Страница:
— Очень интересно, — сообщила Клементина.
Клеман, более заинтересованный человек, чей мать, позволил себе сделать одно замечание:
— А что это за знак, который все время повторяется?
— Мы пока не знаем этого. Но Грегуар Роземонд без устали работает над расшифровкой.
— А мой листок вот этот? — спросила Клементина.
— Он самый.
— Как раз под моим сыном-дылдой. Вы знаете, я горжусь им? Министр безопасности предрекает ему блестящее будущее. Ты свершишь великие дела, дружок. Твоя мама всегда повторяла это тебе.
Дверь в кабинет распахнулась. В проем заглянула женская головка с ангельским личиком и рыжими волосами.
— Мне надо идти, — извинилась Клементина. — Начинается перформанс. Он будет продолжаться добрый час. Присоединяйтесь к нам.
Она осторожно прикрыла за собой дверь. Когда они остались одни, Роберта ткнула кулаком в бок Мартино.
— Дружок! Вы знаете, что именно так я называла своего ежика?
Насупившийся Мартино собирался дать достойный ответ, когда в кабинет вошла Сюзи Бовенс.
— Прошу прощения за опоздание. Эти сиамцы… От меня потребовали две защитные речи вместо одной. Результат заседания — один осужденный и один оправданный! Ничья — мяч на центр. Меня поставили на колени.
— А как они исполнят приговор? — осведомилась Роберта.
— Это уже не проблема юстиции, — ответила Сюзи. — Проблема Безопасности.
Молодая женщина сделала шаг вперед, споткнулась о ковер и головой вперед повалилась на молодого человека, который поймал ее, заключив в нежные объятия. Сюзи выпрямилась и поблагодарила, разглаживая помятую блузку.
— Какая я неловкая… Спасибо, Клеман.
— Незачто.
Он только что получил удар розовым резиновым молоточком по голове. Сюзи виделась ему резко, остальное плавало в тумане.
— Ваше древо? — спросила она, подходя к столу. Она тут же увидела первый и последний отпечаток, которые походили друг на друга, как две капли воды в зеркале. — Он перевернут, не так ли? Но я ничего не понимаю в этих генеалогических историях… Вы продвинулись с Бароном?
— И да, и нет, — ответила Моргенстерн.
Сюзи поджала губы, вздернула бровь и решила не вызнавать тайн сфинкса.
— Защитные речи вызывают жажду. Пошли выпьем за ваше здоровье, Клеман. Сегодня мы обмываем ваше официальное вступление в колдовство. Добро пожаловать в Семью!
Она чмокнула молодого человека в щеку, просунула руку ему под локоть и потащила в коридор. Роберта последовала за ними, задавая себе вопрос, касаются ли подметки колдуна пола. Поскольку все в его поведении говорило об обратном.
Клеман и Сюзи незаметно удалились. Людей стало меньше — несомненно, многие отправились любоваться пресловутым перформансом. Роберта грызла печенюшки. Ей было пора отправляться к своему ближайшему родственнику, к дражайшему кузену Гектору, последнему представителю клана Барнабитов. У нее всегда пропадал аппетит, когда она думала о ближайших родственниках.
Перед тем как отправиться в святилище, следовало зайти в колледж и оставить там древо, которое лежало вместе с сумочкой в кабинете Роберта. Она прошла по коридору с гравюрами, но двери походили одна на другую. Она наугад толкнула одну и проскользнула в полутемную комнату.
В глубине на ярко освещенной сцене мужчина с прической под горшок стоял на коленях перед женщиной с рыжей гривой. Ее гранатово-красное платье с золотым галуном и с прямыми и жесткими складками выглядело каменной скульптурой. На ее коленях лежал пластиковый младенец. Ангел держал над ее головой корону. Фон изображал три аркады, за столбами которых виднелся сияющий городской пейзаж. Гости Клементины Мартино молча созерцали хеппенинг.
Живая картина воспроизводила Деву с канцером Ролином Ван Эйка, любимого художника матери Мартино.
Кто-то кашлянул. Мужчина, игравший роль канцлера, слегка повернул голову. Дева вздохнула. Роберта отступила к задней стене и сузила поле зрения, чтобы лучше углубиться в иллюзию.
Клеман Мартино живописал портрет своего родителя в виде истинного героя муниципалитета, напоминая, что его сын унаследовал большую часть превосходного генетического наследия.
Сюзи слушала разгоряченного молодого человека рассеянно. Она рассчитывала на него, чтобы заняться практическими работами в освоении Эфира. А Мартино уже перешел ко второй увлекательной теме: к автомобильной механике.
— Вам уже доводилось садиться в «Неукротимого»? Четырехцилиндровый двигатель. Шины-попрыгунчики. Нет, машина не ползает на трех лапах! Если хотите, можем отправиться на прогулку.
Сюзи с трудом сдержала зевок. Встала, зашла за спину молодого человека и положила руки ему на плечи. Он тут же лишился дара речи.
— Клеман, я хочу попросить вас об услуге, — нежно шепнула она.
— Все, что пожелаете, — ответил он, едва дыша.
Сердце его колотилось, а губы превратились в наждачную бумагу.
— Я хотела бы вас загипнотизировать.
— Простите?
— Ну, не совсем загипнотизировать. При инициации в Эфире одно из препятствий, которое надо преодолеть, состоит в том, что я должна кого-то взять с собой. Достаточно, чтобы я отыскала ваш эстетор, взяла его под контроль, и дело сделано.
— Мой эсте… что?
— Точка вашего тела, куда стекаются все ваши ощущения. Хотите стать подопытной свинкой? Пожалуйста, скажите «да».
Ну что ж. Клеман Мартино не унесет Сюзи Бовенс за облака. Сюзи Бовенс отправится вместе с Клеманом Мартино в сказочный мир Эфира.
Он мужественно ответил:
— Да.
— Хорошо. Теперь не двигайтесь.
Она села напротив него, вгляделась в лицо, потом уставилась на шею.
— Снимите пиджак.
Он поспешно подчинился. На нем осталась только майка, что облегчило поиски Сюзи. Ее взгляд забегал по его грудной клетке, поднялся к левому плечу, остановился в какой-то точке ключицы. Ее глаза прищурились.
— Нашла. Теперь постараюсь сделать ее нечувствительной на расстоянии. Дайте знак, когда начнете планировать.
Он планировал уже добрый час, но не осмеливался сказать об этом. Сюзи замерла в полной неподвижности. Закрыла глаза. Черты ее лица разгладились. Мартино выждал две минуты, три. Из оцепенения его вывел легкий храп.
— Мисс Бовенс? — никакого ответа. — Сюзи?
