Страница:
В руандийской кухне всего пять-шесть наименований блюд, чересчур легких для европейского человека.
Днем меня пригласили в русское посольство, где отмечали женский праздник. Пришли вместе с детьми русские женщины, вышедшие замуж за руандийцев. В большинстве своем это были женщины, разменявшие третий десяток, скромно одетые и слишком усталые от борьбы с бедностью, чтобы высоко нести голову. Вино их молодости выдохлось и превратилось в уксус. Некоторые из них держались высокомерно, демонстрируя перед заезжей журналисткой мнимое благополучие. У них сработал защитный рефлекс. Я оказалась в роли катализатора, который выявляет и ускоряет химические реакции человеческих характеров. У этих дам сохранились весьма отсталые представления о России. Они играли роль заграничных див, вышедших замуж за иностранцев, что меня очень смешило. Одна из них по имени Наталья заявила, что терпеть не может русских мужчин: "Они такие грубые, невоспитанные, совсем не джентльмены". Я заметила, что большинство руандийских мужчин тоже не отличаются хорошими манерами, щедростью и высокой культурой. На мой взгляд, лишь единицы из них соответствуют понятию "джентльмен".
Жизненные дороги этих женщин видны как на ладони. Многие из них уехали из России в период застоя, когда всех томила одна мечта – вырваться в большой мир, вдохнуть воздух цивилизованной жизни. И где же было знать им, тогда еще девочкам, что Руанда – нищая, отсталая страна в центре Африки, жизнь на чужбине не сладка и требует больших усилий и талантов, чтобы добиться достатка и высокого положения. Их волновало только то, что в Африке много бананов, светит солнце и растут пальмы. Особенно мне было жаль совсем молоденьких девочек, которые живут в нищете и не могут собрать денег на дорогу домой.
Русских в белой общине Кигали не жалуют. Некоторые из них позорят цвет своей кожи. Недавно был скандал, когда в супермаркете поймали русскую леди, некую Анну Герасименко, стащившую шоколад и бутылку дорогого коньяка. Она засунула шоколад в трусы, от тепла тела он растаял и потек. Когда ее схватили, она устроила дикий скандал. Дирекция супермаркета рада была бы замять скандал. Ведь это неслыханно – белый человек, пойманный на таком мелком воровстве. Все бы уладилось, если бы г-жа Герасименко извинилась за свое, мягко говоря, неприличное поведение. Но она вошла в раж. Она кричала на весь магазин: "Как вы, черномазые, можете хватать меня, белую леди? Вы не имеете права и пальцем до меня дотронуться!" Такое хамство взбесило директора, и он вызвал полицию, которая арестовала русскую даму. Такого случая, чтобы белый, тем более женщина, оказывался в тюрьме, не припомнят даже старожилы белой общины Кигали. В тот же вечер радио Руанды злорадно объявило, что белая леди попалась на воровстве У русских женщин, вышедших замуж за черных, есть одно бесспорное сокровище – дети, редкие тропические цветы, пронизанные огнем. Они похожи на пляшущие яркие язычки пламени. Метисы от природы наделены выдающимися и прекрасными свойствами.
Они смышлены, честолюбивы и темпераментны и обладают оригинальной внешностью.
Хотя многих из них мучает раздвоенность сознания, метание между белой и черной расой.
Праздник 8 марта вызвал у русских дам некоторый прилив сентиментальности и тоски по родине. Они послушали русскую музыку и потанцевали под знакомые до боли мелодии. Ближе к вечеру все разошлись.
Ужинала я в одиночестве в ресторане отеля. Человек, с которым я должна была встретиться, служащий ООН Владимир Н., опоздал. Я предпочла спуститься вниз, а не заказывать еду в номер. Африканские понятия о времени доводят меня до белого каления. Любой заказ нужно ждать около полутора часов. Официанты отличаются заторможенностью движений и сонным выражением лица.
Когда я уже приканчивала десерт, явился совершенно бледный Владимир. "Что случилось?" – испуганно спросила я. "Бомба, – ответил он, тяжело дыша. – Я сейчас ехал на машине, и прямо на моих глазах в толпу людей у ночного клуба метнули бомбу". – "И что же ты сделал?" – "Нажал на газ, – сказал он, криво усмехнувшись. – Что же мне было делать? Стоять и смотреть, как бросят вторую бомбу? Я даже не имею права применять оружие. Я могу только наблюдать и собирать информацию. Не нравится мне эта страна. Здесь все пропитано злостью – хуту ненавидят тутси, тутси ненавидят хуту, а все вместе ненавидят белых. Здесь самый воздух насыщен тревогой и предательством".
После ужина я поднялась в свой номер с бутылкой вина и с неприятным осадком на душе. Я призналась самой себе, что боюсь здешних людей и не доверяю им, что и я не свободна от расистских предубеждений. Пусть самую малость, но все же я склонна преувеличивать значение белой расы. Африка пробудила во мне кастовые эмоции. Я вышла на балкон со стаканом вина. Воздух был нежно влажен после дождя. Город спал или делал вид, что спит. Я почувствовала себя белоснежным северным цветком, заброшенным под пламенное южное небо и не способным прижиться на чуждой почве.
. Утром я отправилась в руандийскую провинцию, в городок Бутаре.
Ооновская миссия поручила русскому подполковнику Ивану Николаевичу Д. довезти меня до места. Всю дорогу я пыталась растопить лед его неприязни, но все напрасно. Я щебетала как птичка, восторгалась красотами природы, расспрашивала его о работе, но он отвечал нехотя, всем своим видом выказывая недовольство. У него на лице было написано: "Я, русский офицер, должен бросать работу и везти какую-то соплячку черт знает куда". По его представлениям, журналист должен быть мужчиной средних лет, солидным, спокойным, интересующимся официальной информацией. Этот консерватор и закоренелый зануда громко возмущался в посольстве, что, едва познакомившись с ним, я попросила его выгулять меня по злачным местам, в частности в публичный дом, поскольку я интересуюсь проблемами СПИДа. Я точно не помню подробностей той нашей беседы, поскольку тогда прилично выпила, но очень может быть, что такая просьба с моей стороны имела место. Иван Николаевич придирчиво расспрашивал меня, выслушала ли я все официальные лекции ООН. Я отвечала, что получила это удовольствие, но не почерпнула для материала никакой полезной информации. Трудно объяснить тяжеловесному, покрытому коростой привычек мужчине, что читателей не интересуют "Четыре стадии развития миссии ООН в регионе" (именно так называлась лекция), что чем моложе и привлекательнее журналистка, тем больше у нее шансов собрать любопытный материал, что яркая внешность не говорит об отсутствии ума, что жизнь гораздо богаче и красочнее, если наблюдать ее в тех местах, где не ступала нога добропорядочного обывателя.
