стройная, одета стандартно. Характером замкнута, высокомерна. Совершенно удивительная девушка, ее можно назвать эстетическим вампиром. Очень любит вид крови, употребление этой жидкости внутрь ее не прельщает, но вид оной доставляет огромное удовольствие. Она даже пыталась резать себя, но такой недостаток сего метода как чувство боли заставило ее от него отказаться. После чего она долгое время пробавлялась вскрыванием мертвых животных. Однажды один из ее одноклассников застал ее за этим занятием. Он оказался болтлив, пошла дурная слава. Между Людой и ее одноклассниками выросла стена. Впрочем, их общество не сильно волновало нашу героиню. Ее волновала кровь в первую очередь. Окончив школу, девушка, разумеется, попыталась поступить в мединститут, на хирурга или патологоанатома. Неудачно, что всерьез надломило ее. Конечно, можно было податься в медсестры, но она считала такую профессию недостойной себя. И кто знает, возможно, милая с виду девушка превратилась бы в беспощадного убийцу-маниака, но судьба распорядилась иначе — свела ее с Дмитрием.
   Дмитрий, это третий человек, находящийся в подвале. Он невысокого роста, внешности непримечательной. В раннем детстве он воровал у сестры кукол, разламывал их и смотрел, что же находится внутри. Чаще всего там ничего не было, что весьма огорчало маленького Диму. Впрочем, Дмитрия быстро вычислили и наказали. С тех пор воровать кукол у сестры он перестал. Не то чтобы боялся наказания, ему просто стало жаль плачущую сестру. Дмитрий был очень добрым человеком. После этого он воровал игрушки лишь у товарищей по детскому саду и школе. Он ничего не мог поделать со своей страстью, а чужих детей было не так жалко, как родную сестренку. Со временем куклы перестали интересовать Диму, запросы росли, его заинтересовало содержание человека. Будучи пареньком весьма творческим и смекалистым, Дмитрий быстро нашел выход… И скоро вы узнаете, какой именно.
   Эти трое представляют собой семьдесят пять процентов состава одного весьма необычного клуба по интересам, Дмитрий является его председателем. Четвертый человек отсутствует, и его отсутствие является предметом обсуждения для людей в подвале.
   — Этот идиот опять нажрался и забыл о собрании, — мрачно цедит сквозь зубы Людмила.
   — А ведь он по-своему прав, — задумчиво проговаривает Дмитрий, — мертвый вечер. Ни материала, ни хера…
   — Ребята, смените настроение с минуса на плюс, — вмешивается Африкан, успевший к этому моменту добить косяк, — я жопой чувствую, это будет лучший вечер за последние месяца два.
   Африкан, сказав это, уходит в себя и принимается медленно, делая неуместные паузы, напевать песню группы «Звуки му» «Шубадуба блюз». Людмила и Дмитрий не знают, что и сказать. С одной стороны, за окном ливень, все весьма плохо, и откуда возьмется материал — непонятно, разве что с неба свалится и в подвал закатится, с другой — седалище у Африкана отличается небывалой чувствительностью и никогда не обманывает своего владельца. Дмитрий снимает с огня сваренный чифирь и разливает его по кружкам, все молча сидят и пьют, глядя на огонь. Вдруг дверь подвала открывается, кто-то решил зайти в гости.

* * *

   Дождь льет, как из ведра, и я иду домой, насквозь промокший и мрачноватый. Раньше мне очень нравился ливень, я специально выскакивал под его струи из сухого убежища. Ведь только в первые несколько секунд дождь — неприятно, холодно и мокро. Затем промокаешь до нитки и неприятные ощущения исчезают, не оставив и следа, уступая место чему-то кардинально противоположному. Но прошли годы с тех пор, как я в последний раз наслаждался ливнем. Теперь мне он неприятен, и дело даже не в том, что неудобно курить. Просто дождливая погода однообразна до пошлости, она мне надоела, элементарно надоела.
