Поднявшись с камня, он протянул Жоли руку. Пальцы его слегка дрожали.
   — Ты хочешь сказать, — Жоли гордо вскинула голову, — что я должна уйти, Жордан?
   Сердце ее колотилось так сильно, что казалось, его стук отзывается эхом в долине. Жоли низко опустила голову, и непокорные пряди волос упали ей на лицо. Рука девушки была зажата в ладони Джордана, а его пристальный взгляд устремлен на ее лицо.
   — Ты хочешь сказать… — несмело начала Жоли, с усилием подняв взгляд на Джордана, но он оборвал ее:
   — Не надо торопить меня, Жоли. Я сам пока не знаю, чего хочу. Потом, позже…
   Жоли улыбнулась — и эта улыбка была похожа на, солнечный луч, пробившийся сквозь нависшие дождевые тучи.
   — 'Axah. Хорошо, — согласно кивнула она. — Я дам тебе время подумать, Жордан. Помни только, что я жду твоего ответа.
   — Как я могу об этом забыть? — тихо проговорил Джордан и нежно коснулся рукой лица девушки. Жоли прикрыла глаза от удовольствия. — Ты все время стоишь перед моим мысленным взором, Жоли. Куда ни обернусь — всюду вижу тебя. Знаешь, есть такой аттракцион — комната со множеством зеркал. Входишь — и, куда ни посмотришь; всюду видишь себя. Вот так и я — словно попал в такую вот комнату, только вместо своего отражения повсюду вижу тебя…
   Обняв девушку, Джордан притянул ее к себе.
   — Не надо, Жордан! На нас смотрят… — смущенно произнесла Жоли.
   — Ну и пусть! Можно подумать, они не догадываются, чем мы занимались ночью! Не шарфы же вязали и не сказки друг другу рассказывали!
   Жоли смотрела на Джордана так, словно видела перед собой другого мужчину, ранее ей незнакомого. Прежний Джордан всегда пресекал ее проявления любви, а этот, наоборот, берет инициативу на себя — и Жоли не знала, как вести себя в подобной ситуации.
   — Шарфы вязать я не умею, — проговорила она, уткнувшись лицом в плечо Джордана и с наслаждением вдыхая его запах — смесь табака, дубленой кожи и еще чего-то особенного, присущего только ему, Джордану. — Но сказок я знаю много.
   — Не сомневаюсь! — усмехнулся Джордан, затем вдруг посерьезнел и спросил: — Скажи мне, Жоли, кто те люди, которых мы видели сегодня?
   — Я же сказала тебе — sha'i'ande
    Это я уже понял. Я хочу спросить — они нас преследуют? Ты знаешь кого-нибудь из них?
   Подойдя вместе с Жоли к дереву, корень которого торчал из земли и вполне мог служить скамейкой, Джордан усадил девушку на него.
   — Я узнала Джеронимо, — проговорила Жоли, отвечая на вопрос. — Надеюсь, они все-таки не преследуют нас. Джеронимо — самый безжалостный вождь, не считая Нана.
   — Я знаю — мне уже приходилось с ним сталкиваться, когда я был в вашей деревне. — Джордан криво улыбнулся. — Признаться, я тогда здорово струсил — решил, что уже покойник. Сам не знаю, что меня спасло!
   — Не знаю. — Жоли пожала плечами. — Джеронимо не любит 'indaa' — сама не понимаю, почему он тебя отпустил. Должно быть, на него просто в тот момент нашел какой-то каприз.
   Жоли замолчала. По виду девушки можно было понять, что какие-то сомнения мучают ее.
   — Это золото, которое ты ищешь… — проговорила Жоли, взяв руку Джордана в свою. — — Мне страшно… Откажись от его поисков, Жордан!
   — Отказаться?! — воскликнул Джордан. — Теперь, когда мы почти у цели?! Что с тобой, зеленоглазая? Кого ты боишься? Этих индейцев?
   — Они заметили нас, Жордан! И они знают, для чего мы пришли сюда.