Он вздохнул и натянул пиджак. Красавица уснула. Он не мог оставить ее на стуле… Взял на руки и перенес на диван. Она не шелохнулась, только что-то проворчала. Поджатые к груди ноги, приоткрытый ротик, спокойное и глубокое дыхание… Она выглядела более соблазнительной спящей, чем бодрствующей?
Мартино встал на колени перед своим идолом, осторожно наклонился к ее лицу, двигаясь буквально по миллиметру и следя за малейшей реакцией и движением глаз за закрытыми веками. И наконец поцеловал ее.
Дверь кабинета резко распахнулась. Мартино вскочил на ноги. Роберта приблизилась, чеканя шаг, как сержант-инструктор, и замерла над спящей молодой женщиной. Сюзи улыбалась во сне. Следователь побагровел.
— Она спит, — сообщил он.
Колдунья взяла древо, сумочку, потом оглядела своего напарника с ног до головы.
— Тогда дадим ей выспаться. Вы отвезете меня в колледж, потом в святилище. Конечно, если у вас нет других, более важных дел.
— Нет! Поехали. Вы правы. Не стоит ее будить.
Выходя из кабинета, Мартино зацепился рукавом пиджака за ручку двери. Потом трижды уронил перчатки в коридоре.
— Если он уронит их в четвертый раз, я сочту, что он отведал Эфира, — проворчала Роберта.
— Черт! — услышала она за спиной.
Следователь, сраженный собственной неловкостью, подобрал перчатки и поспешил догнать колдунью. Он наступил на развязавшиеся шнурки и рухнул в лифт, где ждала Роберта, держа палец судьбы на кнопке, которая должна была вернуть их на поверхность земли.
Заводя автомобиль, он сильно ударил заводной ручкой по колену, защемил палец краном подачи горючего и едва не раздробил лодыжку, захлопывая дверцу. Вел Мартино хаотически, беспричинно ускоряясь и тормозя, въезжая во все рытвины и наезжая на все выступы на дороге.
— Надеюсь, вы не целовали Сюзи Бовенс? — осведомилась колдунья, не спуская взгляда с пешеходов, могущих оказаться на их пути.
— Конечно, нет. Она ведь спала, поверьте.
— Если поцеловали, то заразились ее неловкостью. От людей Эфира сей нежелательный эффект передается вместе с дыханием.
Они подъехали к университету, что избавило Мартино от необходимости отвечать.
— Я на минутку.
Она пересекла почетный двор, взошла по лестнице «Е», миновала школу практических занятий и проникла в Колледж колдуний. Уложила древо в генеалогический шкаф. Бросила взгляд в библиотеку, удостоверившись, что Барнабит находился в святилище.
Пошарила в аптекарии и увидела тюбик, который искала.. Вышла из колледжа, пересекла университет в обратном направлении и нашла Мартино за рулем. Он не двинулся с места, быть может, боясь пораниться. На его лбу, столкнувшимся со стенкой лифта, сиял лиловый синяк. Палец приобрел багровый оттенок. Роберта велела ему наклониться и ощупала шишку.
— Ай! Вы мне делаете больно!
— Какой недотрога! У меня есть кое-что, могущее быть вам полезным в ближайшие дни. Если выяснится, что вы неловки, то неловким останетесь еще несколько суток.
Она отвернула пробку тюбика и наложила коричневую мазь на лоб. Мартино выждал несколько секунд, потом ощупал голову.
— Ого! Я больше ничего не чувствую.
Он помазал палец и смог согнуть его, не застонав.
— Оставляю вам тюбик. Мазь раздобыть не просто. А теперь, прошу вас, высадите меня перед Историческим кварталом.
Через десять минут Мартино остановился перед портиком Вестминстерского дворца. Берега не было видно. Вода длинными коричневыми языками лизала подножие пандуса.
— Если дождь продолжится, цыганам придется уехать, — промолвила колдунья.
— Они привыкли к скитаниям! — бросил Мартино. — Их ведь называют бродячим племенем, не так ли?
Она сурово и с печалью глянула на колдуна. Мартино, явно довольный остротой, наложил новый слой чудесного снадобья на лоб.
— Если мазь кончится, отправляйтесь в аптекарий университета и попросите касторий.
— Касторий? Никогда не слыхал о таком…
— Бабушкино лекарство. Нет ничего лучше, чем бобровое дерьмо для лечения всяких бобо. Чао, Мартино.
Он еще с отвращением смотрел на тюбик, когда Роберта, сложив зонтик, исчезла под портиком бывшего Вестминстерского дворца. Над Историческим кварталом был натянут гигантский тент, превратив самое низкое место Базеля в самое сухое.
Руль аэростата косо торчал из земли. Лента ограничивала болотистую зону, и ее обегала деревянная дорожка, ведущая к Малой Праге. Роберта двинулась по ней, запачкав подол платья и не обращая внимания на базельцев-зевак, стоявших на карнизе и смотревших на место бойни.
Колдунья направилась прямо к единственному обитаемому дому и вытерла ноги о порожек. Серая пыль, лежавшая на всех улицах, превратилась в липкие лепешки. Они липли к подошвам, словно пружинящая патока. Входная дверь не была заперта. Она толкнула ее, не постучав.
Она долгие годы не навещала Барнабита. Но увидела все ту же перекошенную лачугу с изъеденными проказой стенами, издававшими неприятный запах влаги. Но в ее воспоминаниях коридор был не так высок и узок.
Из подвала доносился шум. Роберта оставила зонтик у входа. Колбы и перегонные кубы загромождали ступеньки, ведущие в подполье. Там же лежали стопки книг, укрытые густой паутиной.
Роберта бесшумно спустилась в логово алхимика. В подвале стояли столы и сундуки, а на них громоздились инструменты, банки и гримуары. В углу урчала печь. От нее тянулся ползучий зеленоватый туман. Из печи торчала медная трубка, тянувшаяся к отдушине, выходившей в сад.
Гектор Барнабит стоял, согнувшись над столом. Он напевал, набирая ингредиенты, лежавшие перед ним, и смешивал, вызывая веселые разноцветные всполохи.
— Солнце отмечает золото, ртуть — Меркурий. То, что Сатурн по отношению к свинцу, то Венера — к бронзе, Луна — к серебру, Юпитер — к олову, а лицом Марса является железо.
Роберта узнала древнюю балладу трансмутации металлов… Неужели он работал над немыслимым проектом философского камня? Крохотный человечек с необъятными знаниями, скукожившийся от общения с книгами, был средоточием маниакальных идей, уже убивших немало исследователей. И все же он не вызывал отвращения у колдуньи — она невероятно жалела его.
Когда алхимик был свободен от обязанностей библиотекаря в Колледже колдуний, он препарировал тритонов, смешивал серу и алькаест, разрабатывал долгосрочные методы предсказания погоды или возился с обычными булыжниками, отыскивая в них следы легендарных камней вроде горминода или молохита, которым приписывались тысячи способностей от наложения чар до бессмертия.
