Страница:
- Даю расклад для одного фургона. Привязной зонд кругового
наблюдения. Выдвижная бронированная турель с семиствольной
тридцатимиллиметровой артсистемой "Ангара". Два автоматических
гранатомета АГС-100 "Ванечка". Зенитный ракетный комплекс
"Жало". Система отстрела пассивных инфракрасных и активных
радиолокационных помех. Лазерный имитатор ложных целей. И
восемь мортирок для постановки дымовой завесы.
- А ядерная боеголовка мощностью двести килотонн? - ехидно
осведомился Мак-Интайр.
- Тогда не поместятся смуглые усатые мужики с обнаженными
кольтами. - Джина не улыбнулась.
Локи исчез. Августин знал, куда он исчез. И Августину
стало страшно, потому что оттуда, где сейчас, презревая все
законы Герцогства Велес и Социальной Республики Сол,
растворился грациозный аватар Локи, не было возврата.
Это место называлось Утгард. Геенна. Преисподняя. Короче -
ад. Доподлинной информации о нем практически не существовало.
А та, что все-таки находилась в распоряжении сетевой полиции,
мягко говоря, не обнадеживала.
Младшие аватары никогда не возвращались из Утгарда. Люди,
убитые до смерти в Утгарде, не помнили ничего о своей гибели.
Многие из них сходили с ума. Некоторые заканчивали земную
жизнь самоубийством. Интроскопия мозга не приносила почти
никаких результатов.
Старшие аватары из Утгарда иногда возвращались. В
Герцогстве ходили страшные легенды о Зу-л- Карнайне
Республики, который, еще не будучи Зу-л-Карнайном, в аватаре
класса Джирджис спустился в Утгард по собственной воле. Он
считался убитым до смерти и больше года не включался в ВР.
Потом он вернулся и вместе с ним пришла огромная свита
фантомов - столько может вести за собой лишь аватар класса
Зу-л-Карнайн. Он умертвил в закрытом поединке тогдашнего
политического комиссара Республики и занял его пост. Видевшие
Зу-л-Карнайна говорили, что в его аватаре из Утгарда вышла
сама смерть.
"Сама смерть!" - Фыркнул Августин, переминаясь в
нерешительности у края желтой песчаниковой пустоши. Он не
верил в истерические бредни, которыми полнятся все кабаки от
Амстердама до Китежа и страницы желтых компьютерных
еженедельничков типа "Мотай на УС". Он не верил в якобы
существующие закрытые информационные каналы, которые связывают
виртуальный Утгард с Истинной Геенной, о которой иногда орут
на религиозных митингах. Он верил только в отменную
натренированность своего аватара, в свои стрелы, и в успех
своей карьеры. Сейчас эта вера окрепла в нем окончательно и
Августин, выматерившись, шагнул вперед. Туда, где несколько
минут назад сгинул Локи.
Аватар класса Гильгамеш, морф "Робин Гуд", регистрационный
код GIMEL-529-301-772/RUS, был потерян системой сопровождения
Марьинского Координационного Центра в 18.02.369 по
среднерусскому времени.
Неумолимые законы небесной механики волокли "Аргус-18" все
дальше на восток. Фургоны ВИН двигались на северо-запад. Через
две минуты они должны были выйти из полосы сканирования.
Мак-Интайр бросил крохотный, поперек себя уже, остаток
сигары прямо на пол, растоптал его и, потянувшись, зевнул.
Механическая мышь со здоровенной пастью на брюхе выскользнула
из неприметного отверстия в тумбе "полигона", сожрала мусор и
столь же стремительно исчезла. Ничего интересного не
намечалось. "Ну их к черту", - собрался предложить Мак-Интайр.
- А вот это что-то новенькое, - странным голосом заметил
Майк.
Мак-Интайр, пялившийся в потолок, опустил глаза на
"полигон". По борту первого фургона гулял маленький солнечный
зайчик.
- Общий план! - зарычал Мак-Интайр.
Фургоны уменьшились до размеров спичечных коробок, но зато
стали видны окрестности шоссе. Впереди по курсу фургонов
невдалеке от дороги стояла ветхая силосная башня и заброшенный
коровник. Или свинарник - понять при таком низком разрешении
было невозможно.
- Там, - убежденно кивнул Ганс. Для угрюмого фрица это
неуставное замечание было верхом красноречия. Впервые за много
дней ожидалось что-то интересное.
Но Ганс был не совсем прав. Старая противотанковая ракета
с наведением по лазерному лучу "Фагот" была выпущена из кабины
инструктора легкого учебно-спортивного самолета "ХАИ-29",
находящегося восточнее и не захваченного сенсорами из-за
отсутствия прямого приказа. Но подсветка цели лазерным лучом
действительно осуществлялась из заброшенного курятника.
Они успели увидеть ракету, неумолимо приближающуюся к
головному "Саабу", и в этот момент изображение безвозвратно
поплыло. Сенсоры "Аргуса-18" больше не могли держать фокус.
- Кинушка накрылась, - безразлично заметил Майк. Его
совершенно не занимали сцены насилия.
Ганс покосился на ниггера с нескрываемым презрением.
"Фагот" был ракетой пятидесятилетней давности. В свое
время он предназначался для борьбы с натовскими танками,
имевшими традиционную многослойную броню, основной изюминкой
которой являлся обедненный уран. Натовские танки "Фагот" брал
в Ираке и на Балканах более чем уверенно. Но большегрузный
фургон "Сааб-Скания" 2035 года выпуска, перестроенный в
мастерских ВИН под специфические вкусы господина Щюро - это
вам не танк 80-х годов двадцатого века. "Это, пожалуй, куда
хуже", - подумал Алекс, с замиранием сердца ожидая результатов
своего пуска.
Кабина "Сааба" вспухла огненным шаром и, содрогнувшись от
внутреннего взрыва, раскрылась искореженным металлическим
бутоном. Райское шествие на крыше фургона сразу же
прекратилось. Динамики, которых Алекс с такого расстояния не
слышал, замолчали. "Взорвались, значит", - пробормотал Алекс с
сомнением. Он переключил бинокль в инфракрасный режим.
Абсолютно никакого аномального нагрева, если не считать
сравнительно небольшого пятна в месте попадания ракеты. Кабина
была на месте. Так он и думал. Голограмма. Детский лепет.
Дешевка. Но какая, черт побери, прочная все- таки эта зараза!
Неужели раскошелились на активно-поглощающую броню? Ну тогда
поцелуйте свои денежки.
- Вариант "Стройка", - передал Алекс по рации.
- Вариант "Стройка", - произнесли губы безликого
модельного аватара на борту модельного же одномоторного
самолета.
Безделье пилотов патрульно-базовых самолетов типа
"Стрибог" вошло в анекдоты, легенды и поговорки. Говорят, что
они - самые высокооплачиваемые люди на земле. Пилоты
"Стрибогов", дескать, получают штуку за каждое нажатие кнопки.
