Жюбер Эрве. Танго дьявола

   Когда она вышла из ванной, у профессора было недовольное лицо.
   Даже если говорить о ней как о персоне трудно, про себя добавила колдунья.
   Хорошо зная упрямство подруги, профессор истории решил, что любая попытка отговорить ее будет напрасной. А потому обреченно вздохнул.
 
   Сон бежал от Пишенетта. Он размышлял. Ситуация представлялась весьма странной. Мишо на свидание под Барометром не явился. А эта Моргенстерн и человек, пришедший после телефонного звонка, не походили на добрых самаритян, с помощью которых он рассчитывал покинуть город. В конце концов он спросил себя, не очутился ли между Сциллой и Харибдой.
   Он слышал, как они спускались по лестнице, потом различил их фигуры в гостиной. Моргенстерн взяла стул и уселась перед ним. Мужчина продолжал расхаживать по комнате, словно патрулирующий милиционер. На самом деле Роземонд изучал библиотеку майора.
   — Вам лучше? — спросил Пишенетт у Моргенстерн, которую надеялся привлечь в союзники.
   — Кто такой Мишо? — сразу спросила она.
   Значит, его ожидал допрос с пристрастием. Да будет так. Он ответит на все заданные вопросы, выдавая истину по крохам.
   — Шофер Министерства безопасности, — прямо ответил он. — Вы знаете это не хуже моего. Вы ведь приходили ко мне вместе с ним?
   Роберта вспомнила, что Пишенетт принял Мартино за шофера Арчибальда Фулда.
   — Я была не с Мишо, а со следователем Криминального отдела. Не потеряй вы все три пары очков, вы бы разглядели его.
   — Ай! — воскликнул Пишенетт, скукоживаясь в кресле.
   Эта женщина была милиционершей в штатском, агентом Безопасности. Они заставят его заплатить за немыслимую воздушную наглость.
   — Критика чистого разума, — воскликнул Роземонд, снимая с полки книгу. — Вы ее читали? Еще более герметичное творение, чем последнее видение святого Антуана. Волосы можно рвать горстями.
   А Пишенетт вслух перечислял пытки, которым его подвергнут… Роберта завладела вниманием близорукого журналиста, схватив его за подбородок.
   — Что вы делали наверху? Для кого издавали этот листок, Барометр?
   Она нанесла удар в самое уязвимое место — его оружием были перо и чернильница. Эрнст Пишенетт надул грудь и превратился в достойного отпрыска Эрнста Пишенетта-отца.
   — Это не листок, а газета частных расследований! И я ни на кого не работаю! Я, мадам, независимый журналист. И открыл бы личность этого Туманного Барона, если бы волшебные тыквы не взяли мой аэростат приступом!
   — Волшебные тыквы? — одновременно воскликнули Грегуар и Роберта.
   Пишенетт в общих чертах обрисовал нападение, во всяком случае, то, что сумел разглядеть.
   — Не знаю почему, но я сомнамбула. И на случай неосторожного падения сплю с парашютом, — уточнил он.
   — Вы — человек везучий, — кивнула Роберта.
   — Нет, я — человек предусмотрительный.
   — Ого! — вновь воскликнул Роземонд, который вернулся к изучению книг. — Магическая библиотека клеща Шопенгауэра. Грубер был весьма начитанным человеком.
   Роберта продолжала допрос:
   — Каковы ваши связи с Мишо? И не кривите душой.
   Пишенетт огорчился, что вернулась милиция. И решил бросить ей самый крупный кусок правды.
   — Он доставлял мне информацию. Для Барометра .
   — И…
   — И что?
   — Что он требовал за свои сведения?
   Женщина была безжалостной.
   — Я должен был следить за муниципальной каторгой, — тихим голосом признался он.
   — Всего-навсего! — воскликнула колдунья. — Вы знаете, в Базеле есть более интересные места, чем каторга?