Образцами его жизни были Роберт Бойл, Эдуард Келли, Ласкарис, Сандивогиус, Сет, Фламель, Пайкхул. Он рыскал в их трудах. Извлек на свет божий запретные тайны, испробовал заклятия и чары, а Дьявола вызывал чаще Ла Вуазен. Отвечал ли ему Рогатый? Роберта не знала этого. Быть может, он явился только один раз, подумала Роберта. И его вызов не был напрасным. В одном она была уверена — он жил черной магией, и черная магия должна была его убить.
— Посмотрим, посмотрим, крошка-фосфор, достоин ли ты печи, — припевал старик Гектор.
В склепе вспыхнул белый свет. Явно удовлетворенный результатами опыта Барнабит яростно толок в ступке вещество, которое оставляло на глинобитном полу длинные молочно-белые волокна. Роберта узнала запах фосфорной кислоты и поднялась на несколько ступенек выше, чтобы не вдыхать отраву. Неужели он так свыкся с токсичными парами, что уже не ощущал их воздействия?
Гектор высыпал содержимое ступки в печь. Как только он поставил ее на стол, Роберта кашлянула. Алхимик обернулся, увидел ее и побледнел.
— Милостивый пан! — Что на пражском означало «Господи»! — Кузина! Безусловно, моя дверь всегда для тебя открыта. Но ты застала меня в разгар герметических манипуляций!
Такова была цель, старый ведьмак, подумала Моргенстерн, пытаясь изобразить на лице приветливое выражение.
Она с первого взгляда поняла, что Барнабит работал как оглашенный. Состояние его кожи указывало на то, что он принимал участие в каком-то проекте. Когда она выглядела грязной и больной, алхимик с остервенением искал что-то. И тогда лицо его покрывалось прыщами. Но голема нигде не было. Единственными следами глины в этом грязном хаосе были те, что принесла она сама с пустоши.
Барнабит обратил внимание на ее инквизиторский взгляд и вынудил кузину подняться наверх. Он запер дверь подвала огромным ключом, который засунул в карман. Потом повел ее в маленькую кухоньку с серыми окнами, выходившими в сад.
— Какова причина твоего визита? Святой Вацлав! К далекому родичу не приходят раз в тридцать лет, чтобы отведать чашку пунша.. Кстати, хочешь пунша? Я его изготовил.
— Почему бы и нет, дорогой кузен?
Пока он доставал стаканы и бутылку, Роберта рукавом протерла грязное стекло, чтобы выглянуть наружу. Настоящая стена сирени и жасмина делила сад пополам. Из погреба тянулась медная труба, проходила под кустарником и направлялась к обсерватории, чей серо-зеленый купол поблескивал под дождем.
Барнабит жил в пражском доме алхимика Куртиуса, в том самом, где нашел приют великий астроном Тихо Браге, когда невежественный властитель, не могущий поверить, что звезды поют, изгнал его из Ураниборга.
— Все еще используете обсерваторию? — спросила она, беря стакан — такой же грязный, как и оконные стекла.
Она так никогда и не осмелилась обратиться к нему на «ты».
— В такую погоду? Издеваешься.
Он распахнул окно, принюхался к воздуху, наполненному нежными ароматами, еплюнул на улицу и закрыл створку.
— Теперь вы занимаетесь фосфором?
— То, что я делаю в погребе, касается только меня, — сухо прервал ее алхимик. — Но это занимает все мое время. Поэтому попрошу тебя быть покороче.
— Конечно. — Она поставила стакан, взяла стул, но, услышав его скрип, сесть не решилась. — Несмотря на ваше вольное отшельничество, вы, безусловно, слышали о Туманном Бароне?
— Да. И что?
— Я спросила себя, не имеет ли он отношения к нашему дорогому Рихтгаузену, чьи труды, если не ошибаюсь, вы добросовестно изучали.
На лице эрудита появилось выражение — «ах, дело только в этом?»
— Не потому ли, что Фердинанд III дал ему титул барона хаоса, вы связываете его с этим шутником… Туманным Бароном. Рихтгаузен был великим алхимиком, но он умер и остается мертвым. Мне даже выпала привилегия манипулировать с несколькими унциями его праха.
Роберта оглядела кухоньку старого холостяка. На газовой плите стояла кастрюля с остывшей стряпней.
— Гуляш, — уточнил Барнабит. — Хочешь разделить со мной обед отшельника… У меня еще осталась бутылочка «Мельника»…
— Я плохо переношу говядину в соусе, — извинилась Роберта. — Что касается чешского вина… У меня от него всегда начиналась мигрень. У вас нет огуречного сока? Ужасная жажда.
— Есть, есть. Подожди.
Он извлек из холодильника бутылку, наполненную густой зеленой жидкостью. Роберта без желания сделала несколько глотков. Потом поблагодарила кузена за помощь, пунш и огуречный сок. Подняла зонтик, стоявший в луже воды у входа, и ушла. Она ликовала. Ее визит не был бесполезным.
Роберта с удовольствием вернулась в Исторический квартал, хотя там царило оживление, причины которого она не понимала. Цыгане собрались на главной улице. Лица их были серьезны и решительны. Грегуар наблюдал за ними с угла улицы Мехико у дома игры в мяч, где они встречались, чтобы потанцевать. Он принял ее под свой зонтик.
— Уже отчаялся увидеть вас. Зал реквизирован. Королева собрала свой клан.
— Что происходит?
Он достал специальное издание Газеты суши. Огромный заголовок возвещал: «Туманный Барон явился из Исторического квартала!» Журналист подхватил теорию Сюзи Бовенс и не стеснялся в выражениях. Если убийца действовал, как древний палач, он не мог не прийти из цыганской колонии. Причиной всего были эти остатки исторических городов. Разве мясорубка не была обнаружена в нескольких метрах от его ограды?
— Была организована манифестация базельцев, — сообщил Роземонд. — Они блокировали центральный вход. Там находится милиция, но пока ни во что не вмешивается. На данный момент мы имеем статус-кво.
Надо ждать самого худшего, подумала Роберта.
— Вы видели Барнабита? — спросил Роземонд.
— Работает в своем склепе с фосфором. Я не очень поняла, чем он занят, но вокруг обсерватории творится что-то странное. Она защищена колдовскими растениями. Сирень и жасмин… Здесь не обошлось без Баньши. Во всяком случае, Голем Густава Мейринка стоит на его ночном столике.
— Вы были в его спальне?
— За кого вы меня принимаете?
— Почему же вы так уверены?
