— Разумеется, мистер Синклер, я постараюсь, насколько это в моих силах, смягчить участь вашего племянника, — произнес Уайт, взглянув на Джордана из-под кустистых бровей, и нервно заерзал в кресле.
   — Буду вам весьма признателен, сэр. — Джордан вновь пристально посмотрел на заместителя шерифа. — Что конкретно вы можете сделать, Уайт?
   — Постараюсь отпустить его, когда страсти улягутся, — слегка понизив голос, произнес блюститель закона, — но это будет никак не раньше, чем денька через три. Во-первых, я должен проверить, не числится ли ваш племянник в розыске. Во-вторых, если я слишком быстро отпущу парня, который ранил человека, горожане меня не поймут — скажут, что старина Уайт манкирует своими обязанностями. Да, много хлопот причинил мне ваш племянник, мистер Синклер!
   — Я знаю, что Гриффин — вспыльчивый парень. Но поймите, я не собираюсь оставаться в вашем городе больше дня — максимум двух.
   Уайт скрестил руки на животе:
   — Если не возражаете, мистер Синклер, один вопрос — что вы делаете в Лас-Крусесе?
   — Моему другу срочно понадобилась медицинская помощь. Пришлось заехать в ближайший город. И им оказался ваш.
   — А-а, — задумчиво произнес офицер, — так это о вашем друге, стало быть, рассказывал мне доктор Партридж! Если не ошибаюсь, ваш друг был ранен из ружья? Позвольте полюбопытствовать — как это произошло?
   Джордан тяжело вздохнул:
   — На нас напали пятеро человек. В ущелье.
   — Вы их убили?
   — Нет, они погибли в наводнении. Нам же удалось избежать подобной участи.
   — Что ж, поздравляю, можно сказать, вам крупно повезло! — Офицер впервые за время разговора улыбнулся.
   — Да, — согласился Джордан, — такое везение бывает не часто.
   — Вы не хотите заявить о тех, кто на вас напал, властям — то есть мне?
   — Так ведь они уже мертвы! Какой в этом смысл? — Джордан недоуменно посмотрел на Уайта.
   — Вы точно уверены, что они погибли? — ответил тот вопросом на вопрос. — Кто они хотя бы такие, чего хотели?
   — Не возражаете, если я сяду? Разговор нам, судя по всему, предстоит долгий, — сказал Джордан и, не дожидаясь ответа, опустился на стул, положив, подобно Уайту, ноги на стол. Выудив из портсигара тонкую коричневую сигарету, он тщательно размял ее, чиркнул спичкой, затянулся и только после этого произнес: — Что они мертвы, поручиться не могу. По крайней мере с тех пор они мне не встречались. Кто они такие и чего хотели? Не имею ни малейшего понятия — раньше я их никогда не видел.
   — Странно, не правда ли? — недоверчиво спросил Уайт.
   — В нашем мире много странных вещей, офицер, — ответил Джордан, выпуская сигаретный дым изо рта.
   — Хорошо. — Заместитель шерифа опустил ноги на пол, и кресло под ним жалобно скрипнуло. — Зайдите ко мне денька через три, к тому времени я решу, что делать с вашим племянником.
   — Я загляну завтра, — тоном, не терпящим возражений, заявил Джордан. — Надеюсь, к тому времени вы уже решите, какое вознаграждение вас устроит.
   — Вы предлагаете мне взятку, Синклер? — возмущенно произнес служитель закона. Брови его при этом грозно сошлись на переносице.
   — Ничуть, ваша честь, — изобразив на лице невинность, ответил Джордан. — Я просто хочу вытащить своего племянника из кутузки и как можно скорее покинуть ваш замечательный город.
   — Что ж, — довольно ухмыльнулся Уайт, — предложение ваше не лишено смысла. Надо подумать.
