Страница:
Вообще, это весьма непростое занятие для «новых русских» — создать класс такой обслуги, чтоб она не только расторопно исполняла всякого рода поручения, но и при этом не насмешничала про себя, несмотря на свои самые хорошие заработки, над добычливыми, хваткими хозяевами, разбогатевшими в рекордно короткие сроки.
Хочешь не хочешь, а такие «лакеи» все одно соглядатаи в доме, все равно в той или иной степени твои, пусть пассивные, но недоброжелатели. Уж по одному тому, что ты су мел ухватить больше, чем не только тысячи других, но миллионы. В русском народе все гуляет известная пословица: «От трудов праведных не наживешь палат каменных». Не выбьешь, нет, да в один удар…
Забуду на время пр Брынцалова. Полистаю классиков. И лишний раз убеждаюсь: «новые русские» — это плоть от плоти старые, еще с тех, дореволюционных времен. Ну разве что в другие пиджаки-брюки одетые и жаргончик чуть посовременней. Но вот как приметлив «человек из ресторана» из одноименного рассказа Ивана Шмелева, вот как этот рядовой официант описывает «гостей»: «Вот поди ж ты что значит капитал! Прямо даже непонятно. Мальчишкой служил у паркетчика, а теперь в такой моде, что удивление. Домов поставил прямо на страх всем. И ничего не боится. Ставит и ставит по семь да по восемь этажей. Так его господин Глотанов и называет — Домострой! А настоящая фамилия — Семин, Михайла Лукич! Выстроит этажей в семь на сто квартир и сейчас же заложит по знакомству с хорошей пользой. Потом опять выстроит и опять заложит. Таким манером домов шесть воздвиг. И совсем необразованный, а вострый. И насмешил же он меня!
По случаю какого торжества — неизвестно, а привез с собой в ресторан супругу. И в первый раз привез, а сам три года ездит. Как вошла и как увидала все наше великолепие, даже испугалась. Сидит в огромной шляпе, выпучив глаза, как ворона. А я им служил и слышу, она говорит:
— Чтой-то как мне не ндравится на людях есть… Чисто в театре…
А он ей резко:
— Дура! Сиди важней… Тут только капиталисты, а не шваль…
— Она ежится, а он ей:
— Сиди важнее! Дура!
А она свое:
— Ни в жисть больше не поеду! Все смотрят…
А он ей — дурой! Умора!..»
И далее, с той же острой наблюдательностью услужающего, незамечаемого, презираемого: «Сто двадцать пять рублей бутылка! За такие деньги я два месяца мог бы просуществовать с семейством! Духов два флакона дорогих, по семи рублей, сожгли на жаровне для хорошего воздуха. Атмосфера тонкая, даже голова слабнет и ко сну клонит. Чеканное серебро вытащили из почетного шкафа и хрусталь необыкновенный, и сербский фарфор. Одна тарелочка для десерта по двенадцать рублей! Из атласных ящиков вынимали, что бывает не часто. Вот какой ужин для оркестра! Это надо видеть! И такой стол вышел — так это ослепление. Даже когда Кавальери была — не было!
Зернистая икра стояла в пяти ведерках-вазонах на четыре фунта. Мозгов горячих из костей для тартинок — самое нежное блюдо для дам! У нас одна такая тартинка рубль шесть гривен! Французский белянжевин — груша по пять целковых штучка…»
И годы, годы так-то в беготне с подносами, в созерцании чужих роскошеств-излишеств со считанными денежками в собственном кармане… И что же? Это и ест путь к смирению, к покорности? На нет и нет: «И всю-то жизнь в ушах польки и вальсы, и звон стекла и посуды, и стук ножичков. И пальцы, которыми подзывают… А ведь хочется вздохнуть свободно и чтобы душа развернулась и глотнуть воздуху хочется во всю ширь, потому что в груди першит и в носу от чада и гари и закусочных и винных запахов… Очень неприятно».
И это все от лица малообразованного, «темного» человека! А наши-то «лакеи», как я убедилась, при «новых-то русских», как правило, с образованием, а то и с двумя. С ними надо держать ухо еще как востро! Он книжек начитались! У них мысль в глазах так и светится!
… Александр Толмачев предложил нам:
— Кто хочет подняться по этой будущей парадной лестнице?
— Нет, — сказала я. — Пока это голый бетон. Другое дело, когда тут лягут белые и пушистые дорожки и забьет фантастический голографический фонтан!
Но тут же и догадалась, что уж тогда-то мне тут не бывать. Ведь сотворяются все эти чудеса техники и немереные красоты для соответствующих гостей того еще ранга… Ну что я и подобные мне? Зачем мы здесь? Даже петь-развлекать не умеем. А тут, как рассказывают нравы строгие и своеобычные. Если верить газетам, даже популярная певица Маша Распутина не сумела вписаться в общую экспозицию вечера у Брынцаловых, хотя до этого — всюду свойская, энергичная, вдохновенная и раскрепощенная. А тут — стой! Несмотря на то, что сам Хозяин оплатил ее выступление на банкете десятью тысячами долларов. Но, если опять же верить газетчику, не снесла самолюбивая Маша того, что на шее Натальи Геннадиевны листало бриллиантовое колье (ух ты! Передохну, потом вымолвлю!) за… восемьсот пятьдесят тысяч долларов, и разнервничалась, собственный перстенек принялась крутить нервно на пальце. И спела в результате не в полный накал, не оправдала, стало быть, трат…
Или это все-таки байка? Ну сплетня такая, но так или иначе — не абы какие людишки станут топтать ковры во дворце-замке Натальи Брынцаловой, а отборные…
Мы же, голландские тележурналисты, переводчица и я с Александром, сошли наконец с долгих, пока еще грязных лестниц будущей резиденции Брынцаловых, сели в машины и помчались обратно в Москву. И для меня таки осталось тайной, почему Н.Г. Брынцалова не захотела встретиться с иноземными телевизионщиками, прилетевшими за тридевять земель, и со мной заодно. И почему, как рассказывает пресс-секретарь, это, в общем-то, вполне заурядное и частое явление, когда та, жилая, дача нараспашку для очередной съемочной группы. Уж такая открытость, такая открытость!
