Комфорт дополнял стеллаж с кипами газет самой разной давности — от века до года. Они попали сюда от многих людей и из разных источников, и просматривали их из любопытства в основном приезжие в надежде — если повезет, конечно, — получить какую-нибудь информацию из родного города. С этими газетами обращались на удивление бережно. Если кто-то по прочтении бросал листы на пол, это вызывало бурю негодования и осуждения со стороны остальных завсегдатаев. Более того, обтрепанные, надорванные по краям номера официантка Молли периодически приводила в божеский вид с помощью клея и коричневой бумаги из лавки мясника.
   Кроме газетного стеллажа на полу повсюду были расставлены разных размеров коробки, наполовину наполненные опилками. Они использовались как плевательницы, глаз красотой не радовали, зато для плевков служили отличными мишенями.
   Обеденные столики жались к стенам большой комнаты, их было с дюжину, и каждый рассчитан на четверых. Временами, когда не хватало свободных мест, посетители вынуждены были ставить тарелки на колени, а чашки с кофе прямо на пол. Но такое случалось лишь на Рождество да в разгар сезона продажи скота.
   Сейчас в этом зале за угловым столиком сидел Джексон. За другим, ближе к двери, расположился парень с веселым лицом, который пришел сюда, слегка прихрамывая. Еще за одним — мужчина с копной ярко-рыжих волос, а четвертый занимал тип с тусклыми, широко посаженными глазами.
   Они вошли порознь и сели за разные столики. Молли с явной неприязнью поглядывала на трех последних. Они выглядели чужаками — выходцами из восточных штатов, а она относилась к людям из тех краев да и к восточным штатам в целом приблизительно так же, как ирландцы к англичанам.
   Но на Джексона посматривала с симпатией. Его улыбка была такой искренней, темные глаза такими дружелюбными и яркими, да и сам он казался таким молодым и изящным, что в сердце Молли проснулся материнский инстинкт. Так что она не могла не задержаться возле его столика, после того как поставила на него чашку с кофе. Джексон поднял на нее глаза, в которых Молли прочла благодарность. Почему другие не могут так смотреть и улыбаться?
   — Ну, казалось бы, что стоит улыбнуться? — вслух прокомментировала она свою мысль. — Но здесь это такая редкость! Стоит ребятам пожить в Нииринге хотя бы немного, с их лиц напрочь сдуваются улыбки. Вот погодите, потянет февральским «северником», он и вам так заморозит лицевые мышцы, которыми улыбаются, что они останутся застывшими на веки вечные. Вы ведь новичок у нас, не так ли?
   Джексон ответил, что она не ошибается, и они немного поговорили. Что он собирается делать? Да сам толком еще не знает, наслышан только, что в здешних горах хорошая охота, вот и решил попытать счастья. Умеет ли пользоваться ружьем? Да, конечно.
   Молли не могла не ухмыльнуться, потому что сама была на редкость хорошим стрелком, законной владелицей личного винчестера и револьвера «кольт», а главное, знала, как ими пользоваться.
   — Вы должны быть уверены в меткости своего глаза, когда начнете выслеживать оленя, — заявила она. — Местные олени чуют человека за милю, а ружье — за целых пять миль. В ту же секунду, как заметят, пускаются наутек широкими прыжками, и поминай как звали! Хороший матерый самец в этих местах даже не скачет по горам с уступа на уступ, а пролетает их, как ястреб. Надо стрелять не менее чем с пятисот ярдов, если хотите отведать оленины.
   — Ну что ж, тогда придется рассчитывать только на удачу, — отозвался Джексон.
   — У вас тут есть какие-нибудь знакомые? — полюбопытствовала Молли.
   — Нет, я просто катаюсь по стране. Отец считает, что мне полезно пожить немного походной жизнью. Говорит, мне не мешает малость огрубеть, так как пока я учился в школе, слишком изнежился.