   Джордану, Жоли и Эймосу, успевшему к тому времени почти поправиться, решения Уайта пришлось ждать три долгих дня. Тюрьма в Лас-Крусесе представляла собой небольшое каменное здание на городской окраине — довольно неплохой вариант, если учесть, что большинство тюрем на Диком Западе — это деревянный сруб без окон, но зато с крепко запирающейся дверью. Иногда преступника за неимением других вариантов держали в какой-нибудь конюшне, а то и вовсе просто привязывали к дереву. Так что тюрьма в Лас-Крусесе, в которой было целых три камеры и конторка охранника, считалась едва ли не роскошной.
   Гриффин, ненавидевший темные сырые углы, стучал по решетке железной кружкой, пытаясь привлечь внимание Уайта. Он уже почти потерял надежду дозваться кого-то, как вдруг увидел заместителя шерифа, а рядом с ним Джордана, с усмешкой смотревшего на племянника, , отчаянно колотившего кружкой по решетке.
   — Многовато же от тебя шума, приятель! — усмехнулся Уайт.
   — Если он доставляет вам столько хлопот, ваша честь, — произнес Джордан, — почему бы вам от него не избавиться?
   Уайт лениво оглядел Гриффина с ног до головы, стоя перед ним со скрещенными на внушительных размеров брюшке руками и нехотя перегоняя спичку из одного уголка рта в другой.
   — Не могу, уважаемый, — меланхоличным тоном произнес он, обращаясь к Джордану. — Вчера вечером я послал телеграмму шерифу — тот ответил, что вернется не раньше чем через неделю. За каждого задержанного ему платят, так что, сами понимаете, он отнюдь не горит желанием отпускать этих двоих…
   — Нет, — упрямо мотнул головой Джордан, — не понимаю. Если дело в деньгах, то я заплачу столько, сколько надо. Мы и так уже слишком задержались в вашем гостеприимном городе.
   — Понимаю ваше негодование, — все так же нехотя произнес Уайт, — но на меня злиться не советую — я как-никак слуга закона, и если сказал, что парень останется здесь, значит, так тому и быть. А будете настаивать, мистер Синклер, — офицер пристально 'посмотрел на Джордана, — займете место рядом с вашим очаровательным племянником.
   — Ну, это мы еще посмотрим! — Джордан твердой походкой направился к выходу, но на пороге вдруг обернулся и спросил: — Скажите, офицер, вам приходилось слышать такое имя — Альбер Фонтен?
   — Кто ж его не знает? — проговорил Уайт, явно удивленный вопросом. — Альбер Фонтен, поди, самый известный человек в округе. Герой войны, командовал артиллерией в революционной армии Хуареса, одно время представлял в сенате штат Техас… Мистер Фонтен птица высокого полета. А вы давно знакомы с ним?
   — Я не говорил, что знаком с ним, — равнодушным тоном ответил Джордан. — Я лишь спросил, знаете ли его вы. — И Джордан с силой пнул входную дверь.
   Уайт долго в растерянности смотрел ему вслед.
   Через несколько часов Гриффин уже с наслаждением вдыхал пьянящий воздух свободы и выслушивал гневные тирады Джордана:
   — Ты хотя бы представляешь себе, приятель, что с тобой могло быть, не окажись у меня знакомых среди сильных мира сего?
   Гриффин слушал дядю молча, с виноватым видом потупив взгляд.
   — Из-за твоего вспыльчивого характера, умник, мы могли бы застрять в этом чертовом городишке бог знает насколько! — продолжал распекать его Джордан.
   — Но не застряли же! — шмыгнул носом Гриффин и окинул взглядом переполненное фойе гостиницы — не слышит ли их разговор еще кто-нибудь, кроме Эймоса и Жоли.