Но ведь, собственно, на открытость и весь расчет весьма нестандартного человека по имени В.А. Брынцалов! Он ведь и говорит, мол, вот я весь перед вами со всеми своими капиталистическими замашками. А, вы готовы ненавидеть меня за то, что покупаю себе дорогую одежду, жену украшаю бриллиантами-изумрудами и проч. и проч. и проч.? Но я хочу добиться любви через ненависть!
Ну в самом-то деле, кто еще в нынешней России так выпячивает свое несметное богатство, свои суперботинки, суперчасы и прочее? Вопрос о том, а как же он не боится всяких-разных разбойников, был снят Александром быстро.
— Охрана хорошая. Охраняют не только дачу в Салтыковке, где мы только что были, но и другую, где живут его дочь и первая жена.
В сущности, я еще и права не имею на свое собственное окончательное суждение о Владимире Алексеевиче и его семье, — мне надо время…
— Послушай, — просветил меня позже друг-писатель, — а ведь это прекрасно — русский предприниматель такого масштаба! Широкий человек! Вроде Саввы Морозова или Третьякова! Вполне вероятно, именно с него начнется та насыщенная искусством, полноценная столичная жизнь, о которой с таким восторгом писал сам Шаляпин!
Не поленилась, отыскала воспоминания великого певца. Вот отрывок из них:
«… Так называемое общество я посещал мало. Однако в Москве я с большим интересом присматривался к купеческому кругу, дающему тон всей московской жизни. И не только московской. Я думаю, что в полустолетие, предшествовавшее революции, русское купечество играло первенствующую роль в бытовой жизни всей страны.
Что такое русский купец? Это, в сущности, простой российский крестьянин, который после освобождения от рабства потянулся работать в город.
… Я так и вижу в деревенском еще облике его этого будущего московского туза торговли и промышленности. Выбиваясь из сил и потея, он в своей деревне самыми необыкновенными путями изучает грамоту. По сонникам, по требникам, по лубочным рассказам о Бове Королевиче и Еруслане Лазаревиче. Он по-старинному складывает буквы: аз, буки, веди, глаголь… Еще полуграмотный, он проявляет завидную сметливость. Не будучи ни техником, ни инженером, он вдруг изобретает какую-то машинку для растирания картофеля или находит в земле какие-то особенные материалы для колесной мази — вообще что-нибудь уму не постижимое. Он соображает, как вспахать десятину с наименьшей затратой труда, чтобы получить наибольший доход. Он не ходит в казенную пивную лавку, остерегается убивать драгоценное время праздничными прогулками. Он все время корпит то в конюшне, то в огороде, то в поле, то в лесу. Неизвестно, каким образом — газет не читает — он узнает, что картофельная мука продается дешево и что, купив ее теперь по дешевой цене в такой-то губернии, он через месяц продаст ее дороже в другой.
И вот, глядишь, начинает он жит в преимущественном положении перед другими мужиками, у которых как раз нет его прилежания… С точки зрения последний течений мыслей в России он — «кулак», преступный тип. Купил дешево — кого-то обманул. Продал дорого — опять кого-то обманул… А для меня, каюсь, это свидетельствует, что в этом человеке есть, как и подобает, ум, сметка, расторопность и энергия. Плох для жизни тот человек, который подобно неаполитанскому лаццарони лежит на солнышке и лениво греется.
А то еще российский мужичок, вырвавшись из деревни смолоду, начинает сколачивать свое благополучие будущего купца или промышленника в Москве. Он торгует сбитнем на Хитровом рынке, продает пирожки, на лотках льет конопляное масло на гречишники, весело выкрикивает свой товаришко и косым глазком хитро наблюдает за стежками жизни, как и что зашито и что к чему как пришито. Неказиста жизнь для него. Он сам зачастую ночует с бродягами на том же Хитровом рынке или на Пресне, он ест требуху в дешевом трактире, вприкусочку пьет чаек с черным хлебом. Мерзнет, холодает, но всегда весел, не ропщет и надеется на будущее. Его не смущает, каким товаром ему приходится торговать, торгуя разным. Сегодня иконами, завтра чулками, послезавтра янтарем, а то и книжечками. Таким образом он делается «экономистом». А там, глядь, у него уже и лавочка или заводик. А потом, поди, он уже 1-й гильдии купец. Подождите — его старший сынок первый покупает Гогенов, первый покупает Пикассо, первый везет в Москву Матисса. А мы, просвещенные, смотрим со скверно разинутыми ртами на всех непонятых еще нами Матиссов, Мане и Ренуаров и гнусаво-критически говорим: «Самодур…»
А самодуры тем временем потихонечку накопили чудесные сокровища искусства, создали галереи, музеи, первоклассные театры, настроили больниц и приютов на всю Москву…»
Но далее Федор Иванович, увы, с огорчением вынужден констатировать:
«Насколько мне было симпатично солидное и серьезное российское купечество, создавшее столько замечательных вещей, настолько же мне была несимпатична так называемая „золотая“ купеческая молодежь. Отстав от трудовой деревни, она не пристала к труду городскому. Нахватавшись в университете верхов и зная, что папаша может заплатить за любой дорогой дебош, эти „купцы“ находили для жизни только одно оправдание — удовольствия, наслаждения, которые может дать цыганский табор. Дни и ночи проводили они в безобразных кутежах, в смазывании горчицей лакейских „рож“, как они выражались, по дикости своей неспособные уважать человеческую личность. Ни в Европе, ни в Америке, ни, думаю, в Азии не имеют представления и об этого рода „размахе“… Впрочем, этих молодцов назвать купечеством было бы несправедливо — это просто „беспризорные“…»
Мне все же хочется через ворох недоумений расположиться к В.А. Брынцалову, возложить на него какую-то долю надежд, сравняться в этом с одним из авторов писем к нему: «Если вы сумели стать таким богатым и создали такое передовое предприятие, как „Ферейн“…»
Вот именно. Что бы там и как ни говорили — а «Ферейн» в славе и почете. Каждое третье лекарство в России — от «Ферейна».
