Страница:
Нас было шестнадцать девушек-журналисток в возрасте от 17 до 3о лет. До начала круиза нас увезли на дрессировку в подмосковный пансионат, где мы неделю гуляли по лесу под дождем, хлюпали носами от простуды, сидя в сырых нетопленых помещениях, и сплетничали от скуки. По нескольку часов в день мы занимались танцами, шейпингом и красивой ходьбой – нас готовили к выступлению в шоу на корабле.
Нам велели "вести себя хорошо", то бишь не знакомиться с мужчинами, живущими в пансионате. Зато к нам каждый вечер приезжала компания спонсоров, которые устраивали дебош в сауне с "девочками". Роль "девочек" отвели нам, участницам конкурса. Мы должны были пить дорогое вино, слушать хвастливые монологи пьяных спонсоров, рассматривать золотые перстни на их толстых пальцах, смеяться их идиотским шуткам. Во всем, что не касалось денег, эти люди отличались непомерной тупостью. Меня стошнило от первого же вечера, и я воздержалась от дальнейших посещений сауны. Из удовольствия сделать гадость я удерживала возле себя двух самых красивых девочек и не пускала их в это изысканное общество. Мы предпочитали долгие разговоры между собой пьяной болтовне в сауне. После этого я имела беседу с организатором круиза Лешей на тему моего поведения. Леша неопределенно заметил, что, если я буду "так" себя вести, мне могут найти замену. Я спросила, что значит "так"? Леша мягким голосом объяснил, что я слишком высокомерна и многие девочки жалуются на мое поведение. Я была уверена, что это полное вранье, но спорить не стала, так как в этой карточной игре все козыри были у него.
Лешу я знала шесть лет. Единственная его черта, которая импонировала мне, это стремление любой ценой выбиться наверх. Он приехал из глубокой провинции с желанием покорить этот город, и это ему удалось, за что я его искренне уважала.
Он разбогател, среди его друзей числились знаменитые актеры, музыканты и журналисты. Меня не интересовало, как он этого добился (наверняка шулерскими способами), важен был результат.
Я понимала, чего он хочет, – устроить хорошее развлечение для людей, купивших за огромную цену билеты на его круиз, и ему плевать на наш интеллектуальный уровень. Гораздо важнее наши хорошенькие мордашки и сияющие улыбки. Все, что от нас требуется, – быть веселыми, привлекательными и любезными. А свое образование и свои мозги мы можем оставить дома.
Мне пришлось усмирить свой гонор, потому что бунт в этих условиях был неуместен.
Раз я хотела ехать на Средиземное море, значит, нужно принимать условия игры.
Кроме того, жаловаться было не на что. Нас кормили и поили, нам дали подарки, нам оплачивали парикмахера и косметолога, никто не обижал. "А то, что никто не видит в нас журналисток, так это ерунда. На корабле все будет по-другому", наивно думала я.
Везде можно найти развлечения, даже в холодном московском пансионате. Я уже два года не жила в общежитии и отвыкла от женского общества, теперь я с огромным удовольствием вновь открывала для себя мир женщин. Во мне заработали лесбийские инстинкты, и я заполучила к себе в комнату двух самых хорошеньких женщин – очаровательную куколку Танюшу с пухлыми детскими губками и неотразимо-* простодушной улыбкой и профессиональную писаную красавицу Надю. Мы много болтали, часами пили чай и курили. Я боялась оскорбить их уши чересчур фривольной темой, но каково же было мое удивление, когда Надя вскользь упомянула о своих сексуальных связях с женщинами, а Танюша с самым наивным видом рассказала, как в десятом классе она и три ее подруги-девственницы учили друг друга сексу, чтобы потом не осрамиться перед мужчинами. Мне самой как-то пришлось играть в армянском фильме активную лесбиянку и заниматься оральным сексом с красивой партнершей, но ничего, кроме отвращения, у меня это не вызвало. Теперь же мне хотелось гладить, щипать, тормошить моих очаровательных подруг, но я не рискнула, боясь, что наши отношения утратят естественную душевную близость.
После трех дней пребывания в пансионате даже самые стойкие из нас перестали краситься, делать прически и вообще следить за собой. Мужчин, с которыми нам хотелось бы флиртовать, вокруг нас не было, парикмахера и косметолога нам еще не привезли. В один из скучнейших дождливых вечеров я зашла в соседнюю комнату попить чаю. Все мы обленились, одичали без мужского общества и плохо выглядели.
Кто-то из нас сказал, что хорошо бы увидеть сейчас хоть одного элегантного мужчину.
В дверь постучали. "Войдите", – хором закричали мы. В комнату вошел весьма упитанный молодой мужчина с пышной растительностью на подбородке, в ослепительном костюме, начищенных ботинках и с элегантным черным зонтом в руках.
Он весь сиял с головы до ног, и казалось, что он прибыл прямо с великосветского раута в лимузине, умудрившись не промокнуть и не вляпаться в грязь. Я думаю, явление Христа народу прошло с меньшим успехом, чем появление этого человека в нашей унылой комнате. Он прибыл как ответ на наши молитвы, и мы спешно стали поправлять волосы и приводить в порядок одежду.
Первой пришла в себя Светка, самая бойкая из нас. "Вы, наверное, парикмахер?" – спросила она. "Нет", – с достоинтвом ответил наш гость. "Значит, вы косметолог?" – с надеждой спросила Ника, журналистка из Ленинграда. "Нет", – снова ответил мужчина. Пришла моя очередь:
"Стало быть, вы спонсор?" Выдержав паузу, гость с важностью произнес: "Я сексолог-дизайнер". Не знаю, что подумали мои подруги при этом заявлении, но я почему-то решила, что этот джентльмен изобретает и пропагандирует сексуальные позы.
Все оказалось гораздо проще. Саша (так звали нашего гостя) был сексологом (по убеждению или образованию, я так и не выяснила) и дизайнером ювелирных украшений. Дефис, мысленно проставленный нами между этими двумя словами, был совершенно неуместен. Я не встречала другого такого человека, который бы так сильно нуждался именно в сексуальной помощи. Он мнил себя знатоком в любовных делах, но успехом у женщин не пользовался. Он обожал секретничать с дамами, выслушивать их исповеди, давать с умным видом элементарные рекомендации.
Несмотря на то что он был владельцем эффектных украшений, предмета вожделения всех участниц конкурса, даже из корыстных соображений девушки не желали скучать в его обществе.
Украшениями нас обеспечивал Саша, а вот наряды нам пришлось добывать самим.