   — Ты так говоришь, словно это твоя заслуга! — Джордан подскочил к Гриффину и проговорил ему прямо в лицо: — С тобой, приятель, мы далеко пойдем! Мы отправились за золотом, цена которому, кажется, миллионы, а ты не придумал ничего умнее, как всякий раз привлекать к нашим персонам внимание посторонних! Уайт не зря так нами заинтересовался — расспрашивал во всех магазинах, что мы покупали, велел перерыть наш багаж… Из-за тебя мне пришлось беспокоить самого Фонтена. Слава Богу, что он, как оказалось, еще помнит, как мы с ним когда-то сражались плечом к плечу… Если бы не он, ты бы до сих пор морозил себе задницу на каменном тюремном полу. — Джордан отошел подальше и бросил на племянника гневный взгляд. — Если Эймос к тому же ранен неизвестным, то и ребенок может заподозрить, что здесь не все чисто. Черт побери, на нас могли объявить розыск и напечатать об этом в местной газете! Сэм Ньюман, редактор одной газетенки из Месиллы, — большой приятель Фонтена, и вместе они могли состряпать такую историю… особенно если речь идет о золоте. Нет, Гриффин, нужно было все-таки мне отправить тебя тогда с первым же поездом в Техас!
   Паренек с виноватым видом опустил длинные, словно у девушки, ресницы и пробормотал:
   — Может быть, ты и прав. Во-первых, мы с тобой, Джордан, не очень ладим, во-вторых, я вечно все порчу…
   — Послушай, Джордан, — вступился за парня Эймос, — может быть, закроем эту тему? Все обошлось — и слава Богу! Просто тебе придется смириться с тем, — он усмехнулся, — что Гриффин, по-видимому, еще не повзрослел.
   Последняя фраза задела парня в сто раз сильнее, чем все гневные тирады дяди. Гриффин мгновенно вспыхнул. Подняв глаза, он взглянул на Жоли, но та смотрела куда-то в сторону. Волосы ее были аккуратно убраны, и она снова была в женском платье. Как сильно одежда может изменить человека! Жоли и в мужских брюках была хорошенькой, но в наряде, приличествующем ее полу, очаровательной. На этот раз на ней было нечто голубое с широкими юбками, узкой талией, глубоким соблазнительным декольте и рукавами-фонариками.
   «Неужели, — подумал Гриффин, — и эта очаровательная молодая женщина считает меня непутевым, недозрелым юнцом?»
   Но тут Жоли повернулась и посмотрела на него. Во взгляде ее не было осуждения, а, наоборот, как показалось Гриффину, сочувствие и понимание.
   — Вы правы, — вздохнув, произнес он, обращаясь к дяде и Эймосу, — я действительно виноват. Постараюсь не учинять ничего подобного впредь.
   Искреннее раскаяние парня, казалось, смягчило гнев Джордана и сарказм Эймоса. Жоли нежно дотронулась до руки Гриффина, и у него будто камень с души свалился.
   — По большому счету не мешало бы тебя, приятель, как следует выпороть! — проговорил Джордан, но на этот раз без злости и раздражения в голосе.
   — Я знаю тебя — ты этого никогда не сделаешь! — радостно проговорил Гриффин.
   — Благодари Бога, что это так! — усмехнулся Джордан.
   — Ну что ж, — подытожила Жоли, — полагаю, инцидент исчерпан. Не пора ли нам в путь?
   Медлить действительно не было смысла — и рассвет застал четверку уже в пути. Из Лас-Крусеса они выходили еще затемно — едва только первые лучи солнца позолотили вершины гор. Мулы плелись нехотя.
   Поначалу Гриффин был сдержанно-молчалив, но Жоли постепенно удалось разговорить его.
   — Выше голову, Гриффин! Думай о том, какое нам предстоит захватывающее приключение! Я не права? — спросила она, чтобы хоть как-то начать разговор.
   — Права, Жоли, — кивнул Гриффин.
   — Какую, однако, пыль поднимают эти мулы! — продолжала она. — Жордану хорошо — он едет впереди. А нам приходится всем этим дышать. Я хочу пить!
   — Я тоже.
   — К тому же я успела проголодаться. А ты?
   — Угу, — буркнул паренек, и снова воцарилась тишина.
   — Ты когда-нибудь ел 'iigaat ? — после короткого молчания вновь спросила Жоли.
   — А что это такое?
   — Плоды юкки. Похоже на капусту… Очень вкусно — если только знаешь, как их правильно есть.
