Страница:
Теперь Мак нанес на карту точный курс "Янки. Выбрав один район, она бесцельно ходила в нем на скорости около 6 узлов, затем на скорости 12-16 узлов бросалась в другой район, потом снова снижала скорость. Каждые 90 минут, почти с точностью до секунды, "Янки" меняла курс, иногда на 60 градусов, иногда больше.
Несколько раз в сутки она всплывала на глубину связи, по-видимому, чтобы принять радиосообщения, и каждую ночь, строго в 12 часов, всплывала на перископную глубину для вентиляции. По десять - пятнадцать раз в сутки она совершала полную циркуляцию, чтобы устранить подозрения и послушать, не ведется ли за ней слежка. Каждый раз, когда "Янки" разворачивалась, "Лэпон" разворачивалась вместе с ней, стараясь оставаться за кормой, слегка в стороне, закрытой обратным потоком собственных шумов "Янки". Подводники США столь же регулярно развеивают сомнения, когда проводят свои операции, но никогда не делают это по расписанию. Деликатный вопрос о времени этих маневров решался путем жребия. Для этого в центральном посту "Лэпон" специально хранилось два игральных кубика.
Один раз в сутки "Янки" совершала на большой скорости маневр, который экипаж "Лэпон" называл "Янки дудл": советская лодка начинала двигаться по курсу, напоминающему цифру восемь, и завершала маневр, ложась на курс на 180 градусов отличающийся от курса в момент начала маневра. Поворачивая влево, она делала разворот на 180 градусов, потом на 90 градусов, затем на 270 градусов и заканчивала еще двумя поворотами на 90 градусов.
Первый набор поворотов, казалось, был предназначен для того, чтобы изобличить преследователя, который следует вблизи. Второй набор - чтобы обнаружить другую лодку, следующую в отдалении. Все эти маневрирования проводились обычно на большой скорости, иногда два раза подряд, и по времени занимали около часа.
Если бы гидролокатор на "Янки" был более совершенным, это маневрирование могло стать эффективным. Но советские подводники допустили один просчет. "Лэпон" могла услышать начало поворота и уйти с курса задолго до того, как "Янки" обнаружат ее. Фактически операторы гидролокатора на "Лэпон" поняли, что их локатор имеет дальность обнаружения, более чем в два раза превышающую дальность советского. При хороших условиях "Лэпон" могла обнаружить надводный корабль с расстояния в 18 тыс. метров, а "Янки" проходила на расстоянии 9 тыс. метров от того же самого надводного корабля, прежде чем она как-либо реагировала на него.
Поскольку слежка теперь превратилась в обычную рутину, Маку удалось отказаться от своих "клеваний носом" вместо нормального сна. Он стал уходить в свою каюту и ложился поспать, хотя и не более 90 минут. И всегда оказывался в центральном посту, когда "Янки" изменяла курс или начинала свою проверку на слежку. Во время одного из своих "клеваний носом" Мак допустил свою самую большую ошибку за весь поход, а, возможно, и за всю свою карьеру. Кок из кают-компании разбудил Мака по совету молодого офицера, решившего, что Мак предпочтет отказаться от сна, чем пропустить свой ежевечерний заказ черничной сдобы. Ничего не понимающий, перепуганный Мак издал такой рев, что кок побежал, роняя сдобы и кофе. В этот момент Мак уничтожил, возможно, самую большую привилегию, когда-либо предложенную командиру подлодки, - свою любимую черничную сдобу, разрезанную пополам и намазанную внутри маслом. Никто больше не осмеливался внеурочно побеспокоить капитана ни на третью, ни на четвертую неделю похода. Наступила пятая неделя, о которой и пойдет речь.
К этому времени три вахтенных офицера "Лэпон" поняли, что их вахты совпадали с вахтами офицеров на "Янки". Каждый американец мог опознать теперь своего советского "партнера" по его характерным особенностям при выполнении того или иного маневра. Они даже дали клички своим "партнерам": между собой американские вахтенные офицеры даже стали заключать пари на то, кто лучше предскажет очередной маневр "Янки". Чаще всего выигрывал вахтенный офицер Тиндалл. Гидроакустики также включились в игру, распознавая звуки, которые они перехватывали из внутренних помещений "Янки". Звуки работы дрели, помпы, вплоть до туалетных звуков. Каждый раз, когда вахтенный гидроакустик слышал в наушниках звук вырывающегося воздуха, когда продувалась санитарная цистерна, он докладывал совершенно официально: "Центральный! Докладывает гидроакустик. На нас сейчас вылили дерьмо!"
Все члены экипажа на лодке вплоть до младшего кока жили азартом преследования. Мак разрешал каждому наблюдать, как наносится курс лодки на карты. Это очень стимулировало молодых подводников. Ведь они преследовали лодку, несущую на борту мощное советское вооружение. Царившее на "Лэпон" возбуждение передалось и на берег. Мак хорошо изучил привычки командира "Янки" и мог предугадывать, когда тот пойдет глубже. И в эти моменты всплывал на перископную глубину, давал короткое сообщение на противолодочные самолеты "Орион", летавшие высоко над районом патрулирования "Янки".
Все продолжалось хорошо до тех пор, пока один из самолетов "Орион" чуть было не сорвал всю операцию. Пилот этого самолета подошел к поверхности океана ближе, чем было положено. Когда "Янки" всплыла на перископную глубину, ее экипаж заметил этот самолет, и советская подлодка немедленно ушла на глубину. "Орион" срочно ушел из зоны. Акустики на "Лэпон" внимательно слушали отзвуки этой драмы, но сама американская лодка оставалась необнаруженной. Американцы понимали, что хотя "Орион" и был замечен, тем не менее советские подводники, казалось, не знали, что их преследуют и в воде. Все это казалось правдой до тех пор, пока кто-то в Вашингтоне не совершил большую ошибку.
В подводных силах ходят слухи, что один из адмиралов военно-морской авиации, пожелавший остаться неизвестным, дал в газету утечку информации, которая могла привести к срыву всей операции. В этой информации прямо не указывалось, что "Лэпон" преследует "Янки", даже не говорилось, что эта подводная лодка оснащена баллистическими ракетами и бродит в 1500-2000 милях от побережья США. Но 9 октября 1969 года на первой странице газеты "Нью-Йорк таймс" появилась статья под заголовком: "Новые советские подводные лодки более шумные, чем ожидалось".
