Страница:
Следак оживился:
– А вы что, знаете его круг общения? Кого-то из собутыльников? Встречались, сталкивались?
– Бог миловал, - раздраженно сказал Смолин. - Ну, мне ж не десять лет, повидал кое-что в этой жизни… По нему и так было ясно, что у него за круг общения, что за приятели… Вот среди них и поискали бы…
– Ищем, - сказал следак.
– ЛТП отменили, - сокрушенно вклинился участковый. - Законопатил бы я его в ЛТП - глядишь, был бы жив-здоров… Жалко ж дурака. Отец был такой…
На сей раз Шумилов не стал пепелить его взглядом, но все же покосился недовольно. Уставился на Смолина грозно-задумчиво. Смолин ответил взглядом сердитым и недоумевающим. Он прекрасно просекал ситуацию, следак затоптался на месте, сам это соображает отлично. И расспрашивать Смолина вроде бы больше не о чем, и уходить жалко - смачный висяк на товарище Шумилове, жирный глухарь… Пожалуй, все же Степашка к происходящему не имеет никакого отношения - никакого продолжения беседы в этом направлении, никаких подходцев, никаких намеков.
– Ладно, - сказал наконец мент с видом совершеннейшей неудовлетворенности, - пойдем посмотрим, что у вас там за Кладенцов, да, кстати… из тех граждан, что сейчас там веселятся, кто-то с Лобанским был знаком?
– Никто, - сказал Смолин. - Все потом приехали, уже после купли-продажи.
– Ассистенты ваши или как?
– Смело можно сказать, эксперты, - сказал Смолин. - В нашем деле в одиночку не работают, как и в вашем, впрочем…
– Ну хорошо, потолкуем и с вашими экспертами… - он, бросив на Смолина косой взгляд, упрятал протокол в папочку (большой секрет, ага!), взял папочку под мышку и вышел в комнату.
Оставшись наедине с участковым, Смолин насколько мог непринужденно улыбнулся ему и сказал тоном, приглашающим к разговору:
– Молодой, ретивый…
– По-современному, - сказал участковый вполне общительно. - Вы не переживайте, это он так, по лишнему усердию комбинации начинает придумывать.
– Да я и не переживаю, - сказал Смолин. - Неприятно просто, сами понимаете - «где вы были в момент убийства»…
– Молодой, - сказал участковый нейтральным тоном. - Да все тут ясно: распустил язык, как шнурок, кто-то хваткий прослышал про деньги… По нашим меркам сто тысяч… - он печально присвистнул. - Утучил момент, зашел, ткнул в сердце, обнес квартирку - и улетучился. Тут уж собутыльниками не пахнет нисколечко, когда своего кончают дурные собутыльники, все по-другому выглядит, навидался. А здесь - чистенько, не видел никто ничего, не слышал… Вообще, найти можно. Будь это мой район, я бы, может… А позвольте спросить… Вы здесь жить собираетесь?
– Да нет, - сказал Смолин. - Я ж говорил, меня только вещи интересуют. Продам ее потом…
– Никто ж вам сотки не даст. Перебор.
– Я не в накладе, - сказал Смолин.
– Понятно… - участковый посмотрел на улицу. - Значит, жить не будете… Логично. Что вам здесь после Шантарска делать… Жаль вообще-то. Хороший был дом, и этот, и соседний. Спокойные были дома. Мелочевка случалась, конечно, но чтобы особое беспокойство… А теперь ломай голову, что тут будет, кто тут будет… Василий Яковлевич, за нескромный вопрос не обидитесь?
Смолин пожал плечами.
– Не сидели, часом?
– Ого! - Смолин, с любопытством посмотрел на участкового: - Глаз у вас… Давным-давно. В далекой бурной молодости.
– По глупости?
– Да нет, откровенно говоря, - сказал Смолин, - за то, что нынче считается безобидным делом, а раньше каралось беспощадно…
– Это как?
– Серебряными монетками торговал, - сказал Смолин, - и прочими древностями. Нынче это в порядке вещей, а вот прежде… Что, неужели до сих пор заметно?
– Кому как, - ответил участковый с некоторой горделивостью в улыбке. - До сих пор, значит, есть у вас в облике что-то такое… говорящее… Судимость снятая?
– Давненько…
– Ну и лады… Василий Яковлевич, а вы, случайно, не в курсе, что с книгой?
– С какой?
– Которую старик писал, Никанор Олегович.
– Знали его? - спросил Смолин уже с живейшим интересом.
– Ну еще бы. Я на этом участке восемнадцать лет. Как же не знать такую местную знаменитость… Интересный был человек,
– А вот ходят дурацкие слухи, будто убили его…
– Да вроде непохоже, - сказал участковый. - Ни на шпану, ни на ограбление не похоже. А если это исключить, то получается, что и не за что. Всегда ведь, если мотив есть, он себя проявить должен. А тут - никакой зацепки… Так вы про книгу не знаете? Которую он незадолго до смерти закончил?
– Только то, что он ее писал. А вы что про нее знаете?
– Старик говорил как-то. Беседовали, не раз, - сказал он с некоторой гордостью. - Работа у нас грязная, нудная, приятно поговорить про отвлеченное… я ведь старые его книжки читал. На пенсию готовлюсь, заранее ищу занятие, начал книжки почитывать про исторические загадки и тому подобное… Он в детали не вдавался, но говорил как-то, что книжка будет интереснейшая - он спину гнул над документами…
«Интересно, над какими? - подумал Смолин. - Над музейными? Что же в музейных документах было такое, за десятилетия ускользнувшее от цепкого взгляда музейщиков, которые тоже всевозможные загадки обожают? А потом пришел краевед с орлиным взором… Сомнительно. Должно быть что-то другое, но в квартире-то ни документика…»
– Старик даже спонсора нашел, представьте себе, - продолжал участковый. - Я их видел дня за три до… - он скорбно поджал губы. - Шли, разговаривали. Приличный такой человек, при галстуке, лицо интеллигентное, сразу видно… Расстались они - а Никанор Олегович на седьмом небе, за версту видно. Я полюбопытствовал, а он так и говорит: верил бы в бога, решил бы, что услышал бог молитвы, послал спонсора. Человек серьезный, мало того понимающий, так что вскорости издадут…
Уставясь в потолок, будто усиленно припоминая что-то, Смолин протянул:
– Это не Борзов ли будет? Валерий Семенович? Вроде бы он что-то такое говорил… Представительный такой, седоватый, но усы черные…
– Да вроде нет, - сказал участковый. - Седины не помню. Человек самый обыкновенный, примерно наших с вами лет… Интеллигентный. Усы были, да, но не черные, а как бы… - он с досадой мотнул головой: - Я ж не присматривался специально… Увижу - узнаю сразу, а так и не опишу…
«Значит, таинственный спонсор - все же не выдумка директрисы музея, - отметил Смолин. - Существует в реальности… только где ж его искать и как?»
Он прислушался: в дверь стучались, и это был кто-то свой: знал, что не по войлоку следует барабанить, а постучать по косяку в определенном месте, и внутри прекрасно услышат…
– Извините… - Смолин вышел в прихожую.