— Вы знаете его и его любовь к книгам… Когда он изучал скрытый смысл Библии, он жил, как пророк Ветхого Завета, а сны видел арамейские. Барнабит клянется, пьет и ест, как Афанасий Пернат из басни. У него в холодильнике есть даже огуречный сок!
— Действительно, кто, кроме пражского алхимика, станет пить это отвратительное пойло?
— Я не видела голема, но могу дать руку на отсечение, что он у моего кузена.
— Ну уж не надо. Ваши пальчики слишком дороги моему сердцу, — возразил обольститель, целуя каждый из них по очереди.
Роберта привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его, но в этот момент из зала вышел молодой цыган.
— Путь свободен, — сказал он. — Следуйте за мной.
Они прошли по узкому извилистому коридору до парижской подворотни, украшенной изваяниями голов Медузы Горгоны, настолько гнусными, что они должны были отгонять всех паразитов. За ней открывался вид на башню Вестминстера в сотне метров от входа.
Роземонд и Роберта обошли толпу базельцев, оставшись незамеченными. За их спиной раздавались крики разъяренных граждан:
— У вас убийца! У нас милиция!
— Очень хотелось бы знать, почему вас навестила кузина?
Барнабит удостоверился, что реакция с фосфором идет нормально. — Тонкие перламутровые арки создавали в матке изображение зарождающейся звезды в коконе тяжелых газов. Но во всем еще ощущалась незавершенность. Пока было невозможно представить, во что выльется это произведение черной магии.
— Нельзя оставлять дверь открытой, — наставительно сказала Баньши.
— Я уже объяснял, почему приходила Моргенстерн, — возмутился Барнабит. — Чтобы допросить меня по поводу Рихтгаузена. — Мрачная Камилла портила ему ежедневный сеанс черной магии. — Она — ищейка, и вы знаете это лучше меня. Закрытая перед ней дверь ничего бы не решила, а только насторожила.
Ощущая, что выиграл очко, он повысил голос:
— Кроме того, она всего лишь мелкая колдунья третьего уровня. И никогда не смогла бы преодолеть ловушки, которыми вы заминировали мой сад.
— Весь ваш сад стал сплошной ловушкой, как только я им занялась, — поправила его деканша, мрачно усмехнувшись.
Спор был пустым. Она подошла к матке. Ниточки энергии скрещивались в средоточии бездны. Теперь это походило на туманность. Им удалось это сделать. Хорошее начало.
— Что у нас с элементами?
Барнабит заглянул в справочник Дальтона и перечислил:
— У нас есть пять газов — кислород, водород, азот, хлор, фтор. И одно твердое вещество — фосфор. Превосходного качества. Можно сказать, что Барон облегчает нам задачу, плодя трупы.
— Когда мы соберем тринадцать элементов?
Барнабит пожал плечами, расчесывая прыщи.
— Честное слово, это зависит от нашего поставщика. Если он будет продолжать в том же темпе, по одному трупу в день, как это было до сих пор, я скоро доберусь до углерода. Потом наступит очередь серы и металлов. Я спешу, — сообщил он, потирая руки.
Баньши думала о своем. Она вспоминала о телефонном разговоре с министром. Он уже начал ее утомлять. Он был недоволен, что аэростат рухнул на мясорубку. И что? Разве не было главным то, чтобы он разбился? А волшебная тыква сделала все наилучшим образом.
К тому же Господин спешит. Этот невежа даже не отдавал себе отчета, что за магию они извлекли на свет божий ради его прихоти. Позже, так или иначе, она откроет ему глаза.
— Он звонил? — осведомился Барнабит, расшифровав мрачный взгляд сообщницы. Баньши кивнула. — Когда ему нужен голем?
Она хотела приласкать матку нежным материнским жестом. Но только оцарапала ее.
— Скоро ты получишь свою серу, — пообещала она ребенку. Потом, как крестная мать, сказала Барнабиту: — У голема новое свидание со смертью. Туманный Барон нанесет удар завтра в полдень под Барометром.
О ВЕЩАХ, КОТОРЫЕ МОЖНО ЗНАТЬ, И О КОЕ-КАКИХ ДРУГИХ
Клеман, более заинтересованный человек, чей мать, позволил себе сделать одно замечание:
— А что это за знак, который все время повторяется?
— Мы пока не знаем этого. Но Грегуар Роземонд без устали работает над расшифровкой.
— А мой листок вот этот? — спросила Клементина.
— Он самый.
— Как раз под моим сыном-дылдой. Вы знаете, я горжусь им? Министр безопасности предрекает ему блестящее будущее. Ты свершишь великие дела, дружок. Твоя мама всегда повторяла это тебе.
Дверь в кабинет распахнулась. В проем заглянула женская головка с ангельским личиком и рыжими волосами.
— Мне надо идти, — извинилась Клементина. — Начинается перформанс. Он будет продолжаться добрый час. Присоединяйтесь к нам.
Она осторожно прикрыла за собой дверь. Когда они остались одни, Роберта ткнула кулаком в бок Мартино.
— Дружок! Вы знаете, что именно так я называла своего ежика?
Насупившийся Мартино собирался дать достойный ответ, когда в кабинет вошла Сюзи Бовенс.
— Прошу прощения за опоздание. Эти сиамцы… От меня потребовали две защитные речи вместо одной. Результат заседания — один осужденный и один оправданный! Ничья — мяч на центр. Меня поставили на колени.
— А как они исполнят приговор? — осведомилась Роберта.
— Это уже не проблема юстиции, — ответила Сюзи. — Проблема Безопасности.
Молодая женщина сделала шаг вперед, споткнулась о ковер и головой вперед повалилась на молодого человека, который поймал ее, заключив в нежные объятия. Сюзи выпрямилась и поблагодарила, разглаживая помятую блузку.
— Какая я неловкая… Спасибо, Клеман.
— Незачто.
Он только что получил удар розовым резиновым молоточком по голове. Сюзи виделась ему резко, остальное плавало в тумане.
— Ваше древо? — спросила она, подходя к столу. Она тут же увидела первый и последний отпечаток, которые походили друг на друга, как две капли воды в зеркале. — Он перевернут, не так ли? Но я ничего не понимаю в этих генеалогических историях… Вы продвинулись с Бароном?
— И да, и нет, — ответила Моргенстерн.
Сюзи поджала губы, вздернула бровь и решила не вызнавать тайн сфинкса.
— Защитные речи вызывают жажду. Пошли выпьем за ваше здоровье, Клеман. Сегодня мы обмываем ваше официальное вступление в колдовство. Добро пожаловать в Семью!
Она чмокнула молодого человека в щеку, просунула руку ему под локоть и потащила в коридор. Роберта последовала за ними, задавая себе вопрос, касаются ли подметки колдуна пола. Поскольку все в его поведении говорило об обратном.