   — Да уж! В наших краях миндальничать не любят — обтешут вас в два счета, — угрюмо подтвердила Молли. — Здесь вас быстро заставят или озвереть, или убьют. Местные — суровый народ. Взгляните хотя бы на тех, кто сидит в этом зале. Свирепые ребята, не так ли? Только поэтому и выжили, что научились скалить зубы и огрызаться налево-направо. — Она скрестила на груди руки, на которых вздулись не по-женски рельефные мускулы.
   Джексон постарался придать своему лицу выражение недоверия.
   — Знаете, — произнес он, — не может такого быть, чтобы все остальные походили на этих.
   — Да остальные еще хуже! — убежденно заверила Молли.
   — Ну, — протянул Джексон. — Я не гигант. Но если здесь может выдерживать женщина, полагаю, мне это тем более по плечу.
   — Да-а, — не очень убежденно согласилась Молли. — Правда, не часто, но женщины у нас тут тоже появляются, по одной. Вот только не знаю зачем. Не иначе как начитались книжек про Запад. Приезжают сюда, думая, что каждый пастух — это помесь Сандоу с принцем Уэльским. Конечно, вскоре глаза у них открываются. Ковбоев здесь действительно навалом, да только вот моются они редко, да и одежда их чаще всего нуждается в стирке. Была тут вчера одна из таких дамочек, привыкших ходить в шелках.
   — Молоденькая? — спросил Джексон с наивным видом.
   — Да. Молоденькая, это уж точно. Из тех, при виде которых у ребят начинают течь слюнки.
   — Хорошенькая? — не отставал Джексон.
   — Хорошенькая. Даже слишком. Пока ела ветчину с яйцами, смотрела на меня так, словно завидовала, похоже, не прочь была бы занять мое место. Мне даже стало ее жалко. Я поинтересовалась, что заставило ее забраться так далеко на Запад. Но в ответ услышала только то, что ей здесь нравится.
   — Она остановилась в отеле? — спросил Джексон.
   — Нет, исчезла во мраке. Пришла сюда с чемоданом, а когда я хотела подойти к ней и узнать, не нужен ли ей номер или же она просто собирается дождаться здесь следующего поезда, смотрю, ее уже и след простыл. Разрази меня гром, даже ручкой не помахала!
   — Так-таки и исчезла? — недоверчиво уточнил Джексон.
   — Вот именно, вы сказали самое подходящее слово. Исчезла — и все тут! Должно быть, пока меня не было, кто-то пришел и увел ее.
   Джексон вздрогнул, хотя совсем незаметно.
   — Уж не похитили ли ее? — высказал он догадку.
   — О нет! — возразила Молли. — Наверное, просто кто-то увидел, как она поднимает чемодан, и предложил ей помочь поднести. Так я думаю. Это самое вероятное объяснение.
   — Выглядит как-то странно, — заметил Джесси и потупил взор. Мысли одна тревожней другой лихорадочно роились в его голове. Выследить Мэри даже до этого места оказалось не так-то просто, но если она пустилась дальше, в горы, по одной из сотен извилистых дорог и тропок, то как ее теперь искать? Парня охватила паника. Он, как мог, с ней боролся.
   Что у Мэри на уме? Ну, догадаться об этом не сложно. Она хочет уехать подальше, опасаясь, что он последует за ней. Ее устроит любая длинная и сложная дорога, лишь бы ее не нашли. Мэри, наверное, готова неделями находиться в пути, пока не почувствует, что находится вне пределов его досягаемости.
   — Возможно, она ищет работу? — предположил Джексон. — Могла в поисках ее отправиться, например, на ранчо. Может, ей уже предложили где-нибудь стать кухаркой или кем-то в этом роде?
   — Ей?! — изумленно воскликнула Молли. — Она не из работяг. Хотя как знать? Кого только не заносит в наши горы! Может, что-то заставило ее сбежать из дому? Хотите еще кофе?
   — С удовольствием, — отозвался Джексон. Он пронаблюдал, как горячая, темная как ночь жидкость наполняла чашку. — Если девушка в состоянии улыбаться, разве это не признак того, что худшее позади? — промолвил Джексон.
