А потом она увидела своих детей. Они стояли возле больничной койки, глядели на свою изуродованную болезнью спящую мать и пытались не плакать от страха. Обтянутые желтоватой кожей высокие скулы, лысая голова, исколотые тонкие руки, катетеры и капельницы. Кто эта чужая женщина? Это ведь не наша неунывающая мама, которая звонко смеялась, рассыпая вокруг себя золотые колокольчики радости? Правда, Игорёшка? Правда, Алинчик. Нашу маму позвали на небо? Наверное.
   Пройдет много лет, прежде чем девочка сможет простить себя за то, что в тот последний день перед операцией не пошла в больницу вместе братом.
   И до конца своих дней мужчина — тот самый юноша с тремя тюльпанчиками — будет иногда видеть в толпе родное незабываемое лицо.
   Они не забудут и не простят…
   Мне сорок лет.
   Так много. Так мало…
   Любимые ненаглядные лица таяли, стирались, превращаясь постепенно в мерцающие тени и, сколько она ни звала, сколько ни молила — время безжалостно истребляло последние ниточки, тянущиеся из одной жизни в другую.
   Снова сон, как лукавый фокусник, сменил скорбные одежды избытого горя на погребальный саван дурного предчувствия…
   Хелит увидела себя бегущей по серому речному льду, толстому и неподатливому. Ноги скользили, она падала, потом вставала, опираясь на бесполезную палку, и снова бежала, оглядываясь на темную фигуру преследователя. А тот, казалось, не знал усталости, медленно, но уверенно настигая свою жертву. Расстояние между ними неуклонно сокращалось, не оставляя Хелит никаких шансов. До берега, чернеющего гребенкой далекого леса, не успеть при всем желании. Впрочем, спасения нет и там…
   Поняв, что больше не может бежать, девушка остановилась и неумело выставила перед собой шест. Это только со стороны могло показаться, что они равны по силам. Невысокий парень с аккуратным хвостиком русых волос, в кожушке, похожий на фермера, неотличимый от десятков тысяч своих ровесников и сородичей. Голубые глаза смотрят спокойно и равнодушно, меч не дрогнет в руке, когда он будет убивать. Убивать и только убивать. Не из ненависти или отвращения — нет! К чему такие сантименты? Всего лишь работа и ничего личного.
   Какое-то время они кружили на одном месте. Затем профессиональным отточенным движением парень отвел в сторону шест, сделал ловкую подсечку, и Хелит упала на спину. На лед. Холодный-прехолодный. Девушка хотела было зажмуриться, но почему-то не смогла, не захотела облегчать убийце задачу. Какой-то бесконечный миг они пристально глядели друг другу прямо в глаза, зрачок в зрачок. А потом лезвие меча вонзилось в горло… Даже ни капельки не больно.
   Так у только что убитого телеоператора падает на землю камера, продолжая бесстрастно снимать после смерти хозяина.
   Убийца повернулся и ушел. Вразвалочку. В сторону леса. Темный силуэт на фоне серо-белого неба. А она смотрела, смотрела, смотрела, смотрела… пока белый свет не обернулся тьмой… навсегда.
 
   Приглашение от Альмара прозвучало, как вызов на дуэль. Юноша в мипарти [25]королевских цветов, небрежно кивнув, сунул в руки скрученную трубочкой записку, перевязанную белым шнурком. В его взоре сочеталось нестерпимое любопытство и плохо скрываемое презрение — общая черта всех лот-алхавских придворных.
   — Вам велено явиться к утренней трапезе, миледи, — пробурчал парень и отвесил на прощание совершенно хамский поклон.
   За такое пренебрежение в былые времена Рыжий мог расквасить нос, не сходя с места. Так, по крайней мере, утверждал мадд Хефейд, который стал свидетелем постыдной сцены. Но Хелит более всего озаботила необходимость переодеваться из простого домашнего блио в нечто более торжественное, а, следовательно, более неудобное, тяжелое и лишающее подвижности. С помощью моддрон Гвирис девушка выбрала и облачилась в парадное платье наподобие котарди [26]насыщенно-зеленого цвета с бесчисленными застежками из серебра и бирюзы. Венец владетельницы торжественно лег поверх волос.