Это почти правда. Вот только кнопок они обычно не нажимают.
Весь типовой полет "Стрибога" от взлета до посадки полностью
автоматизирован. Перед взлетом первый пилот вставляет свой
ключ в гнездо с надписью "взлет" и поворачивает его на двести
восемьдесят градусов против часовой стрелки. Трое других
пилотов делают то же самое. Перед тем как сойти с циркуляции
патрулирования, первый пилот вставляет ключ в гнездо с
надписью "посадка" и поворачивает его на двести восемьдесят
градусов по часовой стрелке. Трое других пилотов делают то же
самое. Остальное - дело компьютеров. Работа скучная, но
денежная.
Зато операторы системы слежения развлекаются на
"Стрибогах" вовсю. На борту каждого "Стрибога" существует своя
специализированная виртуальная реальность, которая имеет мало
общего с мировой. Информация, которая поступает на "Стрибог"
от десятков разнокалиберных радаров, станций радиоперехвата и
систем оптического наблюдения, сопоставляется с глобальной
базой данных Департамента Безопасности, обрабатывается
бортовыми компьютерами и посылается в отфильтрованном виде
операторам. Фильтруется, как правило, девяносто девять целых и
девяносто девять сотых процента. Оставшаяся одна сотая -
самое интересное.
Сейчас самое-самое интересное происходило на шоссе
Москва-Тула. "Змей" находился в ста километрах от места
событий. Это, однако, не помешало его радарам на фазированных
антенных решетках отследить пуск ракеты с легкого
одномоторного самолета. Спектр выхлопа, скорость и габариты
ракеты позволили за две секунды узнать в ней ПТУР "Фагот",
1984 года выпуска.
Змей-7 уселся на хрупкое с виду крыло спортивного самолета
и с интересом поглядел на шоссе. Там неслись два восьмиосных
параллелепипеда. На них быстро проступали детали подвески,
колеса, кабины и надписи "ВИН". Четверо операторов - Змей-1,
Змей-3, Змей-24 и Змей-37 - гуляли по крышам фургонов.
Змей-7 помахал им рукой. В ответ Змей-3 показал большой
палец. Дескать, хорошо летишь. "Стройка, стройка... - подумал
Змей-7. - Ага, наверное выпустят экскаваторы!"
В этот момент прямо под Змеем-3 из крыши второго фургона
показался яйцеобразный выступ. Спустя несколько секунд на борт
самолета поступила дополнительная информация и компьютер смог
детализировать изображение. Змей-3, оказывается, стоял на
выдвижной башне пятиствольной автоматической пушки. Пушка вела
огонь по самолету, на крыло которого столь опрометчиво присел
Змей- 7. Очередь прошла сквозь него. Если бы Змей-7 сейчас
находился не в своей специализированной, а в мировой
виртуальной реальности, то кредиты посыпались бы из него
вместе с кусками родного мяса как из мешка. А здесь Змей-7
лишь привычно махнул рукой, словно ловил надоедливую муху, и
поймал выбранный наудачу снаряд. Ого! Тридцать пять
миллиметров. Американская штучка у ВИНовских дяденек, "Рэпид"
GAU-5/35.
Баллистический вычислитель пушки взял уточненную поправку
и следующая очередь оторвала самолету крыло. Змей-7 проводил
взглядом кувыркающуюся машину и полетел вперед. Смотреть на
реалистические муляжи трупов, которые наугад сгенерирует
компьютер, совершенно не хотелось. Зато очень хотелось не
пропустить "стройку".
- Не пора ли вмешаться? - неуверенно спросил он у Змея-3,
опускаясь рядом с ним на башню автоматической пушки.
- Не наша забота, - равнодушно пожал плечами тот,
присаживаясь на блок стволов "Рэпида". - Вон Змей-ноль о
чем-то уже трепется по "наручнику", пусть снаружи с его слов и
решают.
"Снаружи" находилось на расстоянии сорока метров от
виртуальной капсулы, в которой лежал Змей-7. Полковник
Хованский принял доклад Змея-0. Он немного постоял, вбирая
всем телом тихий успокаивающий гул двигателей. Потом он резко
выдохнул и, сев перед видеотелефоном, попросил Главный Корпус
ВИН, господина Щюро.
"Уже на исходе прошлого века, несмотря на всеобщую эйфорию
по поводу темпов и перспектив развития компьютерной техники,
мне стало совершенно очевидно, что возможности развития
электронных компьютерных систем практически исчерпаны. То же
самое, только в десять раз острее, ощущалось мною по поводу
устройств отображения видео- и аудиоинформации в виде
мониторов, громоздких очков, шлемов, наушников и устройств
обратной связи - перчаток, всех этих трехмерных джойстиков и
микрофонов. Я уже не говорю о том, что такие органы чувств,
как вкус, обоняние и осязание вообще оставались не у дел. К
кретинским комбинезонам для "секса через океан" серьезно могли
относиться только патологические сексуальные маньяки,
лишенные, вдобавок, какого бы то ни было вкуса к своему
маньячеству.
В 1997 году я выбросил свою новомодную альфа-станцию
"Prime" в свинцовые воды Балтики, раскроил молотом все свое
тогдашнее нехитрое ВР-оборудование, купил авиационный билет до
Катманду и исчез на три года. Там, в Тибете, моя голова
очистилась от глупых западных предрассудков и я отыскал
правильное решение, изменившее мир.
"Чтобы почувствовать вкус свежего бифштекса с кровью,
необходимо откусить кусочек", - скажет невоспитанная
домохозяйка, которая не умеет пользоваться ножом и вилкой.
"Чтобы почувствовать вкус свежего бифштекса с кровью,
необходимо, чтобы сигнал чувствования пришел в головной мозг",
- скажу я и буду совершенно прав. Когда наш язык соприкасается
с жареным мясом, мы, строго говоря, в этот момент еще ничего
не знаем о его вкусе. Только спустя несколько микросекунд
сигнал добегает до головного мозга, обрабатывается там и
сообщает нашему сознанию: "Бифштекс - дерьмо; пережаренный и
недосоленный".
Этот пример подходит для иллюстрации того, как мы вообще
живем и постигаем то, что называем реальностью. Что бы мы ни
делали, к нам ежесекундно сбегаются тысячи разнообразных
сообщений реальности: "ты давишь весом своего тела на
собственные ступни и ты чувствуешь прикосновения морской
гальки", "морской ветер овевает твое тело", "твой нос вдыхает
аромат йода, подгнивших водорослей и далекого костра во-он
там, на песчаной косе", "твои глаза видят все это плюс солнце
плюс морскую синеву плюс прекрасную обнаженную француженку у
далекого костра" и так далее и тому подобное. Более того, как
сейчас достоверно установлено, наш мозг - сложнейшее
кибернетическое образование во Вселенной - способен
воспринимать и обрабатывать еще массу информации, поступающей
от второй, третьей и Бог знает еще каких сигнальных систем, о
которых мы пока еще ничего не знаем.