   — Эта улыбалась, даже морщила носик, — подтвердила Молли. — Было ясно, что с худшим она уже справилась. Она вообще из тех, кто не киснет и держит хвост пистолетом, как бы ни было трудно. Мне показалось, что именно такая. Даже если ей где-то сделали больно, носа не повесила и готова стойко встретить следующий удар судьбы.
   Джексон не нуждался в дальнейших уточнениях. Сказанного было достаточно. Он живо припомнил, как, улыбаясь, Мэри премило морщила носик. От этого воспоминания сердце пронзило болью.
   — Желаю удачи, — произнес медленно Джесси.
   — О, я тоже, — поддержала его Молли. — Она — леди! Это точно. Вроде и ничего такого с виду… А говорила со мной как с сестрой. Судя по всему, вероятно, упала с какой-то высоты. Но те, кто вознесся по праву, никогда не падут слишком низко. Они всегда держатся на уровне, чтобы можно было смело смотреть в лицо любому.
   «Точнее о Мэри не скажешь», — подумал Джексон.
   Все, что Молли говорила о ней, было правдой, и все-таки не полной. Всю правду знал только он.
   Джексон мысленно вернулся к тому дню, когда Ларри Барнс, еле ворочая языком, заговорил с ним через окно и перевернул всю его жизнь. Ему даже показалось, что его существование распалось как бы на две части: первая состояла из того, что было с ним до прихода Барнса, включая предстоящее счастье с Мэри, а вторая — из нескольких последних дней, когда все рухнуло.
   Однако, перебрав в памяти все обстоятельства, Джексон понял, что не сожалеет о содеянном. Разве он мог не откликнуться на мольбу Барнса о помощи? Любой человек, оказавшийся в беде, вправе ожидать от остальных, что его не бросят на произвол судьбы. Джексон не мог вот так просто взять и выгнать этого человека. А приняв в нем участие, уже тогда знал, каковы будут последствия.
   Когда официантка отошла от него к другим посетителям, Джесси впервые в жизни впал в какое-то забытье. Даже полузакрыл глаза. Кошачья настороженность, не покидавшая его прежде ни на минуту ни днем ни ночью и служившая надежной защитой, вдруг куда-то исчезла.
   Из этого состояния транса его вывел раздавшийся за спиной голос, произнесший спокойно, но жестко:
   — Джексон, ни с места! Ты у меня на мушке. Два ствола, заряженные крупной дробью, специально, чтобы заваливать матерых оленей-самцов, нацелены тебе под лопатку.

Глава 11

   Джесси не шелохнулся. От этого его удержала не столько двустволка, сколько голос, узнанный им сразу же. Он принадлежал маршалу Тексу Арнольду, а это, прежде всего, означало, что настало время играть осторожно, выкладывая карты по одной.
   Он искоса глянул на дверь. В этот момент она, как по заказу, открылась — и в проеме возникли двое мужчин с ружьями в руках. Затем глянул на окна. Их было два, и в каждом окне маячило по паре плеч, заслоняющих солнечный свет.
   — Давай без фокусов, Джесси! — проговорил за его спиной Текс Арнольд. — Выбирай: либо мне придется тебя связать, или ты даешь мне слово не рыпаться.
   Джексон улыбнулся. Краем глаза он следил за нанятой им троицей. Те взирали на происходящее холодно, даже без любопытства. Джесси не знал, насколько можно на них положиться. От его взгляда не укрылось и то, что Молли, увидев эту сцену, застыла, словно пораженная громом. Еще бы! Вот тебе и симпатичный молодой человек! Впредь послужит ей хорошим уроком, что внешность может быть обманчива.
   — Выбираю — не давать никаких обещаний, Текс, — ответил Джексон. — Так что лучше свяжи мне руки.
   — Тогда руки за спину! — приказал маршал и распорядился: — Дархэм, займись этим. Такая работенка по твоей части!
