Страница:
Мазур выпрямился, присел в кресло, развернул его так, чтобы видеть поскучневшего Лукича. Распечатал бутылку французской минералки, налил себе стаканчик, с удовольствием выпил и осведомился:
– Водички дать? А то что-то ты позеленел и глазки закатываешь... Ну, хочешь водички? Я Женевскую конвенцию соблюдаю свято, даже в отношении...
В кармане у него мелодичной трелью залился мобильник.
Глава восьмая
Глава девятая
– Водички дать? А то что-то ты позеленел и глазки закатываешь... Ну, хочешь водички? Я Женевскую конвенцию соблюдаю свято, даже в отношении...
В кармане у него мелодичной трелью залился мобильник.
Глава восьмая
Как джентльмен джентльмену
На экране обозначилось, что номер скрыт. Мазур, не медля, нажал соответствующую клавишу.
– Кирилл Степанович? – раздался мужской, совершенно спокойный, уверенный голос.
– Я самый, – сказал Мазур.
– Насколько я понимаю, вы уже закончили развлекаться с тамошними бедолагами, имевшими несчастье вас крупно недооценить?
– Честно говоря, не совсем, – сказал Мазур.
– Собираетесь претворять в жизнь то, что пообещали Лукичу?
– Почему бы и нет? – сказал Мазур. – В этом есть смысл, не столь уж утопическая затея...
– Я бы вас убедительно попросил этого не делать, Кирилл Степанович. Во-первых, я принял определенные меры, и люди снаружи вполне в состоянии блокировать в а ш и х людей. Во-вторых, мне думается, что мы все же смогли бы договориться...
– Что-то в этом есть, – сказал Мазур, чуточку подумав. – По крайней мере, ваш лексикон и стиль общения в лучшую сторону отличаются от присущих Василию Лукичу, который сейчас лежит и грозно вращает глазами...
– Представляю себе. Так что же, поговорим спокойно?
– Вы, я так понимаю, снаружи?
– Не совсем. Я, собственно, за той дверью, которую вы так и не смогли открыть, изучая помещение. Сейчас я ее открою и войду, совершенно один...
– Вот этот нюанс меня как раз не беспокоит, – сказал Мазур. – Есть некоторый опыт общения и с целыми группами...
Послышался смешок:
– Вот это меня в вас крайне привлекает... встречайте, я иду.
Мазур не спеша вышел в коридор. Как раз в тот момент, когда дверь неспешно отворилась и вошел человек лет на десять постарше Мазура, безукоризненно одетый, осанистый, по советским меркам тянувший даже не на первого секретаря обкома – гораздо выше. Положительно, персона была совершенно иного полета, нежели спутанный Лукич (именно «полета», а не вульгарного «пошиба»). Тем более что в руке у незнакомца Мазур усмотрел телефончик «Верту», стоивший не менее тридцати тысяч баксов, – игрушка опять-таки недостижимая для Лукича, какую бы жирную зарплату ему ни платили. Вот так оно будет лучше, подумал Мазур. Настоящая п е р с о н а пожаловала...
Мимоходом заглянув в комнату, где томились связанные качки вкупе со сволочной бабой Надей, незнакомец хмыкнул без малейшей озабоченности на лице, скорее весело, подошел к Мазуру и протянул руку:
– Меня зовут Михаил Петрович. Фамилия вам ничего не скажет, хотя у меня нет причин ее скрывать, и, если желаете...
– Всему свое время, – сказал Мазур.
– Пройдемте в кабинет? – войдя в приемную, Михаил Петрович с жалостью покосился на секретаршу, откровенно страдавшую: – Вы даже с бедной девочкой решили поступить, как со всеми, не делая исключений?
– В подобной ситуации и в подобном помещении исключений ни для кого делать нельзя, – сказал Мазур, – поскольку такая вот милая девочка может запросто шарахнуть в спину из чего-нибудь огнестрельного...
– Логично. Уважаю здоровый педантизм... Пойдемте? – оказавшись в кабинете, Михаил Петрович сразу прошел к спутанному хозяину и, вежливо с ним раскланявшись, произнес: – Должен отметить, милейший Василий Лукич, что я восхищен вашими профессиональными качествами, которые вы столь блестяще продемонстрировали...
На лице Лукича изобразилось страдание, вполне искреннее, – но Мазуру нисколечко не было его жалко.
– Пойдемте в машину?
Мазур вышел следом за ним в ту дверь и оказался в коротком коридоре, где в выжидательных позах стояла парочка милых молодых людей при галстуках и подмышечых кобурах – последнее Мазур моментально просек тренированным глазом.
– Максим, распутайте этих... – небрежно распорядился Михаил Петрович, слегка поведя подбородком, – а мы с Кириллом Степановичем немного прокатимся...
На улице дожидался даже не «роллс-ройс» – огромный черный «майбах», что Мазур не мог не оценить. Они уселись на заднее сиденье, чудо германского автопрома бесшумно поплыло со двора, и следом, Мазур отметил машинально, двинулся черный джип.
– Вы, должно быть, несколько разозлены после тех... гм, мер убеждения, которые к вам были применены?
– Мягко сказано, – сказал Мазур.
– Это, конечно, не назовешь джентльменской игрой, – кивнул Михаил Петрович. – Но вы же умный человек, Кирилл Степанович, и, быть может, согласитесь со мной: все, что произошло, стало возможным исключительно из-за того, что вы занялись неким... приработком. О, я вовсе не осуждаю вас за стремление подзаработать – вы в какой-то степени восстанавливали справедливость... Я о другом. Неимоверно труднее было бы д о с т а т ь вас, продолжай вы официальную службу на благо России – без другой, потаенной жизни. А занявшись вашими нынешними делами, вы, нравится вам это или нет, оказались в и н о м пространстве, где действуют другие, простите за вульгарность, понятия...
– Понимаю.
– Ну что ж, кажется, вы вполне искренне это говорите...
– Меня, собственно, злит не само давление, – сказал Мазур, – а то, что в качестве инструмента вы выбрали вульгарного Лукича. Я не страдаю манией величия, но все же, смею думать, заслуживаю в качестве делового партнера кого-то повыше рангом...
