из-за принципов.
- Значит, вопросы чести?
Лоя и Аллерт согласно кивнули и примолкли. Эгину было очевидно, что его
расспросы они считают неуместными. Если не невежливыми.
- А правда ли, что барон Вэль-Вира умеет обращаться в сергамену? -
поинтересовался Эгин, памятуя рассказ Лагхи.
- Правда, - ответил Аллерт.
- Правда, - ответила Лоя.
- Видел ли кто-нибудь этого сергамену собственными глазами?
- Вот попадете в Гинсавер - и увидите страхолюдище сами, - отрезала
Лоя.
- Но ведь вы же сказали, что раньше были дружны. Раньше, выходит, он не
обращался?
Лоя и Аллерт недоуменно переглянулись.
- Нет. Раньше - нет.
Эгину стоило большого труда смирить свое любопытство и прекратить
расспросы. По недовольным лицам хозяев Эгин видел, что если он не обуздает
свое любопытство, то рискует лишиться расположения баронов навсегда. И Эгин
более не вспоминал о сергамене до самого своего отъезда, который состоялся
через два дня. Но этот разговор заронил в его душу зерно сомнения - в самом
ли деле бароны Семельвенк такие простаки, какими пытаются казаться?
Над этим вопросом он размышлял чуть ли не весь путь до Гинсавера. Тем
более, что его внимательный глаз то и дело примечал в придорожных зарослях
черные жемчуга глаз снежно-белой суки, чуть больше обычной.
Сука двигалась тяжело и как-то неловко, словно была овцой, надевшей
собачью шкуру. Но в ее удивительных глазах чувствовались сила и ум. На
животе у суки розовели тяжелые сосцы.
Эгин поманил собаку куском лепешки. Но та не подошла. То ли из
осторожности, то ли оттого, что была сыта. Было в глазах животного что-то
от глаз баронессы Лои - бесхитростное, природное, чуждое условностям пола.
Но Эгин гнал мысли о сходстве прочь. Поскольку в компании этих мыслей
на дороге, соединяющей Гинсавер и Семельвенк, можно было запросто сойти с
ума. То и дело лес звенел на низкой ноте, словно сплошь состоял не из
деревьев, а из басовых струн каниойфаммы.
То и дело жеребец становился, как вкопанный, не желая двигаться дальше.
И только лакомством можно было заставить его двигаться дальше. Когда Эгин
завидел вдали впечатляющие стены Гинсавера, его жеребец огласил окрестности
ликующим ржанием.
Да и сука куда-то пропала.
"Навязчивость - первая добродетель кавалера."
"Канон Любовной Науки, писанный Юмиохумом, возлюбленным пажом
императрицы Сеннин"
- Извини, что нарушаю твой покой. Не ты ли Адагар, странствующий маг?
- Моя мать звала меня иначе. И мой учитель дал мне не такое имя. Но
многие знают меня как Адагара, - кивнул крепкий старик с умным, худым лицом
и блестящими, словно две бусины глазами.
Старик сидел на свежем пне посреди рощи вековых дубов. Его свирель
журчала странным, щемящим мотивом. Эхо по-свойски обходилось со звуками
свирели, уносило прочь, возвращало, дробило на соцветия каких-то своих,
новых, нерожденных магом нот.
- Я - Эгин. По рожденью варанец. Я пришел из Тардера, от госпожи
Далирис, чтобы попросить тебя о том, что под силу сотворить только тебе. О
теле глиняного...
- ...человека, - продолжил Адагар и криво улыбнулся, укладывая свирель
в холщовую торбу. - Мои незримые друзья предупредили меня, что ко мне
собирается своеобычный гость. Теперь вижу, что гость и впрямь своеобычный.
Эгин смутился настолько, что даже не спросил, каких "незримых друзей"
имеет в виду странник. Никогда он не думал о себе, как о человеке
"своеобычном". Свод Равновесия приучил его скрадывать все, что делает людей
особенными. Стирать все внешние приметы, без которых можно обойтись. Да и в
его натуре не было склонности к оригинальничанью.
- Что же во мне своеобычного?
- Да вот хотя бы твоя просьба, - хохотнул Адагар. - Думаешь, каждый
день ко мне из Варана являются молодые маги и канючат глиняные тела?
- Насколько мне известно, последним прецедентом такого рода была
госпожа Далирис, - сдержанно сказал Эгин. - Хотя к молодым магам из Варана
она явно не относится.
- О-о! Далирис! - мечтательно воздел взор в небеса Адагар. - Что за
существо! Само небо сделало ее такой - твердой, как булат, щедрой, как
море, проницательной, как ящерица! Для нее мне было не жаль пойти на такой
труд.
- А для меня?
- Что-то подсказывает мне, что для тебя будет жаль, - не вдаваясь в
раздумья, отвечал Адагар. - Не серчай на меня, юноша. Лучше сразу
отправляйся назад. Ты совершил свое путешествие зря.
Эгин опешил. Он в буквальном смысле не знал, что сказать. Уж больно
категоричным был этот отказ. Адагар даже не пожелал выслушать его
обстоятельства!
Эгин стоял перед Адагаром, на зная что и сказать. А маг придирчиво,
чуть брезгливо разглядывал его с головы до ног, не вставая со своего пня.
Словно Эгин был двухголовым обладателем четырех рук, чешуйчатых трехпалых
лап и тритоньего хвоста. То есть перспективным для изучения троюродным
племянником Шилола.
- Но послушай, Адагар, я прошу тебя об этой услуге не из блажи. Не из
любопытства. И даже не для себя.
- Ясно, что не для себя. У тебя есть тело. Притом, довольно складное. С
тебя бы портреты писать. Пользовались бы спросом, - Адагар снова
осклабился.
Эгин уже успел заметить: у странников, к числу которых принадлежали и
аптекарь, и Дрон, и Адагар - весьма необычное чувство юмора. Поэтому ему
ничего не оставалось, как только продолжать свои попытки завладеть
вниманием мага.
- Послушай, Адагар. Если ты не хочешь сделать глиняного человека сам,
скажи хотя бы, кто кроме тебя способен на это?
- Хвалиться не в моих обычаях. Но должен тебя огорчить, Эгин из Варана.
Я не знаю никого, кто способен на это. В седой древности были кудесники,
способные на куда более впечатляющие магические деяния. Но то было в
древности. Маги мельчают вместе с людьми. Чем ничтожней люди, тем ничтожней
становятся маги. И с этим правилом ничего не поделаешь, - вздохнул Адагар.
- Но есть же какой-то выход? Дай мне совет - что мне делать! Адагар,
ведь ты же не только маг! Ты и человек! Неужели твоему сердцу чуждо
милосердие!? - от волнения Эгин говорил очень громко. Его голос эхом
катился по дубовой роще.
- Совет? Пожалуй, я могу дать тебе совет. Боюсь только, мой совет тебе
не понравится.
- ?
- Откажись от своей затеи.
