Аленка проснулась за мгновение до того, как должен был прозвонить будильник. Внутренние часы работали хорошо. Девушка вообще-то не любила рано вставать и большую часть сознательной жизни предпочитала отсыпаться часов до одиннадцати-двенадцати. И, тем не менее, она матом не ругалась, причем не оттого, что была очень интеллигентной — чувство долга наполняло ее энтузиазмом. Алена сделала зарядку и отправилась в ванную. Поделав привычные утренние дела, она засыпала кофе в кофеварку и отправилась в большую комнату к Мурке.
— Доброе утро, моя хорошая, — поздоровалась Алена.
— Муу-у, — ответила Мурка.
Как вы уже, видимо, догадались, Мурка была коровой и занимала одну из двух комнат жилища девушки.
Хозяйка квартиры убрала за Муркой, подоила корову, вылила молоко в бидон и подбросила питомице свежего сена. После чего она отправилась кормить завтраком себя. Впрочем, завтраком это можно было назвать лишь условно — как и многие представители ночной стороны человечества, она не ела утром. Завтрак ограничивался чашечкой кофе и сигаретой.
Быстро прикончив свой скудный завтрак, будем называть его так, Алена за несколько минут собралась — она была не из тех женщин, что наводят марафет часами — взяла бидончик с молоком, подкинула Мурке еще сена и подлила воды, и вышла из квартиры.
Стоило ей повернуть ключ в замке, соседняя дверь распахнулась и на лестничной площадке появилась соседка Аленки тетя Глаша, женщина немолодая, одинокая и довольно вредная.
— Эт что у тебя там за мычание в квартире? Корову что ль завела? — окинув подозрительным взглядом соседку, спросила Глафира.
— Это, тетя Глаша, я музыку слушаю, — не растерялась Алена, — Pink Floyd, альбом «Animals».
— Ну молодежь пошла, — неободрительно процедила сквозь зубы пожилая женщина. Но Алена на это внимания не обратила, она уже спускалась по лестнице, весело помахивая бидоном.
Конечно, удобно, что любые нежелательные для улавливания посторонним ухом звуки можно выдать за музыку. Но существует и обратный эффект. Подтверждением тому может служить весьма поучительная история, происшедшая с известным харьковским музыкантом Лехой Бабуином. Недавно он увлекся каким-то весьма странным музыкальным направлением, не помню названия, но это не так и важно. Так вот, сидел себе спокойно Алексей за компьютером, музыку слушал. Вскоре после того, как запись закончилась, сосед за стеной принялся что-то сверлить посредством электродрели. В этот момент в комнату вошла бабушка Бабуина и сказала: «Леша, сделай музыку потише». Тот решил, как всегда приколоться и ответил: «А по-моему и так не громко». Лучше бы он этого не делал. Ударнику «Ancestral damnation» так и не удалось убедить родственницу, что она слышала звуки дрели.
Алена некоторое время стояла и думала, как ей поступить. С одной стороны интересно заговорить с этим странным человеком. Интересно, кто он? Цирковой артист? Сумасшедший? Маг? Пришелец из другого мира?.. С другой — не хотелось подвергать себя риску. Контакт подобного рода мог иметь самые непредсказуемые последствия.
В итоге Аленка решила прибавить шагу, обогнать необычного прохожего и идти не оборачиваясь своей дорогой. Что она и попыталась провернуть. Но не тут то было!
— Эй, девка, остановись! — раздалось из-за спины.
Другая бы ни за что не послушалась, особенно учитывая столь невежливое обращение. Другая, но не Алена, всегда принимавшая все трудности и опасности жизни, гордо повернувшись лицом к ним.
— Чего тебе, старый, — не отвечать же вежливо хаму. Интеллигентские ходы никогда не приводят ни к чему хорошему.
— У тебя, девка, небось, молоко в бидоне, — уверенно сказал старый азиат. В голосе его не было ни тени сомнения.
— Молоко, стало быть, — издевательски произнесла девушка.
Азиат стащил с козы цилиндр и, выставив его на вытянутой руке перед собой, упал на одно колено:
— Налей молочка, красна девица!
— Желаешь напиться с дороги, путник?
— Знаешь, девка, если смешать козье молоко с коровьим, добавить трав и прокипятить, удивительнейший эликсир выйдет.
— Не думаю. — Недоверчиво проворчала Алена. — Не убедил, фантазия у тебя убогая. Но молока так и быть налью, не жалко.
Девушка плеснула из бидона молока в цилиндр, пребывая в полной уверенности, что оно просочится сквозь днище и начнет капать на асфальт. Но этого не случилось. Более того, человек в халате надел цилиндр себе на голову, при этом ни капли не пролив. Создавалось впечатление, что молоко или затвердело, или вообще исчезло.
— Хорошая, у тебя, девка, корова. — Мечтательно протянул туркмен.
— Не жалуюсь.
— Слышь, а продай-ка мне свою Мурку.
— Откуда Вам известно ее имя, — опешила Алена.
— А оттуда, Аленушка, мультфильмы надо смотреть про кота Матроскина.
Алена пришла в шоковое состояние, но корову продавать отказалась. И было бы удивительно, если бы она ответила иначе.
— Ну, тады давай меняться, — настаивал азиат, — мне — корову, тебе — козу. И цилиндр.
— Наш разговор бесперспективен, — холодно ответила девушка, — прощайте. С этими словами она повернулась к старику с козой спиной и быстрым шагом пошла в направлении рынка.
— Эх, — задумчиво произнес старый туркмен, — дура. Свободна. — Это он уже козе сказал. Животное кивнуло головой и растаяло в воздухе.
— Здесь все ясно, — задумчиво произнес азиат, — будем действовать. Ну, это попозже. А сейчас… Все равно рынок рядом…
Трудно человеку, непосвященному в его мысли, а думаю, вряд ли кроме него самого был в эти самые мысли посвящен, понять, что же имелось в виду. Так что не стоит и пытаться.
