– Послушайте меня, - сказал хозяин. - Послушайте, а потом сделайте выводы. Какие угодно. Вы правы: вы здесь, и это - факт. Не столько божественный, сколько научный. И конечно же вы воспользуетесь всеми невероятными возможностями, которыми, как я понимаю, вас сполна наделил Бог. Он вам и судья. А я лишь позволю дать на прощанье два совета. Вам решать - принять их или нет. Первый. Прежде чем разрушить существующее, попробуйте построить свое альтернативное. Все-таки опыт по-прежнему - критерий истины. Как в религии, так и в науке. Тогда и увидим, с кем Бог... Второй. Вы, полагаю, встретитесь с лидерами нашего мира - с президентами, с политиками, просто с умными людьми. Они сами захотят вас увидеть. И многие вас поддержат, подтвердят: да, это он, тот, кого ждали. И заверят вас, что они - с вами. Так вот. Не верьте им. Никому не верьте. Всегда помните собственные слова: "вот если бы лет через сто или двести - тогда пожалуйста"... Сегодня вы опять - один. Точно так же, как и две тысячи лет тому назад. И только един вы сможете что-то сделать. Как и две тысячи лет тому назад...
   – Тогда со мной были ученики... - Теперь показалось, что гость ищет оправданий.
   И хозяин услышал это. Но даже не улыбнулся.
   – Где они? - спросил он. - Вспомните Новый Завет. Как скоро они - те, кто начинал с вами, - стали лишними на разворачивающемся в Средиземноморье празднике христианства?.. - Неожиданно осенил себя крестным знамением. - Прости меня, Господи, за слишком вольную трактовку Святых текстов...
   А вот гость улыбнулся - в отличие от хозяина. Широко улыбнулся, весело:
   – Спасибо за советы. Я их учту в искусстве мгновенных превращений, где я и вправду достиг многого. А что до конечного вывода, то вы правы: я опять - один. Значит, Господь того хочет. Опять. И нам ли с вами Ему противиться?.. А судить уж точно - Ему. Об этом написано в ваших книгах - Ему. Так что поживем увидим.
   И вдруг исчез. Мгновенно. Был - и не был. Может, фантом все-таки? Как бы этого хотелось хозяину кабинета!..
   Он медленно вышел из-за стола, медленно подошел к креслу, в котором сидел гость, медленно погладил ладонью теплую кожу сиденья. Глянул на высокие часы в углу за столом, еле видные во мгле: сорок минут всего прошло. А показалось вечность.
   Вернулся назад, вызвал на экран монитора латинский текст, быстро просмотрел его и решительно "кликнул" на клавиатуре кнопкой "delete" - стер написанное. Занес расставленные черные пальцы над белыми клавишами, замер, задумавшись на секунду, и начал с чистой страницы.
   Что напишет?
   Бог знает...

ПРОЛОГ - 2
ИУДЕЯ, ДОРОГА ИЗ ИЕРУСАЛИМА В НАЗАРЕТ, 37 год от Р.Х., месяц Ияр

   Дорога, дорога, дорога... Однообразная, знакомая до каждой ямы, до мельчайших камушков, до пыли столбом, вечная дорога, надоевшая за вечные эти годы - до оскомины. Похоже, и вправду вечная - как любая: без дорог людям никогда не обойтись. Что в первом веке, что в двадцать втором, дороги - это неизменные спутники людей. Покуда есть люди - есть и дороги. Не будет людей дороги умрут, превратятся в тропы для диких животных, в траву, в пустыню, в лес, в умозрительные направления. Вот только было бы кому зрить умом... Даже в сверхдалеком будущем, когда неспокойный человеческий разум исхитрится изобрести какой-нибудь новый, невероятный, без сомнения - убийственный метод перемещения в пространстве, и для него дороги не потребуются, они все равно сохранятся, раз есть люди. Раз есть влюбленные, которым надо в пеших прогулках выносить или, точнее, выходить свое чувство, раз есть - а куда они денутся? - консерваторы, хранители устоев, кто не согласится использовать новые технические достижения, раз есть спасатели, наконец, коим предстоит устранять последствия несовершенности человеческих изобретений, ибо ничего совершенного человек придумать не в состоянии.
