Беляева Лилия. Убийца-юморист

   Однако если заняться философствованием, да ещё темной ночью, - не выспишься, утратишь рабочую форму. Да и некогда умствовать. Вперед, вперед по следам! Надо не уставать, верить в себя и пробовать каждую версию в этом темном деле на разрыв. И опять и опять беседы беседовать с теми, кто имеет какое-то отношение к убитым...
   Конечно, лезть напролом туда, куда тебя не пускают, - нехорошо и твоей гордости урон. Но... но, что поделаешь, тут уж не до всех этих тонкостей. И как же мне не хотелось в который раз навязываться Любе Пестряковой, но куда денешься! Только бы она взяла трубку, а там посмотрим, вдруг да разговорится на этот раз, вдруг да признается, наконец, сама ли и почему кинулась из окна или... или ей кто-то помог и почему...
   И Люба взяла трубку а услышав мой голос, спросила с холодным презрением:
   - Не надоело? Сколько раз говорить - отстаньте от меня все! Что вам всем...
   Она вот-вот должна была бросить трубку, но я вдруг кинула ей вопрос:
   - Тебя, видно, кто-то запугал? И сильно?
   Она молчала. Но в трубку продолжала дышать. Я чувствовала, что попала в точку и вот-вот Люба откроется мне.
   Однако она внезапно заговорила вкрадчиво и, вроде, доверительно:
   - Как точно ты сказала! Меня действительно запугали... Еще как запугали! Еще как!
   Выдержала паузу и закончила:
   - Франсуа Мориак меня запугал. Помнишь его роман "Дорога в никуда"? Там есть любопытное рассуждение. Читаю: "Смерть - единственная бесспорная истина, единственная достоверность. Как же это? Зачем по-прежнему ходят трамваи? Нужно остановить все поезда, вытащить из вагонов всех пассажиров, крикнуть им: "Да разве вы не знаете, что вас ожидает? Ведь вы все умрете! Зачем люди читают газеты, ищут в них то, что случилось в мире? Какое это имеет значение, раз каждый обречен умирать? Перед этой вестью так ничтожны, так не нужны все газетные новости. Зачем чему-то учиться, раз завтра умрешь и тебя, гниющую, разлагающуюся падаль, закопают в яму". Ничего себе? А?
   - Но ведь это совсем не вся истина о человеке, о жизни...
   - Ты как относишься к Луне?
   - К Луне? Ну как... светит и светит... Красиво светит...
   - Больше тебе нечего добавить? Скучная ты, Татьяна. Скучно мне с тобой разговаривать. Ты, небось, и спишь хорошо при Луне?
   - В общем-то да...
   - Счастливая! А мне со счастливыми не по пути! Не звони мне больше. Незачем. Не лезь в мои дела! Сколько раз нужно тебе это сказать, чтобы ты от меня отвязалась?
   Трубка брошена. А я свою ещё держу возле уха словно надеюсь на взаимность... Потоптала меня девушка Люба, потоптала... Вредная девушка Люба, хотя и в горе...
   Придала ли я тогда хоть какое-то значение её словам и Луне? Да нисколько! Решила - "треп", увод в сторону от основной темы.
   А тут позвонила моя долгожданная Дарья и бодро сообщила:
   - Звоню из больницы. Зуб оказался поганый. С ним тут мучились-мучились... Я все это еле вытерпела.
   - Значит, тебе надо ещё там лежать?
   - Надо. Но я удеру. Я же соображаю, что тебе моя дача позарез. Давай в девять, возле газетного киоска на Савеловском. Идет?
   ... На Савеловский я пришла первой. Зато и узнала кое-что новенькое из радиоточки, а именно:
   - В Соединенных Штатах появилась книга, которую написали два холостяка: "Кодекс. Вернейший путь к тому, чтобы добиться от женщины всего, что пожелаешь, до женитьбы". Авторы-юмористы дают много советов, как уклониться от женитьбы. Например, рекомендуют мужчинам никогда не признаваться в любви, но пользоваться её ласками по полной программе. А чтобы увлечь женщину в постель, следует откусывать пуговицы на её блузке...