Я уже сполна познал все прелести рациона английской аристократии, более того, стал большим ценителем чая с рыбой. Настало время узнать, что же чувствуют рядовые англичане. Один из путей — съесть английский завтрак. Вообще-то я если и завтракаю, то исключительно когда имею возможность встать с постели не раньше полудня. Но ведь английские трудящиеся не могут себе позволить такой роскоши, они каждое утро встают рано-рано, едят овсянку, яичницу с беконом, пьют чай с молоком.
Готовлю себе овсянку и яичницу с беконом, с отвращением впихиваю внутрь. Ну, наконец-то, несчастные они все-таки люди. Впрочем, трудовому народу везде не сладко — рабский труд в пользу государства или чьих-то толстых кошельков — само по себе ничего хорошего. Ладно, теперь чай с молоком. Быть может именно этот напиток и является их спасением?..
— Блядь, — в который раз с грустью произношу я, — молока-то нет.
Придется идти на рынок. Одеваюсь, отодвигаю засов на двери, выхожу на лестничную площадку, запираю дверь на висячий замок. Дверь у меня снаружи запирается на висячий замок, а изнутри — на щеколду. Это от воров. Думаю, им будет стыдно входить без приглашения в квартиру, если на входной двери висячий замок. Если же домушники попадутся аморальные и бессовестные, что ж, по крайней мере, все это заставит их призадуматься и может отсрочить вторжение.
Итак, я достаю из кармана железный транспортир, царапаю на стене слово «хуй» и спускаюсь по лестнице. Выйдя из подъезда, я окидываю взглядом двор, здороваюсь со старушками на лавочке и быстрым шагом топаю по дороге, ведущей к рынку. Разумеется, все дороги ведут к рынку, но какое это имеет значение?
Мне перебегает дорогу черный кот, я здороваюсь с ним. Кот что-то мяукает в ответ и убегает. Через некоторое время он снова перебегает мне дорогу, потом снова…
— Ты что издеваешься? — спрашиваю я.
Кот не снисходит до ответа, он некоторое время невозмутимо смотрит мне в глаза и неспешно удаляется.
— Ну и хер с тобой, глупое насекомое! — В сердцах кричу ему вслед и иду своей дорогой.
У рынка я осознаю, что был прав на все сто. У входа я вижу старого знакомого — того самого азиата, которому я некогда толкнул свой бесценный инструмент. И арфа при нем, между прочим. Одет старик все в тот же халат, видно это одежда на все случаи жизни, применима и зимой и летом. Странно, вроде бы халат он носит постоянно, но выглядит тот чистым и нисколько не потрепанным. Видно у старого узкоглазого просто много одинаковых халатов, и ничего другого он из принципа не носит.
— Добрый день, — приветствую я знакомого.
— Привет. — Ответствует азиат, — далеко продвинулся в изучении мира?
— Далеко. — Нагло вру я, — как тебе моя арфа?
— Это уже не твоя арфа, — замечает старик, и он прав.
— Не моя. Но разве это важно? Как она тебе?
— Не важно, — соглашается азиат, — мне она никак. Играть отродясь ни на чем не умел. Продаю вот. Хочешь обратно купить? За ту же цену, я не меркантилен.
— Да не, — говорю, — мне бы молочка…
— Ну, здесь я тебе вряд ли чем помогу.
— Тогда я пошел, — интерес к восточному шаману как-то разом пропадает. Да и не шаман он, пожалуй.
— Иди. — Довольно проговаривает мой собеседник. Интересно, чему он радуется, ведь арфу я так и не купил.
Так вот, лавирую я меж торговых рядов, присматриваюсь к товару. В кондитерской палатке продают мед с осами. Для гурманов. Оригинально, но меня интересует молоко. Продают ли в этом паршивом городе молоко в пакетах, или нет?
Думаю, продают, но выяснить это так и не успеваю. Не дойдя до мест продажи фасованной жидкости для заливки чая, я притормаживаю. Вот за прилавком прелестная девчонка, она совсем не похожа на мрачных торговцев, каждодневно приезжающих на ненавистную службу на должности реализатора. Перед юной леди выставлено несколько банок разной емкости.
— Мадемуазель, Вы стеклотарой торгуете, или же напротив принимаете? — интересуюсь я.
— А вот и не угадал, — с невероятно радостной интонацией в голосе ответствует девушка, — я молоко продаю. Купи молока, это вкусно.
— Свежее?
— Еще бы.
— Сама доила?
— Еще бы, — не балует разнообразием ответов собеседница. — У меня корова в квартире живет, — хвастливо добавляет она.
— Так это ж просто замечательно! — восхищаюсь я. — Меня, кстати, Полиграф зовут.
— Аленушка, — представляется девушка, — как в старой сказке.
— Любишь «Короля и шута»? — удивляюсь.
— Терпеть не могу.
— Аналогично, — произношу с облегчением. Уверен, что она слушает «Queen». Даже не спрашиваю.
— Любишь молоко? — тем временем проявляет интерес Алена.
— Вообще-то не очень, — признаюсь я, — просто хочется чай с молоком. Исследую влияние английского завтрака на сознание.
— Здорово! — Искренне восхищается моя новая знакомая. — Но сейчас молоко тебе уже не поможет. Поздновато для завтрака. Приходи ко мне завтра утром, вместе будем исследованиями заниматься.
— Так может я и заночую у тебя? — Не могу не задать такого вопроса.
— Э, нет, — возражает Алена, — вряд ли мне тогда выспаться удастся. А я обязана хорошо поспать, Мурка не любит сонных, лягается.
— Любопытно, — отдаю должное корове. Что ж, пора бы и честь знать. Записываю адрес девушки, оставляю ей свой — чтобы по-честному было, прощаемся до завтрашнего утра.
Привожу себя в порядок, одеваюсь, выхожу во двор. Лишь на улице закуриваю — сигарету, выкуренную дома, можно при определенном подходе считать завтраком. А завтракаю я сегодня у Алены. Она, кстати, недалеко живет, что радует.