– Вы совершенно правы, – безмятежно сказал Михаил Петрович. – Надеюсь, я вас устраиваю?
– Вполне, – сказал Мазур. И тут же поторопился добавить: – Но это еще не значит, что я принимаю ваши предложения...
– Ну разумеется, разумеется! Что до Лукича, а также других с о б ы т и й... Видите ли, теперь можно признаться откровенно: я хотел устроить несколько тестов. Проверить вас, так сказать, в полевых условиях. Вашу реакцию на определенные внешние раздражители, ваши поступки, ответные ходы... Согласитесь, вполне разумное желание для человека, который намеревается выплатить вам, если все пройдет гладко, г р о м а д н о е вознаграждение. Должен сказать, ваше поведение – выше всяких похвал. Между тем – теперь можно признаться – все, кто находился в офисе Василия Лукича, конечно, кроме секретарши, были заранее проинструктированы, что могут столкнуться с вашей... э-э, резкой реакцией. И тем не менее вы их всех спеленали. Почему?
– Инструкции инструкциями, а человеческая психология – вещь специфическая, – сказал Мазур. – В подсознании у них было забито совсем другое. Лукича развратила многолетняя служба в советской ГБ, он себя подсознательно считал неприкосновенной персоной, которую никто не рискнет и пальцем тронуть. А его мальчики... Им, судя по всему, казалось, что для меня одного их слишком много. Обычные охраннички без боевого опыта...
– Прекрасно. Я в вас не ошибся... Один из моих консультантов предсказывал именно такой финал событий – с той же мотивировкой, что и вы...
– Очень уж хорошо меня научили воевать, – сказал Мазур.
– И отлично. Потому что именно это умение нам и нужно.
– Кому это – нам?
– Ну, Кирилл Степанович... Серьезным людям. Очень серьезным. Находящимся на той ступеньке общественной лестницы, где вульгарные термины вроде «мафии», «криминала» и прочего просто-напросто неуместны. Слово «олигарх», кстати, я тоже терпеть не могу – во-первых, оно не вполне отвечает тому содержанию, что вкладывают в него за рубежом, а во-вторых, в последнее время, в свете известных событий, весьма неприглядный оттенок приобрело. А посему не будем жонглировать терминами. Считайте нас Очень Серьезными Людьми – и это будет полностью соответствовать истине... Возьмите, это ваше.
Он положил на колени Мазуру коричневую кожаную папку, не особенно и большую, довольно легкую. Мазур взял двумя пальцами черную узенькую застежку, потянул. Внутри в два ряда, в два слоя лежали аккуратные пачки стодолларовых бумажек. Двадцать штук.
– Двести тысяч, – сказал Михаил Петрович. – Это не аванс. Это, можно сказать, подъемные – помните, был такой советский термин? – а можно сказать, компенсация морального вреда, причиненного нашими усилиями. Это в полном смысле слова в а ш и деньги. Вы можете отказаться от моего предложения, выйти из машины и преспокойно удалиться с деньгами под мышкой. Никто никогда не причинит вам никакого вреда, все старое будет забыто. И живите в свое удовольствие, продолжайте потрошить неисправных должников... – Михаил Петрович цепко взглянул на Мазура и стал из улыбчивого очень серьезным: – Но разве это занятие для человека вашего полета? Вы ведь, по нынешним меркам, зарабатываете этой, с позволения сказать, халтуркой сущие копейки. И, коли уж вы решились встать на нынешний путь, вас до конца дней будет грызть сожаление об упущенной возможности без особых хлопот и не столь уж серьезного риска заработать несколько м и л л и о н о в долларов.
– Несколько – это сколько?
– Я сейчас не могу ответить точно, – сказал Михаил Петрович. – Потому что вас, собственно говоря, ждет не вознаграждение, а п р о ц е н т от некоей сделки, ее конечная сумма пока что неизвестна, а следовательно, невозможно вычислить и ваш процент. Одно могу сказать с уверенностью: «несколько» – это, безусловно, больше одного миллиона. Но меньше десяти, предупреждаю сразу. Между одним и десятью – заранее можно сказать, уж, безусловно, больше одного-двух...
– Хотите сказать, такие деньжищи можно заработать без «особых хлопот и не столь уж серьезного риска»?
– Ну конечно, будут и хлопоты, и риск. Но они не достигнут того пика, какого достигали во времена иных ваших зарубежных операций...
– Что вы о них знаете...
– Кое-что. Не все, но кое-что. Об а н а-л о г и ч н ы х, по крайней мере, я осведомлен. Знаю достаточно, чтобы ориентироваться в вопросе.
– Вам что, переворот нужно устроить где-нибудь на Крокодиловых островах?
– А вы способны, Кирилл Степанович?
– Не сочтите за похвальбу...
– Не сочту. Ни в коем случае не сочту. Я прекрасно понимаю, с кем имею дело. Великолепная боевая машина, со всем тщанием созданная рухнувшей империей...
– Хорошая формулировка, – сказал Мазур. – А главное, истине, в общем, соответствует... Пожалуй, я бы смог устроить переворот где-нибудь в Африке, на экзотических островах... В этих регионах своя специфика, знаете ли. Сплошь и рядом для успеха путча достаточно во главе взвода головорезов захватить лидера, парочку ключевых объектов... В Европе, даже в большинстве стран Латинской Америки такое уже не проскакивает, но в тех регионах, о которых я говорю, – своя специфика... Я еще не одряхлел. Переворот устроить могу... и сорвать тоже. Особенно на островах вроде...
– Меня не интересуют острова, – мягко прервал Михаил Петрович. – Меня интересует прежде всего Африка.
– Приятно слышать, – сказал Мазур. – Есть места, где работать – одно удовольствие... Где именно вам нужно сбросить президента? За Египет, Зимбабве и уж тем более Ливию я бы не взялся...
– Вы шутите или начали рассуждать серьезно?
– Вполне серьезно, – сказал Мазур. – В тех странах, что я назвал, и еще нескольких, я бы не взялся устроить путч даже при названном вами гонораре... и ваших нешуточных возможностях.
– Ничего страшного. Эти страны нас как раз не интересуют.
– А какая интересует?