И бегают, носятся по городам и весям машины с волшебной надписью «Ферейн», спешат на помощь людям…
И, стало быть, плевать на то, что миллиардер строит замок-дворец, и на то, что его жена красуется в бриллиантовом колье немыслимой стоимости почти в миллион долларов. Как говорится, могут себе позволить…
А любознательные на выставку художника Шилова спешат и, как оказалось, не только за эстетическим наслаждением. При мне три тетеньки, видимо, подружки, одетые бедненько, серенько, проходя внутрь зала, интересовались у билетерши:
— А где здесь портрет Брынцаловой?
И шустро так, скорехонько, мимо всех прочих картин — к этому самому портрету. А там и без того народ толпой.
Что такое? В чем главный интерес? Подхожу и слушаю:
— Гляди, гляди, сколько на ней изумрудов и бриллиантов! Деньжищ сколько на себя напялила — не постеснялась!
— А может, они все искусственные?
— Ты что! У них, этих «новых русских», все натуральное! Нахапали, а теперь хвалятся. Стыда на них нет. Народ перебивается с хлеба на квас, а эти… Ненавижу!
И что же, собственно, тут такого? Разве не о том толковал мне Владимир Алексеевич, что, мол, добьюсь любви через ненависть… Значит, на что рассчитывал — то и произошло? Ненависть уже есть… Остается дожидаться любви?
У меня же в голове еще добавилось неразберихи.
— Александр, как, как это все понимать? Всю эту открытость, которая очень смахивает на беззастенчивость? Неужели Владимир Алексеевич всерьез считал, что именно этот путь ведет к сердцам избирателей?
— Брынцалов относится к людям, которые говорят: «Я — открытый политик и должен быть на виду. Как может избиратель голосовать за кота в мешке? Он должен знать обо мне все — мои достоинства и недостатки, мои болезни, моих жен, моих любовниц, моих детей», то есть он не стесняется этого, он говорит об этом вслух. Здесь он «перекликается» с западными политиками.
— Позволь, позволь, Хиллари на выборах ходила во всем таком простеньком. Да и Клинтон не демонстрировал часов с бриллиантами… Хотя и могут себе позволить, небось, приобрести…
— Ну они уже сколько времени в политике! А Брынцалов — всего ничего, — срезал меня как всегда находчивый Александр.
Свидетельствую: пресс-секретарь миллиардера Александр Толмачев стеной стоял за своего хозяина, не давая мне усомниться ни на грамм в его праве быть таким, как он есть, и уверял:
— Он никогда не борется со своим характером. Да, нелегкий… Но считает, что раз этот характер помог ему выжить сорок лет назад, когда он ходил босой и когда нечего было есть, и десять лет назад, когда на него наезжает налоговая инспекция, а он выдерживает эти наезды… Он не откажется от своего характера никогда. Он считает, что сила его — в характере. А то, что он взбалмошный? Не всегда. Редко.
А едва я завела свою насквозь обывательскую речь о бриллиантовом колье — тотчас перевел все на другие рельсы:
— Да, Наташа числится помощником, советником Брынцалова и получает восемнадцать тысяч долларов в месяц. Но она не все деньги тратит на себя, это факт. Она потихонечку финансирует какой-то детский дом, отправляет деньги каким-то бедным семьям. Она считает, зачем вкладывать деньги в благотворительный фонд, где такие морды… лучше помочь конкретной семье.
Лучше… хуже… Запутаешься с этими миллиардерами!
В то бурное время, когда в новом составе Госдумы только-только замелькала, и то нечасто, фамилия Брынцалова, вдруг раз — и объявил он себя социалистом-капиталистом и врезался в круговерть президентских выборов, претендуя на роль «царя-батюшки» всея России! И бац — поместил в предвыборной листовке в качестве приманки для избирателя не какую-нибудь модель «Жигулей», а фото своего шестисотого «мерседеса»! Для голодного-холодного избирателя! Для тысяч и тысяч мечтающих просто о куске хлеба с чаем! Нате, мол, вам поцелуй от «мерседеса», от кучи долларов!
Ну и как наши сограждане? Матом-перематом в ответ? Батюшки-светы, стихи! Да еще величальные!
И чегой-то мы были такие прямо глуповатые?!
СТРЕЛЯЙ, А ТО ПРОИГРАЕШЬ!
Хочешь не хочешь, а такие «лакеи» все одно соглядатаи в доме, все равно в той или иной степени твои, пусть пассивные, но недоброжелатели. Уж по одному тому, что ты су мел ухватить больше, чем не только тысячи других, но миллионы. В русском народе все гуляет известная пословица: «От трудов праведных не наживешь палат каменных». Не выбьешь, нет, да в один удар…
Забуду на время пр Брынцалова. Полистаю классиков. И лишний раз убеждаюсь: «новые русские» — это плоть от плоти старые, еще с тех, дореволюционных времен. Ну разве что в другие пиджаки-брюки одетые и жаргончик чуть посовременней. Но вот как приметлив «человек из ресторана» из одноименного рассказа Ивана Шмелева, вот как этот рядовой официант описывает «гостей»: «Вот поди ж ты что значит капитал! Прямо даже непонятно. Мальчишкой служил у паркетчика, а теперь в такой моде, что удивление. Домов поставил прямо на страх всем. И ничего не боится. Ставит и ставит по семь да по восемь этажей. Так его господин Глотанов и называет — Домострой! А настоящая фамилия — Семин, Михайла Лукич! Выстроит этажей в семь на сто квартир и сейчас же заложит по знакомству с хорошей пользой. Потом опять выстроит и опять заложит. Таким манером домов шесть воздвиг. И совсем необразованный, а вострый. И насмешил же он меня!
По случаю какого торжества — неизвестно, а привез с собой в ресторан супругу. И в первый раз привез, а сам три года ездит. Как вошла и как увидала все наше великолепие, даже испугалась. Сидит в огромной шляпе, выпучив глаза, как ворона. А я им служил и слышу, она говорит:
— Чтой-то как мне не ндравится на людях есть… Чисто в театре…
А он ей резко:
— Дура! Сиди важней… Тут только капиталисты, а не шваль…
— Она ежится, а он ей:
— Сиди важнее! Дура!
А она свое:
— Ни в жисть больше не поеду! Все смотрят…
А он ей — дурой! Умора!..»
