Страница:
– Когда ты в последний раз трахалась с ним?
Глава 5
Глава 5
ПЕРЕПОЛНЕННЫЙ ОТЕЛЬ
Вы понимаете, что я подразумеваю под невинностью? Из-за того, что Мэттью сразу престал спать со своей подругой, ему и в голову не приходило, что у меня с мужем продолжаются нормальные супружеские отношения. Он просто вышел из себя от боли, ярости и ревности при мысли о том, что я занимаюсь любовью с Френсисом. Я помнила, что испытывала, когда Мэттью ушел с той выставки с Жаклин. Если помножить те мои чувства на некий не столь уж большой коэффициент, я бы тоже, наверное, побелела бы как мел и вышла из себя. И не имело значения, сколь часто я говорила (хотя и мне не хотелось обижать мужа, пусть он этого и не слышал), что мне это не доставляет никакого удовольствия, что меня это страшно напрягает, что я могу думать только о нем, Мэттью. Известие о том, что я одновременно сплю с двумя, потрясло его. Я всегда думала, что из двух полов мужской более романтичный. Женщины на самом деле прагматики. Они просто должны пленять мужчин для того, чтобы выжить.
– Ты с ним кончаешь? – желал он знать. Я хотела сказать, что это запретная тема. Но его бледность заставила меня солгать.
– Нет. Никогда, – твердо ответила я. Но на самом деле кончала, если мысленно отправлялась куда-то еще или представляла себе, что на мне Мэттью, а не Френсис. Несмотря на шок, я понимала, что вслух говорить об этом никак нельзя. Он так переменился, что я испугалась. Не за себя – за него, потому что он тоже вдруг ощутил глубину колодца, в который мы вместе спускались.
– Тогда не уезжай.
– Мэттью, я должна. Если не поеду, Френсис будет или поить– меня зверобоем и говорить со мной тихим, ласковым голосом, или начнет подозревать. Он – адвокат. Я не могу пойти на такой риск.
– Какой риск?
Я уже собиралась сказать: «Разумеется, не могу рушить мою семейную жизнь», – но потом заметила выражение его лица.
– Такой, – ответила я.
И он как-то успокоился. Даже извинился, хотя прощать его было не за что. Так что с уик-эндом вопрос решился. И я знала, что он не будет сидеть и дуться, потому что дел ему хватало. Повидаться с друзьями, обсудить предложения о работе, которые поступили от нескольких организаций, поработать над статьей о новых подходах к перевоспитанию малолетних преступников, отправленных в исправительные заведения, которую его попросили написать. С учетом последнего я даже подумала, что он и мой муж наверняка понравились бы друг другу, перед моим мысленным взором даже возникла странная сценка: мы с Френсисом прогуливаемся по берегу реки, приветствуем идущего навстречу Мэттью кивком, и тут они бросаются друг другу в объятия, словно давно не видевшиеся друзья, а чуть позже мы втроем сидим на травке, они, полностью одетые, о чем-то увлеченно беседуют, а я, голая, сижу между ними, и ни один не обращает на меня ровно никакого внимания. Я решила, что это не самое удачное время, чтобы поделиться этими мыслями с Мэттью, поэтому сказала, что люблю его, оделась и ушла. А потом… наступил тот самый уик-энд.
Френсис и я уехали из Лондона в пятницу, во второй половине дня. Я не смогла повидаться с Мэттью днем раньше, потому, что все утро просидела дома, дожидаясь звонка Джеймса из Кейптауна, а потом встретилась за поздним ленчем с Джоном и Петрой, в конце которого к нам присоединились Френсис и его сестра Джулия (какие же они умные, пришли в ресторан здоровой пищи аккурат к пудингам. Вы обратили внимание, что приверженцев здоровой пищи просто трясет, когда дело доходит до десерта?), после чего мы повезли Джулию к нам домой, потому что, как обычно, на время нашего отъезда в доме оставалась она. Еще одна маленькая традиция, которую я ранее считала даром Господним. Она с радостью проводила в городе несколько дней, а мы попусту не волновались. Ограбление, пусть и единичное, никогда не забывается. После короткого пребывания в Лондоне Джулию вновь начинало тянуть домой, на южное побережье, так что уезжала она с легкой душой. Такой расклад всех вполне устраивал, и в прошлом я всегда встречала Джулию с распростертыми объятиями. Теперь же мне ее приезд решительно не нравился, и я не показала себя радушной хозяйкой. Более того, практически нагрубила ей, когда она позвонила, чтобы подтвердить прежнюю договоренность, спросив в лоб:
– Ты действительно хочешь приехать?