Михаил Петрович смотрел на него грустно, цепко, проникновенно:
– Кирилл Степанович, разговор подошел к той точке, когда следует определиться. Либо вы берете папку, выходите из машины, и мы – честное слово! – начисто забываем о вашем существовании, либо разговор пойдет конкретный и назад вам пути уже не будет. Еще несколько фраз с конкретикой – и вы уже не сможете пойти на попятный...
– А вы – змей-искуситель... – сказал Мазур, усмехаясь.
С той же усмешечкой Михаил Петрович спросил:
– А вы имеете что-либо против выбранной м н о ю тактики?
– Я и говорю – змий... – сказал Мазур. – С примитивами вроде вашего Лукича гораздо проще: столкнувшись с грубым давлением, начинаешь злиться и умело бить морды. А вы... вы меня задели за живое, признаюсь. Вы меня п о м а н и л и...
– Не миражом, заметьте, не призраком!
– Верю, – сказал Мазур. – Это-то и есть самое печальное. В самом деле, я себе потом по гроб жизни не прощу... Два-три миллиона...
– Вам этого хватит на всю оставшуюся жизнь. Я, как вы догадываетесь, немного вас изучил. Вы – счастливый человек, у вас в силу биографии и воспитания нет д у р н ы х потребностей. Готов душу черту прозакладывать, вас попросту не интересуют поместья на Кипре, роскошные квартиры в Майами, замки в Шотландии, океанские яхты, личные самолеты и прочая мишура, которую обожают иные наши скоробогачи, не забывшие, что они когда-то были нищими советскими пацанами... Вы – другое дело. У вас довольно умеренные запросы и потребности. Поэтому пары-тройки миллионов вам хватит до конца дней...
– Да, вот кстати. Я их что, в лотерею выиграю? Ежели кто поинтересуется?
– Ну, это не проблема, – сказал Михаил Петрович. – Это даже не тень проблемы... Я над этим думал. Наследство. У вас ведь есть дальние родственники за границей? Вот видите. Можно оформить все так, что комар носа не подточит. Соответствующие налоги за вас заплатят. Считайте это премией. Документы будут безукоризненные, так что перед законом останетесь чисты.
– Хочу верить...
– Верьте. Потому что так и будет.
– Так что конкретно в Африке?
– Этот вопрос можно считать согласием?
– А пошло оно все к черту, – сказал Мазур, глядя ему в глаза. – В конце концов, имею я право использовать свой шанс? Ладно, я согласен. С одним-единственным условием. Во всей этой истории не должно быть иностранных разведок, выдачи каких бы то ни было российских секретов и так далее... ну, вы, безусловно, понимаете, о чем я. Если в ходе нашего дальнейшего сотрудничества выяснится, что то или иное все-таки присутствует, предупреждаю сразу: я автоматически считаю себя свободным от всех обязательств и, мало того, разозлюсь. По-настоящему разозлюсь.
– Я вам гарантирую – никаких иностранных разведок и прочего... Интересы – исключительно наши, российские.
– Вы сказали, и я слышал...
– Я сказал, и вы слышали... Будете задавать вопросы?
– Все же – какая-то конкретная страна? – спросил Мазур.
– Ньянгатала. Вы ведь там работали. Правда, тогда ее еще не переименовали, но какая разница...
– Было дело, – сказал Мазур. – Работал.
Кто бы подумал, что все пережитое уместится в это одно-единственное безобидное словечко... Он не любил вспоминать прошлого, наоборот, старался забывать начисто все или почти все – но тут уж поневоле ноздри залепил тухлый чад пороховой гари, смешанный с дымом пожарищ, и в болоте вновь с глухим чавканьем рвались мины, вздымая фонтаны грязной жижи, и ревущая толпа перла на него по широченной улице, и по сухой равнине, пыля, неудержимо катилась колонна юаровской бронетехники, и белоснежная плотина вот-вот должна была обрушиться, давая путь рукотворному потопу...
– Вообще-то, это было двадцать лет назад, – сказал Мазур, чувствуя, как лицо стягивается в жесткую маску.
– Это не имеет большого значения. Вы следите за тамошней ситуацией?
– С чего бы вдруг? – горько усмехнулся Мазур. – В нашей профессии ностальгия категорически противопоказана. Наоборот, ценится умение забывать. Краем уха что-то слышал... Что там сейчас, собственно?
– Президент – фельдмаршал и Отец Нации. Пережил шесть покушений и три попытки переворота, пока держится, ухитряясь кое-как сохранять равновесие меж кланами. В джунглях – парочка финансируемых из-за границы национальных фронтов, а также «дикие» партизаны, тамошние махновцы. Межэтнические конфликты, два очага сепаратизма – серьезных, я имею в виду, мелкие прожектеры не в счет...
– Тьфу ты, – сказал Мазур, не удержавшись от улыбки, – по сути, ничего нового. Двадцать лет назад там творилось примерно то же самое, только очаг серьезного сепаратизма был один, а национальных фронтов по джунглям бегало целых четыре... – Он посерьезнел. – А еще там – алмазные копи, нефть и рудники, которые за двадцать лет никуда не делись и не особенно обеднели...
– Вот это и есть с у т ь, – сказал Михаил Петрович. – Не будь там алмазов, нефти и рудников, национальные фронты состояли бы из кучки вооруженных музейными мушкетами придурков, а сепаратисты были бы представлены парочкой полуграмотных сельских учителей и полудюжиной алкоголиков-колдунов... Но там до сих пор е с т ь вся эта благодать, а значит, ничего принципиально не изменилось, разве что кто-то из очередных президентов переименовал и страну, и столицу – в Африке это обожают не меньше, чем в СССР, сами прекрасно знаете...
– Так сбрасывать президента будем или защищать? – спросил Мазур деловито.
– Скажете тоже – сбрасывать! – широко улыбнулся Михаил Петрович. – Это – н а ш президент. То есть... Вы же знаете, как бывает с этой публикой. Он – не наш, не ихний, он свой собственный хитрожопый подонок. Просто ему пока что невыгодно нас предавать, обманывать, обсчитывать и обжуливать... и еще какое-то, достаточно долгое время будет невыгодно. Мы приложили все усилия, чтобы не упустить момента, когда он не то что решит нас продать, а попросту начнет п о д у м ы в а т ь... Но пока что, повторяю, время в нашем распоряжении есть.
