Страница:
Частым и желанным гостем в наших войсках был Е. М. Ярославский. Его глубокие по содержанию и яркие по форме выступления помогали защитникам Москвы яснее видеть свои задачи, лучше разбираться в международной обстановке. В наших авиационных частях служили два сына Емельяна Михайловича - смелые летчики, всегда стремившиеся в бой.
Я уже говорил о помощи, которую оказывал войскам ПВО Москвы секретарь Центрального и Московского комитетов партии Александр Сергеевич Щербаков. Он умел как-то по-отечески поддержать нас. Бывало, что и остро критиковал. 18 июня 1942 года, выступая на сессии Верховного Совета СССР, А. С. Щербаков сказал:
"Население Москвы вместе с бойцами противовоздушной обороны героически отстояло свой родной город от вражеских налетов. И вы, товарищи депутаты, видите свою столицу целой и невредимой, видите свою родную Москву по-прежнему преисполненной решимости довести войну до победного конца"{20}. Эти слова участники сессии встретили бурными аплодисментами.
Мы ощущали постоянную заботу и со стороны Государственного Комитета Обороны, руководителей различных ведомств и организаций.
Однажды во время боевой работы на нашем командном пункте был Нарком оборонной промышленности Б. Л. Ванников.
Помню, для уточнения названия какого-то населенного пункта на карте мне пришлось воспользоваться увеличительным стеклом. Достав из ящика стола небольшую, видавшую виды лупу, я стал рассматривать надпись, сетуя на то, что лупа не дает необходимого увеличения.
На следующий день мне передали какой-то сверток.
- Что это? - спросил я.
Адъютант не знал. Разорвав бумагу, я обнаружил великолепную лупу. Конечно, сразу можно было догадаться, чей это подарок, столь скромно преподнесенный.
С Борисом Львовичем Ванниковым мне приходилось встречаться не часто, но я всегда с уважением относился к нему как к человеку и как к одному из крупнейших деятелей нашей промышленности. В ходе войны Б. Л. Ванников стал Наркомом боеприпасов. Он всегда очень чутко прислушивался к нашим просьбам. Войска ПВО Москвы получали боеприпасы в первую очередь.
Не знали отказа мы и в железнодорожных вагонах. Нам всегда шли навстречу, когда требовалось перевезти людей и боевую технику.
Находясь постоянно на своем командном пункте во время налетов вражеской авиации, я был в курсе всех событий, происходивших в воздухе и на земле на всем большом пространстве нашей зоны. На планшетах отражался ход воздушных боев, можно было в любой момент видеть, в каком секторе, по каким целям ведет огонь зенитная артиллерия. Однако все это было лишь отражением действительности, а не подлинной картиной боя. Мне очень хотелось побывать в части в период боевой работы, но я не мог оставить пульт управления во время налета.
Помнится, 14 ноября 1941 года вражеская авиация несколько раз предпринимала попытки прорваться к городу. Летчики и зенитчики успешно отражали атаки противника. На командный пункт то и дело поступали донесения об уничтожении неприятельских самолетов. Позвонил и командир 193-го зенитного артиллерийского полка майор М. Г. Кикнадзе:
- Сбили "Мессершмитт-109", - доложил он. - Самолет упал рядом с батареей старшего лейтенанта Гургеняна.
- Поедемте посмотрим, - сказал присутствовавший на КП Маршал Советского Союза С. М. Буденный. - Обязательно нужно съездить.
Отдав необходимые распоряжения полковнику С. И. Макееву, я поднялся наверх.
И вот мы в Баковке, городке, где располагался командный пункт 193-го полка. Майор Кикнадзе доложил, что летчик сбитого "мессершмитта" погиб, пытаясь выброситься с парашютом.
Мы осмотрели самолет. Два снаряда угодили в него прямым попаданием: один - в мотор, другой - в фюзеляж. По "мессершмитту" вели огонь воины подразделений старшего лейтенанта X. С. Гургеняна, лейтенантов Е. М. Данилова и В. Т. Ильюшина.
Пока мы занимались осмотром, стало смеркаться. И тут вдруг в потемневшем небе замелькали разрывы зенитных снарядов. Они все приближались. И вскоре мы увидели группу вражеских бомбардировщиков, вокруг которых то и дело вспыхивали и гасли шапки разрывов. Бомбардировщики пытались вырваться из этого смертоносного кольца, но на флангах зоны огня барражировали наши истребители. Они ожидали, когда зенитчики "отдадут" им цели.
Я видел, как Семен Михайлович то и дело от удовольствия разглаживал свои пышные усы и притопывал ногой.
- Молодцы, буквально молодцы! - хвалил он зенитчиков.
Вот задымил и пошел со снижением к дальнему лесу один из бомбардировщиков. Видно было, что получили повреждения и другие неприятельские самолеты. И тут зенитчики прекратили огонь. Немедленно на врага устремились истребители. Нам не удалось увидеть конца этого интересного боя. Самолеты скрылись вдали, и мы только слышали, как где-то в высоте раздавался дробный перестук авиационных пулеметов.
Вечером, как и обычно, я докладывал И. В. Сталину об итогах нашей боевой работы. Услышав, что в течение дня войска Московской противовоздушной обороны сбили 42 вражеских самолета, Верховный Главнокомандующий усомнился:
- А не преувеличиваете ли вы, товарищ Журавлев?
- Нет, товарищ Сталин, - ответил я, - все точно. Можно комиссию создать и проверить.
Комиссия действительно была создала и подтвердила наши данные.
Нужно сказать, что подсчет боевых трофеев на войне - дело, безусловно, сложное и неточности возможны. Особенно трудно учесть все сбитые в воздушных боях и огнем наземных средств неприятельские самолеты. Попробуй учти, сбит самолет или нет, если он со снижением уходит на свою территорию или падает в труднодоступной местности (лес, болото), где не удается обнаружить его обломков. Но мы стремились быть точными. Я требовал от командиров частей подтверждения: справок от местных советских, общественных и военных организаций, в которых указывалось бы место и время падения сбитых в их районе вражеских самолетов.
В некоторых случаях мы не записывали трофеи да боевой счет той или иной части, если не получали достаточно убедительных доказательств.