Круиз по Средиземному морю – это светское мероприятие, и на каждый ужин в ресторане полагалось надевать новое вечернее платье. Нехватка платьев была серьезной проблемой. Мы решили ее путем обмена. Всем известно, что платье приобретает характер той женщины, которая его носит. И когда его надевает другая дама, платье получает вторую жизнь и становится неузнаваемым.
В нашей каюте собрались четыре выдающихся неряхи – я, Света, Надя и Лиана. Каюта была маленькой и тесной, шкафы узкими и без вешалок, и для удобства мы стали складывать вещи на пол. Гора платьев, туфель и белья постепенно росла, и вскоре возникли трудности подхода к кроватям. Тогда мы решили эту проблему следующим образом: утром, после подъема, часть вещей с пола складывалась на освободившиеся кровати, и мы получали возможность передвигаться по каюте, вечером, прежде чем лечь спать, платья и чулки снова сваливались на пол. К счастью, большинство наших нарядов было из немнущейся ткани. Слабонервные горничные отказались убирать нашу комнату, и за двадцать дней круиза никто не нарушил покой этого святилища пылесосным воем.
Когда в комнате такой беспорядок, вещи постоянно теряется, и каждое утро каюта оглашалась криками: "Где мои трусы? Кто надел мои джинсы? Куда подевалась моя зубная щетка?" Мелкие предметы, такие, как расчески, маникюрные наборы, косметика, лаки для волос и ногтей, пропали в первую очередь, и из оставшихся необходимых мелочей мы создали общий косметический фонд, который был доступен каждому. Из "ваучеров" (так мы называли корабельные чеки которыми пассажиры рассчитывались в барах) мы тоже сделали общую кассу, правда, по рассеянности эти денежные знаки иногда залетали в уборную в качестве туалетной бумаги.
Чем дольше мы жили вместе, тем больше утрачивали всякое чувство брезгливости. Мы так обленились, что перестали стирать белье и чулки и гладить вещи. Утром, поднимаясь с постели, каждая из нас брала из общей кучи вещей полюбившуюся тряпку и чьи-нибудь туфли. Поговорка "Кто рано встает, тому бог подает" приобрела особое значение. Действительно, тот, кто просыпался раньше, получал лучшее платье и обувь. Помню утреннюю сцену, когда Лиана со вчерашней косметикой на лице (макияж мы наносили с расчетом на три дня) нюхала несколько пар чулок, чтобы найти менее вонючие. Если кто-нибудь собирался с духом и стирал свои трусы, то их моментально разбирали соседки.
Лиана ввела порочную практику расчетов вещами. У нее не было денег, я и Света часто брали ее "на содержание". Однажды на острове Родос я повела Лиану в чудесный маленький ресторан с большими скандальными попугаями. Потолком ему служили сплетенные виноградные ветви. Пока мы пили, попугаев сморил сон, и их унесли в темную комнату. Пьяная Лиана обратилась к хозяину ресторана с просьбой навестить попугаев. Хозяин, смазливый брюнет с похотливыми глазами, отвел нас в комнату, включил свет и разбудил птичек. Пока мы хохотали над недовольными попугайскими рожами, мужик щипал нас за аппетитные ягодицы, а потом отвез нас на мотоцикле в порт. Лиана сказала, что за такой чудный вечер она дарит мне заколку и свои любимые трусы. Это вызвало зависть у наших товарок, и они стали вопить, что у них тоже нет красивых трусов. Лиана щедро раздарила свое белье, как будто играла в фанты "на раздевание".
Нас было в каюте три умницы и одна красавица. Это не значит, что наша троица умных девочек не отличалась красотой. Но наш хороший вид зависел от косметики, прически, эффектной одежды и хорошего настроения. Мы были не столько красивы, сколько очаровательны и воздействовали на мужчин улыбками, остроумием, обаянием и кокетством. А нашу четвертую подругу Надю можно было умыть, раздеть и положить на кровать, и даже в этом виде, когда любая из нас выглядела бы драной кошкой, Надя сияла редкой красотой в нашей каюте яблоко Париса явно принадлежало ей. Когда она утром лежала на кровати совершенно голая и впивалась белыми ровными зубками в персик, у меня мутилось в голове и от вожделения текли слюни. Ее хотелось трахать, трахать, трахать. Жаль, что я не мужчина. Стоило мне забраться к ней в постель и приступить с нежностями к ее телу, как тут же появлялась зловредная Лиана и начинала кричать, что, если мы не возьмем ее третьей, она не позволит нам заняться любовью. Лиана в мои планы не входила, и я выбиралась из Надиной кровати.
Мое заявление об умницах и красавицах, сделанное выше, не означает, что Надя была дурой. Но красоту свою она несла как крест. Ни один мужчина и заподозрить не мог, что в такой очаровательной головке есть мозги. Наде мешала провинциальная застенчивость, и, знакомясь с мужчинами, она не могла выдавить ни одной умной фразы, а только улыбалась и слушала бесконечные монологи польщенных мужчин.
Мне было жаль красавицу Надю. Я представляла себе ее жизнь в провинции, медленное угасание и отсутствие перспектив. Провинциальная девушка не идет в своих мечтах дальше загса и выводка детей. В моем родном Хабаровске на девушку, которая не успела в 18 лет выйти замуж, все смотрели как на старую деву. Мои школьные подруги заключали скороспелые браки – выходили замуж по минутному увлечению за мальчишек, не имеющих чувства ответственности и мозгов. Некоторое время они наслаждались своим солидным положением замужних дам, пока их не настигало страшное разочарование и сознание того, что свои первые, самые сильные чувства они отдали шалопаям, не заслуживающим их внимания. И в самом деле, что может знать 18-летняя девушка о любви? Ранние браки – причина множества разводов, причем страдающая сторона – женщина, у которой на руках остается младенец. Мужчина же в этом случае приобретает опыт, который возвышает его в собственных глазах. То, что он бросил первую жену, окружает его некоторым романтическим ореолом в глазах юных поклонниц.
Есть другой вариант развития супружеских отношений, вернее, их остановки, – женщина продолжает жить с мужем, связанная лишь силой привычки и детьми. Меня всегда удивляло в детстве и юности, почему все женщины любят жаловаться на своих мужей. Считалось неписаным правилом рисовать своего близкого человека в черных красках. Я ни разу не слышала ни одного счастливого семейного рассказа о страстной любви и взаимной нежности. Мысль о том, что супружество – это тяжелая ноша, страшно оскорбляла меня почему эти дурехи не сбросят со своей спины камень и не попытаются вновь искать свое счастье? В глазах окружающих я была непроходимой тупицей. Аргументы в пользу сохранения брака, которые приводили мне мои подруги, казались мне более чем странными:
"Пусть мой муж глупец, зато он не пьет и не курит", "Мой супруг отдает мне всю зарплату до копейки, а вот у соседки муж тратит только на себя", "Он у меня не хуже других", "У нас же дети, Даша, как ты не понимаешь?" (Как будто детям полезно расти в атмосфере неуважения и взаимной холодности.) И ни разу не прозвучало великое, неподкупное слово "любовь". Это нежное, всепоглощающее чувство почему-то не является меркой супружеской жизни.
