Бушков Александр Александрович. Ашхабадский вор

   До места они добирались на старом добром «львовском», которыми в советские времена была укомплектована большая часть маршрутов и которые нынче в России уже и не встретишь, разве только в совершеннейшей глухомани. Как и положено «львовским» автобусам, в салоне припахивало бензином, а в районе заднего сиденья так и просто нещадно воняло. Старое железо громыхало, как гвозди в ведре, словно заранее предупреждая: «Если я рассыплюсь, не судите меня строго, о люди».
   Смотреть на пески мочи уж не было. А за окном мельтешили в основном они, проклятые. Это желтоватое однообразие разбавляли лишь аулы и небольшие города, куда заезжал автобус, не пропускавший ни одного населённого пункта.
   В туркменском автобусе – сколько бы людей не входило, сколько бы не выходило – стойко держалось молчание. Карташу припомнились грузинские автобусы с их несмолкаемой многоголосицей, с кочующими по салону перебранками, с бурной жестикуляцией. Что ж, разная ментальность – разные автобусы. Ехали, ехали…
   И вдруг увидели Большую Воду.
   Как-то так просто без фанфар, без предупреждения водителя по громкой и какого бы то ни было оживления пассажиров автобус обогнул очередной бархан, и они увидели лазурную бескрайность Каспия.
   И мигом на душе посвежело.
   В городе, в котором автобус высадил пассажиров возле обшарпанного бетонного сарая под большими буквами «Автовокзал», они не задержались ни на одну лишнюю минуту. Прошли его насквозь быстрым шагом, спустились к морю. Маша тут же скинула кроссовки, засучила штаны и вошла в воду по щиколотку.
   – Как хорошо-то, господи! – она зачерпнула ладонями воду и вылила на себя, запрокинув лицо. – Как хочется купаться!
   – Вот мы и на месте, – сказала Джумагуль, оглядываясь. Сказала, как показалось Карташу, не без грусти в голосе. – Почти на месте.

* * *

   Карташу отчего-то представлялось, что Дангатар скрывается от врагов или в бетонном бункере, выстроенном в годы холодной войны для местных партийных бонз, или в пещере на вроде али-бабаевской. Но всё оказалось куда как прозаичнее.
   – Мы пришли, – сказала Джумагуль.
   Этот дом на берегу был из тех, что побогаче. Прочные железные ворота, глиняная ограда высотой в два человеческих роста, за ней высокие деревья. Последнее очевидней прочего говорило о достатке хозяина. Много воды для полива – значит, богатый дом. Карташ подумал, подходя к воротам и готовясь постучать по железу, что непременно увидит шатающихся по саду павлиновмавлинов, но – в результате так и не увидел ни одного.
   Даже громыхнуть кулаком по металлическим листам, и то не вышло. Воротная калитка распахнулась, едва они к ней приблизились.
   Проём перекрывал, держась рукой за отведённую створу, невысокий молодой туркмен в светлых поношенных джинсах, белой рубахе и сандалиях на босу ногу.
   Ни комплекцией, ни возрастом на серьёзного охранника он не походил. Да и оружия при нём что-то не наблюдалось. Молодой человек внимательно разглядывал гостей, ни о чём не спрашивая.
   – Заходи, – сказал он наконец и отступил в сторону.
   От ворот к крыльцу вела бетонная дорожка. По ней навстречу гостям шёл человек в рубашке «сафари», в белых парусиновых штанах, в замшевых туфлях и без всякого намёка на оружие. Из-под расстёгнутой рубашки виднелись стягивающие грудь бинты, левая рука висела на перевязи, а на смуглой щеке розовел шрам.
   Ещё один шрам, застарелый, пересекал лоб по диагонали. Человек улыбался.