   Жоли сжала руку Джордана еще крепче, словно хотела, чтобы ее тревога передалась ему.
   — Я расскажу тебе, Жордан, одну историю. Это случилось давно, когда мне было всего четырнадцать весен. Мой отец тогда ушел в горы охотиться, а я с мамой и моим народом оставались в Мексике. Там Нана присоединился к Викторио, Джеронимо, Джу и другим. Они награбили оружия, продовольствия, но эти припасы быстро кончились. — Помолчав с минуту, Жоли продолжила: — Однажды — это было летом — Нана захватил караван мулов, шедший в Мексику узкой горной тропой, которой обычно пользовались контрабандисты. Мы думали, что мулы везут обычный груз — оружие, продовольствие, — и не стали до ночи распаковывать тюки. — Жоли снова выдержала паузу — на этот раз, по-видимому, для большего эффекта. — Я никогда не забуду, — продолжала она более тихим голосом, — как Нана распаковал один тюк, нашел там какой-то металлический слиток и разочарованно бросил его на землю, воскликнув презрительно: «Серебро!» Само по себе серебро нам было не нужно, и было решено отправиться в Каса-Гранде и обменять его на оружие и продовольствие у мексиканцев. Но у нас не было на это времени, и в результате мы зарыли серебро прямо там же.
   — К чему ты все это рассказываешь? — спросил Джордан, сворачивая самокрутку. — Какое отношение это имеет к тем индейцам, которых мы сегодня видели?
   — Слушай дальше — поймешь.
   Джордан вспомнил, как многословна обычно бывает Жоли, как умеет сделать из пустячной истории длиннющий рассказ, украшая его ненужными подробностями, и как не любит при этом, чтобы ее перебивали. Расположившись на корне-скамейке поудобнее, он сказал:
   — Хорошо, зеленоглазая, продолжай.
   Обхватив руками колени, Жоли прислонилась к стволу дерева.
   — Когда потом ночью мы сидели у костра, я услышала, как Нана говорил Кэйтенне — это был один из его помощников, — что он знает множество мест, где золото и серебро встречаются в огромных количествах, Я слышала, как он говорил… — Жоли снова сделала паузу, пытаясь вспомнить то, что говорил вождь, дословно. — «…Далеко к западу от Ойо-Калиенте в горах есть каньон, где слитки золота лежат целыми кучами, словно зерно в амбаре. Давно бы взял их — да боюсь гнева Уссена. Знаю также места с серебряной рудой — такой мягкой, что ее можно резать ножом. Знаю одну пещеру, где золото лежит штабелями…» — Глаза Жоли возбужденно горели, должно быть, так же, как в те минуты, когда она впервые услышала слова индейского вождя. — Помню, мы все сгрудились, чтобы получше слышать рассказы о золоте. Нана еще сказал, что видел одну пещеру — днях в трех пути от Каса-Гранде. Он сказал: «Как раз под самым гребнем утеса есть пещера, почти до отказа наполненная золотом. Должно быть, мексиканцы пользуются лестницами, чтобы перейти в этой пещере с одного уровня на другой, иначе невозможно». Вскоре после этой ночи на Викторио была устроена засада, а сам он убит. Нана, а с ним те из нас, кто выжил, вернулись в Сан-Андрес, поскольку весь район буквально кишел американскими и мексиканскими солдатами. Мы же были почти безоружны, и люди умоляли Нана вернуться за этим серебром. Через несколько месяцев он, уступив этим мольбам, отправился в путь. Мы решили обменять серебро на пули. Нана не очень хотел этого, но тем не менее велел нашим лучшим следопытам найти путь к тайнику. — Жоли вздохнула и, понизив голос до шепота, проговорила: — Серебра мы так и не нашли, хотя искали целую неделю. Нана был сердит, хотя и старался не показывать этого.
   Увлеченный рассказом Жоли, Джордан и не заметил, как его сигарета потухла.