   Подумалось: экие вы, убогие, американские юмористы... А слабо вам повесить на крест листок с тремя фамилиями, а затем их всех отправить на тот свет?
   - Что это ты такая кислая? - спросила Дарья, появляясь передо мной, как лист перед травой. - Не нашла концов? Не выходит? А?
   - Тебе очень идет этот бежевый костюмчик, - ответила я. - Не надо меня тормошить только! Всему свое время. Ты такая умница, что плюнула на больницу. Если я у тебя на даче найду то, что хотела бы найти, - почти раскрою секрет, что за "юмористы" убивали трех... точнее, четырех писателей и почему...
   - Правда? Какая ты все-таки умница! Какой у тебя твердый характер! от переизбытка чувств она меня обняла и чмокнула в щеку. - Ругай меня, но я иногда думала, что ты отступишься... Но ты...
   - Да не хвали ты меня очень-то! Нельзя! Я же только предполагаю... На тебе свежую газету, читай и не мешай мне думать.
   - Что ты, что ты! Сижу, молчу... надеюсь... она выполнила свое обещание на отлично. До самого пункта назначения сидела напортив меня и читала. А я вникала в газетный текст той самой, последней, статьи В.С. Михайлова, которую он написал буквально за десять дней до смерти и которая лихо называлась "В постели с..." Да и содержание, и способ изложения отличались известной дерзостью, а говоря по-современному, даже "отвязностью".
   Я уже читала её разок. Но здесь, в электричке, на пути к цели, она, эта статья, написанная восьмидесятидвухлетним старцем, как-то особенно удивляла. Надо же, - думалось мне, - какой могучий был этот старец, как отважно шел на бой с пошлятиной и какая ясная была у него голова! Обзавидоваться можно! Если, конечно...
   "Не могу молчать, господа-товарищи! - обращался известный писатель к читателям. - Ибо надо, необходимо воздать хвалу всем известной, стародавней "Комсомолке". Почему? Да потому, что она переплюнула саму себя и стала такой исключительно смелой - только держись! Кто-то её, говорят, прикупил из "денежных мешков"? Возможно, у него проблемы с сексом, а тут ему и несет Света Кузина прямо в постельку свои изыскания, проведенные на пару с сексологом Александром Полеевым "Секс XXI века - две супружеские пары в одной постели..."
   И что же, заодно с Хозяином "Комсомольской правды" узнают, себе в поучение, ребятишки-пэтэушники, к примеру, или же девчушки, ещё пишущие в альбом сакраментальное "Умри, но не дай поцелуя без любви"? А вот что, уважаемые мамы, папы, дедушки, бабушки: "Секс, когда в одной постели оказываются две супружеские пары и происходит обмен женами и мужьями, англичане называют свингерством. Название произошло от джазового термина "свинг", означающего быстрый, легкий переход с одной ноты на другую".
   Отмечу попутно - наши вездесущие, всеядные, лихие СМИ в свое время уж так расстарались, чтобы внедрить в сознание русских и русскоязычных россиян такие слова как "киллер", "рэкетир", "ваучер", "приватизация" и прочие. То ли по зову сердца, то ли потому, что им так уж хотелось с помощью нездешних звуков облагородить происходящую криминализацию нашего общества, то ли самим до смерти понравилось перекатывать во рту "иностранное", но только так с тех пор и живем. Так и отметаем в сторону уточняющие смысл русские хлесткие слова: "убийца", "вымогатель", "первое крупное мошенничество в государственном масштабе", "второе крупное мошенничество и тоже в государственном масштабе".
   Возвращаюсь к популяризации в "Комсомолке" "свинга", а по-нашему, по-русски свального греха. Вон ведь как изысканно толкует прелести позиции "четверо в одной постели" А. Полеев: "Во-первых, это один из способов уйти от обыденности супружеского секса. И одновременно удовлетворить свое сексуальное разнообразие (?! - В.М.), при этом не изменяя супруге/супругу".
   Это же почему же не изменяя, если явно изменяя?
