Все рассмеялись, напряжение в гостиной спа­ло. Ли снова сел. Кто-то попросил Одри спеть песню «Родина, моя любимая Родина». Миссис Джеффриз заиграла вступление, а Одри собралась с силами. Неужели эти люди считают, что такой человек, как ее отец, имеет гарем из рабынь? Какое ужасное у них представление о жизни на Юге! Одри любила свою родину, свой дом, свою жизнь. Что плохого в этом? Почему все считают, что рабовладельцы насилуют негритянок и бьют рабов?
 
Можно жить среди роскоши во дворце,
Но твой дом пусть прост и беден,
Нет лучше места, чем родной дом.
Здесь хранит нас очарование небес,
И где бы мы ни оказались,
Везде будет хуже, чем дома.
Родина, родина! Родной любимый дом!..
Мучительна разлука с родиной.
О, верните мне снова маленький домик
с соломенной крышей,
И веселые птицы пусть откликнутся на мой зов». 
 
   Одри представила себе Бреннен-Мэнор, цвету­щие азалии и кизил.
   «…Верните мне родной дом,
   И это утешит меня. Родной дом! Любимый, родной…»
   Девушка больше не могла сдерживать подсту­пивших слез. Она повернулась и выбежала через распахнутые двери на веранду, спустилась с крыльца и скрылась в темноте. В гостиной заго­ворили громко и растерянно. Энни Джеффриз перестала играть.
   – Очевидно, Одри расстроилась из-за грубости Кая Джордана, – объяснила она. – Я не обвиняю ее за несдержанность, она всего-навсего ребенок. Ее нельзя обвинять за образ жизни всего Юга. Благодарю за то, что вы пришли послушать ее. Мы решили собрать вас, чтобы у Одри была практика выступлений перед публикой. Вы пре­красно принимали ее. Теперь можете немного размяться, погулять по галерее, слуги подадут напитки. Я попрошу Ли найти Одри и привести ее в дом.
   Все захлопали, а Одри торопливо уходила от освещенного дома, в темноту. Из двери вышел слуга, принялся освещать фонарем дорожку. Де­вушка спешила прочь, направляясь в сторону пляжа. Никто не догадается разыскивать ее там. Она быстро оглянулась. Гости разбредались по ярко освещенной галерее. Интересно, где Ли? «Ребенок». Так назвала ее Энни Джеффриз. «Де­вочка». Она казалась себе сейчас очень глупой. Получится еще хуже, по-детски, если она, рыдая, вернется к гостям. Замечания Джордана слишком больно ранили. Больше всего на свете ей хотелось вернуться в Бреннен-Мэнор. Уехать подальше от жестоких людей, которые не понимают и не хотят понимать ее жизнь, такую привычную и уютную. Наверное, она поступила слишком глупо, распла­кавшись от последней песни. Так хочется, чтобы Ли, наконец-то, увидел в ней женщину. Ве­роятно, своим безотчетным поступком она все испортила.
   Слезы снова полились неудержимым пото­ком. Слезы печали о безнадежности любви, не­жданно родившейся в душе. Слезы тоски до дому, слезы униженного достоинства. Слезы гнева и уязвленного самолюбия. Должно быть, она сего­дня разочаровала Энни Джеффриз детским пове­дением.
   Конечно, она размазала по лицу всю помаду. Но с собой нет носового платка, нечем вытереть слезы и высморкаться.
   – Одри?
   Сердце девушки тревожно застучало от звуков голоса Ли. О, какое унижение! Он снова застал ее рыдающей, словно дитя! Она сейчас ненавидела себя и собственную несдержанность. Возможно, Ли больше всех огорчен, что она ведет себя по-детски? Одри отчаянно вытирала слезы ладоня­ми. Но Ли уже оказался рядом и протянул ей носовой платок.
   – Я подумал, что смогу найти тебя именно здесь. Ушел от освещенной веранды. А когда глаза привыкли к полумраку, сразу увидел, что кто-то здесь стоит.
   Она взяла платок и высморкалась.