Труднее было установить конкретно, какой батарее записать сбитый самолет. По одной и той же цели огонь обычно вели несколько подразделений. Установить, чей залп оказался поражающим, было невозможно.
Подчас мы просто записывали сбитый самолет на боевой счет лучшей батареи из участвовавших в бою. Никто против этого не возражал: раз подразделение зарекомендовало себя лучшим, значит, и доля его в достижении победы наверняка большая. Конечно, все это условно. Но установление "боевых счетов" имело весьма большое воспитательное значение.
Партия и правительство высоко оценивали боевые дела защитников столицы. За оборону Москвы 22 летчика Московской противовоздушной обороны были удостоены звания Героя Советского Союза, многие авиаторы, зенитчики, прожектористы, аэростатчики, вносовцы награждены орденами и медалями. Безусловно, признанием и их заслуг является награждение в 1967 году Московского округа противовоздушной обороны орденом Ленина. Этой награды воины ПВО столицы удостоены за боевые заслуги в период Великой Отечественной войны и за успехи в учебе в мирные дни.
Глава 9.
Наш противник - 2-й воздушный флот
В небе Подмосковья - "Легион Кондор". Командование люфтваффе просчиталось. Немного истории. Почему не рвались бомбы. Противник вынужден менять тактику. Побеждают сильные духом.
Меня часто спрашивают: "Как вы думаете, почему немецко-фашистская авиация не использовала фактор внезапности и не попыталась нанести удар с воздуха по нашей столице в первый день войны? Ведь, безусловно, соображениями гуманности это не вызвано".
Чувства гуманности тут, конечно, ни при чем. Они полностью отсутствовали у фашистских заправил. Ведь Гитлер и его приспешники вели войну на уничтожение и не скрывали этого.
Истинная причина заключалась в другом. Верховное немецко-фашистское командование не решалось в первый месяц войны распылять силы авиации, пока сухопутные войска не выполнят ближайших оперативных задач.
Существовала и еще одна причина, заставившая руководителей вермахта отложить на месяц начало налетов на Москву. Полеты бомбардировщиков без сопровождения истребителей на большое расстояние в светлое время суток были очень рискованны. А в июне, как известно, ночи короткие. При полетах с дальних аэродромов бомбардировщики не успели бы затемно дойти до Москвы, выполнить свою задачу и вернуться обратно. Они неизбежно несли бы большие потери.
Следует сказать, что и в дальнейшем, в более благоприятных условиях, противник предпочитал ночные полеты. Из 122 налетов, совершенных вражескими бомбардировщиками на Москву в 1941 году, только 32 предпринимались в дневное время, да и то главным образом при плотной облачности.
Готовясь к проведению налетов на Москву, гитлеровское командование сосредоточило на аэродромах Польши, Белоруссии, Прибалтики отборные части 2-го и 8-го авиакорпусов, входивших в состав 2-го воздушного флота, самолетный парк которого насчитывал в строю свыше тысячи машин. Там же дислоцировалась и 53-я авиационная эскадра дальних бомбардировщиков под названием "Легион Кондор". Ее летчики заслужили недобрую славу убийц мирного населения. В их послужных списках были бомбежки городов республиканской Испании, разбойничьи налеты на города и села Польши, Югославии, Греции. Многие асы из "Легиона Кондор" получили награды за бомбардировки французской территории и налеты на Лондон. Словом, это был цвет фашистской авиации. На вооружении эскадры состояли лучшие в немецких военно-воздушных силах самолеты-бомбардировщики "Хейнкель-111".
Под стать личному составу "Кондора" были и летчики 4-й бомбардировочной эскадры "Вевер", летавшие на "Юнкерсах-88". Их самолеты неоднократно появлялись над Лондоном, Ливерпулем, Бирмингемом, Бристолем и другими городами Великобритании.
Для участия в налетах на Москву на аэродром в районе Барановичей с киевского направления прибыла 55-я эскадра дальних бомбардировщиков, а в район Бобруйска - 28-я эскадра. Вместе с ними действовали также эскадра особого назначения "Гриф" и 100-я бомбардировочная группа.
Таким образом, авиационная группировка, предназначенная для ударов по нашей столице, к середине июля 1941 года насчитывала более 300 бомбардировщиков. Это составляло значительную часть 2-го воздушного флота, поддерживавшего группу немецко-фашистских армий "Центр".
Командовал 2-м воздушным флотом генерал-фельдмаршал Кессельринг заметная фигура среди генералитета гитлеровской Германии. Альберт Кессельринг пришел в люфтваффе из артиллерии, когда фашисты, захватившие власть при покровительстве и помощи западных держав, стали восстанавливать военный потенциал Германии в нарушение Версальских соглашений. Типичный представитель прусского офицерства, Кессельринг пришелся ко двору фашистскому руководству. Он занял высокий пост в штабе люфтваффе, а потом, после смерти генерала Вевера, стал начальником генерального штаба ВВС.
С начала войны, развязанной Гитлером против Польши, Кессельринг возглавил одно из самых мощных соединений немецкой военной авиации - 2-й воздушный флот. Это на его совести разработка и осуществление планов бомбардировки многих городов Западной Европы, в частности Роттердама. После того как гитлеровцы захватили Польшу, Бельгию, Голландию и Францию, заслуги Кессельринга, являвшегося правой рукой Геринга, были отмечены. Ему присвоили звание генерал-фельдмаршала.
Возглавляя 2-й воздушный флот, Альберт Кессельринг активно участвовал в разработке планов налетов на Англию. Его эскадры обрушивали бомбовые удары на южную часть Британских островов. Видимо, этот опыт был учтен при определении задач воздушным флотам на советско-германском фронте. 2-му воздушному флоту, в состав которого входило более половины всех ВВС Германии, сражавшихся на Восточном фронте, поручили самую трудную миссию поддерживать группу армий "Центр" и организовывать налеты на Москву.
Фельдмаршал Кессельринг во время войны непрерывно слал в Берлин выдуманные сообщения о разгроме Москвы его бомбардировщиками. Он не изменил привычки приукрашивать действительность и после поражения фашистской Германии. В своих воспоминаниях Кессельринг писал: "С самого начала войны (21-22 июня 1941 года) из ставших шаблонными действий немецкой авиации выделяются лишь налеты на Москву - политический и экономический центр и важнейший узел дорог России, - проводившиеся вполне успешно на протяжении нескольких месяцев... Тогда немецкая авиация могла действительно решить исход войны, если бы наступление немецкой сухопутной армии не застряло под Москвой сначала в болотах, а затем в снегах русской зимы"{21}.
