Иная картина наблюдалась в турецкой эскадре. В самом разгаре сражения английский советник Слейд на пароходе «Таиф» снялся с якоря и ушел в Константинополь. Это дало повод последовать его примеру турецким офицерам: оставил свой корабль Измаил-бей - командир парохода «Эрекли», Ицет-бей - командир корвета «Фейзи-Меабуд» и др. Спустя три часа после начала сражения ни один из неприятельских кораблей не оказывал сопротивления русской эскадре. Вскоре были подавлены последние береговые батареи.
   В итоге Синопского сражения из неприятельской эскадры в 16 вымпелов было уничтожено 15 судов и лишь одному пароходу удалось спастись бегством. Русская эскадра не потеряла ни одного корабля. Потери противника превышали три тысячи человек. В числе пленных находился и командующий турецкой эскадрой вице-адмирал Осман-паша.
   Синопское морское сражение оказало большое влияние на стратегическую обстановку. С разгромом эскадры Осман-паши были значительно ослаблены военно-морские силы Турции. После сражения русский флот получал возможность содействовать приморским флангам своих сухопутных войск; турецкие же сухопутные силы, находившиеся на Дуиае и у русско-турецкой границы на Кавказе, были лишены поддержки своего флота.
   Особенно важное значение Синопское сражение имело для Кавказа. Уничтожением турецкой эскадры в Синопе черноморцы нанесли серьезный удар по замыслам Турции и западноевропейских держав, накапливавших силы для высадки десантов на кавказском побережье Черного моря. Вскоре после сражения один из русских военачальников с Кавказа поздравлял П. С. Нахимова с «блистательным истреблением неприятельской синопской эскадры - великой грозы Кавказа…». «Быстрое и решительное истребление турецкой эскадры, - говорилось в письме, - спасло Кавказ, в особенности Сухуми, Поти и Редут-Кале; покорением последнего досталась бы в добычу туркам Гурия, Имеретия и Мингрелия».
   Синопское сражение вновь продемонстрировало героизм, мужество и отвагу русских моряков. П. С. Нахимов писал, что черноморские матросы проявили «истинно русскую храбрость»2. Оценивая значение Синопской победы, В. А. Корнилов писал: «Битва славная, выше Чесмы и Наварина… Ура, Нахимов! М. П. Лазарев радуется своему ученику»3.
   В сражении наглядно проявились результаты передовой системы обучения и воспитания черноморских моряков, осуществлявшейся под руководством лучших русских флотоводцев. Высокое боевое мастерство, проявленное моряками в огне сражения, было достигнуто упорной учебой, тренировками, походами, овладением всеми тонкостями морского дела. Тысячи молодых матросов, обладавшие всеми необходимыми качествами, для тяжелой и сложной профессии моряка, но не имевшие вначале никаких знаний и навыков в морском деле, в результате напряженной боевой подготовки стали опытными и бесстрашными воинами, проявившими высокие морально-боевые качества. Они с честью выдержали боевой экзамен, к которому готовились многие годы.
   Высокая готовность кораблей к походу и бою, четкое несение вахты, быстрые и точные действия у парусов и орудий, бдительное наблюдение за противником, стойкое перенесение трудностей в штормовых плаваниях, мужество и самообладание иод вражеским огнем, инициатива и смекалка в неожиданных ситуациях морского боя - все эти качества экипажей русских кораблей сыграли решающую роль в достижении победы.
   Высокий уровень боевого мастерства проявили черноморские артиллеристы. Во время сражения по вражеским кораблям и батареям было выпущено свыше 18 тысяч снарядов. Шесть линейных кораблей, вынесших основную тяжесть сражения, сделали 588 выстрелов бомбами, гранатами и брандскугелями, 12 858 выстрелов ядрами и 2514 выстрелов картечью. Наибольшая скорострельность была достигнута артиллеристами корабля «Ростислав», на котором из каждого орудия действовавшего борта было сделано по 75-100 выстрелов. На других кораблях из каждого орудия одного борта в среднем было сделано от 30 до 70 выстрелов. Такая скорострельность не достигалась ни в одном из флотов мира.