Неприятные стороны этой поездки с лихвой возместила красота зеленых холмов и долин. Холмы выглядели застывшими волнами, и я вспомнила, как говорят руандийские крестьяне – не "я живу в деревне такой-то", а "мой дом на таком-то холме".
В Бутаре в гостинице мы попытались найти русских наблюдателей, но обнаружили только малярийного англичанина, ослабевшего от страшной болезни. Я с большим облегчением рассталась с Иваном Николаевичем и пошла искать дом Светы, русской женщины, которую мне рекомендовали в Ки- гали. Эта чудная дама приняла меня без всяких вопросов, с необыкновенной душевностью и теплотой. Света приехала с Украины двенадцать лет назад и до сих пор говорит с неповторимым харьковским акцентом.
Она чрезвычайно привле- кательна – блондинка с выразительными глазами ясного голубого цвета и обаятельной улыбкой. Ее" бьющая через край жизненная сила делает ее просто неотразимой.
У нее большая вилла с красивым ухоженным садом и огородом, где растут всевозможные фрукты и овощи – от помидоров и редиски до апельсинов и клубники.
Предмет ее гордости – так называемая пальма путешественника. "Не знаю, почему она так называется, – задумчиво сказала Света. – Одни говорят, что так ее назвали первые колонизаторы, которым она сразу бросилась в глаза. По другой версии, такое имя ей действительно дали благодарные путешественники, поскольку в ее листьях скапливается чистая дождевая вода. Получается маленький водоемчик, из которого можно на-питься по дороге".
Из Светы ключом бьет неиссякаемая энергия. Она не только целыми днями копается в огороде, разводит кроликов, воспитывает двух детей, зарабатывает на жизнь шитьем, но еще дает уроки русского языка. Ее ученики-бельгийцы говорят по-русски с характерным харьковским акцентом. Своего ленивого, как и все руандийские мужчины, мужа Жана она держит в ежовых рукавицах и заставляет его зарабатывать неплохие деньги для семьи.
Света накормила меня обедом и выложила целый ворох местных сплетен и захватывающих историй. Она дружит с половиной женского населения Бутаре, и ей известны подробности всех свадеб, родов, измен, скандалов. У нее неукротимое чувство юмора, и она изначально воспринимает жизнь как большое захватывающее приключение. "Жена для руандийского мужчины все равно что банка с вареньем – поел и отставил, – заявила мне Света. – Она не имеет никаких прав, при разводе дети переходят к отцу. В женском удостоверении личности даже не записываются ее дети, как будто не она их рожала и воспитывала". Но и смиренные руандий-ки учатся защищать свое достоинство. Света рассказала мне об одном скандале, который в прошлом году взволнованно обсуждал весь город. Муж выгнал из дома жену после шестнадцати лет семейной жизни, оставив ее без средств к существованию и лишив общения с пятью детьми. Родители оскорбленной жены посоветовали ей обратиться в суд: "Ты работала в доме 16 лет, одна вырастила детей. Ты просто обязана потребовать свою долю имущества". Муж, влюбленный в одну молоденькую красотку, с готовностью пошел на развод. На суде он заявил, что его жена – проститутка. У него потребовали доказательства. Муж выставил по бутылке пива своим приятелям, и те с готовностью заверили, что имели интимные отношения с его женой. А надо представить себе последствия такого заявления для женщины в маленьком городе, любящем сплетни, в обществе с косной моралью! Но оклеветанная жена не собиралась сдаваться. Она с гордо поднятой головой пришла в суд и заявила: "Да, я проститутка. Но женщина легкого поведения зарабатывает минимум триста франков в день. Я хочу вернуть мои деньги, заработанные в течение 16 лет". Суд признал ее требования справедливыми и обязал мужа либо выплатить миллион франков, либо пустить жену обратно в дом. Хитрец предпочел последнее…
"Эх, Даша, – расчувствовалась Света, – знала бы ты, какой наивной я была, когда выходила замуж. Жан мне все про Руанду рассказал – что страна бедная, что жить будем первое время перебиваясь с хлеба на воду. А я сумасшедшая была. Только спросила: "Бананы есть? Кока-кола есть? Тогда поехали!" У Светы двое шустрых хорошеньких мальчиков, смышленых не по годам, – сладострастные продукты смешения двух кровей. Огромные глаза, подвижные губы, трепет изящно очерченных ноздрей, гибкие фигурки – залюбуешься! "Знаешь, – говорит Света, – когда я на них смотрю, то думаю – только ради того, чтобы родить двух красавцев сыновей, стоило выйти замуж за черного".
Света потащила меня в Национальный музей. По пути мы заехали к еще одной русской женщине, вышедшей замуж за руандийца, по имени Лена. Она выглядела совсем юной и трогательной, вся розовенькая, пухленькая, русоволосая, измученная заботами о двух детях, бедной, неустроенной жизнью и кожным инфекционным заболеванием, которое подхватывают почти все белые после нескольких месяцев жизни в Руанде.
Лена приехала совсем недавно и всего дичилась. Она страшно обрадовалась возможности пообщаться с соотечественниками да и просто выйти куда-нибудь из дома.
В Национальном музее Света отстранила экскурсовода и сама начала красочный рассказ о всех особенностях местного быта. Мы рассматривали хижину с каркасом из жердей и с крышей из соломы. Внутри жилище разделено плетеными циновками на несколько помещений. Такой вид искусства, как плетение, необычайно популярен в Руанде. В музее несколько девушек с бесконечно терпеливым, сосредоточенным видом плели из травяных соломок крохотные изящные корзинки. Это дело требует необычайной ловкости. Одно неверное движение, и соломинка ломается в неосторожных руках.
Такие корзинки используют в качестве табакерок и шкатулок для ароматических трав.
Вечером мы большой компанией отправились в ресторанчик – правда, там можно заказать только шашлыки, жареные бананы и пиво. Нас было пять человек – русский наблюдатель Миша, бельгиец Огюст (ученик Светы), влюбленный в русскую девушку, оставленную в Москве, Света, Лена и я. Дети резвились на лугу. Мы сидели за столиком на открытом воздухе, шлепая озверевших москитов. Непроглядная ночь уже опустила свой полог на город. Над нами светилось небо, вышитое звездами. В ресторанчике отключили электричество, и мы едва могли видеть друг друга при свете одинокой свечи.