   Гриффин посмотрел на юкку, росшую вокруг. Острые, торчащие как колья листья не вызывали аппетита, как и гроздья белесых маслянистых плодов.
   — Нужно есть самую сердцевину плода, — пояснила Жоли. — Она очень сладкая.
   — Может быть, — неохотно согласился Гриффин, — Вообще я слыхал, что апачи умеют жить в очень тяжелых условиях.
   — Приходится иногда, — пожала плечами Жоли. — Впрочем, не такая уж у нас и пустыня — умей только выжить, голодным не останешься. Едим nanstdne — бобы мескитового дерева, из них еще можно делать hishtlishe пудинг. Есть еще niishch'i кедровые орехи. Ну и, разумеется, олени, антилопы, кролики — все, что могут добыть наши охотники. Год на год, правда, не приходится. Случаются голодные зимы — дети плачут от голода, старики и слабые не выживают… А иногда бывает и вдоволь сушеного мяса, хватает до — поздней daa — то есть весны. Так и живем…
   Гриффин вспомнил, как вкусно готовила его мать. Дома у них всегда вдоволь было свежеиспеченного хлеба или пирогов, к тому же ни дня не проходило, чтобы их уютный сельский дом не наполнялся запахом жареного цыпленка или бифштекса. Семье, слава Богу, никогда не приходилось задумываться, будет ли у них пища на завтрашний день. Гриффину трудно было понять, что есть на свете люди, для которых это может составлять серьезную проблему.
   — Знаешь ли, Жоли, — задумчиво произнес он, — ты ведь ненамного старше меня, но иногда мне кажется, что тебе пришлось гораздо больше повидать на своем веку.
   — Вот именно — пришлось, — улыбнулась девушка. — Если бы ты, как я, родился в вигваме, пришлось бы и тебе.
   — Наверное, — вздохнув, согласился Гриффин. — Иногда кажется, что мне не хватает твоего ума, Жоли.
   — Твоей вины, Гриффин, что ты вырос в лучших условиях, нет. Расти я как ты, тоже многого бы не знала. Например, как готовить еду на beshye'aku't.
    На плите? — догадался Гриффин.
   — 'Аи. Металлический ящик с огнем внутри. Видишь, — Жоли грустно улыбнулась, — я даже не помню, как он называется по-английски. Когда говоришь на нескольких языках, это не очень удобно — слова в голове иногда путаются…
   — Это еще что! — Гриффин замедлил ход своей лошади, чтобы не обгонять Жоли. — Ты-то вот говоришь на четырех языках, хотя порой и путаешься, а я даже в английском не шибко грамотен…
   — Это отнюдь не значит, что ты глуп, Гриффин! Зато ты, например, отлично считаешь в уме, когда надо за что-то заплатить в магазине; у меня так быстро не получается. Впрочем, в магазинах-то я почти не бываю — мне вообще не часто приходилось бывать за пределами нашей деревушки. Видишь, Гриффин, — снова улыбнулась Жоли, — какой ты умный.
   — Теперь вижу! — рассмеялся парень в ответ.
   — О чем это вы тут так мило воркуете, голубки? — спросил Джордан, подъехав ближе.
   — Да так, — с веселым выражением лица ответил Гриффин, — выяснили вот наконец, что мы оба не так уж глупы, как нам раньше казалось.
   — И кто натолкнул вас на такую гениальную мысль? — съязвил Джордан.
   — Никто, — обиженно произнесла Жоли. — Сами додумались.
   — Могу себе представить! — криво усмехнулся Джордан и посмотрел на Жоли. Волосы ее были небрежно перехвачены лентой, лицо, немного обгоревшее на солнце, приобрело красноватый оттенок, но это вовсе ее не портило. — Поедем со мной, зеленоглазая! — предложил Джордан. — Гриффин и один управится!
   Сердце Жоли забилось сильнее, она с трудом могла скрыть свой восторг. Но тут ей вдруг припомнились слова Гриффина о том, что Джордан позабавится с ней и бросит, как и всех своих предыдущих женщин. Жоли резко мотнула головой, гоня прочь ненужные воспоминания. Гриффин просто ревнует ее к Джордану!