Клеман и Сюзи незаметно удалились. Людей стало меньше — несомненно, многие отправились любоваться пресловутым перформансом. Роберта грызла печенюшки. Ей было пора отправляться к своему ближайшему родственнику, к дражайшему кузену Гектору, последнему представителю клана Барнабитов. У нее всегда пропадал аппетит, когда она думала о ближайших родственниках.
Перед тем как отправиться в святилище, следовало зайти в колледж и оставить там древо, которое лежало вместе с сумочкой в кабинете Роберта. Она прошла по коридору с гравюрами, но двери походили одна на другую. Она наугад толкнула одну и проскользнула в полутемную комнату.
В глубине на ярко освещенной сцене мужчина с прической под горшок стоял на коленях перед женщиной с рыжей гривой. Ее гранатово-красное платье с золотым галуном и с прямыми и жесткими складками выглядело каменной скульптурой. На ее коленях лежал пластиковый младенец. Ангел держал над ее головой корону. Фон изображал три аркады, за столбами которых виднелся сияющий городской пейзаж. Гости Клементины Мартино молча созерцали хеппенинг.
Живая картина воспроизводила Деву с канцером Ролином Ван Эйка, любимого художника матери Мартино.
Кто-то кашлянул. Мужчина, игравший роль канцлера, слегка повернул голову. Дева вздохнула. Роберта отступила к задней стене и сузила поле зрения, чтобы лучше углубиться в иллюзию.
Клеман Мартино живописал портрет своего родителя в виде истинного героя муниципалитета, напоминая, что его сын унаследовал большую часть превосходного генетического наследия.
Сюзи слушала разгоряченного молодого человека рассеянно. Она рассчитывала на него, чтобы заняться практическими работами в освоении Эфира. А Мартино уже перешел ко второй увлекательной теме: к автомобильной механике.
— Вам уже доводилось садиться в «Неукротимого»? Четырехцилиндровый двигатель. Шины-попрыгунчики. Нет, машина не ползает на трех лапах! Если хотите, можем отправиться на прогулку.
Сюзи с трудом сдержала зевок. Встала, зашла за спину молодого человека и положила руки ему на плечи. Он тут же лишился дара речи.
— Клеман, я хочу попросить вас об услуге, — нежно шепнула она.
— Все, что пожелаете, — ответил он, едва дыша.
Сердце его колотилось, а губы превратились в наждачную бумагу.
— Я хотела бы вас загипнотизировать.
— Простите?
— Ну, не совсем загипнотизировать. При инициации в Эфире одно из препятствий, которое надо преодолеть, состоит в том, что я должна кого-то взять с собой. Достаточно, чтобы я отыскала ваш эстетор, взяла его под контроль, и дело сделано.
— Мой эсте… что?
— Точка вашего тела, куда стекаются все ваши ощущения. Хотите стать подопытной свинкой? Пожалуйста, скажите «да».
Ну что ж. Клеман Мартино не унесет Сюзи Бовенс за облака. Сюзи Бовенс отправится вместе с Клеманом Мартино в сказочный мир Эфира.
Он мужественно ответил:
— Да.
— Хорошо. Теперь не двигайтесь.
Она села напротив него, вгляделась в лицо, потом уставилась на шею.
— Снимите пиджак.
Он поспешно подчинился. На нем осталась только майка, что облегчило поиски Сюзи. Ее взгляд забегал по его грудной клетке, поднялся к левому плечу, остановился в какой-то точке ключицы. Ее глаза прищурились.
— Нашла. Теперь постараюсь сделать ее нечувствительной на расстоянии. Дайте знак, когда начнете планировать.
Он планировал уже добрый час, но не осмеливался сказать об этом. Сюзи замерла в полной неподвижности. Закрыла глаза. Черты ее лица разгладились. Мартино выждал две минуты, три. Из оцепенения его вывел легкий храп.
— Мисс Бовенс? — никакого ответа. — Сюзи?
Он вздохнул и натянул пиджак. Красавица уснула. Он не мог оставить ее на стуле… Взял на руки и перенес на диван. Она не шелохнулась, только что-то проворчала. Поджатые к груди ноги, приоткрытый ротик, спокойное и глубокое дыхание… Она выглядела более соблазнительной спящей, чем бодрствующей?
Мартино встал на колени перед своим идолом, осторожно наклонился к ее лицу, двигаясь буквально по миллиметру и следя за малейшей реакцией и движением глаз за закрытыми веками. И наконец поцеловал ее.
Дверь кабинета резко распахнулась. Мартино вскочил на ноги. Роберта приблизилась, чеканя шаг, как сержант-инструктор, и замерла над спящей молодой женщиной. Сюзи улыбалась во сне. Следователь побагровел.
— Она спит, — сообщил он.
Колдунья взяла древо, сумочку, потом оглядела своего напарника с ног до головы.
— Тогда дадим ей выспаться. Вы отвезете меня в колледж, потом в святилище. Конечно, если у вас нет других, более важных дел.
— Нет! Поехали. Вы правы. Не стоит ее будить.
Выходя из кабинета, Мартино зацепился рукавом пиджака за ручку двери. Потом трижды уронил перчатки в коридоре.
— Если он уронит их в четвертый раз, я сочту, что он отведал Эфира, — проворчала Роберта.
— Черт! — услышала она за спиной.
Следователь, сраженный собственной неловкостью, подобрал перчатки и поспешил догнать колдунью. Он наступил на развязавшиеся шнурки и рухнул в лифт, где ждала Роберта, держа палец судьбы на кнопке, которая должна была вернуть их на поверхность земли.
Заводя автомобиль, он сильно ударил заводной ручкой по колену, защемил палец краном подачи горючего и едва не раздробил лодыжку, захлопывая дверцу. Вел Мартино хаотически, беспричинно ускоряясь и тормозя, въезжая во все рытвины и наезжая на все выступы на дороге.
— Надеюсь, вы не целовали Сюзи Бовенс? — осведомилась колдунья, не спуская взгляда с пешеходов, могущих оказаться на их пути.
— Конечно, нет. Она ведь спала, поверьте.
— Если поцеловали, то заразились ее неловкостью. От людей Эфира сей нежелательный эффект передается вместе с дыханием.
Они подъехали к университету, что избавило Мартино от необходимости отвечать.
— Я на минутку.
Она пересекла почетный двор, взошла по лестнице «Е», миновала школу практических занятий и проникла в Колледж колдуний. Уложила древо в генеалогический шкаф. Бросила взгляд в библиотеку, удостоверившись, что Барнабит находился в святилище.
