Страница:
– Тогда прыгай вниз, на лед, – велел голос. – И учти…
Что должно было учесть, друид не расслышал в страшном треске, с которым Паром Слез выломился из ледяного плена и стремительно покатился по сверкающей глади застывшей реки к другому берегу. А на краю причала ожили оба зорза.
Лекарь и Птицелов в недоумении смотрели на исчезающий вдали паром, мчащийся как самокатные сани из русинских сказок. Он уносил Шедува на Ту Сторону замерзшей Реки, в мир Смерти. И теперь Книгочей оставался один против всех.
Правда, воины на берегу и причале, похоже, давно разбежались, если только в этой призрачной стране было еще куда идти живым. Во всяком случае, зорзы стояли на причале одни, пытаясь сообразить, что же с ними только что произошло.
Книгочей прыгнул на лед.
Где-то далеко, на том берегу раздался странный серебряный звон, словно там кто-то быстро перетряхнул тысячи маленьких серебряных колокольцев. Друид не знал, что это паром достиг земли и рассыпался на тысячи льдистых осколков. И тут издали до него донесся тихий зов.
– Друи-и-и-д!
Это мог быть только Шедув. И он звал его к себе. На Тот Берег…
Книгочей заколебался. Он сейчас видел, что зорзы примериваются спуститься к нему, на лед, но пока еще опасаются, не зная, как их встретит замерзшая Река. Все-таки берег был близко, рукой подать, а он все еще оставался для них проводником. Или не он весь, а всего лишь часть его. Оказывается, им не нужны были ни его бессмертная душа, ни его согласие. Им была нужна всего лишь его ступня. Даже отдельно от него. Как пропуск…
Патрик в замешательстве оглянулся. Что ж, он уже сделал свой выбор. Выбор Патрика Книгочея, уроженца острова айров, Зеленого друида и уже – не живущего в общепринятом смысле этого слова. Этот выбор Привратник назвал ловушкой для зорзов. Почему? И, кстати, кто он был – темный Привратник или светлый? Если он был повелителем Шедува, то, наверное, все-таки темный. Но это сейчас не имеет никакого значения. Сейчас вообще ничто уже не имеет значения, кроме времени. А сколько его еще осталось? И успеет ли он продержаться?
Лекарь мягко спрыгнул на лед, огляделся. С ним ничего не произошло, Река не испепелила пришельца огнем, не утопила, не заморозила. Она не сделала ничего, и тогда вслед за своим подручным с причала спустился Птицелов. На своем поясе Книгочей увидел невесть откуда взявшийся там меч Шедува. Привратник, подумал Книгочей и тут же оборвал себя. Нет, это слишком невероятно. Им нет дела до смертных. Скорее уж, он просто подобрал его в забытьи, не отдавая себе в этом отчета. И вот теперь настал час меча.
Книгочей шагнул назад, не оглядываясь. И еще – шаг за шагом он уходил вглубь ледяного покрывала, накрывшего реку за каких-нибудь два часа.
– И помни… – эхом раздался в его голове слабый голос Привратника. – Огонь обновляет все.
Патрик посмотрел вниз, себе под ноги. Там были синеватые наледи, полыньи, еще не схваченные в хрустальный плен на поверхности льда, а внизу, под ним бежали пузыри, изгибались длинные водоросли и ворочалось что-то темное, огромное, опасное… Патрик облизнул губы, которые уже совсем заиндевели, и крикнул зорзам.
– Ну, что же вы? Испугались? Давайте сюда, ко мне. Видите, Река-то вас не трогает? А все равно страшно, верно? Без проводника? Или просто – без его ноги? Идите сюда, я вас жду. Но имейте в виду – теперь я просто убью вас всех.
Больше всего он боялся, что зорзы не станут рисковать и уйдут. Они еще пока могли это сделать, но Книгочей чувствовал – время их на исходе. Зорзы это тоже знали, но искушение захватить проводника и тут же перейти с ним на противоположный берег было слишком велико. Даже всегда осторожный Птицелов заколебался. И тогда Патрик, чувствуя, что весы пришли в равновесие, бросил на одну из чашек свой последний аргумент.
– Сигурд, – прошептал Лекарь, не веря собственным глазам. – Он отбросил свой меч! Невероятно! Он безоружен…
– Тогда используем свой шанс, – решительно крикнул Птицелов. – Скорее! Хватай его!
Зорзы бросились с двух сторон на друида, но Книгочей не двинулся с места. Губы его медленно двигались, словно он шептал про себя слова молитвы. Серебристый меч отпущенника валялся неподалеку, как простая палка. Лекарь схватил друида первым. Следом подоспел Птицелов и, взявшись за рукав Книгочея, который и не думал вырываться из цепких рук торжествующего Лекаря, начал быстро говорить. Слова эти, взятые отдельно, не имели никакого смысла, вместе же они становились крепким мостом, по которому можно было смело шагнуть в Запредельное, не опасаясь, что он обрушится под твоими подошвами. Это было Заклинание Перехода, и Птицелов сейчас творил его Обряд. Внезапно Патрик медленно протянул руку и коснулся блестящей пуговицы, которая сейчас болталась на куртке Птицелова после его поединка с Шедувом, как говорится, на честном слове.
– Видишь, зорз? – вдруг усмехнулся друид и указал на пуговицу.
Но Птицелов продолжал нараспев выкрикивать слова заклинания. Ему оставалось произнести всего несколько магических фраз и последнее Слово, закрепляющее заклинание. Друид, не дождавшись ответа, коснулся рукой пуговицы уже вошедшего в экстаз зорза и, сильно дернув, вырвал ее «с мясом».
– Смотри, зорз, – сказал Патрик и вдруг… улыбнулся.
Лекарь, ожидая какого-нибудь подвоха, недоверчиво посмотрел на пуговицу, вгляделся и вдруг увидел проступающие на ее матовой поверхности… часы. Стрелки их уже стояли на двенадцати, и лишь секундная еще торопилась пробежать последнюю половину круга. Глаза Лекаря вылезли из орбит – он все понял в мгновение ока и, ухватив Птицелова за рукав, что было силы закричал ему прямо в лицо.
– Сигурд! Торопись!!!
Но было уже поздно. Над их головами раздался страшный гул и треск, словно раскололись сами небеса. А потом послышался серебряный звон. Это был Последний Удар Осени. Самая тонкая стрелка достигла самой высокой точки циферблата, и в воздухе что-то тоже зазвенело, только очень тонко, и тут же осыпалось на лед тучей льдистых кристалликов. Это замерзло, так и не успев обрести силу и жизнь в первый миг наступившей зимы, последнее слово Заклятья Перехода. Книгочей увидел перед собой разинутый в немом крике рот Лекаря, изумленное лицо Птицелова и умиротворенно закрыл глаза.