   Разве только вот дорогу... Совершенную в своей простоте полосу мертвого грунта, предлагающую на выбор целых два направления - туда и сюда; иногда красивую, мощеную, по которой удобно и прият-но идти, иногда узкую, тесную, зажатую меж головокружительным обрывом и отвесной стеной скалы, иногда невидимую глазу, существующую лишь в памяти идущего.
   Эта дорога для Петра, известного в местных палестинах как Апостол, была уже как родственник. Этакий добрый, ненавязчивый родственник, с которым и помолчать можно, и вспомнить пережитое. Благо событий доставало...
   Вот дуб, под которым они, Христос и ученики, еще не ставшие Апостолами, да и всякий путник, выбравший эту дорогу, - всегда устраивали привал, вот камень, частенько игравший роль подушки, - на нем будто специально высечена природой ложбинка для головы. А вот родник - редкость для этих мест, вода холодная и чистая...
   Петр присел под деревом, развязал суму, достал хлеб, сыр, пучок зелени. Короткий привал, и - опять в путь. Брести неторопливо, поднимая пыль сандалиями, и вспоминать, вспоминать...
   Нынче, можно сказать, юбилей. Десять лет. Три тысячи шестьсот пятьдесят два дня цельной - именно так! - жизни. Неразорванной, нераздробленной, не поделенной на броски в разные времена. Жизни оседлой, спокойной, предсказуемой - в лучшем смысле этих надежных мирных слов.
   Отсчет десяти лет начался летним утром в подвале дома в Иершалаиме, в Нижнем городе, дома, который Петр держал для собственных, тайных от окружающих его людей нужд. Начался отсчет с письма, написанного бесконечно дорогим человеком, которого Петр все время ждет, не признаваясь в том даже самому себе, поскольку стыдно признаваться в бессмысленном, бесцельном. С неисправного электронного устройства, разбитого вдребезги в приступе ярости... или жалости?.. к собственной персоне. Со слез, таких непривычных на лице Мастера...
   Мастер... Давно же он себя так не называл! Высшая каста, элита Службы Времени двадцать второго от Рождества Христова века - Мастера!.. Сегодня это просто смешно звучит. Какой смысл в генерале без войска? Кому нужен Мастер, если нет никакой Службы? Или, может, есть, сохранилась, но до нее не дойти, не докричаться... Самому себе нужен? Чушь! Мастер - существо общественное, по большому счету - подневольное, порабощенное не кем, но чем: своими Уникальными качествами и возможностями, коим предписано служить людям. Если все же иметь в виду Службу Времени, то - весьма ограниченному кругу людей.
   Неприятные мысли...
   Куда легче, оказывается, быть простым человеком. Уметь плакать, любить, тосковать, радоваться - не в применении к работе, а просто так, по-человечески. Десять лет уже исполнилось, как Петр не по своей воле и не желая того перестал быть Мастером. Тяжело и больно было выводить, вытравлять из себя этот напыщенный, всегда в себе уверенный, не ошибающийся персонаж. Означенный простой человек рождался в муках, прямо скажем, недетских.
