Страница:
Первый месяц, нет, первые две недели я присматривался к предприятию, к людям, я возглавил пресс-службу и стал практически пресс-секретарем. Меня ввели в семью, причем это быстро произошло. Оказалось, Брынцаловых немало, не только родственники, но и друзья, с кем он вместе создавал еще кооператив «Пчелка», потом «Ферейн». Было такое ощущение, как будто это некая казачья община, где друг за друга готовы стоять намертво, в обиду не дадут никогда, никого из своих, было видно, что, несмотря на распри, они всегда между собой договорятся. Кто-то на кого-то мог и крикнуть, но ясно было —это мощное содружество. Они критиковали Брынцалова… Я — человек новый, пришел со стороны, не имею отношения к его семье, к друзьям, не был ни с кем хорошо знаком, но когда увидел вот этот казачий род… Кстати, есть предание, что нынешняя территория, где Грозный, когда-то принадлежала его предкам по материнской линии. Вот эта общинность и ест русский характер. Когда кто-то пытался казать, что он не русский, что не может русский стать миллиардером, мол, кишка тонка, — это просто смешно. Русский казачий род — мощнейшая сила для любого взлета.
Да, да, бесцеремонность — это в стиле Владимира Алексеевича. И бравада, и напор, и готовность тотчас что-то делать, менять. Даже в мелочах. Вот он идет рядом с тобой и вдруг говорит: «Так, слушай, что-то мне не нравится твой пиджак». Но это не значит, что он заставит тебя идти и покупать пиджак. Он пойдет, купит тебе и скажет: «Знаешь, я думаю, тебе вот это будет лучше. Я тебе дарю». Так было со мной, так было с другими, так было со всеми людьми, которые работали у меня в пресс-службе — пять человек. Он сказал: «Так, я думаю, что надо бы приодеть вас. Мне не нравится, как вы одеты. Нет, нормально, но надо как-то по-другому, другой уровень, потому, что восприятие внешнее всегда важно». Я думаю, внешние атрибуты для него сегодня очень важны. Я видел, что он гордится своими вещами, какими-то своими приобретениями, картинами. У меня сложилось впечатление — он не может быть один, он всегда чувствует свою связь с другими людьми. Опять же он общинный донельзя человек! Из детства у него идет необходимость делиться. Он рассказывал, как однажды вышел на улицу в пять-шесть лет и решил спрятать бутерброд себе в карман. Его пацаны побили. Он говорит: «С тех пор я всегда делюсь». Вот это у него сохранилось до сих пор, только уже в крупных масштабах.
Что еще бросилось с самого начала в глаза? Я обратил внимание на его вкус. Ведь у него не было никаких модельеров, никаких художников, которые бы подсказывали, что есть хорошо и что ест плохо, или стилистов. Но чувство красивого у него есть.
— Милый, — робко вставляю я. — Но ведь…
— Согласен! — быстро парирует Александр, — но и у самого утонченного человека бывают не самые возвышенные пристрастия! У него же еще свой подход, своя рациональная идея, нравится она вам или нет. Он считает, что нужно поощрять реалистов-портретистов. Для него величайшим художником всех времен и народов является Шилов, который сделал его портрет и портрет его жены. Я не знаю, так это или не так, то есть лукавит он или нет, но я сомневаюсь, что он лукавит, он действительно его просто боготворит. И за глаза, и в глаза.
Дальше, отношение к культуре и отношение к искусству, и вообще вопрос вкуса. Видишь, вот ваза, делается на заводе «Ферейн», который в Черкесске. Нынешний руководитель этого завода — его младшая сестра Татьяна. Я говорю: «Тань, а как делаются эти амфоры? Кто их украшает?» Она говорит: «Сидят, делают девочки двадцати двух — двадцати пяти лет, которые пользуются сохранившимися формами раскопок из тех самых скифских курганов, а придумывают рисунки сами». Понимаешь, ни к кому не лезут в карман. Ни у кого не воруют. Наша древняя культура их выручает. Брынцалов говорит: «Надо ее вытащить, возродить и пустить по всему миру». Вот его подход.
Зазвонил телефон. Александр прислушался, встал, собрался уходить…
— Сам? Надолго?
— Кто знает…
— А я хотела спросить у тебя, с утра маялась: «Добрый человек Владимир Алексеевич? Подарит ли он мне „ВАЗ“ номер такой-то, если я напишу ему слезницу?»
Александр подумал чуть, полез в стол, вытащил пачку каких-то бумаг, протянул мне:
— Еще письма просителей… Их Владимир Алексеевич тоже велел выбросить… Не работу просят, а деньги, деньги…
Вечер закончился наедине со свежими газетами и пачкой этих писем. В газетах прочла, в частности: «По Москве гуляют упорные слухи: жена небезызвестного депутата Госдумы Наталья Брынцалова готовится стать певицей. И муж, сочтя ее вокал достойным российской эстрады, намерен якобы вложит в раскрутку супруги миллиарды. Причем уже в ближайшее время мы сможем лицезреть по ТВ клипы потенциальной „звезды“.
Пока же она ведет жизнь затворницы. Лица, близкие к семье, ситуацию комментируют так: «Наталья Геннадиевна настолько ярко показала себя в период предвыборной кампании мужа, что теперь Брынцалов решил — ей стоит временно уйти в тень…
Тем не менее, — простодушно-ехидненько сообщает корреспондентка далее, — удалось выяснит что недавно в миллиардерское гнездышко была приглашена няня-вокалистка, которая дает уроки и детям (4-летнему Алеше и 3-летней Алене), и маме. В конце ноября Брынцаловы собираются с размахом отпраздновать 50-летие — ожидается грандиозное шоу, организацией которого занимается жена…»
А еще прочла в газете такое:
«У меня повесилась мама. Нечем кормить детей. Пять месяцев не платили зарплату. Я не знаю кто конкретно виноват, но за маму я буду мстить. Мне 14 лет. Я буду учиться и думать, как отплатить за маму новому демократическому народному государству. Возможно буду разбирать рельсы, возможно аварии на газопроводе. Я еще подумаю, спешить нельзя. Я понимаю меня поймают. Ну что. Мама будет отомщена это точно. Ей нечем было кормить нас, а детям новых русских давали каждый день по 50 тысяч рублей на карманные расходы и они смеялись над нами. Буду уговаривать себе подобных на мщение. Мое письмо не напечатают. Но пусть ждут. Я подрасту. Новый русский „чеченец“. Москва (Пунктуация авторская.»)
Самое время взглянуть на небо и сказать: «Господи! Что же это происходит-то?!»