   — Я вязал быков, — послышался за спиной пленника еще один голос. — Так скручу парня, что он не пошевельнется, пока кто-то не разрежет веревку. Кроме меня, мои узлы никому не развязать.
   Джексон, не сопротивляясь, убрал руки за спину. Их тут же схватили и принялись стягивать под аккомпанемент наставлений Текса Арнольда, которыми тот сопровождал действия помощника.
   — Помедленней, но более тщательно, Дархэм. Знаю, других ты вязал так, что. они и пальцем не могли пошевельнуть. Но этого никакие веревки не удержат. Путы не для Джексона! — А затем, когда парень был уже связан, продолжил: — Оставайся здесь! Будешь охранять его сзади. Следи за руками. Больше ни о чем не думай. Просто не отрывай глаз от его рук. Если ими пошевелит, врежь ему дулом в спину или в загривок! Твоя задача — не дать Джексону ни малейшего шанса. Стоит тебе глазом моргнуть — он развяжется. Понял?
   — Шутишь, шеф! — заметил помощник. — Не поверю, что ты говоришь на полном серьезе. Как это он может ухитриться выскочить не развязавшись?
   — Дархэм, — ответил Арнольд. — Ты славный мужик и ловко управляешься с веревками. Но я знаю Джексона, поэтому и говорю! Эй, Вендель! Сходи на станцию, узнай там, когда будет следующий проходящий поезд на Восток? А мы побудем здесь, пока не настанет время отправляться прямо на посадку. — Потом обратился к официантке: — Вам знакомы эти трое ребят?
   — Нет, — выдохнула Молли, все еще не отрывая глаз от казавшегося ей таким невинным лица Джексона. — Не думаю, что встречала их раньше.
   — Их вид не внушает мне доверия, — заявил маршал. — Будьте добры попросить их очистить помещение.
   — Так не пойдет! — возразила Молли, приходя в ярость оттого, что ей указывают, как себя вести в помещении, где, кроме нее, никто не имеет права распоряжаться. — Мы никогда не выгоняем отсюда голодных посетителей!
   Текс Арнольд хмыкнул:
   — Ладно, пусть наедятся, а потом немедленно убираются! И не впускать сюда больше ни одного посетителя, ясно? Я — федеральный маршал и в случаях, подобных этому, наделен полномочиями действовать по своему усмотрению.
   — Мистер, — не удержалась Молли. — Я поступлю так, как вы мне скажете. Только… Что же такого наделал это бедный юноша?
   — Этот «бедный юноша» не кто иной, как сам Джесси Джексон! — пояснил Арнольд. — Слышали когда-нибудь это имя?
   Да, Молли слышала! Поэтому побледнела, затаив дыхание, вновь глянула на Джексона и в быстром темпе ретировалась на кухню, чтобы рассказать там о том, чему стала свидетелем.
   Маршал сел напротив пленника и поинтересовался:
   — Что с тобой, Джесси? Никак устал, что ли? Вот так взял и уснул за столом. Ты же позволил мне сцапать себя почти безо всяких усилий!
   — А я и впрямь как бы прикорнул, — признался тот. — Словно спал с открытыми глазами. Первый и последний раз! Да, Арнольд, сегодня твой день!
   Маршал немного расслабился и подозвал еще одного из своих людей. Казалось, их у него под рукой не меньше дюжины. Джексона тщательно обыскали. Отобрали два револьвера, маленький пистолет, висевший на шее на шнурке, сплетенном из конского волоса, а под конец изъяли вместе с бумажником и кисетом небольшой, но довольно толстый предмет, оказавшийся при дальнейшем рассмотрении складным ножом.
   Арнольд раскрыл его, и из него выскочили шесть вкладок, в каждой из которых находилось по ножу разных размеров.
   Маршал извлек их и разложил на столе веером на манер карт. Затем поднял один и прикинул на ладони его вес.
