Страница:
О казематах пакистанской контрразведки полковник Метлоу имел полную и достоверную информацию, а дискутировать с самодовольным индюком Али-ханом о демократии не имело никакого смысла. Он снова обратился к Аюб-хану:
— Если не ты, док Аюб, то кто еще из врачей вашей клиники мог бы сопровождать больного в Гонконг, разумеется, на условиях неразглашения сведений о нем?
— В сложившейся ситуации только доктор Юсуф, — поспешил с ответом тот. — Судите сами: если доктор Юсуф молчал до сих пор, что наш тайный пациент — русский офицер, он будет молчать и дальше... Потом, как мне показалось, Юсуф симпатизирует русскому.
— Откуда ваш Юсуф знает русский язык?
— Тараки послал его учиться в Советский Союз. Он получил диплом врача в Москве, в институте для иностранцев. Могу свидетельствовать, что там неплохо учат некоторым медицинским специальностям, мистер Метлоу.
— О'кей! — подумав, кивнул полковник и обратился к Али-хану: — Мне нужна подробная информация о доке Юсуфе. Выкладывай-ка, коллега, всю его подноготную.
— Юсуф из Мазари-шерифа, это провинция на самом севере Афганистана, — неохотно начал Али-хан.
— Где и какая провинция в Афганистане, я знаю, — оборвал его американец. — Таджик он или узбек?
— Родился Юсуф в высокогорном кишлаке на границе с Советским Союзом, в таджикской семье. Шестой ребенок... Дед его в тридцатые годы был на Памире и в Ферганской долине известным курбаши. Его расстреляли большевики...
— После защиты диплома в России Юсуф еще три года стажировался в Турции, — добавил Аюб-хан. — При Кармале, сразу, как только Юсуф возвратился из Турции в Афганистан, он был призван в нечестивую правительственную армию.
— Служил военврачом в главном госпитале афганской ХАД, — с непонятной усмешкой дополнил Али-хан.
— Как Юсуф оказался у вас?
— В восемьдесят шестом он попал в плен к одному из пуштунских полевых командиров, — небрежно бросил Али-хан. — Но, сэр, не много ли мы уделяем внимания этому ничтожному голодранцу Юсуфу? Он и без того сделает все, что мы ему прикажем.
— У тебя плохо с ушами, коллега? — повысил голос Метлоу. — Я просил выкладывать о нем все.
Али-хан побагровел и демонстративно отвернулся к окну.
— Сэр, кровожадные пуштуны хотели Юсуфа расстрелять, но у моего брата доброе сердце — он выкупил у моджахедов его жизнь за большие деньги и тайными тропами переправил его сюда, — поспешил разрядить ситуацию Аюб-хан. — В моей клинике доктор Юсуф проявил себя как талантливый нейрохирург, специализирующийся на черепно-мозговых травмах.
— Какой политической партии или движению он сочувствует?
— Доктор Юсуф, как истинно правоверный мусульманин, не интересуется политикой. Облегчая участь больных, дни и ночи он проводит в клинике или молится в соседней мечети.
— Так набожен?
— Как все горные таджики... Ни один намаз не пропустит, может часами распевать суры из Корана.
— Док Аюб, рекомендуя Юсуфа для поездки в Гонконг, твоя клиника теряет талантливого врача, я правильно понимаю?
— Да, это для нас большая потеря, — горестно всплеснул руками Аюб-хан.
— Но при определенной компенсации эта проблема вполне разрешима, — взял на себя инициативу Али-хан. — Думаю, это не сильно обременит бюджет Лэнгли, полковник.
— О'кей! — кивнул Метлоу. — Разумеется, вы вправе рассчитывать на компенсацию, но тогда я должен буду указать в финансовом отчете, что деньги американских налогоплательщиков потрачены на выкуп... раба.
— Отдаете себе отчет, полковник! — вспыхнул Али-хан. — Как прикажете понимать ваши слова?
— Именно — раба! — повысил голос Метлоу. — Или, господа, вы будете отрицать статус доктора Юсуфа в вашей клинике?
— Не забывайтесь! — взорвался Али-хан. — На Востоке свои обычаи, и не американцам отменять их.
— Остынь и оцени ситуацию, — смерил его насмешливым взглядом Метлоу. — Талантливый врач-нейрохирург выкуплен у афганских моджахедов из плена резидентом пакистанской разведки и передан в рабство своему брату — владельцу частной клиники, который к тому же баллотируется в парламент страны. Это ли не находка для журналистов? Я уж не говорю о соперниках дока Аюба на парламентских выборах.
На побледневшем лице Аюб-хана выступили капли холодного пота.
— Кстати, замять такой скандал, даже за очень крупную взятку, руководству пакистанской разведки вряд ли удастся, — в упор посмотрел на Али-хана Метлоу.
Тот ответил ему взглядом, полным бессильной ярости.
— На жаргоне нью-йоркских клоак это, кажется, называется — дамп, или, попросту говоря, — надуть партнера по сделке, кинуть, — прошипел он. — Так с союзниками не поступают! Не докладывая полтора года моему руководству о русском офицере, разве я не оказал услугу вам лично?
— Кто кого кинул, мы выясним позже, — поднялся Метлоу. — О'кей, док Аюб!.. Готовь пациента к путешествию в Гонконг и не забудь дать доку Юсуфу рекомендательное письмо к профессору Осире.
— Непременно, непременно! — всплеснул ручками Аюб-хан. — Но, сэр, могу ли я быть уверенным, что конфиденциальная информация о докторе Юсуфе не попадет к моим соперникам и на страницы газет?
— Не обещаю, — отрезал Метлоу и показал на Али-хана. — Все будет зависеть от умения вашего родственника не делать резких движений.
Братья недоуменно переглянулись.
— Что вы имеете в виду? — пролепетал Аюб-хан.
— Только то, что ваш братец законченный мерзавец.
— Не делайте из меня врага, полковник! — взорвался Али-хан. — Сожалею, что вы втравили меня в грязное дело с русским гяуром!
Смерив его презрительным взглядом, Метлоу стремительно покинул кабинет. Братья вновь переглянулись.
— Говорил я тебе, что ни одному янки нельзя верить! — воскликнул потрясенный Аюб-хан. — Полтора года дрожать от страха — и такой результат!
— Какая муха его укусила? — пробормотал обескураженный Али-хан. — Ты пока сообщи Юсуфу о поездке в Гонконг, а я, несмотря на нанесенное мне оскорбление, попробую вызвать глупого янки на откровенность, — добавил он и, забыв о своей солидности, опрометью бросился вслед за Метлоу.