   В Синопском сражении впервые в боевой обстановке была полностью доказана высокая эффективность бомбической артиллерии. Итоги сражения показали чрезвычайную уязвимость деревянных кораблей от обстрела их бомбическими пушками. Боевой опыт Синопа оказал огромное влияние на последующее развитие флотов всех государств. Стала очевидной необходимость броневой защиты кораблей.
   Русские моряки проявили в бою высокое мастерство в борьбе за живучесть своих кораблей. От вражеского обстрела корабли получили 278 пробоин и других повреждений. Наиболее сильно пострадал от неприятельского огня флагманский корабль Нахимова, получивший 60 пробоин в борту. Но благодаря самоотверженной работе экипажей по устранению повреждений и заделке пробоин ни один из кораблей во время боя не вышел из строя.
   Синопское сражение показало высокое флотоводческое мастерство адмирала Нахимова, для которого был характерен правильный учет своих сил и сил противника, продуманный выбор времени сражении, детальная разработка плана атаки, настойчивость в достижении поставленной цели. Важную роль в бою сыграли построение эскадры в строй двух колонн, организация взаимодействия между кораблями, умелые действия моряков против береговых батарей противника.
   Синопское сражение подвело итог многовековому развитию парусных флотов. На смену парусным кораблям стали приходить корабли с паровой машиной, преимущества которых были все более очевидны. С самого начала боевых действий на Черном море В. А. Корнилов предпочитал выходить в море на пароходо-фре-гатах. П. С. Нахимов перед Синопским сражением специально просил прислать к нему пароходы и подчеркивал: «В крейсерстве пароходы необходимы и без них, как без рук»1.
   Первый в истории бой паровых кораблей («Владимира» и «Перваз-Бахри») положил начало разработке новой тактики зарождавшегося парового флота. После одержанной победы в этом бою В. А. Корнилов писал: «Имею теперь полное понятие о сражении пароходов между собою, об особой тактике, которую они должны соблюдать». Он подчеркивал такие важные качества паровых кораблей, как большая маневренность, скорость и независимость от погодных условий. «Быстрота, с которой пароходы могут переноситься с места на место, и определительность их плавания, - указывал он, - особенно благоприятствуют внезапным атакам»2. Вместе с тем Корнилов отмечал и существенные недостатки колесных паровых судов: они «слабы бортовыми орудиями и должны принимать все меры к сбережению машины от повреждений».
   Первый опыт боевого использования колесных паровых судов подтвердил, что их конструктивные особенности не позволяют вооружать корабли достаточно сильной артиллерией и в то же время отрицательно сказываются на живучести кораблей в бою. «Гребные колеса и часть машины, - отмечал Ф. Энгельс, - были открыты для неприятельского обстрела и могли быть приведены в негодность одним удачным попаданием; они занимали ббльшую часть борта корабля; кроме того вес машины, гребных колес и угля настолько уменьшал вместимость кораблей, что о вооружении их большим количеством тяжелых длинноствольных орудий не могло быть и.речи»1.
   Однако несовершенство колесных паровых судов и их ограниченные боевые возможности говорили не о бесперспективности парового двигателя как такового, а еще раз свидетельствовали о преимуществах паровых судов с винтовым движителем, который был впервые применен на флотах в 30-40-х годах XIX в. «С изобретением гребного винта, - писал Ф. Энгельс, - появилось средство, которому суждено было произвести коренной переворот в морской войне1 и превратить все военные флоты в паровые»2.
   Если паровую машину с гребными колесами нельзя было устанавливать на больших высокобортных линейных кораблях, то внедрение винта позволяло переоборудовать их в паровые. Когда было установлено, отмечал Ф. Энгельс, что линейные корабли могут быть оснащены винтовым движителем, «превращение всех военно-морских флотов в паровые стало лишь делом времени»3.
   Строительство первых винтовых линейных кораблей в Англии и Франции началось за несколько лет до начала Крымской войны. В 1852 г. вошел в строй французский винтовой линейный корабль «Наполеон», по образцу которого было построено еще несколько таких кораблей. В Англии в начале 50-х годов вступили в строй винтовые линейные корабли «Агамемнон», «Веллингтон», «Крес-си», «Ройял Джорж», «Санспаранль» и др. Всего к 1854 г. в английском и французском флотах находилось свыше 100 паровых кораблей разных классов.