   — Копье не забудь с собой прихватить, — напомнил Хефейд таким серьезным тоном, что Хелит заподозрила воеводу в банальной подначке.
   В тяжелом с волочащимся подолом наряде, не то, что копье — лишнее колечко покажется непосильной ношей. Она будет выглядеть донельзя глупо. Но и без защиты идти к Альмару не хотелось. В итоге сошлись на компромиссном варианте — Хелит взяла с собой только наконечник, сняв его с древка. Резной узенький футлярчик, в котором артефакт пролежал почти тысячу лет, вполне подходил на звание экзотического украшения.
   Завтрак с Верховным королем — мероприятие официальное и не имеющее ничего общего с простым приемом пищи. Сидят у него за столом только знатнейшие из знатных. Прислуживают им вовсе не простые стольники, а только лишь благороднейшие из вассалов. С другой стороны, зрелище душераздирающее — собрание мрачных мужчин, половина из которых жестоко страдает от абстиненции, а вторая половина — от недосыпа. А так как по утрам униэн ели что-то вроде пирога из слоев омлета и холодной каши, омерзительного на вкус, а сверху эту гадость поливали острым соусом, то манеры в Большой трапезой зале царили самые чопорные. Когда Хелит вошла, Высокие Лорды в полном составе уже расселись по своим местам и в ожидании появления государя уныло созерцали содержимое тарелок. Лайхин откровенно присосался к кувшину с водой (после ночной попойки его мучила жажда) и едва не поперхнулся, узрев пред собой нарушительницу спокойствия.
   — Какого?… — нелюбезно полюбопытствовал он.
   — Цыц, ты! — фыркнул лорд Сайнайс. — Милости просим, моя прекрасная леди Гвварин. Нам так не хватало общества благородной дамы, — и значительно посмотрел на Волчару.
   Предполагалось, что Хелит займет почетное место по правую руку от государя как хозяйка дома. Но после вчерашнего, кто знает… Она замешкалась в нерешительности.
   — Вчера вы были более бесстрашны, миледи. Я не настолько мстителен и мелочен, как может показаться, — негромко молвил Альмар, появившись из-за расписной ширмы, загораживающей вход из гостевых покоев.
   Он галантно подал руку и проводил девушку к креслу. Ладонь у государя показалась ей прохладной и шершавой. Пальцы, унизанные перстнями, чуть-чуть подрагивали.
   — Что вы сделали со своими волосами? — вежливо поинтересовался правитель.
   — Обрезала колтуны, государь, — ровно ответила белокурая дева, с содроганием вспоминая грязно-белый войлок на своей голове.
   — Очень жаль. Мне всегда нравились ваши косы, — меланхолично пробормотал Альмар и покосился на футляр возле правой руки Хелит. — Ваши опасения меня смущают. Рыцарю не пристало мстить слабой женщине, — их величество разве что не мурлыкал, точно матерый черный кот.
   — Ешьте, я не собираюсь вас травить, — усмехнулся король.
   — Я не голодна.
   При мысли о том, чтобы подцепить серебряной ложкой буро-белесый липкий кусок и отправить его в рот у алаттской владетельницы в желудке начинались спазмы. Право слово, лучше голодной ходить.
   — Странно. Фрэй Раудан утверждает, что ребенка вы не носите, отчего же такая разборчивость? Тем более по утрам.
   Что ни говори, а торжественный завтрак — прекрасная возможность приватно наговорить друг другу гадостей. Беременность у женщины-униэн — событие столь важное и нечастое, что шутить на эту тему считается верхом бестактности и граничит с оскорблением. Во всяком случае, благородный рыцарь из алаттской дружины, назначенный прислуживать Хелит за столом, напрягся и тяжело задышал.