Огюст сказал, что у него на вилле есть настоящее французское красное вино. Лена уехала с детьми домой, а мы отправились в гости к Огюсту. Он наполнил наши бокалы вином и поставил пластинку с "Болеро" Равеля. И никогда эта музыка не казалась мне такой прекрасной, как здесь, в Африке, густой жаркой ночью, наполненной ароматами незнакомых цветов и москитным жужжанием. Музыка тянулась медленно и ритмично, как тянется за монархом на праздничном шествии роскошная бархатная мантия.
Близилась полночь, и мы со Светой спохватились, что начинается комендантский час. Слегка во хмелю, мы покинули виллу, сели в машину и поехали к Свете домой.
По дороге нас остановил патруль, но, увидев, что в машине белые жен-шины, тут же отпустил.
Мы крались в дом на цыпочках, но вдруг услышали в темноте голос, говоривший порусски с сильным акцентом: "Света, где ты была?" Жан совершенно слился с ночью, стал ее частью, его можно было найти только на ощупь. "Я показывала нашей гостье город", – ответила Света, ориентируясь на голос. Она открыла дверь и тут же потащила меня на кухню, где можно разговаривать без помех. Нас встретил жалобным мяуканьем дикий котенок с чудесной, отливающей серебром светло-серой шерстью и фантастическими голубыми глазами. Его поймал в лесу по заказу Светы ее садовник.
Пока он нес котенка домой, это чудо природы успело разодрать ему все лицо.
На кухню явился Жан, чтобы продолжить семейную сцену. "Фу! – сморщилась Света, уловив от него запах алкоголя. – Ты опять пьян". И затем продолжила, обращаясь ко мне: "Удивительное дело! Русским мужикам, чтоб так напиться, нужно выжрать бутылку водки. А руандийцам достаточно трех баночек пива – у них слабые желудки". Для удобства выяснения отношений Света и Жан перешли на французский.
Мне совсем не улыбалось стать свидетелем семейного скандала, но их жесты, быстрый диалог, выразительная мимика были так забавны, что напоминали сцены из прославленных комедий Мольера.
Света одержала победу, и Жан с позором бежал. Но чтобы восстановить свое мужское достоинство, он демонстративно запер дверь спальни на ключ. Мы посмеялись, и Света сказала: "И так почти каждый вечер. Пиво для руандийских мужчин не просто напиток, а средство общения. Оно объединяет их в своеобразный клуб. Ни одна жена не смеет посягать на традиционные "пивные" встречи друзей. Недавно в городе шла стрельба, и трое суток никто не высовывал носа на улицу. На третий день Жан заявил, что умрет, если не выпьет пива. Я собралась с духом и вышла на улицу.
Прячась по кустам, дошла до магазинчика и купила несколько бутылок". "Ну, тогда ты исключительно преданная жена", – заметила я с улыбкой.
В этот момент мы услышали, как ключ в спальне снова поворачивается, и прыснули со смеху. Жан вновь появился на кухне в белом женском халатике, принял геройскую позу, выставив вперед босую черную ногу, и требовательным тоном заявил, что хочет знать, когда его жена пойдет выполнять супружеский долг. Света вылила на него ушат французских ругательств, и Жан снова ретировался в спальню, закрыв дверь на ключ.
"Мне кажется, действительно пора спать, пока вы не передрались", – сказала я, подавив зевок. Мне постелили в большой гостиной. Света забыла укрепить противомоскитный полог, и я всю ночь слышала угрожающее комариное зудение над ухом.
. Утром я проснулась вся искусанная. Я запаниковала, вспомнив несчастного малярийного англичанина. "Не бойся, – успокоил меня Жан. – Все обойдется. Это домашние москиты, дрессированные".
Света покормила меня завтраком и посадила на маршрутное такси, идущее в Кигали.
Предварительно она поругалась с наглым высоченным руандийцем, который не захотел мне уступить самое привилегированное место рядом с водителем. Я благополучно и быстро добралась до столицы и уже в полдень лежала у большого бассейна в отеле, где жили служащие ООН. Сюда меня привез Владимир. Мы были единственными посетителями, и ленивый уборщик не торопясь пылесосил воду в бассейне.
Местный сервис – предмет отдельного разговора. Заказ в ресторане – это долгая, изнурительная борьба с официантами, в результате которой терпит поражение клиент. Вот вам характерная сцена.
Мы с Владимиром долго сидели в одиночестве, пока не показался важный официант, исполненный достоинства. Володя заказал стакан пива и бокал красного вина.
Официант выслушал все очень внимательно и исчез. Через четверть часа нам принесли два джина с тоником. Володя набрался терпения и снова повторил поанглийски наш заказ. Официант кивнул в знак понимания и удалился. Еще через четверть часа появился другой прислужник в накрахмаленной белой униформе и спросил, чего мы хотим. Выслушав ответ Владимира, он сделал умное лицо и ушел, унеся с собой джин. Прошло еще двадцать минут. Наконец явилась улыбающаяся девица и сказала, что первые два официанта не говорят по-английски, поэтому заказ примет она. "Бокал красного и стакан пива", – буркнул Володя. Девица уплыла, покачивая бедрами, и через пятнадцать минут нам доставило пиво и белое вино. Мы не стали спорить. В конце концов, белое вино – это не так уж плохо.
Руанда насылает на меня сонное оцепенение. Я чувствую, что поддаюсь сокровенному влиянию этой страны, ее вкрадчивой способности замедлять темп жизни. Африка расставляет для европейцев силки, и вырваться из их сладкого, проклинаемого плена можно только ценой тоски. Я знаю, что буду скучать по убожеству и великолепию здешней жизни. 1мчрта. Сегодня утром шофер посольства отвез меня на чл, откуда ходят автобусы до Гисеньи, маленького берегу мерцающего озера Киву. Меня проводили "острадательными возгласами: "Как же бедная де- одна по такой опасной дороге в руандийском ми Хпоскольку посольство ничем не могло мне помочь, а денег на такси у меня не было, то пришлось выбрать самый неприятный способ передвижения – маршрутное такси.