- Нет, Адагар. Я не могу. Поскольку это не "затея". Это цель. В ней -
смысл моего существования. Душа человека, который мне дорог, не может
покинуть этот мир. Она не имеет права покидать этот мир! Но эта несчастная
душа не может найти пристанища в нем, поскольку не имеет тела. От этого
призрака зависит мое будущее. И будущее моей страны. Адагар, сделай же
что-нибудь, помоги мне! - Эгин был взвинчен, его чувства выходили из-под
контроля, и он сам не замечал этого. И хотя говорил он довольно бессвязно,
ему казалось, что его красноречию позавидовал бы любой учитель риторики
Круга Земель:
- Да пойми же ты, Адагар! Я пришел к тебе издалека. И я нижайше прошу
тебя об одолжении. А ты даже не желаешь меня выслушать! Ты разрушаешь всю
мою жизнь нежеланием пошевелить своим магическим пальцем!
- Ты молод. А молодость склонна к глупости, как щука к глубоким водам.
Тебе кажется, что мир вращается вокруг тебя. В то время как он - сам по
себе. И ты тут ни при чем. Я не желаю делать глиняного человека не потому,
что мне лень "шевелить моим магическим пальцем". А потому, что если я приму
твое предложение - это будет последний глиняный человек, которого я сделаю
на своем веку. Каждый из нас, магов, может сделать лишь трех глиняных людей
за всю свою жизнь. Двух я уже сделал. Девочка госпожи Далирис была второй.
Если я соглашусь - этот человек будет третьим и последним. Да только я не
соглашусь.
- Но почему?
- Потому что у тебя не найдется платы, которой ты мог бы вознаградить
меня за мой труд.
- Но ты же еще даже не спрашивал меня о плате! - оживился Эгин. - Я
весь и все мое состояние к твоим услугам, Адагар!
- Ты только говоришь, что ты "к моим услугам". А когда дойдет дело до
услуг, ты скажешь что-то вроде "извини, милейший, но такие услуги мне не по
нутру". И станешь разыгрывать деликатность, порядочность или еще
что-нибудь. Для тебя лучше всего просто дать мне денег. Уверен, ты
прихватил с собой кошель внушительной величины.
Эгин почувствовал, что щеки его налились румянцем. Адагар попал в самую
точку - и впрямь, он рассчитывал купить расположение мага при помощи
золота. И кошель его действительно имел внушительную величину.
- Ты прав, Адагар. Я действительно надеялся на деньги.
- Да только в деньгах я не нуждаюсь. А ничего больше у тебя за душой
нет!
- Мне обидно слышать такие слова, Адагар, - Эгин нахмурился. - Я
догадываюсь, как трудно сделать глиняного человека. И я согласен отплатить
тебе чем-то равнозначным. Таким, как ты сочтешь нужным. Говори же, что
нужно тебе?
- Ты никогда не пойдешь на это, Эгин, - покачал головой Адагар.
- Да откуда тебе вообще знать, на что я готов пойти! Ради того, чтобы
получить тело глиняного человека, я готов пойти на все! Клянусь, буквально
на все! Слышишь, Адагар? Я готов пойти на все!
На этот раз улыбка сошла с губ Адагара. Он встал со своего пня и
подошел вплотную к Эгину. Он положил обе руки ему на плечи.
Маг больше не шутил и не иронизировал. Он был серьезен. И он сказал:
- Ты был искренним. И ты был безрассудным. Это сочетание качеств мне
нравится. Поскольку напоминает мне о моей собственной молодости. Я
согласен. Я сделаю для тебя глиняного человека.
- Что же ты хочешь взамен?
- Взамен я хочу любовь Зверды велиа Маш-Магарт, - серьезно, без тени
иронии сказал Адагар.
Но Эгин не засмеялся. Почему-то ему было совсем не смешно. Эгин, не
отрываясь, смотрел в глаза Адагара. Глаза мага были исполнены волей и
усталостью. И от этой воли Эгину делалось не по себе...
- Я хочу, чтобы ты добыл для меня любовь Зверды. Хотя бы на одну ночь.
- Послушай, Адагар, но я не знаю, как мне устроить, чтобы Зверда тебя
полюбила! - растерялся Эгин. - Разве, при помощи приворотных эликсиров...
- При помощи приворотных эликсиров я могу овладеть Звердой и сам. Это
не любовь. Это рабство. А мне нужна любовь - случайная, бескорыстная и
мучительная. Повторяю. Мне нужна одна ночь со Звердой. Ночь любви. Первая
ночь любви. Ты, Эгин, именно ты должен сделать так, чтобы она полюбила
тебя. Но овладеть ею первым должен я. Таковы мои условия.
- Что за околесица, Адагар!? Зачем здесь нужен я, если в итоге овладеть
Звердой тебе нужно будет самому? Какой во мне прок, если мы оканчиваем тем
же, с чего начали? Ведь даже если предположить, что она полюбит меня - она
ведь полюбит меня, а не тебя! - Эгин все еще был в глубине души уверен, что
Адагар, вопреки торжественности своих поз и значительности жестов, по сути
дела несерьезен. И что он снова имеет дело с необычным чувством юмора,
свойственным странникам.
- Я приду к Зверде в твоем обличье. И я буду любить ее, как любил бы ее
ты. Это будет той платой, которую я требую от тебя за то, что я сделаю
глиняного человека.
Последние слова мага привели Эгина в необычайное смятение. Он вдруг со
всей ясностью осознал, чего хочет от него этот фальмский странник. Некстати
вспомнилось, что карлик-аптекарь называл Адагара не иначе как "сволочью",
"пройдохой" и "обдергаем"...
С ужасом Эгин осознал, какую подлую игру предлагает ему маг.
Познакомиться с красавицей-баронессой, завладеть ее чувствами и затем
позволить умелому притворщику познать ее любовь, воспользовавшись твоим
образом! В то время как девушка будет уверена, что имеет дело с тобой! Что
за извращенец!?
Эгин ощутил, как в глубоких глубинах его естества подходит, словно на
дрожжах, необоримое, почти физическое отвращение. Все то, о чем попросил
его Адагар, казалось ему теперь сумасшествием. Причем опасным
сумасшествием.
- Ты, верно, шутишь, Адагар?
- Нисколько.
- Но... это воистину странная плата! Может быть, я могу сделать для
тебя что-то менее... противоестественное?
- Поздно, Эгин, поздно, - без тени улыбки сказал Адагар. - Ты уже не
вправе отказаться. Потому что ты уже согласился.
Эгин воззрился на Адагара в недоумении.
Адагар отступил от него на несколько шагов и хлопнул в ладоши.
"...да откуда тебе вообще знать, на что я готов пойти! Ради того, чтобы
получить тело глиняного человека, я готов пойти на все! Клянусь, буквально
на все! Слышишь, Адагар? Я готов пойти на все-е-е-е!" - повторило эхо.
Дыхание Эгина участилось, а руки непроизвольно сжались в кулаки. Это
были его собственные слова, сказанные пару коротких колоколов назад в
запале противоречия. Слова, повторенные покорным магу эхом!