   — Я слышал о них, Джесси, — произнес он, — но вот вижу впервые. — Он покачал головой и продолжил: — Так, весь вес приходится на рукоятки, а лезвия по остроте не уступают иголкам. И все же с трудом верю в то, о чем мне рассказывал Том Роулинс.
   — И чего же он тебе наплел? — полюбопытствовал Джексон.
   — Что ты можешь попасть этим ножом с расстояния десяти шагов в глаз быка или в мишень не больше серебряного доллара. Причем девять раз из десяти.
   Джексон улыбнулся:
   — И ты думаешь, такое возможно, Текс?
   — Не так уж трудно поверить во все, что угодно, когда это касается тебя, сынок, — отозвался маршал. — И все же, честно признаюсь, сдается мне, тут малость хватили через край…
   — Да не малость, а основательно, — не рисуясь, подтвердил парень. — В мишень таких размеров мне больше одного раза из трех не попасть.
   — Дьявол! — воскликнул Арнольд. — Не может быть, чтобы так часто!
   — Развяжи мне руки, и я докажу, что не вру, — сказал Джексон спокойно, но со смешинкой в глазах. Судя по всему, он ничего не имел против, когда маршал рассмеялся, восприняв его предложение как шутку.
   — Нет уж, лучше пусть твои руки останутся связанными, — заявил он. — Считай, я поверил тебе на слово, Джесси.
   Тут вернулся помощник, посланный на станцию, и доложил, что поезд отбывает через полчаса. Арнольд удовлетворенно кивнул.
   — Что ж, у нас у всех есть возможность выпить по чашечке кофе, а мне немного поболтать с тобой, Джесси. Ты как насчет того, чтобы со мной побеседовать?
   — Почему бы и нет? — откликнулся Джексон.
   — Тогда скажи, зачем тебе вздумалось выручать Ларри Барнса? — спросил маршал.
   Джесси в ответ лишь пожал плечами.
   — Он же никогда не числился в списке твоих лучших друзей, — недоумевал Арнольд. — И не думаю, что Барнс хоть раз оказал тебе серьезную услугу.
   — Это верно, — признался парень.
   — А теперь каждый порядочный человек вправе осудить тебя, — продолжил маршал. — С такими вещами не шутят! То, что ты сделал для Барнса, уму непостижимо! Но твой «подвиг» обрек тебя на нелады с законом. Ты понимаешь, о чем я?
   — Понятия не имею, — сделал большие глаза Джексон.
   — Не прикидывайся! Будто это не ты сбил погоню со следа преступника, чтобы спасти его шею. Или не ты проехал по мостику-стволу? Да такое сам дьявол не мог бы выкинуть. И все ради Барнса?
   — Никак в толк не возьму, о чем ты? — гнул свою линию пленник.
   — Ох, конечно, откуда тебе знать? — поддакнул ему маршал. — А то мы не нашли лошадь Барниса, когда ты пересел на другую. И не видели своими глазами, как ты менял лошадей? И мальчишка на дереве тебя не узнал. Мне что, все это приснилось?
   — Толкование снов не по моей части, — ухмыльнулся Джексон. — Гадалка из меня тоже ни к черту! Так что кончай толочь воду в ступе! Мне просто захотелось покататься верхом, я прихватил для этого первую попавшуюся на глаза лошадь. Вот и все! А по дереву-мостику проехался забавы ради. Потом прихватил одного из мустангов Грогена, потому что та лошадь, на которую сел возле моего ранчо, падала с ног от усталости.
   Маршал глядел на него во все глаза.
   — Ты что, ждешь, что я этому поверю?
   — Нет, — ответил Джексон. — История, конечно, не ахти какая, но лучшая из тех, что пришли мне на ум.
   — Не только «не ахти», но и насквозь шита белыми нитками, Джесси, — поправил его Арнольд. — Тебе она обернется крупной неприятностью. За такие дела по головке не гладят.