   – Извините, что я так убежала, – все еще всхлипывала Одри. И замерла, ощутив на обнаженном плече горячую ладонь. Ли привлек де­вушку к себе.
   – Одри, – он по-особому произнес ее имя, нежно и почти благоговейно. Она не успела изу­миться, он повернул ее к себе лицом и крепко прижал к груди. – Давай поплачь, – разрешил Ли. – У тебя есть на это право. Если бы такое случилось не в гостиной нашего дома, я наверняка избил бы Кая Джордана и вышвырнул вон за хамское поведение. Ублюдок!
   Одри положила голову на его широкую грудь, с жадностью втянула запах его тела, блаженствуя и наслаждаясь защищенностью. Он никогда еще не пытался обнять ее. Одри не знала, как себя вести.
   – Джордан адвокат моего отца, но это не значит, что я должен мириться с грубостью, ко­торую он себе позволяет. Мы с матерью ошиблись, пригласив его. Кай слишком много пьет спиртно­го, а после этого становится несдержанным и неуправляемым. Кроме того, ему очень хочется позлить меня. Он владеет одной из самых боль­ших адвокатских контор в Нью-Йорке. Знает, что я работаю не хуже. Мы представляем сопернича­ющие фирмы. Я на двадцать лет моложе, но работаю, может быть, даже лучше, чем он, – Ли погладил Одри по спине. – Люди не раз видели синяки у миссис Джордан. Женщина всегда ста­ралась найти им какое-либо объяснение. Но всем давно известно, что Кай бьет жену. Больше всего я ненавижу мужчин, способных ударить женщи­ну или ребенка. Однажды на улице Нью-Йорка я увидел, как мужчина бил своего ребенка. Я не выдержал и отколотил его.
   О, как она любит Ли! Легко представить, как он бросился защищать несчастного малыша. Та­кой человек, как Ли, будет защищать не только тех, кого любит, но и каждого обиженного. Ли Джеффриз уверен в себе, умен и привлекателен. Это человек, который не откажется от борьбы. Но в то же время настоящий джентльмен, очень добрый, сочувствующий людям менее удачливым, чем он. Например, таким, как Джой. Ли так красив сегодня, одетый в черный костюм и бело­снежную кружевную сорочку.
   Одри невольно отпрянула назад.
   – Ваша рубашка! Я перепачкала ее пома­дой! – виновато воскликнула она, смущенная тем, что позволила ему так сильно прижать себя к крепкой груди. Это смутило ее гораздо больше, чем то, что она испортила ему нарядную рубашку. Девушка попыталась отстраниться, но он прижал ее еще теснее.
   – Не переживай из-за какой-то чертовой ру­башки, – тихо сказал он.
   Неожиданно он стал другим, не таким, как обычно. Он так нежно и бережно обнимал ее. Одри подняла голову, посмотрела ему в глаза. Что выражают сейчас его прекрасные голубые глаза? Любовь? Обожание?
   Одной рукой он нежно поглаживал ее по спине, другой – дотронулся до пылающей щеки.
   – Еще никогда я не видел такой красивой девушки, как ты. Сегодня ты выглядишь замеча­тельно, Одри. – Ладонь мягко скользнула по обнаженному плечу. Одри показалось, что вот-вот она потеряет сознание.
   – Может быть, виновато твое платье, – голос Ли слегка вздрагивал. – Единственное, что я знаю… Я не хочу сейчас отпускать тебя. Невыно­симо знать, что тебе сегодня было больно.
   Сердце девушки билось сильно, все тело обдало жаром.
   – Я тоже не хочу, чтобы ты отпускал меня, – вздрагивая, ответила она шепотом.
   Ли прижал еще крепче, рука скользила по ее обнаженной спине, вторая опустилась не­много ниже. Несмотря на то, что на ней было надето несколько юбок, Одри почувствовала легкое смущение. Она, наверное, рисковала, позволяя ему гладить ягодицы. Но не было сил остановить его.