Она хотела и приехала.
Так что и вечером в четверг я не смогла выскользнуть из дома на час-другой. Из-за этого я дергалась, пребывала в дурном настроении и весь вечер бросала на нее такие взгляды, будто видела перед собой исчадие ада. Когда она предложила выпить кофе в саду по случаю теплой погоды, я ответила, что меня бьет озноб и я, пожалуй, пойду ложиться. Часы показывали без десяти девять, уйти из дома незамеченной я не могла, да и не хотела. Но повела себя, как избалованный, капризный ребенок. Я увидела, как от удивления брови у Френсиса поднялись, но он ничего не сказал. Потом Джулия поднялась наверх, всунула голову в комнату и спросила, не обидела ли чем меня. Я спрятала мобильник под одеяло и натянула на лицо ослепительную улыбку. Конечно же, я почувствовала себя виноватой, и мне пришлось потратить немало времени, чтобы убедить ее в обратном. А когда я наконец-то осталась одна, он, наверное, в силу позднего часа, отключил телефон.
Утром в пятницу, в день рождения Френсиса, Джулия после его ухода на работу осталась у нас дома, и я, расстроив ее прошлым вечером, конечно же, не могла оставить бедняжку одну. Мы молча выпили кофе, а потом я отвезла ее в «Питер Джонс», как она и просила. Как же я возненавидела «Питер Джонс»! Отвратительный магазин. Я категорически отказалась съесть привычный кусок морковного торта, и Джулию это так потрясло, что она сказала:
– Я думаю, Френсис прав. Тебе надо отдохнуть…
Эти слова привели меня в чувство и заставили держаться в рамках приличий. И я думала, пока мы обсуждали наряды, пробки на улицах, других покупательниц: вот она, моя нынешняя жизнь – «Питер Джонс», вернисажи, короткие вылазки в Бат, беседы со старушками, сыновья и внуки, медленное, но верное движение вниз по склону, к ждущей внизу могиле… А ведь совсем недавно я так всему этому радовалась, говорила себе, что лучше и быть не может. А теперь?
Джулия что-то говорила о преимуществах хлопчатобумажной ткани над перкалем.
– Я думаю, те наволочки были удачной покупкой.
– Да, – ответила я, думая: «Подушка, подушка, подушка… я хочу быть на его подушке… СЕЙЧАС!»
Сообщения, поступившие на мой мобильник, я повторить не могу. Первое я прочитала в женском туалете, куда зашла перед тем, как мы покинули «Питер Джонс». Они еще сильнее разожгли мою страсть. Мэттью знал, как напомнить о себе. Наволочки, морковный торт сгорели в огне этой страсти… Были и другие, такие же горячие, их я прочитала уже дома.
– Ты что-то раскраснелась, дорогая, – сказала Джулия, когда я вышла из спальни. – С тобой все в порядке?
– Можешь не сомневаться, – заверила я ее, ощущая в кармане мобильник, еще теплый от прикосновений моей руки и уха, и мне казалось, что он, Мэттью, прижимается к моему животу. «Позвони мне», – этими словами заканчивалось каждое сообщение. Я попыталась, но неудачно. Только раз мне удалось оторваться от Джулии, и, конечно же, я сразу набрала его номер, но в этот момент он разговаривал с кем-то еще, так что мне достались только короткие гудки. Иррациональная боль, смертельный страх охватили меня: он разговаривает с Жаклин, просит ее вернуться. В конце концов, я уезжаю с собственным мужем… Я буквально слышала, как он мне это объясняет, и его логика безупречна.