Добравшись благополучно и без приключений до Аленкиной квартиры, звоню в дверь. Мне открывает заспанная хозяйка жилища — оказывается, я прибыл слишком рано. Девушка идет посмотреть еще один-два короткометражных сна, я же отправляюсь на кухню, дабы сварить овсянку и поджарить яичницу с беконом. Корова за все время моего пребывания в этой квартире ничем не обозначила своего присутствия. На редкость флегматичная похоже тварь. Сварив кашу, иду будить Алену. Настало время отведать настоящий завтрак простого англичанина. Деревенского англичанина, городским молоко молочники разносят, корову доят перед завтраком разве что деревенские. Возвращаюсь на кухню, погружаюсь в состояние ожидания, предвкушая успех. Но… Что за грохот? Врываюсь в комнату и вижу бьющуюся в истерике хозяйку квартиры и мертвую корову. Издохло животное недавно, но выглядит все равно малоприятно. Алена обвиняет в случившемся меня и с криком прогоняет вон. Видно не судьба отведать настоящий английский завтрак, но это и к лучшему. Есть пищу простолюдинов не пристало падшему богу. Пора возвращаться к старому доброму чаю с рыбой.
Но прийти в норму все никак не получается. Что-то не дает покоя. И вдруг… Озарение! Я осознаю, что именно. Поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и со всех ног спешу обратно. Подбегаю к подъезду Алены, пулей влетаю на кухню и сломя голову мчусь на кухню. Там я беру самый большой и острый нож и направляюсь в комнату.
Картина та же. Аленка сидит на полу и сотрясается от рыданий. Даже не обращает на меня внимания. Подхожу к туше, вспарываю ее, так и есть.
— Эй, посмотри сюда! — Кричу, — Это ж не настоящая корова!
Алена недоуменно смотрит на тушу и вдруг осознает, что из сделанной мною прорези высыпаются опилки. Это чучело.
— Ты хоть понимаешь, что это значит?! — продолжаю кричать я, — Твоя корова жива! Ее просто подменили.
— Откуда ты знаешь, что она жива? — Осведомляется моя собеседница, несколько успокоившись.
— Я это чувствую. Это знак, тебе пора избрать другой путь, — отвечаю ей с уверенностью.
— Думаешь, это Бог сделал?
— Нет, не думаю. Но какая разница, кто это сделал? Ты хоть понимаешь, что произошло? Радуйся! Радуйся, мать твою!
Она радуется.
Глава 3
— Доброе утро, моя хорошая, — поздоровалась Алена.
— Муу-у, — ответила Мурка.
Как вы уже, видимо, догадались, Мурка была коровой и занимала одну из двух комнат жилища девушки.
Хозяйка квартиры убрала за Муркой, подоила корову, вылила молоко в бидон и подбросила питомице свежего сена. После чего она отправилась кормить завтраком себя. Впрочем, завтраком это можно было назвать лишь условно — как и многие представители ночной стороны человечества, она не ела утром. Завтрак ограничивался чашечкой кофе и сигаретой.
Быстро прикончив свой скудный завтрак, будем называть его так, Алена за несколько минут собралась — она была не из тех женщин, что наводят марафет часами — взяла бидончик с молоком, подкинула Мурке еще сена и подлила воды, и вышла из квартиры.
Стоило ей повернуть ключ в замке, соседняя дверь распахнулась и на лестничной площадке появилась соседка Аленки тетя Глаша, женщина немолодая, одинокая и довольно вредная.
— Эт что у тебя там за мычание в квартире? Корову что ль завела? — окинув подозрительным взглядом соседку, спросила Глафира.
— Это, тетя Глаша, я музыку слушаю, — не растерялась Алена, — Pink Floyd, альбом «Animals».
— Ну молодежь пошла, — неободрительно процедила сквозь зубы пожилая женщина. Но Алена на это внимания не обратила, она уже спускалась по лестнице, весело помахивая бидоном.
Конечно, удобно, что любые нежелательные для улавливания посторонним ухом звуки можно выдать за музыку. Но существует и обратный эффект. Подтверждением тому может служить весьма поучительная история, происшедшая с известным харьковским музыкантом Лехой Бабуином. Недавно он увлекся каким-то весьма странным музыкальным направлением, не помню названия, но это не так и важно. Так вот, сидел себе спокойно Алексей за компьютером, музыку слушал. Вскоре после того, как запись закончилась, сосед за стеной принялся что-то сверлить посредством электродрели. В этот момент в комнату вошла бабушка Бабуина и сказала: «Леша, сделай музыку потише». Тот решил, как всегда приколоться и ответил: «А по-моему и так не громко». Лучше бы он этого не делал. Ударнику «Ancestral damnation» так и не удалось убедить родственницу, что она слышала звуки дрели.
* * *
Как ни торопилась Алена поскорее на рынок — она, во-первых, любила продавать молоко людям, которые рано встают, хотя и людей этих не любила, во-вторых, она хотела поскорее выполнить свою миссию, вернуться домой и еще поспать — пришлось ей притормозить. Впереди шла настолько странная парочка, что любой психически здоровый и не слишком флегматичный человек просто не мог пройти мимо. Человек с раскосыми глазами, скорее всего туркмен, вел за уздечку оседланную козу. На мужчине был надет синий халат, расшитый золотыми змеями, на ногах его были лапти. У козы на голове был надет цилиндр, он скрывал рога.Алена некоторое время стояла и думала, как ей поступить. С одной стороны интересно заговорить с этим странным человеком. Интересно, кто он? Цирковой артист? Сумасшедший? Маг? Пришелец из другого мира?.. С другой — не хотелось подвергать себя риску. Контакт подобного рода мог иметь самые непредсказуемые последствия.
В итоге Аленка решила прибавить шагу, обогнать необычного прохожего и идти не оборачиваясь своей дорогой. Что она и попыталась провернуть. Но не тут то было!
— Эй, девка, остановись! — раздалось из-за спины.
Другая бы ни за что не послушалась, особенно учитывая столь невежливое обращение. Другая, но не Алена, всегда принимавшая все трудности и опасности жизни, гордо повернувшись лицом к ним.
— Чего тебе, старый, — не отвечать же вежливо хаму. Интеллигентские ходы никогда не приводят ни к чему хорошему.
— У тебя, девка, небось, молоко в бидоне, — уверенно сказал старый азиат. В голосе его не было ни тени сомнения.
— Молоко, стало быть, — издевательски произнесла девушка.