Тот, кто давал информацию для этой статьи, либо не знал о данных, полученных "Лэпон", либо исказил их, потому что газета сообщала куда более утешительные данные, чем они были на самом деле. Мак убедился, что "Янки" наименее шумная из всех советских подлодок, хотя американские лодки отличались еще меньшим шумом.
Содержание статьи, разумеется, дошло до советских ВМС и до командира "Янки", и это вскоре стало заметно. Через некоторое время после публикации в газете и через несколько мгновений после полуночного подвсплытия для выхода на связь, "Янки" резко изменила порядок маневрирования, которого до этого она придерживалась длительное время. Ее поведение стало непредсказуемым. "Янки" неожиданно делала разворот на 180 градусов и на скорости 20 узлов устремлялась в ею же оставленную кильватерную струю, прямо на "Лэпон". Это совсем не напоминало предыдущие маневрирования, а также не было похоже на обычные медленные повороты с целью обнаружения слежки. Со стороны советской подводной лодки наблюдалась отчаянная попытка обнаружить слежку. Американские подводники назвали это маневрирование "Безумный Иван". "Янки" буквально летала в воде, ее изображения заполняли экраны в центральном посту "Лэпон", а пронзительные звуки ее полета были ясно слышны в наушниках гидроакустиков. Эти звуки походили на шум товарного поезда, мчащегося через тоннель.
Кто-то в центральном посту пробормотал: "Этот шельмец пошел в глубину". Все замерли в напряжении, хотя знали, что "Лэпон" была все еще на сто метров глубже, когда "Янки" безрассудно прошла справа по борту. Советская лодка в своем шумном скоростном "полете" упустила шанс заметить "Лэпон". "Янки" продолжала поиск, циркулируя часами, но Мак противопоставлял этому свои маневры с целью не допустить своего обнаружения. Он не отказался от преследования. Вместо этого он дождался, когда "Янки" успокоилась, и продолжил слежку.
13 октября, почти через месяц после того, как началась эта слежка, адмирал Шейд послал на "Лэпон" сообщение: "Адмирал Мурер сообщает, что министр обороны и все в Вашингтоне наблюдают за вашей операцией с особым интересом и отмечают с огромным удовольствием и гордостью превосходную работу всех участников. Я разделяю эти мысли".
"Лэпон" преследовала "Янки" в течение всего периода ее патрулирования и затем еще некоторое время, когда советская лодка пошла почти прямым курсом домой. Она шла ровно, не производя больше маневров с целью выявления слежки. "Янки" вошла в район между Гренландией, Исландией и Великобритании, где "Лэпон" и покинула ее 9 ноября 1969 года.
"Лэпон" преследовала "Янки" в течение 47 суток.
По этому поводу Томми Кокс написал стихи - "Баллада о белесом Маке". Это была действительно игра "в жмурки", гораздо более опасная, чем любая другая шпионская операция. Успех Мака ознаменовал начало новой миссии для подводного флота США. Отныне он будет нацелен на слежку за советскими подлодками с баллистическими ракетами в океане. Многоцелевые американские подлодки стали одной из решающих сил в ядерной стратегии США.
На пути "Лэпон" в Норфолк Мак грелся в лучах славы. По радио потоками шли поздравления. Через несколько месяцев "Лэпон" была объявлена благодарность от президента США. Белесый Мак получил медаль "За выдающуюся службу", высшую награду офицерам ВМС в мирное время.
Но больше всех похвал Мак был доволен одной из радиограмм, о которой ему сообщили на пути домой. Она была адресована всем другим подводным лодкам, находящимся в Атлантике: "Уступите дорогу. Идет Белесый". Приказ был четкий. Все должны были освободить маршрут, по которому "Лэпон" шла домой. Когда Маку доложили эту радиограмму, он сжал кулаки, вскинул голову и сказал: "Страдайте молча, сосунки. Белесый идет".
Глава 7. "ВОТ ОНА ПОДХОДИТ..."
Достижения Белесого Мака стали примером для всех. Командиры других подлодок стремились повторить его достижения или даже превзойти их. Слежка за советскими ракетными подлодками вскоре стала одной из главных задач ВМС, хотя не все принимавшие участие в выполнении этих опасных операций были такими же умелыми и удачливыми, как Мак.
По крайней мере, две подлодки поставили США на грань объявления ядерной тревоги, когда сообщили по радио, что преследуемые ими подлодки типа "Янки" открыли крышки пусковых шахт и готовы к пуску ракет. В обоих случаях американские лодки вскоре снова радировали о том, что советские лодки просто проводят боевую подготовку.
В течение нескольких месяцев после подвига Мака произошло несколько столкновений между американскими и советскими подлодками, то есть таких происшествий, которые поставили под угрозу срыва подготовку соглашения между США и Советским Союзом о разрядке напряженности. Был случай, когда американская подлодка "Гато" (бортовой номер SSN-615) в ноябре 1969 года столкнулась со старой советской подлодкой типа "Хотель". Сергей Георгиевич Горшков, многолетний главком ВМФ, выслал в Баренцево море корабли на поиски вторгшейся лодки. Он надеялся найти подтверждение тому, что "Гато" затонула. Советский адмирал не был кровожадным, но столкновение произошло за два дня до начала запланированных в Хельсинки переговоров о контроле над вооружениями. Горшков был потрясен тем, что президент США Никсон и его советник по национальной безопасности Киссинджер могли предлагать переговоры о контроле за вооружениями, позволяя при этом своим подводникам вторгаться в советские территориальные воды.
Доказательство в виде стального корпуса "Гато" дало бы Горшкову шанс нокаутировать это предложение о рукопожатиях. Но его кораблям не удалось найти "Гато", которая на полной скорости удрала. По приказанию командующего Атлантическим флотом, командир "Гато" составил фальшивый доклад о походе, из которого следовало, что лодка якобы вернулась из похода за два дня до столкновения.
Офицеры военно-морской разведки во время брифингов у президента Никсона и его помощников в своих сообщениях почти всегда упускали упоминания о существенных инцидентах на море. Поэтому на подводные силы и не оказывалось давление, чтобы они приостановили свои наглые операции, даже после двух более или менее значительных столкновений в 1970 году, одного в Баренцевом море, а другого - в Средиземном.
...В тот год случился и третий инцидент, настолько тяжелый и опасный, что ВМС были вынуждены немедленно доложить руководству Пентагона и самому президенту Никсону.