   «И зачем я согласился помогать этому пирату из лагуны?» — обругал себя писатель. Потому что Мишо сообщил, что Туманный Барон вернулся в Базель. Потому что сын хотел завершить труд отца. Если бы он очертя голову не бросился бы в эту ловушку, у него по-прежнему был бы аэростат, а его жизнь не висела бы на ниточке. К тому же ниточке плохого качества.
   — Что же нам с вами делать? — размышляла колдунья.
   «Похоронить в подвале или в саду», — безмолвно ответил писатель.
   Роберта встала, подошла к окну, открыла его, принюхалась к ночному воздуху. Шел настоящий ливень. Свет из гостиной освещал сад бледно-желтым светом. Интересно, Грубер хоть раз побывал в этом царстве сорняков? Она была почти уверена, что отыщет здесь отросток Рагнеруды.
   — Отправитесь допрашивать ее? — осведомился Роземонд, подойдя к ней.
   — Быть может, она знает об этой зоне.
   Она припала к плечу профессора истории за утешением.
   — Обещайте мне не оскорблять ее, — потребовал он.
   — Обещайте не терроризировать Пишенетта.
   — Ну, я же не чудовище! Я хочу ознакомить его с происходящим. Что вы об этом думаете?
   — Если на него напала волшебная тыква, он заслуживает хорошего отношения с вашей стороны.
   Роберта ускользнула, а место на стуле напротив Пишенетта занял Роземонд. «Вот и второй берется за меня», — решил писатель, считая, что пришел его последний час. Профессор хрустнул пальцами в мертвой тишине. Потом объявил Пишенетту, использовав англицизм, который слегка оцарапал его язык:
   — Вы — любитель скупое, а потому я сообщу вам совершенно невероятную сенсацию.
   Писатель шумно сглотнул слюну.
   — Слушаю вас. Поскольку совсем не вижу.
   — Колдуньи, драконы и маги действительно существуют.
   — Простите…
   Жалости ради никаких ментальных пыток. Он скажет все. Если нужно, что-нибудь придумает. Он хотел заговорить, но губы отказались повиноваться. Панический страх сжал ему грудь.
   — Я могу превратить вас в земляного червя и настругать мелкими кусочками, если не проявите должного внимания. Поверьте, беспозвоночные знают, что такое боль.
   Пишенетт едва сдержал желание возмутиться и отрицательно покачал головой. Роземонд сжалился над ним, провел рукой по лицу писателя, вернув ему зрение и речь. Пишенетт выпучил глаза. Он прекрасно видел без глазных протезов.
   — Ой-е-ей, — закашлялся он, пораженный чудом.
   Роземонд махнул рукой в сторону камина. В очаге вспыхнули фиолетовые, пурпурные и желтые языки пламени. Будем проще, сказал он себе. Начнем сначала, с обширного введения в великую историю колдовства. Он встал, прислонился к камину. Пламя освещало его снизу, придавая ему сатанинский вид.
   — Однажды… — начал он низким голосом.
 
   Мало кто встречался с Рагнетрудой. То, что о ней говорили, не располагало к проведению рискованного опыта. Она была лицемерна, злобна, одарена в сотворении зла. Она занималась только своими делами, тайными и подземными. Если ей задавали вопросы, она не отвечала, а пробуждала в любопытном собеседнике дурные воспоминания или создавала свои, которые мучили его всю жизнь в виде ночных кошмаров. Или просто лгала.
   Рагнетруда входила в Клуб Пяти, точного происхождения которых никто в Колледже колдуний не знал. Она была стара как мир, вернее, так утверждала. Она была воплощением Земли, как ее сестры воплощением Воздуха, Воды, Огня и Эфира, и ей было наплевать на людей.
   Но, будучи бессмертной в полном смысле этого слова, она ненавидела одиночество. А потому, если ей долго не наносили визитов, могла оказаться разговорчивой, внешне ласковой и нежной. Роберта надеялась найти ее именно в этом расположении духа.
