Надо, следовательно, признать необходимость существования телесных субъектов, имеющих определенные органы, имеющих обязательно центральную нервную систему, на известных ступенях развития жизни – мозг. Без телесного субъекта со свойственной ему морфофизиологической организацией, без наличия работающих органов и, как я уже сказал, центральной нервной системы – мозга, в широком значении этого термина, – никакого психического отражения, существования психики невозможно!
Поэтому всяческие психические явления и психические процессы можно считать необходимым результатом работы, функционирования этой системы органов, формирующихся в ходе развития жизни субъекта. Если говорить коротко, то психика является результатом, функцией мозга. Я еще раз подчеркиваю, что, когда я говорю «мозг», я имею в виду и другие системы человека, или, если не все системы, то ряд систем. Поэтому, если говорить об отражении мира как продукте жизненного анализа, то нужно сказать, что психика является функцией мозга. В зависимости от структуры мозга и его функций действуют и психические процессы. Но в этом также принимают участие и другие органы.
При нарушении мозговой деятельности расстраивается и нормальное течение психических процессов, иногда даже самых простых, иногда сложных и очень сложных. Это зависит от характера поражений и изменений функций работающего мозга. Но если нарушаются мозговые процессы, это вызывает изменения в отражении реальности и накладывает на него ограничения. Здесь речь идет не о любом нарушении, а о некоторых нарушениях. Но эти связи налицо и они легко доказуемы.
Итак, психика есть функция мозга, телесных органов животных и человека. Это ставит перед нами, надо сказать, очень сложную проблему, над решением которой человечество билось на протяжении многих веков и вокруг которой высказываются различные взгляды, ведутся оживленные дискуссии.
Проблема эта рождается из того обстоятельства, о котором я только что говорил. Давайте вернемся к нему на одну минуту. Я говорил о том, что психические явления и процессы не могут быть ничем иным, как функцией телесного субъекта, его морфофизиологической организации. Но что такое эта морфофизиологическая организация? Ведь исследование процессов, происходящих в органах человеческого тела и в его мозге, составляет предмет особой науки – физиологии. Если речь идет о структуре, то это также предмет изучения морфологии микроскопической и макроскопической; в частности, физиология и морфофизиология изучают также и те механизмы, которые реализуют, осуществляют, иначе говоря, эти психические процессы, процессы поведения, процессы отражения мира, и явления управления этими образами, действиями, поведением животного и человека. Какой богатый и многообразный материал!
Следовательно, существует такой раздел физиологии, который занимается этими специальными процессами. Не перистальтикой кишечника или основным обменом, а множеством других явлений в организме, которые мы наблюдаем. Не всеми этими системами органов, которые представлены в организме, а главным образом теми процессами физиологическими, которые реализуют, выполняют, порождают явления, составляющие предмет изучения психологии, природу которых мы не знаем до конца, в которую мы еще не проникли. Это наше ближайшее будущее, и, наверное, в курсе общей психологии нам удастся проникнуть в природу этих явлений.
Я поставил перед вами сложную методологическую проблему, к которой мы должны еще вернуться. Чтобы рассмотреть эту проблему более подробно, нужно сделать некоторые шаги в ее исследовании. А пока в заключение я ограничусь лишь простой иллюстрацией, не для того, чтобы вы записали, а для того, чтобы заставить вас подумать над более подробным рассмотрением этой психофизиологической проблемы.
Представьте себе, что у архитектора возник замысел: он создает архитектурное произведение. Что значит «создать это произведение»? Это значит построить здание. По каким законам будет реализоваться этот замысел? Я думаю, все одинаково ответят на этот вопрос: здание нужно строить, подчиняясь законам механики. Только эти законы могут объяснить, как построить это здание и какие возможности открываются для дальнейшего творчества в области создания архитектурных сооружений подобного рода. Но вы не можете законами механики описать это архитектурное сооружение. Для характеристики этого сооружения вы обратитесь к такому понятию, как архитектурный стиль, к эстетическим категориям, иногда к категориям экономическим.
И теперь некоторое обобщение, ибо иллюстрации недостаточно. Наивные представления о предмете человеческого познания, предмете какой-либо науки заключаются в том, что каждая наука изучает определенный круг вещей и их свойства. Но на самом деле это не так. Предмет науки – это вещь, взятая в известной системе отношений, в известном взаимодействии. Еще лучше сказать – в каком-то движении. И каждая наука изучает то, как вещь проявляется в этих особых отношениях и связях, этих взаимодействиях, в этом движении, движении материи. Значит, не с вещами имеет дело наука, а с вещами, взятыми в тех или иных отношениях, в той или другой логике: в логике истории, развития культуры они получают одну характеристику, а в логике, например, технологического анализа – иную характеристику. Значит, вещь может быть исчерпана только многими науками.
Да, психология и физиология имеют дело с одними функциями, но только в разных взаимосвязях. Для физиологии и психологии эти отношения различны. Здесь имеются разные взаимодействия и законы, которые открывают вещи в разных формах движения материи.
Конечно, эти общие процессы, например процесс мышления, могут быть сведены к каким-то физиологическим, молекулярным и межмолекулярным процессам, но здесь придется повторить старинную мысль: мышление подчиняется законам логики. Подчиняется? Да, по-видимому. А эти законы подчинены мозгу? Нет, законы логики порождены не мозгом, они порождены опытом человеческих действий, опытом человеческого познания, накопленным опытом повседневной практики человечества. Они порождены миром, то есть всеми теми отношениями, в которые вступает человек. Мозг лишь реализует эти законы логики по своим собственным физиологическим законам.