– Теперь я твой, – прошептал он реке, и откуда-то снизу, из глубины, ударил огонь, расплавив лед, разметав тела людей и растопив огромную прорубь. А потом огонь умер вновь, теперь уже окончательно, и повсюду наступила тишина.
ГЛАВА 10
Что должно было учесть, друид не расслышал в страшном треске, с которым Паром Слез выломился из ледяного плена и стремительно покатился по сверкающей глади застывшей реки к другому берегу. А на краю причала ожили оба зорза.
Лекарь и Птицелов в недоумении смотрели на исчезающий вдали паром, мчащийся как самокатные сани из русинских сказок. Он уносил Шедува на Ту Сторону замерзшей Реки, в мир Смерти. И теперь Книгочей оставался один против всех.
Правда, воины на берегу и причале, похоже, давно разбежались, если только в этой призрачной стране было еще куда идти живым. Во всяком случае, зорзы стояли на причале одни, пытаясь сообразить, что же с ними только что произошло.
Книгочей прыгнул на лед.
Где-то далеко, на том берегу раздался странный серебряный звон, словно там кто-то быстро перетряхнул тысячи маленьких серебряных колокольцев. Друид не знал, что это паром достиг земли и рассыпался на тысячи льдистых осколков. И тут издали до него донесся тихий зов.
– Друи-и-и-д!
Это мог быть только Шедув. И он звал его к себе. На Тот Берег…
Книгочей заколебался. Он сейчас видел, что зорзы примериваются спуститься к нему, на лед, но пока еще опасаются, не зная, как их встретит замерзшая Река. Все-таки берег был близко, рукой подать, а он все еще оставался для них проводником. Или не он весь, а всего лишь часть его. Оказывается, им не нужны были ни его бессмертная душа, ни его согласие. Им была нужна всего лишь его ступня. Даже отдельно от него. Как пропуск…
Патрик в замешательстве оглянулся. Что ж, он уже сделал свой выбор. Выбор Патрика Книгочея, уроженца острова айров, Зеленого друида и уже – не живущего в общепринятом смысле этого слова. Этот выбор Привратник назвал ловушкой для зорзов. Почему? И, кстати, кто он был – темный Привратник или светлый? Если он был повелителем Шедува, то, наверное, все-таки темный. Но это сейчас не имеет никакого значения. Сейчас вообще ничто уже не имеет значения, кроме времени. А сколько его еще осталось? И успеет ли он продержаться?
Лекарь мягко спрыгнул на лед, огляделся. С ним ничего не произошло, Река не испепелила пришельца огнем, не утопила, не заморозила. Она не сделала ничего, и тогда вслед за своим подручным с причала спустился Птицелов. На своем поясе Книгочей увидел невесть откуда взявшийся там меч Шедува. Привратник, подумал Книгочей и тут же оборвал себя. Нет, это слишком невероятно. Им нет дела до смертных. Скорее уж, он просто подобрал его в забытьи, не отдавая себе в этом отчета. И вот теперь настал час меча.
Книгочей шагнул назад, не оглядываясь. И еще – шаг за шагом он уходил вглубь ледяного покрывала, накрывшего реку за каких-нибудь два часа.
– И помни… – эхом раздался в его голове слабый голос Привратника. – Огонь обновляет все.
Патрик посмотрел вниз, себе под ноги. Там были синеватые наледи, полыньи, еще не схваченные в хрустальный плен на поверхности льда, а внизу, под ним бежали пузыри, изгибались длинные водоросли и ворочалось что-то темное, огромное, опасное… Патрик облизнул губы, которые уже совсем заиндевели, и крикнул зорзам.
– Ну, что же вы? Испугались? Давайте сюда, ко мне. Видите, Река-то вас не трогает? А все равно страшно, верно? Без проводника? Или просто – без его ноги? Идите сюда, я вас жду. Но имейте в виду – теперь я просто убью вас всех.
Больше всего он боялся, что зорзы не станут рисковать и уйдут. Они еще пока могли это сделать, но Книгочей чувствовал – время их на исходе. Зорзы это тоже знали, но искушение захватить проводника и тут же перейти с ним на противоположный берег было слишком велико. Даже всегда осторожный Птицелов заколебался. И тогда Патрик, чувствуя, что весы пришли в равновесие, бросил на одну из чашек свой последний аргумент.
– Сигурд, – прошептал Лекарь, не веря собственным глазам. – Он отбросил свой меч! Невероятно! Он безоружен…
– Тогда используем свой шанс, – решительно крикнул Птицелов. – Скорее! Хватай его!
Зорзы бросились с двух сторон на друида, но Книгочей не двинулся с места. Губы его медленно двигались, словно он шептал про себя слова молитвы. Серебристый меч отпущенника валялся неподалеку, как простая палка. Лекарь схватил друида первым. Следом подоспел Птицелов и, взявшись за рукав Книгочея, который и не думал вырываться из цепких рук торжествующего Лекаря, начал быстро говорить. Слова эти, взятые отдельно, не имели никакого смысла, вместе же они становились крепким мостом, по которому можно было смело шагнуть в Запредельное, не опасаясь, что он обрушится под твоими подошвами. Это было Заклинание Перехода, и Птицелов сейчас творил его Обряд. Внезапно Патрик медленно протянул руку и коснулся блестящей пуговицы, которая сейчас болталась на куртке Птицелова после его поединка с Шедувом, как говорится, на честном слове.
– Видишь, зорз? – вдруг усмехнулся друид и указал на пуговицу.
Но Птицелов продолжал нараспев выкрикивать слова заклинания. Ему оставалось произнести всего несколько магических фраз и последнее Слово, закрепляющее заклинание. Друид, не дождавшись ответа, коснулся рукой пуговицы уже вошедшего в экстаз зорза и, сильно дернув, вырвал ее «с мясом».
– Смотри, зорз, – сказал Патрик и вдруг… улыбнулся.
Лекарь, ожидая какого-нибудь подвоха, недоверчиво посмотрел на пуговицу, вгляделся и вдруг увидел проступающие на ее матовой поверхности… часы. Стрелки их уже стояли на двенадцати, и лишь секундная еще торопилась пробежать последнюю половину круга. Глаза Лекаря вылезли из орбит – он все понял в мгновение ока и, ухватив Птицелова за рукав, что было силы закричал ему прямо в лицо.
– Сигурд! Торопись!!!
Но было уже поздно. Над их головами раздался страшный гул и треск, словно раскололись сами небеса. А потом послышался серебряный звон. Это был Последний Удар Осени. Самая тонкая стрелка достигла самой высокой точки циферблата, и в воздухе что-то тоже зазвенело, только очень тонко, и тут же осыпалось на лед тучей льдистых кристалликов. Это замерзло, так и не успев обрести силу и жизнь в первый миг наступившей зимы, последнее слово Заклятья Перехода. Книгочей увидел перед собой разинутый в немом крике рот Лекаря, изумленное лицо Птицелова и умиротворенно закрыл глаза.