Пошарила в аптекарии и увидела тюбик, который искала.. Вышла из колледжа, пересекла университет в обратном направлении и нашла Мартино за рулем. Он не двинулся с места, быть может, боясь пораниться. На его лбу, столкнувшимся со стенкой лифта, сиял лиловый синяк. Палец приобрел багровый оттенок. Роберта велела ему наклониться и ощупала шишку.
— Ай! Вы мне делаете больно!
— Какой недотрога! У меня есть кое-что, могущее быть вам полезным в ближайшие дни. Если выяснится, что вы неловки, то неловким останетесь еще несколько суток.
Она отвернула пробку тюбика и наложила коричневую мазь на лоб. Мартино выждал несколько секунд, потом ощупал голову.
— Ого! Я больше ничего не чувствую.
Он помазал палец и смог согнуть его, не застонав.
— Оставляю вам тюбик. Мазь раздобыть не просто. А теперь, прошу вас, высадите меня перед Историческим кварталом.
Через десять минут Мартино остановился перед портиком Вестминстерского дворца. Берега не было видно. Вода длинными коричневыми языками лизала подножие пандуса.
— Если дождь продолжится, цыганам придется уехать, — промолвила колдунья.
— Они привыкли к скитаниям! — бросил Мартино. — Их ведь называют бродячим племенем, не так ли?
Она сурово и с печалью глянула на колдуна. Мартино, явно довольный остротой, наложил новый слой чудесного снадобья на лоб.
— Если мазь кончится, отправляйтесь в аптекарий университета и попросите касторий.
— Касторий? Никогда не слыхал о таком…
— Бабушкино лекарство. Нет ничего лучше, чем бобровое дерьмо для лечения всяких бобо. Чао, Мартино.
Он еще с отвращением смотрел на тюбик, когда Роберта, сложив зонтик, исчезла под портиком бывшего Вестминстерского дворца. Над Историческим кварталом был натянут гигантский тент, превратив самое низкое место Базеля в самое сухое.
Руль аэростата косо торчал из земли. Лента ограничивала болотистую зону, и ее обегала деревянная дорожка, ведущая к Малой Праге. Роберта двинулась по ней, запачкав подол платья и не обращая внимания на базельцев-зевак, стоявших на карнизе и смотревших на место бойни.
Колдунья направилась прямо к единственному обитаемому дому и вытерла ноги о порожек. Серая пыль, лежавшая на всех улицах, превратилась в липкие лепешки. Они липли к подошвам, словно пружинящая патока. Входная дверь не была заперта. Она толкнула ее, не постучав.
Она долгие годы не навещала Барнабита. Но увидела все ту же перекошенную лачугу с изъеденными проказой стенами, издававшими неприятный запах влаги. Но в ее воспоминаниях коридор был не так высок и узок.
Из подвала доносился шум. Роберта оставила зонтик у входа. Колбы и перегонные кубы загромождали ступеньки, ведущие в подполье. Там же лежали стопки книг, укрытые густой паутиной.
Роберта бесшумно спустилась в логово алхимика. В подвале стояли столы и сундуки, а на них громоздились инструменты, банки и гримуары. В углу урчала печь. От нее тянулся ползучий зеленоватый туман. Из печи торчала медная трубка, тянувшаяся к отдушине, выходившей в сад.
Гектор Барнабит стоял, согнувшись над столом. Он напевал, набирая ингредиенты, лежавшие перед ним, и смешивал, вызывая веселые разноцветные всполохи.
— Солнце отмечает золото, ртуть — Меркурий. То, что Сатурн по отношению к свинцу, то Венера — к бронзе, Луна — к серебру, Юпитер — к олову, а лицом Марса является железо.
Роберта узнала древнюю балладу трансмутации металлов… Неужели он работал над немыслимым проектом философского камня? Крохотный человечек с необъятными знаниями, скукожившийся от общения с книгами, был средоточием маниакальных идей, уже убивших немало исследователей. И все же он не вызывал отвращения у колдуньи — она невероятно жалела его.
Когда алхимик был свободен от обязанностей библиотекаря в Колледже колдуний, он препарировал тритонов, смешивал серу и алькаест, разрабатывал долгосрочные методы предсказания погоды или возился с обычными булыжниками, отыскивая в них следы легендарных камней вроде горминода или молохита, которым приписывались тысячи способностей от наложения чар до бессмертия.
Образцами его жизни были Роберт Бойл, Эдуард Келли, Ласкарис, Сандивогиус, Сет, Фламель, Пайкхул. Он рыскал в их трудах. Извлек на свет божий запретные тайны, испробовал заклятия и чары, а Дьявола вызывал чаще Ла Вуазен. Отвечал ли ему Рогатый? Роберта не знала этого. Быть может, он явился только один раз, подумала Роберта. И его вызов не был напрасным. В одном она была уверена — он жил черной магией, и черная магия должна была его убить.
— Посмотрим, посмотрим, крошка-фосфор, достоин ли ты печи, — припевал старик Гектор.
В склепе вспыхнул белый свет. Явно удовлетворенный результатами опыта Барнабит яростно толок в ступке вещество, которое оставляло на глинобитном полу длинные молочно-белые волокна. Роберта узнала запах фосфорной кислоты и поднялась на несколько ступенек выше, чтобы не вдыхать отраву. Неужели он так свыкся с токсичными парами, что уже не ощущал их воздействия?
Гектор высыпал содержимое ступки в печь. Как только он поставил ее на стол, Роберта кашлянула. Алхимик обернулся, увидел ее и побледнел.
— Милостивый пан! — Что на пражском означало «Господи»! — Кузина! Безусловно, моя дверь всегда для тебя открыта. Но ты застала меня в разгар герметических манипуляций!
Такова была цель, старый ведьмак, подумала Моргенстерн, пытаясь изобразить на лице приветливое выражение.
Она с первого взгляда поняла, что Барнабит работал как оглашенный. Состояние его кожи указывало на то, что он принимал участие в каком-то проекте. Когда она выглядела грязной и больной, алхимик с остервенением искал что-то. И тогда лицо его покрывалось прыщами. Но голема нигде не было. Единственными следами глины в этом грязном хаосе были те, что принесла она сама с пустоши.
Барнабит обратил внимание на ее инквизиторский взгляд и вынудил кузину подняться наверх. Он запер дверь подвала огромным ключом, который засунул в карман. Потом повел ее в маленькую кухоньку с серыми окнами, выходившими в сад.
— Какова причина твоего визита? Святой Вацлав! К далекому родичу не приходят раз в тридцать лет, чтобы отведать чашку пунша.. Кстати, хочешь пунша? Я его изготовил.
— Почему бы и нет, дорогой кузен?
Пока он доставал стаканы и бутылку, Роберта рукавом протерла грязное стекло, чтобы выглянуть наружу. Настоящая стена сирени и жасмина делила сад пополам. Из погреба тянулась медная труба, проходила под кустарником и направлялась к обсерватории, чей серо-зеленый купол поблескивал под дождем.