   Это и есть Дангатар, кто же ещё. Как понял Карташ из рассказов Таксиста, они с Дангатаром были ровесники, но туркмен выглядел лет на десять старше Гриневского. И дело тут, думается, не только в ранении, да и вообще не в событиях последних дней. Служба, на которой довольно долгое время состоял однополчанин Гриневского, нервов и здоровья сжигает будь здоров.
   Возглавлять службу безопасности при влиятельном феодале – это примерно та же работёнка, что в сталинские времена стоять во главе НКВД. Разве что масштабы деятельности поменьше, а ответственности, головной боли и опасностей для жизни ровно столько же.
   Вокруг ронял на землю прохладу и тень ухоженный сад – без павлинов, но зато с поливальными установками «искусственный дождь» вполне современного вида. Сзади лязгнула запираемая на щеколду калитка.
   Ни в саду, ни возле дома других людей кроме этих двоих Карташ не приметил. Что, скажем прямо, было неожиданно. Неожиданно и подозрительно. Карташ предполагал, что скрывающийся от врагов Дангатар окружён если уж не бетонными стенами, то вооружёнными до зубов бородатыми и мрачными сподвижниками.
   Однако пока всё выглядело как мирный визит на дачу к доброму приятелю, живущему тихой и безобидной жизнью.
   Алексей притормозил, пропуская вперёд Гриневского: это его тема. Фронтовые друзья крепко обнялись, на миг застыв неподвижно, потом Гриневский представил Дангатару Машу и Карташа. А Джумагуль Дангатар приветствовал в последнюю очередь скупым: «Привет, Джумми. Спасибо за помощь».
   – Мы на Востоке спешить не любим, но сегодня я вынужден спешить сам и торопить других, – сказал Дангатар, проводя гостей в дом. – Я знаю, что вы хотели бы перекусить и отдохнуть с дороги, но… некоторые обстоятельства вынуждают меня пригласить вас одновременно к столу и к разговору. Отдохнуть вы сможете потом, комнаты вам приготовлены и ждут вас уже не первый день. Саша, – он показал на молодого человека в светлых джинсах, который запер калитку, подошёл к разговаривающим и встал чуть поодаль, видимо, ожидая распоряжений, – проводит вас туда, где вы сможете помыться. Он же покажет, куда идти дальше.
   Нетуркменское имя Саша заставило Карташа внимательнее приглядеться к их сопровождающему. А ведь, пожалуй, имеется неуловимое сходство в лицах между Дангатаром и Сашей. Сын? Очень возможно. Кстати, здорово смахивает на полукровку. Похоже, его мать европейского роду-племени. Опять же имя…
   Душевых кабин было две, и обе запитывались водой от вместительного металлического бака. Бак стоял позади кабин на опоре, которая неприятно смахивала на лагерную вышку, уменьшенную эдак разика в три. Саша принёс мыло и полотенца.
   Им никто ничего не говорил, но всё-таки Карташ счёл нужным предупредить Машу:
   – Вода у них привозная, купленная за денежки.
   – И что с того? – мягко говоря, неласково осведомилась та.
   Алексей вздохнул, но прописную истину всё же объяснил:
   – А то, что транжирить её зазря не следует. Быстренько ополоснулась, и всё.
   – Ага. Значит, я, по-твоему, такая дура, что сама не понимаю?!
   Апарт был настолько резким и неоправданным, что Алексей на миг растерялся. А подруга прошла мимо него и хлопнула дверью перед его носом.
   Гриневский понимающе хмыкнул и подтолкнул Карташа к другой кабинке.
   – Иди, начальник, под душ первым. Остужайся…
   Естественно, Алексей пошёл первым.
   Чтобы никто нечаянно не забыл завернуть кран, кранов не было и в помине. Принцип действия душа был как у унитаза: потянул за верёвочку – вода полилась, отпустил – не льётся. Карташ дёрнул за верёвочку столько раз, сколько было необходимо, чтобы смыть дорожные пот и грязь, чтобы выгнать из тела вялость.
