— Никогда не расставайся с ним, дорогая, ведь его носили твои предки и будут носить твои дети.
   Констанция с удивлением посмотрела на отца. Ей никак не верилось, что у нее самой могут когда-нибудь быть дети.
   Девочке казалось, что она навсегда останется такой, какая она сейчас.
   — Тогда я его спрячу, — Констанция заправила медальон за платье и положила голову на плечо отца.
   Она была еще слишком мала и тряская дорога утомила ее. Вскоре Констанция уже спала, а граф Аламбер поглаживал ее волнистые волосы.
   Он подумал, что, наверное, все-таки разбудит дочь, когда впереди покажется море. Ведь одно дело — увидеть его с самого берега спросонья, а другое дело — видеть как оно приближается, все разрастаясь, заполняя собой весь горизонт,
   Увидеть издалека паруса кораблей и загадать, на котором ты поплывешь…
   Граф Аламбер вспомнил, как сам впервые увидел море, когда отец привез его в Дувр. Это было необыкновенное, незабываемое зрелище, так глубоко врезавшееся в детскую память, что и теперь Рене помнил тот день в мельчайших подробностях. Он вспомнил, как впервые притронулся к морской воде и удивился, что она соленая на вкус, хотя отец задолго предупреждал его об этом. Он вспомнил, как умыл свое
   Разгоряченное после долгой езды лицо прохладной морской водой и потом долго играл на берегу с замысловатыми по форме ракушками.
 
   — О, вода холодная! — обрадованно воскликнула Констанция.
   — А вот, смотри, дорогая? Ракушки, я тебе о них рассказывал.
   Граф Аламбер поднял две створки раковин и сложил их вместе. Тускло сверкнул перламутр.
   — Какие они красивые! — закричала Констанция. Отец отдал дочери ракушки и девочка сразу же стала с ними играть. Она насыпала в них песок, высыпала его, набирала в ракушки воду и даже несколько раз лизнула.
   — Соленая-соленая, — сказала девочка, — как слезы. Пока Рене забавлялся с дочерью, к экипажу, прихрамывая, подошел широкоплечий бородатый мужчина. Рыжие волосы были стянуты в тугой пучок на затылке, а голову прикрывала треуголка.
   Граф Аламбер, увидев капитана, заспешил к своему экипажу.
   — Месье, вы граф Аламбер? — поклонился капитан. — Да, это я.
   — А я Симон Совинье, капитан»Святого Антония», все готово к отплытию, прикажете грузить?
   — Да, да, загружайтесь.
   Капитан взял свисток, висевший у него на массивной цепочке, сунул его в рот и раздался оглушительный свист.
   Констанция от восторга захлопала в ладоши и даже забыла о своих ракушках. Тут же к экипажу подбежало несколько матросов, и Жанет с Маргаритой начали отдавать приказания.
   Матросы похватали тяжелые дорожные сундуки и кожаные саквояжи и за один раз внесли все на корабль, который покачивался на волнах в конце причала.
   — Я хочу на корабль, отец! — попросилась Констанция.
   — Сейчас пойдем.
   Капитан»Святого Антония» исподлобья взглянул на графиню Аламбер, потом с улыбкой на Жанет и, покосившись на графа, сказал:
   — Мы условились о цене с вашим человеком, но половину, граф, я хотел бы получить сразу.
   Граф Аламбер насторожился.
   — По-моему, первоначально мы договаривались, что все деньги вы получите на месте, по прибытию в Англию.Капитан развел мозолистые руки в стороны.
   — Знаете, граф, сейчас тяжелые времена, мне хотелось бы предварительно рассчитаться с командой, ведь они тоже просят денег.
   Граф Аламбер понял, что у него не остается выбора, и тугой кожаный кошелек тут же перекочевал из рук графа Рене в глубокий карман капитана Совинье.
   Тот удовлетворенно осклабился, показывая крупные, желтые от табака зубы.