   — Спокойнее, ир'Лайэн! — напомнил Риадд, исполнявший обязанности королевского чашника, метнув на воина пронзительный взгляд.
   — Обычно страсть, разгоревшаяся меж мужчиной и женщиной, заканчивается рождением ребенка. Я не думаю, что Мэйтианн'илли отказался бы от мысли обрести наследника, — негромко размышлял король.
   В свое время Хелит с удивлением узнала, что униэн считали зачатие не столько результатом физиологического, так сказать, процесса, а неким духовным актом, зависящим почти целиком от желания будущих родителей.
   — Но, к счастью, ничего такого не произошло, — чуть слышно шепнул ир'Брайн, наклонившись якобы подлить Альмару еще немного вина. — Может, тебе не так уж и хотелось… А?
   Хелит деланно улыбаясь, пригрозила советнику пальчиком: мол, шутки могут скоро закончиться и тогда в ход пойдут когти.
   — Не твоя забота, ир'Брайн! Держись в рамках, или отведаешь пощечин, — со злой улыбкой сказала она. — Был бы тут Мэй — держал бы язык на привязи? А?
   Высокие Лорды, если и чавкали, то очень негромко, поэтому прекрасно слышали беседу дословно. Ранэль — Золотой Лебедь начал поглядывать на Хелит с плохо скрываемым восторгом. Он любил дерзких женщин. Волчара поморщился. Он бы и сам надавал ир'Брайну по хребту. Сэнхану, так же, как и алаттке, кусок не лез в горло. Он нервно отщипывал кусочки от хлеба и запивал их сильно разбавленным вином. Тир-галанский князь не ждал от официального завтрака ничего доброго, ни в смысле кулинарии, ни по части политических последствия. Альмару всегда нравилось играть с жертвами своего недовольства, как коту с мышью. Сегодняшнее мероприятие не что иное, как ловушка. Знать бы еще — какая.
   — Кстати, — обронил вдруг государь, откладывая в сторону ложку и опуская руки в чашу для омовений. — Наш общий друг успел сделать вам предложение, леди Хелит?
   Сайнайс подавился кашей, а лорд Гваихмэй уронил на пол чашу с вином, забрызгав скатерти.
   Хелит медленно повернула к нему лицо и положила ладонь на футляр с наконечником колдовского копья.
   — Весьма странный вопрос, государь.
   — Ну, почему же? Может быть, я сам хотел бы на вас жениться? — заявил Альмар во всеуслышание. — Я упустил свой шанс с вашей поистине удивительной матерью, так отчего же не попытать счастья с не менее прекрасной дочерью? Выходите за меня, леди Хелит. Я могу стать добрым мужем.
   «А вот и ловушка», — обреченно подумал Сэнхан. Лорд Тиншер громко хрустнул костяшками пальцев. Давненько Верховный король никого не удивлял своими выходками. Лорды в гробовой тишине уставились на Альмара и Хелит. Даже Орэр'илли сидел, проглотив язык.
   — Раньше надо было думать, государь мой, — довольно спокойно ответствовала леди Гвварин. — При живом суженом звать замуж — нехорошо.
   Ей почудилось, стены трапезной надвинулись со всех сторон, норовя раздавить дерзкую букашку. С фресок на Хелит смотрели яркими глазами терзаемые животные: драконы, олени, кабаны. А еще казалось, будто умирающие твари оплакивают не свою участь, а судьбу Оллесовой дочери, ставшей вдовой прежде, чем законной женой.
   — Живом? — деланно удивился король.
   — Не нужно Мэя прежде времени хоронить, — чопорно отчеканила девушка. — Вдруг дэйном обманули, вдруг он жив? Пошлите разведчиков — пусть доведаются правды.
   — Разведка у нас в ведении лорда ир'Брайна. Обращайтесь к нему, миледи.