- Ты уже принял мои условия, Эгин. Ты предложил мне "все". Из этого
"всего" я выбрал одно-единственное - любовь Зверды. Поскольку первого же
взгляда, брошенного на тебя, мне хватило чтобы понять: тебе удастся добыть
эту любовь. Учти, что ты поклялся выполнить мое желание, - скрестив руки на
груди, заявил Адагар.
- Но ты обманул меня!
- Ничуть, - одним своим взглядом страннику удалось остудить пыл Эгина.
- Это не обман. Это честная сделка. Сначала ты заключил ее, а теперь
пытаешься идти на попятную. Не тщись! Ты не можешь взять свои слова назад,
Эгин. Поскольку странник не может взять назад слово, данное страннику.
- Но я не странник, Адагар!
- Тебе только так кажется, Эгин.
"Легко сказать: соблазнить или, точнее, влюбить в себя девушку!
Особенно, такую девушку как баронесса Зверда", - уныло размышлял Эгин.
На своем выхоленном слугами Вэль-Виры жеребце он выезжал на дорогу,
соединяющую замок Гинсавер с Маш-Магартом.
Редкие крестьяне, крестьяне Вэль-Виры, которых он встречал на дороге,
расстилались на обочине в земных поклонах.
Мужикам и бабам, спешащим по своим земным и очень прозаическим делам,
было очевидно - едет большой барин. Почти такой же большой, как сам барон
Вэль-Вира.
"Надо же было этому старому магу-греховоднику воспылать похотью к самой
недоступной из фальмских красавиц!" - сокрушался Эгин.
О моральной подоплеке своего согласия он старался больше не вспоминать,
резонно полагая, что вспоминать о ней нужно было тогда, когда он так
опрометчиво предложил Адагару "все, что угодно". Теперь же оставалось
только выполнять поставленную перед ним задачу. Поскольку, по уверениям
странника, он уже начал выполнять свою.
- Через двадцать один день глиняный человек будет дышать и говорить, -
утверждал Адагар. - Не беспокойся, дружок, - он будет похож на тот
мыслеобраз, что сверлит твои суетливые мозги, как две монеты, отлитые из
одной формы. Кстати, что случилось с человеком, копию которого мне
предстоит сделать?
- Кто-то применил к нему магию развоплощения. Его душа рассталась с
телом. Но, в отличие от тела, душу мне удалось сохранить, уловив ее в Белый
Цветок, - ответил Эгин, всем своим видом пытаясь показать, что не
расположен вдаваться в дальнейшие объяснения. Еще не хватало, чтобы Адагар
знал, что трудится на копией гнорра Свода Равновесия!
- Магию развоплощения? Гм... не завидую... не завидую. А вот насчет
Белого Цветка - я в восхищении. Да ты не столь ничтожен, как пытаешься себя
подать, Эгин! Кстати, как твои успехи с баронессой Звердой? Написал ей
письмо?
Эгин промычал что-то невнятное. Вроде того, что работы ведутся.
Он врал.
За предыдущие два дня он так и не нашел в себе смелости написать
баронессе что-нибудь завлекательное и напроситься к ней в гости.
- Имей в виду - через двадцать один день ты должен окончить свою
работу. Точно так же, как я окончу свою, - вкрадчивым голосом сказал
Адагар.
- Помню-помню...
- Думаю, после уловления развоплощенной души в Белый Цветок моя просьба
кажется тебя совсем пустяковой? - осклабился Адагар.
В конце концов, Эгин решил не писать никакого предварительного письма.
А отправиться в Маш-Магарт лично, сразу, в лоб.
Во времена, когда Эгин был моложе и служил в Своде, он наверняка бы
воспринял такое задание иначе. Или, как еще иногда говорят, "проще".
Тогда его друзья "портили" девиц налево и направо, похваляясь на
дружеских пирушках своими истинными или наскоро изобретенными подругами.
Бывало, они проводили свои редкие выходные в Публичных Садах, рассматривая
и обсуждая проходящих мимо женщин, девиц и девочек.
"Что за формы! Что за взгляд!" - романтически вздыхал Канн, указывая на
стройную, хорошо сложенную горожанку, шедшую в сопровождении свекрови.
"А-а! Ее зовут Арда. С ней я был прошлой весной", - вступал тогда
Иланаф, растушевывая свое торжество бравадой.
"Эка невидаль! - говорил Онни. - Прошлой весной с ней был и я."
"Прошлой весной с ней был весь Свечной Околоток. И, хотел бы заметить,
все это - в рамках уложений Жезла и Браслета", - добавлял Эгин официальным
тоном и вся компания взрывалась хохотом.
Свекровь закрывала свое сокровище от пересмешников, раздвигая широкий
черный веер. Старуха, конечно, не могла слышать их перебранки, но
догадывалась, что то, над чем смеются молодые люди в чиновничьих платьях,
каким-то неведомым краем касается ее привлекательной невестки...
Это было давно. Тогда Эгин не имел достоверных представлений о том, что
такое любовь, и уж, конечно, не знал ответа на вопрос, почему это так
мучительно. В сущности, именно вследствие этого он считал себя опытным
сердцеедом. И чувствовал себя победителем в женском обществе.
Тогда жизнь представлялась молодому Эгину чистым писчим свитком, в
который ты, прожив очередной день, вносишь сообщения о подвигах обоего рода
- на поприще службы и на поприще любви.
С появлением в его жизни Овель исс Тамай обычные подвиги на поприще
любви стали для Эгина неким необременительным, хотя и скучноватым ритуалом.
Говоря более приземленно, каждая новая подружка виделась теперь Эгину
чем-то вроде временного заменителя Овель. Вроде как младенцу дают
соску-пустышку вместо материнской груди. А с уходом Эгина из Свода подвиги
на служебном поприще перестали тревожить его сердце вместе с самим
поприщем...
Одним словом, Эгин не знал, с чего начнет и чем окончит в деле
соблазнения Зверды.
Всего три года назад он смог бы по первому требованию вышестоящего
офицера выдать подробный план действий наподобие такого: 1) втереться в
доверие к Зверде и барону Шоше; 2) пригласить на совместную конную
прогулку; 3) сделать ценный подарок; 4) уехать в Гинсавер, чтобы набить
себе цену...
И так далее и тому подобное.
Теперь его хватало лишь на то, чтобы размышлять над превратностями
судьбы. Надо же такому случиться, чтобы ему выпало добиваться расположения
последней любовницы гнорра Свода Равновесия, который сейчас пребывает в
Белом Цветке, лежащем в его сумке?
Направляясь в Маш-Магарт, Эгин нарочно не взял с собой лотос. Чтобы тот
своим видом не искушал его на разговоры с гнорром.
Эгин знал: пара циничных шуточек Лагхи - и его покинут последние
остатки самоуверенности. В итоге он уедет из замка Маш-Магарт, не спев
баронессе ни одного куплета песни любви.