   — Граф, я хочу вас предупредить, что мой корабль не очень приспособлен для длительных путешествий. Правда, там есть пару кают, я даже освободил для вас свою. Мои матросы выскоблили их и привели в порядок. Так что не обессудьте, если
   Что не так, я сделал все, что мог.
   — Капитан, дорога не длинная и не стоило особо беспокоиться.
   Капитан»Святого Антония» посмотрел на небо, по которому кое-где плыли высокие перистые облака.
   — Ваша светлость, океан — вещь серьезная. Иногда выходишь из порта и думаешь, что уже через день будешь на месте. Но вдруг налетит ветер или, наоборот, стихнет, и мотаешься посреди бескрайней равнины целую неделю.
   — Надеюсь, этого не произойдет, — недовольно наморщил лоб граф Аламбер.
   — Я тоже хотел бы надеяться.
   Капитан достал из кармана массивную трубку, украшенную серебряными кольцами, сунул ее в рот и вразвалку зашагал по дощатому причалу к своему паруснику.
   — Скоро начнется отлив, поэтому лучше поспешить — на ходу бросил капитан графу Аламберу.
   — Все зависит от вас, капитан, я готов отплыть сию минуту.Рене подхватил свой сундучок и отправил экипаж, предварительно посмотрев, не забыли ли чего женщины.
   Констанция, держа на руках куклу, уже поднималась по шаткому мостику на борт»Святого Антония». Жанет судорожно хваталась за веревочные перила, боясь ступить на сходни.
   Один из матросов радостно осклабился и придержал ее за локоть.
   — Мадемуазель, позвольте вам помочь, — с провансальским акцентом сказал матрос.
   Побледневшая Жанет согласно закивала и, поддерживаемая под руку широкоплечим матросом, благополучно перебралась на борт корабля. Но все равно испуг не покидал ее лица. Ведь парусник, с берега казавшийся огромным, покачивался на небольших волнах как перышко, и молодую девушку охватил страх.
   — А мы не утонем, месье? — обратилась она к матросу.
   — Да что вы, мадемуазель, я уже десять лет плаваю и еще ни разу не тонул.
   Жанет немного успокоилась.
   — А что, ваш корабль все время так качается?
   — Да нет, сейчас он стоит как вкопанный, а вот выйдет из бухты, вот тогда качать будет как на качелях.
   — Ой! — воскликнула Жанет. — У меня от качелей кружится голова.
   — Наверное, мадемуазель, вас будет тошнить, — заулыбался матрос. — Знаете, мадемуазель, я бы вам посоветовал перед отплытием выпить немного рома.
   — Но меня, месье, и от него тошнит.
   — Тогда я знаю еще одно верное средство, но оно помогает только мужчинам.
   — Что же это такое? — поинтересовалась девушка.
   — Надо беспрерывно курить.
   — Фу, какая гадость! — фыркнула Жанет и только сейчас смогла разобрать, насколько страшное лицо у этого матроса.
   Встреть она его где-нибудь на дороге, она бы завизжала и бросилась прочь. Действительно, широкоплечий матрос выглядел настоящим разбойником. Глубокие шрамы прорезали его лицо, словно морские волны гладь океана. Он бын небрит и непричесан, а голубые глаза свирепо смотрели из-под косматых бровей. Во рту не хватало переднего зуба, а на правой руке не было двух пальцев. Его волосатая,
   Загорелая до черноты рука напоминала клешню краба и казалось, что ему доставляет удовольствие постоянно демонстрировать девушке свою искалеченную кисть.
   Начался отлив. Рыжебородый капитан поднялся на мостик и грозно принялся отдавать приказания.
   Сходни с грохотом были подняты, матросы бросились на мачты, захлопали паруса, и»Святой Антоний» медленно отчалил от причала, направляясь к выходу из бухты.
   Путешественники еще не заняли свои каюты. Они стояли на палубе и смотрели, как медленно удаляется земля, как кипит за кормой голубая вода в белых хлопьях пены.