   Маша тоже не слишком увлеклась – завершила помывку одновременно с Гриневским. Затратить на водное священнодействие столько же времени, сколько двое мужиков – это, без всякой иронии, для женщины вполне нормально.
   Она вышла и демонстративно тряхнула мокрыми волосами на кусты ежевики, ломящиеся от чёрной, налитой соком ягоды – типа, видишь, поливаю, вода даром не расходуется, всё в дело. Да что за ерунда с ней происходит?!
   Саша, сидящий на скамье в терпеливом ожидании, когда они закончат с водными процедурами, провёл их в дом – трехэтажное, не слишком навороченное в смысле архитектурных излишеств сооружение, просто бетонный куб с окнами. В доме была полутьма и приятная прохлада. Зашли в комнату, посреди которой стоял накрытый стол.
   – Садитесь, кушайте. Сейчас позову дядю Дангатара.

* * *

   Дядю, отметил Карташ. Значит, не сын. Тогда брат?
   Или всё-таки племянник, раз «дядю»?
   Саша уже дошёл до дверей, когда его догнал вопрос Маши:
   – А где Джумагуль?
   – Она… э-э, – Саша опустил глаза, рассматривая свои сандалии, – у себя.
   – Можно с ней поговорить?
   – Спросите у дяди Дангатара, – сказал он и быстро вышел.
   Маша – Карташ голову готов был прозакладывать хотела запустить вдогонку какую-то резкость, но вовремя прикусила язычок. И нервно принялась мерить комнату шагами.
   В углу негромко калякал по-туркменски включённый телевизор – «Сони», пусть не самой последней модели, но вполне, вполне. Никто из троих за стол не садился и уж тем более трапезу не начинал, хотя манили салаты, посыпанное зеленью холодное мясо в необъятном блюде, сыры, колбасы, соусы, что-то похожее на ватрушки с мясом… Разумеется, присутствовали чёрная и красная икра в плошках с воткнутыми в зернистую массу ложками.
   – Похоже на съезд компартии, – сказал Гриневский, кивнув в сторону экрана.
   По телевизору показывали зал тысячи на три зрителей, которые стоя аплодировали кому-то, рук не жалея. Потом картинка сменилась: на трибуне распинался круглолицый оратор, который то и дело прикладывал ладонь к груди, кланялся и поворачивался к сидящему в первом ряду президиума Его Превосходительству Ниязову. В общем, ни дать ни взять, очередное историческое заседание очередного судьбоносного Пленума ЦК КПСС… А потом замелькали новые кадры, и стало ясно, что всем пленумам вместе взятым далеко до происходящего: всё тот же круглолицый оратор, только теперь не на трибуне, а в зале, к которому вполне применим эпитет «тронный», ступал, едва не маршируя, по красно-жёлтой ковровой дорожке, пока не добрался до стоящего на специальном коврике президента Ниязова. Президент что-то сказал ему, барственно похлопал по плечу и повесил на шею золотую цепь. Облагодетельствованный немедля упал на колени, принялся целовать ноги и руки Туркменбаши. Экран на несколько секунд закрыла заставка на туркменском и русском языках – информационная программа «Ватан».
   – Скорее похоже на конкурс придворных льстецов с раздачей слонов за лучшую лесть, – сказал Карташ. Восточные сказки живы. Я не удивлюсь, если узнаю, что Туркменбаши, как Гарун-аль-Рашид, изменяя внешность, иногда по ночам покидает дворец и бродит по Ашхабаду. Подслушивает, что думают о нём его подданные.
   – Ты лучше скажи, чему ты удивишься! – раздражённо бросила Маша от окна. – Если что-то случится со мной, тебя это не удивит точно!
   Эт-то уже, пожалуй, перебор. Мы, конечно, понимаем – длинный тяжёлый путь, переживания, треволнения и всё такое. Кого хошь подкосит и измотает. Но всему есть место и время, всему есть мера. На первый раз Карташ смолчал и, чтобы не заводиться, сосредоточил внимание на телевизионной картинке. Гриневский же благоразумно помалкивал, хотя тоже, судя по недоумению на лице, не мог взять в толк, какая муха вдруг укусила дочь Хозяина.