   — Да уж… И проси хорошенько, — откровенно глумился тот. — Не хочется рисковать моими людьми в столь безнадежном деле.
   — Если Тир-Луниэне больше не осталось отважных мужчин и не сыскать смельчаков, то я сама спасу Рыжего. Попытаюсь спасти…
   Первым начал смеяться ир'Брайн, громко, на высокой истеричной ноте, словно специально, чтобы Высокие Лорды ощутили всю комичность момента. Поглядите на нее! Полюбуйтесь, милостивые господа, — то не своенравная девчонка перед вами — это сама Ридвен Ястребица! Ха-ха-ха! Собралась воевать Чардэйк! Вот ведь смех какой…
   Главы Домов ничего особо веселого в требованиях алаттской властительницы не увидели и отреагировали сдержанно.
   — Что веселого? — спросил напрямую Золотой Лебедь. — Девица Гвварин хулит нас позорными словами, обзывает трусами, а ты, знай себе, зубы скалишь, в'етт ир'Брайн?
   — И верно! — поддержал его лорд Гваихмэй. — Мне Рыжего не слишком жалко, но и ждать, пока хан'анх чардэйкский соберет свою армию в единый кулак, я не хочу. А Рыжий, к слову, никогда не стал бы тянуть с хорошей дракой. Что-что, а Отступник знал толк в военном деле.
   — Хочет идти спасать — пусть идет на выручку, — согласился Орэр'илли. — Хватит разводить тут лот-алхавские интриги!
   Скандал вышел нешуточный. Высокие повыскакивали из-за стола и принялись орать друг на дружку, обвиняя во всех грехах и поминая все давние обиды, начиная с детских лет. Все вместе они клевали Риадда ир'Брайна. Об Отступнике, естественно никто и не вспомнил.
   «Что я тут делаю?» — растерянно спросила себя Хелит.
   — Подумайте над моим предложением, миледи, — прошептал ей прямо на ухо Альмар, прежде чем разрешил покинуть поле словесной баталии. — Я редко кого зову в жены.
   — Скорее ад замерзнет, — ответила она.
   Порой голливудские штампованные фразочки из уст «крепких орешков» очень точно отражают суть вещей.
 
   В спальне царил густой серый сумрак из-за плотно закрытых ставен. На дворе все еще буйствовала метель. Хелит грызла зубами рукав платья, чтобы не кричать, и в отчаянии не расцарапать себе лицо золотыми когтями.
   «Что же делать? Что мне теперь делать? Куда бежать? Кого просить?» Она прекрасно понимала, что теперь не поможет даже копье Ястребицы. Ничто не поможет! Ничто!
   — Хелит! Пожалуйста! Хелит…
   — Лойс! Как ты меня напугал… — охнула девушка, шарахаясь в сторону.
   — Тише, прошу вас, тише. Мне нужно сказать…
   — Что?
   Пальцы дэйо впились в ее предплечья с нечеловеческой силой.
   — Это страшная тайна. Великая тайна! — горячее легкое дыхание обжигало щеку. — Только молчите. Молчите и слушайте.
   Было слышно, как громко стучит его сердце. Тук-тук-тук! Итки не мог ждать. Борьба с самим собой кончилась безоговорочной капитуляцией. Да, он до смерти боялся магии Повелителя и Главного Жреца Драконова Храма, но еще больше дэй'о страшился погубить Хелит, и вконец запутался в предположениях и страхах. Но дольше молчать было нельзя.
   Тук-тук-тук! Бьется сердце красноглазого изгоя и каждое слово, с огромным трудом выталкиваемое из глотки, пульсирует на языке, обжигая нёбо.
   Помоги Заступница! Дай сил и наставь на истинный путь своего несчастливого сына.