   Колдунья взяла сумочку, сняла ботинки и босиком вышла в сад, прячась под зонтиком. Трава быстро сменилась чернушкой, маком-самосейкой, пыреем, диким маком. Чертополох оцарапал ей лодыжки. Крапива обожгла кожу. Но она продолжала идти к массиву переплетенных стволов в центре маленьких джунглей.
   Очутившись среди искривленных кустарников, она послала призыв в сторону земли. Передавать свои мысли ступнями ног, чтобы они проникли в землю, ждать, когда появится Рагнетруда… «Я могу заработать хорошую — простуду, — сказала она сама себе, — после пяти минут таких упражнений».
   Она уже решила вернуться к дому, когда один из вьюнков обернулся вокруг ее лодыжки, потом, образовав восьмерку, охватил вторую лодыжку, сковав ноги. У Роберты возникло странное ощущение, что пальцы ее ног ловят монотонный голос.
   — Ты хочешь говорить со мной?
   «Да, иначе я бы не оказалась здесь, превращаясь в ледышку», — озлобленно подумала колдунья.
   Вьюнок напрягся, заставив ее сдвинуть ноги. Роберта пожалела, что не запаслась острым ножом.
   — Закрой глаза.
   Роберта подчинилась.
   — Можешь открыть.
   Она испытала шок, очутившись в кухне родительского дома. В окна врывалось солнце. В водостоке ворковали голуби. Стоящая к ней спиной мать что-то резала на доске. Роберта едва не позвала ее, но вовремя опомнилась.
   Рагнетруда повернулась к ней лицом. Она завязала волосы в лошадиный хвост, как мать учила Роберту, и выпила глоток мадеры перед тем, как бросить ломтики перца в кастрюлю с рагу, стоявшую на газовой плите.
   — Привет, дочь.
   Рагнетруда извлекла из шкафчика миксер, включила его и перемолола мясо в фарш. Роберта смотрела на вокзал. Базель под лазурным небом — прекрасная иллюзия. Миксер замолчал, и его содержимое высыпалось в кастрюлю. Роберта вспомнила о причине своего прихода. Сунула руку в сумочку и извлекла генетические коды, когда существо сказало:
   — Если хочешь знать, что означает эта зона, продолжай смотреть в окно.
   Один из квадратов перестал показывать Базель — в нем возник холмистый ландшафт с оливковыми деревьями. По двору фермы с белыми стенами расхаживали крестьяне. Рагнетруда подошла к Роберте и уставилась на подвижную картинку, вытирая руки тряпкой. Потом указала на мужчину, который ругал другого мужчину.
   — Представляю тебе Димитруса, коринфского землевладельца, жившего в IV веке до нашей эры. Он разгневан тем, что сбежал один из его рабов. Завтра Димитрус отправится в город и подаст жалобу. Если беглеца отыщут, его намажут медом и оставят на съедение насекомым.
   На втором квадрате появилась другая сцена. Поле, усеянное трупами. На горизонте в морском заливе пылала трирема. Ландшафт был схож с предыдущим, но здесь летали стервятники, и от сцены веяло печалью.
   — Саламина, несколькими годами ранее… А вот и наш дезертир.
   Спартанец, притворявшийся мертвым, с тысячами предосторожностей поднялся с земли. Сбросил шлем, поножи, панцирь, откинул в сторону щит и, не оглядываясь, бросился бежать.
   — Его еще не звали Скадло. Его заочно приговорили к баратре за трусость и измену. Ты знаешь, такая казнь — человека бросают в пропасть, утыканную острыми мечами…
   Миксер, словно иллюстрируя слова Рагнетруды, включился сам. В окне появилась третья сцена, датировать которую было очень трудно. Вооруженные люди учинили на постоялом дворе гулянку. Приходили и уходили женщины. Атмосфера была мрачной и пропитанной насилием.
