Страница:
VII
Постум ничего не видел и не слышал. И одновременно видел и слышал все. Обезболивающее действовало на его мозг – вокруг была серая густая пыль, мелькание теней, визг, крики, чья-то кровь, смерть. И посреди этого красного месива блистал неведомый свет. Свет, видимый только императору.
Постум взлетел на коня. Жеребец прыгал, танцевал, веселился, как его хозяин. Может быть, его тоже накачали наркотиками? Как весело трещат выстрелы! Как здорово! Какая потеха! Почему остальные не смеются? Почему не веселятся? Как забавно падают варвары, беспомощно взмахивая руками. Как неуклюжи раненые, когда корчатся на земле. Варвары валятся на землю гроздьями, как чудовищные летучие мыши с серого полупрозрачного свода. Постум видел этот свод – огромную дугу, вставшую опорами триумфальной арки от одного конца поля к другому. Римские когорты приближались к этой дуге.
Постум пустил Ветра вскачь, не зная, следует ли кто за ним или он один несётся по полю, чтобы промчаться под сводами триумфальной арки первым. Варвары мчатся навстречу. Привет, чёрная мышка, зачем же так размахивать крыльями – все равно тебя ждёт смерть. Дзинк – и отличный норикский меч рассекает пополам даже доспехи из стали. Вперёд! Конь хрипит, рвётся. Правильно. Вперёд! Ещё мышь? И ещё одна? Крот, что ты думаешь о мышах, а ты, Гепом, бывший гений, прошедший удивительные метаморфозы, ответь, почему люди любят одних и презирают других? Выведи формулу успеха, найди алгоритм народного обожания. Ты же гений.
Под нагрудником липко и мокро. Хотелось выпрыгнуть из этих мокрых тряпок, из тяжёлых доспехов и легко и свободно плыть в сером пыльном облаке навстречу чему-то огромному, тяжёлому, душному, отчего лёгкие казались жалкими тряпочными мешками, не способными принять ни капли воздуха. Волна римских войск подхватила и понесла Постума вперёд. Он – её пена. Безумная хмельная пена.
Он ошибся, это не Ветер несёт его в битву, а восьминогий Слейпнир. И летит он не по земле, а по воздуху. Постум оглянулся и увидел, что вслед за ним скачут, поднимаясь к облакам, призрачные всадники. Его последний резерв, его бессмертная «Нереида». И это значит, что настал самый крайний срок. Говорят, бывает один раз такое в тысячу лет, когда мёртвые поднимаются, чтобы сражаться за живых.
А навстречу императору мчался всадник на огромном коне. Мгновение – и под сводом триумфальной арки Постум с ним сшибется. То бог войны Сульде, доспехи его сверкают золотом, и красное как кровь лицо светится раскалённой головнёй.
Из рукояти меча ударила струя огня. Клинок Постума вспыхнул молнией. Огни пересеклись и вспороли небо. И каждая четверть мира запылала, и все заволокло дымом. Противников отбросило друг от друга. Ослепительные дорожки огня бежали в разные стороны от их клинков, два истребителя – один римский, другой монгольский – пересекли огненные линии, самолёты вспыхнули и рассыпались детскими игрушками. При каждом ударе небо вздрагивало как живое, но тело Постума больше нечувствительно к боли. Противники кружились в воздухе и полосовали свод огненными шрамами. Уже все небо пылало. Меч Сульде задел императора, рассёк нагрудник, полоснул по груди. Постум собрал все силы и ударил в ответ. Арка над бойцами превратилась в огненную дугу и разломилась посредине. И тогда Слейпнир перевернулся в воздухе, будто был птицей, а не конём, и поднялся над аркой. Сульде рванулся следом, но не сумел догнать – застрял в горящих обломках арки, как в тисках. И бессмертная «Нереида» окружила его. Миг – и уже не было отдельных всадников, отдельных фигур – бессмертные слились в единое целое. Единое существо – последняя, уже окончательная метаморфоза.
Все кончилось внезапно. Постум очнулся. То есть не очнулся окончательно – лекарство продолжало действовать на его мозг. Но полет кончился. Кончился даже бег. Он увидел, что никакого коня нет. И Сульде нет. Он по-прежнему в принципарии Рутилия. Лежит на узкой походной койке префекта претория. А рядом с ним только Гепом и Крот. Сидят на ящиках от снарядов. А поодаль – Рутилий и его адъютанты. Ещё какие-то люди. Кажется, Корд. И ещё Камилл. Камилл размахивает руками и что-то кричит.
Постум закрыл глаза. Он вновь верхом на Слейпнире. Но в этот раз конь стоял, понуря голову. Постум не помнил, что произошло. Наверное, он пустился в погоню за Сульде, но сил не хватило. Никогда не хватает сил, даже если ты напрягаешься сверх меры, нечеловечески, все равно недостаточно, надо больше, ещё больше. Пока сердце не лопнет воздушным шариком, а глаза не вылезут из орбит.
…Видение вновь исчезло. Рутилий стоял перед ним и о чем-то спрашивал. Шевелил губами. Но Постум не слышал его слов.
– Что я должен ответить?
– Скажи: наступать, – скорее угадал он, чем услышал.
– Наступать, – шевельнул губами Постум. Получилось довольно громко.
Он ещё не знал – выиграна битва или нет. То есть битву римляне выиграли. Но выиграл ли он, Постум? Он так устал. До тошноты. Буквально. Он согнулся, и его вырвало. Одной жёлчью. Пальцы рук покалывали тысячи иголок. Так же, как и ноги. Как будто он очень-очень долго сидел неподвижно в неудобной позе. Сквозь пелену, застилающую мозг, дошло – он потерял слишком много крови.
«Мне плохо…» – хотел сказать Постум, но его опять начало рвать.
– Эй, кто-нибудь!.. – крикнул Крот. – Император весь в крови!
– Что случилось? Почему? – Кажется, это голос Камилла.
– Он ранен. У него рана на груди. И нагрудник рассечён, – ахнул Гепом.
– Быть не может!
Почему Слейпнир скачет так медленно? Быстрее, быстрее! Постум не хочет умереть. Он не может умереть. Смерть – это поражение. Чтобы выиграть, он должен остаться в живых. Он не теряет сознания. Мысли отчётливы как никогда. Вот только медицинская палатка, огромная и кривая, и не стоит на земле, а плавает в воздухе, подвешенная за один угол к небосклону.