Полгода назад ко мне в гости приехала моя школьная подруга, назовем ее Диной. Мы пили шампанское у меня дома и болтали. Я много рассказывала ей о своих приключениях, удачах, планах. У меня горели глаза и улыбка постоянно вспыхивала на губах. Из меня бил поток жизни, настоящей, живой, горячей, и Дина, ошеломленная моим напором и энергией, вдруг сказала: "Даша, ты все такая же, какой была в школе: быстрая, смешная, наивная. Вечно носишься с какими-то мечтами". И она снисходительно улыбнулась моему простодушию.
Меня поразила ее интонация. Она как бы свысока смотрела на чудачества ребенка. Я для нее осталась наивной дурочкой. Дина, никогда не покидающая Хабаровск, томящаяся в несчастном браке без любви, ничего не видевшая в жизни, кроме бесцветной обыденности, не ведавшая ни сильного горя, ни сильной радости, разговаривала со мной как почтенная матрона. А я за эти шесть лет прошла огромный путь, сложный и яркий, со взлетами и падениями. Я видела столько прекрасного и дурного в жизни, что иногда сама удивлялась – правда ли, что все это было со мной. И я не чувствовала себя разочарованной и уставшей, во мне по-прежнему играли силы молодости. И вдруг я поняла, что сидевшая передо мной моя ровесница – в сущности, старуха, для нее все давно уже кончено, перед ней пустота бесконечных лет. Потому что единственно полнота переживаний, накал чувств делают женщину молодой и красивой.
Надя за свое многолетнее прозябание в провинции успела два раза побывать замужем, и ни один брак не согрел ее. Круиз стал для нее шансом. Она страстно мечтала найти богатого и респектабельного мужчину и прилепиться к нему, как раковина к скале. Но ей страшно не везло. Мужчины умные, приятные, интеллигентные не имели к ней серьезных намерений, поскольку даже не подозревали, как легка победа над красавицей. Зато к Наде постоянно цеплялись снобы, жеелаюшие выставлять ее как породистую скаковую лошадь и дорогой лимузин. Их нисколько не волновало, чем заняла ее головка, им важно было иметь ее при себе, чтобы поднять свои акции в глазах окружающих. И вот парадокс: Надя, самая красивая из нас, весь круиз мучилась от одиночества и готова была переспать с любым, кто пожелал бы взять ее. Глядя на нее, я все время думала: "Зачем этой простушке такое роскошное тело? Я бы им сумела распорядиться гораздо лучше". Теперь Надя с помощью мужчин перебралась в Москву, и Лиана, которая поддерживает с ней дружбу, постоянно жалуется мне, что вынуждена подыскивать ей сексуальных партнеров. Я думаю, Надина ошибка состоит в том, что у нее на лице написано "возьмите меня".
В круизе Лиана повсюду таскала с собой Надю, отлично понимая, что эту смирную нехваткую красавицу она отстранит без труда. Приглушенный характер Нади давал Лиане возможность выставлять свое виртуозное кокетство в самом выгодном свете.
Ее губки бантиком, вертлявая попка, крашеные белые волосы пользовались гораздо большим успехом, чем Надина классическая красота. Надя плакала мне, что Лиана все время задвигает ее в тень. Еще бы! Когда Лиана открывает рот, вы чувствуете себя избавленными от необходимости говорить – она сделает это за вас.
Для Лианы флирт гораздо важнее, чем секс. Она стремится растянуть прелюдию как можно больше. В самую первую ночь на корабле она разбудила меня в два часа, придя из бара, криками: "Даша! Я осуществила твою мечту!" – "Какую мечту, Лиана!
Что ты мелешь! Ложись лучше спать", – недовольно ворчала я. "Ну помнишь, ты говорила: надругаться над мужчиной и бросить – вот как поступают настоящие женщины, – весело говорила Лиана, дыша на меня винными парами. – Представь, я всех мужиков в баре водила за нос, всех возбудила, а потом взяла да и бросила".
– "Полно с ума сходить, ложись спать. Утром все расскажешь", – голосом Дуэньи сказала я. Но ее не так-то легко было унять. Лиана кружилась по каюте, что-то напевала, трясла кудряшками, Переливалась смехом и была так забавна, что я давилась от хохота в подушку.
У Лианы было два мужа, с которыми она никак не могла разобраться. С одним она развелась, но продолжала жить, поскольку их связывали ребенок и совместное прошлое. С другим она успела расписаться, но еще не жила. Новый предмет страсти, Александр, имел богатую биографию. В 19 лет он с товарищем пытался угнать самолет, но им не повезло. Лейтенант внутренних войск МВД, находившийся в самолете, застрелил одного из угонщиков, а Сашу ранил в бок. После' не" удачного угона Саша сидел восемь лет в последней политической тюрьме России. Лиана, вздыхая, говорила, что любит его ужасно, но жить с ним без денег не может.
Несмотря на свои любовные переживания, Лиана успела прокрутить в Венеции маленький роман по всем правилам. Пароход стоял в порту всего два дня. В первый день Лиана познакомилась с красивым венецианским фотографом – они ходили по ресторанам, любовались кружевными дворцами и зеленой дремлющей водой и целовались под луной. На второй день они успели сделать маленький секс, из-за чего Лиана едва не опоздала на пароход.
Мне нравилась в Лиане черта характера, свойственная и мне самой, – стремление получать то, что трудно достать. Она потеряла голову на пароходе из-за лысого мужика, который пренебрег ее кокетством. Сначала Лиана ему нравилась, но он был не из тех, кто способен долго стоять на коленях и томно вздыхать. Он попытался ее взять, но получил отказ и сразу оставил ее в покое, что сильно уязвило тщеславное Лианкино сердечко. С упрямством, достойным лучшего применения, она стала преследовать его, изводя окружающих жалобами на его холодность. Все пассажиры знали, что Лиана хочет Лысого, и все пытались их свести, но тут, повидимому, нашла коса на камень.