На площадке стоял Фельдмаршал в сопровождении невысокого крепкого мужичка примерно тех же лет, с характерной физиономией, выдающей бывшего служаку,
– Знакомься, - сказал Фельдмаршал. - Это и будет Василий Яковлевич… Царь и бог антикварного дела.
– Очень приятно, - крепыш крепко тряхнул смолинскую руку. - Кравец, Кирилл Петрович, мы со Степой служили когда-то…
– Так это вы, значит, секретной службою на приисках заворачиваете? - спросил Смолин.
– Ну, громко сказано - заворачиваю… Так, не последний… У меня к вам разговорчик, Василий Яковлевич, типа служебной необходимости… Как, ничего?
– Да бога ради, - сказал Смолин, - только сначала дела закончу. У меня тут по квартире бродит молодой, ретивый мент, показания снимает со всех и каждого, включая холодильник…
– Ох ты! Случилось что?
– Да так как-то… - поморщился Смолин, - убили, оказывается, мужичка, у которого я эту квартиру купил. Деньги, видимо, засветил по пьянке, разболтался… Вот здешний Пинкертон и трясет всех и каждого…
– Ну, пойдемте, посмотрим, что за Пинкертон… Пожуем - увидим… - и он направился в квартиру весьма энергично.
Смолин оглянулся на Фельдмаршала - тот был какой-то смурной, но не было времени разговаривать. Он пошел следом за напористым гостем. Из спальни, он видел с порога, как раз показались Шварц и «убойный» - последний выглядел не особенно торжествующим, зато Шварц, наоборот, безмятежно ухмылялся. До Смолина долетела его громкая реплика:
– Так что, ежели у английской королевы брюлики попятят или Оружейную палату ломанут - милости прошу подозревать, мы завсегда исполнительные! Только вот насчет Джона Кеннеди - чистый поклеп, прошу не шить!
Шумилов, в целях сохранения лица, притворялся, что ничего этого не слышит, шагает сам по себе.
– Игорек! - жизнерадостно воскликнул Кра-вец. - А я-то слышу - пришел Пинкертон, ужасти разводит, подозревает всех и каждого… Ты что тут сышиков-разбойников развел? Кончай, кончай, у нас дела серьезные… Адью и оревуар, значить…
Произнесено все это было с улыбочкой, но достаточно твердо - так что означало не особенно и зашифрованное предложение выметаться отсюда к чертовой матери. Что характерно, крутой товарищ Шумилов в бутылку не полез, а ответствовал вполне смиренно:
– Да что вы, Кирилл Петрович, формальности сплошные…
– Ну вот заканчивай быстренько свои формальности - и на крыло! - уже без улыбки напутствовал Кравец.
«Ничего удивительного, - подумал Смолин. - Градообразующее предприятие, к тому ж знаменитые куруманские золотые прииски, давным-давно отошедшие в руки микроолигархов. Логично будет догадаться, что приисковые тут и правят бал…»
Смолин вежливо распахнул перед Шумиловым дверь на кухню. Тот, стараясь без особой необходимости не встречаться взглядом, вновь раскрыл папочку:
– Прочтите и напишите внизу: «Мною прочитано, с моих слов…»
Смолин пробежал собственные показания, изображенные довольно неразборчивым почерком, не нашел ничего, что его не устраивало бы, и вывел внизу соответствующую формулу. Пробормотав, что еще придет, если что, Шумилов кивнул и постарался побыстрее покинуть место действия. Зато с участковым Смолин раскланялся вполне уважительно.
Едва представители власти удалились, на смену им в кухню проворно протиснулся представитель микроолигархии, на ходу снимая с плеча плоскую черную сумку специфического вида. Извлек оттуда плоский черный ноутбук, поставил на стол, проверил предварительно его на шаткость, раскрыл. Закрыл дверь, опустился на стул и привычно включил компьютер:
– Василий Яковлевич, мне Степа говорил про вашу предивинскую неприятность… Я вам сейчас продемонстрирую несколько человечков. Может, и узнаете кого?
– Да ради бога, - пожал плечами Смолин. - Только вы-то здесь при чем?
– Да вот… Всё в нашем мире взаимосвязано… - усмехнулся Кравец, ловко вставляя сбоку серебристую флэшку. - Тут немного, субъектов с полдюжины… Поехали?
Он нажал клавишу - и во весь экран появилось изображение некоего лица кавказской национальности средних лет. Снимок в три четверти, объект явно не позировал, а может, и не знал, что его запечатлели для истории…
– Проехали, - сказал Смолин.
Второй - помоложе, определенно славянского облика, тоже совершенно незнакомый. Третий, четвертый - снятые украдкой, весьма даже мастерски, так, чтобы опознание можно было провести наверняка.
– Стоп, - сказал Смолин.
Татарин собственной персоной, запечатленный практически анфас, судя по смазанному фону, восседающий где-то в летнем кафе. Сигаретка дымится в руке, поза расслабленная, не похоже, чтобы он с кем-то общался, один сидит, точно, но лицо, все равно стянутое вечной маской готовности к чему угодно, глаза фиксируют.
– Ну, так я и думал, - удовлетворенно сказал Кравец. - Евтеев Вячеслав Петрович, он же Татарин, он же Вячик Гюрзатый… И биография убедительная… То-то мне докладывали, что отметили его в Предивинске…
– Ага, - сказал Смолин. - Вы что, и в Предивинске агентурку держите?
– Да много где держим, - без тени замешательства сказал Кравец. - Золотишко, Василий Яковлевич - штука приманчивая и специфическая, сами должны понимать. С самого начала пошло - как только где заведется золотой прииск, тут же обсядут его охотнички, любители халявы… Предивинск, значит… Ну, неудивительно. У него там младший брат, Евтеев Николай Петрович, старший научный сотрудник тамошнего музея… Сам по себе совершенно не интересен - мышонок серый, интеллигент классический. Но братишку родного, конечно, приютит и обогреет…
Смолин промолчал. У него было свое мнение касаемо «мышонка серого», но не стоило особенно уж откровенничать с собеседником: у того свои дела и секреты, у Смолина свои…
– Значит, это он вас пытался избавить от ваших собственных денежек?
– Он самый, - сказал Смолин.
Чуть помолчав, не убирая с монитора Татарина, Кравец произнес без прежней напористости, словно бы размышляя:
– Василий Яковлевич, а вы б заявление написать не могли в соответствующие органы? Попытка вооруженного ограбления и все такое прочее… такой заявой я бы, попадись он на глаза, в два счета закрыл бы у местного «хозяина»…
– Насолил?