   — Германцы никогда не щадили чужого брюха! — фыркнуло существо. — Ты и представить не можешь, сколько почтенных базельцев происходит от этих проституток, осужденных на изгнание, чтобы не идти на пытку грязью. Пилюль, конечно, тогда еще не было… Это правда. Сколько их? — Оно стало считать на пальцах, потом отказалось от затеи. — Среди них были те, кого нашли под аэростатом.
   Рагнетруда постучала ногтем по чистому квадрату, и на нем появилась кошмарная сцена — средневековая площадь. Герольд, стоящий на помосте, держал развернутый пергамент. Плотная толпа в странных одеждах слушала его.
   — Слушайте! Слушайте! За дружбу с папистами и заговор против короны Англии сэр Мак Машен будет подвергнут четвертованию. Его конечности, голова и внутренности будут выставлены в разных частях города. Его мужское достоинство будет брошено в огонь, чтобы мерзость сгорела!
   Рагнетруда вернулась к своему рагу, пока на оконных квадратах возникали новые сцены. Короткие немые фильмы сопровождали титры: «Скифский лагерь», «Оракул читает по птичьим внутренностям, его слушает вождь», «Он предсказывает победу над вражеским племенем», «После поражения», «Сложен костер», «Прорицателю удается бежать. Он отправляется в таинственную Бактриану».
   Сюжет мог относиться к Фликару или Паскуалини. Появилась новая сцена.
   «Экс-ла-Шапель во времена Карла Великого», «Пригороды ночью», «Бандиты с большой дороги», «Нападение на купца», «Их ждали», «В темницах императорского дворца, их подвергают допросу», «Названо имя главаря», «Пусть его отыщут! — приказывает император».
   Значит, среди предков Оберона Грубера был один бандит с большой дороги, усмехнулась про себя колдунья.
   Сцены прекратились, и появился вчерашний Базель. Роберта вспомнила термин, который использовал Роземонд, чтобы указать на наследственное отличие, обнаруженное на древе Мартино.
   — Таинственная зона есть шрам, — произнесла она.
   — Позорное наследие, записанное в генах. Суд состоялся, но наказания не последовало. Эти базельцы были виновны, не подозревая об этом. Каждый родился с крохотным дамокловым мечом над головой. Туманный палач лишь завершает работу.
   — Привет, дылда!
   В кухню вошел отец и поцеловал дочь.
   — Хорошо провела денек?
   — Ты же знаешь, что Роберта в трудах! — заворчала Рагнетруда. — Как она может провести хороший денек? Ведь ей надо поймать Барона.
   Ее отец всегда витал в небесах, а потому долго вспоминал.
   — Ах да, правда, следствие… Ты нашла гнусного серийного убийцу?
   — Да, — ответила Роберта.
   Ей бы очень хотелось похвастаться своей находкой перед истинным отцом.
   — Ну-ка расскажи все, — потребовала Рагнетруда, испытывая любопытство.
   Голуби перестали ворковать. Аватара ее отца прекратила дышать. Секундная стрелка на часах над дверью застыла.
   — Убивают метчики. Они собираются в одну массу, принимают человеческий облик и убивают.
   На мгновение воцарилась мертвая тишина.
   — Конечно, — пробормотало существо. — Вот почему мне не удалось ухватить его суть…
   — Pede poena Claudo , — процитировал оживший отец, который, как и оригинал, любил латинские выражения.
   — Наказание, хромая, следует за Преступлением, — перевела Роберта.
   — Эти милые крошки-метчики созданы Колледжем колдуний, — подчеркнула Рагнетруда. — Вы несете прямую ответственность за эти смерти, ты это осознаешь?
   — Нет, — возмутилась Роберта. — Тут нечто другое. На уровне Переписи. На уровне Фулда.
   — Ах да. Конечно. Интриган. — Часы пробили один раз. — К столу, рагу остынет.