   Ой, да какой-то вы недалекий и малограмотный, читатель/читательница! Да ведь "свингерство - согласно изысканиям сексолога, выскочившего перед многотысячным отрядом мальчишек и девчонок, - не является изменой так же, как секс по телефону, потому что в нем нет тайны" (?!)
   Во как! И далее, для убедительности, явно считая всех читателей без исключения полудурками: "Это делается с открытого согласия мужа и жены и на глазах друг друга, поэтому здесь нет обмана".
   Мораль сей басни? Такова: не робей! Закинь все эти ветхозаветные представления о любви, верности, нравственности на помойку! А у кого на шее крест - сорви и туда же. Ибо - все глубже пробует внедриться в наше сознание неустрашимый сексолог, "совокупленный" с корреспондентом Светой, "все-таки это самая маленькая, но оргия, что, несомненно, возбуждает и стимулирует потенцию... И третий, самый важный момент, - это возможность безопасного секса. Почему свингерство так массово распространилось в США и Европе? Потому что и американцы, и европейцы жутко дрожат за свою жизнь".
   Ах, вот оно! Раз уже и американцы, и европейцы... Как же нам-то, сиволапым, не стыдно-то отставать! Вон в свое время до чего, однако, отстали от тех же америк и европ в потреблении наркотиков, проституции, гомосексуализма, а нынче, слава Богу, не только догнали, но по многим показателям и перегнали! Так что самая пора всем российским супружеским парам задрать подол, расстегнуть портки и бегом за цивилизацией...
   Правда, как оговаривается "сладкая" сексо-журналистская парочка, это все уже было у древних римлян, ну оргии эти самые, ну разврат... Считается, кстати, что в результате сверхблуда и, увы и ах, рухнула некогда величественная Римская империя... Но Полеев-Света не о том, а о том, что, видите ли, ещё древние римляне отмечали, что участие женщины в оргиях почему-то (?! - В.М.) стимулирует у них тягу не к мужчине, а к женщине. И далее, без передыху: "Сегодня мы знаем, что когда женщина видит другую обнаженной, испытывающей оргазм, то её скрытое лесбиянство жутко обостряется".
   Хватит цитат? А ведь весь этот инструктаж по "групповухе", лесбиянству и прочему занимает целую страницу пятничного номера газеты! Тут детишкам есть что почерпнуть, над чем задуматься и отчего ещё молочные слюни распустить... молодец газетка вместе с новыми хозяевами! Не робея разжигает беспроигрышное любопытство и у всяких-разных бабуль-дедуль. Они тоже таперича как взвизгнут, как спохватятся:
   - Ой, да чегой-то мы такие отсталые, ни разу с соседкой Машкой и её мужиком в одной постели не валялися! Счас, счас я их позову, а ты, дед, рассупонивайся по-скорому!
   Кстати, каким же убогим языком пользуется та же наша молодежь, те же наши девочки и мальчики российского происхождения! Есть слух, будто бы некоторые из них до сих пор учатся языку у А. Пушкина, Л. Толстого, А. Чехова... Конечно, балбесы и недоумки! И единственно в целях быстрого, целенаправленного инструктажа "Московский комсомолец", как я понял, срочно вызывает откуда-то из иностранной подворотни некую музгруппу, и она демонстрирует свой "могучий и великий" язык, почему-то, однако, очень близкий к нашему словесному мусоропроводу. Вот образчики. Некто Лаэм: "Мы там стояли и думали: "Блин, никогда больше сюда не поедем". Было просто хреново". "Я вот сам видел людей, которым лет по 30 и уже больше, и все они как будто говна обожрались".
   Максим вторит ему тоже "клево", "не хреново", "классно, блин": "Конечно, если приедет какая-нибудь завернутая группа, у которой грузилово всякое в текстах, то в неё въехать будет труднее". Или: "Не было ли идеи разбавить ваш группешник, допустим, женской особой?"
   Лаэм: "Да, мы хотели бы такую, чтобы ещё трахать её по кругу".
   Максим: "Ну да, одну ночь её имею я, другую - Лаэм, и понеслось..."