А в той пачке, что мне вручил пресс-секретарь В.А. Брынцалова, было такое письмишко:
«Многоуважаемый Владимир Алексеевич, здравствуйте! Мне всего 37 лет, работаю артисткой, живу в двухкомнатной квартире совсем одна и четыре кошки, родителей не имею, диагноз моей болезни — анемия, сужение пищевода… Живу одним днем, кушаю, как ребенок, а хочется того, чего нет в холодильнике. В больницу не ложусь, а то животные мои умрут с голоду и от скуки по хозяйке. Вы простите меня, но я хочу все-таки попросить у вас материальной помощи. Если, действительно, вы хороший, добрый человек, — подъехайте ко мне на квартиру…»
А потом мне позвонит мой въедливая, насмешливая подруга и оповестит на сон грядущий:
— Еще не отказалась от мысли делать книгу о Брынцалове? Нет? А ты подумай еще раз хорошенько! Вот, попалась мне на глаза довольно свежая газетка «Собеседник», а в ней статейка. Знаешь, как называется? «Брынцалова на нары?»
— То есть не с восклицательным знаком, а все-таки с вопросительным? И то хлеб. Ну, читай, раз не терпится.
И она прочла.
«На известного скандалиста собрано досье. Возможно, что в ближайшем будущем Владимиру Брынцалову придется распрощаться со своей прекрасной шевелюрой, сбрив ее наголо. Поскольку в парламенте уже ни для кого не секрет, что в московской прокуратуре якобы пришли к решению возбудить против шефа „Ферейна“ уголовное дело за неуплату налогов в размере около 70 миллиардов рубликов.
Возможное воцарение Брынцалова на нарах вызвало взрыв смачных сплетен в думских кулуарах: сколько Владимиру Алексеевичу «прилепят» и уйдет ли после этого к любовнику супруга? Причем ни один (!) законодатель нисколько не усомнился в причастности Брынцалова к финансовым махинациям. Более того, фракции ЛДПР, КПРФ, «Наш дом — Россия», и «Яблоко», а также независимые депутаты в лице Борового подтвердили нам, что при обращении прокуратуры обязательно проголосуют за лишение Брынцалова депутатской неприкосновенности — мол, надоел всем со своим богатством.
Перепуганный Владимир Алексеевич, по слухам, уже забегал по Думе с коммерческими предложениями — купить 300 голосов своих коллег во время обсуждения вопроса о лишении его депутатской неприкосновенности: за каждый голос предлагается от 2000 долларов. Однако, как заявил в интервью «Собеседнику» Владимир Жириновский, деньги от него никто из наших не возьмет — «я обычно сам проверяю после заседаний, кто как голосовал», Боровой же презрительно заявил, что «Брынцалов стал бедным после выборов, и меня купить у него денег не хватит».
«Все это грязная клевета! — заявили нам в аппарате отдыхающего пока на даче Брынцалова. — Да, он действительно имеет больше, чем указал в декларации. Но ведь это подарки завода! Наши рабочие исключительно из благодарности одаривают его чем могут». Однако в самой прокуратуре не уверены в столь безобидном получении основных доходов Брынцалова: сотрудник пресс-службы Николай Гастелло подтвердил, что «материал» на Брынцалова уже подобран, но добавил, что пока рано говорить о возбуждении дела, «так как собирание досье на того или иного человека еще не означает его вины».
Что мне оставалось делать? Спать. Ведь завтра с утра у меня третье утреннее свидание с вышеназванным «скандалистом». Если, конечно, ему еще не надели наручники и не посадили на нары…
А вдруг приду и увижу — антикварного Айвазовского выносят, секретарши суют в сумочки последние свои личные вещички, телохранители в полной растерянности подпирают косяки, а самого Владимира Алексеевича выводят из кабинета люди в погонах и с автоматами Калашникова наготове? Ведь время-то, время какое! Сегодня ты, положим, Михаил Сергеевич Горбачев, а завтра то да не то, вчера ты — знаменитый в определенных кругах и страсть как удачливый Япончик, а завтра — в американских железах за решеткой этой «сладкой» страны… Или вот еще — с утречка числился ты владельцем своей родимой однокомнатной, а к обеду — уже бомж, уже какие-то дружные, ловконькие людишки тебя, выпивоху бестолкового, ободрали как липку, и ты еще радуешься: «Жив, однако! А Вальке-корешу голову отрубили…»
В общем, живем-то мы, как на вулкане: и Очень Великие, и Малые сии… Конечно — большой расчет на везуху. Вдруг да…
ТЕЛЕ-ЛЮБИМОВ И ЧАСЫ С БРИЛЛИАНТАМИ
Да, да, бесцеремонность — это в стиле Владимира Алексеевича. И бравада, и напор, и готовность тотчас что-то делать, менять. Даже в мелочах. Вот он идет рядом с тобой и вдруг говорит: «Так, слушай, что-то мне не нравится твой пиджак». Но это не значит, что он заставит тебя идти и покупать пиджак. Он пойдет, купит тебе и скажет: «Знаешь, я думаю, тебе вот это будет лучше. Я тебе дарю». Так было со мной, так было с другими, так было со всеми людьми, которые работали у меня в пресс-службе — пять человек. Он сказал: «Так, я думаю, что надо бы приодеть вас. Мне не нравится, как вы одеты. Нет, нормально, но надо как-то по-другому, другой уровень, потому, что восприятие внешнее всегда важно». Я думаю, внешние атрибуты для него сегодня очень важны. Я видел, что он гордится своими вещами, какими-то своими приобретениями, картинами. У меня сложилось впечатление — он не может быть один, он всегда чувствует свою связь с другими людьми. Опять же он общинный донельзя человек! Из детства у него идет необходимость делиться. Он рассказывал, как однажды вышел на улицу в пять-шесть лет и решил спрятать бутерброд себе в карман. Его пацаны побили. Он говорит: «С тех пор я всегда делюсь». Вот это у него сохранилось до сих пор, только уже в крупных масштабах.
Что еще бросилось с самого начала в глаза? Я обратил внимание на его вкус. Ведь у него не было никаких модельеров, никаких художников, которые бы подсказывали, что есть хорошо и что ест плохо, или стилистов. Но чувство красивого у него есть.
— Милый, — робко вставляю я. — Но ведь…
— Согласен! — быстро парирует Александр, — но и у самого утонченного человека бывают не самые возвышенные пристрастия! У него же еще свой подход, своя рациональная идея, нравится она вам или нет. Он считает, что нужно поощрять реалистов-портретистов. Для него величайшим художником всех времен и народов является Шилов, который сделал его портрет и портрет его жены. Я не знаю, так это или не так, то есть лукавит он или нет, но я сомневаюсь, что он лукавит, он действительно его просто боготворит. И за глаза, и в глаза.