Автовокзал – это местная клоака. Белая женщина в таком месте привлекает всеобщее внимание. Вокруг было чер-ным-черно. Запах стоял как на невольничьем рынке. Я машинально поискала глазами хоть одно европейское лицо и увидела вдалеке белого мужчину, который приветственно помахал мне рукой (так делают все белые люди, встречаясь в черном городе, – знак солидарности и поддержки). Меня тут же облепили нищие в грязных лохмотьях, но шофер отогнал их с грозным криком. Он усадил меня в смердящий микроавтобус на переднее сиденье и договорился с водителем, что тот довезет меня прямо до гостиницы. Я вела себя как космонавт, высадившийся на незнакомой планете и настороженно ожидающий всяческих неприятностей от ее возможных обитателей. В маршрутку набилось множество женщин с крикливыми младенцами на руках и мужчин в пестрых рубашках с лоснящейся кожей, от которых несло стойким запахом пота. Сразу чувствовалось, что привычка к умыванию еще находится в конфликте с естественными наклонностями. Все они желали со мной общаться, но, на мое счастье, никто из них не знал английского языка.
Со мной рядом сел молодой улыбчивый мужчина, дружелюбно настроенный. Когда автобус тронулся, он достал из своей дорожной сумки икону с изображением Христа, указал пальцем на меня, потом на себя и на икону, по-видимому желая сказать, что всех нас, и белых, и черных, связывает единая вера в бога. Это было странное зрелище – бело-розовый Христос в черных руках.
Трехчасовое путешествие запомнилось мне как сплошной кошмар. Я задыхалась от жары и тяжелых запахов. Массу неудобств мне причиняли бесцеремонные соседи, которые как ни в чем не бывало наваливались на спинку моего кресла. Мне приходилось держать спину очень прямо, чтобы не касаться чужой липкой и нечистой кожи. Каждые четверть часа нас останавливали дорожные патрули. Пассажиров выгоняли из маршрутки и проверяли у них документы. Первые два раза я послушно выходила и протягивала свой паспорт. А потом меня разобрала злость: "Какого черта! Я белая леди, если им так нужно посмотреть мои документы, пусть подходят к машине и берут их у меня сами". Началась развеселая игра. На остановках я с безмятежным видом сидела на своем месте и не реагировала на окрики полицейских. Наконец кто-нибудь из них подходил к машине и просил на французском мой паспорт. Слово "паспорт" на всех языках произносится одинаково, но я таращила изумленные глаза и отвечала по-английски, что я не понимаю французского. В наш разговор вмешивались пассажиры автобуса.
Они совали мне под нос документы и знаками пытались объяснить, что от меня требуется. Я минут пять непонимающе смотрела на них, доводя их до исступления, затем хлопала себя по лбу, показывая, что наконец до меня дошел смысл их просьбы, и с невинной улыбкой протягивала свой паспорт. На следующей остановке спектакль повторялся снова.
В Гисеньи я попросила отвезти меня к шикарному отелю "Меридиан", чем вызвала всеобщее возбуждение и вздохи зависти. Я думаю, никогда еще к этому респектабельному отелю не подъезжали клиенты на грязном маршрутном такси.
"Меридиан" оказался почти пустым, война напугала туристов и лишила это место притягательности. Раньше здесь кипела жизнь, белые люди купались в бассейне и гуляли по роскошному тропическому саду, где по ночам орут дикие коты. А сегодня я обедала в большом ресторане совершенно одна.
"Меридиан" расположен на берегу Киву, самого красивого озера в Африке. Это единственный африканский водоем, где не водятся крокодилы и который не заражен опасными для человека организмами. Такая исключительная чистота объясняется большим количеством природных газов, содержащихся в воде. Я вспомнила трагический случай, произошедший в соседней Бурунди. Жену завхоза русского посольства съел крокодил из озера Танганьика. Несмотря на запрет купаться в этом озере, ночью компания русских из пяти человек отправилась туда тайком. Люди вошли в воду только по колено. У крокодила, как известно, молниеносная хватка.
Он утащил за ногу несчастную женщину так быстро, что она даже не успела вскрикнуть. Крокодилы никогда не едят жертву сразу – они приберегают удовольствие на потом. Обычно они топят добычу и оставляют ее где-нибудь в тростнике – это у них нечто вроде холодильника, куда можно залезть в любой момент. Там и нашли через три дня обглоданную жену завхоза с улыбкой на устах – она смеялась в тот момент, когда ее схватил крокодил, и даже не успела испугаться.
Все эти страшные рассказы тревожили мое воображение, но поздно вечером я все равно отправилась купаться на озеро – ведь Киву совершенно безопасно. В лунном свете прохладная вода приобрела аметистовый цвет. Я немного поплавала, стараясь разогреть тело энергичными движениями, потом перевернулась на спину и улыбнулась ярким звездам. Я думала о том, как это красиво и странно – я, бледная северная женщина из далекой холодной страны, плаваю в африканском озере в полном одиночестве мартовской ночью. Звезды подмигивали мне, делая тайны Вселенной свойскими, почти домашними. И мне на минуту показалось, что вот-вот мне откроется какая-то загадка, дело мое изогнулось, с губ сорвался легкий стон, но холод воды и тишина внезапно отрезвили меня. Вечность не дается в руки смертным.
. В Руанде умеют ценить радость мести, ничего не забывают и делают пометки в душе. Искусство отравления доведено до совершенства. Когда рождается ребенок, ему делают надрез на груди и засыпают в ранку противоядие – обычай, могущий предотвратить смерть от руки врага. Ни один руандиец не прикоснется к оставленному стакану с пивом, даже если он сидит в компании близких друзей и ему пришлось выйти всего на несколько минут. Всегда могут подсыпать яд в минуту грусти хотя бы по тому поводу, что у соседской коровы рога длиннее. Из разнообразных африканских трав можно приготовить медленные яды, убивающие через месяц. Посредственность и злодейство процветают, зависть сочится из сердец.
Руандийцы обвиняют в этом войну и развращающее влияние белых.
Все тайные любовные драмы Африки находят завязку в зелье, приготовленном руками колдуний, и развязку в смертоносной траве, уводящей человека в мир иной. Ворожба очень популярна, и только ею объясняют странные браки между респектабельными белыми мужчинами и уродливыми черными женщинами, которые холодно смотрят на мир огромными, как блюдца, глазами. Вот, например, последний скандал в Гисеньи, связанный с колдовскими травами. Одна руандийка, озабоченная ежевечерними отлучками мужа, стала регулярно подсыпать ему в еду травку, тормозящую нервную деятельность. Отрава подействовала. Муж действительно перестал посещать пивной бар, он вернулся в семью и затосковал. По-видимому, доза оказалась слишком большой, мир больше не радовал его, он часами сидел в молчаливой тоске и совершенно не обращал внимания на молодую жену, которая делала тщетные попытки заинтересовать его сексом. Перепуганная дама подняла на ноги весь город, пытаясь найти противоядие. Таким образом эта история выплыла на свет божий.
