Страница:
земля" - называла размещенная на островах Венеция свои материковые владения.
К началу XVI века они простирались почти до самого Милана, захватывая
Бергамо, Брешию, Верону, Виченцу, Падую, а к востоку - куски нынешних
Хорватии и Словении.
Из Террафермы притекали в центр выдающиеся провинциалы: Джорджоне из
Кастельфранко, Тициан из Пьеве-ди-Кадоре, Веронезе из Вероны, Чима из
Конельяно. В Падуе родился и в Виченце развернулся Андреа Палладио -
единственный архитектор в мировой истории, чьим именем назван стиль.
Чтобы не вдаваться в архитектурные подробности, проще всего вызвать в
воображении Большой театр или районный Дом культуры - они таковы благодаря
Палладио. И если составлять список людей, усилиями которых мир - по крайней
мере, мир эллинско-христианской традиции от Калифорнии до Сахалина -
выглядит так, как выглядит, а не иначе, Палладио занял бы первое место.
Палладианские здания - архитектурное эсперанто, пунктир цивилизации.
Самое представительное сооружение на свете - широкие ступени, ряд колонн,
треугольник с барельефом, высокие окна: там тебе непременно что-нибудь
скажут, объяснят, покажут. Одинаковые парламенты, суды, театры, музеи,
особняки и виллы покрыли планету задолго до "Макдоналдса" - назойливые, но
необходимые ориентиры. Огонек в лесу. Хуторок в степи. "Земля-я-я!!!"
Заповедник палладианства - Виченца. Консервативные венецианцы не дали
Палладио поработать во всю силу в их городе, и он разгулялся тут.
От вокзала пересекаешь по виале Рома широкое Марсово поле и сразу
погружаешься в нечто, с одной стороны, невиданное, с другой - знакомое.
Монументальные фасады вичентинских палаццо на узких улицах не рассмотреть -
хрустят шейные позвонки. Похоже на Нью-Йорк в районе Уоллстрит, на деловые
районы Филадельфии или Бостона. В общем, на впитавшую палладианство Америку.
Виченца - один из характернейших городов Ренессанса: здесь вполне
ощущаешь, что город - творение человека, его пространство, его победа над
нецивилизованной, опасной природой. Виченца стоит на Терраферме, а не на
воде, как Венеция, - но в центре зелени нет. В стороне лежит более
живописный квартал Барке - по берегам тихой речки Ретроне. Однако в целом
Виченца - воплощение ренессансной градостроительной идеи, почти не
измененной последующими столетиями с более либеральным экологическим
мышлением.
Во время расцвета Палладио в Виченце жили тридцать тысяч человек.
Сейчас - сто: не такой уж большой прирост. Италия была городской страной: к
концу XV века - двадцать городов с населением свыше двадцати пяти тысяч (с
отрывом лидировали Неаполь и Венеция). Во всей остальной Европе - от
Лиссабона до Москвы - таких насчитывалось еще столько же.
За прошедшие пять столетий многое изменилось до неузнаваемости.
Сохранились: благодаря воде - Венеция, а на твердой земле - Виченца.
Вичентинские власти всех времен оказались верны памяти Палладио, продолжая
его стиль, не соблазнившись даже повсеместным в Италии барокко-и это
единственно правильное решение. Без Палладио Виченцы не существует. Виченца
- его музей. Главная анфилада - корсо Андреа Палладио: парад дворцов.
Главный зал - пьяцца деи Синьори - с огромной ажурной Базиликой: шедевром,
который приезжают изучать и зарисовывать. Сам Палладио нестеснительно писал
о ней: "Это здание могло бы быть сравнено с самыми значительными и самыми
прекрасными зданиями, построенными от древности до сего дня".
Базилику и просто очень интересно рассматривать, усевшись напротив на
ступенях Капитанской лоджии, еще одного создания Палладио. Рядом, тоже с
вином и сыром, сидят туристы. Быстро знакомишься. Математик из Манитобы
Матвей спрашивает: "Вы уже успели проработать виллу "Ротонда"?" Мимо
медленно едет на велосипеде подросток, громко поет по-итальянски "Катюшу".
Ничему не удивляешься, и вдруг понимаешь отчего: что-то неумолимо ВДНХовское
чувствуется в этом городе, что-то по-соцреалистически противоположное
здравому смыслу. Идея распирает город. Обилие огромных зданий на узких
улицах маленькой Виченцы производит впечатление переполненности, близкой к
взрыву: город набухает архитектурой, как бомбажная консервная банка.
Собственно, взрыв уже произошел, и брызги долетели до самых дальних окраин -
застыв оперным театром В Буэнос-Айресе и колхозным клубом в Читинской
области. Палладио похоронен в вичентинской церкви Св.Короны возле алтаря
работы Беллини, где Иоанн Креститель поливает Иисуса иорданской водой из
жестяной кухонной миски. Эта замечательная здравосмысленность - не то
соседство, которого требует дух Палладио. Его стиль - превознесенность. Его
загородные виллы для отдыха и развлечений больше всего напоминают храмы.
К вилле "Ротонда" на окраине Виченцы - самому знаменитому сооружению
Палладио - идем вместе с Матвеем, поднимаясь по девятнадцати ступенькам: все
рассчитано, внутрь пускают только по средам. Там - буйная лепнина и роспись
охристо-золотистого цвета. "Ротонду" два века назад "прорабатывал" Гете:
"Внутри это строение я бы назвал уютным, хотя оно не приспособлено для
жилья".
А для чего же?! Красиво, но бессмысленно. И этот стиль распространился
по всему миру, до глухих углов? Все же тяга к роскоши куда неистребимее, чем
стремление к нормальному удобству, не говоря о том, что это более пламенная
страсть. Взять хоть мировые географические открытия, сделанные в поисках
пряностей, золота и мехов, - не за пшеном же плыли вокруг света. Считается,
что Палладио возрождал античность. Так считал и он сам. Так оно и было. Но с
поправкой: Возрождение изгоняло из греко-римской древности язычество, а с
ним - низовую физиологическую телесность. Интерес к античности возник во
флорентийском кватроченто, а решающее событие произошло, когда Поджио
Браччолини нашел в монастырских архивах сочинение древнеримского архитектора
Марка Витрувия "Об архитектуре". Основа его: архитектура должна имитировать
природу и строиться на рациональных принципах, ведущих к Красоте, Пользе и
Мощи. Римлянина развил Леон Баттиста Альберти, который вычленил у язычника
Витрувия библейский антропоморфизм, сравнивая пропорции колонн с
соотношениями роста и толщины человека, расстоянием от пупка до почки и
т.д.; человеческие же пропорции он, вслед за Блаженным Августином, соотнес с
параметрами Ноева ковчега и храма Соломона. Максима "человек есть мера всех
вещей" - для нас метафизическая - имела для Ренессанса арифметический смысл.