Барнабит жил в пражском доме алхимика Куртиуса, в том самом, где нашел приют великий астроном Тихо Браге, когда невежественный властитель, не могущий поверить, что звезды поют, изгнал его из Ураниборга.
— Все еще используете обсерваторию? — спросила она, беря стакан — такой же грязный, как и оконные стекла.
Она так никогда и не осмелилась обратиться к нему на «ты».
— В такую погоду? Издеваешься.
Он распахнул окно, принюхался к воздуху, наполненному нежными ароматами, еплюнул на улицу и закрыл створку.
— Теперь вы занимаетесь фосфором?
— То, что я делаю в погребе, касается только меня, — сухо прервал ее алхимик. — Но это занимает все мое время. Поэтому попрошу тебя быть покороче.
— Конечно. — Она поставила стакан, взяла стул, но, услышав его скрип, сесть не решилась. — Несмотря на ваше вольное отшельничество, вы, безусловно, слышали о Туманном Бароне?
— Да. И что?
— Я спросила себя, не имеет ли он отношения к нашему дорогому Рихтгаузену, чьи труды, если не ошибаюсь, вы добросовестно изучали.
На лице эрудита появилось выражение — «ах, дело только в этом?»
— Не потому ли, что Фердинанд III дал ему титул барона хаоса, вы связываете его с этим шутником… Туманным Бароном. Рихтгаузен был великим алхимиком, но он умер и остается мертвым. Мне даже выпала привилегия манипулировать с несколькими унциями его праха.
Роберта оглядела кухоньку старого холостяка. На газовой плите стояла кастрюля с остывшей стряпней.
— Гуляш, — уточнил Барнабит. — Хочешь разделить со мной обед отшельника… У меня еще осталась бутылочка «Мельника»…
— Я плохо переношу говядину в соусе, — извинилась Роберта. — Что касается чешского вина… У меня от него всегда начиналась мигрень. У вас нет огуречного сока? Ужасная жажда.
— Есть, есть. Подожди.
Он извлек из холодильника бутылку, наполненную густой зеленой жидкостью. Роберта без желания сделала несколько глотков. Потом поблагодарила кузена за помощь, пунш и огуречный сок. Подняла зонтик, стоявший в луже воды у входа, и ушла. Она ликовала. Ее визит не был бесполезным.
Роберта с удовольствием вернулась в Исторический квартал, хотя там царило оживление, причины которого она не понимала. Цыгане собрались на главной улице. Лица их были серьезны и решительны. Грегуар наблюдал за ними с угла улицы Мехико у дома игры в мяч, где они встречались, чтобы потанцевать. Он принял ее под свой зонтик.
— Уже отчаялся увидеть вас. Зал реквизирован. Королева собрала свой клан.
— Что происходит?
Он достал специальное издание Газеты суши. Огромный заголовок возвещал: «Туманный Барон явился из Исторического квартала!» Журналист подхватил теорию Сюзи Бовенс и не стеснялся в выражениях. Если убийца действовал, как древний палач, он не мог не прийти из цыганской колонии. Причиной всего были эти остатки исторических городов. Разве мясорубка не была обнаружена в нескольких метрах от его ограды?
— Была организована манифестация базельцев, — сообщил Роземонд. — Они блокировали центральный вход. Там находится милиция, но пока ни во что не вмешивается. На данный момент мы имеем статус-кво.
Надо ждать самого худшего, подумала Роберта.
— Вы видели Барнабита? — спросил Роземонд.
— Работает в своем склепе с фосфором. Я не очень поняла, чем он занят, но вокруг обсерватории творится что-то странное. Она защищена колдовскими растениями. Сирень и жасмин… Здесь не обошлось без Баньши. Во всяком случае, Голем Густава Мейринка стоит на его ночном столике.
— Вы были в его спальне?
— За кого вы меня принимаете?
— Почему же вы так уверены?
— Вы знаете его и его любовь к книгам… Когда он изучал скрытый смысл Библии, он жил, как пророк Ветхого Завета, а сны видел арамейские. Барнабит клянется, пьет и ест, как Афанасий Пернат из басни. У него в холодильнике есть даже огуречный сок!
— Действительно, кто, кроме пражского алхимика, станет пить это отвратительное пойло?
— Я не видела голема, но могу дать руку на отсечение, что он у моего кузена.
— Ну уж не надо. Ваши пальчики слишком дороги моему сердцу, — возразил обольститель, целуя каждый из них по очереди.
Роберта привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его, но в этот момент из зала вышел молодой цыган.
— Путь свободен, — сказал он. — Следуйте за мной.
Они прошли по узкому извилистому коридору до парижской подворотни, украшенной изваяниями голов Медузы Горгоны, настолько гнусными, что они должны были отгонять всех паразитов. За ней открывался вид на башню Вестминстера в сотне метров от входа.
Роземонд и Роберта обошли толпу базельцев, оставшись незамеченными. За их спиной раздавались крики разъяренных граждан:
— У вас убийца! У нас милиция!
— Очень хотелось бы знать, почему вас навестила кузина?
Барнабит удостоверился, что реакция с фосфором идет нормально. — Тонкие перламутровые арки создавали в матке изображение зарождающейся звезды в коконе тяжелых газов. Но во всем еще ощущалась незавершенность. Пока было невозможно представить, во что выльется это произведение черной магии.
— Нельзя оставлять дверь открытой, — наставительно сказала Баньши.
— Я уже объяснял, почему приходила Моргенстерн, — возмутился Барнабит. — Чтобы допросить меня по поводу Рихтгаузена. — Мрачная Камилла портила ему ежедневный сеанс черной магии. — Она — ищейка, и вы знаете это лучше меня. Закрытая перед ней дверь ничего бы не решила, а только насторожила.
Ощущая, что выиграл очко, он повысил голос:
— Кроме того, она всего лишь мелкая колдунья третьего уровня. И никогда не смогла бы преодолеть ловушки, которыми вы заминировали мой сад.
— Весь ваш сад стал сплошной ловушкой, как только я им занялась, — поправила его деканша, мрачно усмехнувшись.
Спор был пустым. Она подошла к матке. Ниточки энергии скрещивались в средоточии бездны. Теперь это походило на туманность. Им удалось это сделать. Хорошее начало.
— Что у нас с элементами?
Барнабит заглянул в справочник Дальтона и перечислил:
— У нас есть пять газов — кислород, водород, азот, хлор, фтор. И одно твердое вещество — фосфор. Превосходного качества. Можно сказать, что Барон облегчает нам задачу, плодя трупы.
— Когда мы соберем тринадцать элементов?
Барнабит пожал плечами, расчесывая прыщи.