Это произошло в конце июня 1970 года. Американская подлодка "Тотог" (бортовой номер SSN-639) шла в район Петропавловска, крупной базы советских ракетных лодок на Камчатке. Командиром лодки был 39-летний капитан первого ранга Б. Балдерстон. Преодолев последствия перенесенного в детстве ревматизма, он в молодости входил в состав сборной команды США по плаванию. Обучаясь в университете штата Небраска, специализировался на изучении пустынных скорпионов, а затем, во время корейской войны, поступил на службу в ВМС. Там его назначили ответственным за уничтожение артиллерийских снарядов, оставшихся со времен Второй мировой войны. В конце концов он перешел служить на дизельные подлодки, поскольку, по его мнению и по мнению его жены, эта служба была более безопасной. Позже он подумывал отказаться от службы на тесных и грязных дизельных подлодках и пойти изучать медицину. Но до того, как он смог написать заявление в медицинскую школу, Риковер заманил его на атомные лодки. Балдерстон решил, что ему, видимо, суждено оставаться на подводных лодках. Он верил в это даже после того, как все его иллюзии о безопасности развеялись после гибели подлодки "Скорпион". Балдерстон был инженером при строительстве этой лодки, и после ее исчезновения его довольно часто вызывали с лодки "Тотог" для дачи показаний в комиссию по расследованию инцидента с подлодкой "Скорпион".
На подлодке "Тотог" он прославился весьма своеобразно. Например, во время стоянок в порту Балдерстон мог в баре перепить любого члена экипажа своей лодки. Вместе с тем он был помешан на том, что орехи оказывают благотворное влияние на состояние здоровья. Пил кофе только марки "Санка" (без кофеина), вместо полноценного кофе, которым поддерживало бодрость большинство экипажа. Кроме того, он требовал, чтобы на лодке всегда был обильный запас колотых грецких орехов, и ел их после каждого приема пищи, потому что в них содержится много лецитина. У него была удивительная способность поднимать свои седые густые брови поочередно. И правая, и левая бровь могли по отдельности подниматься вверх. Этим он пользовался для более сильного выражения своих чувств. Когда кто-нибудь из членов экипажа на квалификационных экзаменах с трудом подыскивал ответ, одна из бровей командира начинала подниматься. А если ошибка в ответе была особенно глупой, то одна из его бровей буквально подпрыгивала вверх. Одного из молодых моряков это настолько шокировало, что при докладе, как только командир поднимал одну из своих бровей, тот начинал заикаться. Для экипажа эти брови были такими же незабываемыми, как мастерство, которое Балдерстон продемонстрировал во время своего похода на лодке летом 1969 года, в результате которого за лодкой закрепилась кличка "Грозная T".
Лодку послали проследить за испытаниями новой советской крылатой ракеты от момента запуска и до падения. В отличие от баллистических ракет "Янки", крылатые ракеты представляли меньшую угрозу территории США. Но это оружие могло уничтожить огромный американский авианосец с расстояния до 250 морских миль, а авианосцы все еще оставались одними из основных площадок для самолетов бомбардировщиков, совершавших рейды на Вьетнам. Подлодки типа "Эхо", каждая вооруженная восемью крылатыми ракетами с обычными или ядерными боеголовками, были замечены в момент преследования американских авианосцев в Юго-Восточной Азии. Если Советский Союз будет непосредственно вовлечен в войну во Вьетнаме, то военно-морской разведке необходимо знать как можно больше об этих крылатых ракетах и подлодках, на которых они находятся. Задача Балдерстона заключалась в том, чтобы выяснить, сколько ракет подряд и за какое время может выпустить лодка, определить электронные импульсы, по которым можно установить траекторию их полета, а также перехватить переговоры, по которым можно выявить уязвимые места. Следовало также попытаться сделать фотоснимки запусков для того, чтобы аналитики в США смогли замерить пламя во время полета ракеты и рассчитать, какое ракетное топливо используется.
Балдерстон нагло провел лодку через советскую сеть гидрофонов прямо под корпусами группы советских надводных кораблей и одной подлодки, держась на глубине около 20 метров. Большую часть времени концы перехватывающих антенн и перископ касались волн. Объектив перископа был так близко к воде, что каждая третья волна накрывала его.
По-видимому, самым трудным было удерживать 4800-тонную "Тотог" на заданной глубине, несмотря на то что она постоянно набирала воды и становилась тяжелее. Подлодки набирают воду частично для того, чтобы охлаждать свои реакторы, и помпы откачивают отработанную воду в океан. Но работающие помпы создавали бы слишком много шума, что было небезопасно вблизи советских кораблей. Поэтому один из вахтенных офицеров на горизонтальных рулях, Майкл Кой, был вынужден удерживать "Тотог" на перископной глубине без помощи помп.
Это была нервотрепка, особенно для Коя, который служил на лодке всего три месяца. Балдерстон решил помочь Кою и прибегнул к старому приему подводников: приказал всему личному составу, свободному от вахты, собраться в носовой части, затем перейти в корму, около машинного отделения. В течение нескольких часов люди перемещались туда и обратно, создавая живой противовес, помогая удерживать нужную глубину.
"Тотог" двое суток вела наблюдение, проследив за всем циклом испытаний от начала до конца. Балдерстон привез так много данных, что ВМС наградили его одной из высших наград - орденом "За заслуги".
И вот летом 1970 года Балдерстон вел "Тотог" в район Петропавловска. Он и его экипаж были уверены, что смогут выполнить любую задачу. Первой из них была слежка за советской подлодкой типа "Эхо II". Эта слежка могла оказаться очень важной для безопасности американских авианосцев у берегов Вьетнама.
На счастье, именно "Эхо II" показалась на экранах гидролокатора, как только "Тотог" вошла в советские воды. Советская подлодка шла на юг от Петропавловска, предоставлялась хорошая возможность проследить ее патрулирование с самого начала.
"Эхо" была дизельной подлодкой, и казалось, что следить за ней не составит труда. Но ни одна слежка на деле не оказывается легкой. Полагаясь на пассивный гидролокатор, гидроакустикам "Тотога" чаще доводилось "интерпретировать" сигналы, чем получать изображение на дисплее.