   В марте 1854 г. Англия и Франция официально объявили войну России. Корабли этих крупнейших морских держав появились на Черном море и на Балтике, на Севере и Дальнем Востоке.
   С вступлением в войну Англии и Франции обстановка на море резко изменилась. Русский флот мог выдержать противоборство с любым из парусных флотов, но не мог сравняться по своей боевой мощи с паровым флотом вражеской коалиции. В соотно шении сил на море наиболее серьезно сказалась отсталость крепостнической страны по сравнению с капиталистическими странами Европы. В русском флоте к началу войны не было ни одного винтового корабля. «Пароходное заведение» в Севастополе заложили только в мае 1853 г. - уже после разрыва дипломатических отношений с Турцией. Имевшиеся к этому времени на Черноморском флоте 6 пароходо-фрегатов и около 20 малых пароходов имели на вооружении в общей сложности 95 орудий, т. е. уступали по своей огневой мощи даже одному крупному кораблю противника1.
   Значительным военно-техническим превосходством обладали вооруженные силы Англии и Франции и в оснащении сухопутной армии. Их войска имели на вооружении совершенные нарезные ружья (штуцера) с дальностью огня 1200 шагов. Русская же армия была вооружена устаревшими гладкоствольными ружьями, которые стреляли всего на 300 шагов и обладали меньшей меткостью. Современники горько иронизировали: «Из такого ружья в дом не попадешь», «наименьшей опасности при стрельбе подвергается тот, в кого целятся…»
   При таком неравенстве в военной технике русским солдатам и матросам предстояло встретиться с коалиционной армией Англии, Франции, Турции. Эта армия летом 1854 г. была полностью подготовлена к вторжению в Крым.
   Моряки в обороне Севастополя
     

   В первый день сентября 1854 г. к берегам Крыма подошла армада боевых и транспортных кораблей Англии, Франции, Турции. Когда их передовые суда уже находились в непосредственной близости от побережья, концевые корабли едва виднелись за горизонтом. Вражеский флот насчитывал около 400 вымпелов - 89 боевых кораблей и свыше 300 транспортов. На них была доставлена 62-тысячная коалиционная армия для вторжения в Крым.
   Главной стратегической целью коалиции являлся захват Севастополя и уничтожение русского Черноморского флота. От решения этих задач зависели дальнейшие военно-политические планы союзников в бассейне Черного моря.
   В Лондоне, Париже и Константинополе рассчитывали на легкую и быструю победу в Крыму. В захвате Севастополя не сомневались виднейшие военные авторитеты, западноевропейская пресса пророчила падение города в середине сентября. Командующие коалиционной армией генерал Раглан и маршал Сент-Арно, командующий английским флотом адмирал Дундас, французский адмирал Гамелен и другие военачальники предрешали полную победу на берегах Ахтиарской бухты. «Через 10 дней ключи от Севастополя будут у нас в руках!»-доносил Сент-Арно императору Наполеону III.
   Начало военных действий на побережье Крыма, казалось, подтверждало оптимистические прогнозы на достижение быстрой победы. Отдельная эскадра союзников, имевшая на борту десантный отряд, появилась на Евпаторийском рейде. Высаженные на берег войска овладели городом. Основные силы флота вышли к югу от Евпатории, где было назначено место для высадки всей коалиционной армии. 8 сентября на берегах реки Альмы произошло первое сражение с русскими войсками, закончившееся победой союзников. Путь к Севастополю был открыт.
   Над главной базой русского Черноморского флота нависла серьезная угроза. Экспедиционная армия трех государств, вооруженная современным оружием, при поддержке огромного флота, имевшего в своем составе много паровых кораблей, представляла грозную опасность для Севастополя. Характеризуя начало
   военных действий в Крыму, Ф. Энгельс отмечал, что «союзники, при их неоспоримом превосходстве, могли делать, что хотели. Их флоты, господствуя на море, обеспечили их высадку»1.