Днем меня пригласили в русское посольство, где отмечали женский праздник. Пришли вместе с детьми русские женщины, вышедшие замуж за руандийцев. В большинстве своем это были женщины, разменявшие третий десяток, скромно одетые и слишком усталые от борьбы с бедностью, чтобы высоко нести голову. Вино их молодости выдохлось и превратилось в уксус. Некоторые из них держались высокомерно, демонстрируя перед заезжей журналисткой мнимое благополучие. У них сработал защитный рефлекс. Я оказалась в роли катализатора, который выявляет и ускоряет химические реакции человеческих характеров. У этих дам сохранились весьма отсталые представления о России. Они играли роль заграничных див, вышедших замуж за иностранцев, что меня очень смешило. Одна из них по имени Наталья заявила, что терпеть не может русских мужчин: "Они такие грубые, невоспитанные, совсем не джентльмены". Я заметила, что большинство руандийских мужчин тоже не отличаются хорошими манерами, щедростью и высокой культурой. На мой взгляд, лишь единицы из них соответствуют понятию "джентльмен".
Жизненные дороги этих женщин видны как на ладони. Многие из них уехали из России в период застоя, когда всех томила одна мечта – вырваться в большой мир, вдохнуть воздух цивилизованной жизни. И где же было знать им, тогда еще девочкам, что Руанда – нищая, отсталая страна в центре Африки, жизнь на чужбине не сладка и требует больших усилий и талантов, чтобы добиться достатка и высокого положения. Их волновало только то, что в Африке много бананов, светит солнце и растут пальмы. Особенно мне было жаль совсем молоденьких девочек, которые живут в нищете и не могут собрать денег на дорогу домой.
Русских в белой общине Кигали не жалуют. Некоторые из них позорят цвет своей кожи. Недавно был скандал, когда в супермаркете поймали русскую леди, некую Анну Герасименко, стащившую шоколад и бутылку дорогого коньяка. Она засунула шоколад в трусы, от тепла тела он растаял и потек. Когда ее схватили, она устроила дикий скандал. Дирекция супермаркета рада была бы замять скандал. Ведь это неслыханно – белый человек, пойманный на таком мелком воровстве. Все бы уладилось, если бы г-жа Герасименко извинилась за свое, мягко говоря, неприличное поведение. Но она вошла в раж. Она кричала на весь магазин: "Как вы, черномазые, можете хватать меня, белую леди? Вы не имеете права и пальцем до меня дотронуться!" Такое хамство взбесило директора, и он вызвал полицию, которая арестовала русскую даму. Такого случая, чтобы белый, тем более женщина, оказывался в тюрьме, не припомнят даже старожилы белой общины Кигали. В тот же вечер радио Руанды злорадно объявило, что белая леди попалась на воровстве У русских женщин, вышедших замуж за черных, есть одно бесспорное сокровище – дети, редкие тропические цветы, пронизанные огнем. Они похожи на пляшущие яркие язычки пламени. Метисы от природы наделены выдающимися и прекрасными свойствами.
Они смышлены, честолюбивы и темпераментны и обладают оригинальной внешностью.
Хотя многих из них мучает раздвоенность сознания, метание между белой и черной расой.
Праздник 8 марта вызвал у русских дам некоторый прилив сентиментальности и тоски по родине. Они послушали русскую музыку и потанцевали под знакомые до боли мелодии. Ближе к вечеру все разошлись.
Ужинала я в одиночестве в ресторане отеля. Человек, с которым я должна была встретиться, служащий ООН Владимир Н., опоздал. Я предпочла спуститься вниз, а не заказывать еду в номер. Африканские понятия о времени доводят меня до белого каления. Любой заказ нужно ждать около полутора часов. Официанты отличаются заторможенностью движений и сонным выражением лица.
Когда я уже приканчивала десерт, явился совершенно бледный Владимир. "Что случилось?" – испуганно спросила я. "Бомба, – ответил он, тяжело дыша. – Я сейчас ехал на машине, и прямо на моих глазах в толпу людей у ночного клуба метнули бомбу". – "И что же ты сделал?" – "Нажал на газ, – сказал он, криво усмехнувшись. – Что же мне было делать? Стоять и смотреть, как бросят вторую бомбу? Я даже не имею права применять оружие. Я могу только наблюдать и собирать информацию. Не нравится мне эта страна. Здесь все пропитано злостью – хуту ненавидят тутси, тутси ненавидят хуту, а все вместе ненавидят белых. Здесь самый воздух насыщен тревогой и предательством".
После ужина я поднялась в свой номер с бутылкой вина и с неприятным осадком на душе. Я призналась самой себе, что боюсь здешних людей и не доверяю им, что и я не свободна от расистских предубеждений. Пусть самую малость, но все же я склонна преувеличивать значение белой расы. Африка пробудила во мне кастовые эмоции. Я вышла на балкон со стаканом вина. Воздух был нежно влажен после дождя. Город спал или делал вид, что спит. Я почувствовала себя белоснежным северным цветком, заброшенным под пламенное южное небо и не способным прижиться на чуждой почве.
9 марта
. Утром я отправилась в руандийскую провинцию, в городок Бутаре.
Ооновская миссия поручила русскому подполковнику Ивану Николаевичу Д. довезти меня до места. Всю дорогу я пыталась растопить лед его неприязни, но все напрасно. Я щебетала как птичка, восторгалась красотами природы, расспрашивала его о работе, но он отвечал нехотя, всем своим видом выказывая недовольство. У него на лице было написано: "Я, русский офицер, должен бросать работу и везти какую-то соплячку черт знает куда". По его представлениям, журналист должен быть мужчиной средних лет, солидным, спокойным, интересующимся официальной информацией. Этот консерватор и закоренелый зануда громко возмущался в посольстве, что, едва познакомившись с ним, я попросила его выгулять меня по злачным местам, в частности в публичный дом, поскольку я интересуюсь проблемами СПИДа. Я точно не помню подробностей той нашей беседы, поскольку тогда прилично выпила, но очень может быть, что такая просьба с моей стороны имела место. Иван Николаевич придирчиво расспрашивал меня, выслушала ли я все официальные лекции ООН. Я отвечала, что получила это удовольствие, но не почерпнула для материала никакой полезной информации. Трудно объяснить тяжеловесному, покрытому коростой привычек мужчине, что читателей не интересуют "Четыре стадии развития миссии ООН в регионе" (именно так называлась лекция), что чем моложе и привлекательнее журналистка, тем больше у нее шансов собрать любопытный материал, что яркая внешность не говорит об отсутствии ума, что жизнь гораздо богаче и красочнее, если наблюдать ее в тех местах, где не ступала нога добропорядочного обывателя.