Повторю еще раз: то, что ты называешь таким устойчивым,
таким ультраобъективным словом "реальность" - это просто
совокупность информационных сигналов, которые получает и
обрабатывает твой головной мозг. И даже самый твой невероятный
оргазм - это в конце концов всего лишь сухая констатация
мозга: "оргазм".
Поэтому любому барану ясно, что достаточно лишь правильно
подготовить пакет информации и послать его в твой мозг
непосредственно, минуя твои привычные рецепторы, чтобы ты
почувствовал себя коровой под быком, куколкой бабочки в момент
метаморфозы, Наполеоном в день Ватерлоо, прокаженным пророком
Аль-Хакимом из Мерва или - если угодно - господом Богом."
Олаф Триггвассон. "Страннее чем рай"
Вначале не было ничего и если только сознание Августина в
это время можно было назвать существующим, оно воспринимало
поглотившую его ткань иллюзорной реальности как абсолютное
небытие. Он полагал себя мертвым. Не убитым до смерти, но
именно мертвым, развоплощенным, Тем, Который Не Есть. Он
должен был умереть. Но он не умер. В сокрушительные смерчи
праматериального хаоса вторглась всемогущая демиургическая
воля и хаос отпустил Августина, предоставив ему новое
внечеловеческое бытие.
Спустя вечность он открыл свои круглые алмазные глаза и,
подняв тяжелые пластинчатые веки, увидел привычный от рождения
пейзаж. Тысячи черных рек, свитых в переливчатые коридоры.
Реки висели в пустом пространстве. Одни из них текли медленно,
другие - быстро, одни состояли из огня, другие - из мельчайших
частичек, похожих на песок, третьи напомнили бы ему ледники,
если бы он знал, что это такое.
Августин больше не имел имени. Мир из двух обитателей не
знает имен. В нем есть только Я - огромное сильное
рыбообразное существо, сотканное из звенящей яростью плоти - и
Моя Тень. Моя Тень сейчас бежит от Меня и Я должен настичь ее
во что бы то ни стало. И когда это произойдет, мы сольемся в
Одно и зачнем Нечто.
Я чувствовал след Тени. Она совсем недавно была здесь и
если Мне хватило бы терпения дождаться ее, то рано или поздно
она пришла бы сюда вновь, ибо такова природа этого мира. Но Я
нетерпелив, Я очень спешу.
Я сильно схлопнул четыре хвостовых плавника - материя Моей
реки возмутилась и несколько огромных шаров искристой
жидкости, оторвавшись от ее поверхности, полетели в разные
стороны. Спустя мгновение, они, повинуясь силе тяготения Моего
Мира, закружатся вокруг реки, как планеты кружатся вокруг
солнца в Мире, Которого Я Не Знаю. Но Я этого уже не увидел,
потому что Мое тело с веселым свистом, который мог слышать
только Я своими бугристыми ушами - по одному бугорку под
каждой пластиной чешуи - уже неслось вперед в шлейфе
возбуждающих ароматов Тени.
У Меня был только один инстинкт - инстинкт Слияния, и у
Тени тоже был ровно один инстинкт. Инстинкт Бегства.
Тень почувствовала присутствие преследователя, ибо точно
так же, как она, благодаря прямой причинно-следственной связи,
оставляла свой след позади себя, Он, благодаря наличию в этом
мире связи обратной, оставлял песню своей ярости впереди себя,
и она слышала ее и она бежала.
Но Я был быстр, все быстрее змеилось Мое тело сквозь
кристально-чистую воду этой реки, и река за Мной разлеталась
мириадами капель. Я приближался. И тогда Тень свернула в
песчаную реку, выделяя из своих брачных желез липкую жидкость,
склеивающую песчинки в единую сверхпрочную субстанцию, которая
вставала за ней непроходимой стеной.
Я в остервенении бился костистой мордой, увенчанной тремя
корундовыми бивнями, о бесстрастную серую поверхность. Ни одна
трещина, ни одна царапина не подмигнули Мне надеждой на успех.
Отчаяние затопило Меня свинцовой волной. Мне нечего делать
здесь и нигде больше делать Мне нечего. И ждать Ее здесь Я не
имею времени. И тогда вибрации Моего Мира напомнили Мне один
из своих нехитрых законов и указали выход.
Я устало опустил пластинчатые веки на горящие
бирюзово-охряным светом глаза - солнце Моего Мира. Во тьме нет
Тени. Без Тени нет Меня. Без Меня нет Моего Мира.
- Папа-папа-папа-папа, - я всегда обращаюсь к нему так,
когда мне очень хочется. - Расскажи стишок.
Он подымает на меня свои неприкаянные глаза в окантовке
синих кругов.
- Стишок? Стишок слушай...
Его интонация всегда имеет какие-то трудноуловимые
странности и всякий раз новые. Он задумчиво смотрит в потолок,
потом грызет пластиковую насадку на позолоченной дужке очков,
потом говорит:
- Тарантул, сделанный из плюша, Глаз не имеет - только уши
Мохнатые все тело покрывают.
Я отчаянно ору: "Не нада-а-а!!!", плачу, бегу. Всякий раз
он рассказывает один и от же стишок, всякий раз я взрываюсь
ужасом, негодованием, омерзением, мое тело покрывается
мурашками, словно по нему ползет этот самый тарантул, который
сделан из плюша.
Мой папа днем мучает меня, мучает своими непрестанными
штудиями в огромных томах с незнакомыми буковками и страшными
стишками о диких существах, которых не бывает и которые живут
только в его безумном воображении.
Ночью мой папа мучает маму. Кто это такая - мама - я не
знаю. Он называет это так - мама, и я думаю, что это
очередной зверь, порожденный его фантазиями. Он никогда не
пускает меня в комнату, где живет мама. Но ночью оттуда
доносится его довольное уханье и еще странные стоны. Не знаю.
Нас двое и больше нет никого - чьи же это стоны? Кого обижает
мой папа по ночам? Может быть, он кривляется на два голоса? Но
даже если он кривляется, это все равно равноценно - так
говорит папа, и я учусь у него целесообразным мыслям и точным
словам - равноценно тому, что у нас в доме завелся кто-то
третий. Мама. И, раз все сказанное выше верно, полагается
оградить маму от папиного насилия.
Вечером я беру большой кухонный нож, которым мы
разделываем большие мясистые арбузы с нашей плантации, и
захожу в папин кабинет. Кабинет пуст. На столе короткая
записка. "Я твоя мама, придурок. Локи". Я не понимаю странных
слов записки, но знаю только одно - папы больше нет в этом
доме и мне тоже больше нечего делать здесь. Я снимаю с полки
"Наставление к безболезненному суициду. Издание восьмое,
стереотипное".
Спустя несколько минут я лежу в горячей ванне и нож в моих
руках растворяется во всеобщем растворении мира.