Азиат стащил с козы цилиндр и, выставив его на вытянутой руке перед собой, упал на одно колено:
— Налей молочка, красна девица!
— Желаешь напиться с дороги, путник?
— Знаешь, девка, если смешать козье молоко с коровьим, добавить трав и прокипятить, удивительнейший эликсир выйдет.
— Не думаю. — Недоверчиво проворчала Алена. — Не убедил, фантазия у тебя убогая. Но молока так и быть налью, не жалко.
Девушка плеснула из бидона молока в цилиндр, пребывая в полной уверенности, что оно просочится сквозь днище и начнет капать на асфальт. Но этого не случилось. Более того, человек в халате надел цилиндр себе на голову, при этом ни капли не пролив. Создавалось впечатление, что молоко или затвердело, или вообще исчезло.
— Хорошая, у тебя, девка, корова. — Мечтательно протянул туркмен.
— Не жалуюсь.
— Слышь, а продай-ка мне свою Мурку.
— Откуда Вам известно ее имя, — опешила Алена.
— А оттуда, Аленушка, мультфильмы надо смотреть про кота Матроскина.
Алена пришла в шоковое состояние, но корову продавать отказалась. И было бы удивительно, если бы она ответила иначе.
— Ну, тады давай меняться, — настаивал азиат, — мне — корову, тебе — козу. И цилиндр.
— Наш разговор бесперспективен, — холодно ответила девушка, — прощайте. С этими словами она повернулась к старику с козой спиной и быстрым шагом пошла в направлении рынка.
— Эх, — задумчиво произнес старый туркмен, — дура. Свободна. — Это он уже козе сказал. Животное кивнуло головой и растаяло в воздухе.
— Здесь все ясно, — задумчиво произнес азиат, — будем действовать. Ну, это попозже. А сейчас… Все равно рынок рядом…
Трудно человеку, непосвященному в его мысли, а думаю, вряд ли кроме него самого был в эти самые мысли посвящен, понять, что же имелось в виду. Так что не стоит и пытаться.
* * *
— Блядь! — Громко и с чувством произношу я. Именно с этого слова начинают свое утро падшие боги. Не уверен, правда, что все, но лично я начинаю утро именно с этого сильного слова. — Блядь, — уже тише повторяю я и стаскиваю себя за руку с дивана. Не люблю рано вставать, но таков мой путь. Я иду в сортир, справляю нужду, привожу себя в порядок и отправляюсь на кухню, именно там и будут сегодня проходить мои исследования.Я уже сполна познал все прелести рациона английской аристократии, более того, стал большим ценителем чая с рыбой. Настало время узнать, что же чувствуют рядовые англичане. Один из путей — съесть английский завтрак. Вообще-то я если и завтракаю, то исключительно когда имею возможность встать с постели не раньше полудня. Но ведь английские трудящиеся не могут себе позволить такой роскоши, они каждое утро встают рано-рано, едят овсянку, яичницу с беконом, пьют чай с молоком.
Готовлю себе овсянку и яичницу с беконом, с отвращением впихиваю внутрь. Ну, наконец-то, несчастные они все-таки люди. Впрочем, трудовому народу везде не сладко — рабский труд в пользу государства или чьих-то толстых кошельков — само по себе ничего хорошего. Ладно, теперь чай с молоком. Быть может именно этот напиток и является их спасением?..
— Блядь, — в который раз с грустью произношу я, — молока-то нет.
Придется идти на рынок. Одеваюсь, отодвигаю засов на двери, выхожу на лестничную площадку, запираю дверь на висячий замок. Дверь у меня снаружи запирается на висячий замок, а изнутри — на щеколду. Это от воров. Думаю, им будет стыдно входить без приглашения в квартиру, если на входной двери висячий замок. Если же домушники попадутся аморальные и бессовестные, что ж, по крайней мере, все это заставит их призадуматься и может отсрочить вторжение.
Итак, я достаю из кармана железный транспортир, царапаю на стене слово «хуй» и спускаюсь по лестнице. Выйдя из подъезда, я окидываю взглядом двор, здороваюсь со старушками на лавочке и быстрым шагом топаю по дороге, ведущей к рынку. Разумеется, все дороги ведут к рынку, но какое это имеет значение?
Мне перебегает дорогу черный кот, я здороваюсь с ним. Кот что-то мяукает в ответ и убегает. Через некоторое время он снова перебегает мне дорогу, потом снова…
— Ты что издеваешься? — спрашиваю я.
Кот не снисходит до ответа, он некоторое время невозмутимо смотрит мне в глаза и неспешно удаляется.
— Ну и хер с тобой, глупое насекомое! — В сердцах кричу ему вслед и иду своей дорогой.
* * *
После встречи с котом я решаюсь сделать предсказание, что скучать мне сегодня не придется. Обычно если уж происходит со мной что-то необычное, концентрация его велика — сказка закончится не раньше, чем через сутки.У рынка я осознаю, что был прав на все сто. У входа я вижу старого знакомого — того самого азиата, которому я некогда толкнул свой бесценный инструмент. И арфа при нем, между прочим. Одет старик все в тот же халат, видно это одежда на все случаи жизни, применима и зимой и летом. Странно, вроде бы халат он носит постоянно, но выглядит тот чистым и нисколько не потрепанным. Видно у старого узкоглазого просто много одинаковых халатов, и ничего другого он из принципа не носит.
— Добрый день, — приветствую я знакомого.
— Привет. — Ответствует азиат, — далеко продвинулся в изучении мира?
— Далеко. — Нагло вру я, — как тебе моя арфа?
— Это уже не твоя арфа, — замечает старик, и он прав.
— Не моя. Но разве это важно? Как она тебе?
— Не важно, — соглашается азиат, — мне она никак. Играть отродясь ни на чем не умел. Продаю вот. Хочешь обратно купить? За ту же цену, я не меркантилен.
— Да не, — говорю, — мне бы молочка…
— Ну, здесь я тебе вряд ли чем помогу.
— Тогда я пошел, — интерес к восточному шаману как-то разом пропадает. Да и не шаман он, пожалуй.