Несколько рук разом подхватили императора и уложили на носилки. Медик вколол в вену иглу капельницы. Наверное, его спасут. Наверное. Ему вдруг показалось, что в медицинских просторных туниках, забрызганных кровью, он видит подле себя двух женщин – Маргариту и Хлою. Он подивился странности этого сна. Марго… Неужели он все же любит эту странную девчонку?
– Рана от меча или сабли… Покушение?.. Кто напал на императора? Скорее! Нам не хватает крови… – выкрикивал медик. – Ещё два пакета. Скорее!
А может быть, у Постума в запасе было ещё несколько минут? И он бы мог прикончить Сульде? Он бы сумел…
Постум взлетел на коня. Жеребец прыгал, танцевал, веселился, как его хозяин. Может быть, его тоже накачали наркотиками? Как весело трещат выстрелы! Как здорово! Какая потеха! Почему остальные не смеются? Почему не веселятся? Как забавно падают варвары, беспомощно взмахивая руками. Как неуклюжи раненые, когда корчатся на земле. Варвары валятся на землю гроздьями, как чудовищные летучие мыши с серого полупрозрачного свода. Постум видел этот свод – огромную дугу, вставшую опорами триумфальной арки от одного конца поля к другому. Римские когорты приближались к этой дуге.
Постум пустил Ветра вскачь, не зная, следует ли кто за ним или он один несётся по полю, чтобы промчаться под сводами триумфальной арки первым. Варвары мчатся навстречу. Привет, чёрная мышка, зачем же так размахивать крыльями – все равно тебя ждёт смерть. Дзинк – и отличный норикский меч рассекает пополам даже доспехи из стали. Вперёд! Конь хрипит, рвётся. Правильно. Вперёд! Ещё мышь? И ещё одна? Крот, что ты думаешь о мышах, а ты, Гепом, бывший гений, прошедший удивительные метаморфозы, ответь, почему люди любят одних и презирают других? Выведи формулу успеха, найди алгоритм народного обожания. Ты же гений.
Под нагрудником липко и мокро. Хотелось выпрыгнуть из этих мокрых тряпок, из тяжёлых доспехов и легко и свободно плыть в сером пыльном облаке навстречу чему-то огромному, тяжёлому, душному, отчего лёгкие казались жалкими тряпочными мешками, не способными принять ни капли воздуха. Волна римских войск подхватила и понесла Постума вперёд. Он – её пена. Безумная хмельная пена.
Он ошибся, это не Ветер несёт его в битву, а восьминогий Слейпнир. И летит он не по земле, а по воздуху. Постум оглянулся и увидел, что вслед за ним скачут, поднимаясь к облакам, призрачные всадники. Его последний резерв, его бессмертная «Нереида». И это значит, что настал самый крайний срок. Говорят, бывает один раз такое в тысячу лет, когда мёртвые поднимаются, чтобы сражаться за живых.
А навстречу императору мчался всадник на огромном коне. Мгновение – и под сводом триумфальной арки Постум с ним сшибется. То бог войны Сульде, доспехи его сверкают золотом, и красное как кровь лицо светится раскалённой головнёй.
Из рукояти меча ударила струя огня. Клинок Постума вспыхнул молнией. Огни пересеклись и вспороли небо. И каждая четверть мира запылала, и все заволокло дымом. Противников отбросило друг от друга. Ослепительные дорожки огня бежали в разные стороны от их клинков, два истребителя – один римский, другой монгольский – пересекли огненные линии, самолёты вспыхнули и рассыпались детскими игрушками. При каждом ударе небо вздрагивало как живое, но тело Постума больше нечувствительно к боли. Противники кружились в воздухе и полосовали свод огненными шрамами. Уже все небо пылало. Меч Сульде задел императора, рассёк нагрудник, полоснул по груди. Постум собрал все силы и ударил в ответ. Арка над бойцами превратилась в огненную дугу и разломилась посредине. И тогда Слейпнир перевернулся в воздухе, будто был птицей, а не конём, и поднялся над аркой. Сульде рванулся следом, но не сумел догнать – застрял в горящих обломках арки, как в тисках. И бессмертная «Нереида» окружила его. Миг – и уже не было отдельных всадников, отдельных фигур – бессмертные слились в единое целое. Единое существо – последняя, уже окончательная метаморфоза.
Все кончилось внезапно. Постум очнулся. То есть не очнулся окончательно – лекарство продолжало действовать на его мозг. Но полет кончился. Кончился даже бег. Он увидел, что никакого коня нет. И Сульде нет. Он по-прежнему в принципарии Рутилия. Лежит на узкой походной койке префекта претория. А рядом с ним только Гепом и Крот. Сидят на ящиках от снарядов. А поодаль – Рутилий и его адъютанты. Ещё какие-то люди. Кажется, Корд. И ещё Камилл. Камилл размахивает руками и что-то кричит.
Постум закрыл глаза. Он вновь верхом на Слейпнире. Но в этот раз конь стоял, понуря голову. Постум не помнил, что произошло. Наверное, он пустился в погоню за Сульде, но сил не хватило. Никогда не хватает сил, даже если ты напрягаешься сверх меры, нечеловечески, все равно недостаточно, надо больше, ещё больше. Пока сердце не лопнет воздушным шариком, а глаза не вылезут из орбит.
…Видение вновь исчезло. Рутилий стоял перед ним и о чем-то спрашивал. Шевелил губами. Но Постум не слышал его слов.
– Что я должен ответить?
– Скажи: наступать, – скорее угадал он, чем услышал.
– Наступать, – шевельнул губами Постум. Получилось довольно громко.
Он ещё не знал – выиграна битва или нет. То есть битву римляне выиграли. Но выиграл ли он, Постум? Он так устал. До тошноты. Буквально. Он согнулся, и его вырвало. Одной жёлчью. Пальцы рук покалывали тысячи иголок. Так же, как и ноги. Как будто он очень-очень долго сидел неподвижно в неудобной позе. Сквозь пелену, застилающую мозг, дошло – он потерял слишком много крови.
«Мне плохо…» – хотел сказать Постум, но его опять начало рвать.
– Эй, кто-нибудь!.. – крикнул Крот. – Император весь в крови!
– Что случилось? Почему? – Кажется, это голос Камилла.
– Он ранен. У него рана на груди. И нагрудник рассечён, – ахнул Гепом.
– Быть не может!