– Теперь я твой, – прошептал он реке, и откуда-то снизу, из глубины, ударил огонь, расплавив лед, разметав тела людей и растопив огромную прорубь. А потом огонь умер вновь, теперь уже окончательно, и повсюду наступила тишина.
ГЛАВА 10
КЛЮЧ ОТ СНЕГА
– Зорзы! – закричал Март, врываясь в избушку. Эгле вскочила с узкой лежанки как заведенная пружина, словно и не было у нее накануне трудной бессонной ночи у постели Яна. Коростель после возвращения из леса еще окончательно не оправился, его охватывали частые приступы слабости, а ночью он бредил, звал Снегиря, и его периодически бросало то в жар, то в холод. Травник был уже во дворе.
Вместе с Гуннаром они залегли за старой трухлявой поленницей, внимательно наблюдая за противоположным берегом озера. Там, на лесной опушке, прятались несколько воинов из союзных северных народов, главным образом, чудь, саамы, ильмы. Зорзы пока не показывались, хотя Травнику показалось, что за кустами у воды мелькнул высокий костлявый силуэт ближайшего подручного Птицелова по прозвищу Старик.
– Вот и пришлось свидеться, – Гуннар поиграл желваками, примерился, сжимая в руках арбалет, который он забрал у Коростеля.
– Ты прежде тоже встречался с зорзами? – сделал вид, что удивился, Травник.
– А ты думаешь, что только у тебя с ними счеты? – ответил ему в тон Гуннар. – Учти, что у моих, пожалуй, хвост подлиннее будет.
– Это у простого-то негоцианта? – усомнился улыбающийся друид.
– Да какая уж там торговля! – в сердцах махнул рукой Гуннар и тут же, чертыхнувшись, спрятал ее за краем поленницы. – Ты уже, наверное, и сам все давно понял.
– Все – не все, а только один твой подгорный приятель чего стоит, – пробормотал друид, осторожно выглядывая из-за укрытия.
– Эй, друиды! – прокричал кто-то с противоположного берега озера. – Есть разговор!
– Чего тебе надо и кто ты? – выкрикнул Травник, одновременно сделав Гуннару знак взять зорза на прицел арбалета. Гуннар на удивление слишком ловко для негоцианта управлялся с любым оружием, в том числе и с таким, как свейский миниатюрный арбалет, требующий немалой сноровки в обращении.
– Мы хотим говорить с вашим проводником, человеком по имени Ян! – откликнулся Лекарь – это был он.
– Наш проводник болен и просил его не беспокоить, – прокричал Травник и явственно услышал с противоположной стороны дома под забором смешок – там хоронился Збышек.
– Если он не выйдет, боли могут усилиться, – заметил зорз, и словно в пику Марту, за озером издевательски захохотали несколько голосов.
– Мы можем и вам поставить пару припарок, – запальчиво вступил в перепалку Март, и Травник неодобрительно покачал головой.
– Среди вас есть Травник? – раздался уже другой, такой знакомый, ироничный и чуть усталый голос. Симеон осторожно выглянул.
Это был Птицелов, но о, духи! – как же он сейчас выглядел! Одежда зорза была разорвана, лицо обожжено, так же, видимо, как и пальцы, которые были перевязаны грязной тряпицей. Было такое впечатление, что зорз только что выбрался из жерла вулкана.
– Хотел бы я знать, кто это ему устроил такую трепку, – пробормотал Травник, выбираясь из-за поленницы и вставая в полный рост.
– Меня зовут Симеон, – крикнул он. – Это специально для тех, кто любит прятаться за моим именем.
– Ты ведь тоже игрок, – сказал Птицелов. Странное дело: он говорил совсем не громко, однако его было хорошо слышно издали. – Поэтому оставим в стороне пустые чувства.
– Оставим, – согласился Травник. – Но скажу тебе вот что. Я долго искал тебя, зорз. И вот ты явился сам. Возможно, это облегчит многие условности наших отношений. Я тебя убью.
– Это наши с тобой счеты, – согласился Птицелов. – Но сейчас я предлагаю сделку.
– Ты же знаешь, я не заключаю сделок с убийцами, – покачал головой Травник.
– Но у меня в руках твой человек, – Птицелов пожал плечами. – И он в очень плохом состоянии.
– Я уже заметил, что брать заложников – это твоя страсть, – ответил Травник. – Это всегда было свойственно диким народам. А ты, без сомнения, принадлежишь к одному из таковых. Самых жестоких и поэтому – самых диких.
– Что ж, – сокрушенно развел руками Птицелов, – родины не выбирают. А вот ты, друид, сейчас можешь сделать выбор. Пока у тебя еще есть такая возможность, – многозначительно добавил он и немного помолчал, давая возможность друиду проникнуться смыслом его слов, который и так лежал на поверхности. Но Травник только молча ждал, а времени у Птицелова было мало – он это уже знал.
– У тебя есть проводник – парень по имени Ян, – сказал зорз. – Не скрою, я ему немного симпатизирую. Не знаю даже, почему! Может быть, оттого, что он не провозглашает высоких истин, а всегда готов пожертвовать собой ради других. Даже тех, – добавил Птицелов со значением, – которые не всегда стоят этой жертвы. А если быть кратким – он мне нужен ненадолго. У него есть одна вещичка, которая мне по-прежнему крайне необходима. Ты знаешь, что это такое.
– Слушаю тебя и удивляюсь, – откликнулся Травник. По озеру прошла сильная рябь, и налетевший ветер сбросил в воду целую флотилию багряных и желтых парусов. В этом году листья еле держались на черешках, и ветры сеяли в островных чащах опустошения. – Ведь ты уже однажды держал в руках Ключ Камерона, и, тем не менее, вернул его нынешнему хозяину. С чего бы это?
– Наверное, не смог тогда удержать, – невесело улыбнулся Птицелов. – Но теперь все изменилось: он нужен мне вместе с парнем. Странно, – добавил он, – только день назад он был у меня в руках, и я мог заполучить и его, и ключ одним движением руки, без всяких обменов и выкупов…
– Видимо, времена действительно меняются, – констатировал друид, явно намекая на растерзанный вид зорза. – Причем гораздо быстрее, чем тебе бы хотелось.
Ответом ему была откровенно злобная улыбка Птицелова.
– Ладно, – зорз справился с собой, вновь нацепив маску ироничного равнодушия. – Хватит болтать! У меня твой друид. Кажется, вы его называли Снегирем. Он еще пока жив. Подчеркиваю – еще пока. Жизнь его будет зависеть от твоего благоразумия. Пусть ко мне придет Ян, и мы выдадим тебе твоего человека. А Ян все равно придет – я в этом не сомневаюсь.
Травник покачал головой.
– У меня действительно мало времени, – быстро и с явным нетерпением тут же сорвался на крик Птицелов. – Поторопись, если хочешь получить своего человека живым.