Главный Корпус компании "Виртуальная Инициатива" уносился
в небо Подмосковья всего лишь на восемь этажей. Со стороны он
выглядел не очень внушительной башней, но лишь посвященные
знали, что под землей расположены еще двадцать пять, где
помещались лаборатории, мастерские, сборочные цеха и секретные
агрегаты компании. На крыше корпуса, выложенной панелями
розового стеклопластика, располагалась посадочная площадка и
красовались три огромных буквы: "ВИН". "ВИртуальная
Инициатива".
Четыре зоны охранного периметра и защитный купол надежно
охраняли территорию ВИН от любопытных глаз и непрошенных
гостей с земли и с воздуха. О существовании защитного купола
было известно немногим. Уникальный проект его создания никогда
не выходил за охранный периметр компании, а его отцы -
инженеры и программисты ВИН - со дня установки купола более
никогда не покидали третьего подземного уровня. Чтобы не
разбазаривать коммерческих тайн. "Можно называть это
пожизненным рабством, а можно и контрактом с неопределенным
сроком окончания", - любил разглагольствовать по этому поводу
Венедикт Щюро, мозг и воля компании ВИН.
Если бы какая-нибудь автономная камера слежения смогла
преодолеть защитный периметр компании и бесшумно зависнуть
возле ничем не выделяющегося среди остальных окна четвертого
этажа Главного Корпуса, то ей наверняка удалось бы заснять
лишь редкой пресности картину. Президент компании ВИН и
начальник охраны играют в нарды, склонившись над старинной -
начала XX века - игральной доской. Если бы на камере была
установлена система "анти-шум" (которая позволяла бы
автономному разведчику подслушивать разговоры, которые мешает
подслушивать специально установленная у окна каждой комнаты
система шумогенерации), то она принесла бы своим хозяевам
запись абсолютно тривиального разговора. Типичной болтовни
двух игроков в нарды.
Ничего не изменил бы даже вызов по видеотелефону.
"Переключи на радио", - бросил Щюро в воздух и, достав из
внутреннего кармана компактную трубку, лениво сказал "Щюро".
Совершенно не меняясь в лице, он выслушал чужой монолог,
бросил "Да оставьте вы их, сами разберутся" и сунул трубку
обратно. Игра продолжалась.
Но с определенного момента все изменилось. Панель допуска
на дверях комнаты стала переливаться разными цветами и на
экране маленького стереовизора появилось взволнованное лицо
референта господина Щюро - Александра Малинина.
Взгляд Малинина был рассеянным, а волосы на его голове
были взъерошены. Весь его внешний вид свидетельствовал о том,
что он только-только вернулся из виртуального мира, не успев
еще толком адаптироваться к земным реалиям. Теперь
камере-лазутчице было бы чем поживиться. Если бы не одно но.
Если бы защитный купол давал возможность хотя бы одному
летающему шпиону приблизиться к окнам компании ВИН.
- Входи, - нехотя сказал Щюро, поднимая голову.
Пьеро - так звали начальника охраны - выпрямился в кресле,
ожидая дурных новостей. Ему, так же как и боссу, не нравилось,
когда их беспокоят за нардами. Но уж если кто-то осмеливается
это делать, значит причина для этого должна быть достаточно
веской и уважительной.
Малинин вошел, переступив порог со встроенным
металлоискателем, который, к слову сказать, остался совершенно
равнодушен к вошедшему. И дурные новости не заставили себя
долго ждать. Пьеро не ошибся.
- Я покинул ВР четыре минуты назад, - начал Малинин. - Два
объекта проникли в Зону Стабильности "Остров". Они вошли через
"кроличью нору" в секторе АМ-3. Судя по всему, проникновение
не является предумышленным. Рядом с ними сейчас находится
экспериментальный шатун "Адский Желудок".
Щюро глубоко вздохнул. Это всегда нервирует - когда
приходится суетиться по таким мелочам. Пускай и
принципиальным.
- Что это за объекты? - спросил он и по его высокому лбу
поползли морщины.
- Первый - в аватаре класса Джирджис, живучесть
сравнительно низкая, но вообще очень ловкий черт. Второй -
лейтенант сетевой полиции. Аватар класса Гильгамеш. Этот тоже
не промах. Полицейский преследует первого. Наверное, есть за
что.
Щюро был невысок и тело его могло бы показаться почти
тучным, если бы не мастерски сшитая тройка. Искусство
итальянского кутюрье, воплощенное в неброском, но шикарном
твидовом костюме, маскировало недостатки фигуры, скрывало
животик и делало Стального Венедикта - как за глаза называли
его сотрудники - почти стройным. Он подошел к Малинину и,
пристально глядя в глаза последнему, спросил:
- Личности объектов установлены?
Малинин, не выдержав тяжелого взгляда начальника, смешался
и зачастил:
- Это очень долгая процедура. Незаконная. Сервер с базой
данных ООН в данный момент нам недоступен.
- Знаю, - перебил его Щюро, не скрывая раздражения.
- К тому же, я еще не успел выяснить, я только что вышел.
Стальной Венедикт продолжал сверлить взглядом референта,
по вискам которого потекли струйки холодного пота.
- Личности установить, объекты уничтожить, - такова была
резолюция президента ВИН.
Малинин руками.
- Но ведь один из них полицейский. А личные дела
полицейских...
Щюро зловеще усмехнулся.
- Через два дня не будет никаких полицейских, - сказал он
и его массивное тело упало в кресло, услужливо подкатившееся
со спины.
Кости застучали по доске. Это был Пьеро и он был полностью
согласен с боссом.
Болтовня "Веселого Бадди" была первым, что услышал
Августин, придя в себя под полифертиловым куполом капсулы.
Голова его раскалывалась от нечеловеческой боли, кровь стучала
в висках. Но хуже всего была чудовищная жажда - пересохший
язык едва ворочался во рту.
Анекдота он не запомнил - слова, доносящиеся из речевого
синтезатора, казались чем-то совершенно нереальным,
бессмысленным, нечеловеческим.
Он не понимал, что же произошло. Почему он выжил в
Утгарде? Почему вернулся? Почему помнит так много? Почему на
капсуле не горит роковой знак УС, "убийство до смерти", или
хотя бы "временное убийство"? И куда, в конце концов,
подевался этот весельчак Локи, его Тень, его папа (при этом
воспоминании Августина передернуло - папаша, вглюченный ему в
голову глючным Утгардом, был удивительно похож на его
настоящего отца, Бориса Михайловича Деппа) и персонаж еще
полутора десятков виртуальных миражей, которые запомнились не
так отчетливо? Вопросов было больше, чем волос на лобке Сэми,
и последняя метафора немного приободрила уставшего душой и
телом Августина.
Показно кряхтя, он приподнялся на локте и осмотрелся,
привыкая к привычному миру, сотворенному Богом из Логоса,
протонов и электрино, а не господином Олафом Триггвассоном из
американских комиксов, нейронных импульсов и нанокомпьютерных
технологий. Собственно, привыкать было не к чему - за окнами
была глухая ночь, в комнате тоже стояла непроглядная тьма.