На этом я сегодня закончу. Последняя проблема, которая была поставлена, очень сложна, потому что затрагивает коренные вопросы психологии. Но о ее немедленном решении сейчас не может быть и речи, потому что это решение можно сделать лишь на основании серьезных научных рассмотрений той реальности, которая является предметом психологической науки. Это решение может быть представлено в виде формулы, которую я могу привести. Но я не буду этого делать, потому что мы должны вместе прийти к правильному решению этой и других проблем, с которыми вы будете сталкиваться. А что касается приведенного примера об архитектуре и законах механики, предлагаю вам подумать над ним на досуге.
Лекция 2
Поэтому всяческие психические явления и психические процессы можно считать необходимым результатом работы, функционирования этой системы органов, формирующихся в ходе развития жизни субъекта. Если говорить коротко, то психика является результатом, функцией мозга. Я еще раз подчеркиваю, что, когда я говорю «мозг», я имею в виду и другие системы человека, или, если не все системы, то ряд систем. Поэтому, если говорить об отражении мира как продукте жизненного анализа, то нужно сказать, что психика является функцией мозга. В зависимости от структуры мозга и его функций действуют и психические процессы. Но в этом также принимают участие и другие органы.
При нарушении мозговой деятельности расстраивается и нормальное течение психических процессов, иногда даже самых простых, иногда сложных и очень сложных. Это зависит от характера поражений и изменений функций работающего мозга. Но если нарушаются мозговые процессы, это вызывает изменения в отражении реальности и накладывает на него ограничения. Здесь речь идет не о любом нарушении, а о некоторых нарушениях. Но эти связи налицо и они легко доказуемы.
Итак, психика есть функция мозга, телесных органов животных и человека. Это ставит перед нами, надо сказать, очень сложную проблему, над решением которой человечество билось на протяжении многих веков и вокруг которой высказываются различные взгляды, ведутся оживленные дискуссии.
Проблема эта рождается из того обстоятельства, о котором я только что говорил. Давайте вернемся к нему на одну минуту. Я говорил о том, что психические явления и процессы не могут быть ничем иным, как функцией телесного субъекта, его морфофизиологической организации. Но что такое эта морфофизиологическая организация? Ведь исследование процессов, происходящих в органах человеческого тела и в его мозге, составляет предмет особой науки – физиологии. Если речь идет о структуре, то это также предмет изучения морфологии микроскопической и макроскопической; в частности, физиология и морфофизиология изучают также и те механизмы, которые реализуют, осуществляют, иначе говоря, эти психические процессы, процессы поведения, процессы отражения мира, и явления управления этими образами, действиями, поведением животного и человека. Какой богатый и многообразный материал!
Следовательно, существует такой раздел физиологии, который занимается этими специальными процессами. Не перистальтикой кишечника или основным обменом, а множеством других явлений в организме, которые мы наблюдаем. Не всеми этими системами органов, которые представлены в организме, а главным образом теми процессами физиологическими, которые реализуют, выполняют, порождают явления, составляющие предмет изучения психологии, природу которых мы не знаем до конца, в которую мы еще не проникли. Это наше ближайшее будущее, и, наверное, в курсе общей психологии нам удастся проникнуть в природу этих явлений.
Я поставил перед вами сложную методологическую проблему, к которой мы должны еще вернуться. Чтобы рассмотреть эту проблему более подробно, нужно сделать некоторые шаги в ее исследовании. А пока в заключение я ограничусь лишь простой иллюстрацией, не для того, чтобы вы записали, а для того, чтобы заставить вас подумать над более подробным рассмотрением этой психофизиологической проблемы.
Представьте себе, что у архитектора возник замысел: он создает архитектурное произведение. Что значит «создать это произведение»? Это значит построить здание. По каким законам будет реализоваться этот замысел? Я думаю, все одинаково ответят на этот вопрос: здание нужно строить, подчиняясь законам механики. Только эти законы могут объяснить, как построить это здание и какие возможности открываются для дальнейшего творчества в области создания архитектурных сооружений подобного рода. Но вы не можете законами механики описать это архитектурное сооружение. Для характеристики этого сооружения вы обратитесь к такому понятию, как архитектурный стиль, к эстетическим категориям, иногда к категориям экономическим.
И теперь некоторое обобщение, ибо иллюстрации недостаточно. Наивные представления о предмете человеческого познания, предмете какой-либо науки заключаются в том, что каждая наука изучает определенный круг вещей и их свойства. Но на самом деле это не так. Предмет науки – это вещь, взятая в известной системе отношений, в известном взаимодействии. Еще лучше сказать – в каком-то движении. И каждая наука изучает то, как вещь проявляется в этих особых отношениях и связях, этих взаимодействиях, в этом движении, движении материи. Значит, не с вещами имеет дело наука, а с вещами, взятыми в тех или иных отношениях, в той или другой логике: в логике истории, развития культуры они получают одну характеристику, а в логике, например, технологического анализа – иную характеристику. Значит, вещь может быть исчерпана только многими науками.
Да, психология и физиология имеют дело с одними функциями, но только в разных взаимосвязях. Для физиологии и психологии эти отношения различны. Здесь имеются разные взаимодействия и законы, которые открывают вещи в разных формах движения материи.
Конечно, эти общие процессы, например процесс мышления, могут быть сведены к каким-то физиологическим, молекулярным и межмолекулярным процессам, но здесь придется повторить старинную мысль: мышление подчиняется законам логики. Подчиняется? Да, по-видимому. А эти законы подчинены мозгу? Нет, законы логики порождены не мозгом, они порождены опытом человеческих действий, опытом человеческого познания, накопленным опытом повседневной практики человечества. Они порождены миром, то есть всеми теми отношениями, в которые вступает человек. Мозг лишь реализует эти законы логики по своим собственным физиологическим законам.