В тумане уныния и нерешительности Эгин преодолел весь неблизкий путь до
Маш-Магарта. Он был настолько пришиблен своими прозрениями, воспоминаниями
и сопоставлениями, что стражники, заправлявшие подъемным мостом, приняли
его за человека, слегка перебравшего гортело. С полчаса они скрипели
мозгами, решая, стоит ли опустить мост.
За пьяного принял Эгина и дворецкий. С той лишь поправкой, что эта
догадка расположила дворецкого к гостю - не так уж часто к хозяевам
приезжали люди, чьи интересы были близки его собственным.
- Только бароны наши сейчас в отъезде.
- Да я и не к баронам вовсе. Я хотел бы просить временного приюта в
замке. Всего на неделю, - заявил Эгин и, встрепенувшись, добавил:
- Уповаю на законы гостеприимства, которые, как мне известно, чтят в
этих благословенных землях.
- На постой? Это милости просим. У нас в достатке помещений пустует. С
тех пор, как мы поссорились с Вэль-Вирой, гости у нас редкость. И хотя
сейчас перемирие...
- Я сожалею, весьма сожалею, и наслышан... Кстати, совсем недавно я
имел честь гостить в замке барона Вэль-Виры.
Эгин решил, что утаивать это обстоятельство от обитателей Маш-Магарта
неразумно и даже опасно. И лучшим решением будет изображать
незаинтересованное лицо, которому нет дела до местных дрязг - благо, Право
Народов на его стороне.
- С чем пожаловали в наши земли? - вежливо осведомился дворецкий,
провожая Эгина к сравнительно новой постройке, неуклюже прилепленной к
древнему замку. Такая же точно была и в замке Гинсавер. Называлась она, как
и в Маш-Магарте, "гостевым домом".
- Я путешествую. Смотрю на мир. Видите ли, с тех пор как скончалась моя
дорогая матушка, я не нахожу себе места в родных землях. Препоручив своего
батюшку заботам сестры, я решил отправиться в дальние страны. Повидать мир,
людей...
"Ага. Ждет, пока батюшка окочурится. И наследство ему отвалит. А
терпеть старого маразматика уже сил нет". Лицо дворецкого приобрело
сострадательное выражение. Мол, все понятно. Престарелый батюшка...
Путешествие... Эгин был ему определенно симпатичен.
Эгин не возражал. В сущности, когда он потчевал дворецкого этой
легендой, он рассчитывал именно на такое понимание своих слов.
Север был наводнен персонажами, подобными "Эгину окс Суру" -
скитальцами с дворянскими грамотами в карманах и грезами о запаздывающем
наследстве.
- Вот мы и на месте, - дворецкий распахнул перед Эгином дверь.
Обстановка была далекой от роскоши. Каменный пол с семиконечной звездой
в центре. Узкое окно. Низкое, застеленное медвежьими шкурами ложе. Обереги,
увитые разноцветными лентами, и инкрустированные лазуритом оленьи рога над
ложем... Такие рога Эгин встречал на Фальме везде, где бы не
останавливался. Но так и не удосужился узнать, зачем они.
- Это чтобы духи оленей, убитых на охоте, вас ночами не донимали, -
простодушно пояснил дворецкий.
- Увольте, я отродясь не хаживал на оленя!
- Это не важно, гиазир Эгин. Ведь, может, дух оленя спутает вас с
кем-нибудь другим.
Весь день Эгин провел, ошиваясь по величественному Маш-Магарту, камни
которого производили впечатление одушевленных.
Во время этих прогулок обнаружилось, что замок еще более древний, чем
Эгин мог предположить, исходя из своих представлений об истории Круга
Земель.
Дата закладки северной башни, выбитая одном из нижних камней, привела
Эгина в замешательство - уж не засчитались ли строители? Выходило, что во
времена, когда внук Инна окс Лагина Энн Строптивый ходил на грютов, бароны
беззаботно перестраивали свой Маш-Магарт. Потому что северная башня по виду
была как раз самой свежей, а на более старых укреплениях никаких дат не
было. Либо же самые нижние ряды кладки уже давным-давно заросли землей.
Затем, не в силах отвязаться от дворецкого, Эгин распил с ним кувшин
красного вина и отобедал. Видимо, скука и уныние были написаны у Эгина на
лбу. Ибо дворецкий нашел нужным заявить:
- Ну да ничего. К вечеру уже и бароны авось поспеют. В крайнем случае,
к утру. Сегодня получил от баронессы весточку - "еду, мол, скоро буду". Так
что вы, милостивый гиазир, очень кстати объявились. Предыдущие две недели
бароны в отлучке были. А так - посмотрите на наших кормильцев-поильцев
вблизи.
- А что, владения баронов столь велики, что и за две недели не
объедешь? - заинтересовался Эгин.
Из рассказов Аллерта и Адагара у него сложилось впечатление, что земли
Маш-Магарта приблизительно равны по величине землям Семельвенка. А земли
Семельвенка за две недели можно было исколесить во всех направлениях по три
раза.
- А то как же! Они к самому морю поехали, в Уяз-Намарн, в Горькие
Земли. Дань собирать - там наших данников видимо-невидимо. Это самый
дальний юго-запад!
Эгин, который не знал ни что такое Уяз-Намарн, ни где расположены
Горькие Земли, в очередной раз пожалел о том, что не раздобыл карту
полуострова. О чем он со всей непосредственностью поведал дворецкому,
выразив желание купить карту за хорошую цену.
- Что вы! Что вы, милостивый гиазир! - замахал руками красноносый
дворецкий. - Карт у нас не водится. Нам они ни к чему, а супостату -
подспорье.
- А как насчет книг? - осведомился Эгин.
- Этого добра у нас как говна на конюшнях, - расцвел дворецкий.
Библиотека Маш-Магарта и впрямь была богатой. Эгин некстати подумал,
что Сорго Вайский взвыл бы от счастья, выпади на его долю удача посидеть на
этой стремянке.
Правда, с варанскими мерками подходить к рассмотрению библиотеки
баронов было несподручно.
Половина фолиантов в Варане не прожила бы и дня, вместе со своим
владельцем отправившись в Жерло Серебряной Чистоты. Схватив с полки
несколько безобидных на вид книг, Эгин спустился с субтильной лесенки и
отправился в свою комнату - первый вечер в Маш-Магарте был благополучно
убит.
Не продвинувшись и на десяток страниц в чтении "Фальмского Толковника",
Эгин незаметно для себя задремал, даже не потушив свет. Проснулся же он от
того, что дверь в его комнату настежь распахнулась, разорвав ночь протяжным
скрипом...
Эгин нерешительно открыл глаза. На пороге комнаты стояла с лампой в
руке сама хозяйка замка. Баронесса Зверда.
- Прошу принять мои искренние извинения за неожиданный визит, - сказала
Зверда, с интересом оглядывая вскочившего с кровати Эгина. - Я увидела
свет, решила что вы еще не спите. Подошла... И потом, у вас ведь было не
- Значит, вопросы чести?