   Джесси кивнул. Но на какой-то миг лицо его побледнело, а в глазах мелькнул неприкрытый страх. Он тут же взял себя в руки, однако маршалу этого мгновения оказалось достаточно, чтобы увидеть то, что, по утверждению очень многих, Джексону было неведомо. Он все понял. Храбрейшие из смельчаков тоже имеют уязвимые места: в случае с Джексоном это была его непреодолимая боязнь тюремных решеток.
   — Мне чертовски не по душе моя нынешняя миссия, — признался Арнольд. — Я ведь знаю, что ты завязал с прошлой жизнью. Давно уже в курсе, что ведешь себя как подобает порядочному человеку и рассчитался по старым счетам полностью. Но я, Джесси, слуга закона и должен исполнить мой долг.
   Парень в упор посмотрел на собеседника, а его пристальный взгляд мог выдержать далеко не каждый.
   — А по-моему, Текс, это самый памятный день в твоей жизни, — произнес он.
   — Ты не прав, Джесси, — поспешно возразил маршал. — Но, видишь ли…
   — Да, вижу, что маячит у тебя перед глазами, — перебил его Джексон. — Заголовки величиной в два дюйма, оповещающие весь мир, что Текс Арнольд поймал Джесси Джексона и доставил его в тюрьму. Это самый славный день твоей жизни, Текс! Будь честен — признайся, что я прав.
   Маршал вспыхнул. Но он был честный человек, а поэтому проговорил:
   — Может, ты и прав, Джесси.
   — Ты действуешь вроде бы в рамках закона, — продолжил Джексон, — но сам-то знаешь, что переступил его черту. Ты же арестовал меня за кражу лошади. Однако при этом ничуть не сомневаешься, что я не тот человек, который может стать конокрадом. Если бы ты так же уважал закон, как об этом говоришь, то не воспользовался бы первым попавшимся поводом, чтобы пуститься во все тяжкие для моей поимки. Ты бы продолжал идти по следу Барнса.
   Маршал повел плечами:
   — Я здесь не за тем, чтобы под занавес выслушать от тебя лекцию, Джексон.
   — И все же тебе придется выслушать еще несколько моих слов, прежде чем я отправлюсь с тобой, — возразил Джексон. — Ты пока еще не упек меня за решетку и не надейся, что тебе это удастся. Может, мои дни и сочтены, но я не умру в тюрьме. Гнить в ней ни за что не стану. Чуешь, чем пахнет? Если нет, то могу сказать — жареным! Ведь если я ускользну из твоих лап целым и невредимым, то сделаю все, чтобы твоя жизнь стала сущим адом уже здесь, на этом свете. Устрою так, что ты станешь всеобщим посмешищем.
   Арнольд вспыхнул сильнее, чем прежде, и воскликнул:
   — Это что, своего рода вызов, Джексон?
   — Считай, что так, — заверил тот. — Я у тебя здесь со связанными руками. Сзади и спереди на меня наставлены ружья. И несмотря на все это, я собираюсь от тебя ускользнуть, Арнольд. Вот тогда ты проклянешь день и час, когда в угоду своим амбициям взял мой след.

Глава 12

   Маршал был в ярости.
   В его понимании, он обращался с пленником самым наилучшим образом, со всей допустимой в подобных случаях вежливостью. Взамен же получил одни угрозы. Кровь в его жилах внезапно вскипела, и он пробурчал:
   — Раз так, то мы будем обращаться с тобой, как ты того заслуживаешь. Вендель, обуй-ка его ноги в кандалы! Лучше в двойные!
   Они тут же были извлечены из ранца и по паре мастерски надеты на каждую лодыжку Джексона. Изготовлены кандалы были на совесть. Неудивительно, что маршал с удовлетворением взирал на железные оковы.
   — Эти штуковины сделаны по спецзаказу, им нет равных, Джексон, — сообщил он. — Лучший слесарь в Шеффилде трудился десять лет, чтобы их замок нельзя было открыть ни одной отмычкой. Даже тебе, сынок, не удастся избавиться от таких браслетов!