И далее, с той же острой наблюдательностью услужающего, незамечаемого, презираемого: «Сто двадцать пять рублей бутылка! За такие деньги я два месяца мог бы просуществовать с семейством! Духов два флакона дорогих, по семи рублей, сожгли на жаровне для хорошего воздуха. Атмосфера тонкая, даже голова слабнет и ко сну клонит. Чеканное серебро вытащили из почетного шкафа и хрусталь необыкновенный, и сербский фарфор. Одна тарелочка для десерта по двенадцать рублей! Из атласных ящиков вынимали, что бывает не часто. Вот какой ужин для оркестра! Это надо видеть! И такой стол вышел — так это ослепление. Даже когда Кавальери была — не было!
Зернистая икра стояла в пяти ведерках-вазонах на четыре фунта. Мозгов горячих из костей для тартинок — самое нежное блюдо для дам! У нас одна такая тартинка рубль шесть гривен! Французский белянжевин — груша по пять целковых штучка…»
И годы, годы так-то в беготне с подносами, в созерцании чужих роскошеств-излишеств со считанными денежками в собственном кармане… И что же? Это и ест путь к смирению, к покорности? На нет и нет: «И всю-то жизнь в ушах польки и вальсы, и звон стекла и посуды, и стук ножичков. И пальцы, которыми подзывают… А ведь хочется вздохнуть свободно и чтобы душа развернулась и глотнуть воздуху хочется во всю ширь, потому что в груди першит и в носу от чада и гари и закусочных и винных запахов… Очень неприятно».
И это все от лица малообразованного, «темного» человека! А наши-то «лакеи», как я убедилась, при «новых-то русских», как правило, с образованием, а то и с двумя. С ними надо держать ухо еще как востро! Он книжек начитались! У них мысль в глазах так и светится!
… Александр Толмачев предложил нам:
— Кто хочет подняться по этой будущей парадной лестнице?
— Нет, — сказала я. — Пока это голый бетон. Другое дело, когда тут лягут белые и пушистые дорожки и забьет фантастический голографический фонтан!
Но тут же и догадалась, что уж тогда-то мне тут не бывать. Ведь сотворяются все эти чудеса техники и немереные красоты для соответствующих гостей того еще ранга… Ну что я и подобные мне? Зачем мы здесь? Даже петь-развлекать не умеем. А тут, как рассказывают нравы строгие и своеобычные. Если верить газетам, даже популярная певица Маша Распутина не сумела вписаться в общую экспозицию вечера у Брынцаловых, хотя до этого — всюду свойская, энергичная, вдохновенная и раскрепощенная. А тут — стой! Несмотря на то, что сам Хозяин оплатил ее выступление на банкете десятью тысячами долларов. Но, если опять же верить газетчику, не снесла самолюбивая Маша того, что на шее Натальи Геннадиевны листало бриллиантовое колье (ух ты! Передохну, потом вымолвлю!) за… восемьсот пятьдесят тысяч долларов, и разнервничалась, собственный перстенек принялась крутить нервно на пальце. И спела в результате не в полный накал, не оправдала, стало быть, трат…
Или это все-таки байка? Ну сплетня такая, но так или иначе — не абы какие людишки станут топтать ковры во дворце-замке Натальи Брынцаловой, а отборные…
Мы же, голландские тележурналисты, переводчица и я с Александром, сошли наконец с долгих, пока еще грязных лестниц будущей резиденции Брынцаловых, сели в машины и помчались обратно в Москву. И для меня таки осталось тайной, почему Н.Г. Брынцалова не захотела встретиться с иноземными телевизионщиками, прилетевшими за тридевять земель, и со мной заодно. И почему, как рассказывает пресс-секретарь, это, в общем-то, вполне заурядное и частое явление, когда та, жилая, дача нараспашку для очередной съемочной группы. Уж такая открытость, такая открытость!
Но ведь, собственно, на открытость и весь расчет весьма нестандартного человека по имени В.А. Брынцалов! Он ведь и говорит, мол, вот я весь перед вами со всеми своими капиталистическими замашками. А, вы готовы ненавидеть меня за то, что покупаю себе дорогую одежду, жену украшаю бриллиантами-изумрудами и проч. и проч. и проч.? Но я хочу добиться любви через ненависть!
Ну в самом-то деле, кто еще в нынешней России так выпячивает свое несметное богатство, свои суперботинки, суперчасы и прочее? Вопрос о том, а как же он не боится всяких-разных разбойников, был снят Александром быстро.
— Охрана хорошая. Охраняют не только дачу в Салтыковке, где мы только что были, но и другую, где живут его дочь и первая жена.
В сущности, я еще и права не имею на свое собственное окончательное суждение о Владимире Алексеевиче и его семье, — мне надо время…
— Послушай, — просветил меня позже друг-писатель, — а ведь это прекрасно — русский предприниматель такого масштаба! Широкий человек! Вроде Саввы Морозова или Третьякова! Вполне вероятно, именно с него начнется та насыщенная искусством, полноценная столичная жизнь, о которой с таким восторгом писал сам Шаляпин!
Не поленилась, отыскала воспоминания великого певца. Вот отрывок из них:
«… Так называемое общество я посещал мало. Однако в Москве я с большим интересом присматривался к купеческому кругу, дающему тон всей московской жизни. И не только московской. Я думаю, что в полустолетие, предшествовавшее революции, русское купечество играло первенствующую роль в бытовой жизни всей страны.
Что такое русский купец? Это, в сущности, простой российский крестьянин, который после освобождения от рабства потянулся работать в город.
… Я так и вижу в деревенском еще облике его этого будущего московского туза торговли и промышленности. Выбиваясь из сил и потея, он в своей деревне самыми необыкновенными путями изучает грамоту. По сонникам, по требникам, по лубочным рассказам о Бове Королевиче и Еруслане Лазаревиче. Он по-старинному складывает буквы: аз, буки, веди, глаголь… Еще полуграмотный, он проявляет завидную сметливость. Не будучи ни техником, ни инженером, он вдруг изобретает какую-то машинку для растирания картофеля или находит в земле какие-то особенные материалы для колесной мази — вообще что-нибудь уму не постижимое. Он соображает, как вспахать десятину с наименьшей затратой труда, чтобы получить наибольший доход. Он не ходит в казенную пивную лавку, остерегается убивать драгоценное время праздничными прогулками. Он все время корпит то в конюшне, то в огороде, то в поле, то в лесу. Неизвестно, каким образом — газет не читает — он узнает, что картофельная мука продается дешево и что, купив ее теперь по дешевой цене в такой-то губернии, он через месяц продаст ее дороже в другой.