Почему Слейпнир скачет так медленно? Быстрее, быстрее! Постум не хочет умереть. Он не может умереть. Смерть – это поражение. Чтобы выиграть, он должен остаться в живых. Он не теряет сознания. Мысли отчётливы как никогда. Вот только медицинская палатка, огромная и кривая, и не стоит на земле, а плавает в воздухе, подвешенная за один угол к небосклону.
Несколько рук разом подхватили императора и уложили на носилки. Медик вколол в вену иглу капельницы. Наверное, его спасут. Наверное. Ему вдруг показалось, что в медицинских просторных туниках, забрызганных кровью, он видит подле себя двух женщин – Маргариту и Хлою. Он подивился странности этого сна. Марго… Неужели он все же любит эту странную девчонку?
– Рана от меча или сабли… Покушение?.. Кто напал на императора? Скорее! Нам не хватает крови… – выкрикивал медик. – Ещё два пакета. Скорее!
А может быть, у Постума в запасе было ещё несколько минут? И он бы мог прикончить Сульде? Он бы сумел…
VIII
Солнце зашло, а сражение все ещё длилось. Перед оборонительной линией римлян пылали подбитые танки. То и дело слышались взрывы боеприпасов. Черноту ночи расцвечивали алые и жёлтые фейерверки: это взрывались канистры с бензином.
Но сражение было уже выиграно.
– Наверняка монголы воображали, что устраивают нам новое сражение под Каннами, – сказал Квинт утром, когда римские когорты перешли Жёлтые воды внизу по течению и ударили монголам в тыл на другом берегу. Сильно поредевшая когорта Неофрона шла через сады. Вернее, когда-то тут цвели сады, а теперь торчали чёрные древесные скелеты. Рядами стояли уцелевшие печи, которые уже никогда никого не согреют. Кое-где вверх поднимались струи чёрного дыма.
– Об этом мечтают все вояки уже полторы тысячи лет, – отозвался Элий.
Что он имел в виду? Мечта о Каннах или о городах-призраках и сожжённых деревнях будоражит воображение полководцев? Поля, заваленные трупами, или мирные города, разрушенные войной? Песчаные постройки, чью крышу раздавит даже детская калигула. Калигула! Калигула! Твоё безумие порой кажется игрой злого ребёнка на фоне городов, обращённых в прах.
В небе нарастал вой самолётов: звенья «Аквилы» летели бомбить тыловые базы варваров.
Но сражение было уже выиграно.
– Наверняка монголы воображали, что устраивают нам новое сражение под Каннами, – сказал Квинт утром, когда римские когорты перешли Жёлтые воды внизу по течению и ударили монголам в тыл на другом берегу. Сильно поредевшая когорта Неофрона шла через сады. Вернее, когда-то тут цвели сады, а теперь торчали чёрные древесные скелеты. Рядами стояли уцелевшие печи, которые уже никогда никого не согреют. Кое-где вверх поднимались струи чёрного дыма.
– Об этом мечтают все вояки уже полторы тысячи лет, – отозвался Элий.
Что он имел в виду? Мечта о Каннах или о городах-призраках и сожжённых деревнях будоражит воображение полководцев? Поля, заваленные трупами, или мирные города, разрушенные войной? Песчаные постройки, чью крышу раздавит даже детская калигула. Калигула! Калигула! Твоё безумие порой кажется игрой злого ребёнка на фоне городов, обращённых в прах.
В небе нарастал вой самолётов: звенья «Аквилы» летели бомбить тыловые базы варваров.
ГЛАВА IV
Игры Элия против Рутилия
«В 7-й день до Календ августа войска под командованием императора Постума одержали победу при Жёлтых водах. Римляне потеряли не более двух тысяч трехсот человек убитыми и около пяти тысяч ранеными. Потери противника уточняются. Но они никак не меньше двадцати пяти тысяч. Захвачено большое количество бронетехники».
«Акта диурна», 4-й день до Календ августа[48].Выпуск подготовлен в Медиолане
I
– Ах, вирго, – говорил молодой синеглазый испанец молоденькой медичке, протягивая ей сильно увядший букетик. – О какой войне ты говоришь? Как испанец может воевать, если рядом столь очаровательная девушка? Нет уж. Испанец оставит войну и будет ухаживать за девушкой. Оп! – Жестом фокусника испанец извлёк из-за спины девушки краснобокое яблоко.
Медичка хихикала.
Ряды медицинских палаток, украшенных изображением змеи и чаши, образовывали целый лагерь. Легионы уже двинулись дальше, а этот остров покалеченной плоти остался. Несколько фургонов увезли тех, кого можно было транспортировать в Киев. А по дороге ехали машины с пополнением – из новеньких бронемашин выглядывали легионеры и, не сговариваясь, отводили взгляд от медицинских палаток. Этот мир их ещё не касается. И каждый надеялся – не коснётся никогда.
– Ну как же я тебя могу оставить, красавица… – продолжал мурлыкать испанец. – Как я могу не ухаживать за такой очаровательной милашкой?
Две медсёстры, укрывшись за палатками, примеряли новую паллу. И где они её взяли? Дорогая красная накидка с вышивкой. Накинутая поверх зеленой медицинской туники, она кажется карнавальным нарядом. Элий не сразу понял, что накидка свадебная.
– Сестра, – стонал раненый на койке. – Как мне плохо, сестра…
– Водички… – повторял другой, – кто-нибудь, дайте водички…
Пожилой медик, совершенно лысый, в старомодных очках и в чистой зеленой тунике – только что из стирки – подошёл к Элию.
– Все нормально. Он чувствует себя хорошо.
– Теперь ты лечишь его, Кассий, – грустно усмехнулся Элий.
– Его раны – царапины по сравнению с твоими. Если бы он был более послушен и не потерял слишком много крови, то был бы уже на ногах.
– А рана на груди?
– Тоже царапина. Не знаю только, откуда она взялась. Рана-то от меча. – Кассий замялся. – Ты видел Маргариту? С ней все в порядке?
Элий кивнул:
– Она на Крите. У Нормы Галликан.
– Это я знаю. – Кассий снял очки и протёр. – Но она… С ней все хорошо?
– Не волнуйся, никто её не обидел. Постум поцеловал её в губы, но в этом нет ничего неприличного. Разве нет?
– Она дочь императора Руфина. Не хотелось бы, чтобы это отразилось на её судьбе.
– Это не может не отразиться. И, по-моему, – если я что-то в этом понимаю – она влюблена в Постума.
– Она хорошая девочка, – сказал Кассий.