Дальше, отношение к культуре и отношение к искусству, и вообще вопрос вкуса. Видишь, вот ваза, делается на заводе «Ферейн», который в Черкесске. Нынешний руководитель этого завода — его младшая сестра Татьяна. Я говорю: «Тань, а как делаются эти амфоры? Кто их украшает?» Она говорит: «Сидят, делают девочки двадцати двух — двадцати пяти лет, которые пользуются сохранившимися формами раскопок из тех самых скифских курганов, а придумывают рисунки сами». Понимаешь, ни к кому не лезут в карман. Ни у кого не воруют. Наша древняя культура их выручает. Брынцалов говорит: «Надо ее вытащить, возродить и пустить по всему миру». Вот его подход.
Зазвонил телефон. Александр прислушался, встал, собрался уходить…
— Сам? Надолго?
— Кто знает…
— А я хотела спросить у тебя, с утра маялась: «Добрый человек Владимир Алексеевич? Подарит ли он мне „ВАЗ“ номер такой-то, если я напишу ему слезницу?»
Александр подумал чуть, полез в стол, вытащил пачку каких-то бумаг, протянул мне:
— Еще письма просителей… Их Владимир Алексеевич тоже велел выбросить… Не работу просят, а деньги, деньги…
Вечер закончился наедине со свежими газетами и пачкой этих писем. В газетах прочла, в частности: «По Москве гуляют упорные слухи: жена небезызвестного депутата Госдумы Наталья Брынцалова готовится стать певицей. И муж, сочтя ее вокал достойным российской эстрады, намерен якобы вложит в раскрутку супруги миллиарды. Причем уже в ближайшее время мы сможем лицезреть по ТВ клипы потенциальной „звезды“.
Пока же она ведет жизнь затворницы. Лица, близкие к семье, ситуацию комментируют так: «Наталья Геннадиевна настолько ярко показала себя в период предвыборной кампании мужа, что теперь Брынцалов решил — ей стоит временно уйти в тень…
Тем не менее, — простодушно-ехидненько сообщает корреспондентка далее, — удалось выяснит что недавно в миллиардерское гнездышко была приглашена няня-вокалистка, которая дает уроки и детям (4-летнему Алеше и 3-летней Алене), и маме. В конце ноября Брынцаловы собираются с размахом отпраздновать 50-летие — ожидается грандиозное шоу, организацией которого занимается жена…»
А еще прочла в газете такое:
«У меня повесилась мама. Нечем кормить детей. Пять месяцев не платили зарплату. Я не знаю кто конкретно виноват, но за маму я буду мстить. Мне 14 лет. Я буду учиться и думать, как отплатить за маму новому демократическому народному государству. Возможно буду разбирать рельсы, возможно аварии на газопроводе. Я еще подумаю, спешить нельзя. Я понимаю меня поймают. Ну что. Мама будет отомщена это точно. Ей нечем было кормить нас, а детям новых русских давали каждый день по 50 тысяч рублей на карманные расходы и они смеялись над нами. Буду уговаривать себе подобных на мщение. Мое письмо не напечатают. Но пусть ждут. Я подрасту. Новый русский „чеченец“. Москва (Пунктуация авторская.»)
Самое время взглянуть на небо и сказать: «Господи! Что же это происходит-то?!»
А в той пачке, что мне вручил пресс-секретарь В.А. Брынцалова, было такое письмишко:
«Многоуважаемый Владимир Алексеевич, здравствуйте! Мне всего 37 лет, работаю артисткой, живу в двухкомнатной квартире совсем одна и четыре кошки, родителей не имею, диагноз моей болезни — анемия, сужение пищевода… Живу одним днем, кушаю, как ребенок, а хочется того, чего нет в холодильнике. В больницу не ложусь, а то животные мои умрут с голоду и от скуки по хозяйке. Вы простите меня, но я хочу все-таки попросить у вас материальной помощи. Если, действительно, вы хороший, добрый человек, — подъехайте ко мне на квартиру…»
А потом мне позвонит мой въедливая, насмешливая подруга и оповестит на сон грядущий:
— Еще не отказалась от мысли делать книгу о Брынцалове? Нет? А ты подумай еще раз хорошенько! Вот, попалась мне на глаза довольно свежая газетка «Собеседник», а в ней статейка. Знаешь, как называется? «Брынцалова на нары?»
— То есть не с восклицательным знаком, а все-таки с вопросительным? И то хлеб. Ну, читай, раз не терпится.
И она прочла.
«На известного скандалиста собрано досье. Возможно, что в ближайшем будущем Владимиру Брынцалову придется распрощаться со своей прекрасной шевелюрой, сбрив ее наголо. Поскольку в парламенте уже ни для кого не секрет, что в московской прокуратуре якобы пришли к решению возбудить против шефа „Ферейна“ уголовное дело за неуплату налогов в размере около 70 миллиардов рубликов.
Возможное воцарение Брынцалова на нарах вызвало взрыв смачных сплетен в думских кулуарах: сколько Владимиру Алексеевичу «прилепят» и уйдет ли после этого к любовнику супруга? Причем ни один (!) законодатель нисколько не усомнился в причастности Брынцалова к финансовым махинациям. Более того, фракции ЛДПР, КПРФ, «Наш дом — Россия», и «Яблоко», а также независимые депутаты в лице Борового подтвердили нам, что при обращении прокуратуры обязательно проголосуют за лишение Брынцалова депутатской неприкосновенности — мол, надоел всем со своим богатством.
Перепуганный Владимир Алексеевич, по слухам, уже забегал по Думе с коммерческими предложениями — купить 300 голосов своих коллег во время обсуждения вопроса о лишении его депутатской неприкосновенности: за каждый голос предлагается от 2000 долларов. Однако, как заявил в интервью «Собеседнику» Владимир Жириновский, деньги от него никто из наших не возьмет — «я обычно сам проверяю после заседаний, кто как голосовал», Боровой же презрительно заявил, что «Брынцалов стал бедным после выборов, и меня купить у него денег не хватит».
«Все это грязная клевета! — заявили нам в аппарате отдыхающего пока на даче Брынцалова. — Да, он действительно имеет больше, чем указал в декларации. Но ведь это подарки завода! Наши рабочие исключительно из благодарности одаривают его чем могут». Однако в самой прокуратуре не уверены в столь безобидном получении основных доходов Брынцалова: сотрудник пресс-службы Николай Гастелло подтвердил, что «материал» на Брынцалова уже подобран, но добавил, что пока рано говорить о возбуждении дела, «так как собирание досье на того или иного человека еще не означает его вины».