   — Из всего этого я заключаю, — сказал он, раскуривая ее снова, — что ни серебра, ни золота нам не найти, а если и найдем — то все погибнем. Над золотом тяготеет проклятие — я правильно тебя понял?
   — 'Аи, — согласно кивнула Жоли. — Золото — опасная вещь, Жордан. Ради него люди готовы лгать, умирать и даже убивать. Откажись от него, Жордан!
   — Если ты веришь во все эти сказки, зачем же ты тогда ведешь нас к нему? — недовольно нахмурившись, спросил Джордан.
   — Ты знаешь почему. Я с вами не ради золота, а ради тебя, — проговорила Жоли, глядя прямо ему в глаза.
   — Я знаю это, — усмехнулся Джордан.
   — Ты откажешься от золота, Жордан? — спросила девушка, умоляюще посмотрев на него.
   — Нет, Жоли. Мы с Эймосом пришли за золотом и от своего не отступимся. Если ты боишься идти с нами, я могу отослать тебя назад с Гриффином.
   — Dah! Я твоя женщина, Жордан, Я пойду за тобой, куда бы ты ни шел; даже на смерть, — решительным тоном произнесла Жоли.
   Брови Джордана сошлись на переносице:
   — Мне не нравится, что ты смотришь на наше предприятие так пессимистически, Жоли.
   Девушка пожала плечами:
   — Я не знаю, что такое пес… пессими… короче, то, что ты сказал. Но я чувствую смерть, Жордан; И я боюсь не за себя, Жордан, а за тебя.
   Затянувшись в последний раз, Джордан бросил окурок на землю.
   — Ты пугаешь меня, зеленоглазая! Я уже скоро начну верить в судьбу!
   — Ты что, не знал, что sha'i'ande и 'indaa' никогда не пылали друг к другу любовью? Что тебя удивляет? — вспыхнула Жоли.
   На этот раз передернул плечами Джордан:
   — Сам не знаю что. Должно быть, я привык верить, что ты, Жоли, — мой талисман, оберег против апачей. — Губы Джордана скривились в усмешке. — Честно говоря, именно для этой роли я тебя и похитил.
   — Теперь ты, я думаю, жалеешь, что похитил не ту девушку? — усмехнулась, в свою очередь, Жоли. — Если бы на моем месте действительно была внучка Викторио, ее бы, я думаю, быстро хватились. Я же не удивлюсь, если моего отсутствия никто до сих пор не заметил. Папа, думаю, еще не вернулся с охоты, а кроме него, я никому по большому счету не нужна…
   — А когда он вернется? — спросил Джордан.
   — Когда горы покроет снег, — ответила Жоли и замолчала. Джордан так и не ответил на ее вопрос — жалеет ли он, что похитил не ту девушку.
   Словно прочитав ее мысли, Джордан притянул девушку к себе и крепко обнял:
   — Вот что я тебе скажу, зеленоглазая. Я не променял бы тебя ни на внучку Викторио, ни на него самого!

Глава 23

   Джордан был отнюдь не дурак — не для того он принял решение уйти из армии, чтобы снова подвергать свою драгоценную жизнь опасности. Пока Жоли с наслаждением купалась в прохладных, освежающих водах расположенного неподалеку озерца, Джордан, подозвав Эймоса и Гриффина, вкратце, опустив поэтические красоты и лирические отступления, пересказал им услышанную от нее историю.
   Эймос слушал молча, задумчиво поглядывая на котелок с кофе, кипевший на огне.
   — Ну что же, — подытожил он рассказ Джордана, — я лично вижу дело так: замысливая поход, мы должны были осознавать, что нас могут поджидать разные неожиданности, так что удивляться теперь особо нечему. Правда, я не думал, что нам придется вступить на территорию, которую апачи, судя по всему, считают сакральной. Ровно год назад мне в составе моего девятого отряда пришлось воевать с апачами. И я хорошо изучил их обычную тактику — война на изматывание противника. Это когда избегают крупных сражений, а устраивают частые атаки небольшими группами. Вынужден признать, в этом деле им равных нет.