   Роберта знала, что стоит ей направить мысль вверх, как она уйдет. Но села перед своей тарелкой и с детским восхищением залюбовалась копией отца, рассказывавшего о мелких дневных событиях. Она приняла то, что окружало ее, за сон наяву. Рагнетруда видела все в ином свете. Ее посетительница не могла уйти в радужном настроении. А потому решила, что пора дать ей пострадать.
   — Ты думаешь, мы умерли? — небрежно бросила она. — И нас унес Великий Потоп? — Она положила ладонь на руку мужа. — Могу уверить тебя в одном — земля нас не увидела.
   Существо улыбалось. Отец молчал.
   — Как и твой еж. Уже долгое время я не ощущала его коготков на своей поверхности. — Она призвала мужа в свидетели. — Помнишь, Ганса-Фридриха, ежа-телепата?
   — Да, да, — отрешенно кивнул мужчина.
   — Заметь, это ничего не значит. Быть может, он утонул.
   Роберта знала, что Рагнетруда не лжет, поскольку их мысли на мгновение слились. Колдунья ощутила, что ее бросило вверх, и оказалась в саду майора Грубера. Занималось серое утро. Ноги у нее заледенели. Но все ее существо напевало:
   — Мама и папа не вернулись на сушу. Нет, нет, нет, они не вернулись.
 
   — Если Рагнетруда не видела ваших родителей на суше, это не означает, что они все еще живы. — Роземонд наполнил чашку Роберты до краев, как бы подчеркивая свои слова. — Чтобы обрести уверенность, вам надо найти и опросить четырех остальных существ, свидетелей рождения мира. А этого, насколько я знаю, не делал никто.
   Моргенстерн с упрямством глянула на Роземонда. Пишенетт, стоявший позади профессора истории, внимательно выслушал рассказ колдуньи. Отныне он будет пересекать сады с опаской.
   — Однако это обнадеживает, — согласился Роземонд.
   — Сменим тему, — решила Роберта.
   Воцарилась неловкая тишина.
   — То, что метчики и убийца составляют одно целое, напоминает мне одну поучительную историю, — начал Пишенетт, выпучив глаза. — Действие происходило в Индии магараджей. Это случилось в Йодшпуре в благословенном 1783 году…
   Роземонд и Моргенстерн рассеянно слушали его, потом забыли о его бреднях.
   — Итак, метчики лежат в основе этой убийственной игры, — возмутился профессор. — Ниточка ветра оказалась верной.
   — Как ниточки Переписи и таинственной зоны. Сопла позади коммунального здания… Именно они создают поверхностные ветра в Базеле в определенные дни и часы.
   Пишенетт продолжал свой рассказ, обращаясь к набору пряностей майора Грубера:
   — … Трое мужчин в расцвете сил, задушенные во сне таинственными руками. Руками гиганта. Руками чудовища. По Йодшпуру поползли слухи. Гигантская обезьяна сеяла в городе ужас…
   Роберта пила кофе крохотными глотками.
   — Хорош.
   — Египетский.
   — Опять? Эта Изида случайно не была одной из ваших любовниц?
   Роземонд покраснел, чего с ним никогда не случалось. Он использовал джокера, которого Роберта уже бросила на стол.
   — Сменим тему, — буркнул он с бегающим взглядом.
   — … Были приглашены лучшие охотники на тигров. Они выгородили участок на севере города, где пряталось чудовище. Началась охота. Магараджа открыл ее, протрубив в трубу, которая, по уверениям дворцового историка, принадлежала самому Саладину…
   Роберта допила кофе.
   — Отправлюсь в колледж, потребую чрезвычайного совещания. До скорого. Еще сегодня.
   — Мы могли бы встретиться в полдень, — предложил Роземонд. — А я пока обследую обсерваторию Барнабита.
   — Вы пройдете через сад?
   — У меня есть свои средства, не беспокойтесь.
   Пишенетт разглагольствовал, стоя у окна и видя вместо штор дождь на Брамапутре, который исчезал в бездонной вечной ночи.