У Греффрата - одного из коллег Кессельринга по люфтваффе - эпопея налетов на Москву вызывает далеко не такие радужные воспоминания. "На эти удары, - пишет он, - в проведении которых не было почти никакой необходимости, немецкое командование бесполезно израсходовало довольно значительные силы своей авиации"{22}.
Еще более определенно высказывается на этот счет другой историк - Георг Фойхтер. "Как и во время воздушной битвы за Англию, - вспоминает он, оказалось, что главное командование немецких военно-воздушных сил совершенно не умеет "стратегически" мыслить, не говоря уже о способности планировать и проводить стратегические операции. Немногочисленные воздушные налеты на Москву были настолько плохо подготовлены и проведены, что не достигли никакого практического результата. Их можно было бы оценить лишь как "пропаганду", но они не достигли и этой цели"{23}.
Нам удалось установить, что летный состав немецких частей, участвовавших в налетах на Москву, к началу нападения Германии на Советский Союз почти полностью состоял из офицеров. Многие из командиров воздушных кораблей были в звании полковника. Почти каждый член экипажа имел награды, в том числе и Железные кресты, полученные за бомбардировку мирных городов Западной Европы.
Это были фашисты образца 1941 года, опьяненные успехами, уверенные в своей силе и быстрой победе над нашей страной. Попадая в плен, они держались высокомерно, отказывались отвечать на вопросы.
Но уже через два-три месяца картина изменилась. В протоколах допросов экипажей сбитых самолетов стали появляться весьма характерные признания. Вражеские летчики показывали, что их авиация несет большие потери от огня нашей зенитной артиллерии, многие самолеты из числа возвратившихся на свои аэродромы бывают настолько повреждены осколками снарядов, что требуют серьезного ремонта и даже оказываются вовсе непригодными к дальнейшим полетам.
Нужно сказать, что верховное командование немецко-фашистских войск очень быстро убедилось в силе противовоздушной обороны Москвы. Специальная комиссия германского генерального штаба ВВС, посланная в 1941 году вслед за своими наступавшими войсками для изучения организации ПВО в нашей стране, отмечала ошибочность представления о том, что в Советском Союзе ПВО слабая.
Известно, что по Версальскому договору Германии было запрещено иметь военную авиацию. И потому до 1933 года ее военно-воздушные силы практически равнялись нулю. Но когда к власти пришли фашисты, с молчаливого согласия западных участников бывшей Антанты Гитлер бесцеремонно растоптал мирный договор. В Германии началось, восстановление военной, и в том числе авиационной промышленности, быстрыми темпами стали готовиться военные авиационные кадры.
Немецко-фашистские ВВС создавались не на голом месте. Германия не без помощи международного капитала сумела сохранить свои авиастроительные заводы и достаточно многочисленные кадры летного и технического состава. По существу, не прекращалась в стране и деятельность авиационных конструкторских бюро, которые под видом разработки проектов для гражданского воздушного флота создавали модели современных по тому времени бомбардировщиков и истребителей.
Уже к 1939 году среднемесячный выпуск самолетов в Германии достиг внушительной цифры - 700 машин. В тот же период Франция производила 40-50 самолетов, США - до 300, а Англия - до 400.
Весьма интересны цифры, характеризующие состав самолетного парка фашистской Германии по боевому предназначению. В соответствии со своими взглядами на роль ВВС в осуществлении планов "молниеносной" войны немецкие военные специалисты считали необходимым всемерно развивать бомбардировочную авиацию. К 1938 году она составляла до 75 процентов всех военно-воздушных сил Германии, в то время как удельный вес истребителей не превышал 22 процентов. В этом проявились свойственные гитлеровской военной доктрине агрессивность, стремление вести только наступательные действия, пренебрежение к обороне.
Впрочем, в первом периоде второй мировой войны, в операциях против Польши, Бельгии, Франции, немецко-фашистскому командованию удалось использовать ВВС в соответствии со своими взглядами на их предназначение. Осуществляя внезапное вторжение на территорию противника, при тройном и даже большем превосходстве в авиации, немцы обрушивали бомбовые удары на аэродромы, железнодорожные узлы, позиции ПВО, парализуя сопротивление обороняющихся. При необходимости бомбардировщики переключались на непосредственную поддержку сухопутных войск на поле боя. В этих случаях они нуждались в помощи истребителей, и количество их вполне обеспечивало выполнение боевых задач.
Но так было, когда вермахт вел борьбу против государств, с которыми Германия имела общие сухопутные границы, против стран, не обладавших достаточно мощной противовоздушной обороной. Но уже и в этот период гитлеровцы могли понять, что стойкая противовоздушная оборона способна значительно снизить действенность усилий их бомбардировочной авиации. Пришлось пересматривать свои первоначальные концепции.
В результате оценки боевого опыта ведения воздушной войны против Англии командование германских ВВС окончательно убедилось, что без истребительного прикрытия действия бомбардировочной авиации по тыловым объектам в условиях сильного противодействия ПВО противника не могут быть достаточно эффективными. Их расчеты на то, что плотный строй бомбардировщиков способен самостоятельно вести оборону против истребителей, не выдержали испытания боевой практикой. Поэтому уже к моменту нападения на нашу страну удельный вес бомбардировщиков в военно-воздушных силах Германии снизился до 57,8 процента. Истребители в тот период составляли 31,2 процента всех боевых самолетов, разведчики - 11 процентов.
В ходе войны немцы были вынуждены существенно изменить и конструкцию своих самолетов. Им пришлось увеличить бронезащиту бомбардировщиков, усилить их вооружение. На самолетах Ю-88 и Хе-111 появились 20-мм пушки в дополнение к пулеметам, которыми они были вооружены вначале.