Что мне оставалось делать? Спать. Ведь завтра с утра у меня третье утреннее свидание с вышеназванным «скандалистом». Если, конечно, ему еще не надели наручники и не посадили на нары…
А вдруг приду и увижу — антикварного Айвазовского выносят, секретарши суют в сумочки последние свои личные вещички, телохранители в полной растерянности подпирают косяки, а самого Владимира Алексеевича выводят из кабинета люди в погонах и с автоматами Калашникова наготове? Ведь время-то, время какое! Сегодня ты, положим, Михаил Сергеевич Горбачев, а завтра то да не то, вчера ты — знаменитый в определенных кругах и страсть как удачливый Япончик, а завтра — в американских железах за решеткой этой «сладкой» страны… Или вот еще — с утречка числился ты владельцем своей родимой однокомнатной, а к обеду — уже бомж, уже какие-то дружные, ловконькие людишки тебя, выпивоху бестолкового, ободрали как липку, и ты еще радуешься: «Жив, однако! А Вальке-корешу голову отрубили…»
В общем, живем-то мы, как на вулкане: и Очень Великие, и Малые сии… Конечно — большой расчет на везуху. Вдруг да…
ТЕЛЕ-ЛЮБИМОВ И ЧАСЫ С БРИЛЛИАНТАМИ
«Что наша жизнь? — спрашивал известный персонаж и сам же отвечал: — Игра!»
И — правильно. А я-то позабыла. Видите ли, всерьез принялась сопоставлять облики Владимира Алексеевича и Владимира Вольфовича. А в это же самое время пожар разгорался совсем в ином месте… И одна газетка так великолепно, со вкусом живописала происходящее:
«В Тверской суд съезжался телевизионный бомонд. Операторы расставляли софиты. Журналисты штудировали материалы дела. Их раздавали девушки пресс-службы ВИДа. Досье состояло из газетных публикаций, имеющих отношение к суду. Первой шла статья Ирины Петровской, завершали подборку репортажи с последнего судебного слушания. Оно, кстати, прервалось на том, что судья вызвала Александра Толмачева, пресс-секретаря Владимира Брынцалова, для дачи свидетельских показаний.
Статья телевизионного обозревателя «Известий» Ирины Петровской «Один на один с 15 тысячами» вышла в мае 1996 года. В ней журналистка, по выражению юриста газеты Макса Хазина, «воспроизвела слова пресс-секретаря Владимира Брынцалова Александра Толмачева», который утверждал, что бывшему кандидату в президенты пришлось заплатить 5 тысяч долларов за появление в программе Любимова «Один на один», хотя в ВИДе просили на десять тысяч больше».
Срочно звоню вышеупомянутому Александру Толмачеву:
— Что такое? Что бы это все значило? Александр, я не могу поверить, что эта не очень молодая журналистка так легко, на слово, поверила вам и настрочила свою статью…
Александр весело отозвался:
— Ее право!
И это после суда. А мне-то всегда казалось, ну как любому заурядобывателю, что суд — это последнее дело, это страшно, это ужасно, это постыдно и лучше не глядеть в ту сторону, где он есть.
Конечно, всегда жаль тех, кого там, в судах, «мотают», дергают ни за что, кто без вины виноватый, у кого нет настоящей защиты…
Но здесь, в этой новой, вдруг загремевшей истории — все словно бы шиворот-навыворот…
А вечером на телеэкране — мой невозмутимый, внушительный, респектабельный Александр и нисколько словно бы не уместный в «судебной» обстановке, не очень как бы главный — второй Александр — Любимов.
Что же случилось: что? Почему все газеты словно бы сговорились писать об этом процессе в «эстрадном» стиле? На уровне: «Доказано: трубный звук сопровождает пук, если скорость его отхождения превышает 0, 5 метра в секунду».
Оказалось, все дело в том, что жутко оскорбился телеведущий программы «Один на один» Александр Любимов на корреспондентку «Известий» Ирину Петровскую. Она же, — вот ведь какая непутевая, посмела обнародовать статью, в которой обвинила вышеназванного Александра, так сказать, во взяточничестве! Будто он, знаменитый «соловей перестройки», способен наживаться на передовых идеях, как, положим, обыкновенный гаишник на штрафах. А в самой середке сей истории, как выяснилось, находились… золотые часы с бриллиантами господина В.А. Брынцалова, которые у него «выпросил» господин В.. Жириновский!
Я конечно же могла бы со слов Александра Толмачева изложить ход судебного заседания. Но, чувствую, — это было совсем не то! Ибо для журналистов оно оказалось подлинным пиршеством, где перья точились с ходу и так и искрили юмором. А если отцитировать Юлию Папилову из «Ъ», то это и вовсе — почти Мольер.
Но сначала ядовитенькая прелюдия в исполнении Елены Калиничевой из «Экспресс-газеты»:
«В зале со стороны истца — Андрей Разбаш, а со стороны ответчика — Нугзар Бетанели, социолог, уже три раза (в 1993, 1995, 1996 годах) правильно предсказавший распределение голосов на выборах. В общем, „имена-фамилии, плешивые люди“. Только на судью Сергееву это никакого впечатления не производит. Она покрикивает на Разбаша, с трудом произносит фамилию генерального продюсера ОРТ Константина Эрнста (э-р-н-с-т) и демонстрирует полную независимость суда от всех. И становится ясно, что настоящая слава для телевизионщика — это когда его имя знает судья межмуниципального суда.
В широком смысле судятся люди из одной тусовки, так как Ира Петровская — тележурналист, и со всеми телевизионщиками «вась-вась». А тут в мае текущего года, во время выборов, она накололась. «Известия» пером Петровской написали, что Любимов, по словам пресс-секретаря Владимира Брынцалова, требовал с последнего 15 тысяч долларов за участие в передаче «Один на один» с Владимиром Жириновским. Поторговавшись, брынцаловцы якобы сторговались на пяти тысячах. Бессовестно дерут деньги с кандидатов в президенты на нашем общественном телевидении — сделала вывод газета. И правильный вывод. Но одно дело — сделать правильные выводы, а другие — доказать свою правоту. Этого журналистке «Известий» Ирине Петровской как раз и не удалось».
А теперь — слово Юлии Папиловой из «Ъ».
«Ожидалось также, что свидетельские показания на стороне истца дадут генпродюсер ОРТ Константин Эрнст и продюсер ВИДа Андрей Разбаш. Толмачев не пришел. Эрнст тоже. Разбаш запаздывал. Суд начался без свидетелей.
Судья Ольга Сергеева безнадежным тоном поинтересовалась, не решили ли стороны прийти к мирному соглашению. Адвокат Хазин попытался приступить к рассмотрению возможности мирового соглашения. Любимов напомнил ему, что на прошлом заседании они это уже обсудили. Хазин вспылил: «Я сам определяю, что мне делать в процессе». Судья всех успокоила. К вопросу о мире больше не возвращались.