— Иди. — Довольно проговаривает мой собеседник. Интересно, чему он радуется, ведь арфу я так и не купил.
* * *
Вообще-то я пришел на базар, чтобы просто купить пакет молока, самого обычного. Почему я не купил его в ближайшем магазине или киоске? Честно говоря, не знаю, просто мне так захотелось.Так вот, лавирую я меж торговых рядов, присматриваюсь к товару. В кондитерской палатке продают мед с осами. Для гурманов. Оригинально, но меня интересует молоко. Продают ли в этом паршивом городе молоко в пакетах, или нет?
Думаю, продают, но выяснить это так и не успеваю. Не дойдя до мест продажи фасованной жидкости для заливки чая, я притормаживаю. Вот за прилавком прелестная девчонка, она совсем не похожа на мрачных торговцев, каждодневно приезжающих на ненавистную службу на должности реализатора. Перед юной леди выставлено несколько банок разной емкости.
— Мадемуазель, Вы стеклотарой торгуете, или же напротив принимаете? — интересуюсь я.
— А вот и не угадал, — с невероятно радостной интонацией в голосе ответствует девушка, — я молоко продаю. Купи молока, это вкусно.
— Свежее?
— Еще бы.
— Сама доила?
— Еще бы, — не балует разнообразием ответов собеседница. — У меня корова в квартире живет, — хвастливо добавляет она.
— Так это ж просто замечательно! — восхищаюсь я. — Меня, кстати, Полиграф зовут.
— Аленушка, — представляется девушка, — как в старой сказке.
— Любишь «Короля и шута»? — удивляюсь.
— Терпеть не могу.
— Аналогично, — произношу с облегчением. Уверен, что она слушает «Queen». Даже не спрашиваю.
— Любишь молоко? — тем временем проявляет интерес Алена.
— Вообще-то не очень, — признаюсь я, — просто хочется чай с молоком. Исследую влияние английского завтрака на сознание.
— Здорово! — Искренне восхищается моя новая знакомая. — Но сейчас молоко тебе уже не поможет. Поздновато для завтрака. Приходи ко мне завтра утром, вместе будем исследованиями заниматься.
— Так может я и заночую у тебя? — Не могу не задать такого вопроса.
— Э, нет, — возражает Алена, — вряд ли мне тогда выспаться удастся. А я обязана хорошо поспать, Мурка не любит сонных, лягается.
— Любопытно, — отдаю должное корове. Что ж, пора бы и честь знать. Записываю адрес девушки, оставляю ей свой — чтобы по-честному было, прощаемся до завтрашнего утра.
* * *
Сегодня я просыпаюсь без будильника. Такое всегда случается, когда с утра намечается что-то важное, поездка, к примеру. Или как сегодня. Поразительная штука этот внутренний будильник: понятия не имеешь, когда заснул, зато заранее знаешь, когда проснешься. Здесь разве что смерть может стать помехой, впрочем, ради такого дела она и до утра подождать может.Привожу себя в порядок, одеваюсь, выхожу во двор. Лишь на улице закуриваю — сигарету, выкуренную дома, можно при определенном подходе считать завтраком. А завтракаю я сегодня у Алены. Она, кстати, недалеко живет, что радует.
Добравшись благополучно и без приключений до Аленкиной квартиры, звоню в дверь. Мне открывает заспанная хозяйка жилища — оказывается, я прибыл слишком рано. Девушка идет посмотреть еще один-два короткометражных сна, я же отправляюсь на кухню, дабы сварить овсянку и поджарить яичницу с беконом. Корова за все время моего пребывания в этой квартире ничем не обозначила своего присутствия. На редкость флегматичная похоже тварь. Сварив кашу, иду будить Алену. Настало время отведать настоящий завтрак простого англичанина. Деревенского англичанина, городским молоко молочники разносят, корову доят перед завтраком разве что деревенские. Возвращаюсь на кухню, погружаюсь в состояние ожидания, предвкушая успех. Но… Что за грохот? Врываюсь в комнату и вижу бьющуюся в истерике хозяйку квартиры и мертвую корову. Издохло животное недавно, но выглядит все равно малоприятно. Алена обвиняет в случившемся меня и с криком прогоняет вон. Видно не судьба отведать настоящий английский завтрак, но это и к лучшему. Есть пищу простолюдинов не пристало падшему богу. Пора возвращаться к старому доброму чаю с рыбой.
* * *
Вроде все не так уж плохо. Корову, конечно, жаль, но не то чтобы очень, я ведь не индус все-таки. Девчонку тоже жаль, но, если подумать, это красиво держать в квартире корову, но, черт возьми, бессмысленно! Так почему ж на душе у меня так хреново. «Чувак, не парься, — говорю я себе, сейчас ты придешь домой, выпьешь чаю с рыбой, потом включишь комп и посмотришь божественный пинкфлойдовский концерт на развалинах Помпеи, расслабишься, повосхищаешься тому непотребству, что учиняет с гитарой Гилмор. Остынь, Полиграфушка. Вспомни ту композицию, что тебя так уносит. „Set the controls for the heart of the sun“ с неземным вокалом Вотерса».Но прийти в норму все никак не получается. Что-то не дает покоя. И вдруг… Озарение! Я осознаю, что именно. Поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и со всех ног спешу обратно. Подбегаю к подъезду Алены, пулей влетаю на кухню и сломя голову мчусь на кухню. Там я беру самый большой и острый нож и направляюсь в комнату.
Картина та же. Аленка сидит на полу и сотрясается от рыданий. Даже не обращает на меня внимания. Подхожу к туше, вспарываю ее, так и есть.
— Эй, посмотри сюда! — Кричу, — Это ж не настоящая корова!
Алена недоуменно смотрит на тушу и вдруг осознает, что из сделанной мною прорези высыпаются опилки. Это чучело.
— Ты хоть понимаешь, что это значит?! — продолжаю кричать я, — Твоя корова жива! Ее просто подменили.
— Откуда ты знаешь, что она жива? — Осведомляется моя собеседница, несколько успокоившись.
— Я это чувствую. Это знак, тебе пора избрать другой путь, — отвечаю ей с уверенностью.
— Думаешь, это Бог сделал?