Травник вновь покачал головой и посмотрел на зорза с сожалением.
– Я не торгую друзьями, – сказал друид. – В таких, как ты любишь выражаться, сделках у меня всегда только одна разменная монета – я сам. Но не думаю, что она тебя устроит, а большего предложить, увы, не могу. Просто не имею права, – поправился друид, и в это время скрипнула ступенька, и в дверях избушки показался Коростель.
Его поддерживала за локоть Эгле, но, выйдя на подворье, Ян осторожно отстранил девушку и пошел к Травнику сам. При этом он слегка пошатывался, как человек, впервые вставший на ноги после долгой и изнурительной болезни. На обоих берегах озера наступила тишина, только в высоких кронах сосен сварливо каркали лесные вороны.
– Я все слышал, – тихо сказал Коростель Травнику. – Я знаю, чего он хочет.
Он несколько секунд молчал, словно прислушиваясь к собственному сердцу.
– Мне очень жаль Казимира, – наконец проговорил он. – Извини меня, Симеон. Но к нему, – Ян кивнул на Птицелова, одиноко стоящего на озерном берегу у самой кромки воды, – к нему я… не пойду. Прости.
– Я это знаю, – ответил Травник, – и не пущу тебя к нему ни за какие блага мира. Помнишь, ты рассказывал о том, как ключ в его руках стал холодным?
Коростель кивнул.
– Я понял, что произошло, – мягко сказал друид. – Это – Ключ от Снега. А Птицелов хочет закрыть на замок уже открытую дверь. Ту, что открыл Снегирь. И ты.
– Как ты догадался? – удивленно посмотрел на него Ян.
– Деревья в лесах желтели слишком быстро, – улыбнулся Травник. – И потом, – он понизил голос, – я тоже иногда вижу наведенные сны.
В глазах Коростеля блеснуло понимание.
– Хорошо, – устало сказал он. – Значит, мне не нужно будет ничего тебе объяснять.
– Да, – шепнул друид. – К сожалению, я видел этот сон лишь после того, как ты говорил со Снегирем. Хотя, если рассуждать здраво, иначе и быть не может, время ведь не течет вспять.
– Иногда идет, Симеон, – покачал головой Коростель, – иногда это бывает.
– Ну, что вы там, идеалисты? – прокричал с того берега Птицелов. – Решили все?
– Ответ будет тот же, – отрезал друид. – Ян Коростель – не твой.
– Тогда все умрут, – закончил Птицелов так, словно он это уже давно решил, и только до последней минуты у него все еще оставались в этом какие-то сомнения.
И вдруг…
– Эй, Сигурд, – послышался негромкий голос с сильным балтским акцентом за спиной Коростеля, и они оба с Травником обернулись. На берегу озера, рядом с ними стоял Гуннар.
– Ты узнаешь меня, Сигурд? – крикнул он, сделав рукой какой-то ироничный приветственный жест.
– Храмовник? – прищурился Птицелов. – Что ты здесь делаешь, Ивар?
И запоздало добавил:
– Разве ты еще жив?
Друиды ошеломленно переглядывались. Ивар Предатель? Хозяин их избушки? Но ведь этого не может быть!
– Странно, что еще жив ты, – недобро усмехнулся Ивар. – Но теперь, думаю, эту досадную оплошность можно будет исправить.
– Это не твоя война, храмовник, – заметил Птицелов, оглядывая нового противника, которого он, явно, знавал прежде.
– Ошибаешься, зорз, – покачал головой Гуннар. – Я много думал, размышлял и в своей печальной истории, представь себе, нашел и твой след. Из всего, что стряслось со мной, слишком уж торчат уши твоего подручного. И я даже знаю, чьи, Сигурд! Он ведь здесь, с тобой?
Птицелов ничего не ответил. Он лишь повернулся и махнул рукой. Тут же двое свирепого вида чудинов вытолкнули из глубины чащи невысокую фигурку, на голову которой был накинут длинный серый мешок. Руки человека были связаны перед собой. Еще несколько чудинов вынесли на плечах лодку и столкнули ее в воду.
– Проклятие! – пробормотал Гуннар-негоциант, Ивар-предатель, Ивар-разведчик, рыцарь-храмовник и еще Бог знает кто. – Они сперли мою лодку!
Птицелов вошел в шаткую деревянную посудину и щелкнул пальцами. Воины немедленно схватили связанного человека, подтащили его к воде и толкнули в лодку. Пленник споткнулся о прибрежный камень, вскрикнул, и Птицелов подхватил его под руки, перехваченные крепким сыромятным ремнем. В этот миг у Яна вдруг кольнуло в сердце. Голос пленника был удивительно высокий. Слишком высокий для мужчины…
Ткач, надежно спрятавшийся в кустах за избушкой, затаил дыхание. Вот оно, возликовал в душе долговязый друид. Развязка и так уже близка, а Птицелов предъявляет еще один козырь!
Вместе с Птицеловом в лодку уселся Старик, на корму легко вскочил Колдун, а двое дюжих ильмов взялись за весла. Через минуту лодка достигла середины озера.
– Ян! – крикнул Птицелов, хотя вполне мог говорить и так – звук на воде, в холодном воздухе распространялся далеко. – Признайся, что ты обманул меня! Со Снегирем у тебя ловко получилось. Думаю, так поступали воители древних времен, ввергая себя в длани ворогов на заклание ради высшей цели, и все такое… Только тогда все было немного по-другому, верно? Героям нечего было терять в этой жизни. А тебе? Тебе есть, за что стоило бы держаться сейчас? Подумай хорошенько!
Журавль медленно отводил голову для удара. За что? – думал Ян, медленно, с трудом, как во сне, поднимая невесомую, ватную руку, чтобы защититься от острого смертоносного клюва. И почему – я?
Птицелов сделал знак Старику, и тот вытолкнул связанную фигуру на нос лодки.
– Это мой подарок для тебя, – усмехнулся Птицелов. – Может, ты станешь немного сговорчивей? Смотри хорошенько!
– Смотри, смотри, проводник, – крикнул Старик и, сделав комический реверанс, сдернул с фигуры мешок.
Это была Рута.
В глазах Коростеля все помутилось, поплыло, и в тот же миг журавль размахнулся и ударил Яна острым и тяжелым клювом прямо в сердце. Сон замкнулся, и Ян с ужасом почувствовал, как нечто холодное и твердое проникает ему в душу, и душа его зазвенела, словно заледеневшая в одночасье.
Птицелов протянул руку к лицу девушки и с треском сорвал с ее рта ленту. Это был бинт, пропитанный воском, но тогда Коростель этого еще не знал.
Девушка некоторое время шумно и прерывисто дышала, пытаясь восстановить дыхание. Потом она сумрачно взглянула на Яна, и в ее глазах вспыхнула искра узнавания. Она мучительно застонала, и Ян рванулся вперед и, наверное, вырвался бы, если бы его не удержали за плечи верные друзья – Травник и Март.