   — Подтверждаю твои слова, братишка, — кивнул Джордан, — мне не раз пришлось испытать это на собственной шкуре.
   Налив себе кофе в жестяную кружку, Эймос продолжил:
   — Дело было, как сейчас помню, двадцать девятого июля. Лейтенант Гайлфойл с небольшим отрядом почти нагнали Нана у Белых Песков. Индейцы как раз перед этим убили трех мексиканцев. — Эймос поморщился. — Почти нагнали, но апачи все-таки ушли. Как нам удалось вычислить, индейцев было всего с дюжину; значит, основные силы Нана были где-то в другом месте.
   Эймос отхлебнул кофе из кружки. Его глаза возбужденно блестели. Казалось, что перед его мысленным взором воскресали события тех далеких дней, когда ему вместе с товарищами пришлось гоняться за отрядом индейцев.
   — Мы долго шли за ними по пустыне, пока не оказались здесь, в Сан-Андресе. И хотя мы чертовски устали, да еще к тому же истерли в кровь задницы этими чертовыми седлами, но мы задали им такой бой! В конце концов удача улыбнулась нам — мы отняли у апачей двух лошадей, с дюжину мулов, одеяла и прочее барахло. Двоих из них пристрелили, остальным же удалось перейти Рио-Гранде в шести милях ниже Сан-Хосе. По пути они, как мы узнали потом, убили троих мирных жителей.
   Гриффин завороженно слушал негра — обычно Эймос, как и Джордан, не очень любил рассказывать о своих боевых подвигах.
   — Они вернулись? — возбужденно спросил он. — Черт побери, не было меня тогда с вами!
   Эймос устало посмотрел на Гриффина:
   — Да, приятель, вернулись — чтобы отомстить. И весь июль и август не давали нам покоя. Гоняли так, что иной раз приходилось отмахать миль семьдесят в день, спасаясь от них. И всякий раз они появлялись словно из-под земли… Еще четыре мексиканца нашли свой конец у подножия Сан-Матеоса. Тридцать шесть фермеров, что объединились было и вышли на индейцев, решив положить конец их безобразиям, расположились вечером в Красном каньоне на ужин — тут-то эти гады и нашли их ружейным огнем, .. Одного убили, троих ранили, забрали всех лошадей…
   — Ты хочешь сказать, что ни одной битвы с индейцами вы не выиграли? — недоуменно спросил Гриффин.
   — Отчего же, было пару раз. Где-то в начале августа нам удалось ранить пару индейцев и захватить одиннадцать лошадей — это было, если мне не изменяет память, в Моника-Спрингс. А дней через десять нагнали их милях в двадцати пяти на запад от Сабинала. 'Одного человека мы тогда потеряли, трое наших были ранены, еще один пропал без вести. Сколько потеряли индейцы, не знаю — дальше мы их не преследовали. Наш капитан Паркер решил не рисковать людьми. А через неделю в Хиллсборо — это в пятнадцати милях от Макеверса, — лейтенант Смит с отрядом в двадцать человек снова атаковал индейцев. На этот раз мы победили, но это стоило нам пятерых, включая самого Смита, и отряда местных жителей, который возглавлял некий Джордж Дейли.
   — Ничего себе! — вырвалось у Гриффина. — Как это случилось, черт возьми?
   — Вообще-то Дейли был сам виноват, что погиб. Мы уже, можно сказать, наступали Нана на пятки, как неожиданно этот хитрый лис повел своих людей в каньон Гавилан. Лейтенант Смит приказал отступать, но эти фермеры уперлись — нет, будем, мол, преследовать… Что, скажи на милость, делать Смиту, не бросать же этих идиотов! В результате погибли и он, и Дейли. Вскоре все эти храбрецы растеряли свой пыл, и тем, кто был еще жив, пришлось бежать поджав хвост.