Августин вполголоса выругался - громче было бы очень
наблюдения. Выдвижная бронированная турель с семиствольной
тридцатимиллиметровой артсистемой "Ангара". Два автоматических
гранатомета АГС-100 "Ванечка". Зенитный ракетный комплекс
"Жало". Система отстрела пассивных инфракрасных и активных
радиолокационных помех. Лазерный имитатор ложных целей. И
восемь мортирок для постановки дымовой завесы.
- А ядерная боеголовка мощностью двести килотонн? - ехидно
осведомился Мак-Интайр.
- Тогда не поместятся смуглые усатые мужики с обнаженными
кольтами. - Джина не улыбнулась.
Локи исчез. Августин знал, куда он исчез. И Августину
стало страшно, потому что оттуда, где сейчас, презревая все
законы Герцогства Велес и Социальной Республики Сол,
растворился грациозный аватар Локи, не было возврата.
Это место называлось Утгард. Геенна. Преисподняя. Короче -
ад. Доподлинной информации о нем практически не существовало.
А та, что все-таки находилась в распоряжении сетевой полиции,
мягко говоря, не обнадеживала.
Младшие аватары никогда не возвращались из Утгарда. Люди,
убитые до смерти в Утгарде, не помнили ничего о своей гибели.
Многие из них сходили с ума. Некоторые заканчивали земную
жизнь самоубийством. Интроскопия мозга не приносила почти
никаких результатов.
Старшие аватары из Утгарда иногда возвращались. В
Герцогстве ходили страшные легенды о Зу-л- Карнайне
Республики, который, еще не будучи Зу-л-Карнайном, в аватаре
класса Джирджис спустился в Утгард по собственной воле. Он
считался убитым до смерти и больше года не включался в ВР.
Потом он вернулся и вместе с ним пришла огромная свита
фантомов - столько может вести за собой лишь аватар класса
Зу-л-Карнайн. Он умертвил в закрытом поединке тогдашнего
политического комиссара Республики и занял его пост. Видевшие
Зу-л-Карнайна говорили, что в его аватаре из Утгарда вышла
сама смерть.
"Сама смерть!" - Фыркнул Августин, переминаясь в
нерешительности у края желтой песчаниковой пустоши. Он не
верил в истерические бредни, которыми полнятся все кабаки от
Амстердама до Китежа и страницы желтых компьютерных
еженедельничков типа "Мотай на УС". Он не верил в якобы
существующие закрытые информационные каналы, которые связывают
виртуальный Утгард с Истинной Геенной, о которой иногда орут
на религиозных митингах. Он верил только в отменную
натренированность своего аватара, в свои стрелы, и в успех
своей карьеры. Сейчас эта вера окрепла в нем окончательно и
Августин, выматерившись, шагнул вперед. Туда, где несколько
минут назад сгинул Локи.
Аватар класса Гильгамеш, морф "Робин Гуд", регистрационный
код GIMEL-529-301-772/RUS, был потерян системой сопровождения
Марьинского Координационного Центра в 18.02.369 по
среднерусскому времени.
Неумолимые законы небесной механики волокли "Аргус-18" все
дальше на восток. Фургоны ВИН двигались на северо-запад. Через
две минуты они должны были выйти из полосы сканирования.
Мак-Интайр бросил крохотный, поперек себя уже, остаток
сигары прямо на пол, растоптал его и, потянувшись, зевнул.
Механическая мышь со здоровенной пастью на брюхе выскользнула
из неприметного отверстия в тумбе "полигона", сожрала мусор и
столь же стремительно исчезла. Ничего интересного не
намечалось. "Ну их к черту", - собрался предложить Мак-Интайр.
- А вот это что-то новенькое, - странным голосом заметил
Майк.
Мак-Интайр, пялившийся в потолок, опустил глаза на
"полигон". По борту первого фургона гулял маленький солнечный
зайчик.
- Общий план! - зарычал Мак-Интайр.
Фургоны уменьшились до размеров спичечных коробок, но зато
стали видны окрестности шоссе. Впереди по курсу фургонов
невдалеке от дороги стояла ветхая силосная башня и заброшенный
коровник. Или свинарник - понять при таком низком разрешении
было невозможно.
- Там, - убежденно кивнул Ганс. Для угрюмого фрица это
неуставное замечание было верхом красноречия. Впервые за много
дней ожидалось что-то интересное.
Но Ганс был не совсем прав. Старая противотанковая ракета
с наведением по лазерному лучу "Фагот" была выпущена из кабины
инструктора легкого учебно-спортивного самолета "ХАИ-29",
находящегося восточнее и не захваченного сенсорами из-за
отсутствия прямого приказа. Но подсветка цели лазерным лучом
действительно осуществлялась из заброшенного курятника.
Они успели увидеть ракету, неумолимо приближающуюся к
головному "Саабу", и в этот момент изображение безвозвратно
поплыло. Сенсоры "Аргуса-18" больше не могли держать фокус.
- Кинушка накрылась, - безразлично заметил Майк. Его
совершенно не занимали сцены насилия.
Ганс покосился на ниггера с нескрываемым презрением.
"Фагот" был ракетой пятидесятилетней давности. В свое
время он предназначался для борьбы с натовскими танками,
имевшими традиционную многослойную броню, основной изюминкой
которой являлся обедненный уран. Натовские танки "Фагот" брал
в Ираке и на Балканах более чем уверенно. Но большегрузный
фургон "Сааб-Скания" 2035 года выпуска, перестроенный в
мастерских ВИН под специфические вкусы господина Щюро - это
вам не танк 80-х годов двадцатого века. "Это, пожалуй, куда
хуже", - подумал Алекс, с замиранием сердца ожидая результатов
своего пуска.
Кабина "Сааба" вспухла огненным шаром и, содрогнувшись от
внутреннего взрыва, раскрылась искореженным металлическим
бутоном. Райское шествие на крыше фургона сразу же
прекратилось. Динамики, которых Алекс с такого расстояния не
слышал, замолчали. "Взорвались, значит", - пробормотал Алекс с
сомнением. Он переключил бинокль в инфракрасный режим.
Абсолютно никакого аномального нагрева, если не считать
сравнительно небольшого пятна в месте попадания ракеты. Кабина
была на месте. Так он и думал. Голограмма. Детский лепет.
Дешевка. Но какая, черт побери, прочная все- таки эта зараза!
Неужели раскошелились на активно-поглощающую броню? Ну тогда
поцелуйте свои денежки.
- Вариант "Стройка", - передал Алекс по рации.
- Вариант "Стройка", - произнесли губы безликого
модельного аватара на борту модельного же одномоторного
самолета.
Безделье пилотов патрульно-базовых самолетов типа
"Стрибог" вошло в анекдоты, легенды и поговорки. Говорят, что
они - самые высокооплачиваемые люди на земле. Пилоты
"Стрибогов", дескать, получают штуку за каждое нажатие кнопки.
Это почти правда. Вот только кнопок они обычно не нажимают.