– Ну, что скажешь, проводник? – хрипло захохотал Старик. – Хорош сюрприз?
– Ключ… – прошипел Птицелов. – Нам нужен только твой ключ. Ты сам повернешь его в нужную сторону, и мы отпустим девчонку… А потом – и тебя, если все получится.
Коростель тихо опустился на землю. Так ложится палый лист, утративший последнюю связь с родной веткой, становясь частью земли, но в этот миг еще не подозревая об этом.
– Не время рассиживаться, – укоризненно буркнул Колдун. – Скоро все изменится, и только от тебя, смертный, зависит ее жизнь.
– От тебя все уходят, друид, – Птицелов смотрел на Травника взглядом, в котором слишком отчетливо сквозила ненависть, которую зорз теперь и не пытался скрывать под одной из своих равнодушных масок. – Знаешь, кто нам преподнес этот подарок?
На другом берегу воины, сгрудившиеся у воды, расступились, и на берег, тяжело и одновременно осторожно, словно ступая по стеклу, вышел… Молчун. Немой друид был бледен как полотно, но только Збышек, самый зоркий в отряде Травника, разглядел странные, лихорадочные проблески в его, казалось бы, потухших глазах. Друид как всегда молчал, как камень, но у этого молчания сейчас уже не было никаких имен.
– Йонас… – прошептал Травник. – Значит, я не ошибался…
– Хозяин, – одними губами тихо проговорил Старик. – Время истекает. Я чувствую холод.
– Да, – очнулся Птицелов, как будто он только что завершил какой-то мучительный спор с самим собой. – Начинайте.
Старик, твердо стоящий в лодке на широко расставленных ногах, даже не стал поворачиваться к воинам. Он просто поднял руку, и в ту же минуту чудь, ильмы и саамы стремглав кинулись в обход озера к избушке.
Ивар громко выругался, тоненько звенькнула тетива арбалета, и стрела засвистела, уносясь к той единственной для него цели, которую сейчас видел в лодке храмовник. Но прежде чем тонкая стальная стрелка-игла пробила грудь Птицелова, удивленно обернувшегося на жужжание смерти, на него коршуном ринулся Старик, закрыл хозяина своим телом и тут же вскрикнул. Арбалетная стрела пробила зорзу шею, и Старик, зашатавшись, рухнул на дно лодки. Птицелов в страхе закричал, как заяц, вытянув перед собой руку, защищаясь.
– А, чтоб тебя! – яростно крикнул Ивар, присовокупив еще парочку крепких односложных выражений, вряд ли бывших широко в ходу у рыцарей-монахов. Он вновь наложил стрелу и быстро прицелился. А воины уже были на полдороги к их маленькой бревенчатой крепости!
Из пальцев Птицелова вылетели пять коротких молний, но они не долетели даже до берега и с шипением ушли в воду. В тот же миг Птицелов схватил отчаянно закричавшую Руту и заслонился ей от разящей стрелы. Травник резко толкнул плечом Ивара, когда он уже спускал тетиву, и последняя арбалетная стрела со свистом ушла высоко в небо.
– Ты что, друид? – обернулся разъяренный храмовник. – Я бы прострелил их обоих! Кто она такая ему, эта девка? Сестра, жена?
– Больше, – покачал головой друид, глядя прямо в бешеные глаза храмовника. – Наверное, это его судьба.
Гребцы дружно налегали на весла, гоня лодку к берегу. Птицелов держал перед собой Руту, заслоняясь ей как щитом. Она умоляюще смотрела на другой берег. Там на траве сидел ее Ян, застывший, как деревянное изваяние. Неужели он ее не видит?
– Я-я-я-н! – закричала Рута, захлебываясь слезами. – Янек!!!
Но он ее не услышал!
Кто-то из гребцов с размаху ударил девушку лопастью весла, и Рута упала, ударившись головой о деревянную лавку. «Янек!» – была ее последняя мысль, перед тем, как девушка лишилась чувств.
«Боже, как холодно!» – думал Коростель, видя, как безнадежно исчезает лодка с Рутой и Птицеловом. Она качалась у него перед глазами, пока не превратилась в маленькую-маленькую точку. «Отчего же так холодно?!» Он сунул руку за пазуху, чтобы согреться, и почувствовал на груди, даже через льняную ткань подаренного Рутой платочка смертельный холод льда.
«Ключ!» – мелькнуло у него в голове. Коростель осторожно вынул мешочек, висевший у него на груди, и развернул его. В руку ему лег Ключ Камерона. Но с ним, видимо, только что, произошло что-то ужасное – ключ был прозрачен. Стальной, слегка заржавленный ключ теперь стал ледяным, и внутри его даже были видны несколько застывших пузырьков воздуха. Холод обжигал Коростелю руку нестерпимо, как огнем. Ян в страхе оглянулся.
Вокруг него бежали какие-то люди с оружием, Травник и Ивар что-то кричали ему, беззвучно разинув темные рты. Но все это сейчас было не важно… не так важно по сравнению с этим жутким ледяным огнем, объявшим его ладонь, в которой лежал ледяной Ключ Камерона. Ян вздохнул и, решившись, поднес ключ к губам.
– Ян! Не смей! Не нужно! – взвизгнула стоящая где-то возле избушки и уже готовая пустить в ход свои боевые заклинания Эгле. Правнучка друидессы почувствовала, как дрожит воздух – столь сильна была сейчас исходящая из руки Яна магия холода. Эгле не знала, что сейчас случится, и была в ужасе от ощущения страшной, неизвестной ей силы, истекающей в воздух над головой Коростеля. Силы, остановить которую уже нельзя.
– Как холодно… прошептал Ян и дохнул на ледяной ключ теплом человека.
Внезапно над его головой послышался страшный скрежет, небо потемнело, но всего лишь на одно мгновение. Перед глазами Коростеля вдруг замелькали видения: бешено крутящиеся спицы деревянного колеса, порядком измазанного придорожной глиной; распростертый на металлическом столе, залитый кровью, но почему-то улыбающийся, изможденный и теперь уже худой человек, из тела которого торчали обрывки странных кожаных трубок, и из них тоже хлестала кровь; еще был кто-то, очень похожий на Книгочея, который тоже улыбался ему какой-то далекой, размытой улыбкой, словно он лежал под водой. И, наконец, перед ним медленно стала открываться высокая деревянная, странно знакомая ему дверь, из-за которой пробивалось ослепительно белое сияние, все в клубах морозного дыма. В тот же миг раздался серебряный звон времени, дверь распахнулась, и Ян увидел отца. Тот молча смотрел на него, но глаза его тоже улыбались, как и у Книгочея, и у Снегиря, и у всех на свете, кто только способен был понять в этом хоть что-нибудь.