   – Ты собираешься выйти замуж за другого, Одри. Но ты не любишь его. Я точно знаю, что ты не любишь его. Мне невыносимо представлять, что другой мужчина сделает тебя женщиной. Я сам хочу быть твоим первым мужчиной. Ду­маю, я влюблен в тебя, Одри. Знаю, что это плохо. Я не должен говорить тебе об этом. Все склады­вается как-то неудачно.
   Чувства, которым Одри противилась раньше, захлестнули ее. Девушка с трудом сдерживала желание. Это было не сумасшествие. Она очень любит Ли Джеффриза. Не важно, янки он или нет. Одри больше не могла сдерживаться ни се­кунды, крепко обняла его за шею.
   – О, Ли, я тоже люблю тебя. Мне кажется, полюбила с самого первого дня, когда ты так рассердился. Я люблю тебя за доброту, за муже­ство, за то, что ты так доброжелательно относишь­ся к Джою…
   Ли прервал ее признание, прижавшись губами к нежным губам, мягко раздвинул губы языком, проник в глубину ее рта. В теле Одри, казалось, вспыхнуло пламя. Девушка с готовностью ответи­ла, не думая о своей неопытности и о том, что совсем по-детски проявляет свое желание быть с ним. Но Ли это совершенно не волновало. Он прижал ее к себе так близко, что она задыхалась. Поцелуи становились жарче, проникновенней, чувственней.
   Что она ощущала? Она знала, что в этот момент он может делать с ней все. Она не сможет, не захочет сопротивляться. Она жаждала его при­косновений, жаждала, чтобы он обладал ею, меч­тала, чтобы он никогда не выпускал ее из объя­тий. Казалось, они никогда не насытятся по­целуями. Снова и снова губы встречались. Он пробовал их на вкус, со страстным стоном произ­носил ее имя. Дыхание стало жарким и прерыви­стым.
   Он жаждал ее, целовал шею, обнаженные пле­чи. Прикосновения его губ вызывали в ней волны восхитительных чувств и ощущений, каких она раньше никогда не испытывала. Робкий внутрен­ний голос протестовал, предостерегал, чтобы она была настороже. Несомненно, он опытный муж­чина, а она не понимает, до какого предела могут дойти мужчина и женщина, когда влюблены. Элеонор когда-то говорила, что целовать мужчин необыкновенно приятно. Теперь Одри хорошо понимала, что имела в виду ее любвеобильная кузина. Как это восхитительно! Она не могла насытиться нежностью Ли Джеффриза. Он цело­вал ее, но этого было мало. Крепко и сильно прижимал к себе, ласкал, но и этого было недо­статочно.
   – Боже мой, если бы ты не была в таком красивом платье, я положил бы тебя прямо на песок, – простонал Ли.
   «И что бы ты тогда сделал?» Интуитивно она понимала, что означает заниматься любовью. Вспомнив рассказы Элеонор, подумала об этом. Но до сегодняшнего дня она совершенно не при­давала значения словам кузины.
   Она потянулась, откинула голову назад, и Ли стал целовать ей шею, губы скользили по коже ниже, ниже, пока не добрались до нежной груди в вырезе платья. Она задыхалась от восторга, который Ли возбуждал в ее душе. Может ли быть что-либо еще более прекрасное? Пусть он касается ее, целует ее везде. С ним так легко и все проис­ходящее кажется естественным. Неужели он так легко превратит ее в женщину, которая позволит делать с ней греховные вещи? Почему и куда испарился ее здравый смысл? Он исчез неизвестно куда с того момента, когда Ли начал обнимать и целовать ее.
   А губы Ли тем временем коснулись тугого, набухшего соска. И Одри застонала от желания, пораженная тем, что у нее недостает сил остано­вить его. Никогда в жизни она не испытывала такого блаженства, не ощущала себя такой жи­вой, такой прекрасной и желанной, настоящей женщиной. Одной рукой он крепко обнимал ее за спину, губы снова целовали ее шею, другой рукой он ласкал ее грудь, осторожно высвободив из разреза платья. Она снова и снова шептала его имя, произнося его с нежностью и страстью. Губы Ли снова добрались до ее губ, снова он приник к ее губам жарким проникновенным поцелуем.