Продолживший Альберти в своем трактате "Четыре книги об архитектуре"
Палладио заключает: "Здание должно выглядеть цельным, совершенным телом".
Следствие - иерархия архитектурного пространства, подобно тому, "как
Господь замыслил части нашего тела так, чтобы самые красивые были выставлены
на обозрение, а менее достойные упрятаны". Оттого лестницы (кроме парадной)
и другие служебные конструкции оставались без внимания. Оттого кухни
задвигались в тесные неудобные помещения рядом с погребами, а иногда вовсе
выносились за пределы здания - к амбарам и конюшням. Бельэтаж по сей день в
Италии называется piano nobile - дворянский этаж, этаж для благородных.
Сортирами архитекторы палладианского толка пренебрегали: неловко,
видно, делалось. На четырнадцать залов роскошной виллы Пизани обнаруживаешь
одно отхожее место. Архитектура низа еще только предстояла человечеству, а
ту, что была в прошлом, забыли. Я видал в Эфесе древнеримские общественные
уборные дворцового размаха. Процесс там был организован тонко: оркестр
играл, заглушая неблагозвучные шумы, запах нейтрализовали благовония, рабы
предварительно нагревали своими задницами мрамор сидений. Хоть Возрождение
возрождало античность, но полторы тысячи лет христианства не прошли даром:
телесность заметно отступала перед духовностью. Суть - перед идеей.
Вот и "Ротонда" - не столько дом, сколько некая театральная сцена.
Театральность в высшей степени присуща этой эстетике. Не зря последнее
создание Палладио, которое заканчивали его сын Силла и ученик Скамоцци, -
Театро Олимпико в Виченце. Потолок зрительного зала - небо с облаками.
Декорация - архитектурная, то есть постоянная: для "Эдипа-царя", что обязано
было подходить ко всему. Застывшая мифологема, раскрытие карт - как название
джойсовского романа. В известном смысле декорация любой трагедии - Фивы; все
может и должно быть сведено к Софоклу, всегда это - кровь, рок, возмездие.
Потрясающая мысль: все человеческие трагедии одинаковы.
Главная улица Виченцы - корсо Палладио, уставленная дворцами, - по
существу, та же улица Фив, которая уходит в никуда на сцене Театро Олимпико.
Умножение, тиражирование впечатлений и ощущений Палладио закладывал в
своей работе. Вилла "Ротонда" - не просто театральная сцена, но четыре
одинаковые сцены, обращенные на разные стороны света, к любым ветрам, ко
всем временам года. Как говорил сам архитектор, он не мог выбрать, какой
пейзаж красивее, оттого и соорудил четыре равных входа со всех сторон.
Круглый зал, вписанный в квадратный план здания, решал пифагорейскую
задачу квадратуры круга: божественное совершенство - в материальной
человеческой вселенной. Математика была господствующей наукой для
архитекторов, музыкантов, скульпторов, художников. Сводимой к формуле
казалась жизнь - и так вплоть до XX века. Что стало первым потрясением,
показавшим: не все счастье рассчитывается на бумаге? Пуля "дум-дум"?
"Титаник"? Газы на Ипре? Кровь русской революции?
Палладио упразднял сортиры, расширяя столовые, - и специальные
помещения уставляли ночными горшками, от чего в итоге бешено разрастались
цветы в садах: тоже вроде польза, но косвенная, не предусмотренная. Говорят,
красиво жить не запретишь, - неправда: красивая жизнь только та, которая
полноценна и естественна. Запланировать красоту и счастье не выходит. Потому
и утонул "Титаник": чтоб не зарываться. Как там у Венедикта Ерофеева: "Все
на свете должно происходить медленно и неправильно, чтоб не сумел
загордиться человек, чтоб человек постоянно был грустен и растерян".
Будем, однако, справедливы: виллы Палладио очень хороши снаружи.
Палаццо и вилла - разница между фасадом и силуэтом. В городе значим только
фасад, за городом - силуэт. Вписывание цивилизации в природу предвосхищает
Руссо и прочее просветительство. Парк вокруг виллы переходит в сад, сад - в
леса и поля. В Венето невысокие холмы скрывают мачты электропередач и
отдаленные многоэтажки, автострады кажутся ручьями: ничто не нарушает
сельскохозяйственной пасторали, тем более, и растет кругом кукуруза.
Появление в Северной Италии вилл и особой культуры - villegiatura,
дачной жизни, у нас так подробно описанной Чеховым, - напрямую связано с
открытием Америки. Каждый раз истинная радость - узнать о связи далеких по
видимости явлений, убедиться в преемственности мировых событий. Привезенная
из Америки и легко прижившаяся кукуруза оказалась идеальным злаковым
дополнением к традиционным макаронам: по сей день кукурузная каша - полента
- любимый гарнир в Ломбардии, Пьемонте, Венето. За четыреста лет до
хрущевского кукурузного бума заколосились поля, а венецианские купцы
сделались и помещиками. Появились поместья - виллы, изысканность которым
придавало чтение буколик Вергилия, излюбленного античного автора в эпоху
Ренессанса. Виллы расписывали Веронезе, Тициан, Бассано, Пальма-старший,
Пальма-младший.
Из Венеции почти до Падуи можно доплыть по Бренте - тридцать два
километра узкой речки со шлюзами и разводными мостами. Два непрерывно
хохочущих парня (радостно думаешь: с утра приняли) ездят на маленьком
"фиате" от моста к мосту, крутя в четыре руки допотопные лебедки, и мост
вдруг разворачивается вдоль русла, превращаясь в остров. На нем паясничают и
позируют перед туристскими камерами два молодца, которым так завидно повезло
с работой.
Пароход идет медленно, течение тихое, по берегам - плакучие ивы, стены
плакучих ив. Покой и благолепие. Где же тут купаются в длинных трусах, с
воплем раскачавшись на ветке?
По Бренте - прекрасные, удвоенные гладкой водой палладианские виллы. В
местечке Доло на мысу - светлое храмовое сооружение с восемью колоннами
коринфского ордера, гид поясняет: городская бойня.
"Величественные здания, возведенные этим человеком, изуродованы мелкими
грязными людскими потребностями... Сколь мало эти бесценные памятники
высокого духа соответствовали жизни всего прочего человечества..." Слова
Гете о Палладио цитируешь с противоположными чувствами. Как высказался в
палладианском дворце Державин: "А где тут у вас, братец, нужник?"