Нужно сказать, что, создавая свои бомбардировщики, немецкие конструкторы в первую очередь предназначали их для авиационной поддержки сухопутных сил. И хотя они сконструировали такие типы самолетов, как Хе-177, ФВ-200 "Курьер" и другие, способные решать стратегические задачи, их серийный выпуск так и не был организован. Видимо, считалось, что для ведения "молниеносной" войны против нашей страны они не потребуются, а для ударов по Англии предполагалось использовать новое оружие - ракеты Фау-1 и Фау-2.
В групповых налетах на Москву чаще всего участвовали средние бомбардировщики Хе-111, До-215, Ю-88, пикирующие бомбардировщики Ю-87 и многоцелевые самолеты Ме-110. Эти машины были созданы перед началом второй мировой войны, модернизировались в процессе производства и к моменту нападения фашистской Германии на нашу страну по своим летно-техническим данным оставались на уровне лучших бомбардировщиков западных государств. Они имели максимальные скорости от 400 до 465 километров в час, потолки полета от 8 до 11 тыс. метров и, следовательно, могли летать на пределе досягаемости прицельного огня наших зенитных орудий старых выпусков. На их вооружении находилось по одной пушке (у До-215 - две) и 4-7 пулеметов, тогда как у наших истребителей старых типов пушек на борту не было, а число пулеметов не превышало четырех. Нужно, правда, отметить, что бомбовая нагрузка перечисленных бомбардировщиков была сравнительно небольшой - от 700 до 1400 килограммов. Это соответствовало их основному боевому предназначению.
К началу налетов фашистской авиации на пашу столицу Московская противовоздушная оборона располагала в общей сложности 585 боевыми самолетами: 245 экипажей имели истребители И-16 и И-153, 340 летчиков получили к тому времени машины новых типов - Як-1, МиГ-3, ЛаГГ-3, но далеко не все успели освоить их, особенно для полетов ночью. Тем не менее и на самолетах старых типов наши летчики настигали врага, успешно преодолевали мощную огневую защиту бомбардировщиков и уничтожали их.
Более сложной для летчиков противовоздушной обороны была борьба с истребителями противника, превосходившими наши истребители в скорости и вооружении.
В дальнейшем благодаря настойчивой работе советских конструкторов и самолетостроителей над совершенствованием боевой авиационной техники наши истребители по своим качествам превзошли самолеты противника. Однако надо учесть, что в 1941 году нам приходилось широко использовать технику довоенных образцов, которая хорошо послужила нашим летчикам во время боев в республиканской Испании, на Дальнем Востоке. К началу же Великой Отечественной войны она являла собой вчерашний день в развитии советского самолетостроения.
Но не единой техникой решается судьба каждого боя и операции в целом. Немаловажным фактором в борьбе авиации с противовоздушной обороной является тактика. Безусловно, мы были глубоко заинтересованы в изучении тактических приемов противника и очень внимательно фиксировали все особенности боевого применения немецко-фашистских ВВС при налетах не только на Москву, но и на другие пункты и объекты страны, скрупулезно анализировали полученные данные.
Следует иметь в виду, что войска противовоздушной обороны являются оборонительным видом Вооруженных Сил. По отношению к ним противник обладает тем преимуществом, что он диктует характер боевых действий: время, направление, интенсивность и силу воздушных налетов, применяемые при этом средства и тактические приемы. Войска ПВО вынуждены предугадывать цели и средства противника, быстро перестраиваться, чтобы противостоять новшествам, которые он может применить. Образно говоря, нападающая сторона пользуется преимуществом первого хода.
Однако только при слабом сопротивлении обороняющихся это преимущество приносит окончательную победу. История показала, что наша противовоздушная оборона не оставила в руках неприятеля инициативы. Даже в самые трудные для Москвы дни люфтваффе не смогли диктовать нам своей воли, по своему желанию выбирать цели и обрушивать на них бомбовые удары. С такой противовоздушной обороной немецко-фашистские ВВС не встречались нигде в Западной Европе.
Неприятельским летчикам за все время налетов на Москву удалось сбросить на город 1445 фугасных бомб (лишь девятую долю бомбового груза, который они рассчитывали обрушить на нашу столицу; остальные бомбы были сброшены вне пределов города). Надо учесть также, что из числа бомб, упавших на Москву, 108 не разорвались. Одна из фугасок, например, упала в районе Охотного ряда и своим весом (1000 кг) повредила тоннель метро. Другая тяжелая фугасная бомба, попав в здание издательства "Московский большевик", пробила несколько этажей, но также не разорвалась. За пределами городской черты наши саперы обнаружили и обезвредили 164 неразорвавшиеся фугасные бомбы. Объяснить это никак нельзя лишь обычным техническим браком.
В авиационной промышленности Германии работало немало людей, жаждавших поражения фашизма в войне и предпринимавших меры для подрыва боевой мощи гитлеровской армии.
Во время одного из налетов вражеской авиации на Москву бомба упала во двор дома, где когда-то жил и создал свой знаменитый "Толковый словарь живого великорусского языка" Владимир Иванович Даль. Бомба не взорвалась. Саперы извлекли ее и обнаружили, что вместо взрывателя в ней был чешско-русский словарь.
В течение первого полугодия войны фашистская авиация много раз пыталась протаранить нашу противовоздушную оборону. При этом ее тактика была в основном прямолинейна и подчинялась девизу: "Во что бы то ни стало прорваться к Москве". Осенью 1941 года, когда линия фронта проходила в нескольких десятках километров от нашей столицы и противник мог использовать для поддержки бомбардировщиков свои истребители с прифронтовых аэродромов, тактика силового давления, возможно, и дала бы какие-нибудь результаты, будь перед ней менее сильная оборона. Однако и благоприятные условия не принесли 2-му воздушному флоту решающих успехов. Потеряли же немцы при налетах на Москву в первом полугодии войны 952 самолета. Чувствительный урон! Если учесть к тому же, что в основном это были бомбардировщики, экипажи которых состояли из четырех-пяти человек, то потери противника следует признать катастрофическими. Люфтваффе лишились в боях у стен Москвы цвета своих летных кадров.
Проиграв Московской противовоздушной обороне это сражение в воздухе, командование германских ВВС было вынуждено отказаться от тактики давления. Пришлось прибегнуть к методу "беспокоящих" налетов. Прекратить все попытки прорваться к Москве противник не мог: это выглядело бы как признание своего поражения и освобождало бы нас от необходимости держать на обороне Москвы большие силы и средства. Эти соображения командования немецких ВВС в основном определили действия вражеской авиации в нашей зоне после 1 января 1942 года.