Кто бы спорил! Элий – нет. Он не будет спорить. Летиция завидовала жизни Корда, жизни, что мчалась к цели выпущенной из лука стрелой. А жизнь Кассия? Была ли в ней какая-то цель? Или всего лишь одно естественное желание жить, жить как получится. Без выяснения причин и следствий. Он всегда лишь делал то, что просили. Просили – и он спасал Летицию. Просили – и он воспитывал дочь императора Руфина. Такой неказистый исполнитель желаний с лысым теменем и в очках. Без меча, без золочёных доспехов. И даже без арены. Он исполнял желания других, а получалось, что исполняет свои. Или у него не было своих желаний, как не было своих детей? Все заёмное. А счастье – своё. Он спасал жизни… Много жизней. Вот истинное желание, достойное исполнения.
«Я тоже спасал… » – подумал Элий с гордостью.
И вспомнил мальчишку, ради которого когда-то дрался на арене. Того, что заблудился в пещере. Вигилы не могли его найти. Но Элий выиграл поединок и заклеймил желание. И гений пещеры указал людям путь. Как его звали? Авл Верес… кажется. Интересно, что теперь сталось с ним?
Подкатил армейский полугрузовик. Рядом с шофёром сидел Рутилий. За несколько дней он переменился – не узнать. Посолиднел и даже стал выглядеть старше. Префект претория выпрыгнул из машины, подошёл к Элию.
– Нам надо поговорить с тобой, Философ.
– О чем? О военных действиях? – Ирония в голосе Элия была более чем заметна.
– И об этом тоже. Данные воздушной разведки, проведённой Кордом и его людьми, обнадёживают. Но у нас слишком мало сил, чтобы вести наступление. Нужны как минимум ещё два легиона. А лучше три. И ещё один авиационный легион. И три танковые когорты.
– У меня их нет, – Элий не понимал, зачем легат говорит ему все это.
– Я хотел бы поговорить с тобой о случайности. Коли ты носишь имя Философ.
Возможно, Элий хотел улыбнуться. Но если и хотел, то подавил улыбку.
– Представь, все решил случай, – Рутилий начал издалека. – Август кинулся к горящему самолёту-разведчику и притащил раненого пилота. Если бы не этот безумный поступок, я бы не узнал, что монголы пытаются выйти нам в тыл.
Элий кивнул. Кто знает, что ведёт человека по тонкой черте, которая называется жизненным путём, а на самом деле – всего лишь меловая черта Большого цирка.
Рутилий оглянулся. Подслушивать их никто не мог.
– Что скажешь о Постуме? По-моему, он кое-что может как император, не только шляться по борделям в Субуре.
Впервые Рутилий говорил об императоре более или менее уважительно, хотя и не забыл попрекнуть.
– Постум – прекрасный политик и солдат, учитывая его опыт и его возраст, – сказал Элий, делая вид, что в данном вопросе он – лицо незаинтересованное. – Он справится.
– Философ, я знаю, ты ему предан. Почти фанатически. Это приятно видеть. Но он слишком долго пресмыкался перед Бенитом и терпел этого мерзавца. Понимаю, то была необходимость. Но каков он теперь? Не слишком ли он похож на Бенита?
Элий нахмурился:
– Что ты хочешь делать? Изменить ему? Хочешь, чтобы мы оставили его?
Рутилий намеревался возразить, но споткнулся об это «мы», как о камень.
– Пожалуй, я бы выбрал его. Может быть. Если бы не было кандидатуры более достойной и более законной, – сказал Рутилий.
– О ком ты?
– Об Элий Деции. Он – настоящий император. Ничем не запятнанный, умный, дальновидный. Этот дурацкий закон о плене и лишении гражданства давно надо послать к воронам. Думаю, что Большой Совет мог бы теперь этим заняться. Постума нетрудно отстранить от власти, вменив ему десятки прегрешений. От многих его выходок несёт уголовщиной. Наследником Элия станет его второй сын Тиберий. Я за этот вариант. Разумеется, я служу Постуму. Но я предупреждаю, что служу временно. Пока не вернулся Элий.
От речей Рутилия несло изменой за милю. Но другого блестящего военного на должность командующего армией у Августа не было.
– Элий не будет императором, – сказал бывший Цезарь. – Никогда.
Тот рассмеялся:
– Так говоришь, Философ, будто заявляешь это от имени самого Элия.
– Так оно и есть.
Элий почувствовал, как у него сдавило горло. Рутилий зашёл слишком далеко. И теперь гладиатор и изгнанник должен поставить на место человека, только что одержавшего блестящую победу. Эти палатки – за спиной – не в счёт. И погребальные костры, что пылали вчера, – не в счёт. То есть в счёт, но в счёт совершенно иного. И палаток, если рассуждать отвлечённо, тоже немного. Если не думать, что в одной из них лежит твой сын.
– Что??? – обалдело спросил Рутилий.
– Я – Гай Элий Мессий Деций. И я никогда не буду императором. Как политик я в тысячу раз бездарнее Постума. Я – старый идеалист, который не умеет ладить с людьми и добиваться своего.
– О боги, я ещё подумал… – пробормотал префект претория. – Ведь так и подумал… Но многие за тебя, Цезарь.
– Я – бывший Цезарь. Император вернул мне римское гражданство. Но это ничего не меняет. Когда-то, много лет назад, я бы мог стать императором. Но не теперь. Теперь все изменилось – и я, и Империя. Постум будет хорошим императором – поверь мне, я не лгу.
– Цезарь, я всю жизнь мечтал служить только тебе.
– Твой отец служил мне. А ты служи моему сыну.
– Цезарь!
– Этот разговор останется между нами, – отрезал Элий.
– Подожди. – Кажется, Рутилий растерялся. Он срочно подыскивал слова. Он не знал, что сказать. – Скажи, как погиб отец? Ты знаешь?
Элий ожидал этого вопроса. Но все равно слова подбирал с трудом:
– Сам не видел. Я был ранен и находился в госпитале. Но другие… говорят, он погиб на стене, сражаясь до последнего. Тело его было вывезено из Нисибиса и предано огню, как положено.
– А как ты уцелел?
– Все дело в неисполненном желании. Гладиатор Юний Вер выиграл для меня какое-то желание. Какое – не знаю. Но пока оно не исполнится, я буду жить. Пули и стрелы летят мимо, я оправляюсь от смертельных ран, спасаюсь, когда все остальные погибают. И даже после самых страшных поражений остаюсь в живых. Мне надоела моя неуязвимость, она походит на обман и предательство по отношению к другим. Но я ничего не могу сделать. Даже не догадываюсь, что за условие должно сбыться, чтобы я мог погибнуть. Одно знаю: оно ещё не сбылось. А тогда в Нисибисе… Мы умчались на катерах по водам реки Джаг-Джаг. Спроси трибуна Неофрона, он расскажет. – И добавил после паузы: – Учти – я не оправдываюсь.