   Но вот парадокс: в естественном отчаянии от внезапного осознания брошенности, одиночества среди людей обострились все профессиональные качества, качества Мастера, кстати, а никакого не простого человека: внимание, память, интуиция и тэдэ и тэпэ. Облазив по сантиметру весь иершалаимский дом, он обнаружил с десяток "жучков", с давних пор так называемых, подслушивавших и подглядывавших за ним в всеми, кто бывал в доме. Значит, кто-то должен был снимать с них информацию, передавать ее в Службу Времени. Значит, в первый век техники наведывались из двадцать второго регулярно, а не от случая к случаю, как думал Петр. Значит, они контролировали каждый его шаг, каждое дыхание, каждый чих. Спецы, ничего не скажешь... Петр поначалу, в первые месяцы исчезновения связи со Службой, втайне надеялся, что за оборудованием кто-нибудь как-нибудь когда-нибудь вернется, несмотря на очевидный разрыв каналов связи: по правилам, после сворачивания проекта не должно остаться ни одной приметы чужого времени. То, что его проект уже свернут, сомнений не было, как и постепенно исчезали сомнения в том, что свернуты вообще все проекты Службы. Да и есть ли она сама?.. Но электронные глаза и уши исправно работали, питаясь энергией тепла, смотрели на отчаявшегося Мастера, слушали его шаги...
   Никто не придет. Волшебник в голубом вертолете не прилетит. Отчаянье поугомонилось, восстановился трезвый рассудок. Петр сам выковырял "жучки" и уничтожил их. Брошенный не брошенный, а он все-таки - профессионал. Пачкать время нельзя. Более того, теперь его надо куда более ревностно охранять. Потому что теперь это - его дом.
   Десять лет...
   Десять лет наезд ему бы и в голову не пришло сделать то, что ей делает сейчас: решился, понимаешь, на юбилейный поход по местам боевой славы. Задумал пройти дорогу от Иершалаима до Нацерета и обратно. Освежить в памяти события тех времен, повздыхать, знакомых навестить, слезу, опять же, пустить. Скупую конечно, - может, ты и не Мастер, но мужиком-то быть не перестал, правда, Петр?
   Правда, Петр.
   Еще одно любопытное изменение - раньше самому с собой разговаривать не приходилось. Или иначе: в голову такое не приходило.
   Ну да ничего, это не криминал. Все сапиенсы так или иначе, но сами с собой временами беседуют, главное - не начать самому с собой не соглашаться, спорить, это уже психиатрией попахивает" А с докторами подобного профиля в первом веке плоховато дело обстоит.
   Милые человеческие слабости - а как приятно! Мощная сентиментальность подняла в путь - по большому счету бессмысленный, ничего новому делу не приносящий, - занятого, даже приземленного Петра, большого начальника очень большой общины, насчитывающей не одну тысячу человек. Сколько точно - никто не знает, количество постоянно меняется, в сторону увеличения, естественно. За старшего там, в Иершалаиме, остался Иоанн. Могучий, нестареющий кумранит кажется, за десять лет и не изменился совсем. Все такой же сильный, деловитый, серьезный, немногословный. На лице - ни морщинки. Тело - глыба. Ум - точный и ясный. Он с дружеским пониманием отнесся к решению Петра этаким своеобразным способом отметить круглую дату. Кивнул, чуть улыбнувшись. Предложение пойти вместе отверг. Только и сказал: "Это твои десять лет, Кифа".
   И то правда. Он, Иоанн, Йоханан, живет здесь всю жизнь, другого мира не ведает. Он уникальный человек! Без него Петру тяжко пришлось бы. Да и что это вообще за мысль такая: "без него"? Без него вообще ничего бы не было. Теперь Иоанн - часть истории. Впрочем, как и Петр. И теперь уже не они делают Историю, а История вплела их в свою узорчатую ткань и оставила красоваться на ввдном месте, отведя им важную функцию начинателей-продолжателей. Отцов-основателей. Первых Апостолов... Без них теперь - никто никуда. Нарасхват они теперь. В тюрьме посидеть? Иоанн и Петр-Плетей получить? Те же и там же... Народ за собой повести? Легко! Привычное дело: до блеска отполированное красноречие плюс немного телепатии - и аудитория составляет уже пол-Иершалаима. Первосвященник Иосиф Кайафа - в ужасе. Но зря. Все в порядке. Не стоит волноваться: это вершится История.