Весь типовой полет "Стрибога" от взлета до посадки полностью
автоматизирован. Перед взлетом первый пилот вставляет свой
ключ в гнездо с надписью "взлет" и поворачивает его на двести
восемьдесят градусов против часовой стрелки. Трое других
пилотов делают то же самое. Перед тем как сойти с циркуляции
патрулирования, первый пилот вставляет ключ в гнездо с
надписью "посадка" и поворачивает его на двести восемьдесят
градусов по часовой стрелке. Трое других пилотов делают то же
самое. Остальное - дело компьютеров. Работа скучная, но
денежная.
Зато операторы системы слежения развлекаются на
"Стрибогах" вовсю. На борту каждого "Стрибога" существует своя
специализированная виртуальная реальность, которая имеет мало
общего с мировой. Информация, которая поступает на "Стрибог"
от десятков разнокалиберных радаров, станций радиоперехвата и
систем оптического наблюдения, сопоставляется с глобальной
базой данных Департамента Безопасности, обрабатывается
бортовыми компьютерами и посылается в отфильтрованном виде
операторам. Фильтруется, как правило, девяносто девять целых и
девяносто девять сотых процента. Оставшаяся одна сотая -
самое интересное.
Сейчас самое-самое интересное происходило на шоссе
Москва-Тула. "Змей" находился в ста километрах от места
событий. Это, однако, не помешало его радарам на фазированных
антенных решетках отследить пуск ракеты с легкого
одномоторного самолета. Спектр выхлопа, скорость и габариты
ракеты позволили за две секунды узнать в ней ПТУР "Фагот",
1984 года выпуска.
Змей-7 уселся на хрупкое с виду крыло спортивного самолета
и с интересом поглядел на шоссе. Там неслись два восьмиосных
параллелепипеда. На них быстро проступали детали подвески,
колеса, кабины и надписи "ВИН". Четверо операторов - Змей-1,
Змей-3, Змей-24 и Змей-37 - гуляли по крышам фургонов.
Змей-7 помахал им рукой. В ответ Змей-3 показал большой
палец. Дескать, хорошо летишь. "Стройка, стройка... - подумал
Змей-7. - Ага, наверное выпустят экскаваторы!"
В этот момент прямо под Змеем-3 из крыши второго фургона
показался яйцеобразный выступ. Спустя несколько секунд на борт
самолета поступила дополнительная информация и компьютер смог
детализировать изображение. Змей-3, оказывается, стоял на
выдвижной башне пятиствольной автоматической пушки. Пушка вела
огонь по самолету, на крыло которого столь опрометчиво присел
Змей- 7. Очередь прошла сквозь него. Если бы Змей-7 сейчас
находился не в своей специализированной, а в мировой
виртуальной реальности, то кредиты посыпались бы из него
вместе с кусками родного мяса как из мешка. А здесь Змей-7
лишь привычно махнул рукой, словно ловил надоедливую муху, и
поймал выбранный наудачу снаряд. Ого! Тридцать пять
миллиметров. Американская штучка у ВИНовских дяденек, "Рэпид"
GAU-5/35.
Баллистический вычислитель пушки взял уточненную поправку
и следующая очередь оторвала самолету крыло. Змей-7 проводил
взглядом кувыркающуюся машину и полетел вперед. Смотреть на
реалистические муляжи трупов, которые наугад сгенерирует
компьютер, совершенно не хотелось. Зато очень хотелось не
пропустить "стройку".
- Не пора ли вмешаться? - неуверенно спросил он у Змея-3,
опускаясь рядом с ним на башню автоматической пушки.
- Не наша забота, - равнодушно пожал плечами тот,
присаживаясь на блок стволов "Рэпида". - Вон Змей-ноль о
чем-то уже трепется по "наручнику", пусть снаружи с его слов и
решают.
"Снаружи" находилось на расстоянии сорока метров от
виртуальной капсулы, в которой лежал Змей-7. Полковник
Хованский принял доклад Змея-0. Он немного постоял, вбирая
всем телом тихий успокаивающий гул двигателей. Потом он резко
выдохнул и, сев перед видеотелефоном, попросил Главный Корпус
ВИН, господина Щюро.
"Уже на исходе прошлого века, несмотря на всеобщую эйфорию
по поводу темпов и перспектив развития компьютерной техники,
мне стало совершенно очевидно, что возможности развития
электронных компьютерных систем практически исчерпаны. То же
самое, только в десять раз острее, ощущалось мною по поводу
устройств отображения видео- и аудиоинформации в виде
мониторов, громоздких очков, шлемов, наушников и устройств
обратной связи - перчаток, всех этих трехмерных джойстиков и
микрофонов. Я уже не говорю о том, что такие органы чувств,
как вкус, обоняние и осязание вообще оставались не у дел. К
кретинским комбинезонам для "секса через океан" серьезно могли
относиться только патологические сексуальные маньяки,
лишенные, вдобавок, какого бы то ни было вкуса к своему
маньячеству.
В 1997 году я выбросил свою новомодную альфа-станцию
"Prime" в свинцовые воды Балтики, раскроил молотом все свое
тогдашнее нехитрое ВР-оборудование, купил авиационный билет до
Катманду и исчез на три года. Там, в Тибете, моя голова
очистилась от глупых западных предрассудков и я отыскал
правильное решение, изменившее мир.
"Чтобы почувствовать вкус свежего бифштекса с кровью,
необходимо откусить кусочек", - скажет невоспитанная
домохозяйка, которая не умеет пользоваться ножом и вилкой.
"Чтобы почувствовать вкус свежего бифштекса с кровью,
необходимо, чтобы сигнал чувствования пришел в головной мозг",
- скажу я и буду совершенно прав. Когда наш язык соприкасается
с жареным мясом, мы, строго говоря, в этот момент еще ничего
не знаем о его вкусе. Только спустя несколько микросекунд
сигнал добегает до головного мозга, обрабатывается там и
сообщает нашему сознанию: "Бифштекс - дерьмо; пережаренный и
недосоленный".
Этот пример подходит для иллюстрации того, как мы вообще
живем и постигаем то, что называем реальностью. Что бы мы ни
делали, к нам ежесекундно сбегаются тысячи разнообразных
сообщений реальности: "ты давишь весом своего тела на
собственные ступни и ты чувствуешь прикосновения морской
гальки", "морской ветер овевает твое тело", "твой нос вдыхает
аромат йода, подгнивших водорослей и далекого костра во-он
там, на песчаной косе", "твои глаза видят все это плюс солнце
плюс морскую синеву плюс прекрасную обнаженную француженку у
далекого костра" и так далее и тому подобное. Более того, как
сейчас достоверно установлено, наш мозг - сложнейшее
кибернетическое образование во Вселенной - способен
воспринимать и обрабатывать еще массу информации, поступающей
от второй, третьей и Бог знает еще каких сигнальных систем, о
которых мы пока еще ничего не знаем.