– Ну, в общих чертах, думаю, вас посвятить можно… Для нас главная беда, Василий Яковлевич, не какой-то там разбойный налет на перевозимый продукт, - времена не те, организовано и закрыто все так, что любого придурка положат на месте без особых хлопот… Другое опаснее. Говоря казенным языком - создание устойчивой преступной группы для хищения золота в ходе производственного процесса. Вот тут уж не стреляют, ножиками не тычут, дурного детектива не разводят. Все в высшей степени потаенно, выявлять и пресекать приходится чисто агентурными методами. Детали вам должны быть неинтересны, вам это умение не пригодится, как любому законопослушному… Короче, вскрыли мы две недели назад одну такую группочку. Вскрыли, когда они уже успели переправить за ограду килограмма полтора и собирались хапануть еще больший кусок. Я перед ними снимаю шляпу: методика была применена весьма даже оригинальная, изобретательная, никогда прежде на прииске не применявшаяся… Не тупыми мозгами прокрученная. Так вот, Татарин за этими старателями стоял, что я знаю совершенно точно, но прищучить его законными методами не в состоянии: не дают на него показаний, хоть ты тресни… Трое из четверых - сидельцы старые, с богатым жизненным опытом, кодекс знают почище, чем я устав, от организованной труппы шарахаются, как черт от ладана, Татарина не сдают. Дурачками прикидываются: мол, каждый сам по себе из индивидуальной алчности золотишко тырил… Хотя информация точная - это именно организованная группа с Татарином во главе…
– Плохо их били? - фыркнул Смолин.
– Василий Яковлевич… - поморщился Кра-вец, - примитивно это… Оно конечно, в ментовке сплошь и рядом колошматят - как в любой полиции, какую ни возьми. Однако… Долго вам объяснять суть, но она в кратком изложении такая: одному достаточно пары плюх, другому дюжина потребуется… а третьего, бей не бей, не расколешь. Не действует это на него, понимаете ли. Бесполезно. Столько методов без битья перебирать приходится… Так вот, и на Татарина есть хрен с винтом. Вы, конечно, человек интеллигентной профессии, от таких сторон жизни далеки наверняка… Как бы вам объяснить популярнее… В уголовном мире, несмотря на все новшества и распространение беспредела, остаются понятия. Это…
– Не надо, - сказал Смолин, ухмыляясь про себя. - Я детективы читаю, ящик смотрю, представляю примерно, о чем речь…
– Ну, хорошо… Татарин совсем недавно, как бы это популярнее… большую бяку сделал оч-чень авторитетному человеку по имени Датико Метехский. Скверно с ним поступил, абсолютно не по понятиям. Рассчитывал, что прокатит, а оно и не прокатило, наперекосяк пошло, выплыло наружу. От сходняка, то есть всеобщего осуждения, Татарин как-то там увернулся, но товарищ Датико, как легко догадаться, ежели сможет до Татарина дотянуться, постарается отыграться самым решительным образом… Расклад простой. В Куруманском районе колючки хренова туча: лагеря, поселения, пересылка («Бывали-с на этой пересылке», - отметил Смолин без всякой ностальгии)… короче, хозяйство обширное. И в наших местах у Метехско-го позиции как раз крепенькие. Если Татарин приземлится на нары в Курумане, жить ему пару суток, не более - пока не разойдется новость и не придет малява о долгожданном госте… И если б мне удалось его запечатать на семьдесят два часа, хотя бы за неправильный переход улицы или писанье в общественном месте, - расколол бы я его, как сухое полено. Упаси боже, без малейшего физического насилия. Одним единственным культурным вопросом: «Ну что, потрох сучий, в общую хатку хочешь на несколько дней?» Уж будьте уверены, он бы мне все и всех сдал в обмен на этапирование за пределы района… Он, паскуда, прекрасно знает, что здесь ему хана, по некоторым данным, собирается дернуть не только из Сибири, но вообще из страны, только тянет что-то… И если б я его заполучил… В общем, можете написать заяву?
– Не могу, простите великодушно, - сказал Смолин, практически не раздумывая.
– Василий Яковлевич, если вы чего опасаетесь, я вас честным офицерским словом заверяю: ни один волос… Вы со Степой поговорите, он вам скажет, что я слово держу железно…
– Абсолютно не в том дело, Кирилл Петрович, - сказал Смолин сумрачно. - Нельзя мне писать заяву. Никак нельзя. По самой житейской… да ладно, шкурной причине… Мы ж с вами люди взрослые, вы знаете наверняка: есть сделки, которые обоих партнеров удовлетворяют, никому на свете ущерба не наносят ни малейшего - вот только по закону считаются черт-те чем и безусловно подлежат по всей строгости… Как раз тот случай. Вы ведь не можете гарантировать, что мое дело не всплывет? Что Татарин никому и никогда про наши дела не вякнет?
После продолжительного молчания Кравец признался:
– Не могу.
– Вот видите, - сказал Смолин. - И рад бы помочь, но самому боком выйдет, долго буду в грязи барахтаться… Не могу, уж простите…
Он ожидал наезда, но собеседник, судя по всему, был человеком очень даже неглупым. Видно было, что ему смолинская позиция категорически не по нутру, однако смолчал, только губы поджал. Погасил экран, протянул:
– Жалко, жалко… Ну, своими силами обойдемся… Извините за компанию.
Уже совершенно не глядя на Смолина, он убрал компьютер в сумку, тщательно застегнул ее и вышел. Перекинулся парой слов с Фельдмаршалом и, судя по шагам, прошел к выходу. Смолин остался сидеть, не ощущая ни малейшей неловкости - в конце концов, своя рубашка ближе к телу. У них контора и так неслабая, пусть справляются сами…
Вошел Фельдмаршал:
– Не договорились?
– Сам понимаешь, - сказал Смолин, - не годится мне светить предивинские приключения.
– Да ладно, он мужик умный…
– Ты чего такой смурной?
– Степку Лухманова зарезали, - произнес Фельдмаршал уныло. - Я к нему поехал утречком, он мне должен был кое-что раздобыть, сговорились уже, он звонил, что нашел… А дома жена в истерике, все кувырком, менты бумаги пишут… Короче, вчера поздним вечерком кто-то его подстерег у магазина, сунул в сердце то ли шилом, то ли заточкой… На ограбление не похоже, хоть барсетка и пропала. Чужая душа, конечно, потемки, но сомневаюсь я, чтобы Степка во что-то такое влез. Парнишка был простой, как две копейки, малым легальным бизнесом был вполне удовлетворен, а если и задевал нелегальщину, то уж никак не такую, за которую заточкой в сердце бьют…
– Действительно… - сказал Смолин.
– Черт знает что…
– Действительно… - повторил Смолин, прислушался к громким голосам в гостиной: - Слушай, скажи там нашим, чтобы минут несколько меня не дергали, я сам выйду, когда… В общем, мне тут подумать нужно. Обстоятельно и серьезно.
– Понял, - Фельдмаршал улетучился, тихонько прикрыв за собой дверь.
Смолин сидел, опершись локтями на покрытый линялой клеенкой стол, подперев руками буйну головушку, в которой прямо-таки скрипели и искрили от напряжения мозговые извилины, мельтешили догадки, варианты, идеи и просто хаотические мысли.