По обочинам площади, за грязным арыком, оборванные и изможденные люди предлагали кустарные поделки, домашнюю снедь, зелень и какое-то тряпье, но состоятельных покупателей вокруг их жалких лотков не наблюдалось, и продавцы с восточной отрешенностью лениво перебрасывались в нарды, или, после очередной дозы гашиша, дремали на корточках в тени деревьев. Едва Метлоу вырулил на примыкающую к базару улочку, как его джип оказался в плотном окружении юных оборванцев, тянущих худые, грязные руки за подаянием.
— Прочь, свинячье племя! — замахнулся на них Али-хан. — Дети афганских беженцев! — раздраженно пояснил он. — Русские ушли, но из-за грызни между их группировками мы по-прежнему вынуждены терпеть этих голодранцев в нашей благословенной стране!
— Хватит болтать! — повысил голос Метлоу. — Напомню тебе восточную мудрость: «Из щенков шакалов вырастают шакалы, а из детей обиженных народов отважные мамелюки».
— Увы, мистер Метлоу, — скрывая за улыбкой ярость, возвел руки к небу Али-хан. — Отважные мамелюки — это всего лишь блистательное прошлое Востока, и не более того...
— Вот как! — насмешливо отозвался американец. — А скажи-ка мне по секрету, коллега, когда натасканные вами афганские талибы-мамелюки установят угодный вам режим в ущельях Гиндукуша, в какую следующую страну вы направите их умирать под зелеными знаменами ислама?
— Аллах акбар! На все его воля! — усмехнулся Али-хан. — Но не на американские ли доллары вскормлены в Афганистане полчища мамелюков и разве не ваши инструкторы который год натаскивают их?
— Недоумков и у нас хватает. Ты не ответил на мой вопрос.
— Интересуетесь, не пошлем ли мы афганских мамелюков в Россию? — бросил на него косой взгляд Али-хан. — Иншалла!.. Все, все в руках Аллаха, а смертным не дано знать его помыслы. Кстати, полковник, если русский пехотный майор когда-нибудь выздоровеет, я же не спрашиваю, куда вы его пошлете умирать под вашим полосатым флагом?
— Коллега, мы в ЦРУ не любим, когда суют нос в наши дела, — оборвал его Метлоу и, выждав паузу, добавил: — Но раз уж тебе не терпится поговорить о русских, давай говорить о русских.
Али-хан пожал плечами:
— Что о них говорить... Аллаху было угодно, чтобы они ушли из Афганистана, — они ушли. Уползли в свои северные леса, как побитые собаки.
— Неужели ты не догадываешься о теме нашего разговора?
— Нет. Но в чем дело?
— В том, коллега, что в мае и июне позапрошлого года наши спутники почти каждый день фиксировали интенсивные радиообмены между ставкой Хекматеара и Лубянкой.
— Я всегда подозревал, что Хекматеар за моей спиной ведет тайные переговоры с русскими, — равнодушно отозвался Али-хан. — Шакалы ничем не лучше гиен, мистер Метлоу...
— Радиообмен шел на неизвестной нам аппаратуре моментального сброса огромного количества закодированной информации, — бросив на него взгляд, продолжил тот. — Наши парни в Лэнгли с год ломали мозги, расшифровывая беседы парней из КГБ с неким Каракуртом.
— Расшифровали?
— Признаться, было нелегко, но потраченные ими доллары стоили того.
— Каракурт — псевдоним русского агента?
— И агентурная кличка, и его позывные.
— О чем они беседовали?
— Помимо прочего, о грызне полевых командиров моджахедов, о дислокации и численности их отрядов, о маршрутах караванов с нашими «Стингерами», которые потом в пух и прах разносила русская авиация.
— Я помню это, — усмехнулся Али-хан. — Деньги американских налогоплательщиков летели тогда, как в бездонную трубу.
— Но самое интересное, коллега, — покосился на него Метлоу, — содержится в майских расшифровках восемьдесят восьмого года. Например, второго мая Каракурт сообщил Лубянке место и день сбора афганского коалиционного правительства. Того самого правительства, которое она ликвидировала девятого мая до последнего министра, ровно за день до его официального появления на политической сцене.
— А полковника ЦРУ Джорджа Метлоу, с таким трудом сколотившего это правительство, крутые парни из КГБ уволокли с собой на цепи, как шелудивого пса, — засмеялся Али-хан. — Примите, сэр, долг за «мерзавца»...
На скулах Метлоу заиграли желваки.
— Кошмарный провал вашей разведки, полковник, — продолжал веселиться Али-хан. — Но хвала Аллаху, лично для вас, сэр, все тогда закончилось о'кей. И, как помните, не без моего участия.
— Не без твоего... Но продолжим о русских...
— Послушайте, мистер Метлоу, — бросил на него косой взгляд Али-хан. — Русские из Гиндукуша уползли в свои северные леса — не пора ли всю информацию, связанную с ними, сдать в архив?
— И информацию о русском пехотном майоре, который помог шелудивому псу из ЦРУ вырваться из лап КГБ, тоже?..
— Иншалла!.. Не обижайтесь на мою шутку, Метлоу, но так будет лучше для всех...
— Лубянка приказала Каракурту немедленно ликвидировать того пехотного майора, но он не выполнил ее приказ, — с трудом сдерживая гнев, продолжил Метлоу. — Что ты думаешь об этом, коллега?
— Боялся разоблачения, или что-то помешало, — с равнодушием пожал плечами Али-хан.
— Или Каракурту за жизнь пехотного майора кто-то заплатил больше?
— Кто, в конце концов, этот сын шакала? — вскинул руки к небу Али-хан. — Скажи, я тут же вылечу к Хекматеару и сам выпотрошу из предателя всю информацию.
— Не торопись, коллега, — остудил его Метлоу. — Он, по моим сведениям, находится сейчас рядом, в твоем паршивом пыльном городишке.
На мокром лбу Али-хана тревожно запульсировала вена.
— Имя сукиного сына? — впился он взглядом в американца.
— Имя сукиного сына — Али-хан. Помнится, такое имя дали тебе родители.
— Шутите, сэр, или у меня, в самом деле, проблема с ушами? — выжал из себя смешок Али-хан.
— Ты не ослышался, — жестко подтвердил Метлоу. — Агент КГБ Каракурт и Али-хан — резидент пакистанской разведки и советник Хекматиара — одно и то же лицо. Уразумел, почему полчаса назад я назвал тебя мерзавцем?