Я уже говорил о помощи, которую оказывал войскам ПВО Москвы секретарь Центрального и Московского комитетов партии Александр Сергеевич Щербаков. Он умел как-то по-отечески поддержать нас. Бывало, что и остро критиковал. 18 июня 1942 года, выступая на сессии Верховного Совета СССР, А. С. Щербаков сказал:
"Население Москвы вместе с бойцами противовоздушной обороны героически отстояло свой родной город от вражеских налетов. И вы, товарищи депутаты, видите свою столицу целой и невредимой, видите свою родную Москву по-прежнему преисполненной решимости довести войну до победного конца"{20}. Эти слова участники сессии встретили бурными аплодисментами.
Мы ощущали постоянную заботу и со стороны Государственного Комитета Обороны, руководителей различных ведомств и организаций.
Однажды во время боевой работы на нашем командном пункте был Нарком оборонной промышленности Б. Л. Ванников.
Помню, для уточнения названия какого-то населенного пункта на карте мне пришлось воспользоваться увеличительным стеклом. Достав из ящика стола небольшую, видавшую виды лупу, я стал рассматривать надпись, сетуя на то, что лупа не дает необходимого увеличения.
На следующий день мне передали какой-то сверток.
- Что это? - спросил я.
Адъютант не знал. Разорвав бумагу, я обнаружил великолепную лупу. Конечно, сразу можно было догадаться, чей это подарок, столь скромно преподнесенный.
С Борисом Львовичем Ванниковым мне приходилось встречаться не часто, но я всегда с уважением относился к нему как к человеку и как к одному из крупнейших деятелей нашей промышленности. В ходе войны Б. Л. Ванников стал Наркомом боеприпасов. Он всегда очень чутко прислушивался к нашим просьбам. Войска ПВО Москвы получали боеприпасы в первую очередь.
Не знали отказа мы и в железнодорожных вагонах. Нам всегда шли навстречу, когда требовалось перевезти людей и боевую технику.
Находясь постоянно на своем командном пункте во время налетов вражеской авиации, я был в курсе всех событий, происходивших в воздухе и на земле на всем большом пространстве нашей зоны. На планшетах отражался ход воздушных боев, можно было в любой момент видеть, в каком секторе, по каким целям ведет огонь зенитная артиллерия. Однако все это было лишь отражением действительности, а не подлинной картиной боя. Мне очень хотелось побывать в части в период боевой работы, но я не мог оставить пульт управления во время налета.
Помнится, 14 ноября 1941 года вражеская авиация несколько раз предпринимала попытки прорваться к городу. Летчики и зенитчики успешно отражали атаки противника. На командный пункт то и дело поступали донесения об уничтожении неприятельских самолетов. Позвонил и командир 193-го зенитного артиллерийского полка майор М. Г. Кикнадзе:
- Сбили "Мессершмитт-109", - доложил он. - Самолет упал рядом с батареей старшего лейтенанта Гургеняна.
- Поедемте посмотрим, - сказал присутствовавший на КП Маршал Советского Союза С. М. Буденный. - Обязательно нужно съездить.
Отдав необходимые распоряжения полковнику С. И. Макееву, я поднялся наверх.
И вот мы в Баковке, городке, где располагался командный пункт 193-го полка. Майор Кикнадзе доложил, что летчик сбитого "мессершмитта" погиб, пытаясь выброситься с парашютом.
Мы осмотрели самолет. Два снаряда угодили в него прямым попаданием: один - в мотор, другой - в фюзеляж. По "мессершмитту" вели огонь воины подразделений старшего лейтенанта X. С. Гургеняна, лейтенантов Е. М. Данилова и В. Т. Ильюшина.
Пока мы занимались осмотром, стало смеркаться. И тут вдруг в потемневшем небе замелькали разрывы зенитных снарядов. Они все приближались. И вскоре мы увидели группу вражеских бомбардировщиков, вокруг которых то и дело вспыхивали и гасли шапки разрывов. Бомбардировщики пытались вырваться из этого смертоносного кольца, но на флангах зоны огня барражировали наши истребители. Они ожидали, когда зенитчики "отдадут" им цели.
Я видел, как Семен Михайлович то и дело от удовольствия разглаживал свои пышные усы и притопывал ногой.
- Молодцы, буквально молодцы! - хвалил он зенитчиков.
Вот задымил и пошел со снижением к дальнему лесу один из бомбардировщиков. Видно было, что получили повреждения и другие неприятельские самолеты. И тут зенитчики прекратили огонь. Немедленно на врага устремились истребители. Нам не удалось увидеть конца этого интересного боя. Самолеты скрылись вдали, и мы только слышали, как где-то в высоте раздавался дробный перестук авиационных пулеметов.
Вечером, как и обычно, я докладывал И. В. Сталину об итогах нашей боевой работы. Услышав, что в течение дня войска Московской противовоздушной обороны сбили 42 вражеских самолета, Верховный Главнокомандующий усомнился:
- А не преувеличиваете ли вы, товарищ Журавлев?
- Нет, товарищ Сталин, - ответил я, - все точно. Можно комиссию создать и проверить.
Комиссия действительно была создала и подтвердила наши данные.
Нужно сказать, что подсчет боевых трофеев на войне - дело, безусловно, сложное и неточности возможны. Особенно трудно учесть все сбитые в воздушных боях и огнем наземных средств неприятельские самолеты. Попробуй учти, сбит самолет или нет, если он со снижением уходит на свою территорию или падает в труднодоступной местности (лес, болото), где не удается обнаружить его обломков. Но мы стремились быть точными. Я требовал от командиров частей подтверждения: справок от местных советских, общественных и военных организаций, в которых указывалось бы место и время падения сбитых в их районе вражеских самолетов.
В некоторых случаях мы не записывали трофеи да боевой счет той или иной части, если не получали достаточно убедительных доказательств.
Труднее было установить конкретно, какой батарее записать сбитый самолет. По одной и той же цели огонь обычно вели несколько подразделений. Установить, чей залп оказался поражающим, было невозможно.