На этом я сегодня закончу. Последняя проблема, которая была поставлена, очень сложна, потому что затрагивает коренные вопросы психологии. Но о ее немедленном решении сейчас не может быть и речи, потому что это решение можно сделать лишь на основании серьезных научных рассмотрений той реальности, которая является предметом психологической науки. Это решение может быть представлено в виде формулы, которую я могу привести. Но я не буду этого делать, потому что мы должны вместе прийти к правильному решению этой и других проблем, с которыми вы будете сталкиваться. А что касается приведенного примера об архитектуре и законах механики, предлагаю вам подумать над ним на досуге.
Лекция 2
История развития взглядов на психические явления
Первая лекция нашего курса была посвящена выявлению специфических особенностей психических явлений. Ответ на этот сложный вопрос, разумеется, мог быть дан лишь в самой общей форме. Я подчеркнул, что наиболее характерной функцией психических процессов является отражение, что под отражением понимается особая, субъективная форма отражения реальности, возникающая на определенном этапе биологической эволюции[1]. Тем самым мы отнесли психические явления к широчайшему кругу жизненных явлений. Психические явления и процессы порождаются в ходе развития жизни и необходимы для жизни. И именно потому, что их порождение и развитие неотделимо от эволюции живых организмов, они представляют собой функцию организма или, более специально, функцию мозга.
Из этих положений вытекает предварительное определение предмета психологической науки:
Психология представляется наукой о законах порождения и функционирования психического отражения в жизни, в деятельности живых индивидов.
В качестве предварительного это определение существенно во всех своих элементах, хотя, как и всякое определение, оно отнюдь не является исчерпывающим и нуждается в гораздо более подробном развитии того, что за ним скрывается. Тем не менее, оно представляется мне резюмирующим итоги развития научной мысли, касающейся природы столь близких нам и вместе с тем столь загадочных психических явлений.
Существуют разные пути, по которым может идти их исследование. Прежде всего, это путь изучения истории развития представлений о психике. История развития представлений о природе душевных явлений очень поучительна именно для понимания их сущности. Открывается и другой путь исследования. Идущие по этому пути также изучают развитие, но не истории воззрений на природу психического, а самого психического отражения, то есть занимаются изучением истории самих психических явлений. Третий путь – это путь систематического исследования фактов, характеризующих психические явления и процессы.
По какому же пути нам лучше всего пойти? Я думаю, что решение вопроса вовсе не сводится к выбору какого-то одного пути. По-моему, следует идти и по одному, и по другому, и по третьему.
Сегодня речь пойдет об истории развития взглядов на психические явления. Но я сразу же отмечу, что вовсе не собираюсь давать подробное изложение развития психологии как науки. Это задача специального курса истории психологии. Я ограничусь лишь упоминанием о том, как впервые возникли представления о душевных явлениях и как ставились основные проблемы, с которыми сталкивалось человеческое познание, направленное на решение вопроса о природе этих явлений.
Психология как наука имеет очень длинную предысторию и очень короткую историю своего развития в качестве самостоятельной области научного знания. Если проблема психического более двух тысячелетий приковывала к себе внимание философов, то история психологии как позитивной науки не насчитывает и полтораста лет. Наша наука и старая, и молодая. Старая, если мы будем рассматривать как историю психологии всю историю развития воззрений на природу психических явлений, и молодая, если говорить об их конкретном исследовании. Еще на заре человеческого познания люди настойчиво искали ответа на вопрос: «Что же представляют собой эти странные явления?»
В прошлом, как и сейчас, люди были в состоянии интуитивно отделить эти явления от объективных, то есть тех, которые мы наблюдаем вне себя. И этот вопрос, который в той или иной форме может встать перед каждым мыслящим человеком, занял видное место в системе философских воззрений прошлого. Довольно рано философская мысль сформулировала несколько важнейших проблем, относящихся к природе душевных явлений. Эти проблемы не являются достоянием прошлого. Они живут и оказывают влияние на развитие психологии как области конкретного знания. Так, в античной философии зарождаются два противоположных подхода к пониманию природы психического, борьба между которыми продолжается и по сей день. Философы, придерживающиеся одной линии, исходили из предположения о существовании объективного мира. С их точки зрения, психические явления зависят от материальных явлений. Иными словами, материя первична, а психика вторична. Эта линия известна в истории философии как линия материализма. В античной философии она была наиболее ярко представлена Демокритом, и мы обычно говорим о ней как о линии Демокрита, линии материалистического подхода к душевным явлениям.
Представители другой линии провозглашали первичность духовного мира, рассматривая материальные явления как порождения этого особого мира, то есть они утверждали, что психика (или – более широко – особое духовное начало) первична, а материя вторична. Эту линию идеалистического подхода к психическим явлениям часто называют линией Платона.
Борьба этих двух линий и составляла важнейшее содержание развития философской мысли в последующие два тысячелетия. Однако было бы грубой ошибкой понимать эту борьбу упрощенно, то есть, разделив философов на два лагеря, пытаться все богатейшие направления философской мысли уместить в эту жесткую внешнюю схему. Бесспорно, что философы разделились на два лагеря: лагерь материализма и лагерь идеализма. Но из этого бесспорного положения вовсе не вытекает, что борьба этих двух линий, этих двух основных тенденций просто делила философские системы на две части. Все было гораздо сложнее. И если мы ретроспективно прослеживаем воззрения великих философов, то часто находим в одних и тех же теоретических представлениях противоречивые элементы. Таким образом, борьба двух тенденций выступает в истории не как внешнее столкновение двух различных систем, а как внутренняя противоречивость философских воззрений.