Рутилий кивнул. Но чего на самом деле хотел префект претория от бывшего Цезаря, тот не понял.
Медичка хихикала.
Ряды медицинских палаток, украшенных изображением змеи и чаши, образовывали целый лагерь. Легионы уже двинулись дальше, а этот остров покалеченной плоти остался. Несколько фургонов увезли тех, кого можно было транспортировать в Киев. А по дороге ехали машины с пополнением – из новеньких бронемашин выглядывали легионеры и, не сговариваясь, отводили взгляд от медицинских палаток. Этот мир их ещё не касается. И каждый надеялся – не коснётся никогда.
– Ну как же я тебя могу оставить, красавица… – продолжал мурлыкать испанец. – Как я могу не ухаживать за такой очаровательной милашкой?
Две медсёстры, укрывшись за палатками, примеряли новую паллу. И где они её взяли? Дорогая красная накидка с вышивкой. Накинутая поверх зеленой медицинской туники, она кажется карнавальным нарядом. Элий не сразу понял, что накидка свадебная.
– Сестра, – стонал раненый на койке. – Как мне плохо, сестра…
– Водички… – повторял другой, – кто-нибудь, дайте водички…
Пожилой медик, совершенно лысый, в старомодных очках и в чистой зеленой тунике – только что из стирки – подошёл к Элию.
– Все нормально. Он чувствует себя хорошо.
– Теперь ты лечишь его, Кассий, – грустно усмехнулся Элий.
– Его раны – царапины по сравнению с твоими. Если бы он был более послушен и не потерял слишком много крови, то был бы уже на ногах.
– А рана на груди?
– Тоже царапина. Не знаю только, откуда она взялась. Рана-то от меча. – Кассий замялся. – Ты видел Маргариту? С ней все в порядке?
Элий кивнул:
– Она на Крите. У Нормы Галликан.
– Это я знаю. – Кассий снял очки и протёр. – Но она… С ней все хорошо?
– Не волнуйся, никто её не обидел. Постум поцеловал её в губы, но в этом нет ничего неприличного. Разве нет?
– Она дочь императора Руфина. Не хотелось бы, чтобы это отразилось на её судьбе.
– Это не может не отразиться. И, по-моему, – если я что-то в этом понимаю – она влюблена в Постума.
– Она хорошая девочка, – сказал Кассий.
Кто бы спорил! Элий – нет. Он не будет спорить. Летиция завидовала жизни Корда, жизни, что мчалась к цели выпущенной из лука стрелой. А жизнь Кассия? Была ли в ней какая-то цель? Или всего лишь одно естественное желание жить, жить как получится. Без выяснения причин и следствий. Он всегда лишь делал то, что просили. Просили – и он спасал Летицию. Просили – и он воспитывал дочь императора Руфина. Такой неказистый исполнитель желаний с лысым теменем и в очках. Без меча, без золочёных доспехов. И даже без арены. Он исполнял желания других, а получалось, что исполняет свои. Или у него не было своих желаний, как не было своих детей? Все заёмное. А счастье – своё. Он спасал жизни… Много жизней. Вот истинное желание, достойное исполнения.
«Я тоже спасал… » – подумал Элий с гордостью.
И вспомнил мальчишку, ради которого когда-то дрался на арене. Того, что заблудился в пещере. Вигилы не могли его найти. Но Элий выиграл поединок и заклеймил желание. И гений пещеры указал людям путь. Как его звали? Авл Верес… кажется. Интересно, что теперь сталось с ним?
Подкатил армейский полугрузовик. Рядом с шофёром сидел Рутилий. За несколько дней он переменился – не узнать. Посолиднел и даже стал выглядеть старше. Префект претория выпрыгнул из машины, подошёл к Элию.
– Нам надо поговорить с тобой, Философ.
– О чем? О военных действиях? – Ирония в голосе Элия была более чем заметна.
– И об этом тоже. Данные воздушной разведки, проведённой Кордом и его людьми, обнадёживают. Но у нас слишком мало сил, чтобы вести наступление. Нужны как минимум ещё два легиона. А лучше три. И ещё один авиационный легион. И три танковые когорты.
– У меня их нет, – Элий не понимал, зачем легат говорит ему все это.
– Я хотел бы поговорить с тобой о случайности. Коли ты носишь имя Философ.
Возможно, Элий хотел улыбнуться. Но если и хотел, то подавил улыбку.
– Представь, все решил случай, – Рутилий начал издалека. – Август кинулся к горящему самолёту-разведчику и притащил раненого пилота. Если бы не этот безумный поступок, я бы не узнал, что монголы пытаются выйти нам в тыл.
Элий кивнул. Кто знает, что ведёт человека по тонкой черте, которая называется жизненным путём, а на самом деле – всего лишь меловая черта Большого цирка.
Рутилий оглянулся. Подслушивать их никто не мог.
– Что скажешь о Постуме? По-моему, он кое-что может как император, не только шляться по борделям в Субуре.
Впервые Рутилий говорил об императоре более или менее уважительно, хотя и не забыл попрекнуть.
– Постум – прекрасный политик и солдат, учитывая его опыт и его возраст, – сказал Элий, делая вид, что в данном вопросе он – лицо незаинтересованное. – Он справится.
– Философ, я знаю, ты ему предан. Почти фанатически. Это приятно видеть. Но он слишком долго пресмыкался перед Бенитом и терпел этого мерзавца. Понимаю, то была необходимость. Но каков он теперь? Не слишком ли он похож на Бенита?
Элий нахмурился:
– Что ты хочешь делать? Изменить ему? Хочешь, чтобы мы оставили его?
Рутилий намеревался возразить, но споткнулся об это «мы», как о камень.
– Пожалуй, я бы выбрал его. Может быть. Если бы не было кандидатуры более достойной и более законной, – сказал Рутилий.
– О ком ты?
– Об Элий Деции. Он – настоящий император. Ничем не запятнанный, умный, дальновидный. Этот дурацкий закон о плене и лишении гражданства давно надо послать к воронам. Думаю, что Большой Совет мог бы теперь этим заняться. Постума нетрудно отстранить от власти, вменив ему десятки прегрешений. От многих его выходок несёт уголовщиной. Наследником Элия станет его второй сын Тиберий. Я за этот вариант. Разумеется, я служу Постуму. Но я предупреждаю, что служу временно. Пока не вернулся Элий.