Потом ответчики и их свидетели попытались воссоздать обстоятельства того вечера в «Останкино», когда в кулуарах состоялся разговор Петровской, Толмачева и других, и пресс-секретарь Брынцалова сделал неофициальное сообщение о взятках на телевидении. Первыми перед судом свидетельствовали социолог Нугзар Бетанели и журналист «Московских новостей» Юрий Богомолов.
— Я был удивлен, — вспоминал свидетель Бетанели, — и спросил Толмачева: неужели вы заплатили за участие в передаче? В ответ раздался дружный хохот. Но вообще я лично ни на минуту не сомневаюсь в порядочности Александра Любимова.
Тут в дверях появился Андрей Разбаш.
— Вы у нас свидетель? — уточнила судья. — Пожалуйста, обратно, в коридорчик.
Заседание продолжалось. Выступил Юрий Богомолов. Он, кстати, тоже написал статью в «Московских новостях» после разговора с Толмачевым. По его словам, Толмачев действительно сказал, что Брынцалову звонили из ВИДа и предлагали заплатить за появление в передаче. Однако того, что звонил именно Любимов, Богомолов утверждать не стал. Потом выяснилось, что за свою статью Богомолов уже извинился перед Любимовым на страницах «Московских новостей», где назвал Толмачева «мелким лгуном».
Любимов остался удовлетворен показаниями свидетелей Петровской.
Судья пригласила Разбаша.
— Сдайте паспорт секретарю.
— У меня его нет, ваша честь.
— Ну хоть какое-нибудь удостоверение личности?
— Я забыл.
Пауза.
— Ну, хорошо. Я думаю, все присутствующие подтверждают вашу личность.
Зал одобрительно прогудел в ответ. Допрос начался.
— Скажите, занимался ли Любимов выбором участников передач и финансированием?
— Вопрос некорректный.
— Здесь я решаю, какие вопросы задавать и как задавать. Отвечайте.
После долгих препирательств с судьей Разбаш сказал:
— Любимов не занимается вопросами финансирования, но принимает участие в выборе участников, — и пробормотал вполголоса: — И все-таки вопрос некорректный.
Больше свидетелей не было. Адвокат Любимова Змойро представил справку от Эрнста о том, что Любимов денег брать не мог. Суд ею удовлетворился и простил Эрнсту неявку. Стали выяснять, что же делать без Толмачева. Макс Хазин еще раз подтвердил, что Толмачев знал о заседании. Истцы же предъявили письмо Толмачева Любимову, в котором пресс-секретарь заявил, что ни о каких тысячах долларов в разговоре с Петровской он не упоминал. Письмо приобщили к делу. Хазин попытался воспротивиться этому: «Толмачев у нас еще жив. Он лично должен выступить в суде». Его не послушали.
Потом суд долго просматривал представленные сторонами видеодоказательства. Стороны принесли кассеты с интервью Брынцалова датским журналистам (Петровская) и интервью Эрнста и Любимова тоже датским журналистам. Телевизор истцы тоже принесли с собой. Кино, однако, было неинтересным, и участник процесса заскучали. Расшевелили всех слова Александра Любимова: «Толмачев пришел». От его показаний зависел исход дела.
Судья подозвала свидетеля к кафедре и строго предупредила:
«В суде вы должны говорить только правду». В зале засмеялись. Толмачев без тени улыбки пообещал не врать.
Судья процитировала «Известия»: «Мне позвонил Любимов и предложил Брынцалову поучаствовать в программе „Один на один“ за 15 тысяч долларов». Это ваши слова?
Толмачев : Это не мои слова.
Судья : Может, вы говорили что-нибудь похожее?
Толмачев : Я говорил не о 15 тысячах, а о 85. Столько стоят золотые часы с бриллиантами Брынцалова, которые он был вынужден подарить Жириновскому.
Судья : Вот вы прочитали статью Петровской. Скажите, а вы не поинтересовались у автора, откуда она взяла эти слова?
Толмачев : Нет, не интересовался. Это скандал. И он был нам на руку. После него появилось еще четыре заметки.
Адвокат Любимова : У вас или у вашего шефа есть доказательства того, что Любимов просил деньги у Брынцалова за эту передачу?
Толмачев : Конкретно за эту передачу никто никогда ничего не просил.
Хазин : Рассказывали ли вы о том, что на телевидении берут деньги за участие в передачах?
Толмачев : Говорил. И предлагал Петровской сделать большой материал о коррупции в средствах массовой информации. Это было один на один. Свидетелей не было. Я пригласил ее в ресторан для разговора. Она отказалась. А в той большой компании я просто сказала, что телеканалы нам предлагали выйти в эфир по рекламным ценам: ОРТ — до 30 тысяч долларов в минуту, ВГТРК — до 12 тысяч, МТК — до 6 тысяч. Мы отказывались. Таких денег у нас не было.
Петровская : После выхода моей заметки вы отказались от своих слов и сказали, что не можете говорить об этом, потому что на вас наехала налоговая полиция.
Толмачев : Никакого разговора не было. Хотя я опять предлагал Петровской встретиться и поговорить о коррупции в СМИ.
Допрос кончился. Потом начались прения сторон, хотя все уже было ясно. После полуторачасового перерыва судья Сергеева огласила решение: «Известия» должны напечатать опровержение и выплатить Любимову 7 миллионов в качестве возмещения морального вреда. Телевизионный бомонд покинул здание Тверского суда».
Уважаемый читатель! Так ты все понял? И о чем речь? И отчего столь весело, с такой «несерьезностью» описала действо журналистка?
Если нет — вернемся еще раз к судебному заседанию, где у пострадавшей стороны, у Александра Любимова, вдруг обнаружился великолепный, задушевнейший адвокат. Хотя он, этот самый адвокат, должен был бы ну изо всех сил выгораживать и воспевать свою подопечную Ирину Петровскую с ее злополучной статьей.
Адвоката зовут Макс Хазин.