   Лаэм: "Нет, я первый!"
   "Ребята, - замечает интервьюер, - вы не поняли. Имеется в виду девушка для работы. С кем бы вы хотели поиграть - может, с Мадонной или Spice Girls?"
   Максим: "Ну а мы про что?! Нам бы подошла та, у которой рабочая, но очень узенькая дырка".
   Вот так-с. вот вам вымечтанная безразмерная свобода печати! Вот вам "учебники" на каждый день, девочки и мальчики, юноши и девушки! Черпайте знания хоть поварешкой, а если охота - становитесь на четвереньки и хлебайте, хлебайте...
   Нет, я, конечно, понимаю, что в борьбе за выживаемость все средства хороши, что без "клубнички", политой для скуса спермой сифилитика, газетка-то может выпасть из отряда конкурсанток-победительниц, что и имечко к ней, как ни крути, уже давно приклеилось - "желтая", то есть сродни испачканного после употребления пипифакса.
   Но! Вспомним все хором, как называются те, кто роют свежие могилы, вытаскивают гробы, раздевают покойников? Правильно - гробокопатели. И ничего, кроме отвращения, их действия не вызывают у нормальных людей.
   И впрямь, до чего же омерзительно вдруг узнать, что на кладбище очередные обормоты без страха и совести раздели донага труп, сняли с несчастного костюм, и один из них был спустя время пойман в этом костюме со всеми регалиями, принадлежавшими покойному.
   А не то ли, простите меня, господа самоновейшие, произошло и с "Комсомолкой" - некогда любимейшей газетой миллионов, и с "Московским комсомольцем"? Не похожий ли на грабеж акт?
   Ведь что получается - и "Комсомолка", и "Московский комсомолец" были созданы для пропаганды идеалов социализма-коммунизма на деньги партии. И это не этикетки для пива или водки - "комсомолец", "комсомолка". Первородный смысл этих слов - уже программа, уже позиция, уже, прошу прощения за азбучность аргументации, - неприятие "рыночных" отношений, охаивания родной страны и т.д. и т.п.
   И, казалось бы, - не надевай на себя "чужой мундир", тем более с "покойника"! Не цепляй принадлежащие этому "покойнику" награды! Придумай для своих экзерсисов новые названия, отвечающие твоей сегодняшней программе и служи на здоровье новому режиму!
   Логично? Порядочнее? Нет же, умерщвленные, тысячу тысяч раз осмеянные, перегаженные "золотыми" демперьями коммуно-большевистские понятия "комсомолец" и "комсомолка" все ещё несут службу, они в се ещё в цене. Та же "Комсомольская правда" гордо выпячивает на своей груди чужой, "с покойника" мундир с его же, "покойника", орденами: Ленина, Красного Знамени и т.д. Хотя ну распоследнему слабоумному по старости и по молодости, ясно ни при чем все эти ордена и нынешняя шибко "рыночная" погоня газеты за каким-никаким читателем с помощью того же воспевания свального греха! Ни при чем! И все это очень напоминает того хитрована, который украл у старика, нацепил на себя все его награды и просит милостыню, вытягивая жалостливо:
   - Подайте заслуженному бойцу с передовой!
   А у самого мордень кирпича просит...
   Поневоле всхлипнешь от умиления, взяв в руку ту же "Новую газету", или "Общую".. В какой-никакой, а в собственной одежонке выскочили на Божий свет... И тому же "Спид-инфо"никто не указ - хоть об "интимных дырочках" всеизвестной Дарьи Асламовой пиши, хоть о чем...
   Да, кстати, начитавшись в "МК" и "Комсомолке" про "дырочки и палочки" и приобалдев от груза полученной информации, я решил включить после часу ночи телевизор и... И углядел все ту же "просветительницу", что начинала в той же "Комсомолке"... Дарья возлежала в розовой комбинашке на пунцовом диване и томным голосом проясняла для темных сограждан, что такое секс, а что не секс. При этом они то вытянет голые ноги, то подберет. А все это действо называлось "В постели с..." И, видимо, очень, очень старалась неустрашимая Дарья сохраниться в сексноменклатуре, а потому роняла с бестрепетных уст уж такие глубокомысленные суждения, вроде: "Секс для меня - это эмоции и твердый член".