   — Поеду, — решительным тоном проговорила Жоли. — Я уже устала ехать позади и глотать пыль.
   — Что ж, я рад, если так, — с довольным видом произнес Джордан и пришпорил свою лошадь.
   — Он рад! — проворчал вслед им Гриффин. — Скажи спасибо, что она вообще на тебя смотрит, несмотря на то что ты с ней так обращаешься! — Гриффин надвинул шляпу на глаза. — Когда-нибудь я скажу тебе все, что о тебе думаю, дядя Джордан!
   Заметив, что Эймос удивленно косится на него, Гриффин замолк и, чтобы чем-то себя занять, стал подхлестывать хворостинкой шедшего впереди мула, поторапливая его.

Глава 20

   Сгустившаяся темнота принесла с собой ночные запахи и звуки. Где-то вдалеке выли койоты, иногда слышалось шуршание ночных зверьков в траве. Жоли лежала тихо, глядя на звезды, которые казались огромными, почти одного размера с яркой полной луной. Все мысли девушки были о Джордане и о том, думает ли он о ней. Джордан лежал неподалеку, и по огоньку сигареты можно было понять, что он еще не спит.
   Жоли слегка улыбнулась, вспомнив, как часть пути до привала они с Джорданом ехали рядом. Он не говорил ни слова о любви, а рассказывал об армии, о сестре — матери Гриффина — и о своих планах относительно того, что он собирается делать с золотом. За все время с тех пор, как они узнали друг друга, Джордан ни разу не заикался о свадьбе, но Жоли была уверена, что этот разговор еще впереди.
   Из задумчивости ее вывел голос Джордана. От неожиданности Жоли вздрогнула, когда густой баритон прорезал тишину:
   — О чем задумалась, зеленоглазая?
   — О тебе, — призналась она.
   Джордан поцокал языком, выражая таким образом свое неверие.
   — Я всегда о тебе думаю, — обиженно заявила Жоли. — И когда надо, и когда, может быть, не надо.
   — И когда же это бывает «надо», а когда «не надо», cheri?
   — Ты знаешь французский? — удивилась Жоли.
   — Немного. Я знал одно время… скажем так, одну девушку… которая научила меня десятку-другому французских слов. Впрочем, я лучше понимаю по-французски, чем говорю.
   — Voulez-vous couchez avec moi? — спросила Жоли. В ее голосе слышались дразнящие нотки.
   — Ну уж это-то, зеленоглазая, любой моряк от Нью-Йорка до Сан-Франциско поймет и без перевода! Это стандартная фраза — как и ответ «oui». Да, я буду спать с тобой.
   Произнеся это, Джордан поднялся и подошел к Жоли. Она приподняла край своего одеяла, приглашая лечь рядом. Когда Джордан лег, вытянувшись во весь рост, Жоли накрыла его и себя одеялом, словно хотела отгородиться от всего мира. В этот момент она совершенно забыла и об Эймосе, мирно храпевшем неподалеку, и о Гриффине, стоявшем на страже чуть поодаль. О чем Жоли могла думать в этот момент — так это о Джордане, о его стройном, гибком теле и сильных руках, ласкающих ее…
   Джордан нежно коснулся губами губ Жоли. Она не двигалась, дыхание словно замерло в груди. Ей хотелось, чтобы этот миг длился вечно, чтобы их губы никогда не разъединялись.
   Джордан нежно придерживал руками голову Жоли на весу, касаясь горячим влажным языком мочки ее уха. От этих волнующих прикосновений у Жоли закружилась голова.
   Рубашка на Джордане была расстегнута, и Жоли стала нежно гладить его мускулистую, покрытую шелковистым пушком грудь. Джордан своим сильным и грациозным телом напоминал Жоли дикую степную кошку. Жоли знала каждую клеточку этого тела, каждый шрам, каждую царапину и все равно всякий раз, прикасаясь к нему, будто узнавала заново.