   Ли тяжело вздохнул, и снова его нежные губы проделали дорожку к обнаженной груди Одри. Она задыхалась. Он нежно коснулся самого чув­ствительного места на груди, слегка прикусил и потянул, словно пробовал на вкус сладкий зрелый плод. Голова у Одри закружилась от восторга. Восхитительная, почти болезненная потребность его прикосновений отдавалась сладкой тягучей болью внизу живота и между бедрами. Мужчина, которого она полюбила, разбудил неведомые до­селе чувства.
   Но подсознательно Одри чувствовала, что ис­пытала еще не все. Несомненно, должно произой­ти еще что-то. Ее захлестнуло желание узнать и испытать все. Хотелось, чтобы именно Ли Джеффриз научил ее всему и делал с ней все, что хочет. Ричард никогдане сможет заставить ее испыты­вать подобный восторг.
   – Ли! Ты где? – послышался голос Энни Джеффриз. Ли мгновенно остыл, пришел в себя. Он абсолютно забыл о гостях и о том, что мать тоже ищет Одри.
   – Черт возьми! – прошептал он. – Поправь платье.
   – Я нигде не могу найти Одри! – прокричала Энни. – Помоги мне отыскать ее, пожалуйста. Я очень беспокоюсь за девочку.
   – Уже нашел, – вздохнув, сообщил Ли. – Мы вернемся через несколько минут. Пока я провожу ее в дом. Думаю, сумею убедить вернуться к гостям! – он схватил Одри за руку. – Я проведу тебя в дом так, чтобы никто не заметил. Ты сможешь привести себя в порядок… – он снова наклонился и нежно поцеловал ее, – и платье.
   Одри внезапно почувствовала неловкость и смущение. Но она не смогла так быстро остыть и была охвачена пламенем желания.
   – Я не хочу уходить. Давай останемся здесь, побудем вдвоем, – тихо попросила она. Казалось, что ее несет по течению какого-то нереального потока. Мир изменился.
   Случилось что-то необыкновенное. В короткий срок она превратилась в другого человека, кото­рого не понимала. Стала ли она теперь настоящей женщиной? Все ли свершилось для этого? Что еще произошло бы, если бы не появилась Энни Джеффриз?
   – Извини меня, Одри, – хрипловато сказал Ли, словно оправдываясь. – Я не имел права.
   Она снова обхватила его шею.
   – Все хорошо, Ли. Я так сильно люблю тебя! Теперь я знаю, что ты меня тоже любишь… – она нежно поцеловала его в губы. – Это не важно, что ты янки, – добавила Одри. – Отец вынуж­ден будет согласиться. Ты очень умный мужчи­на. Ты обязательно научишься управлять планта­цией…
   – Что? – Ли показалось, что в слове «янки» сквозила едва заметная враждебность. С чего она вдруг решила, что он сможет стать хозяином плантации?
   – Знаешь, я не смогу уехать из Бреннен-Мэнор. Это убьет отца и Джоя. Невозможно забрать с собой Джоя. Я должна заботиться о нем. Мы с тобой будем жить в Бреннен-Мэнор. Адвокатскую практику ты устроишь в Батон-Руже. Это совсем недалеко от нас. Вот увидишь, мы сможем преодолеть различия. Любовь способна изменить все и всех.
   Она снова поцеловала его. Ли внезапно осознал безумие своего порыва. Наверное, слишком много выпил сегодня. Если бы был трезв, то ни за что не позволил бы случиться подобному. Да, он, действительно, любит ее. Но не собирался призна­ваться, намереваясь вернуться в Нью-Йорк и за­быть Одри Бреннен. Разлука сейчас была бы наиболее удачным выходом. Любовь, а тем более женитьба с Одри невозможны. Уехать жить в Бреннен-Мэнор? Никогда! Одри не будет счастли­ва в Нью-Йорке. А как быть с Джоем? Он все обдумал раньше, по-адвокатски трезво взвесил все за и против. Он должен отказаться от близости с Одри.