   Едва»Святой Антоний» свернул за мыс, как паруса наполнились упругим ветром и казалось, чья-то невидимая рука понесла корабль по волнам. Он переваливался с гребня на гребень.
   Женщины вцепились руками в поручни. Констанция прижалась к отцу и восторженно смотрела на голубые волны, на пенные гребни, на тугие паруса и на стремительных чаек, которые носились над парусником, будто прощаясь с ним.
   Птицы тревожно и надсадно кричали, касались крыльями воды и вновь взмывали в небо.
   — Какие большущие птицы! — сказала Констанция отцу, глядя как одна из чаек опустилась на рею мачты.
   — Это чайки, Констанция.
   — А почему у нас в парке не живут такие большие птицы?
   — Они живут только на море, они ловят рыбу. Вот, посмотри.
   Отец указал Констанции на чайку, которая ловко спланировав, изящно коснулась воды и взмыла, сжимая в клюве серебристую трепещущую рыбу.
   Несколько часов с правого борта плыл берег. Были видны далекие холмы, кое-где сверкали на солнце башни соборов, теплый и свежий ветер порывами ударял в натянутые паруса. Светило яркое солнце, сверкали волны и уходить с палубы в тесную каюту не хотелось.
   Граф Аламбер, поставив ногу на свой сундучок, смотрел в голубеющий горизонт. Он заметил, как из-за горизонта медленно плывет навстречу паруснику небольшая темная туча.
   А капитан парусника поглядывал на эту с первого взгляда небольшую тучу очень настороженно, то и дело прикладывал ладонь к глазам и вглядывался в темневший горизонт.
   — Мне что-то не нравится эта туча, — обратился он к одному из матросов.
   Тот взглянул на небо, смочил слюной указательный палец и поднял над головой.
   — Да и ветер крепчает, капитан, — сказал матрос, — не нравится мне все это.
   Рыжебородый капитан неторопливо спустился с мостика и подошел к своим пассажирам.
   — Ваша светлость, — обратился он к графу Аламберу, — я думаю, нам лучше будет завернуть в какую-нибудь бухту и отложить на время нашу поездку.
   — А в чем дело? — осведомился граф Аламбер. Капитан предложил графу отойти немного в сторону и они, застыв у мачты, стали вглядываться вдаль.
   Видите вот ту темную тучу? Граф утвердительно кивнул.
   — Она предвещает шторм.
   — Шторм? — изумился граф. Он не мог поверить, что их может ожидать шторм, когда в небе так ярко светит солнце.
   — Да-да, граф, самый настоящий шторм, чувствуете, как крепчает ветер?
   Мачты над их головами поскрипывали, парус, натянутый до отказа, потрескивал, казалось, еще один порыв-и он сорвется.»Святой Антоний» быстро мчался вдоль берега, то и дело подскакивая на высоких волнах.
   — Вы думаете, это опасно? — спросил граф Аламбер.
   — Все может быть, — задумчиво произнес рыжебородый капитан, — океан шутить не любит, пусть даже это и узкий пролив.
   — Нет, капитан, мы не можем задерживаться, меня ждут в Англии. К тому же, половину денег вы уже получили.
   Капитан пожал широкими плечами.
   — Что ж, ваша светлость, мое дело вас предупредить, а ваше — принять решение. Если вы хотите плыть, то поплывем.
   — Да, да, — кивнул граф Аламбер, — мы поплывем, дело не терпит отлагательств.
   Капитан вновь поднялся на свой мостик и уже зло приказал матросам быстро собрать один парус.
   Горизонт постепенно сливался с потемневшим небом, хотя еще ярко светило солнце. Корабль немного изменил курс, удалившись от берега, и уже справа был только океан и белые барашки волн. Потянуло прохладой. Волны крепчали и
   Разбиваясь о борт корабля, солеными каплями осыпали палубу.
   — Маргарита, Констанция, Жанет, спускайтесь в каюту! — строго сказал граф Аламбер.