И вот, глядишь, начинает он жит в преимущественном положении перед другими мужиками, у которых как раз нет его прилежания… С точки зрения последний течений мыслей в России он — «кулак», преступный тип. Купил дешево — кого-то обманул. Продал дорого — опять кого-то обманул… А для меня, каюсь, это свидетельствует, что в этом человеке есть, как и подобает, ум, сметка, расторопность и энергия. Плох для жизни тот человек, который подобно неаполитанскому лаццарони лежит на солнышке и лениво греется.
А то еще российский мужичок, вырвавшись из деревни смолоду, начинает сколачивать свое благополучие будущего купца или промышленника в Москве. Он торгует сбитнем на Хитровом рынке, продает пирожки, на лотках льет конопляное масло на гречишники, весело выкрикивает свой товаришко и косым глазком хитро наблюдает за стежками жизни, как и что зашито и что к чему как пришито. Неказиста жизнь для него. Он сам зачастую ночует с бродягами на том же Хитровом рынке или на Пресне, он ест требуху в дешевом трактире, вприкусочку пьет чаек с черным хлебом. Мерзнет, холодает, но всегда весел, не ропщет и надеется на будущее. Его не смущает, каким товаром ему приходится торговать, торгуя разным. Сегодня иконами, завтра чулками, послезавтра янтарем, а то и книжечками. Таким образом он делается «экономистом». А там, глядь, у него уже и лавочка или заводик. А потом, поди, он уже 1-й гильдии купец. Подождите — его старший сынок первый покупает Гогенов, первый покупает Пикассо, первый везет в Москву Матисса. А мы, просвещенные, смотрим со скверно разинутыми ртами на всех непонятых еще нами Матиссов, Мане и Ренуаров и гнусаво-критически говорим: «Самодур…»
А самодуры тем временем потихонечку накопили чудесные сокровища искусства, создали галереи, музеи, первоклассные театры, настроили больниц и приютов на всю Москву…»
Но далее Федор Иванович, увы, с огорчением вынужден констатировать:
«Насколько мне было симпатично солидное и серьезное российское купечество, создавшее столько замечательных вещей, настолько же мне была несимпатична так называемая „золотая“ купеческая молодежь. Отстав от трудовой деревни, она не пристала к труду городскому. Нахватавшись в университете верхов и зная, что папаша может заплатить за любой дорогой дебош, эти „купцы“ находили для жизни только одно оправдание — удовольствия, наслаждения, которые может дать цыганский табор. Дни и ночи проводили они в безобразных кутежах, в смазывании горчицей лакейских „рож“, как они выражались, по дикости своей неспособные уважать человеческую личность. Ни в Европе, ни в Америке, ни, думаю, в Азии не имеют представления и об этого рода „размахе“… Впрочем, этих молодцов назвать купечеством было бы несправедливо — это просто „беспризорные“…»
Мне все же хочется через ворох недоумений расположиться к В.А. Брынцалову, возложить на него какую-то долю надежд, сравняться в этом с одним из авторов писем к нему: «Если вы сумели стать таким богатым и создали такое передовое предприятие, как „Ферейн“…»
Вот именно. Что бы там и как ни говорили — а «Ферейн» в славе и почете. Каждое третье лекарство в России — от «Ферейна».
И бегают, носятся по городам и весям машины с волшебной надписью «Ферейн», спешат на помощь людям…
И, стало быть, плевать на то, что миллиардер строит замок-дворец, и на то, что его жена красуется в бриллиантовом колье немыслимой стоимости почти в миллион долларов. Как говорится, могут себе позволить…
А любознательные на выставку художника Шилова спешат и, как оказалось, не только за эстетическим наслаждением. При мне три тетеньки, видимо, подружки, одетые бедненько, серенько, проходя внутрь зала, интересовались у билетерши:
— А где здесь портрет Брынцаловой?
И шустро так, скорехонько, мимо всех прочих картин — к этому самому портрету. А там и без того народ толпой.
Что такое? В чем главный интерес? Подхожу и слушаю:
— Гляди, гляди, сколько на ней изумрудов и бриллиантов! Деньжищ сколько на себя напялила — не постеснялась!
— А может, они все искусственные?
— Ты что! У них, этих «новых русских», все натуральное! Нахапали, а теперь хвалятся. Стыда на них нет. Народ перебивается с хлеба на квас, а эти… Ненавижу!
И что же, собственно, тут такого? Разве не о том толковал мне Владимир Алексеевич, что, мол, добьюсь любви через ненависть… Значит, на что рассчитывал — то и произошло? Ненависть уже есть… Остается дожидаться любви?
У меня же в голове еще добавилось неразберихи.
— Александр, как, как это все понимать? Всю эту открытость, которая очень смахивает на беззастенчивость? Неужели Владимир Алексеевич всерьез считал, что именно этот путь ведет к сердцам избирателей?
— Брынцалов относится к людям, которые говорят: «Я — открытый политик и должен быть на виду. Как может избиратель голосовать за кота в мешке? Он должен знать обо мне все — мои достоинства и недостатки, мои болезни, моих жен, моих любовниц, моих детей», то есть он не стесняется этого, он говорит об этом вслух. Здесь он «перекликается» с западными политиками.
— Позволь, позволь, Хиллари на выборах ходила во всем таком простеньком. Да и Клинтон не демонстрировал часов с бриллиантами… Хотя и могут себе позволить, небось, приобрести…
— Ну они уже сколько времени в политике! А Брынцалов — всего ничего, — срезал меня как всегда находчивый Александр.
Свидетельствую: пресс-секретарь миллиардера Александр Толмачев стеной стоял за своего хозяина, не давая мне усомниться ни на грамм в его праве быть таким, как он есть, и уверял:
— Он никогда не борется со своим характером. Да, нелегкий… Но считает, что раз этот характер помог ему выжить сорок лет назад, когда он ходил босой и когда нечего было есть, и десять лет назад, когда на него наезжает налоговая инспекция, а он выдерживает эти наезды… Он не откажется от своего характера никогда. Он считает, что сила его — в характере. А то, что он взбалмошный? Не всегда. Редко.