Свое классическое выражение это явление нашло в системе одного из виднейших представителей античной философии – Аристотеля. Аристотель, в известном смысле, развивал линию Демокрита. Именно ему принадлежит тезис: «Если бы не было ощущаемого, то не было бы и ощущений». Следовательно, в системе воззрений Аристотеля признавалось существование объективного мира как источника ощущений. Тезис о том, что ощущение не может возникнуть без наличия ощущаемого, является безусловно материалистическим тезисом. Но в системе Аристотеля присутствует и линия Платона. Решая вопрос о том, в каких формах существует материя, в каких формах она выступает перед воспринимающим субъектом, Аристотель пришел к выводу, что эти формы имеют внеземное, то есть духовное, происхождение. Трудно переоценить влияние теоретических воззрений Аристотеля на развитие проблемы психического. Некоторые понятия, введенные Аристотелем, сохранили свою актуальность до нашего времени. К таким понятиям относится понятие ассоциации. Мы до сих пор говорим об ассоциациях и воспроизводим наблюдения, подытоженные в аристотелевской системе. Нам известны те явления, которые послужили основанием для выделения понятия «ассоциации» (связи). Ассоциации впечатлений или ощущений возникают, если события, вызывающие эти ощущения, были либо близки во времени, либо схожи друг с другом, либо, наоборот, одно событие резко противоречило другому (ассоциация по контрасту). Все эти представления в той или иной форме живы, живы до наших дней. И термин «ассоциация», изменив свое первоначальное значение, относится к числу капитальных психологических понятий.
Я подчеркиваю этот момент, говоря о значимости введенного Аристотелем понятия, чтобы еще раз подкрепить ранее высказанный тезис: «История философских воззрений поучительна, и ее нельзя перечеркивать». Было бы в высшей степени неразумно занимать позицию не знающего родства, потому что многие из проблем, поставленных мыслителями прошлого, превратились в собственно психологические проблемы.
Я позволю себе совершить скачок во времени, так как мы занимаемся не последовательным изложением истории, а лишь расставляем вехи по пути развития философской мысли. Наше понимание предыстории психологии как конкретной науки, да и современной психологии, неразрывно связано с именем крупнейшего философа нового времени Рене Декарта. Когда вспоминают Декарта, то в памяти очень часто всплывает латинское слово «cogito», так как именно Декарту принадлежит знаменитый тезис: «Cogito ergo sum» («Я мыслю, следовательно, я существую»). За этим тезисом лежит целое мировоззрение. Декарт провел отчетливую границу между двумя мирами: миром психических явлений и миром материальных явлений. Один мир – это тот мир, который мы находим в себе. Декарт называет этот мир миром мышления, понимая под мышлением всю совокупность психических явлений. Он неоднократно пояснял свой тезис, подчеркивая, что под мышлением понимаются также процессы восприятия, запоминания, чувствования, – словом, вся психическая жизнь. Декарт поместил мир психических явлений внутрь субъекта. Мы обнаруживаем этот мир тогда, когда ставим перед собой определенную задачу. Мы не просто мыслим, а находим себя мыслящими, находим себя воспринимающими, «находим себя…», то есть открываем для себя мир психических явлений. В этом «находим себя…», по-видимому, кроется ключ к пониманию расширительного толкования термина «мышление» как рефлексии (отражения) своей внутренней жизни.
Кроме мира психических явлений, существует мир вне нас, мир протяжения. Можно ли измерить мысль или чувство? Обладают ли они теми признаками протяжения, которые присущи объективным телесным явлениям? Декарт отвечает на этот вопрос отрицательно и использует критерий протяжения как основу для разделения двух миров.
К этому разделению мы испытываем двоякое отношение. Оно ценно, так как вначале привело к подчеркиванию своеобразия психических явлений и отразилось на последующем развитии психологии, способствуя отъединению или, точнее сказать, обособлению внутреннего субъективного мира от внешнего объективного. Декартовское разграничение двух миров заслуживает самого пристального внимания. И внешний мир, и собственное тело человека, и действия человека, разумеется, принадлежат к миру протяжения. Но что тогда остается на долю внутреннего мира, который действительно не имеет никакой метрики, никакой протяженности? Куда же нам тогда отнести эту тончайшую плоскость, эту сцену, на который разыгрывается спектакль непрерывно сменяющих друг друга психических явлений? В рамках концепции Декарта сознание оказывается обособленным, превращается в замкнутый, изолированный от жизни мир. Изолированный от жизни, потому что жизнь – это жизнь тела, потому что жизнь – это жизнь в среде, потому что жизнь – это действие! Жизнь – это активный процесс, который выступает как утверждение существования со стороны всякого субъекта поведения, и в особенности человека. Жизнь как утверждение представляет собой практический, а следовательно, материальный процесс. Если мы отрываем от этого практического процесса сознание, то оно неизбежно оказывается замкнутым в свой собственный круг. Таким образом, положение об обособленности психического мира вступает в противоречие с нашим основным положением, согласно которому психические процессы суть жизненные процессы, порожденные в ходе эволюции и отражательные по своей природе. Идея Декарта о мире сознания, как обособленном от мира протяжения, получила свое развитие применительно прямо к психологии и в интересах психологии. Рядом с Декартом мне хочется поставить еще одно имя, значимое не только для истории философии, но и для всей истории развития человеческого позитивного знания. Я имею в виду… И.Ньютона. Ньютон, главным образом, вошел в историю человеческой мысли как один из представителей точного знания, основатель ньютоновского мировоззрения в физике. Из поля зрения историков, по-видимому, выпала одна сторона его деятельности. Дело в том, что Ньютон тоже не был равнодушен к проблеме психического. Он задумывался над природой странных психических явлений. Эти странные явления, одновременно и самые близкие к нам, и самые трудные для познания, мало достижимы для научного анализа. Ньютон мечтал о точной психологической науке, обладающей столь же могучей силой предвидения, как физика, и задавался вопросом: «Как проникнуть в мир странных психических явлений, которые причудливо мерцают в нашем сознании?» Они то ярко вспыхивают, то исчезают, словно покрытые облаками. Ньютон отлично сознавал, что задача анализа психических явлений равна по трудности, если не труднее, задачи проникновения в мир вселенной. Во Вселенной мы также наблюдаем мерцающие светила, которые время от времени скрываются за тучами. Несмотря на всю сложность и отдаленность мира Вселенной, мы ухитряемся не только проникнуть в него с помощью непосредственного наблюдения, но и обработать разумом добытые эмпирические факты, придавая им математическую форму. А не сможем ли мы приложить тот же метод к анализу мира психических явлений, то есть воспользоваться методом наблюдения для изучения законов внутреннего мира? Такова была мечта Ньютона.