— Остановите машину, — потребовал Али-хан. Метлоу подогнал машину к берегу реки Бара. Неподалеку остановился открытый джип.
Али-хан сделал несколько шагов к береговой кромке и повернул к нему искаженное злобой лицо.
— Шизофренический бред! Провокация ЦРУ! — выкрикнул он. — Для такого обвинения требуются доказательства!
— Плохо держишь удар, Каракурт, — усмехнулся Метлоу. — А доказательства, изволь: единственным человеком, знавшим, что русский майор — именно, пехотный майор, был тогда ты и никто другой.
Али-хан скривил побелевшие губы, и рука его непроизвольно потянулась к карману.
— Оглянись, Каракурт. — Метлоу кивнул на джип с морскими пехотинцами, прильнувшими к оптическим прицелам. — Еще одно движение — и мои парни всадят в твою задницу хороший заряд свинца.
— Непростительная ошибка, что я тогда не пристрелил тебя и твоего «пехотного» майора! — отдернув руку от кармана, прошипел тот.
— Разумеется, у Каракурта была возможность пристрелить меня и того майора, — бесцеремонно хлопнул его по плечу американец. — Но тогда за спасение жизни полковника ЦРУ он не получил бы солидного вознаграждения и внеочередного звания. Но главное, он никогда бы не вошел в «круг избранных» вашей разведки. Или я ошибаюсь, Каракурт?
— На все воля Аллаха...
— Так ты все еще хочешь получить с меня солидную компенсацию за риск или оспорить, что ты редкостный мерзавец?
— Проклятые янки, суете нос в дела, которые вас не касаются! — прошипел Али-хан. — В радиоигре с русскими из ставки Хекматеара я выполнял приказы своего правительства. У моей страны есть собственные национальные интересы, и они не всегда совпадают с вашими!
— Что ж, Каракурт, значит, твоему правительству придется объяснить моему госдепу, в чем ваши национальные интересы в Афганистане совпадали с национальными интересами русских...
— Полковник, никто тебя в Карачи не услышит... — глотая, как рыба, раскаленный воздух, прохрипел Али-хан. — Зато там сразу услышат, что ЦРУ скрывает на территории Пакистана майора КГБ...
Метлоу хорошо понимал, что в словах Али-хана есть доля правды, поэтому решил сменить тактику:
— Интересно, Каракурт, услышат ли в Карачи, что некоторые ваши ядерные секреты выданы тобой Лубянке?
— Как вы докажете это? — впился тот затравленным взглядом в Метлоу.
— Наивный Каракурт! — не удержался от иронии тот. — Этого мне не придется доказывать... в связи со скоропостижной смертью подозреваемого от инфаркта или в автокатастрофе. Чему у вас в ИСЙ отдается предпочтение, а?..
— О, мои бедные дети! — сжав голову руками, простонал Али-хан. — Ваш бедный отец должен застрелиться!
— Мне тебя не будет жаль, — бросил Метлоу. — Не будет, Каракурт, несмотря на то, что ты теперь относишься к «кругу избранных» вашей разведки. Признаться. Лэнгли было нелегко ввести тебя в этот круг.
— О, Аллах, такой удар и быка собьет с ног!.. Так это с вашей подачи? — дошло до опешившего Али-хана.
— Ты бы предпочел — с подачи Лубянки? — Бледный Али-хан, тяжело дыша, смотрел на Метлоу в полном смятении. Тот протянул ему таблетку со словами:
— Проглоти, Каракурт, а то тебя и впрямь инфаркт хватит.
Али-хан со злостью взял таблетку из его руки и прохрипел:
— Вы блефуете, Метлоу, что ввели меня в «круг»!
— Обычный ход разведок при вербовке, — пожал плечами тот.
— Что хочет от меня ЦРУ?
— Несмотря на мое жгучее желание утопить тебя в сортире, ЦРУ хочет, чтобы Каракурт в ваших «национальных интересах» продолжал работать на русских, разумеется, под нашим контролем.
Али-хан бросил на Метлоу ошалелый взгляд.
— Не прикидывайся идиотом, Каракурт! Работа на русских даст нам возможность постоянно держать тебя, как шелудивого пса, на строгом ошейнике. Но это для нас не главное...
— Что, наконец, вам надо от меня? — простонал Али-хан.
— Глупый вопрос для профессионала, — жестко сказал Метлоу. — Разумеется, информация о ваших национальных интересах. Особенно в части их несовпадения с нашими интересами...
— Конкретнее, полковник?
— Ваши игры с китайцами... Но в первую очередь нас интересует то же, что и русских, — информация о ваших успехах в создании ядерного оружия. А также точная и полная информация об иностранных фирмах, задействованных в вашем ядерном проекте.
— Для этого надо вращаться в правительственных сферах, а я лишь...
— А ты лишь сын разорившегося пенджабского набоба, с детства познавший запах и вкус нищеты. У меня могло бы вызвать сочувствие, как ты всеми способами оберегаешь от нее своих детей, но способы твои уж очень сомнительны. Продажа всех и вся... перепродажа наркоты и нашего оружия, физическое устранение конкурентов и тех, кто догадывается о твоих делишках. И даже, как выяснилось, продажа людей в рабство. Напомнить, сколько ты содрал с родного брата за дока Юсуфа?
— У ЦРУ досье на меня? — удивился Али-хан. — С каких пор?
— С тех пор, как русские накрыли тебя с наркотой на их памирской границе. Но, признаться, тогда мы не придали этому факту особого значения, да и неопровержимых доказательств твоего контакта с русскими не было. Вначале досье было заведено по департаменту борьбы с наркомафией, это потом уж открылись и другие твои пакости...
— В Афганистане многие мои коллеги грели руки на наркотиках, — раздраженно отмахнулся Али-хан. — Стояла задача дестабилизации политической ситуации в мусульманских республиках Советов...
— Согласен: наркотой в Афганистане зарабатывали многие офицеры пакистанской разведки, но не многие из них согласились работать на КГБ, — грубо оборвал его Метлоу. — У вонючего паука Каракурта есть лишь два выхода: или он, сохраняя свою жизнь, работает на нас, или...
— Или?..
— Не позднее чем завтра ваш премьер-министр получит от нашего госдепа ноту протеста, и на его стол ляжет досье со всеми твоими пакостями. А о зиндане вашей контрразведки ты знаешь не понаслышке...
— Вы не даете мне времени подумать, полковник, — обескураженно пробормотал Али-хан.
— Не рассчитывай на мою сентиментальность, Каракурт.