   В комнату вошёл Дангатар, покосился на экран, счёл нужным объяснить.
   – Это Халк Маслахаты, Народный Совет. Высший представительный орган народной власти, собирается раз в год, преимущественно в августе, – он подошёл к телевизору, встал рядом, не заслоняя экран. – Обратите внимание, сейчас я вам кое-кого покажу. Сейчас он обязательно попадёт в кадр…
   Туркменское телевещание снова демонстрировало зал заседания, камера двигалась вдоль президиума.
   – Вот! – Дангатар приложил палец к экрану и обвёл им вокруг одного из заседающих. – Запомните этого человека.
   Тот, кого следовало запомнить, восседал в президиуме вблизи Ниязова, сидел, сложив руки на столе, как прилежный ученик. Лет пятидесяти, на славу упитанный, с реденькими волосами, с большими щеками и двумя тонкими штрихами вместо глаз. Рядовая внешность бюрократа в летах с поправкой на восточную специфику.
   – Зовут его Гурбанберды Саидов. А ещё запомните, как близко он сидит от нашего Сердара.
   – Саидов? – переспросил Алексей. – Стойте-ка… Не у него ли служил один вредный старикашка по имена Ханджар в хитром халате?
   – Именно. Джумагуль мне уже рассказала о ваших приключениях… Впрочем, всё по порядку. Прошу к столу. Садитесь, садитесь.
   Они, последовав приглашению, стали рассаживаться, Дангатар же подошёл к антикварного вида буфету, отвёл в стороны пошарпанные створки, за которыми обнаружился стеклянный бар с приличным ассортиментом бутылок.
   – Перефразируя классика: какие напитки вы предпочитаете в это время суток? Шариатской полиции в Туркмении нет, в отличие, скажем, от Египта. Поэтому никто не ворвётся, бить бутылки о стены не начнёт. Ты, Гавана, насколько я помню, уважал русскую водку?
   – И уважения не растерял, – сообщил Гриневский.
   Карташ сказал, что присоединяется к выбору Таксиста.
   – А девушка под чудесным русским именем Маша? Лимонад или просто воду? Конечно, можно. На столе в графине минеральная вода из Копетдага. Вас устроит? Замечательно.
   Ловко управляясь одной здоровой рукой, Дангатар выставил на стол две гранёные рюмки и пиалу.
   – Сам я буду чай. Вера и доктора не велят ничего другого. Вам нашего чая не предлагаю. А то ещё подумаете, что я вас хочу отравить. С непривычки и в самом деле может стать нехорошо.
   – Зелёный чай и у нас пьют, – угрюмо возразила Маша.
   Дангатар удивлённо поднял брови.
   – Вот как? Значит, я отстал от жизни. Неужели у вас в России тоже стали добавлять в зелёный чай растопленный бараний жир?
   – Я, пожалуй, ограничусь минералкой, – сказала Маша.