В самом начале XIX века мечта Ньютона неожиданно нашла живой отклик в работах знаменитого германского педагога и психолога Гербарта. С точки зрения Гербарта, реальность, которую мы наблюдаем в себе, есть представления и их движения. Течение представлений обусловлено силовыми отношениями между представлениями и, следовательно, может быть математически описано точно так же, как в физике описывается движение небесных тел. Гербарт был глубоко уверен, что такой путь, ньютоновский путь познания, сможет привести к раскрытию совершенно особого мира психических явлений. Попытка Гербарта заранее была обречена на неудачу, так как он не учел специфики мира субъективных явлений. В мире Вселенной господствуют свои внутренние законы, и для анализа этих законов нет необходимости привлекать некую третью силу, так как все силы, управляющие этим миром, находятся в нем самом. Мы никак не можем воспользоваться тем же методом анализа, то есть наблюдением, для изучения внутреннего мира, так как явления этого мира обнаруживают прямую зависимость от воздействий, которые не принадлежат самому микромиру, а являются внешними по отношению к нему. Всякое движение представлений теснейшим образом связано с движением тех явлений, которые уже не принадлежат миру психических процессов. Мы видим мир и представляем его, но, по-аристотелевски говоря, для того чтобы у нас возникло представление, необходимо наличие какого-то представляемого, лежащего вне мира сознания.
Вам еще не раз придется встречаться с теорией Гербарта, описывающей механику наших представлений, но вряд ли вы найдете в литературе упоминание о том, что идеи Гербарта были репликой на великую мечту Ньютона, который, в сущности, впервые сформулировал принцип: обрабатывайте разумом субъективные явления и вы откроете законы, управляющие миром нашего сознания.
Борьба материалистических и идеалистических тенденций, отражавшая в очень сложных формах борьбу противоположных идеологий, порождала некоторые идеи, оказавшие значительное влияние на судьбу нашей науки. Мне придется выхватить из истории еще несколько проблем, без которых трудно было бы представить некоторые направления современной психологии.
В конце XVIII века появилась группа философов, пытавшихся вывести психические явления прямо из работы мозга. Философы этой группы, несомненно, представляли материалистическую линию развития, так как они придерживались тезиса о первичности материи и познаваемости объективного мира. Это направление известно в истории философии как направление метафизического и механистического материализма. Оно изображало человека со всеми его горестями и радостями по аналогии с машиной. Один из первых представителей этого направления, французский врач и философ Ламетри броско назвал свою основную работу «Человек-машина», отразив этим названием самую суть французского материализма. Философы этой школы, сравнивая человека со сложным механизмом, пытались объяснить поведение человека, исходя из устройства его организма, о котором в те времена знали довольно мало. Вывести психику из устройства мозга, по сути, означает свести ее к этому устройству. Перед нами две стороны одной медали. И в настоящее время нам нередко приходится встречаться с теориями, выводящими психику из устройства и работы человеческого мозга. Если мы примем подобную точку зрения, то психология как бы уничтожается; она лишается своего предмета, превращаясь в физиологию, биологию и т. д. А то, что пока не могут объяснить естественные науки, остается на долю психологии как временной науки, которая, описав некоторые явления и процессы, должна передать их для истинно научного изучения в руки физиолога… Таким образом, идеи механистического материализма, приняв более утонченные и скрытые формы, перекочевали в наш век. Психика, конечно, является функцией мозга. Но в каком отношении она находится к «мозговым» процессам? Можно ли из законов работы мозга вывести законы психической деятельности? Вот в чем вопрос!
В заключение я должен остановиться еще на одном представителе крупной философской школы – епископе Джордже Беркли. Беркли считают одним из основоположников субъективного идеализма. Это направление представляет особый интерес, так как отправляется от очень важного и сугубо психологического положения: первая реальность, с которой мы сталкиваемся, есть ощущения. Тех философов, для которых это положение является отправной точкой философских построений, называют сенсуалистами. Отец сенсуализма Джон Локк емко выразил кредо этого направления, сказав: «В интеллекте нет ничего, что бы не прошло предварительно через органы чувств». Тезису Локка, утверждавшему, что формирование образов, представлений и понятий возможно только на основе наших ощущений, можно придать двоякий смысл. Материалистически понятый, он означает, что ощущения – непременный источник нашего познания. Но тот же самый тезис принимает принципиально иную окраску в контексте представлений субъективного идеализма (или агностицизма). Представители субъективного идеализма задают следующий вопрос: «В качестве первоначального источника наших знаний выступают ощущения, но что лежит за ощущениями? Чем они вызываются? Мы видим причину, породившую посредством ощущений образ того или иного явления. Но дело в том, что об этой причине я могу получить информацию через все те же ощущения». Итак, образуется замкнутый круг. Если круг Декарта замыкает и изолирует от внешнего мира сознание, то круг Беркли – это круг, изолирующий ощущения. В концепции субъективного идеализма ощущение приобретает самостоятельное, обособленное от действительности бытие, то есть оно существует без ощущаемого. При такой интерпретации локковского тезиса наши органы чувств уже не выступают в роли своеобразных окон в мир, уже не связывают нас с окружающей действительностью, а, скорее, отделяют, отгораживают нас от внешнего мира. Тогда психические явления становятся чисто субъективными явлениями, «чисто» в том смысле, что за ними не стоит ничего, кроме субъективности. Я вижу вас на основе тех данных, которые поставляют мне органы чувств.