   — Один раз в сорок семь лет блуждающая звезда Драконье Око поднимается над горизонтом так высоко, что оказывается на том самом месте, откуда сбежала в незапамятные времена — на голове Ночного Дракона, — шептал почти беззвучно Итки. — И только раз в сорок семь лет в Драконов Храм, что стоит на склонах священной горы Тайю, тайно приезжает сам Повелитель Чардэйка. Ночью, в миг Воскрешения Ночного Дракона он совершает ритуальное жертвоприношение во имя грядущих изменений. Кровь жертвы дарует Чардэйку процветание, а магам — силу. Главный Жрец утверждает, что Повелитель, таким образом, меняет будущее всего мира.
   Хелит почувствовала, как плывет и качается мир у неё под ногами, как вращается вокруг своей оси планета и летит через бездну пространства и времени свет давно погасших звезд.
   — Это случится ровно через десять дней, миледи. В ночь с на сорок седьмой день Акстимма он наденет священную корону и пронзит костяным ножом сердце знатного пленника. Ты бы подошла идеально, но теперь… я думаю, на этот раз на алтаре будет лежать рыжий князь Приграничья. Ровно через десять дней. У нас осталось совсем мало времени, чтобы спасти его, миледи. Надо торопиться.
   — Ты уверен?
   Итки судорожно всхлипнул.
   — Госпожа, я не знаю точно… Думаю, через десять дней наступит самая важная ночь для всех дэй'ном и для Повелителя. А рыжий князь, сын Финигаса Неистового в его руках и…
   — Я поняла. Десять дней, говоришь?
   В полумраке Итки показалось, что глаза Хелит светятся. И руки… у неё были такие холодные руки…
 
   Нельзя сказать, что никто не попытался остановить леди Гвварин. Хефейд пытался. Бурчал под нос, мол, не иначе как овладело девушкой безумие и пора вязать её веревками да поить успокоительными отварами. Сэнхан тоже старался вовсю, затмив красноречием ораторов древности. Но Хелит лишь поцеловала его в щеку, напомнив между делом, что она уже взрослая и способна отвечать за свои поступки. А еще посоветовала подержать Аллфина взаперти не меньше шестидневия. Чтобы не повторилась предыдущая история с побегом. Даже Волчара — и тот попробовал отговорить её от безумного предприятия, напомнив о месте всех женщин в общем миропорядке. Но Хелит откровенно пригрозила поджарить особо активных на поприще непрошеной заботы о ближних, не посчитавшись с чьим-то возрастом или титулом.
   — Ты куда мою Пэрис задевал? — сварливо поинтересовалась она у Лайхина. — Барышнику сплавил?
   — На постоялом дворе оставил, — признался тот. — И денег дал на содержание. Лошадка-то неплохая.
   — Верни её Сэнхану, — распорядилась Хелит на прощание. — А то ведь ославлю как конокрада.
   Из вредности говорила, потому что в любом случае не стала бы обрекать породистую кобылу на блуждание в зимних горах. Все равно пришлось бы где-нибудь бросить. Итки утверждал: идти придется по таким узким тропам, что не каждый взрослый мужчина сумеет их одолеть. Сам дэй'о телосложением тянул на худосочного недоразвитого подростка. Сплошные мослы и кости, в чем только душа держится. Естественно, они оделись потеплее, взяли припасов, но никто не верил в то, что леди Гвварин вернется. И почти всех такой вариант устраивал. Не станет Хелит — сойдет на нет гнусное пророчество.
   Грустная получилась у алаттской владетельницы армия — она сама, да уродец-дэй'о. Хорошо, хоть не приняты средь униэн бессмысленные истерики относительно целесообразности поступков взрослых мужчин и женщин. Каждый вправе сам решать, как ему распоряжаться своей жизнью: жертвовать собой или беречься, отдавать или брать. На то ты и разумное существо, чтобы понимать меру ответственности. И пусть весь Чардэйк, его могущественный Повелитель, Верховный вигил и тысячи тысяч неистовых дэй'ном даже и не подозревали о том, что Хелит Гвварин объявила им войну, но так оно и было на самом деле. Она не стала кричать в сторону Лотримарских гор сквозь ледяной ветер пресловутое «иду на вы!» и не разразилась высокопарной речью перед строем алаттских рыцарей. Зачем, если все решится не здесь и не сейчас?