   В детстве Петр нашел где-то табличку, оброненную, видно, неким монтером по рассеянности. Мальчика тогда сильно позабавил текст, нанесенный белыми буквами на ярко-красный фон: "Не влезать! Работают люди!" Очень она пригодилась бы во время проповедей и публичных исцелений. Последние теперь - тоже прерогатива Петра...
   Ладно, шутки в сторону. Перекусил легонько, пора двигаться.
   В тишине, нарушаемой лишь шелестом деревьев да редкими вскриками птиц, вновь зазвучали шаги путника. Камешки, Хрустящие под кожаными подошвами, облачка пыли - микровзрывчики, отмечающие, куда наступил идущий. Пешеход. Пеший ход... Да, как и было обещано ушедшим в будущее Сыном Человеческим, Иисусом, Иешуа, другом любимым, учеником и учителем одновременно, - теперь Петр умеет многое. Покрыть расстояние от столицы до галилейского селеньица Нацерет можно было бы за несколько секунд. Буквально. Надо лишь... Нет, описать это невозможно. Просто взять - и оказаться там, в Нацерете. Правда, потом голова будет болеть долго. Так положено или это персональное свойство Петра? Некому ответить... Нуль-транспортировка, она же телепортация, он же еще черт-знает-что-такое-странное. Опять же, десять лет назад ни в жисть не поверил бы. А теперь - не просто верит, но и применяет почем зря, как прежде применял бросок во времени для того, чтобы вернуться в ту же минуту, но в другое место, избегнуть необходимости идти пешком. И тогда хитрую машинку времени легко применял, и теперь - собственное, подаренное ушедшим Иешуа свойство. Но не в этот раз. Нынче следует идти не торопясь, раздумчиво, смакуя воспоминания, тем более что с течением времени самые болезненные из них уже перестали причинять какие-либо страдания.
   Ты помнишь, как все начиналось?.. Любимые девяностые двадцатого века, куда тоже и часто бросала Петра Служба Времени, осевшие в его необъятной памяти, к месту подкинули актуальную строчку из песни, которую пела группа с не менее актуальным и тогда и сейчас названием.
   А начиналось все просто.
   Петр, Иоанн и все братья, плюс Мария из Магдалы, не могли долго испытывать гостеприимство Лазаря и его сестер после того, как Иешуа ушел в будущее. Для всех - вознесся. Раньше библейского срока Вознесения, но кто считает? Евангелисты? Они еще все как надо подсчитают (это если судить из Сегодня) и уже две тысячи лет как подсчитали (это - если из далекого Завтра). Вскоре после таинственного исчезновения - или все-таки Вознесения, зачем с Писанием спорить! Главного Зачинщика, на имеющиеся общие деньги была приобретена землица в северо-западной части Иершалаима, куда город потихоньку принялся разрастаться. На ней имелись уже кое-какие построечки, что-то, конечно, пришлось достраивать самим, но это не было проблемой, ибо рабочих рук хватало с избытком. Уже в первый месяц существования общины, - а именно так, согласно опять же Истории, и следовало называть нарождающееся сообщество, - она разрослась до пятидесяти душ. Пришли люди из Галили, объявились многие из числа семидесяти, отобранных самим Иешуа тогда, на Фаворе. Некоторые жители Иершалаима тоже попросились в общину. Петр и Иоанн, молчаливо, но единогласно, без возражений избранные ее старейшинами, не отвергали никого. Пришел - хорошо. Вот правила. Будешь следовать им - будешь жить с нами. Не сможешь - вон ворота, за собой прикроешь. Первоначально финансовую помощь оказывал верный Иосиф из Аримафеи. А еще, конечно, друг Лазарь "з Вифании и его зажиточные друзья, интересовавшиеся жизнью нового образования, но взгляды его далеко не во всем разделявшие. Впоследствии, когда так называемый общак достиг приличных размеров, деньги Лазарю вернули, поблагодарив и сказав, что