   Тут бы ей и орденок какой-никакой от властей с новейшей какой-никакой символикой. Ведь, может, девочки-мальчики не все в этот час спали и, как и я, начитавшись про "дырочки-палочки" в "МК" и "Комсомолке", обогатились добавочным знанием прямо "В постели с..."
   А я ведь понимаю, что этой своей статьей работаю на увеличение числа подписчиков и "МК", и "Комсомолки". Да и созерцателей программы, где валяются и рассусоливают про "члены"...
   Но, согласитесь, одно дело "в постели..." с Дарьей, это как-то все же ближе к естеству, и совсем другое - в той же постели с покойником. Да ещё в его же костюме, посверкивая его же орденами... Или ничего? Сойдет? В такое уж удивительное время живем, когда сколько можешь свободы проглотить, столько и глотай? А если сразу не заглотнешь - разжуй, почавкай всласть. Кто тебе мешает, блин?"
   Вот такая лихая статья... А внизу, в конце, слова от редакции: "Проблемы нравственного воспитания молодежи не могут не волновать наше общество. И мы от всей души благодарим старейшего нашего писателя Владимира Сергеевича Михайлова за то, что он по-молодому чувствует наше непростое время и, несмотря на почтенный возраст, бросается в бой с апологетами пошлости..."
   - Что ты собралась искать? - не утерпела Дарья, когда мы уже очутились на её даче.
   - Потом, потом... Сама толком не знаю. Буду все просматривать, ворошить... Не возражаешь?
   - Ты что!
   - Сядь под яблоней, пей чай. Когда будешь нужна - позову.
   ... Рыться в чужих вещах, бумагах - занятие не очень приятное. Нахалкой чувствуешь себя.
   Но... надо, Татьяна, надо.
   И я, покосившись на старую печатную машинку Нины Николаевны с изуродованной клавиатурой, принялась за дело.
   Дарья, все-таки, не выдержала, пришла, удивилась:
   - И надо тебе копаться в этом хламе! Уверяю, никаких бриллиантов-изумрудов не найдешь. До тебя уже эти убийцы-грабители все перерыли. Скажи, что ты ищешь конкретно, может, я помогу? Вдвоем веселее...
   - Погоди, погоди... Я и сама уже поняла, что делаю что-то не то...
   - Ты в пыли вся, даже нос... - посочувствовала Дарья. - Вон возьми мыло на кухне...
   - Помолчи, Дарья! Пожалуйста, помолчи! - слезно попросила я, потому что чувствовала - не тем занимаюсь, не тем... не там ищу, хотя где-то тут должно быть, близко, нужное мне, пренеобходимейшее...
   Дарья смутилась и вышла на цыпочках вон из собственной дачи...
   В отчаянии я села прямо на пол рядом со стопкой бумаг, которые пересмотрела одну за другой. И все без толку. Хотя встречались черновики стихотворений Нины Николаевны и отдельные, любопытные записи, сделанные её пером, вроде: "Голубое - детство, юность... Здесь учат доброте, сочувствию и проч. Выход в "большую жизнь", где пахнет бесстыдством, где надо рвать кусок у другого, чтобы "взойти на высоту"... Извечная проблема... Горько!"
   Я уже оглядела тут, в комнате, все углы, пооткрывала все шкафы, шарила на полках, переворачивала кверху дном все старые чашки, стаканы, кувшинчики. Даже матрас перевернула на кровати, даже за обвисшие обои заглянула.
   Но - нет! Того, что нужно до зарезу, нет как нет! Хоть плачь!
   Однако вот один из секретов жизни: если ты чего-то очень-преочень хочешь, если ты делаешь все от тебя возможное, чтобы добиться этого самого "чего-то" - тебе непременно кто-то там, в поднебесье, посочувствует и укажет путь к цели.