— Понимаю, у меня нет выхода, но есть маленькое условие...
— Ты в полном дерьме, чтобы ставить условия.
— Отдайте мне вашего «пехотного майора».
— Вонючий паук хочет за него содрать с русских кругленькую сумму, — повысил голос американец. — Ну и мразь этот Каракурт!
Поняв, что русского майора ему не заполучить, Али-хан решил больше не испытывать судьбу и подавленно проговорил:
— Лубянка, по крайней мере, мне неплохо платила...
— Тебе ли не знать, что стоящую информацию все разведки неплохо оплачивают?
— Ответь, Метлоу, кто будет знать о...
— О том, что ты работаешь на нас?
— Я это имел в виду.
— Мой шеф в Лэнгли и я.
— Какие гарантии, что...
— Что расшифровки радиосеансов Каракурта с Лубянкой не лягут на стол шефа ИСИ? Единственные гарантии — инициативная работа на нас и твой паучий инстинкт самосохранения.
— Иншалла!.. Значит, такова воля Аллаха! — вздохнул Али-хан и покосился на американца. — Вы сообщите Хекматеару об агенте КГБ в его ставке?
— Будет лучше, если ему сообщит об этом сам Али-хан и лично найдет Каракурта в его близком окружении, — не удержался от саркастической усмешки тот и добавил: — Причем ссылка на информацию, полученную от ЦРУ, необязательна...
— Спасибо! — прижал руку к сердцу Али-хан. — Вас будет интересовать тот, кто... кто...
— Кто в ставке Хекматеара окажется Каракуртом? — подсказал Метлоу. — Нет. «Умножая познания, мы умножаем скорбь».
— О, Аллах Всемогущий! — провел ладонями по лицу Али-хан. — Вы выиграли и эту партию, полковник.
— Да, Али-хан. А проигравший, как известно, платит...
Али-хан вопросительно посмотрел на него.
— Твоя ИСИ обожает совать нос в наши операции, из-за чего у нас порой возникают проблемы.
— Какие проблемы?
— Для начала: паспорт, водительские права, визы на имя подданного британской короны, уроженца Пакистана, предположим, Джона Ли Карпентера, законного отпрыска английского колониального чиновника. Кроме того, все необходимые документы рабу Юсуфу, включая и диплом врача.
Али-хан кивнул и для наглядности потер друг о друга кончиками пухлых пальцев.
— "Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись!" — процитировал Киплинга Метлоу и, не скрывая брезгливости, протянул ему конверт с деньгами. — Признаться, я еще не встречал такой патологической алчности, как у тебя, коллега!
— Зато документы будут вне подозрений, — не смутился тот.
— О'кей! В интересах Каракурта все документы должны быть вне подозрений. И не забудьте оплатить Юсуфу за все пять лет рабства, плюс командировочные и представительские расходы на год вперед.
— Но, сэр, это грабеж! — по лицу Али-хана пошли красные пятна. — Я выложил большие деньги за его выкуп из плена.
— Из твоего досье следует, что ты не выложил за Юсуфа и цента, — остудил его Метлоу. — И впредь запомни: Каракурт должен быть целомудреннее жены самого Цезаря. Только при этом условии он может рассчитывать на доходное место в правительственных сферах его страны...
В глазах Али-хана полыхнули алчные огоньки.
— На все воля Аллаха! — торопливо провел он ладонями по лицу и вкрадчиво, перейдя на «ты», добавил: — В восемьдесят восьмом году я тоже сделал тебе одолжение, полковник...
— Помню... За десять тысяч баксов.
— Я не о том... На приказ Лубянки ликвидировать пехотного майора Каракурт тогда сообщил, что тот умер от ран, не приходя в сознание.
— В КГБ работают не идиоты. Они перепроверили твое сообщение.
— Шутишь?..
— В октябре прошлого года наш резидент в Москве установил, что следствие по делу об измене этого майора Родине советской военной юстицией всего лишь приостановлено, за отсутствием достоверной информации о местонахождении лица. — Вах, вах, вах! — закатил глаза Али-хан. — Теперь мне понятно участие американского полковника в судьбе русского майора.
— Пришло время и Каракурту принять участие в его судьбе, если, конечно, он не хочет, чтобы его собственной судьбой занялась служба внутренней безопасности ИСИ.
— Иншала!.. — воздел руки к небу Али-хан. — Не беспокойтесь, сэр... Если Аллаху угодно, чтобы Али-хан служил Америке, он будет служить Америке. Вы будете довольны сотрудничеством со мной в деле продвижения на мусульманский Восток американских идеалов свободы и демократии.
— Иначе и быть не может, в противном случае я просто утоплю тебя в сортире, — включая двигатель, пробормотал Метлоу.
— Какой смысл, полковник? — зло засмеялся Али-хан. — Жизнь и так зловонная выгребная яма. Твои соплеменники в России однажды отважились откачать ее содержимое. И что? Откачали в преисподнюю не один миллион жизней, а теперь их социализм дышит на ладан и смердит так же, как ваша хваленая американская демократия.
— Каракурт — философ, это занятно! — усмехнулся Метлоу. — Почему же он соглашается работать на нее?
— Шакалы ничем не хуже гиенных собак, мистер Метлоу, — ответил Али-хан и чему-то усмехнулся.
22 марта 1990 года
Серебристый микроавтобус «Тойота» с красными крестами на дверях выехал из ворот частной клиники доктора Аюб-хана. Охранники, увидев за стеклами одетого в европейский костюм доктора Юсуфа и бледное лицо Сарматова, также облаченного в добротный европейский наряд, махнули им на прощанье и наглухо закрыли ворота.
— Так мы и не узнали, Керим-ага, кем был наш гяур! — с сожалением протянул Сайд. — И видно никогда уже не узнаем, вернет ли Аллах ему память или навсегда оставит его человеком без прошлого?
— Аллах акбар! — провел ладонями по бороде степенный Керим-ага. — Конечно, нам нет дела до несчастного гяура, но хотя бы порадуемся, юноша, за доктора Юсуфа, которого Всемогущий Аллах вырвал из рук нечестивых Аюб-хана и его братца Али-хана!
— Да, да, Керим-ага, — качнул тюрбаном Сайд. — Доктор Юсуф вылечил глаза моего отца от трахомы и даже не взял за это барана.
— Да не обойдет его Аллах своей милостью! — опять провел ладонями по седой бороде Керим-ага.
— Если не ты, док Аюб, то кто еще из врачей вашей клиники мог бы сопровождать больного в Гонконг, разумеется, на условиях неразглашения сведений о нем?