— Нет, не думаю. Но какая разница, кто это сделал? Ты хоть понимаешь, что произошло? Радуйся! Радуйся, мать твою!
Она радуется.
Глава 3
В одном загородном заведении в VIP-зале стилизованном под средневековую таверну семеро мужчин различного возраста расположились за столом. Они пили эль, время от времени со стуком ударяя кружками о дубовую поверхность стола, и периодически посматривали на часы. За все время совместного времяпровождения ни один из них не обронил ни слова.
— Пора! — громко провозгласил, наконец, грузный мужчина, сидящий во главе стола.
Впрочем, грузный — слабо сказано, чтобы передать впечатление о внешности мужчины, вернее было бы назвать его грудой сала. Одет толстяк был в серый деловой костюм и белую рубашку, из кармана его торчал галстук. Было очевидно, что этот человек привык одеваться официально, но сегодняшняя встреча таковой не являлась.
— Итак, — продолжил толстый, — внутреннее чутье подсказывает мне, что именно я как самый толстый из вас и должен открыть наше собрание и быть председателем. Никаких ущемлений здесь присутствующих в правах, разумеется, просто так удобнее.
Слушатели дружно зааплодировали. Один из них, плюгавый мужичок лет сорока в замызганной одежде даже привстал и ободряюще крикнул:
— Дерзай, жирдяй!
— Благодарю вас, — ничуть не обидевшись на, казалось бы, оскорбительное слово, проговорил мужчина. — Итак, все мы собрались здесь, прочитав в газете весьма оригинальное объявление, подписанное «Джим Слэйд». Ежели все это не розыгрыш и человек, именующий себя подобным образом, присутствует среди нас, предоставляю слово ему.
Долго ждать не пришлось. Молодой человек, одетый довольно необычно — синие джинсы, малиновый пиджак, бандана с Веселым Роджером и огромная золотая цепь на шее — поднялся со своего места и молвил:
— Я - Джим Слэйд. Можете звать меня просто Джим. И сейчас все мы исполним то, зачем мы здесь. Но для начала — хоббит, еще эля!
На зов немедленно явился маленький человечек, действительно очень похожий на хоббита. По всей видимости, представитель местного обслуживающего персонала.
— Для всех, милорд?
— Разумеется, для всех.
Не прошло и двух минут, как кружки были расставлены по местам.
— Что-нибудь еще? — услужливо осведомился «хоббит».
— Да. Зажгите, пожалуйста, камин. Потом — свободны.
В скором времени огонь запылал в камине, все шестеро сидящих пристально глядели на Слэйда, ожидая развития событий. Джим не заставил себя долго ждать.
— Итак, джентльмены, я — бессмертный бог, — надменно провозгласил Джим. Слушатели вряд ли ему поверили, но смолчали. Слэйд же продолжал. — Время не властно надо мной, но созерцание хода его доставляет небывалое удовольствие. А посему я снимаю с руки свой «Ролекс» и приношу его в жертву. — Слова Джима с делом не разошлись, он снял часы, подошел камину и бросил их в огонь. Совершив этот ритуал, Джим вернулся на свое место, присел и принялся медленно потягивать из кружки эль.
— Что ж, Джим Слэйд на деле доказал серьезность своих намерений. Так последуем же его примеру, — вновь взял слово толстяк. — Я очень люблю поесть. Разумеется, все время есть я не могу, но все же всегда ношу с собой вкусную булочку, испеченную собственноручно моей любящей супругой. Это на случай, если совсем уж невмоготу станет. Эта вот булочка и будет моей жертвой.
Когда булочка отправилась вслед за часами, и грузный мужчина занял свое место, из-за стола поднялся парень лет двадцати.
— Меня зовут Иннокентий, я студент четвертого курса. Учусь всю жизнь на «отлично». Так вот, жертвой моей будет моя зачетка, думаю, это самое.
Вот уже и зачетка скрылась в огне вслед за первыми двумя жертвами, Иннокентий занял свое место и пригубил эля. Следующим на очереди был пожилой человек интеллигентного вида, с усами и в очках.
— Друзья мои, — сказал он. — В этом мире остался лишь один по-настоящему любимый мною человек — моя жена. Она очень любит цветы, и я как раз сегодня купил вот этот букет, — он взял в руки цветы, ранее лежавшие на столе, — хотел ее порадовать. Это будет достойная жертва.
После окончания ритуала, с места вскочил тот самый плюгавый мужичок, обозвавший жирдяем председателя. И говорил он так:
— Я, слесарь Василий, живу на белом свете вот уж сорок пять лет. И тридцать пять из них пью, двадцать пять — пью много. Идейный алкоголик, так сказать. И сейчас я вылью в камин бутылку водки, лучше жертвы не придумать.
— Извините, я не готов. — Сказал вдруг бледный молодой человек. — Я лучше пойду.
— Да никто тебя, собственно, и не держит, — улыбнулся Слэйд. — Но знай, ты никогда не будешь готов. Иди. Только за эль заплати, и не забудь чаевые.
Все проводили отступника взглядом, после чего слово взял последний из собравшихся, мужчина непримечательной внешности.
— Больше всего на свете люблю я деньги, — сообщил он, — и лучшей жертвы, чем мой кошелек, мне в жизни не придумать.
Когда последняя жертва была принесена, Джим Слэйд допил эль, поднялся и заговорил:
— Господа, поздравляю вас. Мы сегодня совершили серьезный поступок, сделали большой шаг на пути к личной духовной свободе. Разумеется, потребность в жертвоприношении заложена в нас с рождения, и избавиться от нее невозможно, да и не нужно. Но сегодня никто из нас не знал, кому адресованы наши жертвы. Лишь делая жертвоприношения неизвестно кому, мы можем подавить в себе идолопоклонничество.
Люций и Джим пережили вместе немало увлекательных приключений. Взять хотя бы их последнюю поездку в Мариуполь, этот город-наследник Сан-Франциско шестидесятых, раскрашенный в кислотные тона безумным художником по прозвищу Ризограф. Вернее, попытку поездки.