Я и Лиана постоянно ругались, так как обе отличались вспыльчивым характером. Мы были так с ней похожи, что я смотрелась в нее как в зеркало, узнавая собственные недостатки – крайнее властолюбие и стремление командовать своими близкими, беспредельное тщеславие, желание быть во всем первой, даже в том, к чему нет способностей, скандальность, упрямство. Мы, как люди дуэльного склада, занимались постоянными подкусываниями друг друга, и от крупных ссор нас спасала одна и та же положительная черта – быстрая отходчивость. В свои скандалы мы пытались втянуть флегматичную Надю и мирную Свету, но они, как разумные женщины, предпочитали помалкивать во время выяснения наших отношений.
Наша яркая компания привлекала всеобщее недоброжелательное внимание, и с самого начала нас окрестили "мисс шлюшки". Это оскорбление мы заслужили по двум причинам – эффектные, чересчур короткие платья и независимость поведения.
Последнее мужчины нам не могли простить. Даже наш сексолог-дизайнер вел с нами душеспасильные беседы: "Девочки, вы слишком дерзко себя ведете не надо столько пить в барах, нельзя так разговаривать с членами жюри – вы перебиваете их, высмеиваете, вам это припомнят".
Всем нам приходилось на протяжении своей карьеры решать важную проблему – доказывать мужчинам, что привлекательная внешность не есть синоним глупости. Это была тяжелая битва. Если за нами и признавали наличие мозгов, то никак не желали признать наше превосходство в профессиональной сфере. Я писала на военные темы, Лиана работала над проблемами экономики, Света писала о тюрьмах. Все эти темы считались прежде исключительной прерогативой мужчин. Но мы добились определенных успехов на своем поприще и считали, что имеем право разговаривать на равных с мужчинами-журналистами. Более того, журналистов нашего уровня на корабле можно было пересчитать по пальцам.
К нашему удивлению, коллеги мужского пола, отдыхающие в круизе, держали нас за хорошеньких дурочек. Бедная Лиана чуть не плакала, когда ей говорили: "Посмотри на себя в зеркало. Ну какая ты журналистка!" Перед конкурсом я случайно услышала разговор Лианы с поэтом и композитором Александром Градским. Нам дали конкурсное задание написать репортаж, Лиана показала свою работу Градскому, и тот с наслаждением ее распекал. Он уверял ее, что она написала глупую и бездарную вещь, и предлагал прочитать на конкурсе его репортаж, специально сделанный для нее. У Лианы был вид школьницы, которую поставили в угол за проказы.
Когда Градский ушел, я с возмущением набросилась на Лиану: "Почему ты позволяешь так с собой говорить? Неужели ты ни во что не ставишь свой ум и свой талант?
Почему ты доверяешь суждениям этих самоуверенных мужиков, для которых существует только свет собственной гениальности? Ты прекрасная журналистка, и ты должна прочитать сегодня свой собственный репортаж". Но Лиана, как все гордецы, была подвержена сомнениям. Ее слишком долго добивали снисходительностью. Она прочитала на конкурсе репортаж Градского и провалилась. Я видела, как она шла к своему месту, сверкая глазами и обиженно надув губки. "Какая я дура! – проклинала она шепотом собственную глупость. – Зачем я это сделала?" Лиана – очень импульсивная натура. Когда мы проиграли конкурс, она устроила форменную истерику, уверяла, что запрется в каюте от стыда и просидит там до конца круиза. Лиана, милая, у нас сегодня праздник, мы прекрасно выглядим и у нас роскошные туалеты. Пойдем в бар, выпьем шампани разу не влюбилась. За три дня до окончания поездки в Стамбуле я обратила внимание на молодого музыканта по имени Дима. Чтобы не тратить время на долгие знакомства, я сама подошла к нему, заявила, что он мне нравится, и назначила ему свидание в полночь в баре. Я поставила условие чтобы он явился в парадном костюме и непременно заказал мне мартини. Молодой человек был так ошарашен моим нахальством, что в точности выполнил все мои указания.
В полночь я и Дима встретились в баре и сели за столик Это был случай телесного электричества. Мне достаточно было взять его за руку, и меня тут же настигало желание. На два часа я утратила рассудок и совершенно забыла о существовании других людей.
Мне до смерти хотелось целоваться. Я пригласила Диму танцевать, положила руки ему на плечи и с жадностью потянулась к его губам. Не грех же утолить жажду. Нас несла теплая река, и мы отдались ее течению и водоворотам. На какой-то момент весь мир пропал, исчезло прошлое и будущее, торжествовало только великое "сейчас". Это был самый чудесный секс – когда два тела хотят, но не могут отдаться друг другу, связанные условностями и приличиями, зато губы делают это за них, бесстыдно и дерзко. Когда танец закончился и мы пришли в себя, то услышали аплодисменты соседних пар. Люди подходили к нам и, заглядывая в глаза, с усмешкой говорили: "Спасибо, ребята. Вы нам доставили удовольствие".
Утром я смотрела на свой маленький роман уже другими глазами – прекрасное дополнение к радостям круиза, но не более. Я открывала для себя Стамбул, который в прошлое посещение произвел на меня самое тягостное впечатление. Год назад я совершала путешествие по Средиземному морю в компании страстно влюбленного в меня мужчины. Я дразнила его, как осла, перед которым на палке вешают морковку.
Бедному ослику никогда не получить вкусную приманку. Мы беспрерывно выясняли отношения, и Греция, Испания, Италия, Турция проплывали мимо лишь как декорации к нашему роману. В Стамбуле мои силы иссякли, и я возненавидела этот город за то, что он связывает меня с человеком, которому я причинила столько зла.
Теперь все было иначе. Я бродила по Стамбулу, счастливая до глупости. Я привела Свету в свой любимый кабачок, расположенный прямо на берегу Босфора. Мы блаженно потягивали коктейли, наблюдая за деловито снующими кораблями. Босфор напоминал оживленную улицу в час пик.
Хозяин бара угостил нас сигаретами и, узнав, что мы Русские, подсел к нам поболтать. Он знал английский еще хуже Мне 1,5 года Я на третьем курсе Смотреть на мужчин нужно только так С мужем Андреем Советовым нас и для удобства понимания рисовал картинки. "Я коммунист, – сказал он гордо.
– Я люблю Ленина, "Капитал" Маркса и Москву". Мы вежливо заулыбались, хотя и не разделяли его привязанностей. Наш собеседник нарисовал картинку – прутья решетки, в которую вцепился маленький человечек с печальным лицом. Под ней надпись: "Тюрьма. 198- 1985". Мы были потрясены – бедняга сидел пять лет в тюрьме за коммунистические убеждения. Я сказала, что коммунизм – это прекрасная религия, которую трудно использовать в практической жизни. Он закивал головой, но, надеюсь, не понял моих слов. Он дорого заплатил за свои убеждения и теперь держался за них мертвой хваткой.