Неприятные стороны этой поездки с лихвой возместила красота зеленых холмов и долин. Холмы выглядели застывшими волнами, и я вспомнила, как говорят руандийские крестьяне – не "я живу в деревне такой-то", а "мой дом на таком-то холме".
В Бутаре в гостинице мы попытались найти русских наблюдателей, но обнаружили только малярийного англичанина, ослабевшего от страшной болезни. Я с большим облегчением рассталась с Иваном Николаевичем и пошла искать дом Светы, русской женщины, которую мне рекомендовали в Ки- гали. Эта чудная дама приняла меня без всяких вопросов, с необыкновенной душевностью и теплотой. Света приехала с Украины двенадцать лет назад и до сих пор говорит с неповторимым харьковским акцентом.
Она чрезвычайно привле- кательна – блондинка с выразительными глазами ясного голубого цвета и обаятельной улыбкой. Ее" бьющая через край жизненная сила делает ее просто неотразимой.
У нее большая вилла с красивым ухоженным садом и огородом, где растут всевозможные фрукты и овощи – от помидоров и редиски до апельсинов и клубники.
Предмет ее гордости – так называемая пальма путешественника. "Не знаю, почему она так называется, – задумчиво сказала Света. – Одни говорят, что так ее назвали первые колонизаторы, которым она сразу бросилась в глаза. По другой версии, такое имя ей действительно дали благодарные путешественники, поскольку в ее листьях скапливается чистая дождевая вода. Получается маленький водоемчик, из которого можно на-питься по дороге".
Из Светы ключом бьет неиссякаемая энергия. Она не только целыми днями копается в огороде, разводит кроликов, воспитывает двух детей, зарабатывает на жизнь шитьем, но еще дает уроки русского языка. Ее ученики-бельгийцы говорят по-русски с характерным харьковским акцентом. Своего ленивого, как и все руандийские мужчины, мужа Жана она держит в ежовых рукавицах и заставляет его зарабатывать неплохие деньги для семьи.
Света накормила меня обедом и выложила целый ворох местных сплетен и захватывающих историй. Она дружит с половиной женского населения Бутаре, и ей известны подробности всех свадеб, родов, измен, скандалов. У нее неукротимое чувство юмора, и она изначально воспринимает жизнь как большое захватывающее приключение. "Жена для руандийского мужчины все равно что банка с вареньем – поел и отставил, – заявила мне Света. – Она не имеет никаких прав, при разводе дети переходят к отцу. В женском удостоверении личности даже не записываются ее дети, как будто не она их рожала и воспитывала". Но и смиренные руандий-ки учатся защищать свое достоинство. Света рассказала мне об одном скандале, который в прошлом году взволнованно обсуждал весь город. Муж выгнал из дома жену после шестнадцати лет семейной жизни, оставив ее без средств к существованию и лишив общения с пятью детьми. Родители оскорбленной жены посоветовали ей обратиться в суд: "Ты работала в доме 16 лет, одна вырастила детей. Ты просто обязана потребовать свою долю имущества". Муж, влюбленный в одну молоденькую красотку, с готовностью пошел на развод. На суде он заявил, что его жена – проститутка. У него потребовали доказательства. Муж выставил по бутылке пива своим приятелям, и те с готовностью заверили, что имели интимные отношения с его женой. А надо представить себе последствия такого заявления для женщины в маленьком городе, любящем сплетни, в обществе с косной моралью! Но оклеветанная жена не собиралась сдаваться. Она с гордо поднятой головой пришла в суд и заявила: "Да, я проститутка. Но женщина легкого поведения зарабатывает минимум триста франков в день. Я хочу вернуть мои деньги, заработанные в течение 16 лет". Суд признал ее требования справедливыми и обязал мужа либо выплатить миллион франков, либо пустить жену обратно в дом. Хитрец предпочел последнее…
"Эх, Даша, – расчувствовалась Света, – знала бы ты, какой наивной я была, когда выходила замуж. Жан мне все про Руанду рассказал – что страна бедная, что жить будем первое время перебиваясь с хлеба на воду. А я сумасшедшая была. Только спросила: "Бананы есть? Кока-кола есть? Тогда поехали!" У Светы двое шустрых хорошеньких мальчиков, смышленых не по годам, – сладострастные продукты смешения двух кровей. Огромные глаза, подвижные губы, трепет изящно очерченных ноздрей, гибкие фигурки – залюбуешься! "Знаешь, – говорит Света, – когда я на них смотрю, то думаю – только ради того, чтобы родить двух красавцев сыновей, стоило выйти замуж за черного".
Света потащила меня в Национальный музей. По пути мы заехали к еще одной русской женщине, вышедшей замуж за руандийца, по имени Лена. Она выглядела совсем юной и трогательной, вся розовенькая, пухленькая, русоволосая, измученная заботами о двух детях, бедной, неустроенной жизнью и кожным инфекционным заболеванием, которое подхватывают почти все белые после нескольких месяцев жизни в Руанде.
Лена приехала совсем недавно и всего дичилась. Она страшно обрадовалась возможности пообщаться с соотечественниками да и просто выйти куда-нибудь из дома.
В Национальном музее Света отстранила экскурсовода и сама начала красочный рассказ о всех особенностях местного быта. Мы рассматривали хижину с каркасом из жердей и с крышей из соломы. Внутри жилище разделено плетеными циновками на несколько помещений. Такой вид искусства, как плетение, необычайно популярен в Руанде. В музее несколько девушек с бесконечно терпеливым, сосредоточенным видом плели из травяных соломок крохотные изящные корзинки. Это дело требует необычайной ловкости. Одно неверное движение, и соломинка ломается в неосторожных руках.
Такие корзинки используют в качестве табакерок и шкатулок для ароматических трав.
Вечером мы большой компанией отправились в ресторанчик – правда, там можно заказать только шашлыки, жареные бананы и пиво. Нас было пять человек – русский наблюдатель Миша, бельгиец Огюст (ученик Светы), влюбленный в русскую девушку, оставленную в Москве, Света, Лена и я. Дети резвились на лугу. Мы сидели за столиком на открытом воздухе, шлепая озверевших москитов. Непроглядная ночь уже опустила свой полог на город. Над нами светилось небо, вышитое звездами. В ресторанчике отключили электричество, и мы едва могли видеть друг друга при свете одинокой свечи.