   Воспользоваться общественным транспортом я не могу, будь то наземная его разновидность, или подземная, без разницы. Средства к существованию иссякли, переместившись из моих карманов в небытие. Даже карточку на метро, предоставляющую право бесплатного проезда аж до конца месяца, я уж дня три как пропил. Это и вынуждает меня идти под струями постылого ливня ногами, пешком то есть. Конечно, можно стрельнуть денег у добрых людей, но не так уж и много людей в такую погоду на улицах, а уж людей добрых и подавно. Их, конечно, отыскать можно, но не люблю я этого, и искать, и просить денег. И я иду, ступая промокшими ступнями в грязных ботинках куда попало, иду, размышляя о Вуди Аллене и Вуди Харрельсоне.
   Многие подумают, что я совсем крышей съехал. И неудивительно, какого черта человек, вымокший под дождем до нитки и всею душою жаждущий комфорта, будет размышлять о каких-то двух мужиках, которые имя свое, одно на двоих, заметьте, получили, видимо, в честь дятла, Вуди Вудпеккера, мультзвезды. И, тем не менее, мне просто покоя не дают два вопроса. Кто такой Вуди Аллен? Чем он отличается от Вуди Харрельсона?
   Вроде бы не самый сложный вопрос, я без проблем ответил бы на него в другое время. Хоть я и не знаток кино, телевизор смотрю редко, а светскую хронику и вовсе обхожу вниманием, я знал это. Но сейчас вспомнить не могу, мозги болят безумно. Лезу в карман, и извлекаю недопитую банку пива. «Бля, — думаю, — как можно было забыть о пиве в кармане, что оно вообще там делает? А, вспомнил, я положил его туда, когда ходил поссать в отель „Харьков“. И забыл достать. На кой хрен я вообще баночное пиво купил? А, концерт был какой-то, другого не продавали». Извлекаю банку из кармана, пиво вмиг разбавляется дождевой водой, выпиваю образовавшийся коктейль залпом, дабы избежать дальнейшего разбавления. В мозгу проясняется. Вспоминаю, что Аллен, он такой старенький, в очках в каких-то порнокомедиях вроде снимался, Харрельсон, ну это я и раньше помнил, снимался в «Прирожденных убийцах» гениального Стоуна. Он вроде как помоложе. Неплохой актер, кстати. Может они братья? Нет, вряд ли. Не могут же в одной семье сразу двух детей в честь дятла назвать, это ж каким фанатом этого мультфильма надо быть. Но они, видно, друзья. Даже меняются женами на брудершафт. Потому что жена Харрельсона божественно готовит сливовый пирог, а благоверной Аллена нет равных в приготовлении омлета. Режим питания, и все такое. Во всем необходимо разнообразие. Постойте, при современной технике, учитывая, что в Голливуде без проблем можно загримировать кого угодно так, что мать родная не узнает… Страшно подумать, может Аллен на самом деле — Харрельсон, а Харрельсон, соответственно, наоборот?..
   Я спотыкаюсь о какой-то мелкий предмет, это отвлекает меня от раздумий. В свете фонаря я вижу, что это книга одного посредственного харьковского поэта. Точно такую же один мой друг купил во Львове. В Харькове, насколько мне известно, такие не продаются. Интересно, зачем львовянам книги посредственных харьковских поэтов? У них что, своих посредственных поэтов мало? Или их книги у нас продаются? Мне вспоминается история, произошедшая с моим одноклассником еще в школьные годы. На одном из уроков, я во время его, видимо, как обычно, искал смысл жизни, или, что вероятнее, пьянствовал где-нибудь… Интересно, а почему он на уроках оказался? Мы ж обычно вместе пьянствовали. Ладно, не буду отвлекаться. Итак, на одном из уроков пацанов из моего класса погнали на погрузку старых учебников в кузов не менее старого грузовика. Естественно, с макулатурой мои школьные товарищи особо не церемонились, попросту говоря, кидали ее как попало. И вдруг к ним подошел какой-то араб, посмотрел на все это с грусть во взоре и пафосно изрек: «Как вы можете? Ведь это же книги».