   «C'est magnifique!» — подумала она, сама не зная почему, по-французски. Не будучи до конца уверена, что понравится Джордану, а что нет, Жоли чувствовала себя в постели с ним скованной и неуверенной.
   — Так, Жоли, так, вот здесь, родная… так, хорошо! — шептал ей на ухо Джордан, помогая преодолеть смущение и робость.
   Теплое дыхание щекотало щеку, а ободряющие слова вселяли уверенность. Ей приятно было осознавать, что она способна доставить Джордану такое же наслаждение, как и он ей. Ощущения, рожденные близостью с ним, до сих пор не утратили своей новизны и остроты. Всякий раз они приводили ее в восторг.
   Жоли и не заметила, как они с Джорданом освободились от одежды.
   Сильные руки ласкали ее тело, доводя до исступления. Она желала его каждой клеточкой. Пальцы Джордана скользили по ложбинке ее спины, задержались на ягодицах, немного сжав их, скользнули по бедрам и снова коснулись груди.
   — Твое тело дышит любовью, — прошептал он.
   — Любовью? Ты говоришь в прямом смысле, Жордан, или это всего лишь метафора?
   — Я смотрю, — улыбнулся он, — твой английский стал значительно лучше, если ты уже можешь различать такие тонкости! Во всех смыслах, Жоли, — в прямом и в переносном. Да, вот так, поцелуй меня, родная… Я когда-нибудь говорил тебе, что твои губы слаще меда?
   — Ты давно уже этого мне не говорил. — Длинные, словно крылья орла, ресницы отбрасывали на лицо Жоли загадочные тени, а на широких скулах, словно жемчужинки, выступили капельки пота.
   Рука Джордана потянулась к низу ее живота, к поросли жестковатых кудрявых волос, к нежным складкам… У Жоли перехватило дыхание, с губ слетел тихий сладостный стон. Чтобы не стонать громче, она закусила нижнюю губу и нежно обхватила пальцами орудие Джордана. Он издал глухое рычание и впился поцелуем в ее губы.
   — Я хочу тебя, Жордан, — прошептала она, когда их губы разъединились. — Прямо сейчас.
   Джордан слегка приподнялся на руках, а Жоли обхватила его руками за плечи и устроилась поудобнее, чтобы впустить его. Через мгновение он уже был внутри.
   Жоли казалось, что ее подхватил бурный речной поток и она не в силах ему сопротивляться. В детстве ей приходилось купаться в бурных горных реках, и ее теперешние ощущения воскресили в памяти эти почти забытые детские воспоминания.
   Жоли двигалась в одном ритме с Джорданом, стараясь, достичь пика ощущений одновременно с ним. Наконец, когда сладкая мука уже казалась Жоли запредельной, Джордан взорвался, и Жоли ответила тем же.
   Потом они еще долго лежали рядом, не в силах пошевельнуться — не столько из-за усталости, сколько из нежелания разрушать гармонию. Ощущения внешнего мира, казалось, медленно, постепенно возвращались к ним — далекий вой койота, крики ночного ястреба, сопение копошившегося где-то неподалеку барсука… Все эти звуки словно сливались в некую ночную симфонию, гармонию окружающего мира.
   — Здорово, не правда ли? — произнес Джордан в самое ухо Жоли, приятно щекоча ее своим дыханием.
   — Да, здорово, — слегка кивнула она, прижимаясь к нему еще ближе. — Мы с тобой как койот и барсук, — тихо смеясь, проговорила Жоли и нежно погладила Джордана по груди.
   — Койот и барсук? — удивленно спросил он.
   — Ты что, не знаешь, что койот и барсук обычно путешествуют по пустыне вместе? Койот быстрый, проворный, зоркий, глаза и уши у него всегда начеку. Барсук медленный, неповоротливый, но зато у него острые, опасные когти. Барсук хорошо чует норы мышей и луговых собачек. Он разрывает их и выгоняет обитателей из нор, а ловкий койот ловит их, а потом они делят добычу.
   — Не уверен, что это на самом деле так, больше похоже на легенду. И кто из нас барсук, а кто койот?