Из этих положений вытекает предварительное определение предмета психологической науки:
Психология представляется наукой о законах порождения и функционирования психического отражения в жизни, в деятельности живых индивидов.
В качестве предварительного это определение существенно во всех своих элементах, хотя, как и всякое определение, оно отнюдь не является исчерпывающим и нуждается в гораздо более подробном развитии того, что за ним скрывается. Тем не менее, оно представляется мне резюмирующим итоги развития научной мысли, касающейся природы столь близких нам и вместе с тем столь загадочных психических явлений.
Существуют разные пути, по которым может идти их исследование. Прежде всего, это путь изучения истории развития представлений о психике. История развития представлений о природе душевных явлений очень поучительна именно для понимания их сущности. Открывается и другой путь исследования. Идущие по этому пути также изучают развитие, но не истории воззрений на природу психического, а самого психического отражения, то есть занимаются изучением истории самих психических явлений. Третий путь – это путь систематического исследования фактов, характеризующих психические явления и процессы.
По какому же пути нам лучше всего пойти? Я думаю, что решение вопроса вовсе не сводится к выбору какого-то одного пути. По-моему, следует идти и по одному, и по другому, и по третьему.
Сегодня речь пойдет об истории развития взглядов на психические явления. Но я сразу же отмечу, что вовсе не собираюсь давать подробное изложение развития психологии как науки. Это задача специального курса истории психологии. Я ограничусь лишь упоминанием о том, как впервые возникли представления о душевных явлениях и как ставились основные проблемы, с которыми сталкивалось человеческое познание, направленное на решение вопроса о природе этих явлений.
Психология как наука имеет очень длинную предысторию и очень короткую историю своего развития в качестве самостоятельной области научного знания. Если проблема психического более двух тысячелетий приковывала к себе внимание философов, то история психологии как позитивной науки не насчитывает и полтораста лет. Наша наука и старая, и молодая. Старая, если мы будем рассматривать как историю психологии всю историю развития воззрений на природу психических явлений, и молодая, если говорить об их конкретном исследовании. Еще на заре человеческого познания люди настойчиво искали ответа на вопрос: «Что же представляют собой эти странные явления?»
В прошлом, как и сейчас, люди были в состоянии интуитивно отделить эти явления от объективных, то есть тех, которые мы наблюдаем вне себя. И этот вопрос, который в той или иной форме может встать перед каждым мыслящим человеком, занял видное место в системе философских воззрений прошлого. Довольно рано философская мысль сформулировала несколько важнейших проблем, относящихся к природе душевных явлений. Эти проблемы не являются достоянием прошлого. Они живут и оказывают влияние на развитие психологии как области конкретного знания. Так, в античной философии зарождаются два противоположных подхода к пониманию природы психического, борьба между которыми продолжается и по сей день. Философы, придерживающиеся одной линии, исходили из предположения о существовании объективного мира. С их точки зрения, психические явления зависят от материальных явлений. Иными словами, материя первична, а психика вторична. Эта линия известна в истории философии как линия материализма. В античной философии она была наиболее ярко представлена Демокритом, и мы обычно говорим о ней как о линии Демокрита, линии материалистического подхода к душевным явлениям.
Представители другой линии провозглашали первичность духовного мира, рассматривая материальные явления как порождения этого особого мира, то есть они утверждали, что психика (или – более широко – особое духовное начало) первична, а материя вторична. Эту линию идеалистического подхода к психическим явлениям часто называют линией Платона.
Борьба этих двух линий и составляла важнейшее содержание развития философской мысли в последующие два тысячелетия. Однако было бы грубой ошибкой понимать эту борьбу упрощенно, то есть, разделив философов на два лагеря, пытаться все богатейшие направления философской мысли уместить в эту жесткую внешнюю схему. Бесспорно, что философы разделились на два лагеря: лагерь материализма и лагерь идеализма. Но из этого бесспорного положения вовсе не вытекает, что борьба этих двух линий, этих двух основных тенденций просто делила философские системы на две части. Все было гораздо сложнее. И если мы ретроспективно прослеживаем воззрения великих философов, то часто находим в одних и тех же теоретических представлениях противоречивые элементы. Таким образом, борьба двух тенденций выступает в истории не как внешнее столкновение двух различных систем, а как внутренняя противоречивость философских воззрений.