   Дангатар усмехнулся и продолжал:
   – Будь у нас шариатская полиция, как в Египте, не одобрила бы она и женщину за мужским столом. Впрочем, и сам стол не одобрила бы: Западу подражаете, на Запад смотрите! Есть достархан – вот и расстилай его, усаживай за него гостей, – Дангатар сел за стол, отдал Гриневскому бутылку «Столичной». После чего пододвинул к себе блюдо, накрытое металлическим колпаком. Под колпаком обнаружился фаянсовый чайник, белый в крупный красный горошек, из него туркмен налил себе в пиалу дымящуюся жидкость зеленоватого цвета. – Но мы не в Египте… – Взгляд Дангатара омрачился. – Зато в Египте сейчас моя семья. Хорошо, вовремя отправить успел. Заранее почувствовал, что назревают события, хотя и не представлял, во что это выльется…
   «А ведь врёт! – вдруг понял Карташ. – То-то я сразу почуял какую-то нарочитость в этих пассажах про Египет. Голову готов прозакладывать, что его семья как раз таки и не в Египте. А он элементарно гонит. На всякий случай. Так же, как отступающая разведгруппа натягивает поперёк тропы растяжку – вдруг преследователи не заметят и подорвутся. Если кто-то из нас вдруг, тьфу-тьфу, попадёт в лапы врага, хитровану Дангатару от этого перепадёт какая-никакая польза – пустит врагов по ложному следу, в сторону от семьи. Допустим, кто-то из нас сломается и выдаст информацию про Египет – она прозвучит для врагов как правда. Любой детектор покажет правду. Ладно, нормальный профессионализм – ненавязчиво заряжать каждого информацией и дезинформацией, которая работает на тебя…»

Глава 14.
В Ашхабаде всё спокойно

Двадцать пятое арп-арслана 200* года, 16.44

   – Ну, обо всём поговорим по порядку, – пообещал Дангатар и отхлебнул дымящуюся жидкость. Блаженства на лице не выступило от такой вкуснотищи, как зелёный чай с бараньим жиром, равно как и гримасы отвращения. Обыденный повседневный напиток.
   Без всякого отвращения и Карташ с Гриневским хлопнули по рюмочке «Столичной», потянулись к богатой закуске. Алексей, например, к икорочке.
   – А я вот, не представляете, по солёным грибам соскучился, – признался Дангатар. – Полюбил это дело за время службы в советской армии. Помню, возил начальство на «вертушке» в такие дикие места, где этих грибов было, сколько и не приснится. Кстати, и «вертушкой» давненько самому управлять не приходилось…
   Карташ уже настроился (и теперь с этого настроя его было не сбить), что перед ним профессионал, который вряд ли станет нести про грибочки исключительно ради приятных воспоминаний. Цель он какую-то преследовал этой болтовнёй, ясно. Но вот какую?..
   – Ты считаешь это убежище достаточно надёжным? на правах друга запросто спросил Гриневский.
   – Смущает отсутствие спиралей Бруно поверх забора, отсутствие часовых и камер видеонаблюдения? Не напрягайся, Гавана, смею тебя уверить, что мышь не проскочит…
   – То-то лодочка качается на волнах напротив дома в полукилометре от берега, – сказал Карташ.
   – Совершенно верно. Качается, – посмотрел в его сторону Дангатар. – И не только лодочка. Так что о нежелательных гостях – со стороны моря те надумают появиться или со стороны суши – я узнаю заранее. Кстати, не будет никаких погонь и перестрелок. Просто я исчезну из этого дома, вроде меня здесь и не было никогда.
   Карташ заметил, что Маша ёрзает, ей явно о чём-то очень хочется спросить, прям до зуда хочется. Наконец она не выдержала:
   – А Саша – это ваш сын?
   – Племянник. Сын брата.
   – А брат… – осторожно начала она, но споткнулась, верно, решив, что переходит грань допустимой откровенности.
   – Брат рыбу ловит, – обезоруживающе улыбнулся Дангатар. – Я понимаю, о чём вы хотите спросить. Мои враги первым делом должны были проверить дома родственников… Но в этом доме никаких моих родственников нет. Дело в том, что мой брат не ладил с роднёй и женился на русской… Нет-нет, у нас к этому вопросу относятся проще, не так, как у кавказских горцев. Никаких строжайших запретов и проклятий рода. Всё гораздо спокойней, подобных браков множество. Тут важна последовательность. Брат не ладил с роднёй, да ещё и женился на русской. Понимаете? Чаша терпения переполнилась. В общем, ему в родном селении о ставаться было как-то не с руки… Тогда я купил им дом у моря и уговорил поселиться под чужими именами. Сделал так, чтобы никто не знал о нашем родстве. Брата зовут Аннагурт, а жену брата – Ира.