   — … Наконец логово чудовища было обнаружено. Начальник полиции Иодшпура обнаружил там рукавицы, изготовленные из медвежьих лап, надел их и превратился в демона невероятной силы. Он убил трех полицейских, пытаясь скрыться от них. Его удалось скрутить. Убийца и полицейский, который был обязан арестовать его, не знали о том, что они сосуществуют. Говорят, Стивенсон навещал его в сумасшедшем доме Бентхэма, где тот доживал свою жизнь. И никто не знал, кто испустил последний вздох — человек или зверь.
   Пишенетт закончил рассказ. Обернулся и с восхищением заметил, что Моргенстерн и Роземонд смотрели на него. Значит, они выслушали его до конца! Но никто не собирался ему аплодировать.
   — Вы и его угостили чем-то египетским? — пошутила Роберта, не сводя взгляда с человечка.
   — Нет. Но он уверяет, что обрел зрение.
   — Неужели? А в интеллекте не потерял?
   — Мои ученики всегда выглядят странными после вводного курса. Я считаю это схожим с глубинным опьянением.
   Роберта вспомнила, что тоже плохо спала после пресловутого курса тридцатью годами ранее. А ведь она знала, что колдовство существует.
 
   Дождь разогнал студентов с почетного двора университета. Он выглядел пустым и забытым. Никто не следил за входом в школу практических занятий, прихожую колледжа. Из учебных аудиторий в конце коридора доносились голоса. Роберта подошла к дверям и заглянула в щель.
   Преподаватели школы собрались вокруг стола и, судя по шуму, уже прилично набрались. Жагреж, специалист по ацтекам, со страстью описывал иероглиф Монтесумы, увиденный им три года назад в кабинете Арчибальда Фулда на документе, который ему так и не удалось получить, несмотря на настойчивые письменные обращения. Рядом спорили о египетской ночи, во время которой Наполеон посетил пирамиду Хеопса. В одном углу говорили на норском, во втором — на халдейском.
   — Что они празднуют? — прошептал Роземонд, который неслышно подошел к ней сзади.
   — Годовщину, — предположила она.
   — Годовщину Потопа, падения Римской империи или окончательного исчезновения Атлантиды?
   Они проскользнули в пустую библиотеку школы. В коридоре зазвучала песня стражей.
   — Чувствуется, что поблизости расположен храм Бахуса, — напомнил присоединившийся к ним Штруддль. — Я каждый второй раз застаю их за раскупориванием бутылок.
   Роземонд нажал на выключатель, спрятанный за вешалкой. Казавшаяся глухо запертой дверь в темном закутке школы щелкнула электрическим замком. Эльзеар с силой дернул ее. Она захлопнулась за ними так, словно весила тонну. Они были в стенах Колледжа колдуний.
   Троица прошла по крутым лестницам и лабиринту коридоров, чтобы попасть в амфитеатр. Горели все лампы. Три спирали сидений символизировали три состояния материи (твердое, жидкое и газообразное, тянущееся к небу) и были наполовину заполнены. Роберта стала за пюпитр, приготовленный к ее выступлению.
   Ученики сидели вокруг своих учителей. Ванденберг и Бовенс болтали на нижней спирали. Лузитанус дремал рядом с Пленком. Мартино отсутствовал. А ведь Роберта послала ему сообщение в коммунальное здание, но мсье, как ей сказали, заседал на последнем этаже. Роземонд устроился у выхода из амфитеатра. Он ждал.
   Барнабит и Баньши явились последними и уселись на верхней спирали, потеснив плотную толпу студентов, для которых она была предназначена. Университетские куранты пробили полдень. Лузитанус проснулся. Ванденберг встал и выждал, пока установится тишина.
   — Друзья, колдуньи и колдуны, студенты. Наша сестра потребовала созыва чрезвычайного совещания. Следуя великой традиции Шабаша, мы ответили согласием. Ей предоставляется минута Дьявола, в течение которой никто не имеет права ее прерывать. — Ректор колледжа положил руку на песочные часы, прикрепленные к деревянным поручням. — Роберта Моргенстерн, слово предоставляется вам.