Подчас мы просто записывали сбитый самолет на боевой счет лучшей батареи из участвовавших в бою. Никто против этого не возражал: раз подразделение зарекомендовало себя лучшим, значит, и доля его в достижении победы наверняка большая. Конечно, все это условно. Но установление "боевых счетов" имело весьма большое воспитательное значение.
Партия и правительство высоко оценивали боевые дела защитников столицы. За оборону Москвы 22 летчика Московской противовоздушной обороны были удостоены звания Героя Советского Союза, многие авиаторы, зенитчики, прожектористы, аэростатчики, вносовцы награждены орденами и медалями. Безусловно, признанием и их заслуг является награждение в 1967 году Московского округа противовоздушной обороны орденом Ленина. Этой награды воины ПВО столицы удостоены за боевые заслуги в период Великой Отечественной войны и за успехи в учебе в мирные дни.
Глава 9.
Наш противник - 2-й воздушный флот
В небе Подмосковья - "Легион Кондор". Командование люфтваффе просчиталось. Немного истории. Почему не рвались бомбы. Противник вынужден менять тактику. Побеждают сильные духом.
Меня часто спрашивают: "Как вы думаете, почему немецко-фашистская авиация не использовала фактор внезапности и не попыталась нанести удар с воздуха по нашей столице в первый день войны? Ведь, безусловно, соображениями гуманности это не вызвано".
Чувства гуманности тут, конечно, ни при чем. Они полностью отсутствовали у фашистских заправил. Ведь Гитлер и его приспешники вели войну на уничтожение и не скрывали этого.
Истинная причина заключалась в другом. Верховное немецко-фашистское командование не решалось в первый месяц войны распылять силы авиации, пока сухопутные войска не выполнят ближайших оперативных задач.
Существовала и еще одна причина, заставившая руководителей вермахта отложить на месяц начало налетов на Москву. Полеты бомбардировщиков без сопровождения истребителей на большое расстояние в светлое время суток были очень рискованны. А в июне, как известно, ночи короткие. При полетах с дальних аэродромов бомбардировщики не успели бы затемно дойти до Москвы, выполнить свою задачу и вернуться обратно. Они неизбежно несли бы большие потери.
Следует сказать, что и в дальнейшем, в более благоприятных условиях, противник предпочитал ночные полеты. Из 122 налетов, совершенных вражескими бомбардировщиками на Москву в 1941 году, только 32 предпринимались в дневное время, да и то главным образом при плотной облачности.
Готовясь к проведению налетов на Москву, гитлеровское командование сосредоточило на аэродромах Польши, Белоруссии, Прибалтики отборные части 2-го и 8-го авиакорпусов, входивших в состав 2-го воздушного флота, самолетный парк которого насчитывал в строю свыше тысячи машин. Там же дислоцировалась и 53-я авиационная эскадра дальних бомбардировщиков под названием "Легион Кондор". Ее летчики заслужили недобрую славу убийц мирного населения. В их послужных списках были бомбежки городов республиканской Испании, разбойничьи налеты на города и села Польши, Югославии, Греции. Многие асы из "Легиона Кондор" получили награды за бомбардировки французской территории и налеты на Лондон. Словом, это был цвет фашистской авиации. На вооружении эскадры состояли лучшие в немецких военно-воздушных силах самолеты-бомбардировщики "Хейнкель-111".
Под стать личному составу "Кондора" были и летчики 4-й бомбардировочной эскадры "Вевер", летавшие на "Юнкерсах-88". Их самолеты неоднократно появлялись над Лондоном, Ливерпулем, Бирмингемом, Бристолем и другими городами Великобритании.
Для участия в налетах на Москву на аэродром в районе Барановичей с киевского направления прибыла 55-я эскадра дальних бомбардировщиков, а в район Бобруйска - 28-я эскадра. Вместе с ними действовали также эскадра особого назначения "Гриф" и 100-я бомбардировочная группа.
Таким образом, авиационная группировка, предназначенная для ударов по нашей столице, к середине июля 1941 года насчитывала более 300 бомбардировщиков. Это составляло значительную часть 2-го воздушного флота, поддерживавшего группу немецко-фашистских армий "Центр".
Командовал 2-м воздушным флотом генерал-фельдмаршал Кессельринг заметная фигура среди генералитета гитлеровской Германии. Альберт Кессельринг пришел в люфтваффе из артиллерии, когда фашисты, захватившие власть при покровительстве и помощи западных держав, стали восстанавливать военный потенциал Германии в нарушение Версальских соглашений. Типичный представитель прусского офицерства, Кессельринг пришелся ко двору фашистскому руководству. Он занял высокий пост в штабе люфтваффе, а потом, после смерти генерала Вевера, стал начальником генерального штаба ВВС.
С начала войны, развязанной Гитлером против Польши, Кессельринг возглавил одно из самых мощных соединений немецкой военной авиации - 2-й воздушный флот. Это на его совести разработка и осуществление планов бомбардировки многих городов Западной Европы, в частности Роттердама. После того как гитлеровцы захватили Польшу, Бельгию, Голландию и Францию, заслуги Кессельринга, являвшегося правой рукой Геринга, были отмечены. Ему присвоили звание генерал-фельдмаршала.
Возглавляя 2-й воздушный флот, Альберт Кессельринг активно участвовал в разработке планов налетов на Англию. Его эскадры обрушивали бомбовые удары на южную часть Британских островов. Видимо, этот опыт был учтен при определении задач воздушным флотам на советско-германском фронте. 2-му воздушному флоту, в состав которого входило более половины всех ВВС Германии, сражавшихся на Восточном фронте, поручили самую трудную миссию поддерживать группу армий "Центр" и организовывать налеты на Москву.
Фельдмаршал Кессельринг во время войны непрерывно слал в Берлин выдуманные сообщения о разгроме Москвы его бомбардировщиками. Он не изменил привычки приукрашивать действительность и после поражения фашистской Германии. В своих воспоминаниях Кессельринг писал: "С самого начала войны (21-22 июня 1941 года) из ставших шаблонными действий немецкой авиации выделяются лишь налеты на Москву - политический и экономический центр и важнейший узел дорог России, - проводившиеся вполне успешно на протяжении нескольких месяцев... Тогда немецкая авиация могла действительно решить исход войны, если бы наступление немецкой сухопутной армии не застряло под Москвой сначала в болотах, а затем в снегах русской зимы"{21}.