Помогало то, что командир советской подлодки не предпринимал никаких мер предосторожности против слежки. Имея на хвосте "Тотог", советская лодка, громыхая двигателями, совершала какой-то странный маневр, который американские подводники называли "подводным танцем казаков" И советские, и американские подводники исполняют эти подводные танцы, состоящие из произвольных направлений движения, как бы выписывая восьмерку, совершают резкие повороты и изменения глубины с целью встряхнуть все предметы, чтобы убедиться, какой шум производит лодка и все ли правильно уложено и закреплено на своих местах. И невозможно угадать, какой приказ отдаст командир: повернуть направо, налево, вверх или вниз.
Способ слежки за подлодкой, то совершающей повороты в разные стороны, то меняющей глубину погружения, заключается в том, чтобы немного отстать от нее, чтобы легче проследить за ее движениями. Но "Тотог" не отставала. И вот, после нескольких часов энергичного маневрирования советская подлодка начала идти обычным ходом. Балдерстон и другие старшие офицеры оставили на боевых постах своих заместителей. Командир спустился в свою каюту поспать. В прошлогоднем походе с целью наблюдения за испытаниями советских ракет он оставался центральном посту почти 48 часов.
В этом походе на "Тотог" находились два старшины гидроакустиков вместо одного. Но вышло так, что когда командир спал в своей каюте, в рубке гидролокатора не оказалось ни одного из старшин. Один был назначен вахтенным руководить рядовыми матросами в центральном посту, второй отдыхал после вахты. В результате в рубке гидролокатора оказался один молодой гидроакустик первого класса Линдсей.
До этого похода Линдсей стал известен тем, что оказался случайно сфотографирован с супругой президента США П. Никсон. Первая леди посещала раненых на войне во Вьетнаме в военном госпитале в Гонолулу. Линдсей находился в этом госпитале в результате аварии на своем скоростном мотоцикле, который он ласково называл "Бетси". Когда первая леди подошла к его койке, никто не осмелился сказать ей, каким образом он получил ранение. Ее сфотографировали вместе с Линдсеем, и снимок был напечатан во многих газетах.
В результате аварии на мотоцикле одна нога Линдсея оказалась на 2,5 см короче другой. Из-за этого на подлодке "Тотог" его прозвали "Полтора шага". Теперь он слушал шумы подлодки "Эхо" и передавал информацию в центральный пост, где находился старший помощник командира, который выдерживал направление. Когда "Тотог" проходила глубины 40-60 м на средней скорости 12-13 узлов, она почему-то опасно приближалась к "Эхо". В конце концов старший помощник послал за командиром.
Балдерстон прибежал в центральный пост в банном халате и тапочках. Вахтенный офицер Ван Хофтен доложил обстановку. Один из старшин-гидроакустиков, Пол Уотерс, тем временем вернулся в рубку гидролокатора и, надев наушники, начал слушать шумы "Эхо". Внезапно он пробормотал: "Сукин сын, он близко". И помчался докладывать об опасном сближении командиру.
Балдерстон возвышался над невысоким старшиной, уставившись на него глазами из-под своих знаменитых бровей. Он сел на складной стул около перископа, давая понять, что вступил в командование.
Ван Хофтен, будучи вахтенным офицером, громким голосом отдавал приказания. При этом все понимали, что приказания идут от Балдерстона. Он больше не покинет центральный пост, не вернется на свою койку и даже не переоденет банный халат. Рядом с ним находился М. Кой, капитан сборной спортивной команды ВМС, по сути своей гражданский человек. Кой научился воздерживаться от заявлений, что не намерен оставаться в ВМС, а Балдерстон перестал расхваливать преимущества военной жизни. Кроме того, Кой исполнял на лодке обязанности по снабжению и доставлял озабоченному своим здоровьем командиру витамины, бескофеиновое кофе "Санка" и достаточное количество грецких орехов, чтобы удовлетворить потребность его организма в лецитине.
Балдерстон начал внимательно разглядывать осциллоскоп. На его экране единственный желтый электронный изгиб представлял гидролокационное изображение советской лодки. Обычно экран высвечивает до десятка и более слабых изгибов компьютерных изображений шумов, производимых отдаленными судами, земными массивами и даже китами. Но изображение "Эхо" было большим, ярким и прыгало по экрану туда-сюда. Этому находилось только одно возможное объяснение: лодка очень близко, совсем рядом. "Вот она подходит... вот она уходит...", комментировал командир. Старший помощник стоял слева и изучал навигационную прокладку на карте. В гидролокационной рубке акустики продолжали следить за советской подлодкой. Мысленно они отсеивали мягкие ритмичные звуки ее гребного винта от завесы океанского шума в своих наушниках. Но ничто из того, что они слышали или видели на экране, не показывало глубины ее погружения. Они могли только слушать и гадать. Вот уже несколько минут расстояние между лодками находилось около отметки "ноль". Акустик даже высказал предположение, что "Эхо" поднялась почти на поверхность и может оказаться почти над "Тотог". Затем ему показалось, что "Эхо" вновь погружается.
Было бы легче, если бы "Тотог" получила новое приспособление, предназначенное определять глубину погружения другой лодки путем измерения создаваемого ею возмущения в воде. Устройство состояло из четырех гидрофонов, которые предполагалось установить на рубочных рулях. Но на судоверфи это сделать не успели, и лодка в нужный момент оказалась без ценного приспособления.
Изображение на осциллографе запрыгало снова, на сей раз лихорадочно. "Вот она, подходит...", - начал фразу командир и не закончил. Изображение на осциллографе исчезло. В этот момент операторы гидролокатора потеряли все следы "Эха". Никто не знал, ушла она вправо или влево. Она просто ушла.
Но вскоре советская подлодка дала о себе знать самым страшным образом. Эта 6000-тонная субмарина ударила сначала по верху рубочных рулей "Тотог". Затем ее гребной винт проскрежетал по металлическому корпусу "Тотог" с таким грохотом, что гидроакустики вынуждены были отключить свои наушники.
"Тотог" резко накренилась на правый борт на 30 градусов, ее отбросило назад и вниз. Люди едва удержались на ногах. В центральном посту повсюду валялись чашки, карандаши, линейки и карты. В торпедном отсеке три человека, спавшие на торпедах, скатились с матрацев на палубу.
Один из моряков бросился к водонепроницаемой переборке и задраил дверь. Он даже не заглянул внутрь торпедного отсека, чтобы убедиться, нет ли там кого-нибудь. В соответствии с инструкциями, он обязан был, прежде всего, задраить именно эту дверь, ведущую в отсек, имеющий люки, ведущие за борт. Оказалось, что он запер там молодого торпедиста, прибывшего на лодку лишь за три месяца до ее выхода в этот поход, который перепугался не на шутку. Прошло несколько минут, прежде чем все убедились, что прочный корпус не пострадал, и перепуганного молодого моряка выпустили из торпедного отсека.