– Ага, – сказал Мазур. – Все же в некотором смысле он в а ш, не так ли? И наверняка есть силы, которым такое положение дел весьма не нравится. Потому что их не пускают за тот стол, за которым вы угощаетесь вкусностями. И у них есть своя кандидатура...
– Вы удивительно быстро схватываете ситуацию.
– Потому что для меня в ней нет ни чего нового, – сказал Мазур. – Двадцать лет назад было то же самое, в принципе. Только во главе угла стоял не бизнес, а большая политика. Впрочем, и бизнес тоже – только в тех играх не было наших концернов по причине их совершеннейшего отсутствия в Стране Советов... Ничего нового, как и убеждал две тысячи лет назад пессимист Экклезиаст...
– Ничего нового, – кивнул Михаил Петрович. – А это означает, что вам будет легко освоиться. Адаптируетесь быстренько. У нас есть кое-какая информация, вы потом с ней ознакомитесь... Наши конкуренты на фельдмаршала Кавулу нацелились в с е р ь е з. И они... как и мы, впрочем, не стеснены ни в деньгах, ни в людях. Нам понадобился специалист вашего масштаба. У нас вроде бы достаточно хороших специалистов решительно из всех областей, но стало ясно, что человек вроде вас решительно необходим. На кону будут стоять такие деньги, что нисколечко не жаль потратить пару миллионов в качестве вашего гонорара. Так что вам придется собираться в дорогу.
– Согласие-то я дал, – сказал Мазур, – но не забывайте, что я, собственно говоря, состою на службе, сижу в достаточно серьезном кресле и не могу вот так, с бухты-барахты, сорваться в Африку спасать президента...
Михаил Петрович улыбнулся с оттенком снисходительности:
– Ну, э т о мы уже решили. Мне что-то подсказывало, что мы с вами договоримся, и я позволил себе заранее потянуть за некоторые ниточки. Вы, должно быть, не знаете, но еще позавчера вы обратились к начальству с просьбой о предоставлении... Я человек сугубо штатский и не знаю, как это именуется у военных, не интересовался деталями, я попросту дал поручение, и его старательно выполнили. Одним словом, вы просили месяц отпуска на санаторно-курортное лечение. Старые раны, увы. Обострились болячки, вы не юноша все же. Не угодно ли ознакомиться?
Он достал из папочки лист бумаги и протянул его Мазуру, наблюдая с той же снисходительной усмешкой во взгляде. Мазур, самую чуточку оторопев от таких сюрпризов, прочитал написанный его собственным почерком рапорт. И разрешительную резолюцию. И фамилию того, кто дал согласие.
– Что до вашего почерка, мы себе позволили его, интеллигентно выражаясь, имитировать, – сказал Михаил Петрович, забирая у него бумагу. – Как и вашу подпись. Я же говорю, в нашем распоряжении специалисты во многих областях человеческой деятельности... Но резолюция – настоящая. И наложил ее именно тот человек, чья фамилия значится в верхнем правом углу...
– Возможности у вас... – покачал головой Мазур.
– Можем кое-что, если очень приспичит, – скромно сказал Михаил Петрович.
– А можно поинтересоваться – этот человек в курсе, или...
– Кирилл Степанович, – сказал собеседник с прорезавшимся в голосе металлом, – т а к и х вопросов – касаемо роли и положения того или иного человека – постарайтесь впредь не задавать. Я вам нисколечко не выговариваю, просто предупреждаю на будущее. Кое в чем наша система ничем не отличается от в а ш е й – каждый знает ровно столько, сколько ему положено.
– Учту, – сказал Мазур. – Я к такой системе привык, ничего сложного...
– Рад, что вы так быстро осваиваетесь. Давайте о делах? Через два дня весь окружающий мир, и ваша супруга в том числе, будет знать, что вы отправились в какой-нибудь санаторий, не особенно роскошный, но и не убогий, и, главное, расположенный у черта на рогах. Озеро Селигер, Камчатка, Дальний Восток, глухая провинция на Псковщине. У нас есть четыре проработанных варианта, мы их обсудим и совместно с вами выберем наиболее подходящий. Ну, а на самом деле вы через два дня вылетаете за границу. Нет, не в Африку. На несколько дней задержитесь в Европе – морской берег, уютный уголок... Изучите материалы, войдете в курс дела. Я свою миссию уже выполнил, остаюсь на родине, а вас в уютных Европах встретит наше доверенное лицо. Пусть вас не удивляет то, что это – женщина. Крайне деловая дама, отличный специалист в своей области, мы ей полностью доверяем... Вы ничего не имеете против того, что вашим куратором будет дама?
– Иные дамы, каких я знал, в т а к и х делах мужчине могли дать сто очков вперед... – сказал Мазур. – Я вам больше скажу – одна в свое время мне едва голову не отрезала, чудом выкрутился, до сих пор вспомнить зябко...
– Ну, э т а дама вряд ли способна отрезать голову кому бы то ни было, – сказал Михаил Петрович. – Она – прекрасный организатор в своей области и не более того. Думаю, вы подружитесь.
– Подождите, – сказал Мазур. – У меня нет загранпаспорта. Собственно говоря, у меня его никогда и не было, а если и случался, то – подложный, на чужое имя...
– Загранпаспорт у вас будет уже завтра к обеду, – обнадежил Михаил Петрович самым небрежным тоном. – Вам лишь придется сфотографироваться... но мы и это организуем. Что до чужих имен... оставим эти штучки для голливудских боевиков. Вы летите под своим собственным именем, нет нужды его скрывать, поскольку против страны пребывания вы ничего не замышляете.
– Откровенно говоря, чуточку боязно, – признался Мазур. – Черт его знает, в каких заграничных компьютерах может фигурировать моя настоящая фамилия...
– Успокойтесь, – сказал Михаил Петрович. – Вы туда летите не шпионить или закладывать бомбы. В тех местах, где вы будете обитать, собирается такое общество, что ни один полицейский или контрразведчик и на пушечный выстрел не подойдет. Могу вас заверить. Повторяю, вы имеете дело с очень серьезными людьми... – Он усмехнулся. – А таковые, да простят меня за кощунство основоположники, составляют, право слово, интернационал. Так что ни о чем не беспокойтесь. Вы, можно сказать, попадете в и н о е пространство, где ваши прежние критерии не работают. Серьезно вам говорю!