Огюст сказал, что у него на вилле есть настоящее французское красное вино. Лена уехала с детьми домой, а мы отправились в гости к Огюсту. Он наполнил наши бокалы вином и поставил пластинку с "Болеро" Равеля. И никогда эта музыка не казалась мне такой прекрасной, как здесь, в Африке, густой жаркой ночью, наполненной ароматами незнакомых цветов и москитным жужжанием. Музыка тянулась медленно и ритмично, как тянется за монархом на праздничном шествии роскошная бархатная мантия.
Близилась полночь, и мы со Светой спохватились, что начинается комендантский час. Слегка во хмелю, мы покинули виллу, сели в машину и поехали к Свете домой.
По дороге нас остановил патруль, но, увидев, что в машине белые жен-шины, тут же отпустил.
Мы крались в дом на цыпочках, но вдруг услышали в темноте голос, говоривший порусски с сильным акцентом: "Света, где ты была?" Жан совершенно слился с ночью, стал ее частью, его можно было найти только на ощупь. "Я показывала нашей гостье город", – ответила Света, ориентируясь на голос. Она открыла дверь и тут же потащила меня на кухню, где можно разговаривать без помех. Нас встретил жалобным мяуканьем дикий котенок с чудесной, отливающей серебром светло-серой шерстью и фантастическими голубыми глазами. Его поймал в лесу по заказу Светы ее садовник.
Пока он нес котенка домой, это чудо природы успело разодрать ему все лицо.
На кухню явился Жан, чтобы продолжить семейную сцену. "Фу! – сморщилась Света, уловив от него запах алкоголя. – Ты опять пьян". И затем продолжила, обращаясь ко мне: "Удивительное дело! Русским мужикам, чтоб так напиться, нужно выжрать бутылку водки. А руандийцам достаточно трех баночек пива – у них слабые желудки". Для удобства выяснения отношений Света и Жан перешли на французский.
Мне совсем не улыбалось стать свидетелем семейного скандала, но их жесты, быстрый диалог, выразительная мимика были так забавны, что напоминали сцены из прославленных комедий Мольера.
Света одержала победу, и Жан с позором бежал. Но чтобы восстановить свое мужское достоинство, он демонстративно запер дверь спальни на ключ. Мы посмеялись, и Света сказала: "И так почти каждый вечер. Пиво для руандийских мужчин не просто напиток, а средство общения. Оно объединяет их в своеобразный клуб. Ни одна жена не смеет посягать на традиционные "пивные" встречи друзей. Недавно в городе шла стрельба, и трое суток никто не высовывал носа на улицу. На третий день Жан заявил, что умрет, если не выпьет пива. Я собралась с духом и вышла на улицу.
Прячась по кустам, дошла до магазинчика и купила несколько бутылок". "Ну, тогда ты исключительно преданная жена", – заметила я с улыбкой.
В этот момент мы услышали, как ключ в спальне снова поворачивается, и прыснули со смеху. Жан вновь появился на кухне в белом женском халатике, принял геройскую позу, выставив вперед босую черную ногу, и требовательным тоном заявил, что хочет знать, когда его жена пойдет выполнять супружеский долг. Света вылила на него ушат французских ругательств, и Жан снова ретировался в спальню, закрыв дверь на ключ.
"Мне кажется, действительно пора спать, пока вы не передрались", – сказала я, подавив зевок. Мне постелили в большой гостиной. Света забыла укрепить противомоскитный полог, и я всю ночь слышала угрожающее комариное зудение над ухом.
1о марта
. Утром я проснулась вся искусанная. Я запаниковала, вспомнив несчастного малярийного англичанина. "Не бойся, – успокоил меня Жан. – Все обойдется. Это домашние москиты, дрессированные".
Света покормила меня завтраком и посадила на маршрутное такси, идущее в Кигали.
Предварительно она поругалась с наглым высоченным руандийцем, который не захотел мне уступить самое привилегированное место рядом с водителем. Я благополучно и быстро добралась до столицы и уже в полдень лежала у большого бассейна в отеле, где жили служащие ООН. Сюда меня привез Владимир. Мы были единственными посетителями, и ленивый уборщик не торопясь пылесосил воду в бассейне.
Местный сервис – предмет отдельного разговора. Заказ в ресторане – это долгая, изнурительная борьба с официантами, в результате которой терпит поражение клиент. Вот вам характерная сцена.
Мы с Владимиром долго сидели в одиночестве, пока не показался важный официант, исполненный достоинства. Володя заказал стакан пива и бокал красного вина.
Официант выслушал все очень внимательно и исчез. Через четверть часа нам принесли два джина с тоником. Володя набрался терпения и снова повторил поанглийски наш заказ. Официант кивнул в знак понимания и удалился. Еще через четверть часа появился другой прислужник в накрахмаленной белой униформе и спросил, чего мы хотим. Выслушав ответ Владимира, он сделал умное лицо и ушел, унеся с собой джин. Прошло еще двадцать минут. Наконец явилась улыбающаяся девица и сказала, что первые два официанта не говорят по-английски, поэтому заказ примет она. "Бокал красного и стакан пива", – буркнул Володя. Девица уплыла, покачивая бедрами, и через пятнадцать минут нам доставило пиво и белое вино. Мы не стали спорить. В конце концов, белое вино – это не так уж плохо.
Руанда насылает на меня сонное оцепенение. Я чувствую, что поддаюсь сокровенному влиянию этой страны, ее вкрадчивой способности замедлять темп жизни. Африка расставляет для европейцев силки, и вырваться из их сладкого, проклинаемого плена можно только ценой тоски. Я знаю, что буду скучать по убожеству и великолепию здешней жизни. 1мчрта. Сегодня утром шофер посольства отвез меня на чл, откуда ходят автобусы до Гисеньи, маленького берегу мерцающего озера Киву. Меня проводили "острадательными возгласами: "Как же бедная де- одна по такой опасной дороге в руандийском ми Хпоскольку посольство ничем не могло мне помочь, а денег на такси у меня не было, то пришлось выбрать самый неприятный способ передвижения – маршрутное такси.