В глазах Коростеля все помутилось, видения исчезли, и, странное дело, его руку уже не обжигало холодное нестерпимое пламя. Он увидел, что в его ладони, в маленькой лужице ускользающей воды лежит расколотый на три части старый железный ключ, и его кусочки ползут друг к другу и щекочут руку, как большие майские жуки своими жесткими царапками лапок. Мгновение – и они соединились, ключ снова стал целостным.
Вместе с Гуннаром они залегли за старой трухлявой поленницей, внимательно наблюдая за противоположным берегом озера. Там, на лесной опушке, прятались несколько воинов из союзных северных народов, главным образом, чудь, саамы, ильмы. Зорзы пока не показывались, хотя Травнику показалось, что за кустами у воды мелькнул высокий костлявый силуэт ближайшего подручного Птицелова по прозвищу Старик.
– Вот и пришлось свидеться, – Гуннар поиграл желваками, примерился, сжимая в руках арбалет, который он забрал у Коростеля.
– Ты прежде тоже встречался с зорзами? – сделал вид, что удивился, Травник.
– А ты думаешь, что только у тебя с ними счеты? – ответил ему в тон Гуннар. – Учти, что у моих, пожалуй, хвост подлиннее будет.
– Это у простого-то негоцианта? – усомнился улыбающийся друид.
– Да какая уж там торговля! – в сердцах махнул рукой Гуннар и тут же, чертыхнувшись, спрятал ее за краем поленницы. – Ты уже, наверное, и сам все давно понял.
– Все – не все, а только один твой подгорный приятель чего стоит, – пробормотал друид, осторожно выглядывая из-за укрытия.
– Эй, друиды! – прокричал кто-то с противоположного берега озера. – Есть разговор!
– Чего тебе надо и кто ты? – выкрикнул Травник, одновременно сделав Гуннару знак взять зорза на прицел арбалета. Гуннар на удивление слишком ловко для негоцианта управлялся с любым оружием, в том числе и с таким, как свейский миниатюрный арбалет, требующий немалой сноровки в обращении.
– Мы хотим говорить с вашим проводником, человеком по имени Ян! – откликнулся Лекарь – это был он.
– Наш проводник болен и просил его не беспокоить, – прокричал Травник и явственно услышал с противоположной стороны дома под забором смешок – там хоронился Збышек.
– Если он не выйдет, боли могут усилиться, – заметил зорз, и словно в пику Марту, за озером издевательски захохотали несколько голосов.
– Мы можем и вам поставить пару припарок, – запальчиво вступил в перепалку Март, и Травник неодобрительно покачал головой.
– Среди вас есть Травник? – раздался уже другой, такой знакомый, ироничный и чуть усталый голос. Симеон осторожно выглянул.
Это был Птицелов, но о, духи! – как же он сейчас выглядел! Одежда зорза была разорвана, лицо обожжено, так же, видимо, как и пальцы, которые были перевязаны грязной тряпицей. Было такое впечатление, что зорз только что выбрался из жерла вулкана.
– Хотел бы я знать, кто это ему устроил такую трепку, – пробормотал Травник, выбираясь из-за поленницы и вставая в полный рост.
– Меня зовут Симеон, – крикнул он. – Это специально для тех, кто любит прятаться за моим именем.
– Ты ведь тоже игрок, – сказал Птицелов. Странное дело: он говорил совсем не громко, однако его было хорошо слышно издали. – Поэтому оставим в стороне пустые чувства.
– Оставим, – согласился Травник. – Но скажу тебе вот что. Я долго искал тебя, зорз. И вот ты явился сам. Возможно, это облегчит многие условности наших отношений. Я тебя убью.
– Это наши с тобой счеты, – согласился Птицелов. – Но сейчас я предлагаю сделку.
– Ты же знаешь, я не заключаю сделок с убийцами, – покачал головой Травник.
– Но у меня в руках твой человек, – Птицелов пожал плечами. – И он в очень плохом состоянии.
– Я уже заметил, что брать заложников – это твоя страсть, – ответил Травник. – Это всегда было свойственно диким народам. А ты, без сомнения, принадлежишь к одному из таковых. Самых жестоких и поэтому – самых диких.
– Что ж, – сокрушенно развел руками Птицелов, – родины не выбирают. А вот ты, друид, сейчас можешь сделать выбор. Пока у тебя еще есть такая возможность, – многозначительно добавил он и немного помолчал, давая возможность друиду проникнуться смыслом его слов, который и так лежал на поверхности. Но Травник только молча ждал, а времени у Птицелова было мало – он это уже знал.
– У тебя есть проводник – парень по имени Ян, – сказал зорз. – Не скрою, я ему немного симпатизирую. Не знаю даже, почему! Может быть, оттого, что он не провозглашает высоких истин, а всегда готов пожертвовать собой ради других. Даже тех, – добавил Птицелов со значением, – которые не всегда стоят этой жертвы. А если быть кратким – он мне нужен ненадолго. У него есть одна вещичка, которая мне по-прежнему крайне необходима. Ты знаешь, что это такое.
– Слушаю тебя и удивляюсь, – откликнулся Травник. По озеру прошла сильная рябь, и налетевший ветер сбросил в воду целую флотилию багряных и желтых парусов. В этом году листья еле держались на черешках, и ветры сеяли в островных чащах опустошения. – Ведь ты уже однажды держал в руках Ключ Камерона, и, тем не менее, вернул его нынешнему хозяину. С чего бы это?
– Наверное, не смог тогда удержать, – невесело улыбнулся Птицелов. – Но теперь все изменилось: он нужен мне вместе с парнем. Странно, – добавил он, – только день назад он был у меня в руках, и я мог заполучить и его, и ключ одним движением руки, без всяких обменов и выкупов…
– Видимо, времена действительно меняются, – констатировал друид, явно намекая на растерзанный вид зорза. – Причем гораздо быстрее, чем тебе бы хотелось.
Ответом ему была откровенно злобная улыбка Птицелова.
– Ладно, – зорз справился с собой, вновь нацепив маску ироничного равнодушия. – Хватит болтать! У меня твой друид. Кажется, вы его называли Снегирем. Он еще пока жив. Подчеркиваю – еще пока. Жизнь его будет зависеть от твоего благоразумия. Пусть ко мне придет Ян, и мы выдадим тебе твоего человека. А Ян все равно придет – я в этом не сомневаюсь.
Травник покачал головой.
– У меня действительно мало времени, – быстро и с явным нетерпением тут же сорвался на крик Птицелов. – Поторопись, если хочешь получить своего человека живым.
Травник вновь покачал головой и посмотрел на зорза с сожалением.
– Я не торгую друзьями, – сказал друид. – В таких, как ты любишь выражаться, сделках у меня всегда только одна разменная монета – я сам. Но не думаю, что она тебя устроит, а большего предложить, увы, не могу. Просто не имею права, – поправился друид, и в это время скрипнула ступенька, и в дверях избушки показался Коростель.