Все укладывалось в догадку. Все. Оставались, конечно, прорехи, изъяны и недодуманные частности, но главное представало убедительным и основательным, как железнодорожный рельс. Поскольку логика тут была железная, без малейшего изъяна. Частенько не все на свете можно логически объяснить и логически просчитать, но в данном конкретном случае…
Видимо, все умственные тормоза сводились к тому, что он не хотел верить. Очень уж фантастично все выглядело… или, наоборот, буднично, учитывая, что подобное сто раз случалось, правда, с другими. И если поверить и рискнуть, в крайнем случае будешь выглядеть смешным и потеряешь некоторую сумму денег, вовсе даже не заоблачную. Всего делов. Зато при удаче… Феерия, а?
Как всегда, стоило ему принять окончательное решение, когда уже не было пути назад и ничего нельзя переигрывать, голова стала прохладная, ясная, никаких колебаний, никаких раздумий, переливаний из пустого в порожнее… Он встал и распахнул дверь. Там как раз Фельдмаршалу наливали штрафную. Кот Ученый любовался разворотом газеты с цветными снимками, Инга восседала с видом скромной гордости, а Шварц громко повествовал, как он через губу толковал с залетным ментенком, вмиг того поставив на место.
Все воззрились на Смолина и Шварц спросил:
– Ну что, на крыло? Вызываем «Газельку»?
– Вызываем, - сказал Смолин. - Вот только насчет крыла рановато, - усмехнулся, когда на нем скрестились недоуменные взгляды всех без исключения присутствующих: - Не закончена еще работа, ребятки. Разъяснения на сей раз давать не собираюсь - и из чистейшей воды суеверия, и не лезьте, иначе буду безжалостно посылать по всем адресам, невзирая на прошлые заслуги. Дисциплина, порядок, молчание. Шефу виднее, он старый и паровоз видел, вот как вас сейчас-Просто прекрасно, что он по устоявшейся привычке сунул в бумажник пластиковую карту «Шантарского кредита» - на автопилоте, по устоявшейся уже привычке пользоваться максимумом достижений технотронного века. Так что гонять машину в Шантарск за деньгами не пришлось, черт его знает, как там обстояло в уныло загибавшемся Предивинске, но в «золотой столице» Курумане было изрядное количество отделений разнообразных банков. Так что уже через полчаса он выходил из солидного даже по шантарским меркам здания с чуточку потяжелевшими внутренними карманами.
Без нужды сделал парочку кругов. Слежки за ним вроде бы не просматривалось - он, конечно, не бог весть какой спец в ее выявлении, но, если учесть, что за ним должны были (если он правильно догадался) топать по пятам тоже совершеннейшие любители… Каковых, кажется, на хвосте не висело - что ни о чем еще не говорило…
Резиденцию Ванятки он отыскал без особого труда, только раз уточнив у аборигенов, где означенная улица находится. Оказалось, искомый дом располагался совсем близко от бывшего особняка купца Корнеева - метров через двести свернуть налево, в тихую улочку, еще метров триста По ней… Дом был послевоенной постройки, двухэтажный, неказистый, толстый слой штукатурки кое-где обвалился, открывая основательную, надо признать, кирпичную кладку: на совесть строили при Осипе Виссари-оныче. За что бы ни брались, все тогда делали крайне основательно - и то, чему теперь ужасаются, и то, чем до сих пор законно гордятся…
По первоначальным наблюдениям Смолина, половину квартир в домишке так и занимали старые жильцы, но у каждого из трех подъездов красовались разномастные вывески. Загадочное ООО «Синильга», магазинчик мебельной фурнитуры «Апекс», стоматологический центр «Са-нитус»… вот наконец и «Империум»…
Судя по табличке на двери одной из бывших квартир, часы были еще приемные, а потому Смолин решительно распахнул дверь и вошел.
Что сейчас находилось в бывшей кухне, осталось неизвестным по причине закрытой двери. Дверь в одну из комнат оказалась открыта, Смолин из коридора видел, что там никого нет - только парочка заваленных бумагами столов с торчащими посередине компьютерами: ага, наш Ваня тоже не чужд технического прогресса.
Последняя дверь тоже была закрыта, и Смолин без раздумий дернул ее на себя. Подалась. Такой же стол, заваленный бумагами. За компьютером, сосредоточенно егозя пальцами по клавишам, сидит генеральный директор, уставясь на экран со столь сосредоточенно-хищным видом, словно ожесточенно торгуется сейчас с кремневыми английскими дилерами за кусочек улицы Белгравия. Правда, этой версии решительно противоречили раздававшиеся звуки: классическое звуковое сопровождение какой-то компьютерной стрелялки: рокот боевых космолетов, писклявое «пьу-пьу-пьу!» очередей, треск, грохот…
Увидев Смолина, Дюков проворно ударил по клавише, после чего настала тишина. На посетителя король куруманской недвижимости взирал со смешанными чувствами: вроде бы и надеялся на что-то приятное для себя, но и допускал, что ему сейчас без лишних преамбул дадут в ухо…
– Василий Яковлевич… - осторожненько начал Степа, - вы не квартиру ли предлагать пришли?
Смолин усмехнулся:
– Наоборот, совсем даже наоборот… - увидев, как вытянулось лицо Степы, добавил: - Вот только вешаться не надо, друг мой Степан Сергеевич. Я вам денежки принес, за квартиру, за январь…
Он уселся напротив и достал аккуратно перехваченную банковской упаковкой пачку рыженьких «пятерок». Положил перед Степой. Тот смотрел опасливо и руку протягивать не торопился.
– Все в порядке, чего там, - уверил его Смолин, ощущая нешуточный подъем духа, - здесь, как легко догадаться, ровно пятьсот тысяч. Помнится, Степа, ты именно столько рассчитывал получить за весь дом? Вот я его и покупаю. Дом. Весь. Незамедлительно. И не надо мне тут глазки закатывать с видом хитрым и лукавым! - прикрикнул он. - Я прекрасно помню, ты говорил, что и на пятьсот согласен. К тому же, что немаловажно, позволь напомнить, Степан Сергеевич: одна из квартир и так моя, поэтому нужно было бы вычесть… Ну, ладно. Я тебе даю ровно пятьсот - с тем условием, чтобы мы сегодня же оформили все, что только можно. В «репе» регистрировать пока что не обязательно, это подождет… но прочие документы мы должны составить сегодня, чтобы ты получил денежки, а я - хибару… Ясно? - он склонился к собеседнику через стол с самым суровым выражением лица: - А если вздумаешь крутить, цену повышать или что-нибудь еще, гарантирую - моя квартирка так моей и останется, пока я жив, а ежели помру, к наследникам перейдет… наследничка ты видел уже, кстати, этот тот самый габаритный парнишечка, что любит за поясом пушку таскать… И никогда в жизни тебе дом не продать целиком, десять лет будешь маяться, впаривая его по квартиркам. Арайончик неперспективный и все такое прочее. Вот тебе и весь расклад, простой, незамысловатый, обоим выгодный… Ну, что скажешь, Степан Сергеевич? Или бьем по рукам быстренько, или я ухожу и в жизни больше не появлюсь…
– А вы что, знаете его круг общения? Кого-то из собутыльников? Встречались, сталкивались?