   Но сейчас все произошло совершенно неожи­данно. Черт бы побрал Кая Джордана! Черт бы побрал эти детские слезы! Черт бы побрал спирт­ное, которого он выпил не в меру! Черт бы побрал теплую лунную ночь и очарование Одри! Боже мой, что он наделал? Он мягко снял ее руки со своей шеи.
   – Я должен отвести тебя в дом, Одри. Мы поговорим с тобой обо всем завтра.
   Одри почувствовала внезапное охлаждение Ли. Может быть, она что-то не так сказала? Щеки девушки вспыхнули от смущения. Почему она решила, что он готов жениться на ней? Твердила что-то о его переезде в Бреннен-Мэнор. Так, слов­но все уже давно решено! Что он может подумать о таком детском нетерпении? Возможно, ему по­казалось, что она снова отдает приказания? Но все же только минуту назад они испытывали друг к другу щемящую нежность. Хочет Ли жениться на ней или пытался просто воспользоваться де­вичьей неопытностью?
   Одри отошла от него подальше, поправила платье, внезапно почувствовав себя грязной шлю­хой. Что будет думать о ней Ли, после того, как она позволяла такие вольности? Не поэтому ли он вдруг переменился?
   – Не знаю, почему я позволила тебе так вести себя, – голос был слабый от мучительного, еле сдерживаемого желания. – Могу себе предста­вить, что ты должен думать обо мне. Но клянусь тебе, Ли, я еще никогда…
   – Ты считаешь, что я не знаю? Тебе нет необходимости извиняться. Я потерял голову, но не имел права втягивать тебя… – он мягко, но настойчиво потянул ее за руку к дому. – Каждому из нас надо обдумать все хорошенько, Одри.
   Она внезапно остановилась.
   – Но ты же сказал мне, разве не правда? Ты сказал, что любишь меня, Ли!
   Он остановился и молча посмотрел на нее.
   – Я не такой человек, чтобы бросаться попусту словами. Да, Одри, я люблю тебя. Но иногда одной любви недостаточно.
   – Я не понимаю…
   Он провел пальцем по краям ее губ.
   – Давай не будем портить вечер. Обещаю, мы обо все поговорим завтра.
   Избегая освещенных мест, они пробрались к боковой двери.
   – Иди наверх и приведи себя в порядок. Я скоро приду за тобой.
   – Куда ты пойдешь?
   – Просто хочу немного побыть один, чтобы успокоиться, – Ли склонился и снова поцеловал ее в губы. Боже мой, он не хотел причинять ей боль. Но как мог он не делать ей больно? Рано или поздно это должно было случиться. Различия между их убеждениями так или иначе разрушат любовь.
   – Спокойной ночи, Одри.
   Он повернулся и зашагал прочь. Одри смотрела вслед. Она не понимала, почему после того, как он возбудил в ней такие прекрасные чувства и признался в любви, почему она чувствует себя такой униженной? Радость и восторг оказались краткими. Что-то изменилось.
   – Я люблю тебя, Ли, – жалобно сказала она вслед. Но Ли уже исчез в темноте парка. Он не слышал.
   Действительно ли сегодня что-то произошло между ними? Она провела по груди ладонью. Да, случилось не во сне, а наяву. Кожа на груди была влажной от его поцелуев.

Глава 5

   Одри надела желтое платье с глухим воротом и застегнула на все пуговицы. Сегодня утром она увидит Ли за завтраком. Девушка не была увере­на, сможет ли спокойно посмотреть ему в глаза после прошлой ночи. Неужели они оба потеряли головы?.. Или только сердца? Она должна сегодня выглядеть как можно благопристойнее. Что дума­ет Ли р ней и ее поведении? Разумеется, она не может явиться к завтраку в открытом платье, демонстрируя обнаженную грудь. В конце кон­цов, он и в самом деле решит, что она падшая женщина.
   Одри не знала, как ей теперь относиться к себе. Может быть, Ли просто посмеялся над ней, считая легкомысленной, быстро поддающейся ласкам мужчин?