От речей Рутилия несло изменой за милю. Но другого блестящего военного на должность командующего армией у Августа не было.
– Элий не будет императором, – сказал бывший Цезарь. – Никогда.
Тот рассмеялся:
– Так говоришь, Философ, будто заявляешь это от имени самого Элия.
– Так оно и есть.
Элий почувствовал, как у него сдавило горло. Рутилий зашёл слишком далеко. И теперь гладиатор и изгнанник должен поставить на место человека, только что одержавшего блестящую победу. Эти палатки – за спиной – не в счёт. И погребальные костры, что пылали вчера, – не в счёт. То есть в счёт, но в счёт совершенно иного. И палаток, если рассуждать отвлечённо, тоже немного. Если не думать, что в одной из них лежит твой сын.
– Что??? – обалдело спросил Рутилий.
– Я – Гай Элий Мессий Деций. И я никогда не буду императором. Как политик я в тысячу раз бездарнее Постума. Я – старый идеалист, который не умеет ладить с людьми и добиваться своего.
– О боги, я ещё подумал… – пробормотал префект претория. – Ведь так и подумал… Но многие за тебя, Цезарь.
– Я – бывший Цезарь. Император вернул мне римское гражданство. Но это ничего не меняет. Когда-то, много лет назад, я бы мог стать императором. Но не теперь. Теперь все изменилось – и я, и Империя. Постум будет хорошим императором – поверь мне, я не лгу.
– Цезарь, я всю жизнь мечтал служить только тебе.
– Твой отец служил мне. А ты служи моему сыну.
– Цезарь!
– Этот разговор останется между нами, – отрезал Элий.
– Подожди. – Кажется, Рутилий растерялся. Он срочно подыскивал слова. Он не знал, что сказать. – Скажи, как погиб отец? Ты знаешь?
Элий ожидал этого вопроса. Но все равно слова подбирал с трудом:
– Сам не видел. Я был ранен и находился в госпитале. Но другие… говорят, он погиб на стене, сражаясь до последнего. Тело его было вывезено из Нисибиса и предано огню, как положено.
– А как ты уцелел?
– Все дело в неисполненном желании. Гладиатор Юний Вер выиграл для меня какое-то желание. Какое – не знаю. Но пока оно не исполнится, я буду жить. Пули и стрелы летят мимо, я оправляюсь от смертельных ран, спасаюсь, когда все остальные погибают. И даже после самых страшных поражений остаюсь в живых. Мне надоела моя неуязвимость, она походит на обман и предательство по отношению к другим. Но я ничего не могу сделать. Даже не догадываюсь, что за условие должно сбыться, чтобы я мог погибнуть. Одно знаю: оно ещё не сбылось. А тогда в Нисибисе… Мы умчались на катерах по водам реки Джаг-Джаг. Спроси трибуна Неофрона, он расскажет. – И добавил после паузы: – Учти – я не оправдываюсь.
Рутилий кивнул. Но чего на самом деле хотел префект претория от бывшего Цезаря, тот не понял.
II
Элий спал в палатке рядом с палаткой императора. Его разбудили в два часа ночи. От внезапной этой побудки у Элия сжалось сердце: он вдруг подумал, что Постуму стало хуже и…
Но это был Рутилий. Пришёл лично. Странное было у него лицо. Будто он обескуражен, но старательно пытается свою растерянность скрыть.
– Ты мне ничего так и не объяснил про роль случая, Философ.
– Что случилось?
– Чингисхан умер. А по закону Чингисхана все Чингисиды должны собраться в Каракоруме и выбрать нового хана. Монгольские войска уходят. Это похоже на бегство. Они уже перешли границу Киева и Готии. Будь у нас ещё один легион, мы могли бы выбить их из Танаиса.
Элий пытался осознать происходящее. Каракорум – это где-то очень далеко – в монгольских степях. Что же получается: если бы Чингисхан умер чуть раньше, варвары бы ушли сами, и не было бы никакой битвы? Или не ушли бы? Или битва все равно была нужна?
– Как он умер? – спросил Элий.
– По официальным сообщениям – упал с лошади. Но я думаю, он давно уже не мог сесть ни на какую лошадь.
– Его убили… – сказал Элий скорее утвердительно, чем вопросительно.
– Вот она, игра случая, Философ… – Рутилий уселся на пустующую кровать. – Открой тайну, как управлять случаем. Ты столько лет исполнял желания. Ты заставлял богов повиноваться себе. Открой мне тайну – как?
– Зачем? – спросил Элий. – Что тебя так беспокоит? Бремя ответственности? Или боязнь сделать неправильный выбор? Или боишься самого себя? Или что твоя верность не выдержит испытания?
Рутилий не ответил. Он почти умоляюще смотрел на Элия. Он хотел, чтобы его разгадали. Потому что он сам себя разгадать не мог.
– Ты хочешь знать, есть ли у Постума шанс действительно стать императором? Не будет ли твоё служение напрасным? Ты заручился моим обещанием не претендовать на императорскую власть. Теперь ты хочешь, чтобы я тебе гарантировал, что Империя признает Постума? Что патроны римского народа будут изгнаны? Твой отец не требовал гарантий, что Нисибис не падёт, когда шёл за мной. – Рутилий хотел его перебить, и Элий повысил голос: – Я сказал им тогда, что любой может вернуться назад. Любой. Но они все остались. Твой отец сказал, что должен меня охранять – и все. – Элий вдруг отчётливо представил утро в степи, ковёр цветущих эфемеров и увидел себя будто со стороны в броненагруднике, со шлемом висящим на груди, идущим с тремя центуриями своей гвардии в Нисибис. Неожиданно слезы навернулись на глаза. И тут же высохли. И молодой Рутилий – Элий был уверен в этом – тоже увидел эту картину. – Никому из нас не гарантировано, что его жизнь не будет напрасной!
Рутилий вскочил. Лицо его пылало. Он хотел что-то сказать. Но не нашёл слов. Потом нашёл. Выругался. Выкрикнул, будто пролаял команду, «Все не так!» и выскочил из палатки.
Но Элий знал, что там на воздухе, сдёрнув бронешлем и подставив лицо ночному ветру, Рутилий шепчет сам себе: «Все так, все так… » Но ни Элию, ни Августу он никогда в этом не сознаётся.