В преддверии той благополучной поездки Слэйд и его товарищ беспечно, ни о чем не подозревая, пили пиво в привокзальном кабаке. Джим рассказывал услышанную им недавно историю о борьбе с браконьерством на Новый Год. Изобретательные милиционеры придумали такой метод — они вымазали стволы елок и сосен города фекалиями и спрятались в кустах в ожидании потехи. Уж очень им хотелось посмотреть на реакцию незадачливых нарушителей закона. Ребятки в голубой форме, они же как дети малые, катаются втроем на некоем подобии тарзанки, напоминающей гротескную тру-готичную петлю для великана, играют в КВН-щиц Жанну и Свету, в общем, любят повеселиться вволю. Но вот незадача — никто так и не подошел. Но милиционеры не унывали. Они весь вечер играли в карты, и проигравшие под радостный хохот коллег облизывали ствол.
Затем, уже в поезде, настал черед Люция рассказывать. Он поведал трагическую историю проводницы вагона, в котором они ехали. Она была худшей проводницей в истории, мало того, что своим характером она порождала ненависть пассажиров, она к тому же не умела заваривать чай. Собственная бездарность повергала проводницу в бесконечные депрессии. По ночам она очень долго плакала в подушку, настолько долго, что одной подушки ей на ночь не хватало, требовались минимум четыре. В перерывах между рыданиями, поменяв подушку, проводница открывала окно вагона и громко кричала в ночь: «Ебать!». Единственной радостью в ее жизни был воображаемый демонический любовник. Впрочем, не совсем воображаемый, этот человек существовал на самом деле. Но проводнице он нанес визит лишь однажды: подошел к окну, и их голоса в крике «ебать!» слились воедино.
Чувство того, что в этом поезде что-то неладно появилось у друзей еще при посадке. Не зря женщина, что проверяла билеты при входе в вагон, была без формы и выглядела подозрительно. Чутье не подвело. Той ночью их отключили усыпляющим газом, очень сильнодействующим, повергающим жертв в сон на несколько суток. Затем Джима и Люция, используя потайные мосты и туннели и неведомые железные дороги увезли на остров Мадагаскар. Выбраться с этого странного клочка суши с необычной флорой и фауной было непросто…
Отвлекшись наконец от воспоминаний, Слэйд сообщил Люцию:
— Есть серьезное дело.
Лидер сатанистов начертил перевернутую пентаграмму и провел все приготовления к ритуалам. Надо сказать, он был не очень образованным человеком и технологию проведения службы знал плохо. Но он умел влиять на людей, надо сказать, еще менее просвещенных, заставлять их верить в свою силу, а это было главное.
— Владыко Сатана, прими в жертву жизнь этого ни о чем не подозревающего невинного существа, — с этими словами лидер достал огромный нож и лишил несчастного бродячего пса жизни.
— Пора! — громко провозгласил, наконец, грузный мужчина, сидящий во главе стола.
Впрочем, грузный — слабо сказано, чтобы передать впечатление о внешности мужчины, вернее было бы назвать его грудой сала. Одет толстяк был в серый деловой костюм и белую рубашку, из кармана его торчал галстук. Было очевидно, что этот человек привык одеваться официально, но сегодняшняя встреча таковой не являлась.
— Итак, — продолжил толстый, — внутреннее чутье подсказывает мне, что именно я как самый толстый из вас и должен открыть наше собрание и быть председателем. Никаких ущемлений здесь присутствующих в правах, разумеется, просто так удобнее.
Слушатели дружно зааплодировали. Один из них, плюгавый мужичок лет сорока в замызганной одежде даже привстал и ободряюще крикнул:
— Дерзай, жирдяй!
— Благодарю вас, — ничуть не обидевшись на, казалось бы, оскорбительное слово, проговорил мужчина. — Итак, все мы собрались здесь, прочитав в газете весьма оригинальное объявление, подписанное «Джим Слэйд». Ежели все это не розыгрыш и человек, именующий себя подобным образом, присутствует среди нас, предоставляю слово ему.
Долго ждать не пришлось. Молодой человек, одетый довольно необычно — синие джинсы, малиновый пиджак, бандана с Веселым Роджером и огромная золотая цепь на шее — поднялся со своего места и молвил:
— Я - Джим Слэйд. Можете звать меня просто Джим. И сейчас все мы исполним то, зачем мы здесь. Но для начала — хоббит, еще эля!
На зов немедленно явился маленький человечек, действительно очень похожий на хоббита. По всей видимости, представитель местного обслуживающего персонала.
— Для всех, милорд?
— Разумеется, для всех.
Не прошло и двух минут, как кружки были расставлены по местам.
— Что-нибудь еще? — услужливо осведомился «хоббит».
— Да. Зажгите, пожалуйста, камин. Потом — свободны.
В скором времени огонь запылал в камине, все шестеро сидящих пристально глядели на Слэйда, ожидая развития событий. Джим не заставил себя долго ждать.
— Итак, джентльмены, я — бессмертный бог, — надменно провозгласил Джим. Слушатели вряд ли ему поверили, но смолчали. Слэйд же продолжал. — Время не властно надо мной, но созерцание хода его доставляет небывалое удовольствие. А посему я снимаю с руки свой «Ролекс» и приношу его в жертву. — Слова Джима с делом не разошлись, он снял часы, подошел камину и бросил их в огонь. Совершив этот ритуал, Джим вернулся на свое место, присел и принялся медленно потягивать из кружки эль.
— Что ж, Джим Слэйд на деле доказал серьезность своих намерений. Так последуем же его примеру, — вновь взял слово толстяк. — Я очень люблю поесть. Разумеется, все время есть я не могу, но все же всегда ношу с собой вкусную булочку, испеченную собственноручно моей любящей супругой. Это на случай, если совсем уж невмоготу станет. Эта вот булочка и будет моей жертвой.
Когда булочка отправилась вслед за часами, и грузный мужчина занял свое место, из-за стола поднялся парень лет двадцати.
— Меня зовут Иннокентий, я студент четвертого курса. Учусь всю жизнь на «отлично». Так вот, жертвой моей будет моя зачетка, думаю, это самое.