   Пришлось долго возиться с прической. В конце концов, попросила Тусси просто зачесать волосы назад и закрепить по бокам гребнями. С распу­щенными волосами она выглядит гораздо моложе и совершенно невинной. Это очень хорошо. Имен­но так она и должна выйти в столовую. Она проплакала полночи. И надеялась, что все же при помощи пудры удалось скрыть темные круги под глазами. Плакала не из-за оскорбительных слов Кая Джордана. Она плакала, сознавая безнадеж­ность любви к Ли Джеффризу.
   Рассудок подсказывал, что они никогда не смо­гут быть вместе. И никогда в жизни она не желала ничего более сильно. Одри привыкла получать то, чего хотела. Но сейчас она подсознательно чувст­вовала, что Ли Джеффриз не тот человек, которо­го можно поманить пальцем или купить за день­ги. Конечно, если бы она лучше разбиралась в мужчинах, то знала бы, как и чем привлечь и удержать Ли.
   Но чувствовала, что совершила какую-то непо­нятную ошибку и, вероятно, потеряла любимого человека навсегда. Это ощущение пришло тогда же, прошлой ночью, когда Энни Джеффриз окликнула их. Возможно, если бы его мать не помешала…
   – Я заглядывала в комнату прошлой ночью и слышала, как вы плакали, – сказала Тусси, причесывая рыжие локоны хозяйки. – Мисс Одри, вы не должны расстраиваться так из-за мистера Джордана. Он просто не понимает нашу жизнь.
   Одри взглянула на отражение Тусси в зеркале, удивленная такими словами служанки.
   – Разве ты не согласна со словами мистера Джордана? Я думала, тебя должны были по­радовать его нападки на меня и высказывания о том, как он не одобряет существование рабства.
   Тусси опустила руку и посмотрела в глаза девушке.
   – Мистер Джордан не понимает, что значит рабство для некоторых из нас. Я выросла в Бреннен-Мэнор. Это мой дом, моя родина. Если бы мне однажды сказали, что я свободна и могу идти куда угодно, возможно, я осталась бы там же и продол­жала бы заниматься тем же, чем занимаюсь сейчас. Мне не нужна свобода, мисс Одри. Я только не хочу, чтобы меня продали.
   Одри встала, повернулась к служанке. Одри всегда была не уверена, как обращаться с Тусси, мягкой по характеру, красивой женщи­ной-мулаткой с развитой речью. Тусси горди­лась своим положением в доме и была очень умной.
   Казалось, ей хотелось быть Одри не только служанкой, но и подругой. Случалось, Одри самой очень хотелось довериться Тусси, ведь та была на семь лет старше. Но могла ли Одри доверить ей свои сокровенные тайны?
   Конечно, ей, наверное, стало бы легче, если бы она могла рассказать о чувствах к Ли. Скорее всего, Тусси поняла бы все. У нее ведь тоже когда-то была любовь. Она любила раба с планта­ции. Его звали Элиа. Одри помнила, что из-за этого поссорились отец и мать Тусси, Лина. И помнила, что когда Элиа продали, Тусси про­плакала весь день, а еще несколько дней ходила, словно в воду опущенная. С трудом сдерживала слезы, была очень угнетена. Она, наверное, люби­ла того человека. Интересно, испытывают ли не­гры те же чувства, что и белые? С тех пор мать Тусси оберегала дочь, как орлица, считая, что девушка достойна лучшей участи, чем быть же­ной человека, чистящего конюшни или собираю­щего на плантации хлопок.
   – Надо было мне разрешить тебе самой отве­тить мистеру Джордану. Желательно, чтобы эти люди услышали то, что ты говоришь сейчас, – Одри поймала себя на мысли, что ей хочется обнять Тусси, но сдержалась. Не следует вести себя так. – Я бы никогда не продала тебя, Тусси. Мы… Мы так долго живем вместе. Ты все знаешь обо мне, знаешь, что я люблю. Никто не умеет так хорошо причесывать меня, как ты.
   «Мы и вправду хорошие друзья, не так ли?» – хотелось сказать ей.
   – Я слишком ценю тебя, чтобы позволить уехать куда бы то ни было. Знаю, что отец никогда не продаст Лину.