   Дангатар поднялся, подошёл к двери, открыв её, громко сказал в коридор:
   – Ира, можно нести гостям плов!
   Спустя несколько секунд появилась Ира с блюдом в руках. Симпатичная загорелая женщина лет тридцати, крепко сбитая, с уложенной на затылке толстой косой.
   Поздоровалась, поставила блюдо на стол. Ей Дангатар гостей представлять не стал, наверное, не принято.
   Спросив: «Всего хватает? Ничего больше не надо?», она получила утвердительный ответ и вышла.
   И тогда Маша выкинула очередной номер сегодняшнего дня:
   – Извините… я сейчас… я скоро.
   Выпалила, вскочила со своего места и выбежала из комнаты.
   Дангатар с недоумением взглянул на Гриневского, тот пожал плечами. Над столом ненадолго повисла неловкая пауза.
   И вдруг до Карташа, что называется, дошло. Внезапные странности, несоразмерная с поводом истерика, в завершении бросается вдогонку за незнакомой женщиной с явным намерением о чём-то спросить или о чём-то попросить… Ну да, мы ж за боями и походами совсем забыли о периодических особенностях женского организма и связанных с этим проблемах. Две головы можно прозакладывать, что у боевой подруги как раз и начинаются, по любимому выражению самих женщин, эти дела…
   – О деле бы, – напомнил Гриневский.
   – Да-да, – Дангатар наморщил лоб, будто с трудом вспоминая, а за каким чёртом, собственно, сюда явились эти русские. – С грузом всё в порядке?
   – Как ты и говорил, – нахмурился Таксист. – Стоит на сортировке. Ждёт. Координаты могу дать хоть сейчас.
   – Не надо сейчас, потом. Прости, Гавана, как-то не до платины нынче, сам видишь. К сожалению, не в хорошее время вы прибыли в Туркмению… Не в хорошее.
   Дангатар держал пиалу перед собой в поднятой руке, покачивал на разведённых пальцах, взбалтывая недопитый чай.
   – Положение в стране гораздо хуже, чем я думал десять дней назад… Словом, не стану начинать от Адама, что применительно к Туркмении звучит, как начинать от Огуз-хана и от небесной верблюдицы. Начну я с басни про лебедя, рака и щуку, которую все мы проходили в школе. «А воз и ныне там», помните? Это равновесие, когда каждый тянул в свою сторону и повозка оставалась на месте… это непрочное равновесие нарушено. Воз сдвинулся с места и в любой момент может загреметь вниз по склону, подпрыгивая на буграх и стремительно разваливаясь. Воз в данном случае – гражданское спокойствие в Туркмении, а потеря равновесия – гражданская война. Я не знаю, известно ли вам, что административные границы велаятов – тогда они, правда, назывались не велаятами, а областями, – сохранились в неизменности с советских времён… – И он опять замолчал.
   – Это, наверное, потому, что правители земель остались в основном прежние, – сказал Карташ, чтобы вывести Дангатара из ступора. – Ну, кое-кто кое-кого под шумок скинул или подвинул, не без этого, но это так… дела внутренние, семейные – перестановки внутри правящих кланов, сиречь родов, фамилий, тейпов…
   – Совершенно верно, Алексей. Да и наш падишах Сердар тоже из давешних, из советских. Сапармурат возглавляет Туркменистан с восемьдесят пятого, когда его назначили первым секретарём ЦК Компартии республики. Так что поменялась только внешняя оболочка, кожура у фрукта, мякоть же осталась прежней. Правда, у падишаха появилось не в пример больше возможностей для того, чтобы наслаждаться положением верховного правителя. Но это в основном ограничивается безобидными шалостями вроде памятников самому себе на каждом перекрёстке. В основном, – добавил Дангатар после паузы, – но, увы, не во всём. Однако по большому счёту на сегодняшний день Сердар нас устраивает. Он тот самый воз из басни, который желательно, чтоб оставался поныне там. Это так, лёгкое вступление. Введение в ситуацию.