   Гриффин помолчал с минуту, а затем снова спросил:
   — Так удалось вам в конце концов поймать Нана или нет? Эймос выплеснул остатки кофе из кружки в костер и угрюмо ответил:
   — Нет. В конце августа этот старый лис ушел в Мексику и, насколько мне известно, до сих пор находится там. Может быть, устал от войны, решил какое-то время передохнуть…
   — У него, должно быть, целая армия отважных воинов? — предположил Гриффин.
   — Ты не поверишь, старик, но начинал Нана с небольшого отряда в пятнадцать человек, а к тому времени, когда подался в Мексику, у него было от силы человек сорок. И этот старый пройдоха, скрюченный к тому же ревматизмом, всего с четырьмя десятками краснокожих держал в страхе всех белых и черных на тысячу верст вокруг! В общей сложности он раз семь-восемь побеждал в серьезных боях с колонистами, убил их с полсотни, а сколько ранил — одному Богу известно, взял в плен двух женщин, отобрал у белых не менее двух сотен лошадей и мулов. Тысяча солдат, не говоря уже о трех-четырех сотнях мирных жителей, не могли справиться с его бандой. Теперь-то ты понял, — горько усмехнулся Джордан, — почему в конце концов мне все это осточертело и я ушел из армии?
   — Ты хочешь сказать, что нам предстоит стычка с ними? — встревожился Гриффин.
   — Считаю своим долгом предупредить тебя об этом, приятель. То, что мы их заметили, еще полбеды. Беда в том, что они заметили нас.
   — И что ты предлагаешь делать? — продолжал донимать вопросами Гриффин. — Вернуться во Франклин? Апачи наверняка пойдут за нами и, боюсь, настигнут нас, как бы мы ни пытались запутывать следы.
   — Ты прав. — Джордан поставил ногу на камень, где сидел Гриффин. — Не знаю, кто это — Нана, Джеронимо или Найче, — но ясно одно: от этих ребят вряд ли можно ждать добра.
   — Жоли говорит, что это Джеронимо со своими людьми, — добавил Гриффин.
   — Джеронимо так Джеронимо, — равнодушно пробурчал Джордан.
   — Что ты скажешь, Эймос? — не унимался паренек. — Ты за то, чтобы вернуться или идти вперед?
   — Я за то, чтобы идти вперед, — решительно произнес негр. — Как я уже говорил, отправляясь в этот поход, мы должны были отдавать себе отчет, что он может быть рискованным.
   — Я тоже за то, чтобы идти вперед, — с воодушевлением поддержал товарища Гриффин. — А ты, дядя?
   Джордан молчал, засунув большие пальцы за ремень брюк. Взгляд его был устремлен туда, где беспечно плескалась Жоли. Апачи — ее народ, и хотя она поклялась быть с ним, Джорданом, кто знает, как она решит, если ей придется выбирать между ним и соплеменниками?
   — Дядя?! — Гриффин выжидающе посмотрел на Джордана. — Каково твое решение?
   — Я за то, чтобы двигаться дальше, — ответил тот. — Но может быть, стоит спросить и у Жоли?
   У Гриффина от удивления округлились глаза. Он уставился на дядю так, словно видел его в первый раз:
   — Тебя действительно интересует ее мнение? Невероятно!
   Джордан так посмотрел на Гриффина, что тому сразу стало понятно — дядя не шутит.
   — Потрясающе! Джордану Синклеру наконец-то вдруг стал небезразличен другой человек! Где бы отметить это событие? — веселясь, проговорил Гриффин.
   Эймос рассмеялся в ответ:
   — Отстаешь от жизни, приятель! По моим наблюдениям, этот человек небезразличен ему по крайней мере с первой нашей ночи во Франклине.
   Гриффин удивленно взглянул на негра:
   — По моим же наблюдениям, Джордан все это время только и делал, что старался всячески унизить ее!
   — Это говорит о том, что ты не очень наблюдателен, парень, — проговорил Эймос. — Ты видишь лишь то, что лежит на поверхности. Джордан неравнодушен к Жоли — это факт. Он просто медлит, сомневается — но так и должно быть. Только юнцам свойственно очертя голову бросаться в любовь как в воду.