– Бог миловал, - раздраженно сказал Смолин. - Ну, мне ж не десять лет, повидал кое-что в этой жизни… По нему и так было ясно, что у него за круг общения, что за приятели… Вот среди них и поискали бы…
– Ищем, - сказал следак.
– ЛТП отменили, - сокрушенно вклинился участковый. - Законопатил бы я его в ЛТП - глядишь, был бы жив-здоров… Жалко ж дурака. Отец был такой…
На сей раз Шумилов не стал пепелить его взглядом, но все же покосился недовольно. Уставился на Смолина грозно-задумчиво. Смолин ответил взглядом сердитым и недоумевающим. Он прекрасно просекал ситуацию, следак затоптался на месте, сам это соображает отлично. И расспрашивать Смолина вроде бы больше не о чем, и уходить жалко - смачный висяк на товарище Шумилове, жирный глухарь… Пожалуй, все же Степашка к происходящему не имеет никакого отношения - никакого продолжения беседы в этом направлении, никаких подходцев, никаких намеков.
– Ладно, - сказал наконец мент с видом совершеннейшей неудовлетворенности, - пойдем посмотрим, что у вас там за Кладенцов, да, кстати… из тех граждан, что сейчас там веселятся, кто-то с Лобанским был знаком?
– Никто, - сказал Смолин. - Все потом приехали, уже после купли-продажи.
– Ассистенты ваши или как?
– Смело можно сказать, эксперты, - сказал Смолин. - В нашем деле в одиночку не работают, как и в вашем, впрочем…
– Ну хорошо, потолкуем и с вашими экспертами… - он, бросив на Смолина косой взгляд, упрятал протокол в папочку (большой секрет, ага!), взял папочку под мышку и вышел в комнату.
Оставшись наедине с участковым, Смолин насколько мог непринужденно улыбнулся ему и сказал тоном, приглашающим к разговору:
– Молодой, ретивый…
– По-современному, - сказал участковый вполне общительно. - Вы не переживайте, это он так, по лишнему усердию комбинации начинает придумывать.
– Да я и не переживаю, - сказал Смолин. - Неприятно просто, сами понимаете - «где вы были в момент убийства»…
– Молодой, - сказал участковый нейтральным тоном. - Да все тут ясно: распустил язык, как шнурок, кто-то хваткий прослышал про деньги… По нашим меркам сто тысяч… - он печально присвистнул. - Утучил момент, зашел, ткнул в сердце, обнес квартирку - и улетучился. Тут уж собутыльниками не пахнет нисколечко, когда своего кончают дурные собутыльники, все по-другому выглядит, навидался. А здесь - чистенько, не видел никто ничего, не слышал… Вообще, найти можно. Будь это мой район, я бы, может… А позвольте спросить… Вы здесь жить собираетесь?
– Да нет, - сказал Смолин. - Я ж говорил, меня только вещи интересуют. Продам ее потом…
– Никто ж вам сотки не даст. Перебор.
– Я не в накладе, - сказал Смолин.
– Понятно… - участковый посмотрел на улицу. - Значит, жить не будете… Логично. Что вам здесь после Шантарска делать… Жаль вообще-то. Хороший был дом, и этот, и соседний. Спокойные были дома. Мелочевка случалась, конечно, но чтобы особое беспокойство… А теперь ломай голову, что тут будет, кто тут будет… Василий Яковлевич, за нескромный вопрос не обидитесь?
Смолин пожал плечами.
– Не сидели, часом?
– Ого! - Смолин, с любопытством посмотрел на участкового: - Глаз у вас… Давным-давно. В далекой бурной молодости.
– По глупости?
– Да нет, откровенно говоря, - сказал Смолин, - за то, что нынче считается безобидным делом, а раньше каралось беспощадно…
– Это как?
– Серебряными монетками торговал, - сказал Смолин, - и прочими древностями. Нынче это в порядке вещей, а вот прежде… Что, неужели до сих пор заметно?
– Кому как, - ответил участковый с некоторой горделивостью в улыбке. - До сих пор, значит, есть у вас в облике что-то такое… говорящее… Судимость снятая?
– Давненько…
– Ну и лады… Василий Яковлевич, а вы, случайно, не в курсе, что с книгой?
– С какой?
– Которую старик писал, Никанор Олегович.
– Знали его? - спросил Смолин уже с живейшим интересом.
– Ну еще бы. Я на этом участке восемнадцать лет. Как же не знать такую местную знаменитость… Интересный был человек,
– А вот ходят дурацкие слухи, будто убили его…
– Да вроде непохоже, - сказал участковый. - Ни на шпану, ни на ограбление не похоже. А если это исключить, то получается, что и не за что. Всегда ведь, если мотив есть, он себя проявить должен. А тут - никакой зацепки… Так вы про книгу не знаете? Которую он незадолго до смерти закончил?
– Только то, что он ее писал. А вы что про нее знаете?
– Старик говорил как-то. Беседовали, не раз, - сказал он с некоторой гордостью. - Работа у нас грязная, нудная, приятно поговорить про отвлеченное… я ведь старые его книжки читал. На пенсию готовлюсь, заранее ищу занятие, начал книжки почитывать про исторические загадки и тому подобное… Он в детали не вдавался, но говорил как-то, что книжка будет интереснейшая - он спину гнул над документами…
«Интересно, над какими? - подумал Смолин. - Над музейными? Что же в музейных документах было такое, за десятилетия ускользнувшее от цепкого взгляда музейщиков, которые тоже всевозможные загадки обожают? А потом пришел краевед с орлиным взором… Сомнительно. Должно быть что-то другое, но в квартире-то ни документика…»
– Старик даже спонсора нашел, представьте себе, - продолжал участковый. - Я их видел дня за три до… - он скорбно поджал губы. - Шли, разговаривали. Приличный такой человек, при галстуке, лицо интеллигентное, сразу видно… Расстались они - а Никанор Олегович на седьмом небе, за версту видно. Я полюбопытствовал, а он так и говорит: верил бы в бога, решил бы, что услышал бог молитвы, послал спонсора. Человек серьезный, мало того понимающий, так что вскорости издадут…
Уставясь в потолок, будто усиленно припоминая что-то, Смолин протянул:
– Это не Борзов ли будет? Валерий Семенович? Вроде бы он что-то такое говорил… Представительный такой, седоватый, но усы черные…
– Да вроде нет, - сказал участковый. - Седины не помню. Человек самый обыкновенный, примерно наших с вами лет… Интеллигентный. Усы были, да, но не черные, а как бы… - он с досадой мотнул головой: - Я ж не присматривался специально… Увижу - узнаю сразу, а так и не опишу…
«Значит, таинственный спонсор - все же не выдумка директрисы музея, - отметил Смолин. - Существует в реальности… только где ж его искать и как?»
Он прислушался: в дверь стучались, и это был кто-то свой: знал, что не по войлоку следует барабанить, а постучать по косяку в определенном месте, и внутри прекрасно услышат…
– Извините… - Смолин вышел в прихожую.