Элий бы предпочёл, чтобы на месте молодого префекта был его отец. В том Рутилий никто бы не усомнился. Но что поделать – время другое. Сейчас нельзя поручиться ни за чью верность. Талантливые есть, дерзкие – тоже. Верных не найти. Бенитово клеймо не может исчезнуть мгновенно. Верность придётся воспитывать вновь, очень медленно, годами.
Но это был Рутилий. Пришёл лично. Странное было у него лицо. Будто он обескуражен, но старательно пытается свою растерянность скрыть.
– Ты мне ничего так и не объяснил про роль случая, Философ.
– Что случилось?
– Чингисхан умер. А по закону Чингисхана все Чингисиды должны собраться в Каракоруме и выбрать нового хана. Монгольские войска уходят. Это похоже на бегство. Они уже перешли границу Киева и Готии. Будь у нас ещё один легион, мы могли бы выбить их из Танаиса.
Элий пытался осознать происходящее. Каракорум – это где-то очень далеко – в монгольских степях. Что же получается: если бы Чингисхан умер чуть раньше, варвары бы ушли сами, и не было бы никакой битвы? Или не ушли бы? Или битва все равно была нужна?
– Как он умер? – спросил Элий.
– По официальным сообщениям – упал с лошади. Но я думаю, он давно уже не мог сесть ни на какую лошадь.
– Его убили… – сказал Элий скорее утвердительно, чем вопросительно.
– Вот она, игра случая, Философ… – Рутилий уселся на пустующую кровать. – Открой тайну, как управлять случаем. Ты столько лет исполнял желания. Ты заставлял богов повиноваться себе. Открой мне тайну – как?
– Зачем? – спросил Элий. – Что тебя так беспокоит? Бремя ответственности? Или боязнь сделать неправильный выбор? Или боишься самого себя? Или что твоя верность не выдержит испытания?
Рутилий не ответил. Он почти умоляюще смотрел на Элия. Он хотел, чтобы его разгадали. Потому что он сам себя разгадать не мог.
– Ты хочешь знать, есть ли у Постума шанс действительно стать императором? Не будет ли твоё служение напрасным? Ты заручился моим обещанием не претендовать на императорскую власть. Теперь ты хочешь, чтобы я тебе гарантировал, что Империя признает Постума? Что патроны римского народа будут изгнаны? Твой отец не требовал гарантий, что Нисибис не падёт, когда шёл за мной. – Рутилий хотел его перебить, и Элий повысил голос: – Я сказал им тогда, что любой может вернуться назад. Любой. Но они все остались. Твой отец сказал, что должен меня охранять – и все. – Элий вдруг отчётливо представил утро в степи, ковёр цветущих эфемеров и увидел себя будто со стороны в броненагруднике, со шлемом висящим на груди, идущим с тремя центуриями своей гвардии в Нисибис. Неожиданно слезы навернулись на глаза. И тут же высохли. И молодой Рутилий – Элий был уверен в этом – тоже увидел эту картину. – Никому из нас не гарантировано, что его жизнь не будет напрасной!
Рутилий вскочил. Лицо его пылало. Он хотел что-то сказать. Но не нашёл слов. Потом нашёл. Выругался. Выкрикнул, будто пролаял команду, «Все не так!» и выскочил из палатки.
Но Элий знал, что там на воздухе, сдёрнув бронешлем и подставив лицо ночному ветру, Рутилий шепчет сам себе: «Все так, все так… » Но ни Элию, ни Августу он никогда в этом не сознаётся.
Элий бы предпочёл, чтобы на месте молодого префекта был его отец. В том Рутилий никто бы не усомнился. Но что поделать – время другое. Сейчас нельзя поручиться ни за чью верность. Талантливые есть, дерзкие – тоже. Верных не найти. Бенитово клеймо не может исчезнуть мгновенно. Верность придётся воспитывать вновь, очень медленно, годами.
III
В третью стражу Элий встретил у ворот лагеря одетого в кожаную тунику невысокого человека. Воин носил форму «Аквилы». Элий проводил пилота в палатку императора.
Постум спал. Шорох и шёпот заставили его заворочаться во сне. Он силился разлепить веки, но снотворное было слишком сильным. В палатке горел ночник. Элий прибавил немного света и повернул лампу так, чтобы свет падал на лицо спящему.
– Как он похож на тебя, – прошептала Летиция, переводя взгляд со спящего императора на лицо мужа.
– Почему ты не хочешь с ним встретиться днём? – отвечал Элий также шёпотом.
– Не знаю. Вернее, знаю. Я этого ещё не видела. Значит – ещё не время.
Сидевший у изголовья раненого Крот поднялся и уступил Летиции место. Она опустилась на табурет, коснулась пальцами лба Постума. И тут же отдёрнула руку. Пальцы её дрожали.
Гет, спавший под кроватью императора, высунул свою огромную голову.
– Давно не виделись, – сказал гений Летиции. – У тебя нет с собой чего-нибудь вкусненького? А то мне надоела стряпня кашеваров. От неё постоянно в животе урчит. А учитывая объём моего живота, звук получается довольно громкий. Мне самому спать мешает. Не говоря о посторонних…
– Гет, лапушка…
– Да уж, лапушка. А пожрать ничего не принесла. Неужели забыла, что я спас императору жизнь? Разумеется, кто ж помнит о такой малости! И то, что я люблю свежие фрукты, забыла.
– Гет, ты днём сожрал целую корзину. Это ты тоже забыл! – шёпотом напомнил Элий, наклоняясь к змею.
– А сейчас ночь – это ты тоже забыл. – И змей вновь нырнул под кровать императора. В животе у змея в самом деле громко урчало.
Неожиданно Летиция вскочила и едва не опрокинула табурет.
– Что случилось?
– Он открыл глаза. Он видел меня! – Она дрожала.
Элий взглянул в лицо Постуму. Веки сына были по-прежнему сомкнуты. Он спал.
– Разбуди его! – сказал Элий. – Сейчас же! – Он намеренно повысил голос. – Хочешь, я его разбужу, и мы поговорим? Он должен тебя увидеть.
– Нет! – Она замотала головой. – Не сейчас. Сейчас надо уйти.
И она выбежала из палатки.
Постум спал. Шорох и шёпот заставили его заворочаться во сне. Он силился разлепить веки, но снотворное было слишком сильным. В палатке горел ночник. Элий прибавил немного света и повернул лампу так, чтобы свет падал на лицо спящему.