Цитирую «Телескоп» № 42, его, считаю, многомудрую блистательную речь:
«… Любимов вправе брать деньги с тех, кого он приглашает в свою телепередачу. Ведь он вкладывает в нее душу, свой многогранный талант. Разве соизмеримы с какими-то жалкими долларами эти затраты. В конце концов, каждый творец сжигает на алтаре искусства себя. А если ты являешься еще и кумиром миллионов, а именно таким кумиром является уважаемый истец, если ты считаешься, и сам себя считаешь властителем душ, то, на мой взгляд, за оказанную честь приглашенные просто обязаны принести на тот же алтарь искусств свою дань, этот древний металл, который в последнее время фамильярно называется деньгами. Это не мой пример. Во все времена, в прямом и переносном смысле этого слова, творцы получали высокие гонорары за свои произведения. История не донесла до нас, сколько получил, например, Гомер от очень древних греков за „Илиаду“ и „Одиссею“. Но гениальный Моцарт за свои божественные симфонии и Франсиско Гойя, тоже гениальный, за свои портреты получали несравненно больше, чем их коллеги музыканты и художники, творящие в наших подземных переходах, например. И это справедливо. Поэтому телемастер истец Любимов, чьи произведения, безусловно, навечно останутся в анналах истории и советского, и российского, но я уверен, и мирового телеискусства, вправе получать гонорар, значительно отличающийся от официальных гонораров, которые неблагодарное общество назначает, к сожалению, своим даже признанным талантам. Греки говорили — жизнь коротка, искусство будет вечно. Но что такое жизнь, даже по-своему насыщенная, какого-то Брынцалова? Мы видели его неоднократно раньше, а сегодня имеем честь видеть, может быть, в последний раз… Зато благодаря искусству истца Любимова мир и через тысячу лет узнает, какой забавный человечек, с богатством сомнительного происхождения, претендовал на роль президента одной из величайших стран и одного из величайших народов. Благодаря ему, Любимову, будущее поколение это все узнает. Это стоит любых денег. Говорят, бессмертная значимость искусства вообще…
Судья : Вы, по-моему, уклонились от темы прений. Ваши предложения по делу.
Хазин: Это как раз по делу.
Судья: Это не по делу. Мы не Любимова сейчас разбираем.
Хазин : Я далек от намерений иронизировать. И о какой иронии может идти речь, если сам истец Любимов на полном серьезе предельно четко обозначил, какую ценность он представляет для человечества, в частности, такие его качества, как честь, достоинство и деловая репутация. И это непосредственно по делу. Я перехожу к последнему. Он даже продешевил, оценив в 15 миллиардов рублей. Как жалко на его фоне выглядят ранее судившиеся со СМИ Руцкой, другие известные политические деятели, и не подозревавшие о существовании такой суммы, ни в коем случае не относившие их к своим скромным персонам. Истец Любимов установил арифметический рекорд и уверен, что никто уже не побьет его. И в то же время, как ни парадоксально это прозвучит, и я огорчен, что он не получит этих денег — нет их в редакции, пройдитесь по цеху, нет их и у Петровской, она просто столько не зарабатывает. Так же, как и не получит удовлетворения своих гораздо более скромных притязаний, как не получили его знаменитые предшественники по судебным вопросам. Что касается конкретно этой суммы, то она представляет, извините, не более чем медицинский интерес. Если бы речь шла не о Любимове, а о любом другом человеке, уверен — специалисты поставили бы свой краткий диагноз из двух слов. Если вспомните, то это слова — мания величия.
… Судья : Дополнения у ответчика, адвоката?
Хазин : У ответчика дополнение. Мы очень внимательно выслушали здесь очень уважаемых свидетелей. Чтобы не затягивать судебное следствие, могу предложить еще 10 человек, которые подтвердили бы то же самое обстоятельство, о котором рассказали они. Они сказали, что там было 50 человек, и они подтвердят то же самое, что Толмачев, который только что, на мой взгляд, дал ложное показание, публично в присутствии этих 50 человек после передачи «Один на один» рассказал обо всем том, о чем написала Ирина Петровская. Таким образом, именно Толмачев распространил эту ложную и недостоверную информацию об уважаемом нами всеми Александре Любимове. В постановлении Пленума Верховного Суда РФ № 11 от августа 1992 года указано, что человек является распространителем ложной информации, даже если бы он поведал ее одному человеку, а здесь же речь не об одном человеке. Должны быть привлечены граждане и организации, от которых поступили такие сведения. Таким образом, руководствуясь статьей 36 ГК РСФСР, я прошу привлечь в качестве соответчика Александра Толмачева. Таким образом, он перейдет из одной процессуальной категории в другую.
И — правильно. А я-то позабыла. Видите ли, всерьез принялась сопоставлять облики Владимира Алексеевича и Владимира Вольфовича. А в это же самое время пожар разгорался совсем в ином месте… И одна газетка так великолепно, со вкусом живописала происходящее:
«В Тверской суд съезжался телевизионный бомонд. Операторы расставляли софиты. Журналисты штудировали материалы дела. Их раздавали девушки пресс-службы ВИДа. Досье состояло из газетных публикаций, имеющих отношение к суду. Первой шла статья Ирины Петровской, завершали подборку репортажи с последнего судебного слушания. Оно, кстати, прервалось на том, что судья вызвала Александра Толмачева, пресс-секретаря Владимира Брынцалова, для дачи свидетельских показаний.
Статья телевизионного обозревателя «Известий» Ирины Петровской «Один на один с 15 тысячами» вышла в мае 1996 года. В ней журналистка, по выражению юриста газеты Макса Хазина, «воспроизвела слова пресс-секретаря Владимира Брынцалова Александра Толмачева», который утверждал, что бывшему кандидату в президенты пришлось заплатить 5 тысяч долларов за появление в программе Любимова «Один на один», хотя в ВИДе просили на десять тысяч больше».
Срочно звоню вышеупомянутому Александру Толмачеву:
— Что такое? Что бы это все значило? Александр, я не могу поверить, что эта не очень молодая журналистка так легко, на слово, поверила вам и настрочила свою статью…
Александр весело отозвался:
— Ее право!
И это после суда. А мне-то всегда казалось, ну как любому заурядобывателю, что суд — это последнее дело, это страшно, это ужасно, это постыдно и лучше не глядеть в ту сторону, где он есть.
Конечно, всегда жаль тех, кого там, в судах, «мотают», дергают ни за что, кто без вины виноватый, у кого нет настоящей защиты…
Но здесь, в этой новой, вдруг загремевшей истории — все словно бы шиворот-навыворот…
А вечером на телеэкране — мой невозмутимый, внушительный, респектабельный Александр и нисколько словно бы не уместный в «судебной» обстановке, не очень как бы главный — второй Александр — Любимов.
Что же случилось: что? Почему все газеты словно бы сговорились писать об этом процессе в «эстрадном» стиле? На уровне: «Доказано: трубный звук сопровождает пук, если скорость его отхождения превышает 0, 5 метра в секунду».
Оказалось, все дело в том, что жутко оскорбился телеведущий программы «Один на один» Александр Любимов на корреспондентку «Известий» Ирину Петровскую. Она же, — вот ведь какая непутевая, посмела обнародовать статью, в которой обвинила вышеназванного Александра, так сказать, во взяточничестве! Будто он, знаменитый «соловей перестройки», способен наживаться на передовых идеях, как, положим, обыкновенный гаишник на штрафах. А в самой середке сей истории, как выяснилось, находились… золотые часы с бриллиантами господина В.А. Брынцалова, которые у него «выпросил» господин В.. Жириновский!