На площадке стоял Фельдмаршал в сопровождении невысокого крепкого мужичка примерно тех же лет, с характерной физиономией, выдающей бывшего служаку,
– Знакомься, - сказал Фельдмаршал. - Это и будет Василий Яковлевич… Царь и бог антикварного дела.
– Очень приятно, - крепыш крепко тряхнул смолинскую руку. - Кравец, Кирилл Петрович, мы со Степой служили когда-то…
– Так это вы, значит, секретной службою на приисках заворачиваете? - спросил Смолин.
– Ну, громко сказано - заворачиваю… Так, не последний… У меня к вам разговорчик, Василий Яковлевич, типа служебной необходимости… Как, ничего?
– Да бога ради, - сказал Смолин, - только сначала дела закончу. У меня тут по квартире бродит молодой, ретивый мент, показания снимает со всех и каждого, включая холодильник…
– Ох ты! Случилось что?
– Да так как-то… - поморщился Смолин, - убили, оказывается, мужичка, у которого я эту квартиру купил. Деньги, видимо, засветил по пьянке, разболтался… Вот здешний Пинкертон и трясет всех и каждого…
– Ну, пойдемте, посмотрим, что за Пинкертон… Пожуем - увидим… - и он направился в квартиру весьма энергично.
Смолин оглянулся на Фельдмаршала - тот был какой-то смурной, но не было времени разговаривать. Он пошел следом за напористым гостем. Из спальни, он видел с порога, как раз показались Шварц и «убойный» - последний выглядел не особенно торжествующим, зато Шварц, наоборот, безмятежно ухмылялся. До Смолина долетела его громкая реплика:
– Так что, ежели у английской королевы брюлики попятят или Оружейную палату ломанут - милости прошу подозревать, мы завсегда исполнительные! Только вот насчет Джона Кеннеди - чистый поклеп, прошу не шить!
Шумилов, в целях сохранения лица, притворялся, что ничего этого не слышит, шагает сам по себе.
– Игорек! - жизнерадостно воскликнул Кра-вец. - А я-то слышу - пришел Пинкертон, ужасти разводит, подозревает всех и каждого… Ты что тут сышиков-разбойников развел? Кончай, кончай, у нас дела серьезные… Адью и оревуар, значить…
Произнесено все это было с улыбочкой, но достаточно твердо - так что означало не особенно и зашифрованное предложение выметаться отсюда к чертовой матери. Что характерно, крутой товарищ Шумилов в бутылку не полез, а ответствовал вполне смиренно:
– Да что вы, Кирилл Петрович, формальности сплошные…
– Ну вот заканчивай быстренько свои формальности - и на крыло! - уже без улыбки напутствовал Кравец.
«Ничего удивительного, - подумал Смолин. - Градообразующее предприятие, к тому ж знаменитые куруманские золотые прииски, давным-давно отошедшие в руки микроолигархов. Логично будет догадаться, что приисковые тут и правят бал…»
Смолин вежливо распахнул перед Шумиловым дверь на кухню. Тот, стараясь без особой необходимости не встречаться взглядом, вновь раскрыл папочку:
– Прочтите и напишите внизу: «Мною прочитано, с моих слов…»
Смолин пробежал собственные показания, изображенные довольно неразборчивым почерком, не нашел ничего, что его не устраивало бы, и вывел внизу соответствующую формулу. Пробормотав, что еще придет, если что, Шумилов кивнул и постарался побыстрее покинуть место действия. Зато с участковым Смолин раскланялся вполне уважительно.
Едва представители власти удалились, на смену им в кухню проворно протиснулся представитель микроолигархии, на ходу снимая с плеча плоскую черную сумку специфического вида. Извлек оттуда плоский черный ноутбук, поставил на стол, проверил предварительно его на шаткость, раскрыл. Закрыл дверь, опустился на стул и привычно включил компьютер:
– Василий Яковлевич, мне Степа говорил про вашу предивинскую неприятность… Я вам сейчас продемонстрирую несколько человечков. Может, и узнаете кого?
– Да ради бога, - пожал плечами Смолин. - Только вы-то здесь при чем?
– Да вот… Всё в нашем мире взаимосвязано… - усмехнулся Кравец, ловко вставляя сбоку серебристую флэшку. - Тут немного, субъектов с полдюжины… Поехали?
Он нажал клавишу - и во весь экран появилось изображение некоего лица кавказской национальности средних лет. Снимок в три четверти, объект явно не позировал, а может, и не знал, что его запечатлели для истории…
– Проехали, - сказал Смолин.
Второй - помоложе, определенно славянского облика, тоже совершенно незнакомый. Третий, четвертый - снятые украдкой, весьма даже мастерски, так, чтобы опознание можно было провести наверняка.
– Стоп, - сказал Смолин.
Татарин собственной персоной, запечатленный практически анфас, судя по смазанному фону, восседающий где-то в летнем кафе. Сигаретка дымится в руке, поза расслабленная, не похоже, чтобы он с кем-то общался, один сидит, точно, но лицо, все равно стянутое вечной маской готовности к чему угодно, глаза фиксируют.
– Ну, так я и думал, - удовлетворенно сказал Кравец. - Евтеев Вячеслав Петрович, он же Татарин, он же Вячик Гюрзатый… И биография убедительная… То-то мне докладывали, что отметили его в Предивинске…
– Ага, - сказал Смолин. - Вы что, и в Предивинске агентурку держите?
– Да много где держим, - без тени замешательства сказал Кравец. - Золотишко, Василий Яковлевич - штука приманчивая и специфическая, сами должны понимать. С самого начала пошло - как только где заведется золотой прииск, тут же обсядут его охотнички, любители халявы… Предивинск, значит… Ну, неудивительно. У него там младший брат, Евтеев Николай Петрович, старший научный сотрудник тамошнего музея… Сам по себе совершенно не интересен - мышонок серый, интеллигент классический. Но братишку родного, конечно, приютит и обогреет…
Смолин промолчал. У него было свое мнение касаемо «мышонка серого», но не стоило особенно уж откровенничать с собеседником: у того свои дела и секреты, у Смолина свои…
– Значит, это он вас пытался избавить от ваших собственных денежек?
– Он самый, - сказал Смолин.
Чуть помолчав, не убирая с монитора Татарина, Кравец произнес без прежней напористости, словно бы размышляя:
– Василий Яковлевич, а вы б заявление написать не могли в соответствующие органы? Попытка вооруженного ограбления и все такое прочее… такой заявой я бы, попадись он на глаза, в два счета закрыл бы у местного «хозяина»…
– Насолил?