   Женщины, которые уже почувствовали себя не слишком уютно на палубе, двинулись к надстройке и по узким ступенькам суетливо стали спускаться в предложенные им каюты.
   А граф Аламбер, поставив правую ногу на свой сундучок, стоял на палубе, пристально вглядываясь в потемневший горизонт.»Может быть, я зря не послушал капитана и нам стоило укрыться в какой-нибудь бухте?»
   Он медленно осмотрел горизонт, но берега уже нигде не было видно. Парусник мчался, подгоняемый ветром, навстречу приближающейся буре.
   — Капитан, — воскликнул граф Аламбер, — а мы еще можем вернуться?
   — Навряд ли, но может, еще и успеем. Так что, граф, укроемся? — пытаясь перекричать ветер, спросил рыжебородый капитан.
   — Да, возвращаемся! — крикнул граф Аламбер и взмахнул рукой.
   Капитан вновь принялся отдавать приказания. Матросы бросились к мачтам, убирая лишние паруса.»Святой Антоний» немного накренился и сменил курс. Качка становилась с каждой секундой все сильнее.
   Граф Аламбер уже с трудом удерживался на ногах, проклиная себя за то, что принял решение плыть как можно скорее к берегам Англии.
   — Что вы возитесь, как беременные? — ревел рыжебородый капитан, хотя матросы старались изо всех сил.И вдруг солнце исчезло.
   Граф поднял голову и увидел, что прямо над ними висит черная туча, а впереди косыми струями льет дождь, скрывая плотной мутной стеной все, что находится за ними. Небо уже слилось с вспененной разбушевавшейся водой.
   — Граф, ступайте в каюту! — рявкнул капитан, перехватывая рулевое колесо, потому что матрос уже не справлялся с управлением.
   Граф, пошатываясь, держа в одной руке свой сундук, поскальзываясь на мокрой палубе, двинулся к надстройке.
   — Помогите графу! — рявкнул капитан. Матрос с искалеченной рукой хотел было перехватить сундук, но граф зло оттолкнул его искалеченную руку.
   — Возвращайся к мачтам, я сам.
   И в этот момент он поскользнулся и покатился по палубе.
   Казалось, еще мгновение — и граф Аламбер окажется за бортом. Но мужчина успел схватиться рукой за борт шлюпки, привязанной к палубе, и удержался, так и не выпустив из правой руки свой сундучок. Затем он уже на четвереньках стал пробираться к своей надстройке.
   Рыжебородый капитан недовольно смотрел на то, как граф, придерживаясь за столб, пытается подняться на ноги. Граф понял, что его присутствие на палубе лишь вносит сумятицу, и спустился в каюту.
   Служанке было совсем плохо. Она сидела с побледневшим лицом, прижавшись спиной к дощатой стене, и прикрывала рот руками. А Констанция, прижавшись лицом к стеклу, пыталась рассмотреть хоть что-то. Иногда девочке это удавалось. Волна
   Подбрасывала корабль так высоко, что он взлетал вад водой.
   — Какие они большие! Смотри! Смотри! Она дергала за рукав мать и тыкала маленьким пальчиком в мокрое стекло.
   — Успокойся, Констанция, иди ко мне. Женщина взяла дочь на руки и крепко прижала к груди.
   А Жанет уже обезумела от страха. Она молитвенно сложила перед собой руки, и ее дрожащие губы шептали бессвязные слова.
   — Мама, мама, а чего боится Жанет? — поинтересовалась Констанция.
   Девочке все происходящее казалось какой-то странной забавой, специально для нее подстроенной. Но увидев серьезное лицо отца, она тоже немного испугалась.
   Граф Аламбер сидел, прижавшись спиной к стене, и крепко сжимал руками сундучок, стоящий у него на коленях.
   А волны с каждым ударом крепчали. Граф не видел, что матросы уже убрали паруса и теперь корабль целиком был предоставлен волнам. Только рыжебородый капитан пытался управиться с рулем, но непослушное колесо вырывалось из его пальцев.