Его поддерживала за локоть Эгле, но, выйдя на подворье, Ян осторожно отстранил девушку и пошел к Травнику сам. При этом он слегка пошатывался, как человек, впервые вставший на ноги после долгой и изнурительной болезни. На обоих берегах озера наступила тишина, только в высоких кронах сосен сварливо каркали лесные вороны.
– Я все слышал, – тихо сказал Коростель Травнику. – Я знаю, чего он хочет.
Он несколько секунд молчал, словно прислушиваясь к собственному сердцу.
– Мне очень жаль Казимира, – наконец проговорил он. – Извини меня, Симеон. Но к нему, – Ян кивнул на Птицелова, одиноко стоящего на озерном берегу у самой кромки воды, – к нему я… не пойду. Прости.
– Я это знаю, – ответил Травник, – и не пущу тебя к нему ни за какие блага мира. Помнишь, ты рассказывал о том, как ключ в его руках стал холодным?
Коростель кивнул.
– Я понял, что произошло, – мягко сказал друид. – Это – Ключ от Снега. А Птицелов хочет закрыть на замок уже открытую дверь. Ту, что открыл Снегирь. И ты.
– Как ты догадался? – удивленно посмотрел на него Ян.
– Деревья в лесах желтели слишком быстро, – улыбнулся Травник. – И потом, – он понизил голос, – я тоже иногда вижу наведенные сны.
В глазах Коростеля блеснуло понимание.
– Хорошо, – устало сказал он. – Значит, мне не нужно будет ничего тебе объяснять.
– Да, – шепнул друид. – К сожалению, я видел этот сон лишь после того, как ты говорил со Снегирем. Хотя, если рассуждать здраво, иначе и быть не может, время ведь не течет вспять.
– Иногда идет, Симеон, – покачал головой Коростель, – иногда это бывает.
– Ну, что вы там, идеалисты? – прокричал с того берега Птицелов. – Решили все?
– Ответ будет тот же, – отрезал друид. – Ян Коростель – не твой.
– Тогда все умрут, – закончил Птицелов так, словно он это уже давно решил, и только до последней минуты у него все еще оставались в этом какие-то сомнения.
И вдруг…
– Эй, Сигурд, – послышался негромкий голос с сильным балтским акцентом за спиной Коростеля, и они оба с Травником обернулись. На берегу озера, рядом с ними стоял Гуннар.
– Ты узнаешь меня, Сигурд? – крикнул он, сделав рукой какой-то ироничный приветственный жест.
– Храмовник? – прищурился Птицелов. – Что ты здесь делаешь, Ивар?
И запоздало добавил:
– Разве ты еще жив?
Друиды ошеломленно переглядывались. Ивар Предатель? Хозяин их избушки? Но ведь этого не может быть!
– Странно, что еще жив ты, – недобро усмехнулся Ивар. – Но теперь, думаю, эту досадную оплошность можно будет исправить.
– Это не твоя война, храмовник, – заметил Птицелов, оглядывая нового противника, которого он, явно, знавал прежде.
– Ошибаешься, зорз, – покачал головой Гуннар. – Я много думал, размышлял и в своей печальной истории, представь себе, нашел и твой след. Из всего, что стряслось со мной, слишком уж торчат уши твоего подручного. И я даже знаю, чьи, Сигурд! Он ведь здесь, с тобой?
Птицелов ничего не ответил. Он лишь повернулся и махнул рукой. Тут же двое свирепого вида чудинов вытолкнули из глубины чащи невысокую фигурку, на голову которой был накинут длинный серый мешок. Руки человека были связаны перед собой. Еще несколько чудинов вынесли на плечах лодку и столкнули ее в воду.
– Проклятие! – пробормотал Гуннар-негоциант, Ивар-предатель, Ивар-разведчик, рыцарь-храмовник и еще Бог знает кто. – Они сперли мою лодку!
Птицелов вошел в шаткую деревянную посудину и щелкнул пальцами. Воины немедленно схватили связанного человека, подтащили его к воде и толкнули в лодку. Пленник споткнулся о прибрежный камень, вскрикнул, и Птицелов подхватил его под руки, перехваченные крепким сыромятным ремнем. В этот миг у Яна вдруг кольнуло в сердце. Голос пленника был удивительно высокий. Слишком высокий для мужчины…
Ткач, надежно спрятавшийся в кустах за избушкой, затаил дыхание. Вот оно, возликовал в душе долговязый друид. Развязка и так уже близка, а Птицелов предъявляет еще один козырь!
Вместе с Птицеловом в лодку уселся Старик, на корму легко вскочил Колдун, а двое дюжих ильмов взялись за весла. Через минуту лодка достигла середины озера.
– Ян! – крикнул Птицелов, хотя вполне мог говорить и так – звук на воде, в холодном воздухе распространялся далеко. – Признайся, что ты обманул меня! Со Снегирем у тебя ловко получилось. Думаю, так поступали воители древних времен, ввергая себя в длани ворогов на заклание ради высшей цели, и все такое… Только тогда все было немного по-другому, верно? Героям нечего было терять в этой жизни. А тебе? Тебе есть, за что стоило бы держаться сейчас? Подумай хорошенько!
Журавль медленно отводил голову для удара. За что? – думал Ян, медленно, с трудом, как во сне, поднимая невесомую, ватную руку, чтобы защититься от острого смертоносного клюва. И почему – я?
Птицелов сделал знак Старику, и тот вытолкнул связанную фигуру на нос лодки.
– Это мой подарок для тебя, – усмехнулся Птицелов. – Может, ты станешь немного сговорчивей? Смотри хорошенько!
– Смотри, смотри, проводник, – крикнул Старик и, сделав комический реверанс, сдернул с фигуры мешок.
Это была Рута.
В глазах Коростеля все помутилось, поплыло, и в тот же миг журавль размахнулся и ударил Яна острым и тяжелым клювом прямо в сердце. Сон замкнулся, и Ян с ужасом почувствовал, как нечто холодное и твердое проникает ему в душу, и душа его зазвенела, словно заледеневшая в одночасье.
Птицелов протянул руку к лицу девушки и с треском сорвал с ее рта ленту. Это был бинт, пропитанный воском, но тогда Коростель этого еще не знал.
Девушка некоторое время шумно и прерывисто дышала, пытаясь восстановить дыхание. Потом она сумрачно взглянула на Яна, и в ее глазах вспыхнула искра узнавания. Она мучительно застонала, и Ян рванулся вперед и, наверное, вырвался бы, если бы его не удержали за плечи верные друзья – Травник и Март.
– Ну, что скажешь, проводник? – хрипло захохотал Старик. – Хорош сюрприз?
– Ключ… – прошипел Птицелов. – Нам нужен только твой ключ. Ты сам повернешь его в нужную сторону, и мы отпустим девчонку… А потом – и тебя, если все получится.