А едва я завела свою насквозь обывательскую речь о бриллиантовом колье — тотчас перевел все на другие рельсы:
— Да, Наташа числится помощником, советником Брынцалова и получает восемнадцать тысяч долларов в месяц. Но она не все деньги тратит на себя, это факт. Она потихонечку финансирует какой-то детский дом, отправляет деньги каким-то бедным семьям. Она считает, зачем вкладывать деньги в благотворительный фонд, где такие морды… лучше помочь конкретной семье.
Лучше… хуже… Запутаешься с этими миллиардерами!
В то бурное время, когда в новом составе Госдумы только-только замелькала, и то нечасто, фамилия Брынцалова, вдруг раз — и объявил он себя социалистом-капиталистом и врезался в круговерть президентских выборов, претендуя на роль «царя-батюшки» всея России! И бац — поместил в предвыборной листовке в качестве приманки для избирателя не какую-нибудь модель «Жигулей», а фото своего шестисотого «мерседеса»! Для голодного-холодного избирателя! Для тысяч и тысяч мечтающих просто о куске хлеба с чаем! Нате, мол, вам поцелуй от «мерседеса», от кучи долларов!
Ну и как наши сограждане? Матом-перематом в ответ? Батюшки-светы, стихи! Да еще величальные!
И тут же конкретный вклад в выборную кампанию в виде добавочных стихов-призывов:
У нас в стране Брынцаловых немного,
Сказать точнее — он всего один!
Когда-то он пошел своей дорогой,
Решителен, горяч, неутомим.
Сначала в ульи пчелы мед носили,
Как пасечник Вы были просто класс!
Во благо Вы доход употребили,
И вот теперь «Ферейн» уж кормит Вас.
Не только Вас, а всех, кто вместе с Вами,
Кто трудится не покладая рук,
Кто точно знает — деньги не приходят сами,
Богатым стать не просто, милый друг!
Завистники из подворотник лают:
«Богатые дома, охрана, антураж!..»
но одного они не понимают —
Богатство — это труд, а не мираж.
Богатому приходится трудиться,
Чтоб деньги делать, нужно ум иметь,
И что успеха в бизнесе добиться —
Необходимо многое уметь.
Вы стали кандидатом в президенты,
Но нелегко дистанцию проплыть,
И потому желаю Вам от сердца
Хотеть, стремиться и в итоге — быть!
И еще:
Жить хотите сыто и богато —
Голосуйте за Брынцалова, ребята!
Это было тогда, когда еще цвели одуванчики… Это было, как подумаешь, давным-давно… Когда все мы хотели верить только в лучшее, в преодоление экономического и духовного кризиса, в рассветы без закатов…
Если в жизни хотим мы добиться немалого,
Отдадим голоса за Брынцалова!
И чегой-то мы были такие прямо глуповатые?!
СТРЕЛЯЙ, А ТО ПРОИГРАЕШЬ!
Как только моя подруга узнала, что я собираюсь писать о Владимире Алексеевиче Брынцалове, возмутилась ужасно:
— Ты что, с ума сошла? Сдались тебе эти «брынцаловы»! сколько ест интеллигентных, образованных, тихих людей, но их никто не замечает, никто о них ни полслова в прессе! Ученые, профессора, музыканты высшего класса — гордость России! А эти, «новые русские», так и лезут в глаза со своими «мерседесами» и брюликами! Полстраны без зарплаты сидит, нищенствует, а эти, бесстыжие, как вороны на помойке…
— Ну ты уж слишком! — пристыдила я.
— Да разве я одна их на дух не признаю? Хочешь, частушку спою? На рынке мужичок под гармошку наяривал. В рваных ботинках мужичок, с наградами за Великую Отечественную, лет семьдесят ему, если не больше.
— Давай, — согласилась я.
— Только забористо очень, — хохотнула она в трубку. — Не покраснеешь?
— Постараюсь.
— Ну, слушай про своих «героев».
— Нет, есть продолжение. Это, конечно, не про самого миллиардера. Но, видимо, «муж и жена — одна сатана». Отметь, народу вокруг гармониста собралось немало, смеялись, кидали в его кепку рублики — тысячные по-нашему. А тот выдал дальше:
— Выживешь — позвони!
— Непременно.
Так вот мы с ней, подругой моей, расстались. А я поехала на свидание с тем самым скандально известным миллиардером Брынцаловым.
Нет, нет, не на «вольво», не на «Жигулях» последнего фасона, а на трамвае-метро, как и подобает тому, кто не вписался в благодатные рыночные отношения. Очень, очень интересно увидеть живьем нашенского настоящего супербогача. Во-вторых, охота прояснить, можно ли на него положиться как на защитника и опору всем тем, кому этого очень хочется? В-третьих, а до конца ли В. А. Брынцалов понимает то, что делает?
Признаться, и сострадание мной руководило отчасти… Ну да — к миллиардеру… И обида жгла! И не меня одну. Моя соседка сорока с небольшим лет искренно горевала:
— Вот, думаю, наконец-то появился у русского народа лихой, толковый мужчина! Энергии тьма! Острить умеет! Всех «вождей» одной левой укладывает! Денег сумел нажить эвон какие! Заворожил! Околдовал! Мы же, российские женщины, до того истосковались по нормальному здоровому мужику! И на тебе! Или это их Александр Невзоров подкузьмил? Не знаете?
Не знала. Но тоже заподозрила именно «железного Феликса» экрана, что это он, он подкузьмил супругов Брынцаловых, выставив в самом что ни на есть непрезентабельном виде. И вся Россия, миллионы телезрителей, образно говоря, опупели и охнули-ахнули.
Кто-то изо всей той потрясающей, невероятной сцены с демонстрацией дамского крупа ухватил памятью лишь отдельные, особо, так сказать, образные выражения, а кто-то реплика за репликой оказался способен воссоздать на изумление пропустившей «кайф» публике. Вот в такой примерно последовательности:
Брынцалов: На кобыле я ездил в восемь лет. Что мне эти лошади? А?