   Вдруг послышался ужасный хруст прямо за стеной каюты.
   — Что это? — воскликнула Констанция. Граф пожал плечами, а Жанет принялась еще более иступленно молиться.
   — Дьявол, — заревел рыжебородый капитан, — руль сломан!
   И он понял, что теперь рулевое колесо стало бесполезным. Оно крутилось легко и корабль не реагировал на его движение.
   Из трюма выбрался с ног до головы мокрый матрос.
   — Капитан! Капитан! — закричал он, пытаясь перекричать шум ветра и рев волн. — В трюме течь!
   Капитан зло выругался и широко расставив ноги, то и дело придерживаясь за поручни, спустился в трюм.
   Когда он выбрался на палубу, его лицо было бледным и перекошенным от страха.
   — Если бы это была пробоина, мы бы попытались ее заделать. А так вода хлещет из всех щелей.
   — Так что делать, капитан? — матросы смотрели на своего капитана свирепо и с ненавистью, ведь они считали, что это он виновен в том, что корабль попал в бурю.
   — Капитан! Капитан! Двух матросов смыло — Луи и Жака! — закричал матрос, перегибаясь через борт и пытаясь заглянуть в пучину.
   — Дьявол! — выругался рыжебородый капитан. — Будь оно все проклято!
   Даже при такой качке было видно, что корабль накренился от набранной в трюм воды. Форштевень то и дело скрывался в воде, а волны окатывали палубу.
   — Так мы утонем, — на удивление спокойно произнес капитан. — Ничего не остается, как покинуть корабль. Готовьте шлюпку, — и капитан бросился к надстройке, чтобы предупредить своих пассажиров.
   Матросы суетливо принялись отвязывать шлюпку, но тут в корабль ударил шквальный порыв ветра, затрещала мачта и с грохотом рухнула на палубу, раздавив одного из матросов.
   — Рубите канаты! — раздался крик одного из матросов, но все и так уже поняли, что надо делать.
   Застучали топоры, и сломанная мачта исчезла в волнах. А следующая волна, окатившая палубу, смыла следы крови.
   Капитан застал в каюте безрадостную картину. Жанет, уже ничего не соображая, тряслась от страха и бормотала молитву. Граф Аламбер пытался успокоить жену и Констанцию, которые навзрыд плакали.
   — Ваша светлость, корабль дал течь! Нужно его срочно покидать, — сказал капитан.
   Граф Аламбер безучастно посмотрел на него и согласно кивнул.
   — Давайте выбираться на палубу, матросы уже готовят шлюпку.
   Мадемуазель, успокойтесь, — сказал капитан, беря за руку Жанет.
   Та словно бы встрепенулась ото сна и не понимающим взглядом уставилась на капитана. Но в следующую секунду она вновь бросилась в угол и принялась молиться.
   Капитан сильно встряхнул ее за плечи. И тут взгляд Жанет упал на Констанцию. У нее словно бы вновь появился смысл в жизни. Она крепко схватила за руку девочку и потащила ее к выходу. Никто не посмел отнять у Жанет ребенка, ведь все понимали, что если она отпустит пальцы девочки из своей руки, начнется истерика.
   — Скорее! Скорее! — поторапливал капитан.
   Но и без его слов всем было понятно, что дела обстоят куда как серьезно. Под ногами плескалась вода, фонарь давно погас.
   Наконец все выбрались на палубу. Шлюпка была почти свободна, и матросы готовились спустить ее на воду.И вот, когда все уже было готово, Констанция вдруг рванулась.
   Жанет с недоумением уставилась на свою пустую руку, в которой только что сжимала пальцы девочки.
   — Кукла! Кукла! — закричала Констанция и опрометью бросилась к надстройке. — Моя донна Анна, я забыла ее!