   Севастополь не был подготовлен к обороне. Николай I и его сановники ни до войны, ни в ходе уже начавшихся боевых действий на Черном море не верили в возможность высадки неприятельских войск в Крыму, не желали задумываться о необходимости усиления обороны Севастополя и отклоняли все предложения об этом. К началу боевых действий здесь не было ни надежных крепостных укреплений, ни запасов оружия и продовольствия. Бездорожье препятствовало доставке всего необходимого из центра страны. Бастионы и редуты, значившиеся на планах, не представляли собой никакой реальной защиты. Сухопутные войска в Крыму насчитывали всего 35 тысяч человек. В самом же гарнизоне Севастополя кроме моряков находилось в первые дни лишь несколько караульных и нестроевых сухопутных частей.
   В такой обстановке англо-французские войска после сражения под Альмой подошли к Южной стороне Севастополя2 и начали занимать позиции для его решительного штурма.
   Но в эти дни свершилось то, что на западе неизменно называли чудом. Оказавшись перед лицом сильнейшего врага, защитники Севастополя и не думали заканчивать борьбу, наоборот, они считали, что она только начинается. Каждый севастополец сознавал всю серьезность угрозы, нависшей над главной базой Черноморского флота. В сознании русских людей борьба против англофранцузских войск стала борьбой за родную землю, за которую пролили кровь многие поколения. Сознание этих целей определяло неизмеримое моральное превосходство защитников Севастополя над иноземными войсками. Вот почему ни беззащитность города с сухопутной стороны, ни появление у его южных окраин 60-тысячной армии интервентов не поколебали решимости сева-стопольцев до конца оборонять город. На его защиту поднялось все трудовое население. Севастополь был объявлен на осадном положении.
   Неоценимую роль в организации обороны Севастополя сыграл Черноморский флот - его экипажи, корабли, морская артиллерия, все средства вооружения и снабжения, создававшиеся в течение многих лет.
   Самым сложным и тяжелым являлось решение об использовании кораблей Черноморского флота. Некоторые моряки предлагали выйти в море и геройски погибнуть в неравной схватке с врагом, Однако суровая необходимость заставила реально оценить несоизмеримое превосходство противника в технике, которое не давало шансов на успех в морском бою. Адмирал П. С. Нахимов - наиболее решительный сторонник активных действий флота против неприятельских морских сил - был вынужден прийти к такому выводу:
   «…Приложение винтового двигателя окончательно решает вопрос о нашем настоящем ничтожестве на Черном море. Итак, нам остается одно будущее, которое может существовать только в Севастополе; враги наши знают цену' этому пункту и употребят все усилия, чтобы завладеть им… Если неприятельские корабли утвердятся на рейде, то, кроме того, что мы потеряем Севастополь и флот, мы лишимся всякой надежды в будущем; имея Севастополь, мы будем иметь и флот; однажды же отданный -• отнять без содействия флота невозможно, а без Севастополя нельзя иметь флота на Черном море; аксиома эта ясно доказывает необходимость решиться на всякие меры, чтобы заградить вход неприятельским судам на рейд и тем спасти Севастополь».
   Начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал В. А. Корнилов обратился к морякам со следующим приказом:
   «Товарищи! Войска наши после кровавой битвы с превосходящим неприятелем отошли к Севастополю…
   Вы пробовали неприятельские пароходы и видели корабли его, не нуждающиеся в парусах. Он привел двойное число таких, чтоб наступить на нас с моря; нам надобно отказаться от любимой мысли разразить врага на воде; к тому же мы нужны для защиты города, где наши дома и у многих семейства,.. Грустно уничтожать свой труд: много было употреблено нами усилий, чтоб держать корабли, обреченные жертве, в завидном свету порядке; но надо покориться необходимости; Москва горела, а Русь от этого не погибла…»1.
   В б часов утра 11 сентября 1854 г. у входа в Севастопольскую бухту, поперек рейда, были затоплены парусные линейные корабли Черноморского флота - «Силистрия», «Варна», «Ури-ил», «Три святителя», «Селафаил», а также два фрегата - «Флора» и «Сизополь». Через некоторое время для усиления заграждения рейда от возможного прорыва неприятельского флота были дополнительно затоплены линейные корабли «Двенадцать апостолов*, «Святослав», «Ростислав», фрегаты «Ка-гулл-, «Месемврия»,*Мидия*.