 
   Драконье Око неумолимо кралось в родное созвездие. Остальные звезды холодно взирали на происходящее действо, а обе луны так и вообще плевать хотели на грядущее светопреставление. Они проносились по ночному небу, всецело занятые друг другом и своей вечной игрой в догонялки. Бродячая звезда подгоняла путников вперед, не давая им расслабиться и забыть о главной цели. Благо, короткие зимние дни сгорали быстро, точно пересушенный хворост, а долгие холодные ночи курились тьмой неторопливо, как кадильницы ангайских первосвященников.
   — Кто была твоя мать, Итки?
   — Не помню, госпожа моя.
   Белый иней на белых ресницах, воспаленные веки ночного зверька.
   — Знаешь ли, кто твой отец?
   — Понятия не имею.
   — Неужели тебе все равно, дэй'о?
   — А что я могу изменить?
   У таких, как Итки, не может быть никакой родни, это привилегия благо-родных. Кто знает, может он сын какой-то принцессы? Хотя… сомнительно. Тогда его попросту удавили бы еще в колыбели. Он вырос среди отверженных при Драконовом Храме, с самого раннего детства прислуживал жрецам. У них имелась только одна мать — всесильная и милосердная Заступница, за одно только упоминание имени которой жрецы могли заживо содрать кожу с еретика. И неоднократно такое проделывали. Итки просто умел держать язык за зубами. Умел он уворачиваться от тяжелой руки Главного Жреца, а также угождать оному в любой прихоти. Слава Заступнице, старый желчный дэй'фа слыл аскетом и укротителем плоти.
   Забавно… Презирающие дэй'о, полноценные и плодовитые сородичи бессознательно подражали изгоям в области сдерживания животных порывов. В особенности, служители культа и колдуны. Невозмутимость, дарованная Итки от рождения вместе с молочно-белой кожей, бесцветными волосами и красными глазами, достигалась его хозяином путем долгих медитаций и чтения специальных заклинаний. Не укрощай жрецы без устали свою бешеную натуру — каждое жертвоприношение заканчивалось бы кровавой оргией и поножовщиной.
   — Ты не боишься возвращаться? — спросила Хелит на очередном привале.
   Дэй'о страдальчески поморщился.
   — Боюсь. Но я должен. Заступница учит нас платить за добро добром, а на зло отвечать равнодушием. Чтобы тем самым приумножать милосердие и обуздывать жестокость.
   — И у тебя получается?
   — Нет. Не всегда. Но когда рыжий князь выкупил меня у бродячих нэсс и дал нож, у него не было никакой причины помогать дэй'ному. Его привела ко мне Заступница. Как же я могу подвести её?
   Определенная логика в словах Итки, несомненно, содержалась.
   — Я рада, что ваши дороги пересеклись.
   — Так хотела Заступница, — убежденно твердил дэй'о.
   Каждый вечер он прежде, чем прижаться к Хелит и забыться чутким сном вечной жертвы, шептал себе под нос слова благодарности своей богине. За не слишком холодный ветер и не чрезмерно глубокий снег, за бледный рассвет и скорый закат, за каждый прожитый день и благополучно пережитую ночь. А еще Итки молил Заступницу о жизни для Рыжего Мэя, и, когда думал, что Хелит ничего не слышит — о её здоровье и счастье. И только для себя ничего не просил беловолосый дэй'о. У него уже имелось все, о чем только может мечтать такой как он — доверие Хелит и нож униэнского князя. Два самых главных сокровища этого мира.
   На седьмой день пути, с огромным трудом и риском миновав перевал, Итки осмелился спросить: — Кто эти дети, которые снятся тебе каждую ночь, моя госпожа?
   Скрытничать Хелит не стала:
   — Это мои дети. Мои дети из другой жизни.