— В сложившейся ситуации только доктор Юсуф, — поспешил с ответом тот. — Судите сами: если доктор Юсуф молчал до сих пор, что наш тайный пациент — русский офицер, он будет молчать и дальше... Потом, как мне показалось, Юсуф симпатизирует русскому.
— Откуда ваш Юсуф знает русский язык?
— Тараки послал его учиться в Советский Союз. Он получил диплом врача в Москве, в институте для иностранцев. Могу свидетельствовать, что там неплохо учат некоторым медицинским специальностям, мистер Метлоу.
— О'кей! — подумав, кивнул полковник и обратился к Али-хану: — Мне нужна подробная информация о доке Юсуфе. Выкладывай-ка, коллега, всю его подноготную.
— Юсуф из Мазари-шерифа, это провинция на самом севере Афганистана, — неохотно начал Али-хан.
— Где и какая провинция в Афганистане, я знаю, — оборвал его американец. — Таджик он или узбек?
— Родился Юсуф в высокогорном кишлаке на границе с Советским Союзом, в таджикской семье. Шестой ребенок... Дед его в тридцатые годы был на Памире и в Ферганской долине известным курбаши. Его расстреляли большевики...
— После защиты диплома в России Юсуф еще три года стажировался в Турции, — добавил Аюб-хан. — При Кармале, сразу, как только Юсуф возвратился из Турции в Афганистан, он был призван в нечестивую правительственную армию.
— Служил военврачом в главном госпитале афганской ХАД, — с непонятной усмешкой дополнил Али-хан.
— Как Юсуф оказался у вас?
— В восемьдесят шестом он попал в плен к одному из пуштунских полевых командиров, — небрежно бросил Али-хан. — Но, сэр, не много ли мы уделяем внимания этому ничтожному голодранцу Юсуфу? Он и без того сделает все, что мы ему прикажем.
— У тебя плохо с ушами, коллега? — повысил голос Метлоу. — Я просил выкладывать о нем все.
Али-хан побагровел и демонстративно отвернулся к окну.
— Сэр, кровожадные пуштуны хотели Юсуфа расстрелять, но у моего брата доброе сердце — он выкупил у моджахедов его жизнь за большие деньги и тайными тропами переправил его сюда, — поспешил разрядить ситуацию Аюб-хан. — В моей клинике доктор Юсуф проявил себя как талантливый нейрохирург, специализирующийся на черепно-мозговых травмах.
— Какой политической партии или движению он сочувствует?
— Доктор Юсуф, как истинно правоверный мусульманин, не интересуется политикой. Облегчая участь больных, дни и ночи он проводит в клинике или молится в соседней мечети.
— Так набожен?
— Как все горные таджики... Ни один намаз не пропустит, может часами распевать суры из Корана.
— Док Аюб, рекомендуя Юсуфа для поездки в Гонконг, твоя клиника теряет талантливого врача, я правильно понимаю?
— Да, это для нас большая потеря, — горестно всплеснул руками Аюб-хан.
— Но при определенной компенсации эта проблема вполне разрешима, — взял на себя инициативу Али-хан. — Думаю, это не сильно обременит бюджет Лэнгли, полковник.
— О'кей! — кивнул Метлоу. — Разумеется, вы вправе рассчитывать на компенсацию, но тогда я должен буду указать в финансовом отчете, что деньги американских налогоплательщиков потрачены на выкуп... раба.
— Отдаете себе отчет, полковник! — вспыхнул Али-хан. — Как прикажете понимать ваши слова?
— Именно — раба! — повысил голос Метлоу. — Или, господа, вы будете отрицать статус доктора Юсуфа в вашей клинике?
— Не забывайтесь! — взорвался Али-хан. — На Востоке свои обычаи, и не американцам отменять их.
— Остынь и оцени ситуацию, — смерил его насмешливым взглядом Метлоу. — Талантливый врач-нейрохирург выкуплен у афганских моджахедов из плена резидентом пакистанской разведки и передан в рабство своему брату — владельцу частной клиники, который к тому же баллотируется в парламент страны. Это ли не находка для журналистов? Я уж не говорю о соперниках дока Аюба на парламентских выборах.
На побледневшем лице Аюб-хана выступили капли холодного пота.
— Кстати, замять такой скандал, даже за очень крупную взятку, руководству пакистанской разведки вряд ли удастся, — в упор посмотрел на Али-хана Метлоу.
Тот ответил ему взглядом, полным бессильной ярости.
— На жаргоне нью-йоркских клоак это, кажется, называется — дамп, или, попросту говоря, — надуть партнера по сделке, кинуть, — прошипел он. — Так с союзниками не поступают! Не докладывая полтора года моему руководству о русском офицере, разве я не оказал услугу вам лично?
— Кто кого кинул, мы выясним позже, — поднялся Метлоу. — О'кей, док Аюб!.. Готовь пациента к путешествию в Гонконг и не забудь дать доку Юсуфу рекомендательное письмо к профессору Осире.
— Непременно, непременно! — всплеснул ручками Аюб-хан. — Но, сэр, могу ли я быть уверенным, что конфиденциальная информация о докторе Юсуфе не попадет к моим соперникам и на страницы газет?
— Не обещаю, — отрезал Метлоу и показал на Али-хана. — Все будет зависеть от умения вашего родственника не делать резких движений.
Братья недоуменно переглянулись.
— Что вы имеете в виду? — пролепетал Аюб-хан.
— Только то, что ваш братец законченный мерзавец.
— Не делайте из меня врага, полковник! — взорвался Али-хан. — Сожалею, что вы втравили меня в грязное дело с русским гяуром!
Смерив его презрительным взглядом, Метлоу стремительно покинул кабинет. Братья вновь переглянулись.
— Говорил я тебе, что ни одному янки нельзя верить! — воскликнул потрясенный Аюб-хан. — Полтора года дрожать от страха — и такой результат!
— Какая муха его укусила? — пробормотал обескураженный Али-хан. — Ты пока сообщи Юсуфу о поездке в Гонконг, а я, несмотря на нанесенное мне оскорбление, попробую вызвать глупого янки на откровенность, — добавил он и, забыв о своей солидности, опрометью бросился вслед за Метлоу.