   Важность и необходимость этой вынужденной меры признавали даже неприятельские военачальники. «Если бы русские,- писал командующий французским флотом Гамелен, - не заградили входа в Севастопольскую бухту, затопив пять своих кораблей и два фрегата, я не сомневаюсь, что союзный флот после первого же выдержанного огня проник бы туда с успехом и вступил бы из глубины бухты в сообщение со своими армиями».
   Несмотря на необходимость и военную целесообразность затопление кораблей было воспринято с глубокой болью всеми моряками. «Трудно вообразить, - писал один из черноморцев,- это грустное чувство при виде погружающегося родного корабля. Корабль не есть просто соединение дерева, железа, меди и снастей, нет - это живое существо, способное понять все хлопоты, старания, труды о нем и отблагодарить вас с полной благодарностью…».
   Но в эти критические дни черноморские моряки не впали в уныние, а, наоборот, мобилизовали все силы для отпора врагу. «Стойкий и решительный народ, - признавали впоследствии английские военачальники, - остался защищать город».
   Для приведения Севастополя в готовность к обороне необходимо было в кратчайший срок сделать то, что не было осуществлено за многие годы: организовать оборонительную линию,
   сформировать боеспособные части, поставить во главе их опытных командиров, распределить боевые участки и определить главные задачи частей и подразделений, изыскать оружие и технические средства для строительства оборонительных рубежей, провести большие земляные работы, вооружить укрепления артиллерией, создать пороховые погреба, блиндажи, укрытия, обеспечить коммуникации, линии связи, подвоз грузов и боеприпасов, наладить регулярное снабжение и медицинское обслуживание войск.
   Решающее значение для усиления гарнизона Севастополя с самого начала обороны имел перевод моряков с кораблей на берег. Из экипажей кораблей -как затопленных, так и оставшихся в строю - стали формироваться береговые флотские батальоны. Уже Л -12 сентября было сформировано 17 флотских батальонов общей численностью 12 тысяч человек. Моряки с кораблей с огромным воодушевлением шли на сухопутный фронт, чтобы отстаивать Севастополь на самом опасном направлении. Капитан-лейтенант П. В..Воеводский, назначенный командиром одного из первых флотских батальонов, в эти дни писал; «С фрегата своего я взял 300 человек, но самое трудное было выбрать 70, которые должны остаться: все хотят идти в дело, просят как особенной милости, чтоб взял с собой… Чего не сделаешь с этакими людьми? Всякая похвала людям будет недостаточна, только в такое тяжелое время можно оценить их».
   Во главе отдельных участков оборонительной линии, командирами бастионов и батарей были назначены опытные боевые адмиралы и офицеры Черноморского флота, участники Синоп-ского сражения адмиралы Ф. М. Новосильский, В. И. Истомин и другие.
   Вокруг Севастополя развернулись большие земляные работы, в которых участвовали тысячи матросов, солдат и горожан. Они возводили новые укрепления, батареи, оборонительные стенки, рыли траншеи, рвы, ходы сообщения, сооружали лазареты, полевые кухни..
   Для вооружения вновь построенных укреплений использовалась морская артиллерия с кораблей, а в расчеты орудий назначались корабельные артиллеристы. «Вся оборонительная линия (кроме б-го бастиона и малого числа мортир), - писал артиллерист Н. Пестич, - была вооружена морскими орудиями и снабжалась в продолжение всей обороны морским ведомством. Таким образом, наша оборонительная линия до некоторой степени представляла собой прежний наш Черноморский флот, перешедший на берег со всеми судовыми порядками и морской обстановкой».
   «Морские офицеры со своими командами, - писал участник обороны П. Алабин, - взялись за оборону батарей, для них заменивших корабли: та же прислуга, что и на кораблях, те же командиры, тот же порядок, почти тот же способ командования
   и управления, та же несокрушимая решимость, что и на море, та же ловкость, что и на реях, та же отвага, что и в борьбе с разъяренной стихией». Занимая сухопутные позиции, моряки вводили на них знакомые, освященные давними традициями корабельные порядки: учреждались вахты, раздавались звуки боцманской дудки, били склянки.