Лоя и Аллерт согласно кивнули и примолкли. Эгину было очевидно, что его
расспросы они считают неуместными. Если не невежливыми.
- А правда ли, что барон Вэль-Вира умеет обращаться в сергамену? -
поинтересовался Эгин, памятуя рассказ Лагхи.
- Правда, - ответил Аллерт.
- Правда, - ответила Лоя.
- Видел ли кто-нибудь этого сергамену собственными глазами?
- Вот попадете в Гинсавер - и увидите страхолюдище сами, - отрезала
Лоя.
- Но ведь вы же сказали, что раньше были дружны. Раньше, выходит, он не
обращался?
Лоя и Аллерт недоуменно переглянулись.
- Нет. Раньше - нет.
Эгину стоило большого труда смирить свое любопытство и прекратить
расспросы. По недовольным лицам хозяев Эгин видел, что если он не обуздает
свое любопытство, то рискует лишиться расположения баронов навсегда. И Эгин
более не вспоминал о сергамене до самого своего отъезда, который состоялся
через два дня. Но этот разговор заронил в его душу зерно сомнения - в самом
ли деле бароны Семельвенк такие простаки, какими пытаются казаться?
Над этим вопросом он размышлял чуть ли не весь путь до Гинсавера. Тем
более, что его внимательный глаз то и дело примечал в придорожных зарослях
черные жемчуга глаз снежно-белой суки, чуть больше обычной.
Сука двигалась тяжело и как-то неловко, словно была овцой, надевшей
собачью шкуру. Но в ее удивительных глазах чувствовались сила и ум. На
животе у суки розовели тяжелые сосцы.
Эгин поманил собаку куском лепешки. Но та не подошла. То ли из
осторожности, то ли оттого, что была сыта. Было в глазах животного что-то
от глаз баронессы Лои - бесхитростное, природное, чуждое условностям пола.
Но Эгин гнал мысли о сходстве прочь. Поскольку в компании этих мыслей
на дороге, соединяющей Гинсавер и Семельвенк, можно было запросто сойти с
ума. То и дело лес звенел на низкой ноте, словно сплошь состоял не из
деревьев, а из басовых струн каниойфаммы.
То и дело жеребец становился, как вкопанный, не желая двигаться дальше.
И только лакомством можно было заставить его двигаться дальше. Когда Эгин
завидел вдали впечатляющие стены Гинсавера, его жеребец огласил окрестности
ликующим ржанием.
Да и сука куда-то пропала.
"Навязчивость - первая добродетель кавалера."
"Канон Любовной Науки, писанный Юмиохумом, возлюбленным пажом
императрицы Сеннин"
- Извини, что нарушаю твой покой. Не ты ли Адагар, странствующий маг?
- Моя мать звала меня иначе. И мой учитель дал мне не такое имя. Но
многие знают меня как Адагара, - кивнул крепкий старик с умным, худым лицом
и блестящими, словно две бусины глазами.
Старик сидел на свежем пне посреди рощи вековых дубов. Его свирель
журчала странным, щемящим мотивом. Эхо по-свойски обходилось со звуками
свирели, уносило прочь, возвращало, дробило на соцветия каких-то своих,
новых, нерожденных магом нот.
- Я - Эгин. По рожденью варанец. Я пришел из Тардера, от госпожи
Далирис, чтобы попросить тебя о том, что под силу сотворить только тебе. О
теле глиняного...
- ...человека, - продолжил Адагар и криво улыбнулся, укладывая свирель
в холщовую торбу. - Мои незримые друзья предупредили меня, что ко мне
собирается своеобычный гость. Теперь вижу, что гость и впрямь своеобычный.
Эгин смутился настолько, что даже не спросил, каких "незримых друзей"
имеет в виду странник. Никогда он не думал о себе, как о человеке
"своеобычном". Свод Равновесия приучил его скрадывать все, что делает людей
особенными. Стирать все внешние приметы, без которых можно обойтись. Да и в
его натуре не было склонности к оригинальничанью.
- Что же во мне своеобычного?
- Да вот хотя бы твоя просьба, - хохотнул Адагар. - Думаешь, каждый
день ко мне из Варана являются молодые маги и канючат глиняные тела?
- Насколько мне известно, последним прецедентом такого рода была
госпожа Далирис, - сдержанно сказал Эгин. - Хотя к молодым магам из Варана
она явно не относится.
- О-о! Далирис! - мечтательно воздел взор в небеса Адагар. - Что за
существо! Само небо сделало ее такой - твердой, как булат, щедрой, как
море, проницательной, как ящерица! Для нее мне было не жаль пойти на такой
труд.
- А для меня?
- Что-то подсказывает мне, что для тебя будет жаль, - не вдаваясь в
раздумья, отвечал Адагар. - Не серчай на меня, юноша. Лучше сразу
отправляйся назад. Ты совершил свое путешествие зря.
Эгин опешил. Он в буквальном смысле не знал, что сказать. Уж больно
категоричным был этот отказ. Адагар даже не пожелал выслушать его
обстоятельства!
Эгин стоял перед Адагаром, на зная что и сказать. А маг придирчиво,
чуть брезгливо разглядывал его с головы до ног, не вставая со своего пня.
Словно Эгин был двухголовым обладателем четырех рук, чешуйчатых трехпалых
лап и тритоньего хвоста. То есть перспективным для изучения троюродным
племянником Шилола.
- Но послушай, Адагар, я прошу тебя об этой услуге не из блажи. Не из
любопытства. И даже не для себя.
- Ясно, что не для себя. У тебя есть тело. Притом, довольно складное. С
тебя бы портреты писать. Пользовались бы спросом, - Адагар снова
осклабился.
Эгин уже успел заметить: у странников, к числу которых принадлежали и
аптекарь, и Дрон, и Адагар - весьма необычное чувство юмора. Поэтому ему
ничего не оставалось, как только продолжать свои попытки завладеть
вниманием мага.
- Послушай, Адагар. Если ты не хочешь сделать глиняного человека сам,
скажи хотя бы, кто кроме тебя способен на это?
- Хвалиться не в моих обычаях. Но должен тебя огорчить, Эгин из Варана.
Я не знаю никого, кто способен на это. В седой древности были кудесники,
способные на куда более впечатляющие магические деяния. Но то было в
древности. Маги мельчают вместе с людьми. Чем ничтожней люди, тем ничтожней
становятся маги. И с этим правилом ничего не поделаешь, - вздохнул Адагар.
- Но есть же какой-то выход? Дай мне совет - что мне делать! Адагар,
ведь ты же не только маг! Ты и человек! Неужели твоему сердцу чуждо
милосердие!? - от волнения Эгин говорил очень громко. Его голос эхом
катился по дубовой роще.
- Совет? Пожалуй, я могу дать тебе совет. Боюсь только, мой совет тебе
не понравится.
- ?
- Откажись от своей затеи.