Несколько раз в сутки она всплывала на глубину связи, по-видимому, чтобы принять радиосообщения, и каждую ночь, строго в 12 часов, всплывала на перископную глубину для вентиляции. По десять - пятнадцать раз в сутки она совершала полную циркуляцию, чтобы устранить подозрения и послушать, не ведется ли за ней слежка. Каждый раз, когда "Янки" разворачивалась, "Лэпон" разворачивалась вместе с ней, стараясь оставаться за кормой, слегка в стороне, закрытой обратным потоком собственных шумов "Янки". Подводники США столь же регулярно развеивают сомнения, когда проводят свои операции, но никогда не делают это по расписанию. Деликатный вопрос о времени этих маневров решался путем жребия. Для этого в центральном посту "Лэпон" специально хранилось два игральных кубика.
Один раз в сутки "Янки" совершала на большой скорости маневр, который экипаж "Лэпон" называл "Янки дудл": советская лодка начинала двигаться по курсу, напоминающему цифру восемь, и завершала маневр, ложась на курс на 180 градусов отличающийся от курса в момент начала маневра. Поворачивая влево, она делала разворот на 180 градусов, потом на 90 градусов, затем на 270 градусов и заканчивала еще двумя поворотами на 90 градусов.
Первый набор поворотов, казалось, был предназначен для того, чтобы изобличить преследователя, который следует вблизи. Второй набор - чтобы обнаружить другую лодку, следующую в отдалении. Все эти маневрирования проводились обычно на большой скорости, иногда два раза подряд, и по времени занимали около часа.
Если бы гидролокатор на "Янки" был более совершенным, это маневрирование могло стать эффективным. Но советские подводники допустили один просчет. "Лэпон" могла услышать начало поворота и уйти с курса задолго до того, как "Янки" обнаружат ее. Фактически операторы гидролокатора на "Лэпон" поняли, что их локатор имеет дальность обнаружения, более чем в два раза превышающую дальность советского. При хороших условиях "Лэпон" могла обнаружить надводный корабль с расстояния в 18 тыс. метров, а "Янки" проходила на расстоянии 9 тыс. метров от того же самого надводного корабля, прежде чем она как-либо реагировала на него.
Поскольку слежка теперь превратилась в обычную рутину, Маку удалось отказаться от своих "клеваний носом" вместо нормального сна. Он стал уходить в свою каюту и ложился поспать, хотя и не более 90 минут. И всегда оказывался в центральном посту, когда "Янки" изменяла курс или начинала свою проверку на слежку. Во время одного из своих "клеваний носом" Мак допустил свою самую большую ошибку за весь поход, а, возможно, и за всю свою карьеру. Кок из кают-компании разбудил Мака по совету молодого офицера, решившего, что Мак предпочтет отказаться от сна, чем пропустить свой ежевечерний заказ черничной сдобы. Ничего не понимающий, перепуганный Мак издал такой рев, что кок побежал, роняя сдобы и кофе. В этот момент Мак уничтожил, возможно, самую большую привилегию, когда-либо предложенную командиру подлодки, - свою любимую черничную сдобу, разрезанную пополам и намазанную внутри маслом. Никто больше не осмеливался внеурочно побеспокоить капитана ни на третью, ни на четвертую неделю похода. Наступила пятая неделя, о которой и пойдет речь.
К этому времени три вахтенных офицера "Лэпон" поняли, что их вахты совпадали с вахтами офицеров на "Янки". Каждый американец мог опознать теперь своего советского "партнера" по его характерным особенностям при выполнении того или иного маневра. Они даже дали клички своим "партнерам": между собой американские вахтенные офицеры даже стали заключать пари на то, кто лучше предскажет очередной маневр "Янки". Чаще всего выигрывал вахтенный офицер Тиндалл. Гидроакустики также включились в игру, распознавая звуки, которые они перехватывали из внутренних помещений "Янки". Звуки работы дрели, помпы, вплоть до туалетных звуков. Каждый раз, когда вахтенный гидроакустик слышал в наушниках звук вырывающегося воздуха, когда продувалась санитарная цистерна, он докладывал совершенно официально: "Центральный! Докладывает гидроакустик. На нас сейчас вылили дерьмо!"
Все члены экипажа на лодке вплоть до младшего кока жили азартом преследования. Мак разрешал каждому наблюдать, как наносится курс лодки на карты. Это очень стимулировало молодых подводников. Ведь они преследовали лодку, несущую на борту мощное советское вооружение. Царившее на "Лэпон" возбуждение передалось и на берег. Мак хорошо изучил привычки командира "Янки" и мог предугадывать, когда тот пойдет глубже. И в эти моменты всплывал на перископную глубину, давал короткое сообщение на противолодочные самолеты "Орион", летавшие высоко над районом патрулирования "Янки".
Все продолжалось хорошо до тех пор, пока один из самолетов "Орион" чуть было не сорвал всю операцию. Пилот этого самолета подошел к поверхности океана ближе, чем было положено. Когда "Янки" всплыла на перископную глубину, ее экипаж заметил этот самолет, и советская подлодка немедленно ушла на глубину. "Орион" срочно ушел из зоны. Акустики на "Лэпон" внимательно слушали отзвуки этой драмы, но сама американская лодка оставалась необнаруженной. Американцы понимали, что хотя "Орион" и был замечен, тем не менее советские подводники, казалось, не знали, что их преследуют и в воде. Все это казалось правдой до тех пор, пока кто-то в Вашингтоне не совершил большую ошибку.
В подводных силах ходят слухи, что один из адмиралов военно-морской авиации, пожелавший остаться неизвестным, дал в газету утечку информации, которая могла привести к срыву всей операции. В этой информации прямо не указывалось, что "Лэпон" преследует "Янки", даже не говорилось, что эта подводная лодка оснащена баллистическими ракетами и бродит в 1500-2000 милях от побережья США. Но 9 октября 1969 года на первой странице газеты "Нью-Йорк таймс" появилась статья под заголовком: "Новые советские подводные лодки более шумные, чем ожидалось".
Тот, кто давал информацию для этой статьи, либо не знал о данных, полученных "Лэпон", либо исказил их, потому что газета сообщала куда более утешительные данные, чем они были на самом деле. Мак убедился, что "Янки" наименее шумная из всех советских подлодок, хотя американские лодки отличались еще меньшим шумом.