Нам велели "вести себя хорошо", то бишь не знакомиться с мужчинами, живущими в пансионате. Зато к нам каждый вечер приезжала компания спонсоров, которые устраивали дебош в сауне с "девочками". Роль "девочек" отвели нам, участницам конкурса. Мы должны были пить дорогое вино, слушать хвастливые монологи пьяных спонсоров, рассматривать золотые перстни на их толстых пальцах, смеяться их идиотским шуткам. Во всем, что не касалось денег, эти люди отличались непомерной тупостью. Меня стошнило от первого же вечера, и я воздержалась от дальнейших посещений сауны. Из удовольствия сделать гадость я удерживала возле себя двух самых красивых девочек и не пускала их в это изысканное общество. Мы предпочитали долгие разговоры между собой пьяной болтовне в сауне. После этого я имела беседу с организатором круиза Лешей на тему моего поведения. Леша неопределенно заметил, что, если я буду "так" себя вести, мне могут найти замену. Я спросила, что значит "так"? Леша мягким голосом объяснил, что я слишком высокомерна и многие девочки жалуются на мое поведение. Я была уверена, что это полное вранье, но спорить не стала, так как в этой карточной игре все козыри были у него.
Лешу я знала шесть лет. Единственная его черта, которая импонировала мне, это стремление любой ценой выбиться наверх. Он приехал из глубокой провинции с желанием покорить этот город, и это ему удалось, за что я его искренне уважала.
Он разбогател, среди его друзей числились знаменитые актеры, музыканты и журналисты. Меня не интересовало, как он этого добился (наверняка шулерскими способами), важен был результат.
Я понимала, чего он хочет, – устроить хорошее развлечение для людей, купивших за огромную цену билеты на его круиз, и ему плевать на наш интеллектуальный уровень. Гораздо важнее наши хорошенькие мордашки и сияющие улыбки. Все, что от нас требуется, – быть веселыми, привлекательными и любезными. А свое образование и свои мозги мы можем оставить дома.
Мне пришлось усмирить свой гонор, потому что бунт в этих условиях был неуместен.
Раз я хотела ехать на Средиземное море, значит, нужно принимать условия игры.
Кроме того, жаловаться было не на что. Нас кормили и поили, нам дали подарки, нам оплачивали парикмахера и косметолога, никто не обижал. "А то, что никто не видит в нас журналисток, так это ерунда. На корабле все будет по-другому", наивно думала я.
Везде можно найти развлечения, даже в холодном московском пансионате. Я уже два года не жила в общежитии и отвыкла от женского общества, теперь я с огромным удовольствием вновь открывала для себя мир женщин. Во мне заработали лесбийские инстинкты, и я заполучила к себе в комнату двух самых хорошеньких женщин – очаровательную куколку Танюшу с пухлыми детскими губками и неотразимо-* простодушной улыбкой и профессиональную писаную красавицу Надю. Мы много болтали, часами пили чай и курили. Я боялась оскорбить их уши чересчур фривольной темой, но каково же было мое удивление, когда Надя вскользь упомянула о своих сексуальных связях с женщинами, а Танюша с самым наивным видом рассказала, как в десятом классе она и три ее подруги-девственницы учили друг друга сексу, чтобы потом не осрамиться перед мужчинами. Мне самой как-то пришлось играть в армянском фильме активную лесбиянку и заниматься оральным сексом с красивой партнершей, но ничего, кроме отвращения, у меня это не вызвало. Теперь же мне хотелось гладить, щипать, тормошить моих очаровательных подруг, но я не рискнула, боясь, что наши отношения утратят естественную душевную близость.
После трех дней пребывания в пансионате даже самые стойкие из нас перестали краситься, делать прически и вообще следить за собой. Мужчин, с которыми нам хотелось бы флиртовать, вокруг нас не было, парикмахера и косметолога нам еще не привезли. В один из скучнейших дождливых вечеров я зашла в соседнюю комнату попить чаю. Все мы обленились, одичали без мужского общества и плохо выглядели.
Кто-то из нас сказал, что хорошо бы увидеть сейчас хоть одного элегантного мужчину.
В дверь постучали. "Войдите", – хором закричали мы. В комнату вошел весьма упитанный молодой мужчина с пышной растительностью на подбородке, в ослепительном костюме, начищенных ботинках и с элегантным черным зонтом в руках.
Он весь сиял с головы до ног, и казалось, что он прибыл прямо с великосветского раута в лимузине, умудрившись не промокнуть и не вляпаться в грязь. Я думаю, явление Христа народу прошло с меньшим успехом, чем появление этого человека в нашей унылой комнате. Он прибыл как ответ на наши молитвы, и мы спешно стали поправлять волосы и приводить в порядок одежду.
Первой пришла в себя Светка, самая бойкая из нас. "Вы, наверное, парикмахер?" – спросила она. "Нет", – с достоинтвом ответил наш гость. "Значит, вы косметолог?" – с надеждой спросила Ника, журналистка из Ленинграда. "Нет", – снова ответил мужчина. Пришла моя очередь:
"Стало быть, вы спонсор?" Выдержав паузу, гость с важностью произнес: "Я сексолог-дизайнер". Не знаю, что подумали мои подруги при этом заявлении, но я почему-то решила, что этот джентльмен изобретает и пропагандирует сексуальные позы.
Все оказалось гораздо проще. Саша (так звали нашего гостя) был сексологом (по убеждению или образованию, я так и не выяснила) и дизайнером ювелирных украшений. Дефис, мысленно проставленный нами между этими двумя словами, был совершенно неуместен. Я не встречала другого такого человека, который бы так сильно нуждался именно в сексуальной помощи. Он мнил себя знатоком в любовных делах, но успехом у женщин не пользовался. Он обожал секретничать с дамами, выслушивать их исповеди, давать с умным видом элементарные рекомендации.
Несмотря на то что он был владельцем эффектных украшений, предмета вожделения всех участниц конкурса, даже из корыстных соображений девушки не желали скучать в его обществе.
Украшениями нас обеспечивал Саша, а вот наряды нам пришлось добывать самим.
Круиз по Средиземному морю – это светское мероприятие, и на каждый ужин в ресторане полагалось надевать новое вечернее платье. Нехватка платьев была серьезной проблемой. Мы решили ее путем обмена. Всем известно, что платье приобретает характер той женщины, которая его носит. И когда его надевает другая дама, платье получает вторую жизнь и становится неузнаваемым.