Невзоров: Оскорбленный, как вы помните, Государственной Думой, усомнившейся в его здравии, кандидат в Президенты Российской Федерации Владимир Брынцалов, отомстивший, правда, и достаточно жестоко, задевшим его депутатам, решил доказать свою полную мужскую состоятельность и единственный из всех кандидатов в президенты решился сделать публичный смотр своему здоровью. Как известно, лучшего теста, чем верховая езда, не существует. В конноспортивном комплексе Битца кандидат в президенты совершил показательную верховую прогулку. Первый раз в жизни.
Брынцалов: Я кончу скоро здесь! Я держусь! Ногами надо держаться или не надо?
Невзоров: Конечно. Шенкелем, вот этим.
Брынцалов: Держаться, чтоб не било яйцами по седлу, да? Учусь на лошади, чтобы объезжать потом Россию! Не свалиться бы, сука! Отобьешь все себе на…. России тяжело, что неумехи на ней ездят, вот я и учусь, чтобы быть умелым.
Невзоров: А Россию будет объезжать поинтереснее!
Брынцалов: Молодец, умничка, давай!
Невзоров: Отвага была действительно продемонстрирована в полной мере. Супруга Владимира Алексеевича, пораженная тем, что внимание уделяется каким-то кобылам, тут же решила выяснить, чей круп, как она выразилась, в действительности лучше.
Наталья: А круп у меня покрасивее будет, чем у лошади!
Брынцалов: Надо сравнить, Наташа! Раздевайся, чего ты? Раз хочешь показать — раздевайся! Она себя хочет показать, Саша. Пуста показывает. Задержимся, сравним. Неплохо, да?
Молодая женщина сняла с себя какой-то серебристый комбинезончик, осталась в темненьком гимнастическом трико в обтяжечку и, не долго думая, наклонилась и встала попкой к телекамере. Ну как тут не ахнуть, не охнуть! Ну смелость же невероятная! Эпатаж так эпатаж! И померкли трюки достославного Владимира Вольфовича, сына юриста!
Ну так как, как это произойти могло? Почему на экран такое выскочило? Неужели миллиардер Владимир Брынцалов не сумел предупредить «зловещего правдолюбца» Александра Невзорова, чтоб тот не давал ходу столь каверзному сюжету? Неужели нельзя было заранее догадаться, россияне сначала выпучат глаза, потом хохотнут, а потом уж непременно припечатают частушкой? И вон ведь уже и в передаче «Играй, гармонь!» наяривают вовсю:
Но точно ли Александр Невзоров в этой «постановке» больше всех виноват? Может, сами Брынцаловы до сих пор веселятся, вспоминая, как разом заставили забыть всех и всяких там Жириновских и прочих «воображал»? А вовсе не рвут на себе волосы от отчаяния и стыда?
Вопросы, вопросы… И надо же такому случиться — уже почти на подходе к резиденции В. А. Брынцалова, у винно-водочного киоска слышу спор. О том же самом, таинственном, непонятном, загадочном миллиардере. Продавщица говорит:
— Вот еще «Ферейн» — неплохая водка. Возьмете?
— «Ферейн»?! — — взорвался вроде на пустом месте здоровый, рукастый детина. — Да засунь ты свой «Ферейн» знаешь куда?! От этого придурка Брынцалова чтоб я водку брал?!
— Какой же он тебе придурок, — миролюбиво отозвалась продавщица. — Это ты скорее придурок — с утра тебе бутылку подавай! А он с утра, небось, уже в делах-заботах! Головастый! С умом!
— Правильно! — загремел мужик. — Дел у него невпроворот! То нагреть-облапошить людей надо! То покричать, что он всех богатеями в один присест сделает! Жулик он — вот кто!
Так к кому же я иду-еду? К головастому мужику? Или к придурку? К жулику? Или к Богу Рынка, Царю Любви, Отцу Вселенной, как расшифровал его фамилию некий поклонник, за что и получил от Самого тысячу долларов в подарок, как о том оповестил «Постфактум»?
И как же он примет меня? С каких слов завяжется наша беседа? И где это состоится? Средь каких красот и роскошеств? Как увязать в одно эти самые «задницы» и пылкие обещания построить «невиданный капитализм с человеческим лицом»? И только ли от этого всероссийского недоумения проиграл подчистую лихой миллиардер на президентских выборах, не собрав и одного процента голосов в свою поддержку?
А он ведь так надеялся на «простых» людей… И «простые» же люди костерят его почем зря…
— Ты что, с ума сошла? Сдались тебе эти «брынцаловы»! сколько ест интеллигентных, образованных, тихих людей, но их никто не замечает, никто о них ни полслова в прессе! Ученые, профессора, музыканты высшего класса — гордость России! А эти, «новые русские», так и лезут в глаза со своими «мерседесами» и брюликами! Полстраны без зарплаты сидит, нищенствует, а эти, бесстыжие, как вороны на помойке…
— Ну ты уж слишком! — пристыдила я.
— Да разве я одна их на дух не признаю? Хочешь, частушку спою? На рынке мужичок под гармошку наяривал. В рваных ботинках мужичок, с наградами за Великую Отечественную, лет семьдесят ему, если не больше.
— Давай, — согласилась я.
— Только забористо очень, — хохотнула она в трубку. — Не покраснеешь?
— Постараюсь.
— Ну, слушай про своих «героев».
— Все? — спросила я.
Ты, бабеночка, зачем
Встала «раком» к телику?
Мою глупую жену
Кинуло в истерику…
— Нет, есть продолжение. Это, конечно, не про самого миллиардера. Но, видимо, «муж и жена — одна сатана». Отметь, народу вокруг гармониста собралось немало, смеялись, кидали в его кепку рублики — тысячные по-нашему. А тот выдал дальше:
— Но тот же народ говорит, — заявляю твердо, — «лучше один раз увидеть, чем несколько раз услышать».
Утешая, говорю:
«Какая тебе разница?
У тебя, как у нее,
Та же дырка в заднице».
— Выживешь — позвони!
— Непременно.
Так вот мы с ней, подругой моей, расстались. А я поехала на свидание с тем самым скандально известным миллиардером Брынцаловым.