* * *
Башни древней мечети Махабат-хана неприступно возвышались над пыльными и узкими улочками старого города. Просторную площадь перед входом в мечеть занимал восточный базар. Здесь можно было купить все: от верблюда до грациозного арабского скакуна, от ржавого советского трактора «Беларусь» до сверкающего свежим лаком «Мерседеса», от обожаемого Востоком «Калашникова» до американской зенитной ракеты «Стингер».По обочинам площади, за грязным арыком, оборванные и изможденные люди предлагали кустарные поделки, домашнюю снедь, зелень и какое-то тряпье, но состоятельных покупателей вокруг их жалких лотков не наблюдалось, и продавцы с восточной отрешенностью лениво перебрасывались в нарды, или, после очередной дозы гашиша, дремали на корточках в тени деревьев. Едва Метлоу вырулил на примыкающую к базару улочку, как его джип оказался в плотном окружении юных оборванцев, тянущих худые, грязные руки за подаянием.
— Прочь, свинячье племя! — замахнулся на них Али-хан. — Дети афганских беженцев! — раздраженно пояснил он. — Русские ушли, но из-за грызни между их группировками мы по-прежнему вынуждены терпеть этих голодранцев в нашей благословенной стране!
— Хватит болтать! — повысил голос Метлоу. — Напомню тебе восточную мудрость: «Из щенков шакалов вырастают шакалы, а из детей обиженных народов отважные мамелюки».
— Увы, мистер Метлоу, — скрывая за улыбкой ярость, возвел руки к небу Али-хан. — Отважные мамелюки — это всего лишь блистательное прошлое Востока, и не более того...
— Вот как! — насмешливо отозвался американец. — А скажи-ка мне по секрету, коллега, когда натасканные вами афганские талибы-мамелюки установят угодный вам режим в ущельях Гиндукуша, в какую следующую страну вы направите их умирать под зелеными знаменами ислама?
— Аллах акбар! На все его воля! — усмехнулся Али-хан. — Но не на американские ли доллары вскормлены в Афганистане полчища мамелюков и разве не ваши инструкторы который год натаскивают их?
— Недоумков и у нас хватает. Ты не ответил на мой вопрос.
— Интересуетесь, не пошлем ли мы афганских мамелюков в Россию? — бросил на него косой взгляд Али-хан. — Иншалла!.. Все, все в руках Аллаха, а смертным не дано знать его помыслы. Кстати, полковник, если русский пехотный майор когда-нибудь выздоровеет, я же не спрашиваю, куда вы его пошлете умирать под вашим полосатым флагом?
— Коллега, мы в ЦРУ не любим, когда суют нос в наши дела, — оборвал его Метлоу и, выждав паузу, добавил: — Но раз уж тебе не терпится поговорить о русских, давай говорить о русских.
Али-хан пожал плечами:
— Что о них говорить... Аллаху было угодно, чтобы они ушли из Афганистана, — они ушли. Уползли в свои северные леса, как побитые собаки.
— Неужели ты не догадываешься о теме нашего разговора?
— Нет. Но в чем дело?
— В том, коллега, что в мае и июне позапрошлого года наши спутники почти каждый день фиксировали интенсивные радиообмены между ставкой Хекматеара и Лубянкой.
— Я всегда подозревал, что Хекматеар за моей спиной ведет тайные переговоры с русскими, — равнодушно отозвался Али-хан. — Шакалы ничем не лучше гиен, мистер Метлоу...
— Радиообмен шел на неизвестной нам аппаратуре моментального сброса огромного количества закодированной информации, — бросив на него взгляд, продолжил тот. — Наши парни в Лэнгли с год ломали мозги, расшифровывая беседы парней из КГБ с неким Каракуртом.
— Расшифровали?
— Признаться, было нелегко, но потраченные ими доллары стоили того.
— Каракурт — псевдоним русского агента?
— И агентурная кличка, и его позывные.
— О чем они беседовали?
— Помимо прочего, о грызне полевых командиров моджахедов, о дислокации и численности их отрядов, о маршрутах караванов с нашими «Стингерами», которые потом в пух и прах разносила русская авиация.
— Я помню это, — усмехнулся Али-хан. — Деньги американских налогоплательщиков летели тогда, как в бездонную трубу.
— Но самое интересное, коллега, — покосился на него Метлоу, — содержится в майских расшифровках восемьдесят восьмого года. Например, второго мая Каракурт сообщил Лубянке место и день сбора афганского коалиционного правительства. Того самого правительства, которое она ликвидировала девятого мая до последнего министра, ровно за день до его официального появления на политической сцене.
— А полковника ЦРУ Джорджа Метлоу, с таким трудом сколотившего это правительство, крутые парни из КГБ уволокли с собой на цепи, как шелудивого пса, — засмеялся Али-хан. — Примите, сэр, долг за «мерзавца»...
На скулах Метлоу заиграли желваки.
— Кошмарный провал вашей разведки, полковник, — продолжал веселиться Али-хан. — Но хвала Аллаху, лично для вас, сэр, все тогда закончилось о'кей. И, как помните, не без моего участия.
— Не без твоего... Но продолжим о русских...
— Послушайте, мистер Метлоу, — бросил на него косой взгляд Али-хан. — Русские из Гиндукуша уползли в свои северные леса — не пора ли всю информацию, связанную с ними, сдать в архив?
— И информацию о русском пехотном майоре, который помог шелудивому псу из ЦРУ вырваться из лап КГБ, тоже?..
— Иншалла!.. Не обижайтесь на мою шутку, Метлоу, но так будет лучше для всех...
— Лубянка приказала Каракурту немедленно ликвидировать того пехотного майора, но он не выполнил ее приказ, — с трудом сдерживая гнев, продолжил Метлоу. — Что ты думаешь об этом, коллега?
— Боялся разоблачения, или что-то помешало, — с равнодушием пожал плечами Али-хан.
— Или Каракурту за жизнь пехотного майора кто-то заплатил больше?
— Кто, в конце концов, этот сын шакала? — вскинул руки к небу Али-хан. — Скажи, я тут же вылечу к Хекматеару и сам выпотрошу из предателя всю информацию.
— Не торопись, коллега, — остудил его Метлоу. — Он, по моим сведениям, находится сейчас рядом, в твоем паршивом пыльном городишке.
На мокром лбу Али-хана тревожно запульсировала вена.
— Имя сукиного сына? — впился он взглядом в американца.
— Имя сукиного сына — Али-хан. Помнится, такое имя дали тебе родители.
— Шутите, сэр, или у меня, в самом деле, проблема с ушами? — выжал из себя смешок Али-хан.
— Ты не ослышался, — жестко подтвердил Метлоу. — Агент КГБ Каракурт и Али-хан — резидент пакистанской разведки и советник Хекматиара — одно и то же лицо. Уразумел, почему полчаса назад я назвал тебя мерзавцем?