Содержание статьи, разумеется, дошло до советских ВМС и до командира "Янки", и это вскоре стало заметно. Через некоторое время после публикации в газете и через несколько мгновений после полуночного подвсплытия для выхода на связь, "Янки" резко изменила порядок маневрирования, которого до этого она придерживалась длительное время. Ее поведение стало непредсказуемым. "Янки" неожиданно делала разворот на 180 градусов и на скорости 20 узлов устремлялась в ею же оставленную кильватерную струю, прямо на "Лэпон". Это совсем не напоминало предыдущие маневрирования, а также не было похоже на обычные медленные повороты с целью обнаружения слежки. Со стороны советской подводной лодки наблюдалась отчаянная попытка обнаружить слежку. Американские подводники назвали это маневрирование "Безумный Иван". "Янки" буквально летала в воде, ее изображения заполняли экраны в центральном посту "Лэпон", а пронзительные звуки ее полета были ясно слышны в наушниках гидроакустиков. Эти звуки походили на шум товарного поезда, мчащегося через тоннель.
Кто-то в центральном посту пробормотал: "Этот шельмец пошел в глубину". Все замерли в напряжении, хотя знали, что "Лэпон" была все еще на сто метров глубже, когда "Янки" безрассудно прошла справа по борту. Советская лодка в своем шумном скоростном "полете" упустила шанс заметить "Лэпон". "Янки" продолжала поиск, циркулируя часами, но Мак противопоставлял этому свои маневры с целью не допустить своего обнаружения. Он не отказался от преследования. Вместо этого он дождался, когда "Янки" успокоилась, и продолжил слежку.
13 октября, почти через месяц после того, как началась эта слежка, адмирал Шейд послал на "Лэпон" сообщение: "Адмирал Мурер сообщает, что министр обороны и все в Вашингтоне наблюдают за вашей операцией с особым интересом и отмечают с огромным удовольствием и гордостью превосходную работу всех участников. Я разделяю эти мысли".
"Лэпон" преследовала "Янки" в течение всего периода ее патрулирования и затем еще некоторое время, когда советская лодка пошла почти прямым курсом домой. Она шла ровно, не производя больше маневров с целью выявления слежки. "Янки" вошла в район между Гренландией, Исландией и Великобритании, где "Лэпон" и покинула ее 9 ноября 1969 года.
"Лэпон" преследовала "Янки" в течение 47 суток.
По этому поводу Томми Кокс написал стихи - "Баллада о белесом Маке". Это была действительно игра "в жмурки", гораздо более опасная, чем любая другая шпионская операция. Успех Мака ознаменовал начало новой миссии для подводного флота США. Отныне он будет нацелен на слежку за советскими подлодками с баллистическими ракетами в океане. Многоцелевые американские подлодки стали одной из решающих сил в ядерной стратегии США.
На пути "Лэпон" в Норфолк Мак грелся в лучах славы. По радио потоками шли поздравления. Через несколько месяцев "Лэпон" была объявлена благодарность от президента США. Белесый Мак получил медаль "За выдающуюся службу", высшую награду офицерам ВМС в мирное время.
Но больше всех похвал Мак был доволен одной из радиограмм, о которой ему сообщили на пути домой. Она была адресована всем другим подводным лодкам, находящимся в Атлантике: "Уступите дорогу. Идет Белесый". Приказ был четкий. Все должны были освободить маршрут, по которому "Лэпон" шла домой. Когда Маку доложили эту радиограмму, он сжал кулаки, вскинул голову и сказал: "Страдайте молча, сосунки. Белесый идет".
Глава 7. "ВОТ ОНА ПОДХОДИТ..."
Достижения Белесого Мака стали примером для всех. Командиры других подлодок стремились повторить его достижения или даже превзойти их. Слежка за советскими ракетными подлодками вскоре стала одной из главных задач ВМС, хотя не все принимавшие участие в выполнении этих опасных операций были такими же умелыми и удачливыми, как Мак.
По крайней мере, две подлодки поставили США на грань объявления ядерной тревоги, когда сообщили по радио, что преследуемые ими подлодки типа "Янки" открыли крышки пусковых шахт и готовы к пуску ракет. В обоих случаях американские лодки вскоре снова радировали о том, что советские лодки просто проводят боевую подготовку.
В течение нескольких месяцев после подвига Мака произошло несколько столкновений между американскими и советскими подлодками, то есть таких происшествий, которые поставили под угрозу срыва подготовку соглашения между США и Советским Союзом о разрядке напряженности. Был случай, когда американская подлодка "Гато" (бортовой номер SSN-615) в ноябре 1969 года столкнулась со старой советской подлодкой типа "Хотель". Сергей Георгиевич Горшков, многолетний главком ВМФ, выслал в Баренцево море корабли на поиски вторгшейся лодки. Он надеялся найти подтверждение тому, что "Гато" затонула. Советский адмирал не был кровожадным, но столкновение произошло за два дня до начала запланированных в Хельсинки переговоров о контроле над вооружениями. Горшков был потрясен тем, что президент США Никсон и его советник по национальной безопасности Киссинджер могли предлагать переговоры о контроле за вооружениями, позволяя при этом своим подводникам вторгаться в советские территориальные воды.
Доказательство в виде стального корпуса "Гато" дало бы Горшкову шанс нокаутировать это предложение о рукопожатиях. Но его кораблям не удалось найти "Гато", которая на полной скорости удрала. По приказанию командующего Атлантическим флотом, командир "Гато" составил фальшивый доклад о походе, из которого следовало, что лодка якобы вернулась из похода за два дня до столкновения.
Офицеры военно-морской разведки во время брифингов у президента Никсона и его помощников в своих сообщениях почти всегда упускали упоминания о существенных инцидентах на море. Поэтому на подводные силы и не оказывалось давление, чтобы они приостановили свои наглые операции, даже после двух более или менее значительных столкновений в 1970 году, одного в Баренцевом море, а другого - в Средиземном.
...В тот год случился и третий инцидент, настолько тяжелый и опасный, что ВМС были вынуждены немедленно доложить руководству Пентагона и самому президенту Никсону.