В нашей каюте собрались четыре выдающихся неряхи – я, Света, Надя и Лиана. Каюта была маленькой и тесной, шкафы узкими и без вешалок, и для удобства мы стали складывать вещи на пол. Гора платьев, туфель и белья постепенно росла, и вскоре возникли трудности подхода к кроватям. Тогда мы решили эту проблему следующим образом: утром, после подъема, часть вещей с пола складывалась на освободившиеся кровати, и мы получали возможность передвигаться по каюте, вечером, прежде чем лечь спать, платья и чулки снова сваливались на пол. К счастью, большинство наших нарядов было из немнущейся ткани. Слабонервные горничные отказались убирать нашу комнату, и за двадцать дней круиза никто не нарушил покой этого святилища пылесосным воем.
Когда в комнате такой беспорядок, вещи постоянно теряется, и каждое утро каюта оглашалась криками: "Где мои трусы? Кто надел мои джинсы? Куда подевалась моя зубная щетка?" Мелкие предметы, такие, как расчески, маникюрные наборы, косметика, лаки для волос и ногтей, пропали в первую очередь, и из оставшихся необходимых мелочей мы создали общий косметический фонд, который был доступен каждому. Из "ваучеров" (так мы называли корабельные чеки которыми пассажиры рассчитывались в барах) мы тоже сделали общую кассу, правда, по рассеянности эти денежные знаки иногда залетали в уборную в качестве туалетной бумаги.
Чем дольше мы жили вместе, тем больше утрачивали всякое чувство брезгливости. Мы так обленились, что перестали стирать белье и чулки и гладить вещи. Утром, поднимаясь с постели, каждая из нас брала из общей кучи вещей полюбившуюся тряпку и чьи-нибудь туфли. Поговорка "Кто рано встает, тому бог подает" приобрела особое значение. Действительно, тот, кто просыпался раньше, получал лучшее платье и обувь. Помню утреннюю сцену, когда Лиана со вчерашней косметикой на лице (макияж мы наносили с расчетом на три дня) нюхала несколько пар чулок, чтобы найти менее вонючие. Если кто-нибудь собирался с духом и стирал свои трусы, то их моментально разбирали соседки.
Лиана ввела порочную практику расчетов вещами. У нее не было денег, я и Света часто брали ее "на содержание". Однажды на острове Родос я повела Лиану в чудесный маленький ресторан с большими скандальными попугаями. Потолком ему служили сплетенные виноградные ветви. Пока мы пили, попугаев сморил сон, и их унесли в темную комнату. Пьяная Лиана обратилась к хозяину ресторана с просьбой навестить попугаев. Хозяин, смазливый брюнет с похотливыми глазами, отвел нас в комнату, включил свет и разбудил птичек. Пока мы хохотали над недовольными попугайскими рожами, мужик щипал нас за аппетитные ягодицы, а потом отвез нас на мотоцикле в порт. Лиана сказала, что за такой чудный вечер она дарит мне заколку и свои любимые трусы. Это вызвало зависть у наших товарок, и они стали вопить, что у них тоже нет красивых трусов. Лиана щедро раздарила свое белье, как будто играла в фанты "на раздевание".
Нас было в каюте три умницы и одна красавица. Это не значит, что наша троица умных девочек не отличалась красотой. Но наш хороший вид зависел от косметики, прически, эффектной одежды и хорошего настроения. Мы были не столько красивы, сколько очаровательны и воздействовали на мужчин улыбками, остроумием, обаянием и кокетством. А нашу четвертую подругу Надю можно было умыть, раздеть и положить на кровать, и даже в этом виде, когда любая из нас выглядела бы драной кошкой, Надя сияла редкой красотой в нашей каюте яблоко Париса явно принадлежало ей. Когда она утром лежала на кровати совершенно голая и впивалась белыми ровными зубками в персик, у меня мутилось в голове и от вожделения текли слюни. Ее хотелось трахать, трахать, трахать. Жаль, что я не мужчина. Стоило мне забраться к ней в постель и приступить с нежностями к ее телу, как тут же появлялась зловредная Лиана и начинала кричать, что, если мы не возьмем ее третьей, она не позволит нам заняться любовью. Лиана в мои планы не входила, и я выбиралась из Надиной кровати.
Мое заявление об умницах и красавицах, сделанное выше, не означает, что Надя была дурой. Но красоту свою она несла как крест. Ни один мужчина и заподозрить не мог, что в такой очаровательной головке есть мозги. Наде мешала провинциальная застенчивость, и, знакомясь с мужчинами, она не могла выдавить ни одной умной фразы, а только улыбалась и слушала бесконечные монологи польщенных мужчин.
Мне было жаль красавицу Надю. Я представляла себе ее жизнь в провинции, медленное угасание и отсутствие перспектив. Провинциальная девушка не идет в своих мечтах дальше загса и выводка детей. В моем родном Хабаровске на девушку, которая не успела в 18 лет выйти замуж, все смотрели как на старую деву. Мои школьные подруги заключали скороспелые браки – выходили замуж по минутному увлечению за мальчишек, не имеющих чувства ответственности и мозгов. Некоторое время они наслаждались своим солидным положением замужних дам, пока их не настигало страшное разочарование и сознание того, что свои первые, самые сильные чувства они отдали шалопаям, не заслуживающим их внимания. И в самом деле, что может знать 18-летняя девушка о любви? Ранние браки – причина множества разводов, причем страдающая сторона – женщина, у которой на руках остается младенец. Мужчина же в этом случае приобретает опыт, который возвышает его в собственных глазах. То, что он бросил первую жену, окружает его некоторым романтическим ореолом в глазах юных поклонниц.
Есть другой вариант развития супружеских отношений, вернее, их остановки, – женщина продолжает жить с мужем, связанная лишь силой привычки и детьми. Меня всегда удивляло в детстве и юности, почему все женщины любят жаловаться на своих мужей. Считалось неписаным правилом рисовать своего близкого человека в черных красках. Я ни разу не слышала ни одного счастливого семейного рассказа о страстной любви и взаимной нежности. Мысль о том, что супружество – это тяжелая ноша, страшно оскорбляла меня почему эти дурехи не сбросят со своей спины камень и не попытаются вновь искать свое счастье? В глазах окружающих я была непроходимой тупицей. Аргументы в пользу сохранения брака, которые приводили мне мои подруги, казались мне более чем странными:
"Пусть мой муж глупец, зато он не пьет и не курит", "Мой супруг отдает мне всю зарплату до копейки, а вот у соседки муж тратит только на себя", "Он у меня не хуже других", "У нас же дети, Даша, как ты не понимаешь?" (Как будто детям полезно расти в атмосфере неуважения и взаимной холодности.) И ни разу не прозвучало великое, неподкупное слово "любовь". Это нежное, всепоглощающее чувство почему-то не является меркой супружеской жизни.