Я конечно же могла бы со слов Александра Толмачева изложить ход судебного заседания. Но, чувствую, — это было совсем не то! Ибо для журналистов оно оказалось подлинным пиршеством, где перья точились с ходу и так и искрили юмором. А если отцитировать Юлию Папилову из «Ъ», то это и вовсе — почти Мольер.
Но сначала ядовитенькая прелюдия в исполнении Елены Калиничевой из «Экспресс-газеты»:
«В зале со стороны истца — Андрей Разбаш, а со стороны ответчика — Нугзар Бетанели, социолог, уже три раза (в 1993, 1995, 1996 годах) правильно предсказавший распределение голосов на выборах. В общем, „имена-фамилии, плешивые люди“. Только на судью Сергееву это никакого впечатления не производит. Она покрикивает на Разбаша, с трудом произносит фамилию генерального продюсера ОРТ Константина Эрнста (э-р-н-с-т) и демонстрирует полную независимость суда от всех. И становится ясно, что настоящая слава для телевизионщика — это когда его имя знает судья межмуниципального суда.
В широком смысле судятся люди из одной тусовки, так как Ира Петровская — тележурналист, и со всеми телевизионщиками «вась-вась». А тут в мае текущего года, во время выборов, она накололась. «Известия» пером Петровской написали, что Любимов, по словам пресс-секретаря Владимира Брынцалова, требовал с последнего 15 тысяч долларов за участие в передаче «Один на один» с Владимиром Жириновским. Поторговавшись, брынцаловцы якобы сторговались на пяти тысячах. Бессовестно дерут деньги с кандидатов в президенты на нашем общественном телевидении — сделала вывод газета. И правильный вывод. Но одно дело — сделать правильные выводы, а другие — доказать свою правоту. Этого журналистке «Известий» Ирине Петровской как раз и не удалось».
А теперь — слово Юлии Папиловой из «Ъ».
«Ожидалось также, что свидетельские показания на стороне истца дадут генпродюсер ОРТ Константин Эрнст и продюсер ВИДа Андрей Разбаш. Толмачев не пришел. Эрнст тоже. Разбаш запаздывал. Суд начался без свидетелей.
Судья Ольга Сергеева безнадежным тоном поинтересовалась, не решили ли стороны прийти к мирному соглашению. Адвокат Хазин попытался приступить к рассмотрению возможности мирового соглашения. Любимов напомнил ему, что на прошлом заседании они это уже обсудили. Хазин вспылил: «Я сам определяю, что мне делать в процессе». Судья всех успокоила. К вопросу о мире больше не возвращались.
Потом ответчики и их свидетели попытались воссоздать обстоятельства того вечера в «Останкино», когда в кулуарах состоялся разговор Петровской, Толмачева и других, и пресс-секретарь Брынцалова сделал неофициальное сообщение о взятках на телевидении. Первыми перед судом свидетельствовали социолог Нугзар Бетанели и журналист «Московских новостей» Юрий Богомолов.
— Я был удивлен, — вспоминал свидетель Бетанели, — и спросил Толмачева: неужели вы заплатили за участие в передаче? В ответ раздался дружный хохот. Но вообще я лично ни на минуту не сомневаюсь в порядочности Александра Любимова.
Тут в дверях появился Андрей Разбаш.
— Вы у нас свидетель? — уточнила судья. — Пожалуйста, обратно, в коридорчик.
Заседание продолжалось. Выступил Юрий Богомолов. Он, кстати, тоже написал статью в «Московских новостях» после разговора с Толмачевым. По его словам, Толмачев действительно сказал, что Брынцалову звонили из ВИДа и предлагали заплатить за появление в передаче. Однако того, что звонил именно Любимов, Богомолов утверждать не стал. Потом выяснилось, что за свою статью Богомолов уже извинился перед Любимовым на страницах «Московских новостей», где назвал Толмачева «мелким лгуном».
Любимов остался удовлетворен показаниями свидетелей Петровской.
Судья пригласила Разбаша.
— Сдайте паспорт секретарю.
— У меня его нет, ваша честь.
— Ну хоть какое-нибудь удостоверение личности?
— Я забыл.
Пауза.
— Ну, хорошо. Я думаю, все присутствующие подтверждают вашу личность.
Зал одобрительно прогудел в ответ. Допрос начался.
— Скажите, занимался ли Любимов выбором участников передач и финансированием?
— Вопрос некорректный.
— Здесь я решаю, какие вопросы задавать и как задавать. Отвечайте.
После долгих препирательств с судьей Разбаш сказал:
— Любимов не занимается вопросами финансирования, но принимает участие в выборе участников, — и пробормотал вполголоса: — И все-таки вопрос некорректный.
Больше свидетелей не было. Адвокат Любимова Змойро представил справку от Эрнста о том, что Любимов денег брать не мог. Суд ею удовлетворился и простил Эрнсту неявку. Стали выяснять, что же делать без Толмачева. Макс Хазин еще раз подтвердил, что Толмачев знал о заседании. Истцы же предъявили письмо Толмачева Любимову, в котором пресс-секретарь заявил, что ни о каких тысячах долларов в разговоре с Петровской он не упоминал. Письмо приобщили к делу. Хазин попытался воспротивиться этому: «Толмачев у нас еще жив. Он лично должен выступить в суде». Его не послушали.
Потом суд долго просматривал представленные сторонами видеодоказательства. Стороны принесли кассеты с интервью Брынцалова датским журналистам (Петровская) и интервью Эрнста и Любимова тоже датским журналистам. Телевизор истцы тоже принесли с собой. Кино, однако, было неинтересным, и участник процесса заскучали. Расшевелили всех слова Александра Любимова: «Толмачев пришел». От его показаний зависел исход дела.
Судья подозвала свидетеля к кафедре и строго предупредила:
«В суде вы должны говорить только правду». В зале засмеялись. Толмачев без тени улыбки пообещал не врать.
Судья процитировала «Известия»: «Мне позвонил Любимов и предложил Брынцалову поучаствовать в программе „Один на один“ за 15 тысяч долларов». Это ваши слова?
Толмачев : Это не мои слова.
Судья : Может, вы говорили что-нибудь похожее?
Толмачев : Я говорил не о 15 тысячах, а о 85. Столько стоят золотые часы с бриллиантами Брынцалова, которые он был вынужден подарить Жириновскому.
Судья : Вот вы прочитали статью Петровской. Скажите, а вы не поинтересовались у автора, откуда она взяла эти слова?