Страсть к античности, нашедшая кульминацию в творениях Палладио, в
Венеции и Венето возникла сравнительно поздно. Там для развития тенденции
all'antica огромную роль сыграло разграбление Рима войсками Карла V в 1527
году. Наемники-лютеране не жалели католических святынь, разрушая город хуже
любых варваров. В результате множество художников оказались без работы и
двинулись на север. В частности - Якопо Сансовино, задавший "античный" тон в
Венеции, и Джан Джордоко Триссино. Триссино - дворянин, энциклопедист и
архитектор - обосновался под Виченцой и набрал себе в мастерскую лучших
каменщиков, в том числе - сына падуанского каменотеса, специалиста по
мельничным жерновам, Палладио, которого тогда еще звали Андреа делла
Гондола. Только в 1540-м, когда Андреа было тридцать два года, появляется в
документах имя "Палладио", придуманное в честь Афины Паллады его патроном
Триссино, с указанием профессии - "архитектор".
Широта Палладио нечаста даже для Ренессанса. Он пробовал все: храмы,
жилые дома, загородные виллы, общественные здания, мосты, плотины, театры,
гробницы, оформление торжеств. Между 1540 и 1560 годами начал в Виченце и
вокруг нее тридцать зданий - два десятка вилл, десяток дворцов. Если
прибавить к этому авторство трактата об архитектуре, который почти полтысячи
лет - мировой бестселлер, то поразишься взлету сына жерновых дел мастера.
Впрочем, его происхождение - обычное для Возрождения. Фра Анджелико и
Андреа дель Кастаньо были из крестьян, Джотто пас овец. Микеланджело с
тринадцати лет служил в учениках у Гирландайо. Еще раньше начался трудовой
стаж Уччелло, Тициана, Мантеньи. Андреа дель Сарто - и вовсе с семи. Редкие
получили формальное образование: Леонардо, Брунеллески, Браманте. Художник
низкого происхождения мог быть возведен в дворянство, что служило легким
способом расплаты, даже обрести титул (графами стали Джентиле Беллини,
Мантенья, Тициан). Некоторым удавалось разбогатеть художеством - Перуджино,
Рафаэлю; сильно разбогатеть - Тициану. Такие если не входили в элиту, то
приближались к ней, но это совершалось медленно и редко. В целом же художник
имел статус ремесленника. Ремесленниками были все, кто работал руками.
Может быть, ближайшее современное соответствие - дизайнер интерьера.
Зажиточные ренессансные дома были нарядны - не только снаружи, но и внутри:
бронзовые светильники, зеркала в рамах, серебряная посуда, бокалы и штофы
цветного стекла, майоликовые блюда на вышитых и кружевных скатертях, мелкая
терракота на резных полках. И - картины: образа, портреты. Инвентарные
перечни в завещаниях - лучшие свидетельства материальной культуры -
показывают, что в домах девяноста процентов ремесленников были картины.
Самый популярный образ, разумеется, Мадонна. Серийные специалисты -
мадоннери - выпускали ширпотреб. Гениальные достижения Джованни Беллини
тиражировались его мастерской, партиями поставлявшей на рынок Богоматерь с
Младенцем на фоне пейзажа Террафермы, любимого в Венеции и Венето. Рынок
искусства был широк, хотя еще не организован - это пришло через полтораста
лет в Амстердаме.
Козимо Тура при феррарском дворе расписывал мебель, творил конскую
сбрую, одеяла и скатерти. Сохранилось адресованное герцогу Миланскому
Лодовико Сфорца письмо Леонардо, где он перечисляет, на что способен:
живопись и скульптура идут десятым пунктом. Поступив на службу, Леонардо и
занимался военной инженерией, организацией праздников, Дизайном костюмов.
"Тайная вечеря" была шабашкой: картину ему заказал монастырь, а не герцог.
Только к середине XVI века постепенно укрепляется представление
общества о художнике и художника о себе самом как о служителе муз. Термина
"художник" и не было, "живописец" или "скульптор" служило ремесленным
званием. Скульпторы часто состояли в одной гильдии с каменщиками и
плотниками, живописцы - с фармацевтами, у которых покупали красители. Во
Флоренции, например, они были членами гильдии "Arte dei Medici i Speziali",
сильно проигрывая в социальном статусе входящим в то же объединение врачам и
аптекарям. Не существовало нынешней иерархии жанров: предметы искусства
носили непременно функциональный характер, и лик святого писался для церкви,
а не для музея. Из одной мастерской выходили и алтарные изображения, и
расписные сундуки, и портреты, и раскрашенные знамена. Прикладных изделий,
понятно, было больше.
Средний художник расценивался на уровне сапожника или портного - из
сферы ручного неинтеллектуального сервиса. Таково было и художническое
самосознание, и можно только догадываться о степени волшебного единения
мастера со своим произведением, для которого он сам растирал краски, сам
склеивал кисть, сам сколачивал раму - оттого и не видел принципиальной
разницы между росписью алтаря и сундука. Искусство достигалось через
ремесло.
Одно из следствий ремесленнического самосознания - отсутствие авторских
амбиций, идеи копирайта: коллективный труд считался нормой и копирование не
трактовалось как плагиат. Одержимость оригинальностью - требование нового
времени - показалась бы странной. Оттого мы находим,свободные беззастенчивые
заимствования даже у самых великих: Беллини у Мантеньи, Карпаччо у Беллини.
Никто не прятался, да и невозможно: все знакомы, а Беллини Мантенье - даже
шурин. Если виллы Палладио находят спрос - почему не повторить его образцы?
Это не только не зазорно, но и помогает хорошей традиции, которая побуждает
не шокировать, а подтверждать. Манеру мастера продолжали подмастерья.
Оттого не было и непризнанности. Изменения вносились эволюционно, а не
революционно. Ренессанс не знает своих Ван Гогов и Малевичей, и некому
резонно указать: "Осел хвостом лучше мажет".
Другое следствие - недвусмысленное отношение к деньгам. Мысль, что
творцу воздается где-то в горних высях, никто не понял бы. Изделие должно
быть оплачено, будь то штаны или Святое семейство. Заказчик вступал с
художником в отношения клиента с обслугой, включая и то, что могли нахамить.
Ренессансные тексты приводят случаи художнического своеволия - впрочем,
портняжного тоже.