Полгода назад ко мне в гости приехала моя школьная подруга, назовем ее Диной. Мы пили шампанское у меня дома и болтали. Я много рассказывала ей о своих приключениях, удачах, планах. У меня горели глаза и улыбка постоянно вспыхивала на губах. Из меня бил поток жизни, настоящей, живой, горячей, и Дина, ошеломленная моим напором и энергией, вдруг сказала: "Даша, ты все такая же, какой была в школе: быстрая, смешная, наивная. Вечно носишься с какими-то мечтами". И она снисходительно улыбнулась моему простодушию.
Меня поразила ее интонация. Она как бы свысока смотрела на чудачества ребенка. Я для нее осталась наивной дурочкой. Дина, никогда не покидающая Хабаровск, томящаяся в несчастном браке без любви, ничего не видевшая в жизни, кроме бесцветной обыденности, не ведавшая ни сильного горя, ни сильной радости, разговаривала со мной как почтенная матрона. А я за эти шесть лет прошла огромный путь, сложный и яркий, со взлетами и падениями. Я видела столько прекрасного и дурного в жизни, что иногда сама удивлялась – правда ли, что все это было со мной. И я не чувствовала себя разочарованной и уставшей, во мне по-прежнему играли силы молодости. И вдруг я поняла, что сидевшая передо мной моя ровесница – в сущности, старуха, для нее все давно уже кончено, перед ней пустота бесконечных лет. Потому что единственно полнота переживаний, накал чувств делают женщину молодой и красивой.
Надя за свое многолетнее прозябание в провинции успела два раза побывать замужем, и ни один брак не согрел ее. Круиз стал для нее шансом. Она страстно мечтала найти богатого и респектабельного мужчину и прилепиться к нему, как раковина к скале. Но ей страшно не везло. Мужчины умные, приятные, интеллигентные не имели к ней серьезных намерений, поскольку даже не подозревали, как легка победа над красавицей. Зато к Наде постоянно цеплялись снобы, жеелаюшие выставлять ее как породистую скаковую лошадь и дорогой лимузин. Их нисколько не волновало, чем заняла ее головка, им важно было иметь ее при себе, чтобы поднять свои акции в глазах окружающих. И вот парадокс: Надя, самая красивая из нас, весь круиз мучилась от одиночества и готова была переспать с любым, кто пожелал бы взять ее. Глядя на нее, я все время думала: "Зачем этой простушке такое роскошное тело? Я бы им сумела распорядиться гораздо лучше". Теперь Надя с помощью мужчин перебралась в Москву, и Лиана, которая поддерживает с ней дружбу, постоянно жалуется мне, что вынуждена подыскивать ей сексуальных партнеров. Я думаю, Надина ошибка состоит в том, что у нее на лице написано "возьмите меня".
В круизе Лиана повсюду таскала с собой Надю, отлично понимая, что эту смирную нехваткую красавицу она отстранит без труда. Приглушенный характер Нади давал Лиане возможность выставлять свое виртуозное кокетство в самом выгодном свете.
Ее губки бантиком, вертлявая попка, крашеные белые волосы пользовались гораздо большим успехом, чем Надина классическая красота. Надя плакала мне, что Лиана все время задвигает ее в тень. Еще бы! Когда Лиана открывает рот, вы чувствуете себя избавленными от необходимости говорить – она сделает это за вас.
Для Лианы флирт гораздо важнее, чем секс. Она стремится растянуть прелюдию как можно больше. В самую первую ночь на корабле она разбудила меня в два часа, придя из бара, криками: "Даша! Я осуществила твою мечту!" – "Какую мечту, Лиана!
Что ты мелешь! Ложись лучше спать", – недовольно ворчала я. "Ну помнишь, ты говорила: надругаться над мужчиной и бросить – вот как поступают настоящие женщины, – весело говорила Лиана, дыша на меня винными парами. – Представь, я всех мужиков в баре водила за нос, всех возбудила, а потом взяла да и бросила".
– "Полно с ума сходить, ложись спать. Утром все расскажешь", – голосом Дуэньи сказала я. Но ее не так-то легко было унять. Лиана кружилась по каюте, что-то напевала, трясла кудряшками, Переливалась смехом и была так забавна, что я давилась от хохота в подушку.
У Лианы было два мужа, с которыми она никак не могла разобраться. С одним она развелась, но продолжала жить, поскольку их связывали ребенок и совместное прошлое. С другим она успела расписаться, но еще не жила. Новый предмет страсти, Александр, имел богатую биографию. В 19 лет он с товарищем пытался угнать самолет, но им не повезло. Лейтенант внутренних войск МВД, находившийся в самолете, застрелил одного из угонщиков, а Сашу ранил в бок. После' не" удачного угона Саша сидел восемь лет в последней политической тюрьме России. Лиана, вздыхая, говорила, что любит его ужасно, но жить с ним без денег не может.
Несмотря на свои любовные переживания, Лиана успела прокрутить в Венеции маленький роман по всем правилам. Пароход стоял в порту всего два дня. В первый день Лиана познакомилась с красивым венецианским фотографом – они ходили по ресторанам, любовались кружевными дворцами и зеленой дремлющей водой и целовались под луной. На второй день они успели сделать маленький секс, из-за чего Лиана едва не опоздала на пароход.
Мне нравилась в Лиане черта характера, свойственная и мне самой, – стремление получать то, что трудно достать. Она потеряла голову на пароходе из-за лысого мужика, который пренебрег ее кокетством. Сначала Лиана ему нравилась, но он был не из тех, кто способен долго стоять на коленях и томно вздыхать. Он попытался ее взять, но получил отказ и сразу оставил ее в покое, что сильно уязвило тщеславное Лианкино сердечко. С упрямством, достойным лучшего применения, она стала преследовать его, изводя окружающих жалобами на его холодность. Все пассажиры знали, что Лиана хочет Лысого, и все пытались их свести, но тут, повидимому, нашла коса на камень.