   Дангатар поставил пиалу на стол, взял в руку вилку, принялся тупым концом водить по скатерти, сопровождая рассказ вычерчиванием невидимых узоров.
   – Велаяты в свою очередь делятся на этрапы. Хяким Аллакулыев, которому я служил и которого убили люди Ханджара… Так вот хяким Аллакулыев поставил во главе двух этрапов своих младших братьев. Я предупреждал его, что лучше этого не делать. Лучше было бы отправить братьев Порана и Батыра за границу, открыть специально для них в каких-нибудь дальних странах два лишних торговых представительства. Пережили бы мы эти расходы. Но хяким Аллакулыев так поступить не захотел.
   Около года тому назад два брата пригласили в гости в один из своих охотничьих домиков в горах арчина это что-то вроде мэра – одного из крупных городов велаята. Арчин Ахмурат Дидаров является двоюродным братом хякима Аллакулыева и, кроме того, он человек весьма влиятельный не только в своём городе, но и вообще в велаяте.
   После охоты и отдыха братья Поран и Батыр за дружеским достарханом повели разговор о том, что нынешний хяким уже стар, хватка у него уже не та, он размяк, он ничего уже не хочет, он довольствуется малым, он позволяет прибирать велаят к рукам людям Сердара, а если управлять велаятом по уму, то деньги потекут не ручьями, потекут такой полноводной рекой, что можно заставить Сердара не только убрать свои лапы из велаята, но можно навязывать ему свою волю.
   И всё в таком духе. А потом братья напрямик предложили арчину Ахмурату составить с ними заговор дескать, с его-то влиянием в велаяте, со связями в столице и уважением у аксакалов всё пройдёт наилучшим образом. Братья, разумеется, пообещали сделать новым хякимом именно его, Ахмурата Дидарова. Такая авторитетная фигура, как арчин Ахмурат, был им необходим до зарезу, без него коварные замыслы братьев были обречены. Даже если б они убили Аллакулыева и объявили хякимами себя, то продержались бы не дольше суток. Их никто бы не признал и не поддержал.
   Но Ахмурат наотрез отказался от предложения братьев, сказав, что вполне доволен положением арчина и очень уважает своего дорогого родственника хякима Аллакулыева. Сказал – и стал собираться домой. Но братья, мягко говоря, ему воспрепятствовали: Поран и Батыр связали Ахмурата, а их люди напали на охрану арчина – нескольких человек убили, остальных обезоружили. После чего Поран и Батыр накалили щипцы в камине и самолично выжгли Дидарову глаза. И только тогда они освободили пленных и позволили увезти ослеплённого арчина и убитых охранников.
   – Восточное коварство, – сказал Таксист. – А почему они его просто не убили?
   – Хяким Аллакулыев обязательно дознался бы, кто убил арчина, и не простил бы убийцам его смерти. А так братья сказали Аллакулыеву, что это арчин их подбивал на заговор, а они его наказали.
   – Всё равно не понимаю. Почему они тогда просто не отпустили этого… арчина? И не настучали Аллакулыеву на него – раньше, чем это успел бы сделать сам арчин?
   – Они очень сильно разозлились на Ахмурата – за то, что он узнал их планы и не согласился их поддержать. Потом, они всегда ревновали к его авторитету у людей, а в особенности у старейшин. Потом, если бы они просто отпустили арчина и оклеветали бы его перед хякимом, то хяким мог бы подумать: «Их подговаривали на измену, а они остались такими невозмутимыми, словно речь шла о пустяке, посмеялись вместе и распрощались с подлецом, как с добрым другом»… Короче говоря, тут много всего.
   – Ну, допустим… – Карташ почесал репу и мысленно поблагодарил родителей за то, что им и в голову не „пришло в своё время переехать на постоянку в Туркмению. – И что же хяким?