   Тусси кивнула. Интересно, как бы мисс Одри поступила с ней и Линой, если бы узнала правду, которая известна только им троим? Возможно, тогда предпочла бы продать Тусси вместе с матерью и настояла бы, чтобы отец сделал это как можно быстрее. Если бы Одри принялась настаивать, отец выполнил бы прось­бу дочери. Одри всегда умела добиться жела­емого.
   – Возможно, если так случится и негров про­возгласят свободными, ваш отец может прогнать нас, – сказала Тусси. – Он сократил бы коли­чество слуг, потому что им пришлось бы платить.
   – Отец в любом случае найдет способ оставить тебя и Лину в доме. Они могут запретить нам продавать рабов, а также превращать в рабов новорожденных. Но правительство не может за­ставить нас освободить тех, кто принадлежит нам. Отец и остальные плантаторы никогда не позво­лят янки диктовать, что мы должны делать, а чего не должны!
   «Янки! – подумала она. – Ли тоже янки. Как я могла только предположить, что он переберется в Бреннен-Мэнор и будет счастливым?»
   – Боже, да весь дом развалится, если Лина уйдет, – добавила она.
   Тусси овладело странное предчувствие, какой-то подсознательный страх. Времена менялись. Здесь, на Севере, это ощущалось сильнее. И Ли Джеффриз все время вел разговоры об отмене рабства, о том, как собирается поступить Феде­ральное правительство, чтобы принудить Юг от­казаться от рабов. Тусси хорошо знала, что такие люди, как Джозеф Бреннен, горды, самоуверенны и упрямы. Несоответствие политических взглядов может привести к тяжким последствиям. Тусси боялась неизвестности. Что случится с людьми, подобными ей?
   Одри склонилась к зеркалу, вдела крошечные сапфировые сережки.
   – Губернатор Виклиф, другие губернаторы и конгрессмены южных штатов уверены, что ничего не изменится, вплоть до того, что нам придется выйти из Союза и образовать собственное государ­ство, – заверила она.
   И задумалась: «А что тогда будет со мной и Ли?»
   Она мысленно спорила с ним о правах каждого штата. Ли считал, что Союз нельзя делить. А устремления южных штатов отде­литься считал предательством. Никогда еще Одри не ощущала в душе такой раздвоенности и смущения, как в это утро. Может быть, все-таки произойдет чудо, Ли понял, что они слишком сильно любят друг друга, и нашел выход, как остаться вместе…
   Тусси задумалась о причине слез Одри, пред­полагая, что хозяйка плакала, в большей степени, из-за Ли Джеффриза. Тусси не могла не замечать, как молодые люди смотрят друг на друга. Джозеф Бреннен страшно разъярился бы, если бы узнал, сколько времени они проводят вместе. Тусси пе­реживала, что эти отношения могут зайти слиш­ком далеко и ранить сердце Одри. Девушка хоро­шо знала, что такое разбитые надежды и раненое сердце. Она так и не смогла забыть Элиа после того, как его продали. Никогда больше она его не видела и хотела знать, забыл ли он ее за три долгих года.
   – Может быть… что-либо еще расстроило вас? – осмелилась она спросить Одри. Она не могла не сочувствовать хозяйке. У Одри нет близ­кой женщины, к кому можно обратиться за сове­том или помощью.
   За исключением кузины Элеонор. Той уже знакома страсть. Но кузина Одри понятия не имеет о любви. Дома Одри всегда окружена негри­тянками, с которыми ни одна белая женщина не станет делиться своими интимными секретами. Тусси была уверена, что воспитательница Одри, мисс Джереси, никогда не беседовала со своей воспитанницей о мужчинах и не просвещала в вопросах секса. Она учила Одри этикету и веде­нию домашнего хозяйства. В отношениях мисс Джереси и мисс Одри не было ни теплоты, ни близости. Может быть, Тусси следует нарушить запрет и спросить, не хочет ли Одри поговорить о чем-нибудь сокровенном? После стольких лет жизни бок о бок они могли бы позволить себе хоть какой-то намек на дружбу. В глазах Одри появи­лось выражение беспомощности, но тут же ис­чезло.