   Но рассказывать историю о смерти и воскрешении не потребовалось совсем. Альбинос понял все по-своему.
   — О, да! У меня тоже есть другая жизнь. Итки-из-снов тоже когда-нибудь станет отцом. Он уже и невесту присмотрел, — радостно заявил она и охотно пояснил, что Эта жизнь — всего лишь сон Другого Итки и наоборот. — Я не думал, что униэн знают о таких вещах, — с огромным уважением добавил дэй'о.
   Путешествие и вправду становилось все больше похоже на сон смертельно больного безумца. Хелит и Итки шли и шли по заснеженному древнему лесу — две крошечные смертные букашки, упорно ползущие по склону священной горы Тайю. Отчего-то мнилось, будто в мире никого кроме них двоих не осталось, и не было ни войны, ни любви, ни смерти, а только снег, черные стволы деревьев, низкие тучи, ватная тишина и холод. Дэйном знали, что делали, когда прятали святыню в этих суровых краях. Сюда и со стороны Чардэйка-то попасть крайне сложно. Если бы не хрупкий беловолосый дэй'о, то Хелит сгинула бы в одном из скальных разломов, и косточек её никто не нашел.
   А утром 45 дня Акстимма — Зимника леди Хелит, наконец, увидела сам Драконов Храм и поняла, что не зря отправилась в путь.

Глава 19
Неизбежность страшных чудес

    Акстимма
 
   Давным-давно, когда все люди были одинаковы, когда униэн путали с дэй'ном, а нэсс ничем не отличались от ангай, жили на свете драконы. Были они мудры, коварны и любопытны. Такими сотворил их Тот, Чьё Имя Непостижимо в начале всех времен.
   Драконы жили сами по себе, ибо у них было все, что нужно для счастья — свобода, небо и вдохновение. Но людям соседство с драконами совсем не нравилось, они завидовали бессмертию, магии и вольности крылатых змеев. А раз завидовали, значит ненавидели. И однажды люди решили объединиться в единый народ, чтобы сообща изгнать страшных соседей.
   Но драконы были мудры, они послали к подножью Престола Того, Чьё Имя Непостижимо самого коварного из своих собратьев. Он не стал жаловаться на людей. Нет! Дракон поступил иначе.
   Он сказал Великим Духам: «В том, что люди столь завистливы, жестоки и лживы, нет их вины. Ибо они обделены божественными дарами. Как же не завидовать, если все они смертны, а мы живем вечно; они ковыряются в земле, а мы царствуем в небесах; они бесталанны, а мы без конца творим красоту? Разве это справедливо?».
   Великие Духи устыдились своей жадности и решили исправить свою ошибку. На поляне Древнего Леса поставили они три большие чаши. Одну наполнили огнем, другую — чистой водой, а третью — медом… На радость драконам, прекрасно знавшим, какова истинная сущность людей, и чем обернутся для двуногих смертных подарки, ибо были не только мудры, но и коварны. Что получилось потом, все знают — дэй'ном не смогли поровну разделить содержимое кубков, и навеки утратили душевное равновесие, жадные нэсс и ревнивые ангай едва не передрались из-за меда Смерти, а замешкавшиеся униэн обрекли себя на чрезмерно долгую жизнь, исполненную одиночества.
   С помощью мудрости и коварства драконы раз и навсегда избавились от угрозы со стороны людей. Но когда увидели они, насколько разными стали двуногие, то не могли устоять перед ненасытным своим любопытством. А когда узнали смертных лучше — поняли, что, хоть и горьки оказались Дары Богов, но теперь люди стали чем-то большим, нежели просто живыми и разумными существами. Эту частицу божественного мы зовем душой, которой нет у драконов.
   Так поняли крылатые бессмертные змеи, что Великие Духи оказались дальновиднее и хитрее.
   И дабы искупить свою вину перед людьми, научили тех четырем Искусствам — песням, магии, любви и войне.