– Кирилл Степанович? – раздался мужской, совершенно спокойный, уверенный голос.
– Я самый, – сказал Мазур.
– Насколько я понимаю, вы уже закончили развлекаться с тамошними бедолагами, имевшими несчастье вас крупно недооценить?
– Честно говоря, не совсем, – сказал Мазур.
– Собираетесь претворять в жизнь то, что пообещали Лукичу?
– Почему бы и нет? – сказал Мазур. – В этом есть смысл, не столь уж утопическая затея...
– Я бы вас убедительно попросил этого не делать, Кирилл Степанович. Во-первых, я принял определенные меры, и люди снаружи вполне в состоянии блокировать в а ш и х людей. Во-вторых, мне думается, что мы все же смогли бы договориться...
– Что-то в этом есть, – сказал Мазур, чуточку подумав. – По крайней мере, ваш лексикон и стиль общения в лучшую сторону отличаются от присущих Василию Лукичу, который сейчас лежит и грозно вращает глазами...
– Представляю себе. Так что же, поговорим спокойно?
– Вы, я так понимаю, снаружи?
– Не совсем. Я, собственно, за той дверью, которую вы так и не смогли открыть, изучая помещение. Сейчас я ее открою и войду, совершенно один...
– Вот этот нюанс меня как раз не беспокоит, – сказал Мазур. – Есть некоторый опыт общения и с целыми группами...
Послышался смешок:
– Вот это меня в вас крайне привлекает... встречайте, я иду.
Мазур не спеша вышел в коридор. Как раз в тот момент, когда дверь неспешно отворилась и вошел человек лет на десять постарше Мазура, безукоризненно одетый, осанистый, по советским меркам тянувший даже не на первого секретаря обкома – гораздо выше. Положительно, персона была совершенно иного полета, нежели спутанный Лукич (именно «полета», а не вульгарного «пошиба»). Тем более что в руке у незнакомца Мазур усмотрел телефончик «Верту», стоивший не менее тридцати тысяч баксов, – игрушка опять-таки недостижимая для Лукича, какую бы жирную зарплату ему ни платили. Вот так оно будет лучше, подумал Мазур. Настоящая п е р с о н а пожаловала...
Мимоходом заглянув в комнату, где томились связанные качки вкупе со сволочной бабой Надей, незнакомец хмыкнул без малейшей озабоченности на лице, скорее весело, подошел к Мазуру и протянул руку:
– Меня зовут Михаил Петрович. Фамилия вам ничего не скажет, хотя у меня нет причин ее скрывать, и, если желаете...
– Всему свое время, – сказал Мазур.
– Пройдемте в кабинет? – войдя в приемную, Михаил Петрович с жалостью покосился на секретаршу, откровенно страдавшую: – Вы даже с бедной девочкой решили поступить, как со всеми, не делая исключений?
– В подобной ситуации и в подобном помещении исключений ни для кого делать нельзя, – сказал Мазур, – поскольку такая вот милая девочка может запросто шарахнуть в спину из чего-нибудь огнестрельного...
– Логично. Уважаю здоровый педантизм... Пойдемте? – оказавшись в кабинете, Михаил Петрович сразу прошел к спутанному хозяину и, вежливо с ним раскланявшись, произнес: – Должен отметить, милейший Василий Лукич, что я восхищен вашими профессиональными качествами, которые вы столь блестяще продемонстрировали...
На лице Лукича изобразилось страдание, вполне искреннее, – но Мазуру нисколечко не было его жалко.
– Пойдемте в машину?
Мазур вышел следом за ним в ту дверь и оказался в коротком коридоре, где в выжидательных позах стояла парочка милых молодых людей при галстуках и подмышечых кобурах – последнее Мазур моментально просек тренированным глазом.
– Максим, распутайте этих... – небрежно распорядился Михаил Петрович, слегка поведя подбородком, – а мы с Кириллом Степановичем немного прокатимся...
На улице дожидался даже не «роллс-ройс» – огромный черный «майбах», что Мазур не мог не оценить. Они уселись на заднее сиденье, чудо германского автопрома бесшумно поплыло со двора, и следом, Мазур отметил машинально, двинулся черный джип.
– Вы, должно быть, несколько разозлены после тех... гм, мер убеждения, которые к вам были применены?
– Мягко сказано, – сказал Мазур.
– Это, конечно, не назовешь джентльменской игрой, – кивнул Михаил Петрович. – Но вы же умный человек, Кирилл Степанович, и, быть может, согласитесь со мной: все, что произошло, стало возможным исключительно из-за того, что вы занялись неким... приработком. О, я вовсе не осуждаю вас за стремление подзаработать – вы в какой-то степени восстанавливали справедливость... Я о другом. Неимоверно труднее было бы д о с т а т ь вас, продолжай вы официальную службу на благо России – без другой, потаенной жизни. А занявшись вашими нынешними делами, вы, нравится вам это или нет, оказались в и н о м пространстве, где действуют другие, простите за вульгарность, понятия...
– Понимаю.
– Ну что ж, кажется, вы вполне искренне это говорите...
– Меня, собственно, злит не само давление, – сказал Мазур, – а то, что в качестве инструмента вы выбрали вульгарного Лукича. Я не страдаю манией величия, но все же, смею думать, заслуживаю в качестве делового партнера кого-то повыше рангом...
– Вы совершенно правы, – безмятежно сказал Михаил Петрович. – Надеюсь, я вас устраиваю?
– Вполне, – сказал Мазур. И тут же поторопился добавить: – Но это еще не значит, что я принимаю ваши предложения...
– Ну разумеется, разумеется! Что до Лукича, а также других с о б ы т и й... Видите ли, теперь можно признаться откровенно: я хотел устроить несколько тестов. Проверить вас, так сказать, в полевых условиях. Вашу реакцию на определенные внешние раздражители, ваши поступки, ответные ходы... Согласитесь, вполне разумное желание для человека, который намеревается выплатить вам, если все пройдет гладко, г р о м а д н о е вознаграждение. Должен сказать, ваше поведение – выше всяких похвал. Между тем – теперь можно признаться – все, кто находился в офисе Василия Лукича, конечно, кроме секретарши, были заранее проинструктированы, что могут столкнуться с вашей... э-э, резкой реакцией. И тем не менее вы их всех спеленали. Почему?