Пограничный между старым и новым самосознанием пример - история с
картиной Веронезе. Церковь заказала ему сюжет Тайной вечери, но отказалась
принять: мало того, что один апостол режет баранину, а другой ковыряет
вилкой в зубах - живописец разместил на холсте полсотни фигур, включая
негритят-прислужников, пьяных немецких солдат, карликов, шутов и собак.
Вышел скандал, и Веронезе вызвали на суд инквизиции. В итоге сошлись на
смене названия: "Пир в доме Левия" (сейчас картина в венецианской
"Академии", а в тех же скобках подивимся инквизиторской терпимости). Запись
допроса сохранилась. "Вы в самом деле считаете, что все эти люди
присутствовали на Тайной вечере? - Нет, я полагаю, что там были только
Господь наш Иисус Христос и его ученики. - Почему же вы изобразили всех
остальных? - На холсте заказанного мне размера оставалось много места, и я
подумал, что могу заполнить его по своему усмотрению". Восхитительное
достоинство, прямодушная гордость мастера, забытая зависимость от материала
- ни слова о духовке и нетленке.
Однако уже Вазари в том же XVI веке говорит в своих "Жизнеописаниях" о
божественном вдохновении Джотто. Начинает возникать иная, современная
концепция художника.
Но Андреа Палладио - еще из того, ремесленного цеха. Обилие художников
на душу населения имело понятные результаты. Как в Одессе, где каждая мамаша
считала долгом видеть сына со скрипочкой в руках, неизбежно появлялись
Хейфец и Ойстрах, так в Тоскане и Венето из сотен мальчиков, отданных в
ученики, выходили Боттичелли и Карпаччо. Так вышел из гильдии каменщиков
Палладио.
Баснословна его карьера: от первого успеха - палаццо Тьене в Виченце,
где теперь штаб-квартира "Банко пополаре", - до посмертного триумфа во всем
мире.
Секрет распространения - прежде всего во внятных радикальных трактатах,
пользуясь которыми даже посредственность могла воздвигнуть нечто
значительное. Палладио вывел алгоритм, и произошло воровство простоты.
Секрет - и в извивах истории, которая ретроспективно не знает
случайностей. Венеция стала туристским аттракционом раньше других городов
планеты, за исключением Рима, пожалуй. Первые в мире туристы - англичане -
вывозили впечатления и идеи из Венеции и Венето: одной из остановок по пути
была Виченца. Ключевым оказался приезд сюда лондонского архитектора Иньиго
Джонса летом 1614 года. Он встретился с престарелым Винченцо Скамоцци,
лучшим учеником Палладио, и приобрел несколько сундуков с эскизами.
Джонс умер, когда уже исполнилось двадцать лет Кристоферу Рену -
человеку, который после великого пожара Лондона в 1666 году построил его
заново, в конечном счете по принципам Палладио: например, собор Св. Павла.
Идеи растекаются - чем они проще и внятнее, тем быстрее и шире. Но
всегда должен быть проводник, персонификация идеи: таким для Англии стал
Иньиго Джонс, а для России - Джакомо Кваренги. В 1780 году по приглашению
Екатерины он приехал из Италии в Петербург, где и умер тридцать семь лет
спустя, успев послужить еще и Павлу, при Александре впав в немилость.
Неистовый палладианец, он задал тон, стиль, моду, оставив выдающиеся
образцы: Английский дворец в Петергофе (разрушен Люфтваффе в 42-м), Академия
наук, Эрмитажный театр, Обуховская больница, Конногвардейский манеж. Не
забудем Смольный: эволюционер Палладио оказался причастен к самой
радикальной революции в истории. А победивший гегемон в своих общественных и
частных сооружениях самоутверждался, копируя дворцы и поместья. В санатории
"Сочи", построенном для Политбюро - с портиками, фресками, лепниной, - я
своими глазами видел монументальную плиту, где золотом по белому в прожилках
выбито: "Кефир 22.00 - 22.30". Под Москвой попал в гости к нефтяному
магнату, занявшему бывшую дачу ЦК: лестница вчетверо шире кухни, ионические
колонны в два обхвата, в биллиардную попадаешь через спальню.
В Штатах главным проводником палладианства стал Томас Джефферсон.
Молодая Америка брала пример с Англии - в архитектуре тоже. (Еще в начале
XVIII века даже кирпич привозили из Британии, укладывая его в трюмы как
балласт.) Но что до государственного устройства и принципов общественной
жизни, то отцы-основатели заглядывали через голову и Англии, и всей Европы в
античность: Грецию и Рим. Так, взяв многое в университетской системе
Оксфорда и Кембриджа, американцы отвергли их принцип замкнутых двориков
монастырского типа, что напоминало об ограниченности человеческого разума и
элитарности знания.
В первоначальных Штатах все было идеологично. В этом смысле английское
палладианство оказалось идеальным компромиссом - античность, пропущенная
через британский опыт. Располагал к тому и климат: Штаты - южная страна, о
чем часто забывают. Родные края Джефферсона - на широте Палермо. Здесь не
было риска промерзнуть в открытых колоннадах или схватить насморк у
распахивающихся до пола "венецианских" окон.
Впрочем, мода никак не связана со здравым смыслом. Как вышло, что
палладианство активнее всего внедрилось на севере Европы - в Англии и
России? Виллы, перенесенные из Венето в Эссекс и Петербургскую губернию,
опять-таки напоминают хрущевские заполярные посадки кукурузы. В Британии
широт, на которых находится Венето, нет вообще. В большой России такие
параллели имеются, но - на Черном море, где палладианский стиль законно
господствует в облике санатория "Металлург" и водолечебницы "Мацеста". Но
какой такой прохлады алкали русские помещики на широтах Гренландии и Аляски?
Если уж заимствовать архитектуру в Италии, то логичнее было бы копировать
средневековые палаццо - толстые стены, крохотные окна. Однако логика имеет
отношение лишь к самим конструкциям, а не к моде на них.
В Америке сам Джефферсон напоминал о Возрождении. Занимался сельским
хозяйством, метеорологией, археологией, филологией, восстановил облик
мамонта по ископаемым костям, составил словарь индейских диалектов. Внедрял
республиканские принципы в американское общество и - палладианский стиль в
американскую архитектуру, без обиняков называя Палладио "Библией". Об этих
высказываниях можно не знать - достаточно взглянуть на дом Джефферсона в
Вирджинии, названный итальянским именем Монтиселло, спроектированный в 90-е
годы XVIII века самим хозяином по образцу виллы "Ротонда".