его лично в общине всегда ждут. Через пару лет он примкнет к ним, но это уже будет не коммуна, состоящая из восторженных энтузиастов, а крепкая организация - вертикально построенная, с толковым руководством, с многоступенчатым подчинением, с серьезной дисциплиной. У руля всего этого дела стояли Петр и его правая рука - Иоанн. Каждому из Апостолов поначалу было поручено какое-либо дело: Левий занимался казной, что ему было привычно. Андрей координировал строительство. Яаков был главным по кухне. Натану поручили следить за документами - этакий молодой делопроизводитель в штабе или, привычнее, - шеф бэк-офиса. Фома был, номенклатурно выражаясь, снабженцем, - под его началом и образовалась группа из "семи добродетельных мужей", представителей иноязычной, в основном эллинской части общины, которые со временем научились работать и без своего отошедшего от хозяйственных дел шефа. Семь мужей кормили всю общину, и евреев, и эллинистов, следили за тем, как выполняются сельскохозяйственные и строительные работы, контролировали быт, одним словом. Это позволило Апостолам скинуть с плеч хозяйственные тяготы и заняться своими прямыми историческими обязанностями миссионерством; Петр слишком хорошо помнил, что втолковать Апостолам, а в общем-то простецким, не слишком далеким ребятам, суть их великого предназначения оказалось нелегко. Рыбаки и крестьяне в прошлом, они мыслили узко и приземленно. Купить еще земли, построить еще домов, развести еще баранов... С идеей христианства как мировой религии было туговато.
   Но уж что-что, а убеждать Петр умеет. Да и Иоанн помог. Теория плюс личный пример - пара образцово-показательных паломничеств в недружелюбно настроенные края - оказались убедительными доводами для Апостолов.
   Еще год спустя стали появляться своеобразные филиалы общины в близких и далеких местах земли Израильской. Люди, приходившие знакомиться с новой религией, желавшие обрести ее для себя и в себе, с удивлением обнаруживали, что все можно делать и у себя в деревне, в городе, не бросая хозяйство, не продавая дома и скот. К каждому из возвращающихся на родину новообращенных, помимо идеологического груза, придавали одного или двух обученных помощников - на всякий случай. А случаи бывали разные. В некоторых местах, например, вместо того, чтобы вовсю трубить о новой идее, посланники организовывали нечто вроде тайных лож - глубоко законспирированных сект, куда принимались только избранные. А в недалекой Идумее вообще образовалась какая-то развратная лавочка - видимо, тамошний зачинатель слишком широко трактовал слова о "свободе тела и духа". Такой Содом учинили, что ой-ёй-ёй!
   Естественно, за всем этим нужно было кому-то следить. Так что работки на идейно-просветительском фронте у верхушки братства было немало. Вот и расхаживали по Израильской земле, "уча и проповедуя", как напишут позже. Кто напишет - неведомо.
   А прямо под носом, в Иершалаиме, вершились бедовые дела.
   Подстрекаемые неизвестно чего желающими греками, ортодоксальные иудеи не давали спокойной жизни. Община порой оказывалась на осадном положении. В один мрачный день повязали брата Стефана, из "семи добродетельных", обвинили его во всем, в чем только можно обвинить человека, да и бросили на растерзание толпе... Петр тогда не успел... Он был далеко на севере, в Антиохии, и когда почувствовал неладное, сорвался назад, но даже фантастическое умение мгновенно перемещаться в пространстве не позволило ему оказаться вовремя на месте расправы. Была мысль воскресить Стефана, но, увидев, что от него осталось, Петр от нее отказался. За это пожалуй, не взялся бы даже Иешуа, будь он с ними...
   А потом появился Павел.