   — Ты хочешь сказать, — обиделся Гриффин, — что я на его месте действовал бы необдуманно?
   — Не кипятись, приятель. Да, именно это я и хотел сказать.
   Гриффин помолчал с минуту, а затем сказал:
   — Что ж, не могу не признать, ты прав. И вообще ты, Эймос, я смотрю, мужик неглупый! И где ты только всему научился?
   Эймос протянул Гриффину кружку с кофе и раздумчиво проговорил:
   — Пришлось поневоле. Если ты родился черным, да еще и в южных штатах, приходится шевелить мозгами — иначе просто не выживешь, братишка!
   Гриффин принял из рук негра кружку и пристально посмотрел на него.
   — Ты был рабом, Эймос?
   — Я смотрю, братишка, — лукаво прищурился Эймос, — ты хочешь в подробностях узнать всю историю моей жизни!
   — Так интересно же, Эймос! До тебя мне почти не приходилось общаться с чернокожими. Отец, правда, нанимал несколько раз африканцев к нам на ферму, но никто из них почему-то долго не задерживался.
   Эймос лег на землю, подложив под голову седло и вытянув длинные ноги.
   — Нет, слава Богу, рабом быть не пришлось. Я родился неподалеку от Натчеза — это в штате Миссисипи, — и родился свободным. Рос в маленькой хижине на берегу реки. Помню наш сад, заросший одичавшими розами и обнесенный живой изгородью из жимолости, а за изгородью — бескрайние хлопковые поля. Ты, может быть, не поверишь, но в детстве мне ни разу не приходилось сталкиваться с расовыми предрассудками…
   — Поверить действительно трудновато! — согласился Гриффин.
   — Как говорится, невероятно, но факт. В детстве — ни разу. Хозяин, на которого работал мой отец, никогда не смотрел, какой у кого цвет кожи — лишь бы человек честно делал свое дело. Может быть поэтому, когда, покинув родительский дом, я столкнулся с расизмом, воспринял это очень болезненно. Так что я где-то могу понять индейцев — им, как и моему народу, должно быть, несладко приходится от косых взглядов белых.
   — А чем занимался твой отец? — снова спросил Гриффин.
   — Рыбачил и продавал то, что удавалось поймать. С этого мы и жили, и питались в принципе неплохо. Ты когда-нибудь ел миссисипскую зубатку, Гриффин?
   — Не приходилось.
   — Ну, брат, ты полжизни потерял! Нет рыбы вкуснее — особенно если обвалять ее в кукурузной муке и поджарить на топленом сале… Добавь еще капусточки или салатику — и ты на седьмом небе! Салат у нас рос повсюду, дикий, бери — не хочу. Мы его целыми мешками собирали, жарили потом с луком…
   — Разве салат жарят? — удивился Гриффин.
   — Еще как. Попробуй — пальчики оближешь!
   Пока Эймос предавался воспоминаниям о детстве, Джордан потихоньку направился к Жоли, которая по-прежнему с наслаждением плескалась в воде.
   — Тебе не нужно мыло, зеленоглазая? — спросил Джордан, присев на камень на берегу озерца.
   Жоли поднялась, откидывая мокрые волосы назад. Струи воды стекали по ее грудям вниз.
   — Спасибо, dah, мыло не нужно. Принеси мне лучше полотенце, shitsine!
    Что значит это слово? — спросил Джордан, вернувшись с полотенцем и бросив его Жоли.
   Девушка вышла из воды, заворачиваясь в полотенце. Мокрые волосы висели у нее через плечо, загорелая кожа покрылась мурашками.
   — Какое слово, «shitsine»! — спросила она.
   — Да.
   — Когда-нибудь, может быть, я тебе и скажу… — лукаво улыбнулась она.
   Джордан удивленно вскинул брови:
   — Почему не сейчас, зеленоглазая?
   Жоли потянулась за чистой одеждой, развешанной на кустах, а Джордан, подкравшись сзади, схватил ее за талию. Девушка стала вырываться, но он держал крепко.