В XIX веке палладианские фасады загородных домов были так популярны в
Штатах, что Фенимор Купер жаловался: здания не отличить друг от друга. Мода
К началу XVI века они простирались почти до самого Милана, захватывая
Бергамо, Брешию, Верону, Виченцу, Падую, а к востоку - куски нынешних
Хорватии и Словении.
Из Террафермы притекали в центр выдающиеся провинциалы: Джорджоне из
Кастельфранко, Тициан из Пьеве-ди-Кадоре, Веронезе из Вероны, Чима из
Конельяно. В Падуе родился и в Виченце развернулся Андреа Палладио -
единственный архитектор в мировой истории, чьим именем назван стиль.
Чтобы не вдаваться в архитектурные подробности, проще всего вызвать в
воображении Большой театр или районный Дом культуры - они таковы благодаря
Палладио. И если составлять список людей, усилиями которых мир - по крайней
мере, мир эллинско-христианской традиции от Калифорнии до Сахалина -
выглядит так, как выглядит, а не иначе, Палладио занял бы первое место.
Палладианские здания - архитектурное эсперанто, пунктир цивилизации.
Самое представительное сооружение на свете - широкие ступени, ряд колонн,
треугольник с барельефом, высокие окна: там тебе непременно что-нибудь
скажут, объяснят, покажут. Одинаковые парламенты, суды, театры, музеи,
особняки и виллы покрыли планету задолго до "Макдоналдса" - назойливые, но
необходимые ориентиры. Огонек в лесу. Хуторок в степи. "Земля-я-я!!!"
Заповедник палладианства - Виченца. Консервативные венецианцы не дали
Палладио поработать во всю силу в их городе, и он разгулялся тут.
От вокзала пересекаешь по виале Рома широкое Марсово поле и сразу
погружаешься в нечто, с одной стороны, невиданное, с другой - знакомое.
Монументальные фасады вичентинских палаццо на узких улицах не рассмотреть -
хрустят шейные позвонки. Похоже на Нью-Йорк в районе Уоллстрит, на деловые
районы Филадельфии или Бостона. В общем, на впитавшую палладианство Америку.
Виченца - один из характернейших городов Ренессанса: здесь вполне
ощущаешь, что город - творение человека, его пространство, его победа над
нецивилизованной, опасной природой. Виченца стоит на Терраферме, а не на
воде, как Венеция, - но в центре зелени нет. В стороне лежит более
живописный квартал Барке - по берегам тихой речки Ретроне. Однако в целом
Виченца - воплощение ренессансной градостроительной идеи, почти не
измененной последующими столетиями с более либеральным экологическим
мышлением.
Во время расцвета Палладио в Виченце жили тридцать тысяч человек.
Сейчас - сто: не такой уж большой прирост. Италия была городской страной: к
концу XV века - двадцать городов с населением свыше двадцати пяти тысяч (с
отрывом лидировали Неаполь и Венеция). Во всей остальной Европе - от
Лиссабона до Москвы - таких насчитывалось еще столько же.
За прошедшие пять столетий многое изменилось до неузнаваемости.
Сохранились: благодаря воде - Венеция, а на твердой земле - Виченца.
Вичентинские власти всех времен оказались верны памяти Палладио, продолжая
его стиль, не соблазнившись даже повсеместным в Италии барокко-и это
единственно правильное решение. Без Палладио Виченцы не существует. Виченца
- его музей. Главная анфилада - корсо Андреа Палладио: парад дворцов.
Главный зал - пьяцца деи Синьори - с огромной ажурной Базиликой: шедевром,
который приезжают изучать и зарисовывать. Сам Палладио нестеснительно писал
о ней: "Это здание могло бы быть сравнено с самыми значительными и самыми
прекрасными зданиями, построенными от древности до сего дня".
Базилику и просто очень интересно рассматривать, усевшись напротив на
ступенях Капитанской лоджии, еще одного создания Палладио. Рядом, тоже с
вином и сыром, сидят туристы. Быстро знакомишься. Математик из Манитобы
Матвей спрашивает: "Вы уже успели проработать виллу "Ротонда"?" Мимо
медленно едет на велосипеде подросток, громко поет по-итальянски "Катюшу".
Ничему не удивляешься, и вдруг понимаешь отчего: что-то неумолимо ВДНХовское
чувствуется в этом городе, что-то по-соцреалистически противоположное
здравому смыслу. Идея распирает город. Обилие огромных зданий на узких
улицах маленькой Виченцы производит впечатление переполненности, близкой к
взрыву: город набухает архитектурой, как бомбажная консервная банка.
Собственно, взрыв уже произошел, и брызги долетели до самых дальних окраин -
застыв оперным театром В Буэнос-Айресе и колхозным клубом в Читинской
области. Палладио похоронен в вичентинской церкви Св.Короны возле алтаря
работы Беллини, где Иоанн Креститель поливает Иисуса иорданской водой из
жестяной кухонной миски. Эта замечательная здравосмысленность - не то
соседство, которого требует дух Палладио. Его стиль - превознесенность. Его
загородные виллы для отдыха и развлечений больше всего напоминают храмы.
К вилле "Ротонда" на окраине Виченцы - самому знаменитому сооружению
Палладио - идем вместе с Матвеем, поднимаясь по девятнадцати ступенькам: все
рассчитано, внутрь пускают только по средам. Там - буйная лепнина и роспись
охристо-золотистого цвета. "Ротонду" два века назад "прорабатывал" Гете:
"Внутри это строение я бы назвал уютным, хотя оно не приспособлено для
жилья".
А для чего же?! Красиво, но бессмысленно. И этот стиль распространился
по всему миру, до глухих углов? Все же тяга к роскоши куда неистребимее, чем
стремление к нормальному удобству, не говоря о том, что это более пламенная
страсть. Взять хоть мировые географические открытия, сделанные в поисках
пряностей, золота и мехов, - не за пшеном же плыли вокруг света. Считается,
что Палладио возрождал античность. Так считал и он сам. Так оно и было. Но с
поправкой: Возрождение изгоняло из греко-римской древности язычество, а с
ним - низовую физиологическую телесность. Интерес к античности возник во
флорентийском кватроченто, а решающее событие произошло, когда Поджио
Браччолини нашел в монастырских архивах сочинение древнеримского архитектора
Марка Витрувия "Об архитектуре". Основа его: архитектура должна имитировать
природу и строиться на рациональных принципах, ведущих к Красоте, Пользе и
Мощи. Римлянина развил Леон Баттиста Альберти, который вычленил у язычника
Витрувия библейский антропоморфизм, сравнивая пропорции колонн с
соотношениями роста и толщины человека, расстоянием от пупка до почки и
т.д.; человеческие же пропорции он, вслед за Блаженным Августином, соотнес с
параметрами Ноева ковчега и храма Соломона. Максима "человек есть мера всех
вещей" - для нас метафизическая - имела для Ренессанса арифметический смысл.