— Честное слово, это зависит от нашего поставщика. Если он будет продолжать в том же темпе, по одному трупу в день, как это было до сих пор, я скоро доберусь до углерода. Потом наступит очередь серы и металлов. Я спешу, — сообщил он, потирая руки.
Баньши думала о своем. Она вспоминала о телефонном разговоре с министром. Он уже начал ее утомлять. Он был недоволен, что аэростат рухнул на мясорубку. И что? Разве не было главным то, чтобы он разбился? А волшебная тыква сделала все наилучшим образом.
К тому же Господин спешит. Этот невежа даже не отдавал себе отчета, что за магию они извлекли на свет божий ради его прихоти. Позже, так или иначе, она откроет ему глаза.
— Он звонил? — осведомился Барнабит, расшифровав мрачный взгляд сообщницы. Баньши кивнула. — Когда ему нужен голем?
Она хотела приласкать матку нежным материнским жестом. Но только оцарапала ее.
— Скоро ты получишь свою серу, — пообещала она ребенку. Потом, как крестная мать, сказала Барнабиту: — У голема новое свидание со смертью. Туманный Барон нанесет удар завтра в полдень под Барометром.
О ВЕЩАХ, КОТОРЫЕ МОЖНО ЗНАТЬ, И О КОЕ-КАКИХ ДРУГИХ
Занялась заря. Меж туч появились просветы, цветом напоминавшие брюки жандармов. Трамвай 4-й линии (Карниз — Черная гора — Карниз) поднимался по склону, ведущему к муниципальному Катафалку. Луч солнца окутал вагон благодетельным теплом. Роберта оторвалась от газеты и, прикрыв глаза, насладилась им.
Она купила Газету суши. Как большинство базельцев, она прежде всего интересовалась метеорологическими прогнозами. Бюро предупреждения природных рисков напоминало, что просветление было временным. Новая депрессия, двигавшаяся с британского архипелага, вскоре подхватит эстафету непогоды Иль-де-Франса. Но только в середине дня Барометр сообщит, что уготовило им небо.
В любом случае первая степень тревоги была объявлена. Уровень внешней лагуны был выше уровня, замеренного внутри плотины. Избыток воды отныне нельзя было слить. Если дождь продолжится, то вода будет неуклонно подниматься.
Газета самым крупным заголовком выделила беспрецедентную охоту на человека, затеянную министром безопасности, чтобы остановить Туманного Барона, или палача из Исторического квартала, как его стали называть. Фулд заявлял, что следствие движется к разгадке «огромными шагами». И скоро прессе сообщат о «значащих результатах». Длинная статья подробно описывала методы казни, которые использовал палач. Ее могли бы иллюстрировать гравюры из книги Сюзи Бовенс.
Вчерашняя манифестация рассеялась без особых инцидентов. Но базельский коллектив, «создавшийся сам по себе, чтобы противостоять внутренней угрозе и поддерживать бдительность перед лицом растущей опасности», призывал к новым митингам перед Историческим кварталом, пока убийца не будет арестован. Фулд, который был решительно повсюду, выслушал «законные претензии своих сограждан» и распорядился о разработке способа изоляции цыган от остального города, «чтобы обеспечить их лучшую защиту».
— Вернее, чтобы с удобством следить за ними, — проворчала Роберта.
На третьей странице рассказывали о некоторых обычаях цыган, извращая и понося их, Кто позволил им пользоваться собственным календарем? День Детей. День Птиц. День Путешествий… Почему бы не День Барона или День Предумышленного Убийства? Роберте не надо было справляться у эфемерид, чтобы знать, что сегодня праздновался День святого Кретина, а Базель заработал еще три минуты глупости в своей ненависти.
Трамвай замер на остановке Великих Людей и двинулся по прямой ветке на приступ министерских зданий.
Газета суши рассказывала о мусоросжигателях, которые бастовали уже двенадцатые сутки. Их требования не изменились: арестуйте Барона, накажите его, и мы вернемся на работу. Переполненные мусорные ящики загромождали улицы Базеля, а ткацкая фабрика грозилась присоединиться к мусорщикам, как, впрочем, пекари, школьники и игроки в бридж из патриотического клуба университета, завсегдатаем которого была Марта Вербэ.
Она купила Газету суши. Как большинство базельцев, она прежде всего интересовалась метеорологическими прогнозами. Бюро предупреждения природных рисков напоминало, что просветление было временным. Новая депрессия, двигавшаяся с британского архипелага, вскоре подхватит эстафету непогоды Иль-де-Франса. Но только в середине дня Барометр сообщит, что уготовило им небо.
В любом случае первая степень тревоги была объявлена. Уровень внешней лагуны был выше уровня, замеренного внутри плотины. Избыток воды отныне нельзя было слить. Если дождь продолжится, то вода будет неуклонно подниматься.
Газета самым крупным заголовком выделила беспрецедентную охоту на человека, затеянную министром безопасности, чтобы остановить Туманного Барона, или палача из Исторического квартала, как его стали называть. Фулд заявлял, что следствие движется к разгадке «огромными шагами». И скоро прессе сообщат о «значащих результатах». Длинная статья подробно описывала методы казни, которые использовал палач. Ее могли бы иллюстрировать гравюры из книги Сюзи Бовенс.
Вчерашняя манифестация рассеялась без особых инцидентов. Но базельский коллектив, «создавшийся сам по себе, чтобы противостоять внутренней угрозе и поддерживать бдительность перед лицом растущей опасности», призывал к новым митингам перед Историческим кварталом, пока убийца не будет арестован. Фулд, который был решительно повсюду, выслушал «законные претензии своих сограждан» и распорядился о разработке способа изоляции цыган от остального города, «чтобы обеспечить их лучшую защиту».
— Вернее, чтобы с удобством следить за ними, — проворчала Роберта.
На третьей странице рассказывали о некоторых обычаях цыган, извращая и понося их, Кто позволил им пользоваться собственным календарем? День Детей. День Птиц. День Путешествий… Почему бы не День Барона или День Предумышленного Убийства? Роберте не надо было справляться у эфемерид, чтобы знать, что сегодня праздновался День святого Кретина, а Базель заработал еще три минуты глупости в своей ненависти.
Трамвай замер на остановке Великих Людей и двинулся по прямой ветке на приступ министерских зданий.
Газета суши рассказывала о мусоросжигателях, которые бастовали уже двенадцатые сутки. Их требования не изменились: арестуйте Барона, накажите его, и мы вернемся на работу. Переполненные мусорные ящики загромождали улицы Базеля, а ткацкая фабрика грозилась присоединиться к мусорщикам, как, впрочем, пекари, школьники и игроки в бридж из патриотического клуба университета, завсегдатаем которого была Марта Вербэ.