– Инструкции инструкциями, а человеческая психология – вещь специфическая, – сказал Мазур. – В подсознании у них было забито совсем другое. Лукича развратила многолетняя служба в советской ГБ, он себя подсознательно считал неприкосновенной персоной, которую никто не рискнет и пальцем тронуть. А его мальчики... Им, судя по всему, казалось, что для меня одного их слишком много. Обычные охраннички без боевого опыта...
– Прекрасно. Я в вас не ошибся... Один из моих консультантов предсказывал именно такой финал событий – с той же мотивировкой, что и вы...
– Очень уж хорошо меня научили воевать, – сказал Мазур.
– И отлично. Потому что именно это умение нам и нужно.
– Кому это – нам?
– Ну, Кирилл Степанович... Серьезным людям. Очень серьезным. Находящимся на той ступеньке общественной лестницы, где вульгарные термины вроде «мафии», «криминала» и прочего просто-напросто неуместны. Слово «олигарх», кстати, я тоже терпеть не могу – во-первых, оно не вполне отвечает тому содержанию, что вкладывают в него за рубежом, а во-вторых, в последнее время, в свете известных событий, весьма неприглядный оттенок приобрело. А посему не будем жонглировать терминами. Считайте нас Очень Серьезными Людьми – и это будет полностью соответствовать истине... Возьмите, это ваше.
Он положил на колени Мазуру коричневую кожаную папку, не особенно и большую, довольно легкую. Мазур взял двумя пальцами черную узенькую застежку, потянул. Внутри в два ряда, в два слоя лежали аккуратные пачки стодолларовых бумажек. Двадцать штук.
– Двести тысяч, – сказал Михаил Петрович. – Это не аванс. Это, можно сказать, подъемные – помните, был такой советский термин? – а можно сказать, компенсация морального вреда, причиненного нашими усилиями. Это в полном смысле слова в а ш и деньги. Вы можете отказаться от моего предложения, выйти из машины и преспокойно удалиться с деньгами под мышкой. Никто никогда не причинит вам никакого вреда, все старое будет забыто. И живите в свое удовольствие, продолжайте потрошить неисправных должников... – Михаил Петрович цепко взглянул на Мазура и стал из улыбчивого очень серьезным: – Но разве это занятие для человека вашего полета? Вы ведь, по нынешним меркам, зарабатываете этой, с позволения сказать, халтуркой сущие копейки. И, коли уж вы решились встать на нынешний путь, вас до конца дней будет грызть сожаление об упущенной возможности без особых хлопот и не столь уж серьезного риска заработать несколько м и л л и о н о в долларов.
– Несколько – это сколько?
– Я сейчас не могу ответить точно, – сказал Михаил Петрович. – Потому что вас, собственно говоря, ждет не вознаграждение, а п р о ц е н т от некоей сделки, ее конечная сумма пока что неизвестна, а следовательно, невозможно вычислить и ваш процент. Одно могу сказать с уверенностью: «несколько» – это, безусловно, больше одного миллиона. Но меньше десяти, предупреждаю сразу. Между одним и десятью – заранее можно сказать, уж, безусловно, больше одного-двух...
– Хотите сказать, такие деньжищи можно заработать без «особых хлопот и не столь уж серьезного риска»?
– Ну конечно, будут и хлопоты, и риск. Но они не достигнут того пика, какого достигали во времена иных ваших зарубежных операций...
– Что вы о них знаете...
– Кое-что. Не все, но кое-что. Об а н а-л о г и ч н ы х, по крайней мере, я осведомлен. Знаю достаточно, чтобы ориентироваться в вопросе.
– Вам что, переворот нужно устроить где-нибудь на Крокодиловых островах?
– А вы способны, Кирилл Степанович?
– Не сочтите за похвальбу...
– Не сочту. Ни в коем случае не сочту. Я прекрасно понимаю, с кем имею дело. Великолепная боевая машина, со всем тщанием созданная рухнувшей империей...
– Хорошая формулировка, – сказал Мазур. – А главное, истине, в общем, соответствует... Пожалуй, я бы смог устроить переворот где-нибудь в Африке, на экзотических островах... В этих регионах своя специфика, знаете ли. Сплошь и рядом для успеха путча достаточно во главе взвода головорезов захватить лидера, парочку ключевых объектов... В Европе, даже в большинстве стран Латинской Америки такое уже не проскакивает, но в тех регионах, о которых я говорю, – своя специфика... Я еще не одряхлел. Переворот устроить могу... и сорвать тоже. Особенно на островах вроде...
– Меня не интересуют острова, – мягко прервал Михаил Петрович. – Меня интересует прежде всего Африка.
– Приятно слышать, – сказал Мазур. – Есть места, где работать – одно удовольствие... Где именно вам нужно сбросить президента? За Египет, Зимбабве и уж тем более Ливию я бы не взялся...
– Вы шутите или начали рассуждать серьезно?
– Вполне серьезно, – сказал Мазур. – В тех странах, что я назвал, и еще нескольких, я бы не взялся устроить путч даже при названном вами гонораре... и ваших нешуточных возможностях.
– Ничего страшного. Эти страны нас как раз не интересуют.
– А какая интересует?
Михаил Петрович смотрел на него грустно, цепко, проникновенно:
– Кирилл Степанович, разговор подошел к той точке, когда следует определиться. Либо вы берете папку, выходите из машины, и мы – честное слово! – начисто забываем о вашем существовании, либо разговор пойдет конкретный и назад вам пути уже не будет. Еще несколько фраз с конкретикой – и вы уже не сможете пойти на попятный...
– А вы – змей-искуситель... – сказал Мазур, усмехаясь.
С той же усмешечкой Михаил Петрович спросил:
– А вы имеете что-либо против выбранной м н о ю тактики?