Повторю еще раз: то, что ты называешь таким устойчивым,
таким ультраобъективным словом "реальность" - это просто
совокупность информационных сигналов, которые получает и
обрабатывает твой головной мозг. И даже самый твой невероятный
оргазм - это в конце концов всего лишь сухая констатация
мозга: "оргазм".
Поэтому любому барану ясно, что достаточно лишь правильно
подготовить пакет информации и послать его в твой мозг
непосредственно, минуя твои привычные рецепторы, чтобы ты
почувствовал себя коровой под быком, куколкой бабочки в момент
метаморфозы, Наполеоном в день Ватерлоо, прокаженным пророком
Аль-Хакимом из Мерва или - если угодно - господом Богом."
Олаф Триггвассон. "Страннее чем рай"
Вначале не было ничего и если только сознание Августина в
это время можно было назвать существующим, оно воспринимало
поглотившую его ткань иллюзорной реальности как абсолютное
небытие. Он полагал себя мертвым. Не убитым до смерти, но
именно мертвым, развоплощенным, Тем, Который Не Есть. Он
должен был умереть. Но он не умер. В сокрушительные смерчи
праматериального хаоса вторглась всемогущая демиургическая
воля и хаос отпустил Августина, предоставив ему новое
внечеловеческое бытие.
Спустя вечность он открыл свои круглые алмазные глаза и,
подняв тяжелые пластинчатые веки, увидел привычный от рождения
пейзаж. Тысячи черных рек, свитых в переливчатые коридоры.
Реки висели в пустом пространстве. Одни из них текли медленно,
другие - быстро, одни состояли из огня, другие - из мельчайших
частичек, похожих на песок, третьи напомнили бы ему ледники,
если бы он знал, что это такое.
Августин больше не имел имени. Мир из двух обитателей не
знает имен. В нем есть только Я - огромное сильное
рыбообразное существо, сотканное из звенящей яростью плоти - и
Моя Тень. Моя Тень сейчас бежит от Меня и Я должен настичь ее
во что бы то ни стало. И когда это произойдет, мы сольемся в
Одно и зачнем Нечто.
Я чувствовал след Тени. Она совсем недавно была здесь и
если Мне хватило бы терпения дождаться ее, то рано или поздно
она пришла бы сюда вновь, ибо такова природа этого мира. Но Я
нетерпелив, Я очень спешу.
Я сильно схлопнул четыре хвостовых плавника - материя Моей
реки возмутилась и несколько огромных шаров искристой
жидкости, оторвавшись от ее поверхности, полетели в разные
стороны. Спустя мгновение, они, повинуясь силе тяготения Моего
Мира, закружатся вокруг реки, как планеты кружатся вокруг
солнца в Мире, Которого Я Не Знаю. Но Я этого уже не увидел,
потому что Мое тело с веселым свистом, который мог слышать
только Я своими бугристыми ушами - по одному бугорку под
каждой пластиной чешуи - уже неслось вперед в шлейфе
возбуждающих ароматов Тени.
У Меня был только один инстинкт - инстинкт Слияния, и у
Тени тоже был ровно один инстинкт. Инстинкт Бегства.
Тень почувствовала присутствие преследователя, ибо точно
так же, как она, благодаря прямой причинно-следственной связи,
оставляла свой след позади себя, Он, благодаря наличию в этом
мире связи обратной, оставлял песню своей ярости впереди себя,
и она слышала ее и она бежала.
Но Я был быстр, все быстрее змеилось Мое тело сквозь
кристально-чистую воду этой реки, и река за Мной разлеталась
мириадами капель. Я приближался. И тогда Тень свернула в
песчаную реку, выделяя из своих брачных желез липкую жидкость,
склеивающую песчинки в единую сверхпрочную субстанцию, которая
вставала за ней непроходимой стеной.
Я в остервенении бился костистой мордой, увенчанной тремя
корундовыми бивнями, о бесстрастную серую поверхность. Ни одна
трещина, ни одна царапина не подмигнули Мне надеждой на успех.
Отчаяние затопило Меня свинцовой волной. Мне нечего делать
здесь и нигде больше делать Мне нечего. И ждать Ее здесь Я не
имею времени. И тогда вибрации Моего Мира напомнили Мне один
из своих нехитрых законов и указали выход.
Я устало опустил пластинчатые веки на горящие
бирюзово-охряным светом глаза - солнце Моего Мира. Во тьме нет
Тени. Без Тени нет Меня. Без Меня нет Моего Мира.
- Папа-папа-папа-папа, - я всегда обращаюсь к нему так,
когда мне очень хочется. - Расскажи стишок.
Он подымает на меня свои неприкаянные глаза в окантовке
синих кругов.
- Стишок? Стишок слушай...
Его интонация всегда имеет какие-то трудноуловимые
странности и всякий раз новые. Он задумчиво смотрит в потолок,
потом грызет пластиковую насадку на позолоченной дужке очков,
потом говорит:
- Тарантул, сделанный из плюша, Глаз не имеет - только уши
Мохнатые все тело покрывают.
Я отчаянно ору: "Не нада-а-а!!!", плачу, бегу. Всякий раз
он рассказывает один и от же стишок, всякий раз я взрываюсь
ужасом, негодованием, омерзением, мое тело покрывается
мурашками, словно по нему ползет этот самый тарантул, который
сделан из плюша.
Мой папа днем мучает меня, мучает своими непрестанными
штудиями в огромных томах с незнакомыми буковками и страшными
стишками о диких существах, которых не бывает и которые живут
только в его безумном воображении.
Ночью мой папа мучает маму. Кто это такая - мама - я не
знаю. Он называет это так - мама, и я думаю, что это
очередной зверь, порожденный его фантазиями. Он никогда не
пускает меня в комнату, где живет мама. Но ночью оттуда
доносится его довольное уханье и еще странные стоны. Не знаю.
Нас двое и больше нет никого - чьи же это стоны? Кого обижает
мой папа по ночам? Может быть, он кривляется на два голоса? Но
даже если он кривляется, это все равно равноценно - так
говорит папа, и я учусь у него целесообразным мыслям и точным
словам - равноценно тому, что у нас в доме завелся кто-то
третий. Мама. И, раз все сказанное выше верно, полагается
оградить маму от папиного насилия.
Вечером я беру большой кухонный нож, которым мы
разделываем большие мясистые арбузы с нашей плантации, и
захожу в папин кабинет. Кабинет пуст. На столе короткая
записка. "Я твоя мама, придурок. Локи". Я не понимаю странных
слов записки, но знаю только одно - папы больше нет в этом
доме и мне тоже больше нечего делать здесь. Я снимаю с полки
"Наставление к безболезненному суициду. Издание восьмое,
стереотипное".
Спустя несколько минут я лежу в горячей ванне и нож в моих
руках растворяется во всеобщем растворении мира.