– Ну, в общих чертах, думаю, вас посвятить можно… Для нас главная беда, Василий Яковлевич, не какой-то там разбойный налет на перевозимый продукт, - времена не те, организовано и закрыто все так, что любого придурка положат на месте без особых хлопот… Другое опаснее. Говоря казенным языком - создание устойчивой преступной группы для хищения золота в ходе производственного процесса. Вот тут уж не стреляют, ножиками не тычут, дурного детектива не разводят. Все в высшей степени потаенно, выявлять и пресекать приходится чисто агентурными методами. Детали вам должны быть неинтересны, вам это умение не пригодится, как любому законопослушному… Короче, вскрыли мы две недели назад одну такую группочку. Вскрыли, когда они уже успели переправить за ограду килограмма полтора и собирались хапануть еще больший кусок. Я перед ними снимаю шляпу: методика была применена весьма даже оригинальная, изобретательная, никогда прежде на прииске не применявшаяся… Не тупыми мозгами прокрученная. Так вот, Татарин за этими старателями стоял, что я знаю совершенно точно, но прищучить его законными методами не в состоянии: не дают на него показаний, хоть ты тресни… Трое из четверых - сидельцы старые, с богатым жизненным опытом, кодекс знают почище, чем я устав, от организованной труппы шарахаются, как черт от ладана, Татарина не сдают. Дурачками прикидываются: мол, каждый сам по себе из индивидуальной алчности золотишко тырил… Хотя информация точная - это именно организованная группа с Татарином во главе…
– Плохо их били? - фыркнул Смолин.
– Василий Яковлевич… - поморщился Кра-вец, - примитивно это… Оно конечно, в ментовке сплошь и рядом колошматят - как в любой полиции, какую ни возьми. Однако… Долго вам объяснять суть, но она в кратком изложении такая: одному достаточно пары плюх, другому дюжина потребуется… а третьего, бей не бей, не расколешь. Не действует это на него, понимаете ли. Бесполезно. Столько методов без битья перебирать приходится… Так вот, и на Татарина есть хрен с винтом. Вы, конечно, человек интеллигентной профессии, от таких сторон жизни далеки наверняка… Как бы вам объяснить популярнее… В уголовном мире, несмотря на все новшества и распространение беспредела, остаются понятия. Это…
– Не надо, - сказал Смолин, ухмыляясь про себя. - Я детективы читаю, ящик смотрю, представляю примерно, о чем речь…
– Ну, хорошо… Татарин совсем недавно, как бы это популярнее… большую бяку сделал оч-чень авторитетному человеку по имени Датико Метехский. Скверно с ним поступил, абсолютно не по понятиям. Рассчитывал, что прокатит, а оно и не прокатило, наперекосяк пошло, выплыло наружу. От сходняка, то есть всеобщего осуждения, Татарин как-то там увернулся, но товарищ Датико, как легко догадаться, ежели сможет до Татарина дотянуться, постарается отыграться самым решительным образом… Расклад простой. В Куруманском районе колючки хренова туча: лагеря, поселения, пересылка («Бывали-с на этой пересылке», - отметил Смолин без всякой ностальгии)… короче, хозяйство обширное. И в наших местах у Метехско-го позиции как раз крепенькие. Если Татарин приземлится на нары в Курумане, жить ему пару суток, не более - пока не разойдется новость и не придет малява о долгожданном госте… И если б мне удалось его запечатать на семьдесят два часа, хотя бы за неправильный переход улицы или писанье в общественном месте, - расколол бы я его, как сухое полено. Упаси боже, без малейшего физического насилия. Одним единственным культурным вопросом: «Ну что, потрох сучий, в общую хатку хочешь на несколько дней?» Уж будьте уверены, он бы мне все и всех сдал в обмен на этапирование за пределы района… Он, паскуда, прекрасно знает, что здесь ему хана, по некоторым данным, собирается дернуть не только из Сибири, но вообще из страны, только тянет что-то… И если б я его заполучил… В общем, можете написать заяву?
– Не могу, простите великодушно, - сказал Смолин, практически не раздумывая.
– Василий Яковлевич, если вы чего опасаетесь, я вас честным офицерским словом заверяю: ни один волос… Вы со Степой поговорите, он вам скажет, что я слово держу железно…
– Абсолютно не в том дело, Кирилл Петрович, - сказал Смолин сумрачно. - Нельзя мне писать заяву. Никак нельзя. По самой житейской… да ладно, шкурной причине… Мы ж с вами люди взрослые, вы знаете наверняка: есть сделки, которые обоих партнеров удовлетворяют, никому на свете ущерба не наносят ни малейшего - вот только по закону считаются черт-те чем и безусловно подлежат по всей строгости… Как раз тот случай. Вы ведь не можете гарантировать, что мое дело не всплывет? Что Татарин никому и никогда про наши дела не вякнет?
После продолжительного молчания Кравец признался:
– Не могу.
– Вот видите, - сказал Смолин. - И рад бы помочь, но самому боком выйдет, долго буду в грязи барахтаться… Не могу, уж простите…
Он ожидал наезда, но собеседник, судя по всему, был человеком очень даже неглупым. Видно было, что ему смолинская позиция категорически не по нутру, однако смолчал, только губы поджал. Погасил экран, протянул:
– Жалко, жалко… Ну, своими силами обойдемся… Извините за компанию.
Уже совершенно не глядя на Смолина, он убрал компьютер в сумку, тщательно застегнул ее и вышел. Перекинулся парой слов с Фельдмаршалом и, судя по шагам, прошел к выходу. Смолин остался сидеть, не ощущая ни малейшей неловкости - в конце концов, своя рубашка ближе к телу. У них контора и так неслабая, пусть справляются сами…
Вошел Фельдмаршал:
– Не договорились?
– Сам понимаешь, - сказал Смолин, - не годится мне светить предивинские приключения.
– Да ладно, он мужик умный…
– Ты чего такой смурной?
– Степку Лухманова зарезали, - произнес Фельдмаршал уныло. - Я к нему поехал утречком, он мне должен был кое-что раздобыть, сговорились уже, он звонил, что нашел… А дома жена в истерике, все кувырком, менты бумаги пишут… Короче, вчера поздним вечерком кто-то его подстерег у магазина, сунул в сердце то ли шилом, то ли заточкой… На ограбление не похоже, хоть барсетка и пропала. Чужая душа, конечно, потемки, но сомневаюсь я, чтобы Степка во что-то такое влез. Парнишка был простой, как две копейки, малым легальным бизнесом был вполне удовлетворен, а если и задевал нелегальщину, то уж никак не такую, за которую заточкой в сердце бьют…
– Действительно… - сказал Смолин.
– Черт знает что…
– Действительно… - повторил Смолин, прислушался к громким голосам в гостиной: - Слушай, скажи там нашим, чтобы минут несколько меня не дергали, я сам выйду, когда… В общем, мне тут подумать нужно. Обстоятельно и серьезно.
– Понял, - Фельдмаршал улетучился, тихонько прикрыв за собой дверь.
Смолин сидел, опершись локтями на покрытый линялой клеенкой стол, подперев руками буйну головушку, в которой прямо-таки скрипели и искрили от напряжения мозговые извилины, мельтешили догадки, варианты, идеи и просто хаотические мысли.