Это произошло в конце июня 1970 года. Американская подлодка "Тотог" (бортовой номер SSN-639) шла в район Петропавловска, крупной базы советских ракетных лодок на Камчатке. Командиром лодки был 39-летний капитан первого ранга Б. Балдерстон. Преодолев последствия перенесенного в детстве ревматизма, он в молодости входил в состав сборной команды США по плаванию. Обучаясь в университете штата Небраска, специализировался на изучении пустынных скорпионов, а затем, во время корейской войны, поступил на службу в ВМС. Там его назначили ответственным за уничтожение артиллерийских снарядов, оставшихся со времен Второй мировой войны. В конце концов он перешел служить на дизельные подлодки, поскольку, по его мнению и по мнению его жены, эта служба была более безопасной. Позже он подумывал отказаться от службы на тесных и грязных дизельных подлодках и пойти изучать медицину. Но до того, как он смог написать заявление в медицинскую школу, Риковер заманил его на атомные лодки. Балдерстон решил, что ему, видимо, суждено оставаться на подводных лодках. Он верил в это даже после того, как все его иллюзии о безопасности развеялись после гибели подлодки "Скорпион". Балдерстон был инженером при строительстве этой лодки, и после ее исчезновения его довольно часто вызывали с лодки "Тотог" для дачи показаний в комиссию по расследованию инцидента с подлодкой "Скорпион".
На подлодке "Тотог" он прославился весьма своеобразно. Например, во время стоянок в порту Балдерстон мог в баре перепить любого члена экипажа своей лодки. Вместе с тем он был помешан на том, что орехи оказывают благотворное влияние на состояние здоровья. Пил кофе только марки "Санка" (без кофеина), вместо полноценного кофе, которым поддерживало бодрость большинство экипажа. Кроме того, он требовал, чтобы на лодке всегда был обильный запас колотых грецких орехов, и ел их после каждого приема пищи, потому что в них содержится много лецитина. У него была удивительная способность поднимать свои седые густые брови поочередно. И правая, и левая бровь могли по отдельности подниматься вверх. Этим он пользовался для более сильного выражения своих чувств. Когда кто-нибудь из членов экипажа на квалификационных экзаменах с трудом подыскивал ответ, одна из бровей командира начинала подниматься. А если ошибка в ответе была особенно глупой, то одна из его бровей буквально подпрыгивала вверх. Одного из молодых моряков это настолько шокировало, что при докладе, как только командир поднимал одну из своих бровей, тот начинал заикаться. Для экипажа эти брови были такими же незабываемыми, как мастерство, которое Балдерстон продемонстрировал во время своего похода на лодке летом 1969 года, в результате которого за лодкой закрепилась кличка "Грозная T".
Лодку послали проследить за испытаниями новой советской крылатой ракеты от момента запуска и до падения. В отличие от баллистических ракет "Янки", крылатые ракеты представляли меньшую угрозу территории США. Но это оружие могло уничтожить огромный американский авианосец с расстояния до 250 морских миль, а авианосцы все еще оставались одними из основных площадок для самолетов бомбардировщиков, совершавших рейды на Вьетнам. Подлодки типа "Эхо", каждая вооруженная восемью крылатыми ракетами с обычными или ядерными боеголовками, были замечены в момент преследования американских авианосцев в Юго-Восточной Азии. Если Советский Союз будет непосредственно вовлечен в войну во Вьетнаме, то военно-морской разведке необходимо знать как можно больше об этих крылатых ракетах и подлодках, на которых они находятся. Задача Балдерстона заключалась в том, чтобы выяснить, сколько ракет подряд и за какое время может выпустить лодка, определить электронные импульсы, по которым можно установить траекторию их полета, а также перехватить переговоры, по которым можно выявить уязвимые места. Следовало также попытаться сделать фотоснимки запусков для того, чтобы аналитики в США смогли замерить пламя во время полета ракеты и рассчитать, какое ракетное топливо используется.
Балдерстон нагло провел лодку через советскую сеть гидрофонов прямо под корпусами группы советских надводных кораблей и одной подлодки, держась на глубине около 20 метров. Большую часть времени концы перехватывающих антенн и перископ касались волн. Объектив перископа был так близко к воде, что каждая третья волна накрывала его.
По-видимому, самым трудным было удерживать 4800-тонную "Тотог" на заданной глубине, несмотря на то что она постоянно набирала воды и становилась тяжелее. Подлодки набирают воду частично для того, чтобы охлаждать свои реакторы, и помпы откачивают отработанную воду в океан. Но работающие помпы создавали бы слишком много шума, что было небезопасно вблизи советских кораблей. Поэтому один из вахтенных офицеров на горизонтальных рулях, Майкл Кой, был вынужден удерживать "Тотог" на перископной глубине без помощи помп.
Это была нервотрепка, особенно для Коя, который служил на лодке всего три месяца. Балдерстон решил помочь Кою и прибегнул к старому приему подводников: приказал всему личному составу, свободному от вахты, собраться в носовой части, затем перейти в корму, около машинного отделения. В течение нескольких часов люди перемещались туда и обратно, создавая живой противовес, помогая удерживать нужную глубину.
"Тотог" двое суток вела наблюдение, проследив за всем циклом испытаний от начала до конца. Балдерстон привез так много данных, что ВМС наградили его одной из высших наград - орденом "За заслуги".
И вот летом 1970 года Балдерстон вел "Тотог" в район Петропавловска. Он и его экипаж были уверены, что смогут выполнить любую задачу. Первой из них была слежка за советской подлодкой типа "Эхо II". Эта слежка могла оказаться очень важной для безопасности американских авианосцев у берегов Вьетнама.
На счастье, именно "Эхо II" показалась на экранах гидролокатора, как только "Тотог" вошла в советские воды. Советская подлодка шла на юг от Петропавловска, предоставлялась хорошая возможность проследить ее патрулирование с самого начала.
"Эхо" была дизельной подлодкой, и казалось, что следить за ней не составит труда. Но ни одна слежка на деле не оказывается легкой. Полагаясь на пассивный гидролокатор, гидроакустикам "Тотога" чаще доводилось "интерпретировать" сигналы, чем получать изображение на дисплее.
Помогало то, что командир советской подлодки не предпринимал никаких мер предосторожности против слежки. Имея на хвосте "Тотог", советская лодка, громыхая двигателями, совершала какой-то странный маневр, который американские подводники называли "подводным танцем казаков" И советские, и американские подводники исполняют эти подводные танцы, состоящие из произвольных направлений движения, как бы выписывая восьмерку, совершают резкие повороты и изменения глубины с целью встряхнуть все предметы, чтобы убедиться, какой шум производит лодка и все ли правильно уложено и закреплено на своих местах. И невозможно угадать, какой приказ отдаст командир: повернуть направо, налево, вверх или вниз.