   Вместе с орудиями с кораблей перевозились цистерны для питьевой воды, которые на бастионах нашли другое применение - их приспособили под пороховые погреба. Сюда же шли самые разнообразные корабельные материалы - орудийные станки и артиллерийские принадлежности, снаряды и порох, сигнальные флаги, зрительные трубы и многое другое.
   Преодолевая трудности и лишения, защитники города стремились изо дня в день усилить бастионы новыми сооружениями, поставить на них большее число орудий. «Не могу надивиться,- писал один из офицеров, - этой деятельности, этой энергии матросов: с утра до ночи копают рвы, выкладывают стенки, возят орудия на горы, а ночью лежат в цепи, в секретах, на аванпостах… Мы становимся всякий день или, вернее, всякий час сильнее и отважнее, ставим по 20 орудий в сутки… Матросы - это богатыри, способны на все».
   С каждым днем росли и крепли оборонительные сооружения Севастополя. Днем и ночью кипела работа; непрерывно устанавливались орудия, создавались траншеи и блиндажи, возводились насыпи, сооружались сильные артиллерийские позиции. Только за три недели (с 15 сентября по 5 октября) защитниками города было выстроено более 20 батарей и артиллерийское вооружение севастопольских укреплений возросло в два раза - с 172 до 341 орудия. Всего за время обороны на сухопутных позициях было установлено свыше 2 тысяч орудий с кораблей Черноморского флота.
   На первых же этапах боевых действий под Севастополем выявилась высокая эффективность морской артиллерии при поражении позиций противника. Во время обороны Севастополя, отмечал Ф. Энгельс, «оказалось, что действие тяжелых корабельных орудий против траншей и земляных укреплений настолько превосходит действие обыкновенных легких осадных пушек, что поэтому решающим оружием в осадной войне, отныне в значительной мере должно стать это тяжелое корабельное орудие»1.
   Формально руководство обороной Севастополя находилось в руках главнокомандующего сухопутными и морскими силами в Крыму князя А. С. Меншикова и начальника севастопольского гарнизона генерала Ф. Ф. Моллера (смененного вскоре генералом Д. Е. Остен-Сакеном). Но ни один из них не имел ни малейшего отношения к тому, что было сделано защитниками Севастополя для организации обороны города.
   Князь Меншиков был «необы
   чайно храбрый в защите крепост
   ного права и застенчивый с не
   приятелем, обложившим Севасто
   поль»1. «Князь ничего не сделал
   для обороны Крыма и Севастопо
   ля,- писал один из участников
   войны. - Тонкий царедворец и
   дипломат, он был всегда худой
   адмирал в море, а еще хуже как
   полководец в поле»2. После по
   ражения под Альмой Меншиков
   десять дней не показывался в Се
   вастополе; защитники города
   даже не знали, где его армия.
   13 сентября В. А. Корнилов в
   своем дневнике писал: «О князе
   самые сбивчивые слухи». На сле
   дующий день в дневнике адмираВладнмир Алексес-вич Корнилов ла Корнилова появляется запись:
   (1806-1854) «Положили стоять. Слава богу.
   если устоим, ежели нет, то князя Меншикова можно назвать изменником и подлецом»3.
   18 сентября 1854 г., когда на бастионах Севастополя уже давно кипели оборонительные работы, армия Меншикова наконец появилась у Северной стороны города. Три пехотных полка были переправлены на Южную сторону и усилили севастопольский гарнизон. В ходе обороны и полевые части, и гарнизон города решали общие задачи, совместно сражались с неприятелем. Но Меншнкова по-прежнему мало интересовали дела севастополь-цев, «Он был чужд всего того, что делается в Севастополе», - писал один из штабных офицеров. Даже свою, главную квартиру он расположил не в городе, а подальше от него - под Бельбеком. Под стать Меншикову были и генералы, занимавшие должность начальника севастопольского гарнизона. Генерал Моллер только подписывал приказы и отсиживался под сводами Николаевской батареи. Сменивший его Остен-Сакен «на бастионы показывался не более четырех раз во все время и то в менее опасные места, а внутренняя его жизнь заключалась в чтении акафистов, в слушании обеден и в беседах с попами».