Свое классическое выражение это явление нашло в системе одного из виднейших представителей античной философии – Аристотеля. Аристотель, в известном смысле, развивал линию Демокрита. Именно ему принадлежит тезис: «Если бы не было ощущаемого, то не было бы и ощущений». Следовательно, в системе воззрений Аристотеля признавалось существование объективного мира как источника ощущений. Тезис о том, что ощущение не может возникнуть без наличия ощущаемого, является безусловно материалистическим тезисом. Но в системе Аристотеля присутствует и линия Платона. Решая вопрос о том, в каких формах существует материя, в каких формах она выступает перед воспринимающим субъектом, Аристотель пришел к выводу, что эти формы имеют внеземное, то есть духовное, происхождение. Трудно переоценить влияние теоретических воззрений Аристотеля на развитие проблемы психического. Некоторые понятия, введенные Аристотелем, сохранили свою актуальность до нашего времени. К таким понятиям относится понятие ассоциации. Мы до сих пор говорим об ассоциациях и воспроизводим наблюдения, подытоженные в аристотелевской системе. Нам известны те явления, которые послужили основанием для выделения понятия «ассоциации» (связи). Ассоциации впечатлений или ощущений возникают, если события, вызывающие эти ощущения, были либо близки во времени, либо схожи друг с другом, либо, наоборот, одно событие резко противоречило другому (ассоциация по контрасту). Все эти представления в той или иной форме живы, живы до наших дней. И термин «ассоциация», изменив свое первоначальное значение, относится к числу капитальных психологических понятий.
Я подчеркиваю этот момент, говоря о значимости введенного Аристотелем понятия, чтобы еще раз подкрепить ранее высказанный тезис: «История философских воззрений поучительна, и ее нельзя перечеркивать». Было бы в высшей степени неразумно занимать позицию не знающего родства, потому что многие из проблем, поставленных мыслителями прошлого, превратились в собственно психологические проблемы.
Я позволю себе совершить скачок во времени, так как мы занимаемся не последовательным изложением истории, а лишь расставляем вехи по пути развития философской мысли. Наше понимание предыстории психологии как конкретной науки, да и современной психологии, неразрывно связано с именем крупнейшего философа нового времени Рене Декарта. Когда вспоминают Декарта, то в памяти очень часто всплывает латинское слово «cogito», так как именно Декарту принадлежит знаменитый тезис: «Cogito ergo sum» («Я мыслю, следовательно, я существую»). За этим тезисом лежит целое мировоззрение. Декарт провел отчетливую границу между двумя мирами: миром психических явлений и миром материальных явлений. Один мир – это тот мир, который мы находим в себе. Декарт называет этот мир миром мышления, понимая под мышлением всю совокупность психических явлений. Он неоднократно пояснял свой тезис, подчеркивая, что под мышлением понимаются также процессы восприятия, запоминания, чувствования, – словом, вся психическая жизнь. Декарт поместил мир психических явлений внутрь субъекта. Мы обнаруживаем этот мир тогда, когда ставим перед собой определенную задачу. Мы не просто мыслим, а находим себя мыслящими, находим себя воспринимающими, «находим себя…», то есть открываем для себя мир психических явлений. В этом «находим себя…», по-видимому, кроется ключ к пониманию расширительного толкования термина «мышление» как рефлексии (отражения) своей внутренней жизни.
Кроме мира психических явлений, существует мир вне нас, мир протяжения. Можно ли измерить мысль или чувство? Обладают ли они теми признаками протяжения, которые присущи объективным телесным явлениям? Декарт отвечает на этот вопрос отрицательно и использует критерий протяжения как основу для разделения двух миров.
К этому разделению мы испытываем двоякое отношение. Оно ценно, так как вначале привело к подчеркиванию своеобразия психических явлений и отразилось на последующем развитии психологии, способствуя отъединению или, точнее сказать, обособлению внутреннего субъективного мира от внешнего объективного. Декартовское разграничение двух миров заслуживает самого пристального внимания. И внешний мир, и собственное тело человека, и действия человека, разумеется, принадлежат к миру протяжения. Но что тогда остается на долю внутреннего мира, который действительно не имеет никакой метрики, никакой протяженности? Куда же нам тогда отнести эту тончайшую плоскость, эту сцену, на который разыгрывается спектакль непрерывно сменяющих друг друга психических явлений? В рамках концепции Декарта сознание оказывается обособленным, превращается в замкнутый, изолированный от жизни мир. Изолированный от жизни, потому что жизнь – это жизнь тела, потому что жизнь – это жизнь в среде, потому что жизнь – это действие! Жизнь – это активный процесс, который выступает как утверждение существования со стороны всякого субъекта поведения, и в особенности человека. Жизнь как утверждение представляет собой практический, а следовательно, материальный процесс. Если мы отрываем от этого практического процесса сознание, то оно неизбежно оказывается замкнутым в свой собственный круг. Таким образом, положение об обособленности психического мира вступает в противоречие с нашим основным положением, согласно которому психические процессы суть жизненные процессы, порожденные в ходе эволюции и отражательные по своей природе. Идея Декарта о мире сознания, как обособленном от мира протяжения, получила свое развитие применительно прямо к психологии и в интересах психологии. Рядом с Декартом мне хочется поставить еще одно имя, значимое не только для истории философии, но и для всей истории развития человеческого позитивного знания. Я имею в виду… И.Ньютона. Ньютон, главным образом, вошел в историю человеческой мысли как один из представителей точного знания, основатель ньютоновского мировоззрения в физике. Из поля зрения историков, по-видимому, выпала одна сторона его деятельности. Дело в том, что Ньютон тоже не был равнодушен к проблеме психического. Он задумывался над природой странных психических явлений. Эти странные явления, одновременно и самые близкие к нам, и самые трудные для познания, мало достижимы для научного анализа. Ньютон мечтал о точной психологической науке, обладающей столь же могучей силой предвидения, как физика, и задавался вопросом: «Как проникнуть в мир странных психических явлений, которые причудливо мерцают в нашем сознании?» Они то ярко вспыхивают, то исчезают, словно покрытые облаками. Ньютон отлично сознавал, что задача анализа психических явлений равна по трудности, если не труднее, задачи проникновения в мир вселенной. Во Вселенной мы также наблюдаем мерцающие светила, которые время от времени скрываются за тучами. Несмотря на всю сложность и отдаленность мира Вселенной, мы ухитряемся не только проникнуть в него с помощью непосредственного наблюдения, но и обработать разумом добытые эмпирические факты, придавая им математическую форму. А не сможем ли мы приложить тот же метод к анализу мира психических явлений, то есть воспользоваться методом наблюдения для изучения законов внутреннего мира? Такова была мечта Ньютона.