— Остановите машину, — потребовал Али-хан. Метлоу подогнал машину к берегу реки Бара. Неподалеку остановился открытый джип.
Али-хан сделал несколько шагов к береговой кромке и повернул к нему искаженное злобой лицо.
— Шизофренический бред! Провокация ЦРУ! — выкрикнул он. — Для такого обвинения требуются доказательства!
— Плохо держишь удар, Каракурт, — усмехнулся Метлоу. — А доказательства, изволь: единственным человеком, знавшим, что русский майор — именно, пехотный майор, был тогда ты и никто другой.
Али-хан скривил побелевшие губы, и рука его непроизвольно потянулась к карману.
— Оглянись, Каракурт. — Метлоу кивнул на джип с морскими пехотинцами, прильнувшими к оптическим прицелам. — Еще одно движение — и мои парни всадят в твою задницу хороший заряд свинца.
— Непростительная ошибка, что я тогда не пристрелил тебя и твоего «пехотного» майора! — отдернув руку от кармана, прошипел тот.
— Разумеется, у Каракурта была возможность пристрелить меня и того майора, — бесцеремонно хлопнул его по плечу американец. — Но тогда за спасение жизни полковника ЦРУ он не получил бы солидного вознаграждения и внеочередного звания. Но главное, он никогда бы не вошел в «круг избранных» вашей разведки. Или я ошибаюсь, Каракурт?
— На все воля Аллаха...
— Так ты все еще хочешь получить с меня солидную компенсацию за риск или оспорить, что ты редкостный мерзавец?
— Проклятые янки, суете нос в дела, которые вас не касаются! — прошипел Али-хан. — В радиоигре с русскими из ставки Хекматеара я выполнял приказы своего правительства. У моей страны есть собственные национальные интересы, и они не всегда совпадают с вашими!
— Что ж, Каракурт, значит, твоему правительству придется объяснить моему госдепу, в чем ваши национальные интересы в Афганистане совпадали с национальными интересами русских...
— Полковник, никто тебя в Карачи не услышит... — глотая, как рыба, раскаленный воздух, прохрипел Али-хан. — Зато там сразу услышат, что ЦРУ скрывает на территории Пакистана майора КГБ...
Метлоу хорошо понимал, что в словах Али-хана есть доля правды, поэтому решил сменить тактику:
— Интересно, Каракурт, услышат ли в Карачи, что некоторые ваши ядерные секреты выданы тобой Лубянке?
— Как вы докажете это? — впился тот затравленным взглядом в Метлоу.
— Наивный Каракурт! — не удержался от иронии тот. — Этого мне не придется доказывать... в связи со скоропостижной смертью подозреваемого от инфаркта или в автокатастрофе. Чему у вас в ИСЙ отдается предпочтение, а?..
— О, мои бедные дети! — сжав голову руками, простонал Али-хан. — Ваш бедный отец должен застрелиться!
— Мне тебя не будет жаль, — бросил Метлоу. — Не будет, Каракурт, несмотря на то, что ты теперь относишься к «кругу избранных» вашей разведки. Признаться. Лэнгли было нелегко ввести тебя в этот круг.
— О, Аллах, такой удар и быка собьет с ног!.. Так это с вашей подачи? — дошло до опешившего Али-хана.
— Ты бы предпочел — с подачи Лубянки? — Бледный Али-хан, тяжело дыша, смотрел на Метлоу в полном смятении. Тот протянул ему таблетку со словами:
— Проглоти, Каракурт, а то тебя и впрямь инфаркт хватит.
Али-хан со злостью взял таблетку из его руки и прохрипел:
— Вы блефуете, Метлоу, что ввели меня в «круг»!
— Обычный ход разведок при вербовке, — пожал плечами тот.
— Что хочет от меня ЦРУ?
— Несмотря на мое жгучее желание утопить тебя в сортире, ЦРУ хочет, чтобы Каракурт в ваших «национальных интересах» продолжал работать на русских, разумеется, под нашим контролем.
Али-хан бросил на Метлоу ошалелый взгляд.
— Не прикидывайся идиотом, Каракурт! Работа на русских даст нам возможность постоянно держать тебя, как шелудивого пса, на строгом ошейнике. Но это для нас не главное...
— Что, наконец, вам надо от меня? — простонал Али-хан.
— Глупый вопрос для профессионала, — жестко сказал Метлоу. — Разумеется, информация о ваших национальных интересах. Особенно в части их несовпадения с нашими интересами...
— Конкретнее, полковник?
— Ваши игры с китайцами... Но в первую очередь нас интересует то же, что и русских, — информация о ваших успехах в создании ядерного оружия. А также точная и полная информация об иностранных фирмах, задействованных в вашем ядерном проекте.
— Для этого надо вращаться в правительственных сферах, а я лишь...
— А ты лишь сын разорившегося пенджабского набоба, с детства познавший запах и вкус нищеты. У меня могло бы вызвать сочувствие, как ты всеми способами оберегаешь от нее своих детей, но способы твои уж очень сомнительны. Продажа всех и вся... перепродажа наркоты и нашего оружия, физическое устранение конкурентов и тех, кто догадывается о твоих делишках. И даже, как выяснилось, продажа людей в рабство. Напомнить, сколько ты содрал с родного брата за дока Юсуфа?
— У ЦРУ досье на меня? — удивился Али-хан. — С каких пор?
— С тех пор, как русские накрыли тебя с наркотой на их памирской границе. Но, признаться, тогда мы не придали этому факту особого значения, да и неопровержимых доказательств твоего контакта с русскими не было. Вначале досье было заведено по департаменту борьбы с наркомафией, это потом уж открылись и другие твои пакости...
— В Афганистане многие мои коллеги грели руки на наркотиках, — раздраженно отмахнулся Али-хан. — Стояла задача дестабилизации политической ситуации в мусульманских республиках Советов...
— Согласен: наркотой в Афганистане зарабатывали многие офицеры пакистанской разведки, но не многие из них согласились работать на КГБ, — грубо оборвал его Метлоу. — У вонючего паука Каракурта есть лишь два выхода: или он, сохраняя свою жизнь, работает на нас, или...
— Или?..
— Не позднее чем завтра ваш премьер-министр получит от нашего госдепа ноту протеста, и на его стол ляжет досье со всеми твоими пакостями. А о зиндане вашей контрразведки ты знаешь не понаслышке...
— Вы не даете мне времени подумать, полковник, — обескураженно пробормотал Али-хан.