   Все уставились на нее. Грегуар воспользовался мгновением, чтобы исчезнуть. Ванденберг опрокинул песочные часы. Первые зерна упали на дно нижнего сосуда. Роберта знала, что минута слишком коротка, чтобы высказать все, что она собиралась сказать. И потому, не теряя ни секунды, вошла в самую суть проблемы.
   — Мы создали Туманного Барона, — сразу заявила она ученой ассамблее. — И только мы можем его остановить.
 
   Роземонд прошел по коридору небесных карт, пересек зал Парацельса и толкнул дверь библиотеки. Направился прямо к полке, где Барнабит хранил свои драгоценные инверсо. Он и Баньши использовали кратчайший путь до святилища, и тот, которым они ходили, начинался здесь.
   Специалист по обложкам, он погладил драгоценные переплеты. Одна из книг упала ему в ладонь. Роземонд положил ее на пюпитр. Это был Ад Данте с иллюстрациями Доре. Книга открылась сама. Гравюра на всю страницу показывала автора и Вергилия, которые нерешительно остановились перед открытой дверью Ада.
   Грегуар перешагнул через рамку гравюры и очутился в двухмерном мире теней. Он обогнул неподвижные силуэты путешественников и переступил через порог двери, даже не читая предупреждения, выгравированного на притолоке. Он знал его наизусть. Та же сцена ждала его в противоположном конце в обратном изображении композиции и теней. Он обогнул негативы Данте и Вергилия, переступил через рамку и вышел из книги.
   Склеп Гектора был ярко освещен. В углу ревела печь. Белая плотная жидкость бежала по спиральной трубке, соединяющей две колбы с кипящим содержимым. Роземонд из предосторожности закрыл инверсо, словно дверь. Поднялся на первый этаж, прошел по коридору, вонявшему гуляшем, вышел в сад. Дождь колотил по плотным рядам ядовитых цветов.
   Медная трубка, о которой говорила Роберта, бежала в сторону обсерватории под прикрытием цветочной клумбы. Запретную границу усеивали мертвые насекомые и трупы мелких грызунов. Сладкие и обволакивающие запахи сирени и жасмина были столь же опасными, как и миазмы чумы или холеры.
   Роземонд достал из кармана распылитель. Наполнил дистиллятом одного из своих растений, которое, как добросовестный миссионер, обследовало грядку Баньши в саду колдуний. Его крестовник луговой оказался замечательным шпионом. Он смешал свои корни с ядовитыми созданиями, чтобы добыть немного токсичного сока и создать химическую защиту. Оставалось испытать его эффективность.
   Роземонд опрыскал себя, поднял воротник пиджака, вжал голову в плечи, проклиная себя за то, что забыл в колледже зонтик, потом, уверенный в своей безопасности, шагнул прямо в ловушку. Фиолетовый массив с вкраплениями белых цветов раздвинулся перед ним, открыв узенькую тропку, ведущую к обсерватории. Роземонд поспешно взбежал на крыльцо.
   Карбонат меди, стекавший с серо-зеленого купола, застыл длинными ядовитыми слезами в верхней части стекол, которые к тому же были черными от грязи. Роземонд напрасно устраивал козырек с помощью рук и вглядывался в окна — ничего не было видно. Он толкнул дверь, которую никто не удосужился защитить заклятием.
 
   Новость приняли недоверчивым ропотом. Баньши встала и едва не прервала докладчицу. Но спохватилась, перехватив гневный взгляд Ванденберга. Четверть песка утекла. Роберта решила продолжить, несмотря ни на что.
   Она заговорила о ветре и соплах Переписи. Сообщила о таинственной зоне, объединила с метчиками, которые были способны читать генетический код. Рассказала о своем столкновении с Бароном и о том, как он испарился.