– Я и говорю – змий... – сказал Мазур. – С примитивами вроде вашего Лукича гораздо проще: столкнувшись с грубым давлением, начинаешь злиться и умело бить морды. А вы... вы меня задели за живое, признаюсь. Вы меня п о м а н и л и...
– Не миражом, заметьте, не призраком!
– Верю, – сказал Мазур. – Это-то и есть самое печальное. В самом деле, я себе потом по гроб жизни не прощу... Два-три миллиона...
– Вам этого хватит на всю оставшуюся жизнь. Я, как вы догадываетесь, немного вас изучил. Вы – счастливый человек, у вас в силу биографии и воспитания нет д у р н ы х потребностей. Готов душу черту прозакладывать, вас попросту не интересуют поместья на Кипре, роскошные квартиры в Майами, замки в Шотландии, океанские яхты, личные самолеты и прочая мишура, которую обожают иные наши скоробогачи, не забывшие, что они когда-то были нищими советскими пацанами... Вы – другое дело. У вас довольно умеренные запросы и потребности. Поэтому пары-тройки миллионов вам хватит до конца дней...
– Да, вот кстати. Я их что, в лотерею выиграю? Ежели кто поинтересуется?
– Ну, это не проблема, – сказал Михаил Петрович. – Это даже не тень проблемы... Я над этим думал. Наследство. У вас ведь есть дальние родственники за границей? Вот видите. Можно оформить все так, что комар носа не подточит. Соответствующие налоги за вас заплатят. Считайте это премией. Документы будут безукоризненные, так что перед законом останетесь чисты.
– Хочу верить...
– Верьте. Потому что так и будет.
– Так что конкретно в Африке?
– Этот вопрос можно считать согласием?
– А пошло оно все к черту, – сказал Мазур, глядя ему в глаза. – В конце концов, имею я право использовать свой шанс? Ладно, я согласен. С одним-единственным условием. Во всей этой истории не должно быть иностранных разведок, выдачи каких бы то ни было российских секретов и так далее... ну, вы, безусловно, понимаете, о чем я. Если в ходе нашего дальнейшего сотрудничества выяснится, что то или иное все-таки присутствует, предупреждаю сразу: я автоматически считаю себя свободным от всех обязательств и, мало того, разозлюсь. По-настоящему разозлюсь.
– Я вам гарантирую – никаких иностранных разведок и прочего... Интересы – исключительно наши, российские.
– Вы сказали, и я слышал...
– Я сказал, и вы слышали... Будете задавать вопросы?
– Все же – какая-то конкретная страна? – спросил Мазур.
– Ньянгатала. Вы ведь там работали. Правда, тогда ее еще не переименовали, но какая разница...
– Было дело, – сказал Мазур. – Работал.
Кто бы подумал, что все пережитое уместится в это одно-единственное безобидное словечко... Он не любил вспоминать прошлого, наоборот, старался забывать начисто все или почти все – но тут уж поневоле ноздри залепил тухлый чад пороховой гари, смешанный с дымом пожарищ, и в болоте вновь с глухим чавканьем рвались мины, вздымая фонтаны грязной жижи, и ревущая толпа перла на него по широченной улице, и по сухой равнине, пыля, неудержимо катилась колонна юаровской бронетехники, и белоснежная плотина вот-вот должна была обрушиться, давая путь рукотворному потопу...
– Вообще-то, это было двадцать лет назад, – сказал Мазур, чувствуя, как лицо стягивается в жесткую маску.
– Это не имеет большого значения. Вы следите за тамошней ситуацией?
– С чего бы вдруг? – горько усмехнулся Мазур. – В нашей профессии ностальгия категорически противопоказана. Наоборот, ценится умение забывать. Краем уха что-то слышал... Что там сейчас, собственно?
– Президент – фельдмаршал и Отец Нации. Пережил шесть покушений и три попытки переворота, пока держится, ухитряясь кое-как сохранять равновесие меж кланами. В джунглях – парочка финансируемых из-за границы национальных фронтов, а также «дикие» партизаны, тамошние махновцы. Межэтнические конфликты, два очага сепаратизма – серьезных, я имею в виду, мелкие прожектеры не в счет...
– Тьфу ты, – сказал Мазур, не удержавшись от улыбки, – по сути, ничего нового. Двадцать лет назад там творилось примерно то же самое, только очаг серьезного сепаратизма был один, а национальных фронтов по джунглям бегало целых четыре... – Он посерьезнел. – А еще там – алмазные копи, нефть и рудники, которые за двадцать лет никуда не делись и не особенно обеднели...
– Вот это и есть с у т ь, – сказал Михаил Петрович. – Не будь там алмазов, нефти и рудников, национальные фронты состояли бы из кучки вооруженных музейными мушкетами придурков, а сепаратисты были бы представлены парочкой полуграмотных сельских учителей и полудюжиной алкоголиков-колдунов... Но там до сих пор е с т ь вся эта благодать, а значит, ничего принципиально не изменилось, разве что кто-то из очередных президентов переименовал и страну, и столицу – в Африке это обожают не меньше, чем в СССР, сами прекрасно знаете...
– Так сбрасывать президента будем или защищать? – спросил Мазур деловито.
– Скажете тоже – сбрасывать! – широко улыбнулся Михаил Петрович. – Это – н а ш президент. То есть... Вы же знаете, как бывает с этой публикой. Он – не наш, не ихний, он свой собственный хитрожопый подонок. Просто ему пока что невыгодно нас предавать, обманывать, обсчитывать и обжуливать... и еще какое-то, достаточно долгое время будет невыгодно. Мы приложили все усилия, чтобы не упустить момента, когда он не то что решит нас продать, а попросту начнет п о д у м ы в а т ь... Но пока что, повторяю, время в нашем распоряжении есть.
– Ага, – сказал Мазур. – Все же в некотором смысле он в а ш, не так ли? И наверняка есть силы, которым такое положение дел весьма не нравится. Потому что их не пускают за тот стол, за которым вы угощаетесь вкусностями. И у них есть своя кандидатура...
– Вы удивительно быстро схватываете ситуацию.
– Потому что для меня в ней нет ни чего нового, – сказал Мазур. – Двадцать лет назад было то же самое, в принципе. Только во главе угла стоял не бизнес, а большая политика. Впрочем, и бизнес тоже – только в тех играх не было наших концернов по причине их совершеннейшего отсутствия в Стране Советов... Ничего нового, как и убеждал две тысячи лет назад пессимист Экклезиаст...