   ... Разочарованная, раздосадованная неудачей, я побрела на кухню, где из плохо завернутого крана капала в раковину вода, поискала глазами мыло и увидела розовый плоский кусок в желтой мыльнице на подоконнике. Взяла его и вдруг... вдруг... краем глаза поймала... и чуть не завопила от радости. Там, на подоконнике, в уголке, под сеткой паутины, лежали кусочки цветной мозаики! И какая же я была дура, что обошла кухню, что решила начинать поиски с комнаты!
   Вот так оно бывает: нисходит на тебя благодать мгновенного озарения, догадки-разгадки через внезапно замеченную пустяковину...
   До мытья ли тут! Я сунула кусок мыла обратно в мыльницу и вылетела на крыльцо, прямо в солнечный свет, и заорала:
   - Дарья! Я знаю! Знаю! Открывай сарай! Ну этот, где твой брат работает! Скорее! Скорее!
   Дарья кинулась за ключами. Я первой ворвалась внутрь этого самого убогонького хозблока-сарая и, уже не медля, - к памятнику из цемента, который лежал навзничь. Но не для того, чтобы разглядывать незаконченную мозаичную кисть рябины, а для того, чтобы жадно схватить мятую бумажонку с кусочками от разбитых голубых, красных, оранжевых плиток.
   Схватила, высыпала с листка все эти штучки и впилась глазами в рукописный текст, в тот самый текст, который в тот раз пробежала небрежно, наспех...
   Нина Николаевна писала и правила, подбирая более удачные, более емкие по смыслу слова после заголовка "В постели с..." И получалось у неё в коечном счете вот что: "Не могу молчать, господа-товарищи! Ибо надо, необходимо воздать хвалу всем известной, стародавней "Комсомолке". Почему? Да потому, что она переплюнула саму себя и стала такой исключительно смелой - только держись! Кто-то её, говорят, прикупил из "денежных мешков"? возможно, у него проблемы с сексом, а тут ему несет Света Кузина..."
   Или я ошибаюсь? И мне все это только снится?
   Вытаскиваю из сумки газетный листок со статьей В.С. Михайлова... Все правильно! Все слово в слово! Элементарно, Ватсон!
   Остается предположить, что покойной Нине Николаевне пришло в голову странноватое желание: переписать от руки текст газетной статьи известного писателя... Причем слово в слово...
   Но если эта версия не выдерживает никакой критики, выходит, что...
   Выходит то самое, невероятное, неправдоподобное... Хочется орать на весь белый свет: "Граждане-господа-товарищи! Что я узнала! Что узнала! Дарья! Слышишь?"
   Однако - нельзя, опрометчиво. Надо сохранять спокойствие и рассудительность. Уж слишком чудовищно это мое открытие... И Дарья в данном случае прежде всего свидетель, а уж потом моя подруга.
   И я повела себя так умненько, что стала неинтересной Дарье. Она ушла в дом, вынесла оттуда кусок хлеба и принялась кормить с руки приблудного пса.
   Подошла к ним, спросила:
   - Твоя мать всегда сначала писала от руки, а потом печатала?
   - Всегда. Она говорила, что машинка - холодный механизм, а ей нравится ощущать перо в руке. И потом, это же поэтесса... Ей где угодно могли прийти в голову образы, рифмы. Она записывала все это и карандашом, и фломастером, и даже губной помадой. На столе, в ванной, в лодке, под кустом, в электричке - где придется... А на машинке уже начисто...
   - Дарья, - сказала я. - Если ты уже покормила бомжика и если ты не считаешь меня полоумной - помоги мне сдвинуть с места памятник... Одна не осилю.
   - Какой памятник? - моя подруга поглядела на меня снизу вверх с серьезной озабоченностью.
   - Да тот, что твой брат Виктор делал - не доделал. Он, небось, жутко тяжелый, одной не справиться... Надо его поднять.
   - Зачем? - Дарья выпрямилась и уж точно теперь смотрела на меня как на полоумную.
   - Не боись! Для дела. Сама же говорила, что твой Виктор неряха и шалопай, хоть и художник. Надеюсь обнаружить под памятником кое-какие листки черновика Нины Николаевны...