   — Потерпи немного, Текс, — парировал Джексон, — и, надеюсь, сам убедишься в обратном. Вспомни, нам предстоит долгое путешествие на поезде.
   — Уж не думаешь ли ты, что мы будем спать всю дорогу? — с издевкой поинтересовался маршал. — Нет, ни в коем случае, Джесси. Не важно, насколько надежен этот замок, когда приходится иметь дело с такими, как ты. Я не доверяю никаким замкам. А сейчас. если ты не возражаешь, мы отправимся на станцию. — И он крикнул одному из своих вооруженных людей, стоящих у окна: — Док, забери вон ту повозку, что на противоположной стороне улицы! Мы не можем рассчитывать, что Джексон сумеет доковылять в кандалах до станции.
   И в самом деле, когда пленник поднялся со стула, стало ясно, что он может передвигаться не больше чем на несколько дюймов при каждом шаге.
   — Пусть один из вас, ребята, — весело обратился Джесси к своим стражам, — подаст мне руку. Иначе все кончится тем, что я во весь рост растянусь на полу.
   Пришлось одному из них взять его под руку, чтобы помочь двигаться, и, шествуя таким образом, они направились на выход.
   Пока вся честная компания мало-помалу добиралась до двери, Боб, Джерри и Пит, каждый за отдельным столиком, с напряженным интересом смотрели на стройного парня, еле переставляющего ноги, окруженного бдительными стражами с ружьями на изготовку. Повернув голову, Боб уголком рта еле слышно прошептал в сторону Джерри:
   — Ну и где же магия?
   — Танцы продолжаются, раз музыкантам уплачено, — откликнулся Джерри. — Ты лучше смотри не на меня, а на него — может, что-нибудь и увидим.
   Столик ярко-рыжего Пита находился возле самой двери, но он, вместо того чтобы пристально вглядываться в лицо Джексона, уставился на его ноги в цепях, звенящих по половицам.
   Никогда в жизни он еще не видел человека, шансы на освобождение у которого были бы так же ничтожно малы, как у Джексона в этот момент. Но Пит наблюдал чудеса, творимые, как он считал, человеком, а потому с замиранием Сердца ожидал, что станет свидетелем новых.
   Подойдя почти к самой двери, Джесси оглянулся и бросил маршалу:
   — Текс, ты еще не поставил против меня. Я насчет пари.
   — Ставлю тысячу против твоих пятисот, что доставлю тебя в тюрьму, — откликнулся тот громко, чтобы и все остальные могли это слышать. — Ну, а потом еще и на то, что стальные решетки не дадут тебе сбежать.
   — Принимаю! Черт возьми!
   Последнее восклицание вырвалось у Джексона тогда, когда, запутавшись в цепях, он уже рухнул на пол, да так, словно его оглушили дубинкой. При этом он так крепко зажал локтем руку того, кто его поддерживал, что бедолага стражник, не ожидая ничего подобного, не удержался на ногах и тоже загремел на пол. Стремительность падения была такова, что оба клубком покатились по половицам, или же Джексон, извиваясь всем телом, подстроил это умышленно, и с треском врезались в ножки столика, за которым восседал ярко-рыжий, похожий на пламенеющий факел Пит.
   В этот момент на столе перед ним стояли: глубокая тарелка с жиденьким супом, на поверхности которого плавали блестки жира, деревянная тарелка с остатками ветчины и яичницы, подставка с бутылочками, в одной из которых находился уксус, а в другой — подсолнечное масло, соусница внушительных размеров, корзиночка с хлебом и большая чашка очень горячего кофе, который ему недавно налила из кофейника официантка. И все это, когда в столик врезались, пришло в движение. Прямо в лицо Пита, как рой шершней из потревоженного гнезда, полетели предметы сервировки. Деревянная тарелка едва не угодила в глаз, бутылочка с уксусом заехала точно в переносицу, причем с такой силой, что выдержать этот удар мог только боксер, чемпион в прошлом, а кофе выплеснулся на грудь и обжигающими ручьями хлынул на штаны.