— Не рассчитывай на мою сентиментальность, Каракурт.
— Понимаю, у меня нет выхода, но есть маленькое условие...
— Ты в полном дерьме, чтобы ставить условия.
— Отдайте мне вашего «пехотного майора».
— Вонючий паук хочет за него содрать с русских кругленькую сумму, — повысил голос американец. — Ну и мразь этот Каракурт!
Поняв, что русского майора ему не заполучить, Али-хан решил больше не испытывать судьбу и подавленно проговорил:
— Лубянка, по крайней мере, мне неплохо платила...
— Тебе ли не знать, что стоящую информацию все разведки неплохо оплачивают?
— Ответь, Метлоу, кто будет знать о...
— О том, что ты работаешь на нас?
— Я это имел в виду.
— Мой шеф в Лэнгли и я.
— Какие гарантии, что...
— Что расшифровки радиосеансов Каракурта с Лубянкой не лягут на стол шефа ИСИ? Единственные гарантии — инициативная работа на нас и твой паучий инстинкт самосохранения.
— Иншалла!.. Значит, такова воля Аллаха! — вздохнул Али-хан и покосился на американца. — Вы сообщите Хекматеару об агенте КГБ в его ставке?
— Будет лучше, если ему сообщит об этом сам Али-хан и лично найдет Каракурта в его близком окружении, — не удержался от саркастической усмешки тот и добавил: — Причем ссылка на информацию, полученную от ЦРУ, необязательна...
— Спасибо! — прижал руку к сердцу Али-хан. — Вас будет интересовать тот, кто... кто...
— Кто в ставке Хекматеара окажется Каракуртом? — подсказал Метлоу. — Нет. «Умножая познания, мы умножаем скорбь».
— О, Аллах Всемогущий! — провел ладонями по лицу Али-хан. — Вы выиграли и эту партию, полковник.
— Да, Али-хан. А проигравший, как известно, платит...
Али-хан вопросительно посмотрел на него.
— Твоя ИСИ обожает совать нос в наши операции, из-за чего у нас порой возникают проблемы.
— Какие проблемы?
— Для начала: паспорт, водительские права, визы на имя подданного британской короны, уроженца Пакистана, предположим, Джона Ли Карпентера, законного отпрыска английского колониального чиновника. Кроме того, все необходимые документы рабу Юсуфу, включая и диплом врача.
Али-хан кивнул и для наглядности потер друг о друга кончиками пухлых пальцев.
— "Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись!" — процитировал Киплинга Метлоу и, не скрывая брезгливости, протянул ему конверт с деньгами. — Признаться, я еще не встречал такой патологической алчности, как у тебя, коллега!
— Зато документы будут вне подозрений, — не смутился тот.
— О'кей! В интересах Каракурта все документы должны быть вне подозрений. И не забудьте оплатить Юсуфу за все пять лет рабства, плюс командировочные и представительские расходы на год вперед.
— Но, сэр, это грабеж! — по лицу Али-хана пошли красные пятна. — Я выложил большие деньги за его выкуп из плена.
— Из твоего досье следует, что ты не выложил за Юсуфа и цента, — остудил его Метлоу. — И впредь запомни: Каракурт должен быть целомудреннее жены самого Цезаря. Только при этом условии он может рассчитывать на доходное место в правительственных сферах его страны...
В глазах Али-хана полыхнули алчные огоньки.
— На все воля Аллаха! — торопливо провел он ладонями по лицу и вкрадчиво, перейдя на «ты», добавил: — В восемьдесят восьмом году я тоже сделал тебе одолжение, полковник...
— Помню... За десять тысяч баксов.
— Я не о том... На приказ Лубянки ликвидировать пехотного майора Каракурт тогда сообщил, что тот умер от ран, не приходя в сознание.
— В КГБ работают не идиоты. Они перепроверили твое сообщение.
— Шутишь?..
— В октябре прошлого года наш резидент в Москве установил, что следствие по делу об измене этого майора Родине советской военной юстицией всего лишь приостановлено, за отсутствием достоверной информации о местонахождении лица. — Вах, вах, вах! — закатил глаза Али-хан. — Теперь мне понятно участие американского полковника в судьбе русского майора.
— Пришло время и Каракурту принять участие в его судьбе, если, конечно, он не хочет, чтобы его собственной судьбой занялась служба внутренней безопасности ИСИ.
— Иншала!.. — воздел руки к небу Али-хан. — Не беспокойтесь, сэр... Если Аллаху угодно, чтобы Али-хан служил Америке, он будет служить Америке. Вы будете довольны сотрудничеством со мной в деле продвижения на мусульманский Восток американских идеалов свободы и демократии.
— Иначе и быть не может, в противном случае я просто утоплю тебя в сортире, — включая двигатель, пробормотал Метлоу.
— Какой смысл, полковник? — зло засмеялся Али-хан. — Жизнь и так зловонная выгребная яма. Твои соплеменники в России однажды отважились откачать ее содержимое. И что? Откачали в преисподнюю не один миллион жизней, а теперь их социализм дышит на ладан и смердит так же, как ваша хваленая американская демократия.
— Каракурт — философ, это занятно! — усмехнулся Метлоу. — Почему же он соглашается работать на нее?
— Шакалы ничем не хуже гиенных собак, мистер Метлоу, — ответил Али-хан и чему-то усмехнулся.
* * *
Пакистан. Пешавар.22 марта 1990 года
Серебристый микроавтобус «Тойота» с красными крестами на дверях выехал из ворот частной клиники доктора Аюб-хана. Охранники, увидев за стеклами одетого в европейский костюм доктора Юсуфа и бледное лицо Сарматова, также облаченного в добротный европейский наряд, махнули им на прощанье и наглухо закрыли ворота.
— Так мы и не узнали, Керим-ага, кем был наш гяур! — с сожалением протянул Сайд. — И видно никогда уже не узнаем, вернет ли Аллах ему память или навсегда оставит его человеком без прошлого?
— Аллах акбар! — провел ладонями по бороде степенный Керим-ага. — Конечно, нам нет дела до несчастного гяура, но хотя бы порадуемся, юноша, за доктора Юсуфа, которого Всемогущий Аллах вырвал из рук нечестивых Аюб-хана и его братца Али-хана!
— Да, да, Керим-ага, — качнул тюрбаном Сайд. — Доктор Юсуф вылечил глаза моего отца от трахомы и даже не взял за это барана.
— Да не обойдет его Аллах своей милостью! — опять провел ладонями по седой бороде Керим-ага.