   — Барсук — это я. Я двигаюсь медленно, но зато уверенно, если знаю, что рядом со мной ты — койот, который позаботится о нас обоих. — Подняв голову, Жоли посмотрела на Джордана. — Теперь, я думаю, ты понял?
   — Понял. У тебя очень необычные метафоры, Жоли.
   — Что это значит? — с интересом взглянув на Джордана, спросила девушка.
   — Это значит, что твои сравнения не каждый поймет. А теперь, если мы хотим все-таки поспать, лучше сделать это сейчас — иначе утром будем как вареные.
   — Не такая уж большая цена за удовольствие, которое ты доставил мне.
   Джордан лежал молча. Впервые он всерьез задумался о том, как сильна на самом деле любовь Жоли. Но какое будущее их ждет? Что он скажет сестре и ее мужу? Им, не раз пережившим нападения индейцев, потерявшим в этих стычках много друзей, , наверняка покажется странным, что Джордан, сам никогда не скрывавший, что не питает особых симпатий к индейцам, вдруг остановил свой выбор на молоденькой девушке-апачи. Как они посмотрят на него, зная, что Джордан потерял весь свой отряд в битве с соплеменниками Жоли? Не есть ли это предательство прежних идеалов.

Глава 21

   Ущелья гор Сан-Андрес поросли низкорослыми колючими кустарниками, густыми, по пояс, травами, кедрами. Растения привлекали насекомых, насекомые птиц, те, в свою очередь, мелких хищников, испражнения которых служили удобрением растениям, — вечный круговорот природы.
   — Не понимаю, — пробормотал себе под нос Эймос, не обращаясь к кому-либо конкретно, — почему мы здесь не встретили никаких животных? Казалось бы, уж здесь-то для них раздолье — и вода чище, и трава зеленее… Уж не знак ли это какой-нибудь новой беды?
   — Не хочешь ли ты сказать, Эймос, — усмехнулся Гриффин, — что всерьез веришь в эти суеверия? — Он потянул идущего впереди мула за поводья, обводя его — а за ним весь караван — вокруг большого камня. — Животные просто попрятались, почувствовав, что идем мы. Мы же не индейцы — не умеем передвигаться бесшумно!
   Слух Гриффина вдруг уловил тихий девичий смех.
   — Я хотел сказать — не все из нас индейцы, — поправил он сам себя.
   — Все равно меня не покидает чувство, что это дурное знамение, — продолжал настаивать на своем негр. — Это уже не в первый раз. Вчера ночью я, например, видел какие-то непонятные огни на небе…
   — Огни на небе? — усмехнулся Джордан. — Ты что, никогда не видел звезд?
   — Нет, это были не звезды. И, еще я слышал какие-то непонятные звуки.
   — Кажется, я догадываюсь, что это были за звуки! — Гриффин покосился на Джордана и Жоли.
   — Слишком о многом, я гляжу, ты начал догадываться! — резко оборвал его Джордан. — Никаких звуков не было — это просто у тебя разыгралось воображение. И вообще, прекрати болтать о вещах, в которых ни черта не понимаешь!
   — Тогда, — усмехнулся Гриффин, — чувствую, мне вообще придется не раскрывать рта: о чем бы я ни говорил, у тебя один ответ — что я в этом ни черта не понимаю!
   — Извини, — несколько смягчился Джордан, решив, что действительно зашел в своем недовольстве слишком далеко.
   — Прощаю, — кивнул Гриффин. — Кстати, не пора ли подумать о ночлеге? Я весь день только и делал, что тянул за узду этих проклятых мулов — плечо и рука так затекли, что уже их не чувствую!
   — Хорошо, — согласился Джордан. — Как, Эймос, ты смотришь на то, чтобы отдохнуть?
   Негр, прищурившись, смотрел на огромный красный шар заходящего солнца.
   — Я не прочь, — наконец произнес он. — Но если вы это делаете только ради меня и из-за моей раны, то я уже вполне здоров и не нуждаюсь в послаблениях.