Главный Корпус компании "Виртуальная Инициатива" уносился
в небо Подмосковья всего лишь на восемь этажей. Со стороны он
выглядел не очень внушительной башней, но лишь посвященные
знали, что под землей расположены еще двадцать пять, где
помещались лаборатории, мастерские, сборочные цеха и секретные
агрегаты компании. На крыше корпуса, выложенной панелями
розового стеклопластика, располагалась посадочная площадка и
красовались три огромных буквы: "ВИН". "ВИртуальная
Инициатива".
Четыре зоны охранного периметра и защитный купол надежно
охраняли территорию ВИН от любопытных глаз и непрошенных
гостей с земли и с воздуха. О существовании защитного купола
было известно немногим. Уникальный проект его создания никогда
не выходил за охранный периметр компании, а его отцы -
инженеры и программисты ВИН - со дня установки купола более
никогда не покидали третьего подземного уровня. Чтобы не
разбазаривать коммерческих тайн. "Можно называть это
пожизненным рабством, а можно и контрактом с неопределенным
сроком окончания", - любил разглагольствовать по этому поводу
Венедикт Щюро, мозг и воля компании ВИН.
Если бы какая-нибудь автономная камера слежения смогла
преодолеть защитный периметр компании и бесшумно зависнуть
возле ничем не выделяющегося среди остальных окна четвертого
этажа Главного Корпуса, то ей наверняка удалось бы заснять
лишь редкой пресности картину. Президент компании ВИН и
начальник охраны играют в нарды, склонившись над старинной -
начала XX века - игральной доской. Если бы на камере была
установлена система "анти-шум" (которая позволяла бы
автономному разведчику подслушивать разговоры, которые мешает
подслушивать специально установленная у окна каждой комнаты
система шумогенерации), то она принесла бы своим хозяевам
запись абсолютно тривиального разговора. Типичной болтовни
двух игроков в нарды.
Ничего не изменил бы даже вызов по видеотелефону.
"Переключи на радио", - бросил Щюро в воздух и, достав из
внутреннего кармана компактную трубку, лениво сказал "Щюро".
Совершенно не меняясь в лице, он выслушал чужой монолог,
бросил "Да оставьте вы их, сами разберутся" и сунул трубку
обратно. Игра продолжалась.
Но с определенного момента все изменилось. Панель допуска
на дверях комнаты стала переливаться разными цветами и на
экране маленького стереовизора появилось взволнованное лицо
референта господина Щюро - Александра Малинина.
Взгляд Малинина был рассеянным, а волосы на его голове
были взъерошены. Весь его внешний вид свидетельствовал о том,
что он только-только вернулся из виртуального мира, не успев
еще толком адаптироваться к земным реалиям. Теперь
камере-лазутчице было бы чем поживиться. Если бы не одно но.
Если бы защитный купол давал возможность хотя бы одному
летающему шпиону приблизиться к окнам компании ВИН.
- Входи, - нехотя сказал Щюро, поднимая голову.
Пьеро - так звали начальника охраны - выпрямился в кресле,
ожидая дурных новостей. Ему, так же как и боссу, не нравилось,
когда их беспокоят за нардами. Но уж если кто-то осмеливается
это делать, значит причина для этого должна быть достаточно
веской и уважительной.
Малинин вошел, переступив порог со встроенным
металлоискателем, который, к слову сказать, остался совершенно
равнодушен к вошедшему. И дурные новости не заставили себя
долго ждать. Пьеро не ошибся.
- Я покинул ВР четыре минуты назад, - начал Малинин. - Два
объекта проникли в Зону Стабильности "Остров". Они вошли через
"кроличью нору" в секторе АМ-3. Судя по всему, проникновение
не является предумышленным. Рядом с ними сейчас находится
экспериментальный шатун "Адский Желудок".
Щюро глубоко вздохнул. Это всегда нервирует - когда
приходится суетиться по таким мелочам. Пускай и
принципиальным.
- Что это за объекты? - спросил он и по его высокому лбу
поползли морщины.
- Первый - в аватаре класса Джирджис, живучесть
сравнительно низкая, но вообще очень ловкий черт. Второй -
лейтенант сетевой полиции. Аватар класса Гильгамеш. Этот тоже
не промах. Полицейский преследует первого. Наверное, есть за
что.
Щюро был невысок и тело его могло бы показаться почти
тучным, если бы не мастерски сшитая тройка. Искусство
итальянского кутюрье, воплощенное в неброском, но шикарном
твидовом костюме, маскировало недостатки фигуры, скрывало
животик и делало Стального Венедикта - как за глаза называли
его сотрудники - почти стройным. Он подошел к Малинину и,
пристально глядя в глаза последнему, спросил:
- Личности объектов установлены?
Малинин, не выдержав тяжелого взгляда начальника, смешался
и зачастил:
- Это очень долгая процедура. Незаконная. Сервер с базой
данных ООН в данный момент нам недоступен.
- Знаю, - перебил его Щюро, не скрывая раздражения.
- К тому же, я еще не успел выяснить, я только что вышел.
Стальной Венедикт продолжал сверлить взглядом референта,
по вискам которого потекли струйки холодного пота.
- Личности установить, объекты уничтожить, - такова была
резолюция президента ВИН.
Малинин руками.
- Но ведь один из них полицейский. А личные дела
полицейских...
Щюро зловеще усмехнулся.
- Через два дня не будет никаких полицейских, - сказал он
и его массивное тело упало в кресло, услужливо подкатившееся
со спины.
Кости застучали по доске. Это был Пьеро и он был полностью
согласен с боссом.
Болтовня "Веселого Бадди" была первым, что услышал
Августин, придя в себя под полифертиловым куполом капсулы.
Голова его раскалывалась от нечеловеческой боли, кровь стучала
в висках. Но хуже всего была чудовищная жажда - пересохший
язык едва ворочался во рту.
Анекдота он не запомнил - слова, доносящиеся из речевого
синтезатора, казались чем-то совершенно нереальным,
бессмысленным, нечеловеческим.
Он не понимал, что же произошло. Почему он выжил в
Утгарде? Почему вернулся? Почему помнит так много? Почему на
капсуле не горит роковой знак УС, "убийство до смерти", или
хотя бы "временное убийство"? И куда, в конце концов,
подевался этот весельчак Локи, его Тень, его папа (при этом
воспоминании Августина передернуло - папаша, вглюченный ему в
голову глючным Утгардом, был удивительно похож на его
настоящего отца, Бориса Михайловича Деппа) и персонаж еще
полутора десятков виртуальных миражей, которые запомнились не
так отчетливо? Вопросов было больше, чем волос на лобке Сэми,
и последняя метафора немного приободрила уставшего душой и
телом Августина.
Показно кряхтя, он приподнялся на локте и осмотрелся,
привыкая к привычному миру, сотворенному Богом из Логоса,
протонов и электрино, а не господином Олафом Триггвассоном из
американских комиксов, нейронных импульсов и нанокомпьютерных
технологий. Собственно, привыкать было не к чему - за окнами
была глухая ночь, в комнате тоже стояла непроглядная тьма.
Августин вполголоса выругался - громче было бы очень