У Греффрата - одного из коллег Кессельринга по люфтваффе - эпопея налетов на Москву вызывает далеко не такие радужные воспоминания. "На эти удары, - пишет он, - в проведении которых не было почти никакой необходимости, немецкое командование бесполезно израсходовало довольно значительные силы своей авиации"{22}.
Еще более определенно высказывается на этот счет другой историк - Георг Фойхтер. "Как и во время воздушной битвы за Англию, - вспоминает он, оказалось, что главное командование немецких военно-воздушных сил совершенно не умеет "стратегически" мыслить, не говоря уже о способности планировать и проводить стратегические операции. Немногочисленные воздушные налеты на Москву были настолько плохо подготовлены и проведены, что не достигли никакого практического результата. Их можно было бы оценить лишь как "пропаганду", но они не достигли и этой цели"{23}.
Нам удалось установить, что летный состав немецких частей, участвовавших в налетах на Москву, к началу нападения Германии на Советский Союз почти полностью состоял из офицеров. Многие из командиров воздушных кораблей были в звании полковника. Почти каждый член экипажа имел награды, в том числе и Железные кресты, полученные за бомбардировку мирных городов Западной Европы.
Это были фашисты образца 1941 года, опьяненные успехами, уверенные в своей силе и быстрой победе над нашей страной. Попадая в плен, они держались высокомерно, отказывались отвечать на вопросы.
Но уже через два-три месяца картина изменилась. В протоколах допросов экипажей сбитых самолетов стали появляться весьма характерные признания. Вражеские летчики показывали, что их авиация несет большие потери от огня нашей зенитной артиллерии, многие самолеты из числа возвратившихся на свои аэродромы бывают настолько повреждены осколками снарядов, что требуют серьезного ремонта и даже оказываются вовсе непригодными к дальнейшим полетам.
Нужно сказать, что верховное командование немецко-фашистских войск очень быстро убедилось в силе противовоздушной обороны Москвы. Специальная комиссия германского генерального штаба ВВС, посланная в 1941 году вслед за своими наступавшими войсками для изучения организации ПВО в нашей стране, отмечала ошибочность представления о том, что в Советском Союзе ПВО слабая.
Известно, что по Версальскому договору Германии было запрещено иметь военную авиацию. И потому до 1933 года ее военно-воздушные силы практически равнялись нулю. Но когда к власти пришли фашисты, с молчаливого согласия западных участников бывшей Антанты Гитлер бесцеремонно растоптал мирный договор. В Германии началось, восстановление военной, и в том числе авиационной промышленности, быстрыми темпами стали готовиться военные авиационные кадры.
Немецко-фашистские ВВС создавались не на голом месте. Германия не без помощи международного капитала сумела сохранить свои авиастроительные заводы и достаточно многочисленные кадры летного и технического состава. По существу, не прекращалась в стране и деятельность авиационных конструкторских бюро, которые под видом разработки проектов для гражданского воздушного флота создавали модели современных по тому времени бомбардировщиков и истребителей.
Уже к 1939 году среднемесячный выпуск самолетов в Германии достиг внушительной цифры - 700 машин. В тот же период Франция производила 40-50 самолетов, США - до 300, а Англия - до 400.
Весьма интересны цифры, характеризующие состав самолетного парка фашистской Германии по боевому предназначению. В соответствии со своими взглядами на роль ВВС в осуществлении планов "молниеносной" войны немецкие военные специалисты считали необходимым всемерно развивать бомбардировочную авиацию. К 1938 году она составляла до 75 процентов всех военно-воздушных сил Германии, в то время как удельный вес истребителей не превышал 22 процентов. В этом проявились свойственные гитлеровской военной доктрине агрессивность, стремление вести только наступательные действия, пренебрежение к обороне.
Впрочем, в первом периоде второй мировой войны, в операциях против Польши, Бельгии, Франции, немецко-фашистскому командованию удалось использовать ВВС в соответствии со своими взглядами на их предназначение. Осуществляя внезапное вторжение на территорию противника, при тройном и даже большем превосходстве в авиации, немцы обрушивали бомбовые удары на аэродромы, железнодорожные узлы, позиции ПВО, парализуя сопротивление обороняющихся. При необходимости бомбардировщики переключались на непосредственную поддержку сухопутных войск на поле боя. В этих случаях они нуждались в помощи истребителей, и количество их вполне обеспечивало выполнение боевых задач.
Но так было, когда вермахт вел борьбу против государств, с которыми Германия имела общие сухопутные границы, против стран, не обладавших достаточно мощной противовоздушной обороной. Но уже и в этот период гитлеровцы могли понять, что стойкая противовоздушная оборона способна значительно снизить действенность усилий их бомбардировочной авиации. Пришлось пересматривать свои первоначальные концепции.
В результате оценки боевого опыта ведения воздушной войны против Англии командование германских ВВС окончательно убедилось, что без истребительного прикрытия действия бомбардировочной авиации по тыловым объектам в условиях сильного противодействия ПВО противника не могут быть достаточно эффективными. Их расчеты на то, что плотный строй бомбардировщиков способен самостоятельно вести оборону против истребителей, не выдержали испытания боевой практикой. Поэтому уже к моменту нападения на нашу страну удельный вес бомбардировщиков в военно-воздушных силах Германии снизился до 57,8 процента. Истребители в тот период составляли 31,2 процента всех боевых самолетов, разведчики - 11 процентов.
В ходе войны немцы были вынуждены существенно изменить и конструкцию своих самолетов. Им пришлось увеличить бронезащиту бомбардировщиков, усилить их вооружение. На самолетах Ю-88 и Хе-111 появились 20-мм пушки в дополнение к пулеметам, которыми они были вооружены вначале.
Нужно сказать, что, создавая свои бомбардировщики, немецкие конструкторы в первую очередь предназначали их для авиационной поддержки сухопутных сил. И хотя они сконструировали такие типы самолетов, как Хе-177, ФВ-200 "Курьер" и другие, способные решать стратегические задачи, их серийный выпуск так и не был организован. Видимо, считалось, что для ведения "молниеносной" войны против нашей страны они не потребуются, а для ударов по Англии предполагалось использовать новое оружие - ракеты Фау-1 и Фау-2.