   - Ну давай, - сказала Дарья. - Только учти, мне сильно напрягаться нельзя, зуб взвоет...
   - А мы быстренько, раз и... - успокоила я её.
   - Ну надо же! - подивилась моя подружка, когда мы в едином порыве приподняли цементную плиту...
   - Ура! - не утерпела я и издала победный крик, потому что под этой тяжелой плитой действительно лежали листки бумаги, исписанные крупным почерком Нины Николаевны, поддела их мыском босоножки и отшаркнула в сторону.
   Плиту мы уронили тотчас и с таким грохотом, что сарай задрожал и стекла зазвенели.
   Теперь я держала в руках всю статью-обличение "В постели с..."
   - И что дальше? - спросила меня добросовестная подружка, поглаживая ладонью, видно, занывший зуб.
   - А дальше, моя самоотверженная, я хотела бы от всего сердца обнять и расцеловать твоего братца-бродягу.
   - За что же это?
   - Именно за то, что он неряха и шелапут.
   - С каких это тебе пор стали нравиться такие бестолковые?
   - С текущей минуты! Но безумно!
   - Пояснишь хоть?
   - Потом, потом. Читай прессу.
   Из этого сарая я, вроде, выжала все. Но не уходилось чего-то. Глаза шарили по стенам, потолку, подоконнику. Руки перебирали полувыжатые и вовсе пустые тюбики с масляной краской, что лежали в коробках...
   И не зря, не зря. В запыленной картонке из-под ботинок, валявшейся под раскладушкой, я нашла несколько магнитофонных кассет. На каждой - белая полоска и недописанное слово Высоц... То есть, ясно - "Высоцкий".
   Всего таких кассет было пять. Что-то подсказало мне: "Забери. Вдруг пригодятся".
   - Дарья, - сказала я, - не возражаешь, если я украду эти кассеты у Виктора? На время... Давно Володю не слушала...
   - Конечно, бери.
   - Не ценишь ты своего брата! А надо бы! - посоветовала, складывая кассеты в сумку. - Кто любит Высоцкого, тот не может быть плохим человеком, а только очень-очень хорошим.
   - Этот "очень хороший" сколько гитар погубил! Вон в углу обломки... не сдавалась Дарья. - "Случайно наступил". Ну как можно случайно наступить на гитару? А другую как нарочно ставил у батареи, расклеилась...
   - Дарья, - твердо сказала я. - не выйдет. Отметаю все поклепы! Мне очень и очень нравится Виктор. Он - умница! Он - чудо!
   - Нравился бы, ты бы заметила, как он смотрел на тебя, когда тебе было шестнадцать...
   - Зря я так! Ошибка молодости! Вот как девушки упускают свое счастье.
   Я расслабилась и готова была болтать и болтать. Но Дарья накинула узду на мою разговорчивость:
   - Ох, Танька! Что будет, что будет, когда он явится, наконец! Он же совсем мамкин сын... Он же, как узнает, - с ума сойдет! У него же нервы, действительно, не ахти какие... Ну ошпарился же кипятком в три года, столько кожи слезло, потом вживляли... Она же всегда так его ждала после всяких этих бродяжеств...
   - Дарья! Поверь! Я его тоже очень и очень жду! Как только он явится, сейчас же звони мне! Примчусь в тот же миг! Договорились? И расцелую его, вот увидишь... Теперь... как там в "Трех сестрах"? "В Москву, в Москву!"
   ... До электрички нас провожал благодарный пес-бездомник. Он сам, лично, нес свой тяжелый розовый язык, свесившийся из пасти чуть не до земли. Жарко, значит, было. Дарья прикрыла голову свежим лопухом и рассуждала вслух об этой самой невероятной жаре и отсутствии целесообразных, своевременных дождей.
   Я не мешала ей выговариваться, даже поддакивала изредка. Но мне-то на самом деле теперь было все нипочем: хоть град с куриное яйцо, хоть ураган, хоть землетрясение.
   - Дарья, - сказала я при расставании, - мы с тобой сегодня славно поработали.