Продолживший Альберти в своем трактате "Четыре книги об архитектуре"
Палладио заключает: "Здание должно выглядеть цельным, совершенным телом".
Следствие - иерархия архитектурного пространства, подобно тому, "как
Господь замыслил части нашего тела так, чтобы самые красивые были выставлены
на обозрение, а менее достойные упрятаны". Оттого лестницы (кроме парадной)
и другие служебные конструкции оставались без внимания. Оттого кухни
задвигались в тесные неудобные помещения рядом с погребами, а иногда вовсе
выносились за пределы здания - к амбарам и конюшням. Бельэтаж по сей день в
Италии называется piano nobile - дворянский этаж, этаж для благородных.
Сортирами архитекторы палладианского толка пренебрегали: неловко,
видно, делалось. На четырнадцать залов роскошной виллы Пизани обнаруживаешь
одно отхожее место. Архитектура низа еще только предстояла человечеству, а
ту, что была в прошлом, забыли. Я видал в Эфесе древнеримские общественные
уборные дворцового размаха. Процесс там был организован тонко: оркестр
играл, заглушая неблагозвучные шумы, запах нейтрализовали благовония, рабы
предварительно нагревали своими задницами мрамор сидений. Хоть Возрождение
возрождало античность, но полторы тысячи лет христианства не прошли даром:
телесность заметно отступала перед духовностью. Суть - перед идеей.
Вот и "Ротонда" - не столько дом, сколько некая театральная сцена.
Театральность в высшей степени присуща этой эстетике. Не зря последнее
создание Палладио, которое заканчивали его сын Силла и ученик Скамоцци, -
Театро Олимпико в Виченце. Потолок зрительного зала - небо с облаками.
Декорация - архитектурная, то есть постоянная: для "Эдипа-царя", что обязано
было подходить ко всему. Застывшая мифологема, раскрытие карт - как название
джойсовского романа. В известном смысле декорация любой трагедии - Фивы; все
может и должно быть сведено к Софоклу, всегда это - кровь, рок, возмездие.
Потрясающая мысль: все человеческие трагедии одинаковы.
Главная улица Виченцы - корсо Палладио, уставленная дворцами, - по
существу, та же улица Фив, которая уходит в никуда на сцене Театро Олимпико.
Умножение, тиражирование впечатлений и ощущений Палладио закладывал в
своей работе. Вилла "Ротонда" - не просто театральная сцена, но четыре
одинаковые сцены, обращенные на разные стороны света, к любым ветрам, ко
всем временам года. Как говорил сам архитектор, он не мог выбрать, какой
пейзаж красивее, оттого и соорудил четыре равных входа со всех сторон.
Круглый зал, вписанный в квадратный план здания, решал пифагорейскую
задачу квадратуры круга: божественное совершенство - в материальной
человеческой вселенной. Математика была господствующей наукой для
архитекторов, музыкантов, скульпторов, художников. Сводимой к формуле
казалась жизнь - и так вплоть до XX века. Что стало первым потрясением,
показавшим: не все счастье рассчитывается на бумаге? Пуля "дум-дум"?
"Титаник"? Газы на Ипре? Кровь русской революции?
Палладио упразднял сортиры, расширяя столовые, - и специальные
помещения уставляли ночными горшками, от чего в итоге бешено разрастались
цветы в садах: тоже вроде польза, но косвенная, не предусмотренная. Говорят,
красиво жить не запретишь, - неправда: красивая жизнь только та, которая
полноценна и естественна. Запланировать красоту и счастье не выходит. Потому
и утонул "Титаник": чтоб не зарываться. Как там у Венедикта Ерофеева: "Все
на свете должно происходить медленно и неправильно, чтоб не сумел
загордиться человек, чтоб человек постоянно был грустен и растерян".
Будем, однако, справедливы: виллы Палладио очень хороши снаружи.
Палаццо и вилла - разница между фасадом и силуэтом. В городе значим только
фасад, за городом - силуэт. Вписывание цивилизации в природу предвосхищает
Руссо и прочее просветительство. Парк вокруг виллы переходит в сад, сад - в
леса и поля. В Венето невысокие холмы скрывают мачты электропередач и
отдаленные многоэтажки, автострады кажутся ручьями: ничто не нарушает
сельскохозяйственной пасторали, тем более, и растет кругом кукуруза.
Появление в Северной Италии вилл и особой культуры - villegiatura,
дачной жизни, у нас так подробно описанной Чеховым, - напрямую связано с
открытием Америки. Каждый раз истинная радость - узнать о связи далеких по
видимости явлений, убедиться в преемственности мировых событий. Привезенная
из Америки и легко прижившаяся кукуруза оказалась идеальным злаковым
дополнением к традиционным макаронам: по сей день кукурузная каша - полента
- любимый гарнир в Ломбардии, Пьемонте, Венето. За четыреста лет до
хрущевского кукурузного бума заколосились поля, а венецианские купцы
сделались и помещиками. Появились поместья - виллы, изысканность которым
придавало чтение буколик Вергилия, излюбленного античного автора в эпоху
Ренессанса. Виллы расписывали Веронезе, Тициан, Бассано, Пальма-старший,
Пальма-младший.
Из Венеции почти до Падуи можно доплыть по Бренте - тридцать два
километра узкой речки со шлюзами и разводными мостами. Два непрерывно
хохочущих парня (радостно думаешь: с утра приняли) ездят на маленьком
"фиате" от моста к мосту, крутя в четыре руки допотопные лебедки, и мост
вдруг разворачивается вдоль русла, превращаясь в остров. На нем паясничают и
позируют перед туристскими камерами два молодца, которым так завидно повезло
с работой.
Пароход идет медленно, течение тихое, по берегам - плакучие ивы, стены
плакучих ив. Покой и благолепие. Где же тут купаются в длинных трусах, с
воплем раскачавшись на ветке?
По Бренте - прекрасные, удвоенные гладкой водой палладианские виллы. В
местечке Доло на мысу - светлое храмовое сооружение с восемью колоннами
коринфского ордера, гид поясняет: городская бойня.
"Величественные здания, возведенные этим человеком, изуродованы мелкими
грязными людскими потребностями... Сколь мало эти бесценные памятники
высокого духа соответствовали жизни всего прочего человечества..." Слова
Гете о Палладио цитируешь с противоположными чувствами. Как высказался в
палладианском дворце Державин: "А где тут у вас, братец, нужник?"