Коростель тихо опустился на землю. Так ложится палый лист, утративший последнюю связь с родной веткой, становясь частью земли, но в этот миг еще не подозревая об этом.
– Не время рассиживаться, – укоризненно буркнул Колдун. – Скоро все изменится, и только от тебя, смертный, зависит ее жизнь.
– От тебя все уходят, друид, – Птицелов смотрел на Травника взглядом, в котором слишком отчетливо сквозила ненависть, которую зорз теперь и не пытался скрывать под одной из своих равнодушных масок. – Знаешь, кто нам преподнес этот подарок?
На другом берегу воины, сгрудившиеся у воды, расступились, и на берег, тяжело и одновременно осторожно, словно ступая по стеклу, вышел… Молчун. Немой друид был бледен как полотно, но только Збышек, самый зоркий в отряде Травника, разглядел странные, лихорадочные проблески в его, казалось бы, потухших глазах. Друид как всегда молчал, как камень, но у этого молчания сейчас уже не было никаких имен.
– Йонас… – прошептал Травник. – Значит, я не ошибался…
– Хозяин, – одними губами тихо проговорил Старик. – Время истекает. Я чувствую холод.
– Да, – очнулся Птицелов, как будто он только что завершил какой-то мучительный спор с самим собой. – Начинайте.
Старик, твердо стоящий в лодке на широко расставленных ногах, даже не стал поворачиваться к воинам. Он просто поднял руку, и в ту же минуту чудь, ильмы и саамы стремглав кинулись в обход озера к избушке.
Ивар громко выругался, тоненько звенькнула тетива арбалета, и стрела засвистела, уносясь к той единственной для него цели, которую сейчас видел в лодке храмовник. Но прежде чем тонкая стальная стрелка-игла пробила грудь Птицелова, удивленно обернувшегося на жужжание смерти, на него коршуном ринулся Старик, закрыл хозяина своим телом и тут же вскрикнул. Арбалетная стрела пробила зорзу шею, и Старик, зашатавшись, рухнул на дно лодки. Птицелов в страхе закричал, как заяц, вытянув перед собой руку, защищаясь.
– А, чтоб тебя! – яростно крикнул Ивар, присовокупив еще парочку крепких односложных выражений, вряд ли бывших широко в ходу у рыцарей-монахов. Он вновь наложил стрелу и быстро прицелился. А воины уже были на полдороги к их маленькой бревенчатой крепости!
Из пальцев Птицелова вылетели пять коротких молний, но они не долетели даже до берега и с шипением ушли в воду. В тот же миг Птицелов схватил отчаянно закричавшую Руту и заслонился ей от разящей стрелы. Травник резко толкнул плечом Ивара, когда он уже спускал тетиву, и последняя арбалетная стрела со свистом ушла высоко в небо.
– Ты что, друид? – обернулся разъяренный храмовник. – Я бы прострелил их обоих! Кто она такая ему, эта девка? Сестра, жена?
– Больше, – покачал головой друид, глядя прямо в бешеные глаза храмовника. – Наверное, это его судьба.
Гребцы дружно налегали на весла, гоня лодку к берегу. Птицелов держал перед собой Руту, заслоняясь ей как щитом. Она умоляюще смотрела на другой берег. Там на траве сидел ее Ян, застывший, как деревянное изваяние. Неужели он ее не видит?
– Я-я-я-н! – закричала Рута, захлебываясь слезами. – Янек!!!
Но он ее не услышал!
Кто-то из гребцов с размаху ударил девушку лопастью весла, и Рута упала, ударившись головой о деревянную лавку. «Янек!» – была ее последняя мысль, перед тем, как девушка лишилась чувств.
«Боже, как холодно!» – думал Коростель, видя, как безнадежно исчезает лодка с Рутой и Птицеловом. Она качалась у него перед глазами, пока не превратилась в маленькую-маленькую точку. «Отчего же так холодно?!» Он сунул руку за пазуху, чтобы согреться, и почувствовал на груди, даже через льняную ткань подаренного Рутой платочка смертельный холод льда.
«Ключ!» – мелькнуло у него в голове. Коростель осторожно вынул мешочек, висевший у него на груди, и развернул его. В руку ему лег Ключ Камерона. Но с ним, видимо, только что, произошло что-то ужасное – ключ был прозрачен. Стальной, слегка заржавленный ключ теперь стал ледяным, и внутри его даже были видны несколько застывших пузырьков воздуха. Холод обжигал Коростелю руку нестерпимо, как огнем. Ян в страхе оглянулся.
Вокруг него бежали какие-то люди с оружием, Травник и Ивар что-то кричали ему, беззвучно разинув темные рты. Но все это сейчас было не важно… не так важно по сравнению с этим жутким ледяным огнем, объявшим его ладонь, в которой лежал ледяной Ключ Камерона. Ян вздохнул и, решившись, поднес ключ к губам.
– Ян! Не смей! Не нужно! – взвизгнула стоящая где-то возле избушки и уже готовая пустить в ход свои боевые заклинания Эгле. Правнучка друидессы почувствовала, как дрожит воздух – столь сильна была сейчас исходящая из руки Яна магия холода. Эгле не знала, что сейчас случится, и была в ужасе от ощущения страшной, неизвестной ей силы, истекающей в воздух над головой Коростеля. Силы, остановить которую уже нельзя.
– Как холодно… прошептал Ян и дохнул на ледяной ключ теплом человека.
Внезапно над его головой послышался страшный скрежет, небо потемнело, но всего лишь на одно мгновение. Перед глазами Коростеля вдруг замелькали видения: бешено крутящиеся спицы деревянного колеса, порядком измазанного придорожной глиной; распростертый на металлическом столе, залитый кровью, но почему-то улыбающийся, изможденный и теперь уже худой человек, из тела которого торчали обрывки странных кожаных трубок, и из них тоже хлестала кровь; еще был кто-то, очень похожий на Книгочея, который тоже улыбался ему какой-то далекой, размытой улыбкой, словно он лежал под водой. И, наконец, перед ним медленно стала открываться высокая деревянная, странно знакомая ему дверь, из-за которой пробивалось ослепительно белое сияние, все в клубах морозного дыма. В тот же миг раздался серебряный звон времени, дверь распахнулась, и Ян увидел отца. Тот молча смотрел на него, но глаза его тоже улыбались, как и у Книгочея, и у Снегиря, и у всех на свете, кто только способен был понять в этом хоть что-нибудь.
В глазах Коростеля все помутилось, видения исчезли, и, странное дело, его руку уже не обжигало холодное нестерпимое пламя. Он увидел, что в его ладони, в маленькой лужице ускользающей воды лежит расколотый на три части старый железный ключ, и его кусочки ползут друг к другу и щекочут руку, как большие майские жуки своими жесткими царапками лапок. Мгновение – и они соединились, ключ снова стал целостным.