   Савл из Тарса. Этакий яппи из первого века. Красавец, спортсмен комсомолец, блин... Нет, верно: образованный, начитанный, физически безупречный, да еще и римский гражданин в придачу. Как говорили в потерянном времени Петра - мажор. Как говорили сейчас - фарисей до мозга костей. Вхожий к Кайафе, Савл попортил немало крови Петру и другим членам общины. Писание утверждает, что гибель Стефана - во многом его, Савла, рук дело, но Петр, видевший ситуацию изнутри, знал истинное положение вещей. Досужие писари, творцы Истории хреновы, измарали Савла в Стефановой крови, чтобы еще ярче подчеркнуть: каким же негодяем он быв" прежде чем стать праведником. Стефану-то все равно...
   Как-то утром Иоанн подошел к Петру с тем самым переносным компом в руках, которым пользовался Иешуа, когда читая согнанные на компьютерные кристаллы книги об истории человечества вообще и христианства в частности, согнанные Петром из Сети в компьютерном центре Службы Времени и тайно перенесенные в первый век. Иешуа ушел, а комп и кристаллы остались. Иоанн прибрал их себе. Читал, перечитывал. Не рефлексировал в отличие от Иешуа, но, как говорится, на ус мотал. Вот и сейчас подошел и, ткнув пальцем в экран, произнес:
   – Он нам нужен, как ни крути.
   Ох уж эта его немногословность!
   – Кто нужен? Вань, говори толком.
   Времени много прошло, на имя "Ваня" стал откликаться - когда никого рядом не было.
   – Читай.
   Прочел: "И тотчас как бы чешуя отпала от глаз его, и вдруг он прозрел; и, встав, крестился... И тотчас стал проповедовать в синагогах об Иисусе, что Он есть Сын Божий".
   А что Петр ожидал? Что все само рассосется? Не рассосется. Тот, кто должен стать едва ли не самым крутым, самым чтимым Апостолом христианской Церкви, в данный момент наушничает в первосвященниковых покоях, и никакое знамение Божье к нему не приходит. И не придет. Только если...
   Иоанн стоял, медленно поглаживая бороду. Петр был обескуражен. Надо же за народнохозяйственными делами позабыли о важном действующем лице!
   – Он, конечно, негодяй, но без него мы никак. - Первым нарушил раздумчивое молчание Иоанн.
   – Да, пожалуй.
   – Ты ведь думаешь о том же, о чем и я...
   Естественно, мысли у Иоанна и Петра были схожи. Целый день тогда, запершись в доме, не обращая внимания на вежливые, но настойчивые голоса снаружи (Равви, вас зовут! Равви, можно вас на минуточку?), они размышляли, как бы потактичнее, не в лоб заполучить Павла-Савла в сообщники.
   И размыслили, что естественно. Решили для начала не применять грубую силу в виде гипнотического вмешательства. Можно было бы, конечно, сделать так, чтобы он сам пришел, попросился в общину и взялся бы, скажем, за очистку скотного двора от навоза. Можно. Легко. Но некрасиво. Не изящно. Да и потом, нужны свидетели - чем больше, тем лучше! - того, что Савл неожиданно переменился и еще вдобавок всех кругом стал убеждать в правоте новых, открывшихся ему истин. Сценарий этого действа уже написан, следовательно, надо просто изготовить декорации и подобрать актеров.
   Заманить Павла в Дамаск, как того требовало Писание, оказалось несложно. Оживили эллина Доментиуса, отряхнули от пыли, направили к первосвященнику Кайафе. Благородный грек, как бы проездом, решил зайти в дом в Верхнем городе к старому революционному другу, посетовать на разгул сектантов в Дамаскусе, откуда он только-только... Первосвященник не замедлил познакомить с почетным гостем все свое окружение и Савла в том числе. Осталось только уязвить его самолюбие, заметив, что такой энергичный человек, как Савл, мог бы не отсиживаться в столице, а поехать в Дамаскус и на месте разобраться с сектантами-христианами, расплодившимися там в опасных количествах. В следующую же минуту, покраснев лицом, Савл испрашивал у Кайафы разрешение на вояж в "этот мерзкий рассадник порочных заблуждений". Слегка удивленный Кайафа разрешил и еще выделил в помощь Савлу две дюжины мрачных левитов - из числа тех, что не видят разницы в том, по чьей голове колотить дубиной. Отморозков, в общем, дал. А грек Доментиус удовлетворенно кивал головой. Теперь можно не волноваться за Дамаскус. Такие славные ребята там быстро наведут порядок. Тем более под мудрым руководством Савла - опытного, хотя и молодого, человека, благородного римского гражданина!