   Все на какое-то мгновение замерли, таким нелепым и неуместным было напоминание о кукле, ведь сейчас все могли погибнуть и неизвестно где было более опасно — на борту тонущего корабля или в утлой шлюпке среди бушующих волн.
   Граф Аламбер, не выпуская из руки сундучка, рванулся вслед за своей дочерью. Едва он успел ухватиться за ручку двери, как корабль накренился и чтобы удержать равновесие, графу довелось выпустить бронзовую ручку. Сундук, сверкнув обшивкой, с грохотом покатился в зияющий провал двери.
   И тут новая волна ударила в борт. Затрещали доски, пошатнулась мачта и с ужасным грохотом обрушилась на надстройку. Граф не удержался на ногах и волна, окатившая палубу, потащила его к погруженному в воду носу.
   Маргарита иступленно закричала:
   — Рене! Рене! Констанция!
   — Шлюпка! Шлюпка! — кричал капитан, но матросы уже не могли справиться с отвязанной шлюпкой.
   Она скользила к борту и, сломав балюстраду, перевернувшись, улетела за борт.
   И тут огромный вал налетел на корабль с кормы. Палуба накренилась, встав почти вертикально, и целый поток прокатился по ней, смывая все на своем пути.
   Когда корабль вновь вынырнул, палуба была пуста, а крики тонущих заглушил пронзительный ветер и шум волн.
   Оглушенная ударом о стены, Констанция лежала на полу каюты, а на кровати лежала забытая кукла донна Анна.
   Ветер не утихал до самого вечера. Изуродованный бурей корабль несло прямо на черные скалы. Ночь медленно опускалась на бушующее море, как бы усмиряя его ярость.
   Констанция пришла в себя от легкого толчка. Она приподняла голову и ровным счетом ничего не увидела:вокруг нее была сплошная темнота.
   — Жанет! — слабым голосом позвала девочка, но темнота молчала, лишь слышалось, как волны ударяются в борт корабля.
   Но странное дело: теперь корабль почти застыл на месте, только слегка покачивался.
   — Отец! Мама! — позвала Констанция, но и тут ей никто не ответил.
   И тут в разрыве низких облаков вспыхнула луна, залив каюту мертвенно-бледным светом. Констанция наконец-то вспомнила, что находится на корабле и, заметив куклу, бросилась к ней. Она обняла подарок отца и прижала к груди. Слезы покатились по ее щекам и падали крупными каплями на и без того насквозь мокрое платье.
   Девочка дрожала и от холода и страха. Время от времени она вскрикивала и звала на помощь. Но ночь молчала, отвечая бессвязным шелестом волн.Скрипел разбитый корабль.
   Утром, совершенно обессиленная, Констанция решилась выбраться на палубу. Она еле пробралась сквозь узкую щель разрушенной надстройки. Ее удивила тишина, царившая вокруг. Даже не было слышно крика чаек. Она видела лишь черный, словно
   Вырезанный из бумаги, силуэт балюстрады правого борта. За ним густой пеленой стлался туман — ни берега, ни воды не было видно.В отчаянии девочка позвала:
   — Мама! Мама! Жанет!
   Но ее крик потонул в тумане, словно он всосал звуки в себя.
   — Мама! Жанет! — еще раз позвала Констанция. И вновь никакого ответа. Тогда она позвала отца.

ГЛАВА 4

   Старый Гильом Реньяр всю ночь не мог уснуть. Он слушал истошное завывание ветра за окнами своего дома, чутко прислушивался к шуму дождя, к тому, как трещали старые деревья, окружавшие его жилище, некогда бывшее богатым.
   Он вспоминал под завывание ветра всю свою жизнь, как бы вглядываясь в прошлое, воскрешал детали. И вот теперь, когда его жизнь близилась к закату, нужно было подводить итоги. А думать об этом старый Гильом не хотел, потому что слишком много злодейств было на его совести.