- Нет, Адагар. Я не могу. Поскольку это не "затея". Это цель. В ней -
смысл моего существования. Душа человека, который мне дорог, не может
покинуть этот мир. Она не имеет права покидать этот мир! Но эта несчастная
душа не может найти пристанища в нем, поскольку не имеет тела. От этого
призрака зависит мое будущее. И будущее моей страны. Адагар, сделай же
что-нибудь, помоги мне! - Эгин был взвинчен, его чувства выходили из-под
контроля, и он сам не замечал этого. И хотя говорил он довольно бессвязно,
ему казалось, что его красноречию позавидовал бы любой учитель риторики
Круга Земель:
- Да пойми же ты, Адагар! Я пришел к тебе издалека. И я нижайше прошу
тебя об одолжении. А ты даже не желаешь меня выслушать! Ты разрушаешь всю
мою жизнь нежеланием пошевелить своим магическим пальцем!
- Ты молод. А молодость склонна к глупости, как щука к глубоким водам.
Тебе кажется, что мир вращается вокруг тебя. В то время как он - сам по
себе. И ты тут ни при чем. Я не желаю делать глиняного человека не потому,
что мне лень "шевелить моим магическим пальцем". А потому, что если я приму
твое предложение - это будет последний глиняный человек, которого я сделаю
на своем веку. Каждый из нас, магов, может сделать лишь трех глиняных людей
за всю свою жизнь. Двух я уже сделал. Девочка госпожи Далирис была второй.
Если я соглашусь - этот человек будет третьим и последним. Да только я не
соглашусь.
- Но почему?
- Потому что у тебя не найдется платы, которой ты мог бы вознаградить
меня за мой труд.
- Но ты же еще даже не спрашивал меня о плате! - оживился Эгин. - Я
весь и все мое состояние к твоим услугам, Адагар!
- Ты только говоришь, что ты "к моим услугам". А когда дойдет дело до
услуг, ты скажешь что-то вроде "извини, милейший, но такие услуги мне не по
нутру". И станешь разыгрывать деликатность, порядочность или еще
что-нибудь. Для тебя лучше всего просто дать мне денег. Уверен, ты
прихватил с собой кошель внушительной величины.
Эгин почувствовал, что щеки его налились румянцем. Адагар попал в самую
точку - и впрямь, он рассчитывал купить расположение мага при помощи
золота. И кошель его действительно имел внушительную величину.
- Ты прав, Адагар. Я действительно надеялся на деньги.
- Да только в деньгах я не нуждаюсь. А ничего больше у тебя за душой
нет!
- Мне обидно слышать такие слова, Адагар, - Эгин нахмурился. - Я
догадываюсь, как трудно сделать глиняного человека. И я согласен отплатить
тебе чем-то равнозначным. Таким, как ты сочтешь нужным. Говори же, что
нужно тебе?
- Ты никогда не пойдешь на это, Эгин, - покачал головой Адагар.
- Да откуда тебе вообще знать, на что я готов пойти! Ради того, чтобы
получить тело глиняного человека, я готов пойти на все! Клянусь, буквально
на все! Слышишь, Адагар? Я готов пойти на все!
На этот раз улыбка сошла с губ Адагара. Он встал со своего пня и
подошел вплотную к Эгину. Он положил обе руки ему на плечи.
Маг больше не шутил и не иронизировал. Он был серьезен. И он сказал:
- Ты был искренним. И ты был безрассудным. Это сочетание качеств мне
нравится. Поскольку напоминает мне о моей собственной молодости. Я
согласен. Я сделаю для тебя глиняного человека.
- Что же ты хочешь взамен?
- Взамен я хочу любовь Зверды велиа Маш-Магарт, - серьезно, без тени
иронии сказал Адагар.
Но Эгин не засмеялся. Почему-то ему было совсем не смешно. Эгин, не
отрываясь, смотрел в глаза Адагара. Глаза мага были исполнены волей и
усталостью. И от этой воли Эгину делалось не по себе...
- Я хочу, чтобы ты добыл для меня любовь Зверды. Хотя бы на одну ночь.
- Послушай, Адагар, но я не знаю, как мне устроить, чтобы Зверда тебя
полюбила! - растерялся Эгин. - Разве, при помощи приворотных эликсиров...
- При помощи приворотных эликсиров я могу овладеть Звердой и сам. Это
не любовь. Это рабство. А мне нужна любовь - случайная, бескорыстная и
мучительная. Повторяю. Мне нужна одна ночь со Звердой. Ночь любви. Первая
ночь любви. Ты, Эгин, именно ты должен сделать так, чтобы она полюбила
тебя. Но овладеть ею первым должен я. Таковы мои условия.
- Что за околесица, Адагар!? Зачем здесь нужен я, если в итоге овладеть
Звердой тебе нужно будет самому? Какой во мне прок, если мы оканчиваем тем
же, с чего начали? Ведь даже если предположить, что она полюбит меня - она
ведь полюбит меня, а не тебя! - Эгин все еще был в глубине души уверен, что
Адагар, вопреки торжественности своих поз и значительности жестов, по сути
дела несерьезен. И что он снова имеет дело с необычным чувством юмора,
свойственным странникам.
- Я приду к Зверде в твоем обличье. И я буду любить ее, как любил бы ее
ты. Это будет той платой, которую я требую от тебя за то, что я сделаю
глиняного человека.
Последние слова мага привели Эгина в необычайное смятение. Он вдруг со
всей ясностью осознал, чего хочет от него этот фальмский странник. Некстати
вспомнилось, что карлик-аптекарь называл Адагара не иначе как "сволочью",
"пройдохой" и "обдергаем"...
С ужасом Эгин осознал, какую подлую игру предлагает ему маг.
Познакомиться с красавицей-баронессой, завладеть ее чувствами и затем
позволить умелому притворщику познать ее любовь, воспользовавшись твоим
образом! В то время как девушка будет уверена, что имеет дело с тобой! Что
за извращенец!?
Эгин ощутил, как в глубоких глубинах его естества подходит, словно на
дрожжах, необоримое, почти физическое отвращение. Все то, о чем попросил
его Адагар, казалось ему теперь сумасшествием. Причем опасным
сумасшествием.
- Ты, верно, шутишь, Адагар?
- Нисколько.
- Но... это воистину странная плата! Может быть, я могу сделать для
тебя что-то менее... противоестественное?
- Поздно, Эгин, поздно, - без тени улыбки сказал Адагар. - Ты уже не
вправе отказаться. Потому что ты уже согласился.
Эгин воззрился на Адагара в недоумении.
Адагар отступил от него на несколько шагов и хлопнул в ладоши.
"...да откуда тебе вообще знать, на что я готов пойти! Ради того, чтобы
получить тело глиняного человека, я готов пойти на все! Клянусь, буквально
на все! Слышишь, Адагар? Я готов пойти на все-е-е-е!" - повторило эхо.
Дыхание Эгина участилось, а руки непроизвольно сжались в кулаки. Это
были его собственные слова, сказанные пару коротких колоколов назад в
запале противоречия. Слова, повторенные покорным магу эхом!