   — Отвечай, зеленоглазая, а то снова брошу тебя в воду!
   — 'Aat, Жордан! — воскликнула Жоли, давясь смехом.
   — Сдаешься, зеленоглазая?
   Жоли кивнула, и Джордан отпустил ее.
   — «Shitsine» означает «дорогой», «любимый», — проговорила она, положив руки ему на плечи. — Употребляется это слово в разговоре между членами одной семьи или любовниками.
   Джордан притянул девушку к себе. Полотенце соскользнуло с Жоли и упало на землю.
   — А как называется на языке апачей это? — спросил Джордан и припал долгим страстным поцелуем к губам Жоли.
   — Yiits'us, — ответила она, когда их губы разомкнулись. Жоли крепко держалась за любимого, словно боялась упасть.
   — Йитси? — попробовал повторить Джордан.
   — Dah, «yiitsi» — — это вот что. — Жоли ущипнула его за локоть.
   — Тише ты, больно же!
   Жоли, привстав на цыпочки, поцеловала Джордана и затем произнесла:
   — А вот это — «yiits'us». — Жоли проникла языком Джордану в рот, и он едва не задохнулся от охватившего его возбуждения.
   — Теперь-то уж я никогда не перепутаю! — рассмеялся Джордан, когда их уста разомкнулись. — Научи меня еще каким-нибудь словам, shitsine! — игриво произнес он.
   — Иди сюда — научу! — Жоли потянула Джордана за собой в кусты.
   — Ну наконец-то появились! — проворчал Эймос, увидев приближавшихся к костру Жоли и Джордана. — Давно пора! Мы уж, грешным делом, подумали, что вы утонули в пруду — оттуда доносились какие-то странные звуки, словно кто-то топил кошку… — Эймос вдруг осекся, заметив, как Джордан, едва сдерживая смех, зажимает ладонью рот.
   Жоли, смущенно потупив взгляд, ковырялась в песке пальцем босой ноги. В слабых отсветах костра было заметно, как она покраснела. От проницательного взгляда Эймоса не скрылось и то, что и Жоли, и Джордан выглядели по-особенному счастливыми.
   — Должно быть, тебе почудилось, Эймос! Я лично не слышал никаких странных звуков, — ответил Джордан и недоуменно пожал плечами.
   — Должно быть, и впрямь показалось. Старею, наверное, — нарочито громко вздохнул негр, — вот и мерещится черт знает что! Не хотите ли запеченной на углях крольчатины? Гриффину — ловок же парень! — удалось поймать кролика в кустах.
   Взяв Жоли под руку, Джордан подвел ее поближе к костру, а она с гордым видом одернула на себе помятую рубашку.
   — Поймать? — переспросил Джордан. — Ты хочешь сказать, что Гриффин поймал кролика голыми руками?
   — Ну, не совсем голыми… — откликнулся Гриффин. — Эймос научил меня, как соорудить примитивную западню. Стрелять я не стал.
   — Ну и правильно, — одобрил Джордан. — Зачем лишний раз привлекать к себе внимание?
   — Тогда не надо было и костер разводить, — добавила Жоли.
   — Стоит ли ради конспирации отказываться от горячей еды? — усмехнулся негр. — Пусть уж лучше враги сидят в темноте и у них бурчит в животе от запаха нашего мяса! Тем более что они все равно знают, где мы, — шли за нами целых два дня. Вряд ли они отважатся пожаловать к нашему костру. А сунутся — встретим их как полагается. Пока же, слава Богу, все тихо…
   — Надолго ли? — непонятно у кого спросил Гриффин.
   — Не думаю, что надолго, приятель, — ответил негр.
   Вопреки мрачным прогнозам Эймоса индейцы не спешили проявлять себя. Гробовая тишина стояла вокруг, когда четверка всадников подъехала к склону северного пика.
   — Ну и что нам делать теперь? — стараясь казаться беспечным, спросил Гриффин и спешился.
   — Копать, — ответил Джордан и перекинул племяннику кайло.