   Даже одного из них было достаточно, чтобы навеки гореть в аду.Думать об этом было выше его сил, к тому же старый Гильом не собирался что-то менять в своей жизни. Он все еще надеялся на какую-то мистическую удачу, думал, что в конце концов ему повезет, и он сможет разом покончить со всеми своими врагами.
   А ведь его врагами были все соседи — и ближние и дальние. Это он знал от отца, который показывал Гильому земли, принадлежащие некогда их роду. Сейчас эти бескрайние просторы сжались до клочка, а раньше почти все побережье принадлежало роду Реньяров. Да, когда-то давно они были в чести у королей, заслужив свои привилегии еще во времена столетней войны. Но потом один из предков предал
   Короля и был казнен. После этого на род Реньяров свалились все возможные несчастья.
   Их замок пришел в запустение и теперь на холме высились, как выщербленные зубы какого — то древнего чудовища, остатки стен их родового замка.
   А сами Реньяры жили у подножья холма в доме, сложенном из обломков замка. Конечно, это жилище было просторным, но оно не шло ни в какое сравнение с замком, который помнил старый Гильом. Ведь это на его памяти разбирали стены,
   Перетаскивали камни к подножию холма.
   Когда-то давно все эти земли давали хороший урожай. На них работали сотни крестьян.
   Старый Гильом отбросил одеяло и подошел к окну. Он смотрел, как шатаются деревья, слышал, как воет пес, как испуганно на конюшне ржут лошади. И его душу охватила тоска.»Наверное, именно в такие ночи приходит дьявол, чтобы наказывать грешников».
   Старый Гильон испуганно огляделся. В камине уже погас огонь, и спальня наполнялась холодом и сыростью. Буря понемногу утихала, но до рассвета оставался еще целый час.
   Ему не с кем было поговорить, ведь жена умерла много лет назад, оставив ему младшего Клода. Все трое сыновей выросли без матери. И только старший, Виктор, еще немного помнил мать, ему было тогда четыре года.
   Но гордость и тщеславие, оставшиеся в наследство от предков, были неотъемлемыми чертами характера всех Реньяров. Даже обеднев, Реньяры оставались заносчивыми и надменными. Они никому из соседей никогда не спускали обид. Они всех жестоко наказывали, безжалостно расправляясь и убивая непокорных.
   И все окрестные дворяне уже давно старались избегать общества Реньяров, а крестьяне убегали, едва завидев кого-нибудь из них.
   Дети Гильома были такими же надменными, гордыми и тщеславными как и отец. У них никогда не было друзей, были только враги, и поэтому вся жизнь проходила в постоянных кровавых стычках с соседями, в извечных спорах и судах, которые и без того уменьшали их тающее на глазах состояние.
   Больше всех из своих соседей старый Гильом ненавидел род Абинье. Ведь они жили на землях, которые когда-то давно принадлежали Реньяру. Именно эти земли король пожаловал Франсуа Абинье после того, как казнил Филиппа Реньяра. Ненависть была лютой. Уже пролилось много крови как с одной, так и с другой сто —
   Роны. Уже много раз королевским солдатам и судьям приходилось ввязываться в эти кровавые разборки двух дворянских родов.
   Но сейчас время было смутное и королю было не до распрей его бедных дворян, к тому же живших в дальних провинциях на берегу океана.
   — В такую ночь буря повалит много деревьев, — сам себе сказал Гильом Реньяр. — И скорее всего, кто-нибудь из окрестных крестьян пожелает этим воспользоваться, чтобы запастись дровами на зиму, при этом не заплатив мне ни су.
   Гильом Реньяр нервно зашагал по спальне. Он хотел было разжечь камин, но потом передумал.
   Наконец, решившись, вышел на галерею и вошел в комнату, где спали его сыновья. Он положил ладонь на плечо старшего и крепко сжал.
   Виктор открыл глаза и увидел склонившегося над ним отца.
   — Что случилось? На нас кто-нибудь напал?
   — Нет, успокойся, буди братьев.
   — А что случилось, отец? — Виктор сбросил одеяло и уже сидел на постели.