Все укладывалось в догадку. Все. Оставались, конечно, прорехи, изъяны и недодуманные частности, но главное представало убедительным и основательным, как железнодорожный рельс. Поскольку логика тут была железная, без малейшего изъяна. Частенько не все на свете можно логически объяснить и логически просчитать, но в данном конкретном случае…
Видимо, все умственные тормоза сводились к тому, что он не хотел верить. Очень уж фантастично все выглядело… или, наоборот, буднично, учитывая, что подобное сто раз случалось, правда, с другими. И если поверить и рискнуть, в крайнем случае будешь выглядеть смешным и потеряешь некоторую сумму денег, вовсе даже не заоблачную. Всего делов. Зато при удаче… Феерия, а?
Как всегда, стоило ему принять окончательное решение, когда уже не было пути назад и ничего нельзя переигрывать, голова стала прохладная, ясная, никаких колебаний, никаких раздумий, переливаний из пустого в порожнее… Он встал и распахнул дверь. Там как раз Фельдмаршалу наливали штрафную. Кот Ученый любовался разворотом газеты с цветными снимками, Инга восседала с видом скромной гордости, а Шварц громко повествовал, как он через губу толковал с залетным ментенком, вмиг того поставив на место.
Все воззрились на Смолина и Шварц спросил:
– Ну что, на крыло? Вызываем «Газельку»?
– Вызываем, - сказал Смолин. - Вот только насчет крыла рановато, - усмехнулся, когда на нем скрестились недоуменные взгляды всех без исключения присутствующих: - Не закончена еще работа, ребятки. Разъяснения на сей раз давать не собираюсь - и из чистейшей воды суеверия, и не лезьте, иначе буду безжалостно посылать по всем адресам, невзирая на прошлые заслуги. Дисциплина, порядок, молчание. Шефу виднее, он старый и паровоз видел, вот как вас сейчас-Просто прекрасно, что он по устоявшейся привычке сунул в бумажник пластиковую карту «Шантарского кредита» - на автопилоте, по устоявшейся уже привычке пользоваться максимумом достижений технотронного века. Так что гонять машину в Шантарск за деньгами не пришлось, черт его знает, как там обстояло в уныло загибавшемся Предивинске, но в «золотой столице» Курумане было изрядное количество отделений разнообразных банков. Так что уже через полчаса он выходил из солидного даже по шантарским меркам здания с чуточку потяжелевшими внутренними карманами.
Без нужды сделал парочку кругов. Слежки за ним вроде бы не просматривалось - он, конечно, не бог весть какой спец в ее выявлении, но, если учесть, что за ним должны были (если он правильно догадался) топать по пятам тоже совершеннейшие любители… Каковых, кажется, на хвосте не висело - что ни о чем еще не говорило…
Резиденцию Ванятки он отыскал без особого труда, только раз уточнив у аборигенов, где означенная улица находится. Оказалось, искомый дом располагался совсем близко от бывшего особняка купца Корнеева - метров через двести свернуть налево, в тихую улочку, еще метров триста По ней… Дом был послевоенной постройки, двухэтажный, неказистый, толстый слой штукатурки кое-где обвалился, открывая основательную, надо признать, кирпичную кладку: на совесть строили при Осипе Виссари-оныче. За что бы ни брались, все тогда делали крайне основательно - и то, чему теперь ужасаются, и то, чем до сих пор законно гордятся…
По первоначальным наблюдениям Смолина, половину квартир в домишке так и занимали старые жильцы, но у каждого из трех подъездов красовались разномастные вывески. Загадочное ООО «Синильга», магазинчик мебельной фурнитуры «Апекс», стоматологический центр «Са-нитус»… вот наконец и «Империум»…
Судя по табличке на двери одной из бывших квартир, часы были еще приемные, а потому Смолин решительно распахнул дверь и вошел.
Что сейчас находилось в бывшей кухне, осталось неизвестным по причине закрытой двери. Дверь в одну из комнат оказалась открыта, Смолин из коридора видел, что там никого нет - только парочка заваленных бумагами столов с торчащими посередине компьютерами: ага, наш Ваня тоже не чужд технического прогресса.
Последняя дверь тоже была закрыта, и Смолин без раздумий дернул ее на себя. Подалась. Такой же стол, заваленный бумагами. За компьютером, сосредоточенно егозя пальцами по клавишам, сидит генеральный директор, уставясь на экран со столь сосредоточенно-хищным видом, словно ожесточенно торгуется сейчас с кремневыми английскими дилерами за кусочек улицы Белгравия. Правда, этой версии решительно противоречили раздававшиеся звуки: классическое звуковое сопровождение какой-то компьютерной стрелялки: рокот боевых космолетов, писклявое «пьу-пьу-пьу!» очередей, треск, грохот…
Увидев Смолина, Дюков проворно ударил по клавише, после чего настала тишина. На посетителя король куруманской недвижимости взирал со смешанными чувствами: вроде бы и надеялся на что-то приятное для себя, но и допускал, что ему сейчас без лишних преамбул дадут в ухо…
– Василий Яковлевич… - осторожненько начал Степа, - вы не квартиру ли предлагать пришли?
Смолин усмехнулся:
– Наоборот, совсем даже наоборот… - увидев, как вытянулось лицо Степы, добавил: - Вот только вешаться не надо, друг мой Степан Сергеевич. Я вам денежки принес, за квартиру, за январь…
Он уселся напротив и достал аккуратно перехваченную банковской упаковкой пачку рыженьких «пятерок». Положил перед Степой. Тот смотрел опасливо и руку протягивать не торопился.
– Все в порядке, чего там, - уверил его Смолин, ощущая нешуточный подъем духа, - здесь, как легко догадаться, ровно пятьсот тысяч. Помнится, Степа, ты именно столько рассчитывал получить за весь дом? Вот я его и покупаю. Дом. Весь. Незамедлительно. И не надо мне тут глазки закатывать с видом хитрым и лукавым! - прикрикнул он. - Я прекрасно помню, ты говорил, что и на пятьсот согласен. К тому же, что немаловажно, позволь напомнить, Степан Сергеевич: одна из квартир и так моя, поэтому нужно было бы вычесть… Ну, ладно. Я тебе даю ровно пятьсот - с тем условием, чтобы мы сегодня же оформили все, что только можно. В «репе» регистрировать пока что не обязательно, это подождет… но прочие документы мы должны составить сегодня, чтобы ты получил денежки, а я - хибару… Ясно? - он склонился к собеседнику через стол с самым суровым выражением лица: - А если вздумаешь крутить, цену повышать или что-нибудь еще, гарантирую - моя квартирка так моей и останется, пока я жив, а ежели помру, к наследникам перейдет… наследничка ты видел уже, кстати, этот тот самый габаритный парнишечка, что любит за поясом пушку таскать… И никогда в жизни тебе дом не продать целиком, десять лет будешь маяться, впаривая его по квартиркам. Арайончик неперспективный и все такое прочее. Вот тебе и весь расклад, простой, незамысловатый, обоим выгодный… Ну, что скажешь, Степан Сергеевич? Или бьем по рукам быстренько, или я ухожу и в жизни больше не появлюсь…