В самом начале XIX века мечта Ньютона неожиданно нашла живой отклик в работах знаменитого германского педагога и психолога Гербарта. С точки зрения Гербарта, реальность, которую мы наблюдаем в себе, есть представления и их движения. Течение представлений обусловлено силовыми отношениями между представлениями и, следовательно, может быть математически описано точно так же, как в физике описывается движение небесных тел. Гербарт был глубоко уверен, что такой путь, ньютоновский путь познания, сможет привести к раскрытию совершенно особого мира психических явлений. Попытка Гербарта заранее была обречена на неудачу, так как он не учел специфики мира субъективных явлений. В мире Вселенной господствуют свои внутренние законы, и для анализа этих законов нет необходимости привлекать некую третью силу, так как все силы, управляющие этим миром, находятся в нем самом. Мы никак не можем воспользоваться тем же методом анализа, то есть наблюдением, для изучения внутреннего мира, так как явления этого мира обнаруживают прямую зависимость от воздействий, которые не принадлежат самому микромиру, а являются внешними по отношению к нему. Всякое движение представлений теснейшим образом связано с движением тех явлений, которые уже не принадлежат миру психических процессов. Мы видим мир и представляем его, но, по-аристотелевски говоря, для того чтобы у нас возникло представление, необходимо наличие какого-то представляемого, лежащего вне мира сознания.
Вам еще не раз придется встречаться с теорией Гербарта, описывающей механику наших представлений, но вряд ли вы найдете в литературе упоминание о том, что идеи Гербарта были репликой на великую мечту Ньютона, который, в сущности, впервые сформулировал принцип: обрабатывайте разумом субъективные явления и вы откроете законы, управляющие миром нашего сознания.
Борьба материалистических и идеалистических тенденций, отражавшая в очень сложных формах борьбу противоположных идеологий, порождала некоторые идеи, оказавшие значительное влияние на судьбу нашей науки. Мне придется выхватить из истории еще несколько проблем, без которых трудно было бы представить некоторые направления современной психологии.
В конце XVIII века появилась группа философов, пытавшихся вывести психические явления прямо из работы мозга. Философы этой группы, несомненно, представляли материалистическую линию развития, так как они придерживались тезиса о первичности материи и познаваемости объективного мира. Это направление известно в истории философии как направление метафизического и механистического материализма. Оно изображало человека со всеми его горестями и радостями по аналогии с машиной. Один из первых представителей этого направления, французский врач и философ Ламетри броско назвал свою основную работу «Человек-машина», отразив этим названием самую суть французского материализма. Философы этой школы, сравнивая человека со сложным механизмом, пытались объяснить поведение человека, исходя из устройства его организма, о котором в те времена знали довольно мало. Вывести психику из устройства мозга, по сути, означает свести ее к этому устройству. Перед нами две стороны одной медали. И в настоящее время нам нередко приходится встречаться с теориями, выводящими психику из устройства и работы человеческого мозга. Если мы примем подобную точку зрения, то психология как бы уничтожается; она лишается своего предмета, превращаясь в физиологию, биологию и т. д. А то, что пока не могут объяснить естественные науки, остается на долю психологии как временной науки, которая, описав некоторые явления и процессы, должна передать их для истинно научного изучения в руки физиолога… Таким образом, идеи механистического материализма, приняв более утонченные и скрытые формы, перекочевали в наш век. Психика, конечно, является функцией мозга. Но в каком отношении она находится к «мозговым» процессам? Можно ли из законов работы мозга вывести законы психической деятельности? Вот в чем вопрос!
В заключение я должен остановиться еще на одном представителе крупной философской школы – епископе Джордже Беркли. Беркли считают одним из основоположников субъективного идеализма. Это направление представляет особый интерес, так как отправляется от очень важного и сугубо психологического положения: первая реальность, с которой мы сталкиваемся, есть ощущения. Тех философов, для которых это положение является отправной точкой философских построений, называют сенсуалистами. Отец сенсуализма Джон Локк емко выразил кредо этого направления, сказав: «В интеллекте нет ничего, что бы не прошло предварительно через органы чувств». Тезису Локка, утверждавшему, что формирование образов, представлений и понятий возможно только на основе наших ощущений, можно придать двоякий смысл. Материалистически понятый, он означает, что ощущения – непременный источник нашего познания. Но тот же самый тезис принимает принципиально иную окраску в контексте представлений субъективного идеализма (или агностицизма). Представители субъективного идеализма задают следующий вопрос: «В качестве первоначального источника наших знаний выступают ощущения, но что лежит за ощущениями? Чем они вызываются? Мы видим причину, породившую посредством ощущений образ того или иного явления. Но дело в том, что об этой причине я могу получить информацию через все те же ощущения». Итак, образуется замкнутый круг. Если круг Декарта замыкает и изолирует от внешнего мира сознание, то круг Беркли – это круг, изолирующий ощущения. В концепции субъективного идеализма ощущение приобретает самостоятельное, обособленное от действительности бытие, то есть оно существует без ощущаемого. При такой интерпретации локковского тезиса наши органы чувств уже не выступают в роли своеобразных окон в мир, уже не связывают нас с окружающей действительностью, а, скорее, отделяют, отгораживают нас от внешнего мира. Тогда психические явления становятся чисто субъективными явлениями, «чисто» в том смысле, что за ними не стоит ничего, кроме субъективности. Я вижу вас на основе тех данных, которые поставляют мне органы чувств.