– Как он похож на тебя, – прошептала Летиция, переводя взгляд со спящего императора на лицо мужа.
– Почему ты не хочешь с ним встретиться днём? – отвечал Элий также шёпотом.
– Не знаю. Вернее, знаю. Я этого ещё не видела. Значит – ещё не время.
Сидевший у изголовья раненого Крот поднялся и уступил Летиции место. Она опустилась на табурет, коснулась пальцами лба Постума. И тут же отдёрнула руку. Пальцы её дрожали.
Гет, спавший под кроватью императора, высунул свою огромную голову.
– Давно не виделись, – сказал гений Летиции. – У тебя нет с собой чего-нибудь вкусненького? А то мне надоела стряпня кашеваров. От неё постоянно в животе урчит. А учитывая объём моего живота, звук получается довольно громкий. Мне самому спать мешает. Не говоря о посторонних…
– Гет, лапушка…
– Да уж, лапушка. А пожрать ничего не принесла. Неужели забыла, что я спас императору жизнь? Разумеется, кто ж помнит о такой малости! И то, что я люблю свежие фрукты, забыла.
– Гет, ты днём сожрал целую корзину. Это ты тоже забыл! – шёпотом напомнил Элий, наклоняясь к змею.
– А сейчас ночь – это ты тоже забыл. – И змей вновь нырнул под кровать императора. В животе у змея в самом деле громко урчало.
Неожиданно Летиция вскочила и едва не опрокинула табурет.
– Что случилось?
– Он открыл глаза. Он видел меня! – Она дрожала.
Элий взглянул в лицо Постуму. Веки сына были по-прежнему сомкнуты. Он спал.
– Разбуди его! – сказал Элий. – Сейчас же! – Он намеренно повысил голос. – Хочешь, я его разбужу, и мы поговорим? Он должен тебя увидеть.
– Нет! – Она замотала головой. – Не сейчас. Сейчас надо уйти.
И она выбежала из палатки.
IV
На западе небо было кроваво-красным, но на востоке быстро темнело, и в этой тьме пытался укрыться всадник, что вынырнул из-за гряды фиолетовых облаков. Его белый конь, ставший огненным в лучах заката, был хорошо заметён, и Слейпнир легко нагонял беглеца. Сульде оглянулся. Лицо его было тёмным, глаза – налитыми кровью.
Увидев преследователя, Сульде оскалился.
– Оставь меня, Логос, – прохрипел беглец.
«Почему он называет меня Логосом?» – подивился Постум.
Легко подкинул меч и поймал. Сульде даже не обнажил клинок. Он лишь мрачно смотрел на юного противника. Постум ринулся на врага. И тут же перед глазами его сверкнул огненный клинок. Как Сульде выхватил его – неведомо. Слейпнир захрапел, встал на дыбы и передним копытом выбил меч из десницы бога войны.
Когда Постум опомнился, противник был уже далеко – горящая красная точка на фоне тёмного неба. Постум оглянулся. Облака, ставшие уже дымчато-серыми, грядами сходились на горизонте. Император развернул Слейпнира и поехал по алой борозде меж облачных гряд. Он возвращался домой.
Увидев преследователя, Сульде оскалился.
– Оставь меня, Логос, – прохрипел беглец.
«Почему он называет меня Логосом?» – подивился Постум.
Легко подкинул меч и поймал. Сульде даже не обнажил клинок. Он лишь мрачно смотрел на юного противника. Постум ринулся на врага. И тут же перед глазами его сверкнул огненный клинок. Как Сульде выхватил его – неведомо. Слейпнир захрапел, встал на дыбы и передним копытом выбил меч из десницы бога войны.
Когда Постум опомнился, противник был уже далеко – горящая красная точка на фоне тёмного неба. Постум оглянулся. Облака, ставшие уже дымчато-серыми, грядами сходились на горизонте. Император развернул Слейпнира и поехал по алой борозде меж облачных гряд. Он возвращался домой.
ГЛАВА V
Игры Постума против самого себя
«Варвары бегут перед доблестными римскими войсками. Уже и Готия свободна».
«Император поправляется после лёгкого ранения».
«Как стало известно из достоверных источников, Чингисхан был убит своей юной наложницей».
«Акта диурна», 3-й день до Ид августа[49].Выпуск подготовлен в Медиолане
I
Странно, что от пустячной раны Постум так ослабел. Странно, что силы возвращались к нему так медленно. Может, эти сны, что преследуют его каждую ночь, тому виной?
– Ещё рано, – сказал медик. – Август, ты не можешь появиться перед когортами.
До чего же упрям. Лыс, узколиц, в очках. Ходячая карикатура на служителя Эскулапа. И ко всему равнодушен – к боли, отчаянию и титулам. Явился в армию из Альбиона. Прежде они встречались, но каждый делает вид, что встречи той не было. И все же Постум несносному медику благодарен: никому не было сказано, что император был ранен в спину. Даже Рутилий не догадывается. Рутилий считает, что Постум получил пулю в грудь. Надёжным человеком оказался Кассий Лентул. Хотя и вредным. Впрочем, как и все медики. Как все, кто властвует над чужой жизнью.
– Я хочу! – Постум упрямо набычился.
Что – «хочу» – он не договорил. Но и Кассий Лентул, и Элий знали, чего он хочет, – проверить, как его встретят. Достаточно ли будет восторга в приветствии когорт. Император хочет знать, достанет ли этого восторга, чтобы вернуть Рим.
– Ещё рано, – сказал медик. – Август, ты не можешь появиться перед когортами.
До чего же упрям. Лыс, узколиц, в очках. Ходячая карикатура на служителя Эскулапа. И ко всему равнодушен – к боли, отчаянию и титулам. Явился в армию из Альбиона. Прежде они встречались, но каждый делает вид, что встречи той не было. И все же Постум несносному медику благодарен: никому не было сказано, что император был ранен в спину. Даже Рутилий не догадывается. Рутилий считает, что Постум получил пулю в грудь. Надёжным человеком оказался Кассий Лентул. Хотя и вредным. Впрочем, как и все медики. Как все, кто властвует над чужой жизнью.
– Я хочу! – Постум упрямо набычился.
Что – «хочу» – он не договорил. Но и Кассий Лентул, и Элий знали, чего он хочет, – проверить, как его встретят. Достаточно ли будет восторга в приветствии когорт. Император хочет знать, достанет ли этого восторга, чтобы вернуть Рим.