- Ты уже принял мои условия, Эгин. Ты предложил мне "все". Из этого
"всего" я выбрал одно-единственное - любовь Зверды. Поскольку первого же
взгляда, брошенного на тебя, мне хватило чтобы понять: тебе удастся добыть
эту любовь. Учти, что ты поклялся выполнить мое желание, - скрестив руки на
груди, заявил Адагар.
- Но ты обманул меня!
- Ничуть, - одним своим взглядом страннику удалось остудить пыл Эгина.
- Это не обман. Это честная сделка. Сначала ты заключил ее, а теперь
пытаешься идти на попятную. Не тщись! Ты не можешь взять свои слова назад,
Эгин. Поскольку странник не может взять назад слово, данное страннику.
- Но я не странник, Адагар!
- Тебе только так кажется, Эгин.
"Легко сказать: соблазнить или, точнее, влюбить в себя девушку!
Особенно, такую девушку как баронесса Зверда", - уныло размышлял Эгин.
На своем выхоленном слугами Вэль-Виры жеребце он выезжал на дорогу,
соединяющую замок Гинсавер с Маш-Магартом.
Редкие крестьяне, крестьяне Вэль-Виры, которых он встречал на дороге,
расстилались на обочине в земных поклонах.
Мужикам и бабам, спешащим по своим земным и очень прозаическим делам,
было очевидно - едет большой барин. Почти такой же большой, как сам барон
Вэль-Вира.
"Надо же было этому старому магу-греховоднику воспылать похотью к самой
недоступной из фальмских красавиц!" - сокрушался Эгин.
О моральной подоплеке своего согласия он старался больше не вспоминать,
резонно полагая, что вспоминать о ней нужно было тогда, когда он так
опрометчиво предложил Адагару "все, что угодно". Теперь же оставалось
только выполнять поставленную перед ним задачу. Поскольку, по уверениям
странника, он уже начал выполнять свою.
- Через двадцать один день глиняный человек будет дышать и говорить, -
утверждал Адагар. - Не беспокойся, дружок, - он будет похож на тот
мыслеобраз, что сверлит твои суетливые мозги, как две монеты, отлитые из
одной формы. Кстати, что случилось с человеком, копию которого мне
предстоит сделать?
- Кто-то применил к нему магию развоплощения. Его душа рассталась с
телом. Но, в отличие от тела, душу мне удалось сохранить, уловив ее в Белый
Цветок, - ответил Эгин, всем своим видом пытаясь показать, что не
расположен вдаваться в дальнейшие объяснения. Еще не хватало, чтобы Адагар
знал, что трудится на копией гнорра Свода Равновесия!
- Магию развоплощения? Гм... не завидую... не завидую. А вот насчет
Белого Цветка - я в восхищении. Да ты не столь ничтожен, как пытаешься себя
подать, Эгин! Кстати, как твои успехи с баронессой Звердой? Написал ей
письмо?
Эгин промычал что-то невнятное. Вроде того, что работы ведутся.
Он врал.
За предыдущие два дня он так и не нашел в себе смелости написать
баронессе что-нибудь завлекательное и напроситься к ней в гости.
- Имей в виду - через двадцать один день ты должен окончить свою
работу. Точно так же, как я окончу свою, - вкрадчивым голосом сказал
Адагар.
- Помню-помню...
- Думаю, после уловления развоплощенной души в Белый Цветок моя просьба
кажется тебя совсем пустяковой? - осклабился Адагар.
В конце концов, Эгин решил не писать никакого предварительного письма.
А отправиться в Маш-Магарт лично, сразу, в лоб.
Во времена, когда Эгин был моложе и служил в Своде, он наверняка бы
воспринял такое задание иначе. Или, как еще иногда говорят, "проще".
Тогда его друзья "портили" девиц налево и направо, похваляясь на
дружеских пирушках своими истинными или наскоро изобретенными подругами.
Бывало, они проводили свои редкие выходные в Публичных Садах, рассматривая
и обсуждая проходящих мимо женщин, девиц и девочек.
"Что за формы! Что за взгляд!" - романтически вздыхал Канн, указывая на
стройную, хорошо сложенную горожанку, шедшую в сопровождении свекрови.
"А-а! Ее зовут Арда. С ней я был прошлой весной", - вступал тогда
Иланаф, растушевывая свое торжество бравадой.
"Эка невидаль! - говорил Онни. - Прошлой весной с ней был и я."
"Прошлой весной с ней был весь Свечной Околоток. И, хотел бы заметить,
все это - в рамках уложений Жезла и Браслета", - добавлял Эгин официальным
тоном и вся компания взрывалась хохотом.
Свекровь закрывала свое сокровище от пересмешников, раздвигая широкий
черный веер. Старуха, конечно, не могла слышать их перебранки, но
догадывалась, что то, над чем смеются молодые люди в чиновничьих платьях,
каким-то неведомым краем касается ее привлекательной невестки...
Это было давно. Тогда Эгин не имел достоверных представлений о том, что
такое любовь, и уж, конечно, не знал ответа на вопрос, почему это так
мучительно. В сущности, именно вследствие этого он считал себя опытным
сердцеедом. И чувствовал себя победителем в женском обществе.
Тогда жизнь представлялась молодому Эгину чистым писчим свитком, в
который ты, прожив очередной день, вносишь сообщения о подвигах обоего рода
- на поприще службы и на поприще любви.
С появлением в его жизни Овель исс Тамай обычные подвиги на поприще
любви стали для Эгина неким необременительным, хотя и скучноватым ритуалом.
Говоря более приземленно, каждая новая подружка виделась теперь Эгину
чем-то вроде временного заменителя Овель. Вроде как младенцу дают
соску-пустышку вместо материнской груди. А с уходом Эгина из Свода подвиги
на служебном поприще перестали тревожить его сердце вместе с самим
поприщем...
Одним словом, Эгин не знал, с чего начнет и чем окончит в деле
соблазнения Зверды.
Всего три года назад он смог бы по первому требованию вышестоящего
офицера выдать подробный план действий наподобие такого: 1) втереться в
доверие к Зверде и барону Шоше; 2) пригласить на совместную конную
прогулку; 3) сделать ценный подарок; 4) уехать в Гинсавер, чтобы набить
себе цену...
И так далее и тому подобное.
Теперь его хватало лишь на то, чтобы размышлять над превратностями
судьбы. Надо же такому случиться, чтобы ему выпало добиваться расположения
последней любовницы гнорра Свода Равновесия, который сейчас пребывает в
Белом Цветке, лежащем в его сумке?
Направляясь в Маш-Магарт, Эгин нарочно не взял с собой лотос. Чтобы тот
своим видом не искушал его на разговоры с гнорром.
Эгин знал: пара циничных шуточек Лагхи - и его покинут последние
остатки самоуверенности. В итоге он уедет из замка Маш-Магарт, не спев
баронессе ни одного куплета песни любви.