В групповых налетах на Москву чаще всего участвовали средние бомбардировщики Хе-111, До-215, Ю-88, пикирующие бомбардировщики Ю-87 и многоцелевые самолеты Ме-110. Эти машины были созданы перед началом второй мировой войны, модернизировались в процессе производства и к моменту нападения фашистской Германии на нашу страну по своим летно-техническим данным оставались на уровне лучших бомбардировщиков западных государств. Они имели максимальные скорости от 400 до 465 километров в час, потолки полета от 8 до 11 тыс. метров и, следовательно, могли летать на пределе досягаемости прицельного огня наших зенитных орудий старых выпусков. На их вооружении находилось по одной пушке (у До-215 - две) и 4-7 пулеметов, тогда как у наших истребителей старых типов пушек на борту не было, а число пулеметов не превышало четырех. Нужно, правда, отметить, что бомбовая нагрузка перечисленных бомбардировщиков была сравнительно небольшой - от 700 до 1400 килограммов. Это соответствовало их основному боевому предназначению.
К началу налетов фашистской авиации на пашу столицу Московская противовоздушная оборона располагала в общей сложности 585 боевыми самолетами: 245 экипажей имели истребители И-16 и И-153, 340 летчиков получили к тому времени машины новых типов - Як-1, МиГ-3, ЛаГГ-3, но далеко не все успели освоить их, особенно для полетов ночью. Тем не менее и на самолетах старых типов наши летчики настигали врага, успешно преодолевали мощную огневую защиту бомбардировщиков и уничтожали их.
Более сложной для летчиков противовоздушной обороны была борьба с истребителями противника, превосходившими наши истребители в скорости и вооружении.
В дальнейшем благодаря настойчивой работе советских конструкторов и самолетостроителей над совершенствованием боевой авиационной техники наши истребители по своим качествам превзошли самолеты противника. Однако надо учесть, что в 1941 году нам приходилось широко использовать технику довоенных образцов, которая хорошо послужила нашим летчикам во время боев в республиканской Испании, на Дальнем Востоке. К началу же Великой Отечественной войны она являла собой вчерашний день в развитии советского самолетостроения.
Но не единой техникой решается судьба каждого боя и операции в целом. Немаловажным фактором в борьбе авиации с противовоздушной обороной является тактика. Безусловно, мы были глубоко заинтересованы в изучении тактических приемов противника и очень внимательно фиксировали все особенности боевого применения немецко-фашистских ВВС при налетах не только на Москву, но и на другие пункты и объекты страны, скрупулезно анализировали полученные данные.
Следует иметь в виду, что войска противовоздушной обороны являются оборонительным видом Вооруженных Сил. По отношению к ним противник обладает тем преимуществом, что он диктует характер боевых действий: время, направление, интенсивность и силу воздушных налетов, применяемые при этом средства и тактические приемы. Войска ПВО вынуждены предугадывать цели и средства противника, быстро перестраиваться, чтобы противостоять новшествам, которые он может применить. Образно говоря, нападающая сторона пользуется преимуществом первого хода.
Однако только при слабом сопротивлении обороняющихся это преимущество приносит окончательную победу. История показала, что наша противовоздушная оборона не оставила в руках неприятеля инициативы. Даже в самые трудные для Москвы дни люфтваффе не смогли диктовать нам своей воли, по своему желанию выбирать цели и обрушивать на них бомбовые удары. С такой противовоздушной обороной немецко-фашистские ВВС не встречались нигде в Западной Европе.
Неприятельским летчикам за все время налетов на Москву удалось сбросить на город 1445 фугасных бомб (лишь девятую долю бомбового груза, который они рассчитывали обрушить на нашу столицу; остальные бомбы были сброшены вне пределов города). Надо учесть также, что из числа бомб, упавших на Москву, 108 не разорвались. Одна из фугасок, например, упала в районе Охотного ряда и своим весом (1000 кг) повредила тоннель метро. Другая тяжелая фугасная бомба, попав в здание издательства "Московский большевик", пробила несколько этажей, но также не разорвалась. За пределами городской черты наши саперы обнаружили и обезвредили 164 неразорвавшиеся фугасные бомбы. Объяснить это никак нельзя лишь обычным техническим браком.
В авиационной промышленности Германии работало немало людей, жаждавших поражения фашизма в войне и предпринимавших меры для подрыва боевой мощи гитлеровской армии.
Во время одного из налетов вражеской авиации на Москву бомба упала во двор дома, где когда-то жил и создал свой знаменитый "Толковый словарь живого великорусского языка" Владимир Иванович Даль. Бомба не взорвалась. Саперы извлекли ее и обнаружили, что вместо взрывателя в ней был чешско-русский словарь.
В течение первого полугодия войны фашистская авиация много раз пыталась протаранить нашу противовоздушную оборону. При этом ее тактика была в основном прямолинейна и подчинялась девизу: "Во что бы то ни стало прорваться к Москве". Осенью 1941 года, когда линия фронта проходила в нескольких десятках километров от нашей столицы и противник мог использовать для поддержки бомбардировщиков свои истребители с прифронтовых аэродромов, тактика силового давления, возможно, и дала бы какие-нибудь результаты, будь перед ней менее сильная оборона. Однако и благоприятные условия не принесли 2-му воздушному флоту решающих успехов. Потеряли же немцы при налетах на Москву в первом полугодии войны 952 самолета. Чувствительный урон! Если учесть к тому же, что в основном это были бомбардировщики, экипажи которых состояли из четырех-пяти человек, то потери противника следует признать катастрофическими. Люфтваффе лишились в боях у стен Москвы цвета своих летных кадров.
Проиграв Московской противовоздушной обороне это сражение в воздухе, командование германских ВВС было вынуждено отказаться от тактики давления. Пришлось прибегнуть к методу "беспокоящих" налетов. Прекратить все попытки прорваться к Москве противник не мог: это выглядело бы как признание своего поражения и освобождало бы нас от необходимости держать на обороне Москвы большие силы и средства. Эти соображения командования немецких ВВС в основном определили действия вражеской авиации в нашей зоне после 1 января 1942 года.