– Ничего нового, – кивнул Михаил Петрович. – А это означает, что вам будет легко освоиться. Адаптируетесь быстренько. У нас есть кое-какая информация, вы потом с ней ознакомитесь... Наши конкуренты на фельдмаршала Кавулу нацелились в с е р ь е з. И они... как и мы, впрочем, не стеснены ни в деньгах, ни в людях. Нам понадобился специалист вашего масштаба. У нас вроде бы достаточно хороших специалистов решительно из всех областей, но стало ясно, что человек вроде вас решительно необходим. На кону будут стоять такие деньги, что нисколечко не жаль потратить пару миллионов в качестве вашего гонорара. Так что вам придется собираться в дорогу.
– Согласие-то я дал, – сказал Мазур, – но не забывайте, что я, собственно говоря, состою на службе, сижу в достаточно серьезном кресле и не могу вот так, с бухты-барахты, сорваться в Африку спасать президента...
Михаил Петрович улыбнулся с оттенком снисходительности:
– Ну, э т о мы уже решили. Мне что-то подсказывало, что мы с вами договоримся, и я позволил себе заранее потянуть за некоторые ниточки. Вы, должно быть, не знаете, но еще позавчера вы обратились к начальству с просьбой о предоставлении... Я человек сугубо штатский и не знаю, как это именуется у военных, не интересовался деталями, я попросту дал поручение, и его старательно выполнили. Одним словом, вы просили месяц отпуска на санаторно-курортное лечение. Старые раны, увы. Обострились болячки, вы не юноша все же. Не угодно ли ознакомиться?
Он достал из папочки лист бумаги и протянул его Мазуру, наблюдая с той же снисходительной усмешкой во взгляде. Мазур, самую чуточку оторопев от таких сюрпризов, прочитал написанный его собственным почерком рапорт. И разрешительную резолюцию. И фамилию того, кто дал согласие.
– Что до вашего почерка, мы себе позволили его, интеллигентно выражаясь, имитировать, – сказал Михаил Петрович, забирая у него бумагу. – Как и вашу подпись. Я же говорю, в нашем распоряжении специалисты во многих областях человеческой деятельности... Но резолюция – настоящая. И наложил ее именно тот человек, чья фамилия значится в верхнем правом углу...
– Возможности у вас... – покачал головой Мазур.
– Можем кое-что, если очень приспичит, – скромно сказал Михаил Петрович.
– А можно поинтересоваться – этот человек в курсе, или...
– Кирилл Степанович, – сказал собеседник с прорезавшимся в голосе металлом, – т а к и х вопросов – касаемо роли и положения того или иного человека – постарайтесь впредь не задавать. Я вам нисколечко не выговариваю, просто предупреждаю на будущее. Кое в чем наша система ничем не отличается от в а ш е й – каждый знает ровно столько, сколько ему положено.
– Учту, – сказал Мазур. – Я к такой системе привык, ничего сложного...
– Рад, что вы так быстро осваиваетесь. Давайте о делах? Через два дня весь окружающий мир, и ваша супруга в том числе, будет знать, что вы отправились в какой-нибудь санаторий, не особенно роскошный, но и не убогий, и, главное, расположенный у черта на рогах. Озеро Селигер, Камчатка, Дальний Восток, глухая провинция на Псковщине. У нас есть четыре проработанных варианта, мы их обсудим и совместно с вами выберем наиболее подходящий. Ну, а на самом деле вы через два дня вылетаете за границу. Нет, не в Африку. На несколько дней задержитесь в Европе – морской берег, уютный уголок... Изучите материалы, войдете в курс дела. Я свою миссию уже выполнил, остаюсь на родине, а вас в уютных Европах встретит наше доверенное лицо. Пусть вас не удивляет то, что это – женщина. Крайне деловая дама, отличный специалист в своей области, мы ей полностью доверяем... Вы ничего не имеете против того, что вашим куратором будет дама?
– Иные дамы, каких я знал, в т а к и х делах мужчине могли дать сто очков вперед... – сказал Мазур. – Я вам больше скажу – одна в свое время мне едва голову не отрезала, чудом выкрутился, до сих пор вспомнить зябко...
– Ну, э т а дама вряд ли способна отрезать голову кому бы то ни было, – сказал Михаил Петрович. – Она – прекрасный организатор в своей области и не более того. Думаю, вы подружитесь.
– Подождите, – сказал Мазур. – У меня нет загранпаспорта. Собственно говоря, у меня его никогда и не было, а если и случался, то – подложный, на чужое имя...
– Загранпаспорт у вас будет уже завтра к обеду, – обнадежил Михаил Петрович самым небрежным тоном. – Вам лишь придется сфотографироваться... но мы и это организуем. Что до чужих имен... оставим эти штучки для голливудских боевиков. Вы летите под своим собственным именем, нет нужды его скрывать, поскольку против страны пребывания вы ничего не замышляете.
– Откровенно говоря, чуточку боязно, – признался Мазур. – Черт его знает, в каких заграничных компьютерах может фигурировать моя настоящая фамилия...
– Успокойтесь, – сказал Михаил Петрович. – Вы туда летите не шпионить или закладывать бомбы. В тех местах, где вы будете обитать, собирается такое общество, что ни один полицейский или контрразведчик и на пушечный выстрел не подойдет. Могу вас заверить. Повторяю, вы имеете дело с очень серьезными людьми... – Он усмехнулся. – А таковые, да простят меня за кощунство основоположники, составляют, право слово, интернационал. Так что ни о чем не беспокойтесь. Вы, можно сказать, попадете в и н о е пространство, где ваши прежние критерии не работают. Серьезно вам говорю!
Глава девятая
Пиранья и русалка
Хотя прошло уже часа полтора, Мазур временами ловил себя на том, что хочет оглянуться в поисках кинооператоров, микрофонов на длиннющих штангах, или как там они называются, и прочих атрибутов телесериала из светской жизни. Всякий раз смущенно иронизировал над собой: пора бы привыкнуть, судьба заносила и в более экзотические места...