В тумане уныния и нерешительности Эгин преодолел весь неблизкий путь до
Маш-Магарта. Он был настолько пришиблен своими прозрениями, воспоминаниями
и сопоставлениями, что стражники, заправлявшие подъемным мостом, приняли
его за человека, слегка перебравшего гортело. С полчаса они скрипели
мозгами, решая, стоит ли опустить мост.
За пьяного принял Эгина и дворецкий. С той лишь поправкой, что эта
догадка расположила дворецкого к гостю - не так уж часто к хозяевам
приезжали люди, чьи интересы были близки его собственным.
- Только бароны наши сейчас в отъезде.
- Да я и не к баронам вовсе. Я хотел бы просить временного приюта в
замке. Всего на неделю, - заявил Эгин и, встрепенувшись, добавил:
- Уповаю на законы гостеприимства, которые, как мне известно, чтят в
этих благословенных землях.
- На постой? Это милости просим. У нас в достатке помещений пустует. С
тех пор, как мы поссорились с Вэль-Вирой, гости у нас редкость. И хотя
сейчас перемирие...
- Я сожалею, весьма сожалею, и наслышан... Кстати, совсем недавно я
имел честь гостить в замке барона Вэль-Виры.
Эгин решил, что утаивать это обстоятельство от обитателей Маш-Магарта
неразумно и даже опасно. И лучшим решением будет изображать
незаинтересованное лицо, которому нет дела до местных дрязг - благо, Право
Народов на его стороне.
- С чем пожаловали в наши земли? - вежливо осведомился дворецкий,
провожая Эгина к сравнительно новой постройке, неуклюже прилепленной к
древнему замку. Такая же точно была и в замке Гинсавер. Называлась она, как
и в Маш-Магарте, "гостевым домом".
- Я путешествую. Смотрю на мир. Видите ли, с тех пор как скончалась моя
дорогая матушка, я не нахожу себе места в родных землях. Препоручив своего
батюшку заботам сестры, я решил отправиться в дальние страны. Повидать мир,
людей...
"Ага. Ждет, пока батюшка окочурится. И наследство ему отвалит. А
терпеть старого маразматика уже сил нет". Лицо дворецкого приобрело
сострадательное выражение. Мол, все понятно. Престарелый батюшка...
Путешествие... Эгин был ему определенно симпатичен.
Эгин не возражал. В сущности, когда он потчевал дворецкого этой
легендой, он рассчитывал именно на такое понимание своих слов.
Север был наводнен персонажами, подобными "Эгину окс Суру" -
скитальцами с дворянскими грамотами в карманах и грезами о запаздывающем
наследстве.
- Вот мы и на месте, - дворецкий распахнул перед Эгином дверь.
Обстановка была далекой от роскоши. Каменный пол с семиконечной звездой
в центре. Узкое окно. Низкое, застеленное медвежьими шкурами ложе. Обереги,
увитые разноцветными лентами, и инкрустированные лазуритом оленьи рога над
ложем... Такие рога Эгин встречал на Фальме везде, где бы не
останавливался. Но так и не удосужился узнать, зачем они.
- Это чтобы духи оленей, убитых на охоте, вас ночами не донимали, -
простодушно пояснил дворецкий.
- Увольте, я отродясь не хаживал на оленя!
- Это не важно, гиазир Эгин. Ведь, может, дух оленя спутает вас с
кем-нибудь другим.
Весь день Эгин провел, ошиваясь по величественному Маш-Магарту, камни
которого производили впечатление одушевленных.
Во время этих прогулок обнаружилось, что замок еще более древний, чем
Эгин мог предположить, исходя из своих представлений об истории Круга
Земель.
Дата закладки северной башни, выбитая одном из нижних камней, привела
Эгина в замешательство - уж не засчитались ли строители? Выходило, что во
времена, когда внук Инна окс Лагина Энн Строптивый ходил на грютов, бароны
беззаботно перестраивали свой Маш-Магарт. Потому что северная башня по виду
была как раз самой свежей, а на более старых укреплениях никаких дат не
было. Либо же самые нижние ряды кладки уже давным-давно заросли землей.
Затем, не в силах отвязаться от дворецкого, Эгин распил с ним кувшин
красного вина и отобедал. Видимо, скука и уныние были написаны у Эгина на
лбу. Ибо дворецкий нашел нужным заявить:
- Ну да ничего. К вечеру уже и бароны авось поспеют. В крайнем случае,
к утру. Сегодня получил от баронессы весточку - "еду, мол, скоро буду". Так
что вы, милостивый гиазир, очень кстати объявились. Предыдущие две недели
бароны в отлучке были. А так - посмотрите на наших кормильцев-поильцев
вблизи.
- А что, владения баронов столь велики, что и за две недели не
объедешь? - заинтересовался Эгин.
Из рассказов Аллерта и Адагара у него сложилось впечатление, что земли
Маш-Магарта приблизительно равны по величине землям Семельвенка. А земли
Семельвенка за две недели можно было исколесить во всех направлениях по три
раза.
- А то как же! Они к самому морю поехали, в Уяз-Намарн, в Горькие
Земли. Дань собирать - там наших данников видимо-невидимо. Это самый
дальний юго-запад!
Эгин, который не знал ни что такое Уяз-Намарн, ни где расположены
Горькие Земли, в очередной раз пожалел о том, что не раздобыл карту
полуострова. О чем он со всей непосредственностью поведал дворецкому,
выразив желание купить карту за хорошую цену.
- Что вы! Что вы, милостивый гиазир! - замахал руками красноносый
дворецкий. - Карт у нас не водится. Нам они ни к чему, а супостату -
подспорье.
- А как насчет книг? - осведомился Эгин.
- Этого добра у нас как говна на конюшнях, - расцвел дворецкий.
Библиотека Маш-Магарта и впрямь была богатой. Эгин некстати подумал,
что Сорго Вайский взвыл бы от счастья, выпади на его долю удача посидеть на
этой стремянке.
Правда, с варанскими мерками подходить к рассмотрению библиотеки
баронов было несподручно.
Половина фолиантов в Варане не прожила бы и дня, вместе со своим
владельцем отправившись в Жерло Серебряной Чистоты. Схватив с полки
несколько безобидных на вид книг, Эгин спустился с субтильной лесенки и
отправился в свою комнату - первый вечер в Маш-Магарте был благополучно
убит.
Не продвинувшись и на десяток страниц в чтении "Фальмского Толковника",
Эгин незаметно для себя задремал, даже не потушив свет. Проснулся же он от
того, что дверь в его комнату настежь распахнулась, разорвав ночь протяжным
скрипом...
Эгин нерешительно открыл глаза. На пороге комнаты стояла с лампой в
руке сама хозяйка замка. Баронесса Зверда.
- Прошу принять мои искренние извинения за неожиданный визит, - сказала
Зверда, с интересом оглядывая вскочившего с кровати Эгина. - Я увидела
свет, решила что вы еще не спите. Подошла... И потом, у вас ведь было не