Я и Лиана постоянно ругались, так как обе отличались вспыльчивым характером. Мы были так с ней похожи, что я смотрелась в нее как в зеркало, узнавая собственные недостатки – крайнее властолюбие и стремление командовать своими близкими, беспредельное тщеславие, желание быть во всем первой, даже в том, к чему нет способностей, скандальность, упрямство. Мы, как люди дуэльного склада, занимались постоянными подкусываниями друг друга, и от крупных ссор нас спасала одна и та же положительная черта – быстрая отходчивость. В свои скандалы мы пытались втянуть флегматичную Надю и мирную Свету, но они, как разумные женщины, предпочитали помалкивать во время выяснения наших отношений.
Наша яркая компания привлекала всеобщее недоброжелательное внимание, и с самого начала нас окрестили "мисс шлюшки". Это оскорбление мы заслужили по двум причинам – эффектные, чересчур короткие платья и независимость поведения.
Последнее мужчины нам не могли простить. Даже наш сексолог-дизайнер вел с нами душеспасильные беседы: "Девочки, вы слишком дерзко себя ведете не надо столько пить в барах, нельзя так разговаривать с членами жюри – вы перебиваете их, высмеиваете, вам это припомнят".
Всем нам приходилось на протяжении своей карьеры решать важную проблему – доказывать мужчинам, что привлекательная внешность не есть синоним глупости. Это была тяжелая битва. Если за нами и признавали наличие мозгов, то никак не желали признать наше превосходство в профессиональной сфере. Я писала на военные темы, Лиана работала над проблемами экономики, Света писала о тюрьмах. Все эти темы считались прежде исключительной прерогативой мужчин. Но мы добились определенных успехов на своем поприще и считали, что имеем право разговаривать на равных с мужчинами-журналистами. Более того, журналистов нашего уровня на корабле можно было пересчитать по пальцам.
К нашему удивлению, коллеги мужского пола, отдыхающие в круизе, держали нас за хорошеньких дурочек. Бедная Лиана чуть не плакала, когда ей говорили: "Посмотри на себя в зеркало. Ну какая ты журналистка!" Перед конкурсом я случайно услышала разговор Лианы с поэтом и композитором Александром Градским. Нам дали конкурсное задание написать репортаж, Лиана показала свою работу Градскому, и тот с наслаждением ее распекал. Он уверял ее, что она написала глупую и бездарную вещь, и предлагал прочитать на конкурсе его репортаж, специально сделанный для нее. У Лианы был вид школьницы, которую поставили в угол за проказы.
Когда Градский ушел, я с возмущением набросилась на Лиану: "Почему ты позволяешь так с собой говорить? Неужели ты ни во что не ставишь свой ум и свой талант?
Почему ты доверяешь суждениям этих самоуверенных мужиков, для которых существует только свет собственной гениальности? Ты прекрасная журналистка, и ты должна прочитать сегодня свой собственный репортаж". Но Лиана, как все гордецы, была подвержена сомнениям. Ее слишком долго добивали снисходительностью. Она прочитала на конкурсе репортаж Градского и провалилась. Я видела, как она шла к своему месту, сверкая глазами и обиженно надув губки. "Какая я дура! – проклинала она шепотом собственную глупость. – Зачем я это сделала?" Лиана – очень импульсивная натура. Когда мы проиграли конкурс, она устроила форменную истерику, уверяла, что запрется в каюте от стыда и просидит там до конца круиза. Лиана, милая, у нас сегодня праздник, мы прекрасно выглядим и у нас роскошные туалеты. Пойдем в бар, выпьем шампани разу не влюбилась. За три дня до окончания поездки в Стамбуле я обратила внимание на молодого музыканта по имени Дима. Чтобы не тратить время на долгие знакомства, я сама подошла к нему, заявила, что он мне нравится, и назначила ему свидание в полночь в баре. Я поставила условие чтобы он явился в парадном костюме и непременно заказал мне мартини. Молодой человек был так ошарашен моим нахальством, что в точности выполнил все мои указания.
В полночь я и Дима встретились в баре и сели за столик Это был случай телесного электричества. Мне достаточно было взять его за руку, и меня тут же настигало желание. На два часа я утратила рассудок и совершенно забыла о существовании других людей.
Мне до смерти хотелось целоваться. Я пригласила Диму танцевать, положила руки ему на плечи и с жадностью потянулась к его губам. Не грех же утолить жажду. Нас несла теплая река, и мы отдались ее течению и водоворотам. На какой-то момент весь мир пропал, исчезло прошлое и будущее, торжествовало только великое "сейчас". Это был самый чудесный секс – когда два тела хотят, но не могут отдаться друг другу, связанные условностями и приличиями, зато губы делают это за них, бесстыдно и дерзко. Когда танец закончился и мы пришли в себя, то услышали аплодисменты соседних пар. Люди подходили к нам и, заглядывая в глаза, с усмешкой говорили: "Спасибо, ребята. Вы нам доставили удовольствие".
Утром я смотрела на свой маленький роман уже другими глазами – прекрасное дополнение к радостям круиза, но не более. Я открывала для себя Стамбул, который в прошлое посещение произвел на меня самое тягостное впечатление. Год назад я совершала путешествие по Средиземному морю в компании страстно влюбленного в меня мужчины. Я дразнила его, как осла, перед которым на палке вешают морковку.
Бедному ослику никогда не получить вкусную приманку. Мы беспрерывно выясняли отношения, и Греция, Испания, Италия, Турция проплывали мимо лишь как декорации к нашему роману. В Стамбуле мои силы иссякли, и я возненавидела этот город за то, что он связывает меня с человеком, которому я причинила столько зла.
Теперь все было иначе. Я бродила по Стамбулу, счастливая до глупости. Я привела Свету в свой любимый кабачок, расположенный прямо на берегу Босфора. Мы блаженно потягивали коктейли, наблюдая за деловито снующими кораблями. Босфор напоминал оживленную улицу в час пик.
Хозяин бара угостил нас сигаретами и, узнав, что мы Русские, подсел к нам поболтать. Он знал английский еще хуже Мне 1,5 года Я на третьем курсе Смотреть на мужчин нужно только так С мужем Андреем Советовым нас и для удобства понимания рисовал картинки. "Я коммунист, – сказал он гордо.
– Я люблю Ленина, "Капитал" Маркса и Москву". Мы вежливо заулыбались, хотя и не разделяли его привязанностей. Наш собеседник нарисовал картинку – прутья решетки, в которую вцепился маленький человечек с печальным лицом. Под ней надпись: "Тюрьма. 198- 1985". Мы были потрясены – бедняга сидел пять лет в тюрьме за коммунистические убеждения. Я сказала, что коммунизм – это прекрасная религия, которую трудно использовать в практической жизни. Он закивал головой, но, надеюсь, не понял моих слов. Он дорого заплатил за свои убеждения и теперь держался за них мертвой хваткой.