   Даже несмотря на то что на носу был Песах, Савл тронулся в путь со своим игрушечным войском, полный решимости крушить и жечь. Это как же так?! Эллин, знатный чужеземец, указывает на упущения, которые следовало бы заметить самим и устранить, пока до всей империи не прогремела дурная слава о нерасторопности первосвященника, добившегося от Пилата казни смутьяна галилеянина Иешуа, но потом легкомысленно упустившего заразу сектантства разлетаться по миру.
   Пока миссионер, праведно негодуя, ехал на север, Петр и Иоанн готовились к "шоу в пустыне". Веселясь, вспомнили эпизод с отрубленной головой Иоанна Крестителя, некогда сотворенной Петром из дыни - на страх Ироду Антипе и его семейке. Вспомнили случай со склочным старичком из Нацерета, которого брат Ши" мон честно пер на руках, не подозревая, что несет Петра. Много чего вспомнили. Провели разминку и пришли к выводу, что продемонстрировать двадцати пяти бойцам Храма "свет с неба", который и повлияет коренным образом на всю дальнейшую Историю, они смогут, даже особо не напрягаясь. Мастерство не пропьешь!
   Прошло тогда все как по маслу. Свет с неба был - что надо! Смятение, испуг, паника - это у левитов-то с их железными нервами, а что уж говорить о чувствительном Савле. Тот вообще в обморок грохнулся. Очнулся, вестимо дело, слепым, а тут еще и голос громоподобный: "Савл! Савл! Что ты гонишь меня?"
   Все - по Канону.
   Впечатление - штанов вовек не отстирать! Фигура речи, конечно, но теоретически имеет под собой некую почву: штаны-то Савл носил, как римлянин...
   Дальше - дело техники.
   В Дамаске Павла, пребывающего в типичном нервном шоке, находит "наш" человек по имени Анания. Савл, понятное дело, ни с кем не борется, а тихо страдает в доме у некоего Иуды-кожевника. Тоже "нашего" человека. Левиты в растерянности, они отрядили троих назад, в Иершалаим, чтобы доложить о случившемся и испросить дальнейших указаний.
   А Анания тем временем всерьез и долго беседует с Савлом, громко и часто упоминает имя Господа, умело успокаивает. Проповедник - всегда чуть-чуть психолог: может словом снять страх, недоверчивость, напряжение. А Савл изначально был сильным человеком, многого ему не требовалось.
   В довершение всего он еще и прозрел. И нравственно и физически.
   Все получилось именно так, как было написано в пресловутом сценарии. И свидетелей было должное количество. Матушка История осталась довольна. Мимоходом ликвидировали слом. Безо всяких указаний сверху.
   А у Савла возникли проблемы. Опять-таки те же самые, какие описаны в Новом Завете, но Петр и Иоанн уже к этому не прикладывали никаких усилий. Дамасские старейшины так и не поняли, что же произошло с посланцем Синедриона такое, что он, вместо того чтобы Изобличать новоявленных сектантов, наоборот - прославляет их Бога на каждом шагу. Ну и заточили на него ножи. По всем правилам, между прочим: перекрыли выходы из города, устроили облавы - все как полагается. Но Савл сбежал. А иначе и быть не могло - ему еще столько дел на Земле сделать предстоит... Вернулся в Иершалаим с позором. Никто ему руки не подает, за психа почитают. А тут опять Иоанн "тычет в книжку пальчик":