Толмачев : Нет, не интересовался. Это скандал. И он был нам на руку. После него появилось еще четыре заметки.
Адвокат Любимова : У вас или у вашего шефа есть доказательства того, что Любимов просил деньги у Брынцалова за эту передачу?
Толмачев : Конкретно за эту передачу никто никогда ничего не просил.
Хазин : Рассказывали ли вы о том, что на телевидении берут деньги за участие в передачах?
Толмачев : Говорил. И предлагал Петровской сделать большой материал о коррупции в средствах массовой информации. Это было один на один. Свидетелей не было. Я пригласил ее в ресторан для разговора. Она отказалась. А в той большой компании я просто сказала, что телеканалы нам предлагали выйти в эфир по рекламным ценам: ОРТ — до 30 тысяч долларов в минуту, ВГТРК — до 12 тысяч, МТК — до 6 тысяч. Мы отказывались. Таких денег у нас не было.
Петровская : После выхода моей заметки вы отказались от своих слов и сказали, что не можете говорить об этом, потому что на вас наехала налоговая полиция.
Толмачев : Никакого разговора не было. Хотя я опять предлагал Петровской встретиться и поговорить о коррупции в СМИ.
Допрос кончился. Потом начались прения сторон, хотя все уже было ясно. После полуторачасового перерыва судья Сергеева огласила решение: «Известия» должны напечатать опровержение и выплатить Любимову 7 миллионов в качестве возмещения морального вреда. Телевизионный бомонд покинул здание Тверского суда».
Уважаемый читатель! Так ты все понял? И о чем речь? И отчего столь весело, с такой «несерьезностью» описала действо журналистка?
Если нет — вернемся еще раз к судебному заседанию, где у пострадавшей стороны, у Александра Любимова, вдруг обнаружился великолепный, задушевнейший адвокат. Хотя он, этот самый адвокат, должен был бы ну изо всех сил выгораживать и воспевать свою подопечную Ирину Петровскую с ее злополучной статьей.
Адвоката зовут Макс Хазин.
Цитирую «Телескоп» № 42, его, считаю, многомудрую блистательную речь:
«… Любимов вправе брать деньги с тех, кого он приглашает в свою телепередачу. Ведь он вкладывает в нее душу, свой многогранный талант. Разве соизмеримы с какими-то жалкими долларами эти затраты. В конце концов, каждый творец сжигает на алтаре искусства себя. А если ты являешься еще и кумиром миллионов, а именно таким кумиром является уважаемый истец, если ты считаешься, и сам себя считаешь властителем душ, то, на мой взгляд, за оказанную честь приглашенные просто обязаны принести на тот же алтарь искусств свою дань, этот древний металл, который в последнее время фамильярно называется деньгами. Это не мой пример. Во все времена, в прямом и переносном смысле этого слова, творцы получали высокие гонорары за свои произведения. История не донесла до нас, сколько получил, например, Гомер от очень древних греков за „Илиаду“ и „Одиссею“. Но гениальный Моцарт за свои божественные симфонии и Франсиско Гойя, тоже гениальный, за свои портреты получали несравненно больше, чем их коллеги музыканты и художники, творящие в наших подземных переходах, например. И это справедливо. Поэтому телемастер истец Любимов, чьи произведения, безусловно, навечно останутся в анналах истории и советского, и российского, но я уверен, и мирового телеискусства, вправе получать гонорар, значительно отличающийся от официальных гонораров, которые неблагодарное общество назначает, к сожалению, своим даже признанным талантам. Греки говорили — жизнь коротка, искусство будет вечно. Но что такое жизнь, даже по-своему насыщенная, какого-то Брынцалова? Мы видели его неоднократно раньше, а сегодня имеем честь видеть, может быть, в последний раз… Зато благодаря искусству истца Любимова мир и через тысячу лет узнает, какой забавный человечек, с богатством сомнительного происхождения, претендовал на роль президента одной из величайших стран и одного из величайших народов. Благодаря ему, Любимову, будущее поколение это все узнает. Это стоит любых денег. Говорят, бессмертная значимость искусства вообще…
Судья : Вы, по-моему, уклонились от темы прений. Ваши предложения по делу.
Хазин: Это как раз по делу.
Судья: Это не по делу. Мы не Любимова сейчас разбираем.
Хазин : Я далек от намерений иронизировать. И о какой иронии может идти речь, если сам истец Любимов на полном серьезе предельно четко обозначил, какую ценность он представляет для человечества, в частности, такие его качества, как честь, достоинство и деловая репутация. И это непосредственно по делу. Я перехожу к последнему. Он даже продешевил, оценив в 15 миллиардов рублей. Как жалко на его фоне выглядят ранее судившиеся со СМИ Руцкой, другие известные политические деятели, и не подозревавшие о существовании такой суммы, ни в коем случае не относившие их к своим скромным персонам. Истец Любимов установил арифметический рекорд и уверен, что никто уже не побьет его. И в то же время, как ни парадоксально это прозвучит, и я огорчен, что он не получит этих денег — нет их в редакции, пройдитесь по цеху, нет их и у Петровской, она просто столько не зарабатывает. Так же, как и не получит удовлетворения своих гораздо более скромных притязаний, как не получили его знаменитые предшественники по судебным вопросам. Что касается конкретно этой суммы, то она представляет, извините, не более чем медицинский интерес. Если бы речь шла не о Любимове, а о любом другом человеке, уверен — специалисты поставили бы свой краткий диагноз из двух слов. Если вспомните, то это слова — мания величия.
… Судья : Дополнения у ответчика, адвоката?
Хазин : У ответчика дополнение. Мы очень внимательно выслушали здесь очень уважаемых свидетелей. Чтобы не затягивать судебное следствие, могу предложить еще 10 человек, которые подтвердили бы то же самое обстоятельство, о котором рассказали они. Они сказали, что там было 50 человек, и они подтвердят то же самое, что Толмачев, который только что, на мой взгляд, дал ложное показание, публично в присутствии этих 50 человек после передачи «Один на один» рассказал обо всем том, о чем написала Ирина Петровская. Таким образом, именно Толмачев распространил эту ложную и недостоверную информацию об уважаемом нами всеми Александре Любимове. В постановлении Пленума Верховного Суда РФ № 11 от августа 1992 года указано, что человек является распространителем ложной информации, даже если бы он поведал ее одному человеку, а здесь же речь не об одном человеке. Должны быть привлечены граждане и организации, от которых поступили такие сведения. Таким образом, руководствуясь статьей 36 ГК РСФСР, я прошу привлечь в качестве соответчика Александра Толмачева. Таким образом, он перейдет из одной процессуальной категории в другую.