Страсть к античности, нашедшая кульминацию в творениях Палладио, в
Венеции и Венето возникла сравнительно поздно. Там для развития тенденции
all'antica огромную роль сыграло разграбление Рима войсками Карла V в 1527
году. Наемники-лютеране не жалели католических святынь, разрушая город хуже
любых варваров. В результате множество художников оказались без работы и
двинулись на север. В частности - Якопо Сансовино, задавший "античный" тон в
Венеции, и Джан Джордоко Триссино. Триссино - дворянин, энциклопедист и
архитектор - обосновался под Виченцой и набрал себе в мастерскую лучших
каменщиков, в том числе - сына падуанского каменотеса, специалиста по
мельничным жерновам, Палладио, которого тогда еще звали Андреа делла
Гондола. Только в 1540-м, когда Андреа было тридцать два года, появляется в
документах имя "Палладио", придуманное в честь Афины Паллады его патроном
Триссино, с указанием профессии - "архитектор".
Широта Палладио нечаста даже для Ренессанса. Он пробовал все: храмы,
жилые дома, загородные виллы, общественные здания, мосты, плотины, театры,
гробницы, оформление торжеств. Между 1540 и 1560 годами начал в Виченце и
вокруг нее тридцать зданий - два десятка вилл, десяток дворцов. Если
прибавить к этому авторство трактата об архитектуре, который почти полтысячи
лет - мировой бестселлер, то поразишься взлету сына жерновых дел мастера.
Впрочем, его происхождение - обычное для Возрождения. Фра Анджелико и
Андреа дель Кастаньо были из крестьян, Джотто пас овец. Микеланджело с
тринадцати лет служил в учениках у Гирландайо. Еще раньше начался трудовой
стаж Уччелло, Тициана, Мантеньи. Андреа дель Сарто - и вовсе с семи. Редкие
получили формальное образование: Леонардо, Брунеллески, Браманте. Художник
низкого происхождения мог быть возведен в дворянство, что служило легким
способом расплаты, даже обрести титул (графами стали Джентиле Беллини,
Мантенья, Тициан). Некоторым удавалось разбогатеть художеством - Перуджино,
Рафаэлю; сильно разбогатеть - Тициану. Такие если не входили в элиту, то
приближались к ней, но это совершалось медленно и редко. В целом же художник
имел статус ремесленника. Ремесленниками были все, кто работал руками.
Может быть, ближайшее современное соответствие - дизайнер интерьера.
Зажиточные ренессансные дома были нарядны - не только снаружи, но и внутри:
бронзовые светильники, зеркала в рамах, серебряная посуда, бокалы и штофы
цветного стекла, майоликовые блюда на вышитых и кружевных скатертях, мелкая
терракота на резных полках. И - картины: образа, портреты. Инвентарные
перечни в завещаниях - лучшие свидетельства материальной культуры -
показывают, что в домах девяноста процентов ремесленников были картины.
Самый популярный образ, разумеется, Мадонна. Серийные специалисты -
мадоннери - выпускали ширпотреб. Гениальные достижения Джованни Беллини
тиражировались его мастерской, партиями поставлявшей на рынок Богоматерь с
Младенцем на фоне пейзажа Террафермы, любимого в Венеции и Венето. Рынок
искусства был широк, хотя еще не организован - это пришло через полтораста
лет в Амстердаме.
Козимо Тура при феррарском дворе расписывал мебель, творил конскую
сбрую, одеяла и скатерти. Сохранилось адресованное герцогу Миланскому
Лодовико Сфорца письмо Леонардо, где он перечисляет, на что способен:
живопись и скульптура идут десятым пунктом. Поступив на службу, Леонардо и
занимался военной инженерией, организацией праздников, Дизайном костюмов.
"Тайная вечеря" была шабашкой: картину ему заказал монастырь, а не герцог.
Только к середине XVI века постепенно укрепляется представление
общества о художнике и художника о себе самом как о служителе муз. Термина
"художник" и не было, "живописец" или "скульптор" служило ремесленным
званием. Скульпторы часто состояли в одной гильдии с каменщиками и
плотниками, живописцы - с фармацевтами, у которых покупали красители. Во
Флоренции, например, они были членами гильдии "Arte dei Medici i Speziali",
сильно проигрывая в социальном статусе входящим в то же объединение врачам и
аптекарям. Не существовало нынешней иерархии жанров: предметы искусства
носили непременно функциональный характер, и лик святого писался для церкви,
а не для музея. Из одной мастерской выходили и алтарные изображения, и
расписные сундуки, и портреты, и раскрашенные знамена. Прикладных изделий,
понятно, было больше.
Средний художник расценивался на уровне сапожника или портного - из
сферы ручного неинтеллектуального сервиса. Таково было и художническое
самосознание, и можно только догадываться о степени волшебного единения
мастера со своим произведением, для которого он сам растирал краски, сам
склеивал кисть, сам сколачивал раму - оттого и не видел принципиальной
разницы между росписью алтаря и сундука. Искусство достигалось через
ремесло.
Одно из следствий ремесленнического самосознания - отсутствие авторских
амбиций, идеи копирайта: коллективный труд считался нормой и копирование не
трактовалось как плагиат. Одержимость оригинальностью - требование нового
времени - показалась бы странной. Оттого мы находим,свободные беззастенчивые
заимствования даже у самых великих: Беллини у Мантеньи, Карпаччо у Беллини.
Никто не прятался, да и невозможно: все знакомы, а Беллини Мантенье - даже
шурин. Если виллы Палладио находят спрос - почему не повторить его образцы?
Это не только не зазорно, но и помогает хорошей традиции, которая побуждает
не шокировать, а подтверждать. Манеру мастера продолжали подмастерья.
Оттого не было и непризнанности. Изменения вносились эволюционно, а не
революционно. Ренессанс не знает своих Ван Гогов и Малевичей, и некому
резонно указать: "Осел хвостом лучше мажет".
Другое следствие - недвусмысленное отношение к деньгам. Мысль, что
творцу воздается где-то в горних высях, никто не понял бы. Изделие должно
быть оплачено, будь то штаны или Святое семейство. Заказчик вступал с
художником в отношения клиента с обслугой, включая и то, что могли нахамить.
Ренессансные тексты приводят случаи художнического своеволия - впрочем,
портняжного тоже.