Способ слежки за подлодкой, то совершающей повороты в разные стороны, то меняющей глубину погружения, заключается в том, чтобы немного отстать от нее, чтобы легче проследить за ее движениями. Но "Тотог" не отставала. И вот, после нескольких часов энергичного маневрирования советская подлодка начала идти обычным ходом. Балдерстон и другие старшие офицеры оставили на боевых постах своих заместителей. Командир спустился в свою каюту поспать. В прошлогоднем походе с целью наблюдения за испытаниями советских ракет он оставался центральном посту почти 48 часов.
В этом походе на "Тотог" находились два старшины гидроакустиков вместо одного. Но вышло так, что когда командир спал в своей каюте, в рубке гидролокатора не оказалось ни одного из старшин. Один был назначен вахтенным руководить рядовыми матросами в центральном посту, второй отдыхал после вахты. В результате в рубке гидролокатора оказался один молодой гидроакустик первого класса Линдсей.
До этого похода Линдсей стал известен тем, что оказался случайно сфотографирован с супругой президента США П. Никсон. Первая леди посещала раненых на войне во Вьетнаме в военном госпитале в Гонолулу. Линдсей находился в этом госпитале в результате аварии на своем скоростном мотоцикле, который он ласково называл "Бетси". Когда первая леди подошла к его койке, никто не осмелился сказать ей, каким образом он получил ранение. Ее сфотографировали вместе с Линдсеем, и снимок был напечатан во многих газетах.
В результате аварии на мотоцикле одна нога Линдсея оказалась на 2,5 см короче другой. Из-за этого на подлодке "Тотог" его прозвали "Полтора шага". Теперь он слушал шумы подлодки "Эхо" и передавал информацию в центральный пост, где находился старший помощник командира, который выдерживал направление. Когда "Тотог" проходила глубины 40-60 м на средней скорости 12-13 узлов, она почему-то опасно приближалась к "Эхо". В конце концов старший помощник послал за командиром.
Балдерстон прибежал в центральный пост в банном халате и тапочках. Вахтенный офицер Ван Хофтен доложил обстановку. Один из старшин-гидроакустиков, Пол Уотерс, тем временем вернулся в рубку гидролокатора и, надев наушники, начал слушать шумы "Эхо". Внезапно он пробормотал: "Сукин сын, он близко". И помчался докладывать об опасном сближении командиру.
Балдерстон возвышался над невысоким старшиной, уставившись на него глазами из-под своих знаменитых бровей. Он сел на складной стул около перископа, давая понять, что вступил в командование.
Ван Хофтен, будучи вахтенным офицером, громким голосом отдавал приказания. При этом все понимали, что приказания идут от Балдерстона. Он больше не покинет центральный пост, не вернется на свою койку и даже не переоденет банный халат. Рядом с ним находился М. Кой, капитан сборной спортивной команды ВМС, по сути своей гражданский человек. Кой научился воздерживаться от заявлений, что не намерен оставаться в ВМС, а Балдерстон перестал расхваливать преимущества военной жизни. Кроме того, Кой исполнял на лодке обязанности по снабжению и доставлял озабоченному своим здоровьем командиру витамины, бескофеиновое кофе "Санка" и достаточное количество грецких орехов, чтобы удовлетворить потребность его организма в лецитине.
Балдерстон начал внимательно разглядывать осциллоскоп. На его экране единственный желтый электронный изгиб представлял гидролокационное изображение советской лодки. Обычно экран высвечивает до десятка и более слабых изгибов компьютерных изображений шумов, производимых отдаленными судами, земными массивами и даже китами. Но изображение "Эхо" было большим, ярким и прыгало по экрану туда-сюда. Этому находилось только одно возможное объяснение: лодка очень близко, совсем рядом. "Вот она подходит... вот она уходит...", комментировал командир. Старший помощник стоял слева и изучал навигационную прокладку на карте. В гидролокационной рубке акустики продолжали следить за советской подлодкой. Мысленно они отсеивали мягкие ритмичные звуки ее гребного винта от завесы океанского шума в своих наушниках. Но ничто из того, что они слышали или видели на экране, не показывало глубины ее погружения. Они могли только слушать и гадать. Вот уже несколько минут расстояние между лодками находилось около отметки "ноль". Акустик даже высказал предположение, что "Эхо" поднялась почти на поверхность и может оказаться почти над "Тотог". Затем ему показалось, что "Эхо" вновь погружается.
Было бы легче, если бы "Тотог" получила новое приспособление, предназначенное определять глубину погружения другой лодки путем измерения создаваемого ею возмущения в воде. Устройство состояло из четырех гидрофонов, которые предполагалось установить на рубочных рулях. Но на судоверфи это сделать не успели, и лодка в нужный момент оказалась без ценного приспособления.
Изображение на осциллографе запрыгало снова, на сей раз лихорадочно. "Вот она, подходит...", - начал фразу командир и не закончил. Изображение на осциллографе исчезло. В этот момент операторы гидролокатора потеряли все следы "Эха". Никто не знал, ушла она вправо или влево. Она просто ушла.
Но вскоре советская подлодка дала о себе знать самым страшным образом. Эта 6000-тонная субмарина ударила сначала по верху рубочных рулей "Тотог". Затем ее гребной винт проскрежетал по металлическому корпусу "Тотог" с таким грохотом, что гидроакустики вынуждены были отключить свои наушники.
"Тотог" резко накренилась на правый борт на 30 градусов, ее отбросило назад и вниз. Люди едва удержались на ногах. В центральном посту повсюду валялись чашки, карандаши, линейки и карты. В торпедном отсеке три человека, спавшие на торпедах, скатились с матрацев на палубу.
Один из моряков бросился к водонепроницаемой переборке и задраил дверь. Он даже не заглянул внутрь торпедного отсека, чтобы убедиться, нет ли там кого-нибудь. В соответствии с инструкциями, он обязан был, прежде всего, задраить именно эту дверь, ведущую в отсек, имеющий люки, ведущие за борт. Оказалось, что он запер там молодого торпедиста, прибывшего на лодку лишь за три месяца до ее выхода в этот поход, который перепугался не на шутку. Прошло несколько минут, прежде чем все убедились, что прочный корпус не пострадал, и перепуганного молодого моряка выпустили из торпедного отсека.