Нет, нет, не на «вольво», не на «Жигулях» последнего фасона, а на трамвае-метро, как и подобает тому, кто не вписался в благодатные рыночные отношения. Очень, очень интересно увидеть живьем нашенского настоящего супербогача. Во-вторых, охота прояснить, можно ли на него положиться как на защитника и опору всем тем, кому этого очень хочется? В-третьих, а до конца ли В. А. Брынцалов понимает то, что делает?
Признаться, и сострадание мной руководило отчасти… Ну да — к миллиардеру… И обида жгла! И не меня одну. Моя соседка сорока с небольшим лет искренно горевала:
— Вот, думаю, наконец-то появился у русского народа лихой, толковый мужчина! Энергии тьма! Острить умеет! Всех «вождей» одной левой укладывает! Денег сумел нажить эвон какие! Заворожил! Околдовал! Мы же, российские женщины, до того истосковались по нормальному здоровому мужику! И на тебе! Или это их Александр Невзоров подкузьмил? Не знаете?
Не знала. Но тоже заподозрила именно «железного Феликса» экрана, что это он, он подкузьмил супругов Брынцаловых, выставив в самом что ни на есть непрезентабельном виде. И вся Россия, миллионы телезрителей, образно говоря, опупели и охнули-ахнули.
Кто-то изо всей той потрясающей, невероятной сцены с демонстрацией дамского крупа ухватил памятью лишь отдельные, особо, так сказать, образные выражения, а кто-то реплика за репликой оказался способен воссоздать на изумление пропустившей «кайф» публике. Вот в такой примерно последовательности:
Брынцалов: На кобыле я ездил в восемь лет. Что мне эти лошади? А?
Невзоров: Оскорбленный, как вы помните, Государственной Думой, усомнившейся в его здравии, кандидат в Президенты Российской Федерации Владимир Брынцалов, отомстивший, правда, и достаточно жестоко, задевшим его депутатам, решил доказать свою полную мужскую состоятельность и единственный из всех кандидатов в президенты решился сделать публичный смотр своему здоровью. Как известно, лучшего теста, чем верховая езда, не существует. В конноспортивном комплексе Битца кандидат в президенты совершил показательную верховую прогулку. Первый раз в жизни.
Брынцалов: Я кончу скоро здесь! Я держусь! Ногами надо держаться или не надо?
Невзоров: Конечно. Шенкелем, вот этим.
Брынцалов: Держаться, чтоб не било яйцами по седлу, да? Учусь на лошади, чтобы объезжать потом Россию! Не свалиться бы, сука! Отобьешь все себе на…. России тяжело, что неумехи на ней ездят, вот я и учусь, чтобы быть умелым.
Невзоров: А Россию будет объезжать поинтереснее!
Брынцалов: Молодец, умничка, давай!
Невзоров: Отвага была действительно продемонстрирована в полной мере. Супруга Владимира Алексеевича, пораженная тем, что внимание уделяется каким-то кобылам, тут же решила выяснить, чей круп, как она выразилась, в действительности лучше.
Наталья: А круп у меня покрасивее будет, чем у лошади!
Брынцалов: Надо сравнить, Наташа! Раздевайся, чего ты? Раз хочешь показать — раздевайся! Она себя хочет показать, Саша. Пуста показывает. Задержимся, сравним. Неплохо, да?
Молодая женщина сняла с себя какой-то серебристый комбинезончик, осталась в темненьком гимнастическом трико в обтяжечку и, не долго думая, наклонилась и встала попкой к телекамере. Ну как тут не ахнуть, не охнуть! Ну смелость же невероятная! Эпатаж так эпатаж! И померкли трюки достославного Владимира Вольфовича, сына юриста!
Ну так как, как это произойти могло? Почему на экран такое выскочило? Неужели миллиардер Владимир Брынцалов не сумел предупредить «зловещего правдолюбца» Александра Невзорова, чтоб тот не давал ходу столь каверзному сюжету? Неужели нельзя было заранее догадаться, россияне сначала выпучат глаза, потом хохотнут, а потом уж непременно припечатают частушкой? И вон ведь уже и в передаче «Играй, гармонь!» наяривают вовсю:
И это все, батюшки-светы, не просто про «нового русского», но про претендента на президентское кресло!
У Брынцалова жена
Ну совсем сошла с ума:
На глазах у всей страны
Взяла, скинула штаны.
А народ-то не дурак.
Мы ведь видим разницу —
Выбираем президента,
А не бабью задницу.
Но точно ли Александр Невзоров в этой «постановке» больше всех виноват? Может, сами Брынцаловы до сих пор веселятся, вспоминая, как разом заставили забыть всех и всяких там Жириновских и прочих «воображал»? А вовсе не рвут на себе волосы от отчаяния и стыда?
Вопросы, вопросы… И надо же такому случиться — уже почти на подходе к резиденции В. А. Брынцалова, у винно-водочного киоска слышу спор. О том же самом, таинственном, непонятном, загадочном миллиардере. Продавщица говорит:
— Вот еще «Ферейн» — неплохая водка. Возьмете?
— «Ферейн»?! — — взорвался вроде на пустом месте здоровый, рукастый детина. — Да засунь ты свой «Ферейн» знаешь куда?! От этого придурка Брынцалова чтоб я водку брал?!
— Какой же он тебе придурок, — миролюбиво отозвалась продавщица. — Это ты скорее придурок — с утра тебе бутылку подавай! А он с утра, небось, уже в делах-заботах! Головастый! С умом!
— Правильно! — загремел мужик. — Дел у него невпроворот! То нагреть-облапошить людей надо! То покричать, что он всех богатеями в один присест сделает! Жулик он — вот кто!
Так к кому же я иду-еду? К головастому мужику? Или к придурку? К жулику? Или к Богу Рынка, Царю Любви, Отцу Вселенной, как расшифровал его фамилию некий поклонник, за что и получил от Самого тысячу долларов в подарок, как о том оповестил «Постфактум»?
И как же он примет меня? С каких слов завяжется наша беседа? И где это состоится? Средь каких красот и роскошеств? Как увязать в одно эти самые «задницы» и пылкие обещания построить «невиданный капитализм с человеческим лицом»? И только ли от этого всероссийского недоумения проиграл подчистую лихой миллиардер на президентских выборах, не собрав и одного процента голосов в свою поддержку?
А он ведь так надеялся на «простых» людей… И «простые» же люди костерят его почем зря…