Автовокзал – это местная клоака. Белая женщина в таком месте привлекает всеобщее внимание. Вокруг было чер-ным-черно. Запах стоял как на невольничьем рынке. Я машинально поискала глазами хоть одно европейское лицо и увидела вдалеке белого мужчину, который приветственно помахал мне рукой (так делают все белые люди, встречаясь в черном городе, – знак солидарности и поддержки). Меня тут же облепили нищие в грязных лохмотьях, но шофер отогнал их с грозным криком. Он усадил меня в смердящий микроавтобус на переднее сиденье и договорился с водителем, что тот довезет меня прямо до гостиницы. Я вела себя как космонавт, высадившийся на незнакомой планете и настороженно ожидающий всяческих неприятностей от ее возможных обитателей. В маршрутку набилось множество женщин с крикливыми младенцами на руках и мужчин в пестрых рубашках с лоснящейся кожей, от которых несло стойким запахом пота. Сразу чувствовалось, что привычка к умыванию еще находится в конфликте с естественными наклонностями. Все они желали со мной общаться, но, на мое счастье, никто из них не знал английского языка.
Со мной рядом сел молодой улыбчивый мужчина, дружелюбно настроенный. Когда автобус тронулся, он достал из своей дорожной сумки икону с изображением Христа, указал пальцем на меня, потом на себя и на икону, по-видимому желая сказать, что всех нас, и белых, и черных, связывает единая вера в бога. Это было странное зрелище – бело-розовый Христос в черных руках.
Трехчасовое путешествие запомнилось мне как сплошной кошмар. Я задыхалась от жары и тяжелых запахов. Массу неудобств мне причиняли бесцеремонные соседи, которые как ни в чем не бывало наваливались на спинку моего кресла. Мне приходилось держать спину очень прямо, чтобы не касаться чужой липкой и нечистой кожи. Каждые четверть часа нас останавливали дорожные патрули. Пассажиров выгоняли из маршрутки и проверяли у них документы. Первые два раза я послушно выходила и протягивала свой паспорт. А потом меня разобрала злость: "Какого черта! Я белая леди, если им так нужно посмотреть мои документы, пусть подходят к машине и берут их у меня сами". Началась развеселая игра. На остановках я с безмятежным видом сидела на своем месте и не реагировала на окрики полицейских. Наконец кто-нибудь из них подходил к машине и просил на французском мой паспорт. Слово "паспорт" на всех языках произносится одинаково, но я таращила изумленные глаза и отвечала по-английски, что я не понимаю французского. В наш разговор вмешивались пассажиры автобуса.
Они совали мне под нос документы и знаками пытались объяснить, что от меня требуется. Я минут пять непонимающе смотрела на них, доводя их до исступления, затем хлопала себя по лбу, показывая, что наконец до меня дошел смысл их просьбы, и с невинной улыбкой протягивала свой паспорт. На следующей остановке спектакль повторялся снова.
В Гисеньи я попросила отвезти меня к шикарному отелю "Меридиан", чем вызвала всеобщее возбуждение и вздохи зависти. Я думаю, никогда еще к этому респектабельному отелю не подъезжали клиенты на грязном маршрутном такси.
"Меридиан" оказался почти пустым, война напугала туристов и лишила это место притягательности. Раньше здесь кипела жизнь, белые люди купались в бассейне и гуляли по роскошному тропическому саду, где по ночам орут дикие коты. А сегодня я обедала в большом ресторане совершенно одна.
"Меридиан" расположен на берегу Киву, самого красивого озера в Африке. Это единственный африканский водоем, где не водятся крокодилы и который не заражен опасными для человека организмами. Такая исключительная чистота объясняется большим количеством природных газов, содержащихся в воде. Я вспомнила трагический случай, произошедший в соседней Бурунди. Жену завхоза русского посольства съел крокодил из озера Танганьика. Несмотря на запрет купаться в этом озере, ночью компания русских из пяти человек отправилась туда тайком. Люди вошли в воду только по колено. У крокодила, как известно, молниеносная хватка.
Он утащил за ногу несчастную женщину так быстро, что она даже не успела вскрикнуть. Крокодилы никогда не едят жертву сразу – они приберегают удовольствие на потом. Обычно они топят добычу и оставляют ее где-нибудь в тростнике – это у них нечто вроде холодильника, куда можно залезть в любой момент. Там и нашли через три дня обглоданную жену завхоза с улыбкой на устах – она смеялась в тот момент, когда ее схватил крокодил, и даже не успела испугаться.
Все эти страшные рассказы тревожили мое воображение, но поздно вечером я все равно отправилась купаться на озеро – ведь Киву совершенно безопасно. В лунном свете прохладная вода приобрела аметистовый цвет. Я немного поплавала, стараясь разогреть тело энергичными движениями, потом перевернулась на спину и улыбнулась ярким звездам. Я думала о том, как это красиво и странно – я, бледная северная женщина из далекой холодной страны, плаваю в африканском озере в полном одиночестве мартовской ночью. Звезды подмигивали мне, делая тайны Вселенной свойскими, почти домашними. И мне на минуту показалось, что вот-вот мне откроется какая-то загадка, дело мое изогнулось, с губ сорвался легкий стон, но холод воды и тишина внезапно отрезвили меня. Вечность не дается в руки смертным.
12 марта
. В Руанде умеют ценить радость мести, ничего не забывают и делают пометки в душе. Искусство отравления доведено до совершенства. Когда рождается ребенок, ему делают надрез на груди и засыпают в ранку противоядие – обычай, могущий предотвратить смерть от руки врага. Ни один руандиец не прикоснется к оставленному стакану с пивом, даже если он сидит в компании близких друзей и ему пришлось выйти всего на несколько минут. Всегда могут подсыпать яд в минуту грусти хотя бы по тому поводу, что у соседской коровы рога длиннее. Из разнообразных африканских трав можно приготовить медленные яды, убивающие через месяц. Посредственность и злодейство процветают, зависть сочится из сердец.
Руандийцы обвиняют в этом войну и развращающее влияние белых.
Все тайные любовные драмы Африки находят завязку в зелье, приготовленном руками колдуний, и развязку в смертоносной траве, уводящей человека в мир иной. Ворожба очень популярна, и только ею объясняют странные браки между респектабельными белыми мужчинами и уродливыми черными женщинами, которые холодно смотрят на мир огромными, как блюдца, глазами. Вот, например, последний скандал в Гисеньи, связанный с колдовскими травами. Одна руандийка, озабоченная ежевечерними отлучками мужа, стала регулярно подсыпать ему в еду травку, тормозящую нервную деятельность. Отрава подействовала. Муж действительно перестал посещать пивной бар, он вернулся в семью и затосковал. По-видимому, доза оказалась слишком большой, мир больше не радовал его, он часами сидел в молчаливой тоске и совершенно не обращал внимания на молодую жену, которая делала тщетные попытки заинтересовать его сексом. Перепуганная дама подняла на ноги весь город, пытаясь найти противоядие. Таким образом эта история выплыла на свет божий.