Пограничный между старым и новым самосознанием пример - история с
картиной Веронезе. Церковь заказала ему сюжет Тайной вечери, но отказалась
принять: мало того, что один апостол режет баранину, а другой ковыряет
вилкой в зубах - живописец разместил на холсте полсотни фигур, включая
негритят-прислужников, пьяных немецких солдат, карликов, шутов и собак.
Вышел скандал, и Веронезе вызвали на суд инквизиции. В итоге сошлись на
смене названия: "Пир в доме Левия" (сейчас картина в венецианской
"Академии", а в тех же скобках подивимся инквизиторской терпимости). Запись
допроса сохранилась. "Вы в самом деле считаете, что все эти люди
присутствовали на Тайной вечере? - Нет, я полагаю, что там были только
Господь наш Иисус Христос и его ученики. - Почему же вы изобразили всех
остальных? - На холсте заказанного мне размера оставалось много места, и я
подумал, что могу заполнить его по своему усмотрению". Восхитительное
достоинство, прямодушная гордость мастера, забытая зависимость от материала
- ни слова о духовке и нетленке.
Однако уже Вазари в том же XVI веке говорит в своих "Жизнеописаниях" о
божественном вдохновении Джотто. Начинает возникать иная, современная
концепция художника.
Но Андреа Палладио - еще из того, ремесленного цеха. Обилие художников
на душу населения имело понятные результаты. Как в Одессе, где каждая мамаша
считала долгом видеть сына со скрипочкой в руках, неизбежно появлялись
Хейфец и Ойстрах, так в Тоскане и Венето из сотен мальчиков, отданных в
ученики, выходили Боттичелли и Карпаччо. Так вышел из гильдии каменщиков
Палладио.
Баснословна его карьера: от первого успеха - палаццо Тьене в Виченце,
где теперь штаб-квартира "Банко пополаре", - до посмертного триумфа во всем
мире.
Секрет распространения - прежде всего во внятных радикальных трактатах,
пользуясь которыми даже посредственность могла воздвигнуть нечто
значительное. Палладио вывел алгоритм, и произошло воровство простоты.
Секрет - и в извивах истории, которая ретроспективно не знает
случайностей. Венеция стала туристским аттракционом раньше других городов
планеты, за исключением Рима, пожалуй. Первые в мире туристы - англичане -
вывозили впечатления и идеи из Венеции и Венето: одной из остановок по пути
была Виченца. Ключевым оказался приезд сюда лондонского архитектора Иньиго
Джонса летом 1614 года. Он встретился с престарелым Винченцо Скамоцци,
лучшим учеником Палладио, и приобрел несколько сундуков с эскизами.
Джонс умер, когда уже исполнилось двадцать лет Кристоферу Рену -
человеку, который после великого пожара Лондона в 1666 году построил его
заново, в конечном счете по принципам Палладио: например, собор Св. Павла.
Идеи растекаются - чем они проще и внятнее, тем быстрее и шире. Но
всегда должен быть проводник, персонификация идеи: таким для Англии стал
Иньиго Джонс, а для России - Джакомо Кваренги. В 1780 году по приглашению
Екатерины он приехал из Италии в Петербург, где и умер тридцать семь лет
спустя, успев послужить еще и Павлу, при Александре впав в немилость.
Неистовый палладианец, он задал тон, стиль, моду, оставив выдающиеся
образцы: Английский дворец в Петергофе (разрушен Люфтваффе в 42-м), Академия
наук, Эрмитажный театр, Обуховская больница, Конногвардейский манеж. Не
забудем Смольный: эволюционер Палладио оказался причастен к самой
радикальной революции в истории. А победивший гегемон в своих общественных и
частных сооружениях самоутверждался, копируя дворцы и поместья. В санатории
"Сочи", построенном для Политбюро - с портиками, фресками, лепниной, - я
своими глазами видел монументальную плиту, где золотом по белому в прожилках
выбито: "Кефир 22.00 - 22.30". Под Москвой попал в гости к нефтяному
магнату, занявшему бывшую дачу ЦК: лестница вчетверо шире кухни, ионические
колонны в два обхвата, в биллиардную попадаешь через спальню.
В Штатах главным проводником палладианства стал Томас Джефферсон.
Молодая Америка брала пример с Англии - в архитектуре тоже. (Еще в начале
XVIII века даже кирпич привозили из Британии, укладывая его в трюмы как
балласт.) Но что до государственного устройства и принципов общественной
жизни, то отцы-основатели заглядывали через голову и Англии, и всей Европы в
античность: Грецию и Рим. Так, взяв многое в университетской системе
Оксфорда и Кембриджа, американцы отвергли их принцип замкнутых двориков
монастырского типа, что напоминало об ограниченности человеческого разума и
элитарности знания.
В первоначальных Штатах все было идеологично. В этом смысле английское
палладианство оказалось идеальным компромиссом - античность, пропущенная
через британский опыт. Располагал к тому и климат: Штаты - южная страна, о
чем часто забывают. Родные края Джефферсона - на широте Палермо. Здесь не
было риска промерзнуть в открытых колоннадах или схватить насморк у
распахивающихся до пола "венецианских" окон.
Впрочем, мода никак не связана со здравым смыслом. Как вышло, что
палладианство активнее всего внедрилось на севере Европы - в Англии и
России? Виллы, перенесенные из Венето в Эссекс и Петербургскую губернию,
опять-таки напоминают хрущевские заполярные посадки кукурузы. В Британии
широт, на которых находится Венето, нет вообще. В большой России такие
параллели имеются, но - на Черном море, где палладианский стиль законно
господствует в облике санатория "Металлург" и водолечебницы "Мацеста". Но
какой такой прохлады алкали русские помещики на широтах Гренландии и Аляски?
Если уж заимствовать архитектуру в Италии, то логичнее было бы копировать
средневековые палаццо - толстые стены, крохотные окна. Однако логика имеет
отношение лишь к самим конструкциям, а не к моде на них.
В Америке сам Джефферсон напоминал о Возрождении. Занимался сельским
хозяйством, метеорологией, археологией, филологией, восстановил облик
мамонта по ископаемым костям, составил словарь индейских диалектов. Внедрял
республиканские принципы в американское общество и - палладианский стиль в
американскую архитектуру, без обиняков называя Палладио "Библией". Об этих
высказываниях можно не знать - достаточно взглянуть на дом Джефферсона в
Вирджинии, названный итальянским именем Монтиселло, спроектированный в 90-е
годы XVIII века самим хозяином по образцу виллы "Ротонда".
В XIX веке палладианские фасады загородных домов были так популярны в
Штатах, что Фенимор Купер жаловался: здания не отличить друг от друга. Мода