Вот уже и зачетка скрылась в огне вслед за первыми двумя жертвами, Иннокентий занял свое место и пригубил эля. Следующим на очереди был пожилой человек интеллигентного вида, с усами и в очках.
— Друзья мои, — сказал он. — В этом мире остался лишь один по-настоящему любимый мною человек — моя жена. Она очень любит цветы, и я как раз сегодня купил вот этот букет, — он взял в руки цветы, ранее лежавшие на столе, — хотел ее порадовать. Это будет достойная жертва.
После окончания ритуала, с места вскочил тот самый плюгавый мужичок, обозвавший жирдяем председателя. И говорил он так:
— Я, слесарь Василий, живу на белом свете вот уж сорок пять лет. И тридцать пять из них пью, двадцать пять — пью много. Идейный алкоголик, так сказать. И сейчас я вылью в камин бутылку водки, лучше жертвы не придумать.
— Извините, я не готов. — Сказал вдруг бледный молодой человек. — Я лучше пойду.
— Да никто тебя, собственно, и не держит, — улыбнулся Слэйд. — Но знай, ты никогда не будешь готов. Иди. Только за эль заплати, и не забудь чаевые.
Все проводили отступника взглядом, после чего слово взял последний из собравшихся, мужчина непримечательной внешности.
— Больше всего на свете люблю я деньги, — сообщил он, — и лучшей жертвы, чем мой кошелек, мне в жизни не придумать.
Когда последняя жертва была принесена, Джим Слэйд допил эль, поднялся и заговорил:
— Господа, поздравляю вас. Мы сегодня совершили серьезный поступок, сделали большой шаг на пути к личной духовной свободе. Разумеется, потребность в жертвоприношении заложена в нас с рождения, и избавиться от нее невозможно, да и не нужно. Но сегодня никто из нас не знал, кому адресованы наши жертвы. Лишь делая жертвоприношения неизвестно кому, мы можем подавить в себе идолопоклонничество.
* * *
Слэйд шагал по городу, наслаждаясь чудесной погодой — было прохладно, сухо и пасмурно, подобная погода стояла уже месяц, сводя мирских людей с ума и благотворно влияя на нашего героя. Внезапно Джим замедлил ход и крепко пожал руку встречному. Это был Люций, человек со страшным взглядом и голосом в длинном черном плаще. Люций любил музыку группы «Shocking blue» и не любил людей. На концерты своей любимой группы он иногда ходил во сне, людей же называл «презренными смертными». И была в нем еще одна примечательная особенность. В юном возрасте, когда Люций впервые в жизни брился, он порезал лицо. Это настолько пришлось подростку не по душе, что он из чувства эстетизма достал из туалетного шкафчика завалявшееся там древнее лезвие «Нева» и изрезал себе лицо вдоль и поперек, шрамы сохранились и по сей день.Люций и Джим пережили вместе немало увлекательных приключений. Взять хотя бы их последнюю поездку в Мариуполь, этот город-наследник Сан-Франциско шестидесятых, раскрашенный в кислотные тона безумным художником по прозвищу Ризограф. Вернее, попытку поездки.
В преддверии той благополучной поездки Слэйд и его товарищ беспечно, ни о чем не подозревая, пили пиво в привокзальном кабаке. Джим рассказывал услышанную им недавно историю о борьбе с браконьерством на Новый Год. Изобретательные милиционеры придумали такой метод — они вымазали стволы елок и сосен города фекалиями и спрятались в кустах в ожидании потехи. Уж очень им хотелось посмотреть на реакцию незадачливых нарушителей закона. Ребятки в голубой форме, они же как дети малые, катаются втроем на некоем подобии тарзанки, напоминающей гротескную тру-готичную петлю для великана, играют в КВН-щиц Жанну и Свету, в общем, любят повеселиться вволю. Но вот незадача — никто так и не подошел. Но милиционеры не унывали. Они весь вечер играли в карты, и проигравшие под радостный хохот коллег облизывали ствол.
Затем, уже в поезде, настал черед Люция рассказывать. Он поведал трагическую историю проводницы вагона, в котором они ехали. Она была худшей проводницей в истории, мало того, что своим характером она порождала ненависть пассажиров, она к тому же не умела заваривать чай. Собственная бездарность повергала проводницу в бесконечные депрессии. По ночам она очень долго плакала в подушку, настолько долго, что одной подушки ей на ночь не хватало, требовались минимум четыре. В перерывах между рыданиями, поменяв подушку, проводница открывала окно вагона и громко кричала в ночь: «Ебать!». Единственной радостью в ее жизни был воображаемый демонический любовник. Впрочем, не совсем воображаемый, этот человек существовал на самом деле. Но проводнице он нанес визит лишь однажды: подошел к окну, и их голоса в крике «ебать!» слились воедино.
Чувство того, что в этом поезде что-то неладно появилось у друзей еще при посадке. Не зря женщина, что проверяла билеты при входе в вагон, была без формы и выглядела подозрительно. Чутье не подвело. Той ночью их отключили усыпляющим газом, очень сильнодействующим, повергающим жертв в сон на несколько суток. Затем Джима и Люция, используя потайные мосты и туннели и неведомые железные дороги увезли на остров Мадагаскар. Выбраться с этого странного клочка суши с необычной флорой и фауной было непросто…
Отвлекшись наконец от воспоминаний, Слэйд сообщил Люцию:
— Есть серьезное дело.
* * *
На кладбище происходило дьяволослужение. Поклонники Князя Тьмы успешно пробрались на место захоронения, благополучно обезопасив себя путем усыпления сторожа. С собой у них были ни о чем не подозревающая бродячая собака, прикормленная лично сатанистом Егором, связанная и до смерти перепуганная шлюха Рита с окружной и много водки.Лидер сатанистов начертил перевернутую пентаграмму и провел все приготовления к ритуалам. Надо сказать, он был не очень образованным человеком и технологию проведения службы знал плохо. Но он умел влиять на людей, надо сказать, еще менее просвещенных, заставлять их верить в свою силу, а это было главное.
— Владыко Сатана, прими в жертву жизнь этого ни о чем не подозревающего невинного существа, — с этими словами лидер достал огромный нож и лишил несчастного бродячего пса жизни.