Потом, после полудня, Френсис вернулся домой, и мы начали готовиться к отъезду. Я более не решалась проверить, поступили ли новые сообщения, потому что Френсис все время вертелся рядом. Я не могла позволить себе злиться на него в его день рождения, хотя он и отметил мою нервозность.
– Хочется побыстрее уехать, – объяснила я. Что в принципе соответствовало действительности. Я, однако, продолжала пытаться избежать дружеской компании Джулии и веселого нетерпения Френсиса, чтобы выкроить время на один-единственный звонок по мобильнику. Но тщетно. Наконец, в отчаянии, я сказала, что должна выйти в сад и проверить, как там лилии. Не засохли ли, учитывая стоящую жару. И Френсис, и Джулия как-то странно посмотрели на меня. Но я таки добралась до лилий, уже достала мобильник и начала набирать номер, с гулко бьющимся сердцем, довольная тем, что мои усилия увенчались-таки успехом, когда над забором появилась голова соседки, Полли Сейведж.
– А я думала, вы уже уехали…
Я подпрыгнула от неожиданности, потому что все мое внимание сосредоточилось на телефоне, отшатнулась и чуть не упала на влажные и всем довольные лилии. Неудивительно, что Френсис и Джулия так странно посмотрели на меня. Утром-то прошел сильный дождь.
Поверьте мне, человек и представить себе не может, насколько открыта для других его жизнь, если только вдруг не начинает стремиться к уединению. Я пошла в гардеробную на первом этаже, последний шанс, мы уже собирались уезжать, так Френсис вернулся в дом, чтобы взять забытую видеокамеру, и я знала, если он услышит, как я говорю сама с собой, после инцидента с лилиями меня ждет прямая дорога в больницу, а не на курорт. Когда же он ушел к машине, а я задержалась на минутку, сказав, что сейчас приду, нужный мне абонент оказался вне зоны связи. Вот так мы и уехали. Джулия помахала нам ручкой от ворот, велела ему заботиться обо мне. Я же заставила себя улыбнуться ей на прощание. Невозможно представить себе, насколько открыта твоя жизнь, пока…
– Я с нетерпением ждал этого уик-энда, – прервал Френсис мои размышления, когда мы выехали на автостраду.
– Я тоже, – голосом умирающей ответила я. Должно быть, такой же энтузиазм слышался и в голосе Марии Антуанетты, когда ее везли на казнь.
– Если хочешь, мы можем свернуть с автострады и поехать медленнее.
– Нет-нет, давай поскорее доберемся туда.
Почему-то в голове засела мысль: чем быстрее мы приедем, тем быстрее все и закончится. Возможно, я и выглядела, как Мария Антуанетта, идущая на казнь. Френсис спросил, в порядке ли я, а я, скрипя зубами, ответила, что на седьмом небе от счастья, при этом глядя прямо перед собой. Он дернул ртом и замолчал. Дурной знак. Я чувствовала, что должна поговорить с Мэттью, или прочитать его сообщение, или… контакт с ним требовался мне, как наркоману – доза.
В конце концов, я попросила остановиться на площадке отдыха, тут же бросилась в туалет, набрала номер, но нужный мне абонент по-прежнему находился вне зоны связи. Не было и новых сообщений. Так что мне не оставалось ничего другого, как вернуться к моему шестидесятилетнему мужу. Что я испытывала в тот момент? Словами не передать. На земле угодила в ад. Жаклин? Я пришла в ужас от мысли, что могу его потерять.
– Все хорошо… там? – участливо осведомился Френсис.
– Да, конечно.
– Ты просто долго отсутствовала.
– Месячные, знаешь ли.
– Они же закончились только на прошлой неделе. Ты уверена, что с тобой все в порядке?
В голосе звучала только искренняя озабоченность и доброта.
Я забыла. Я воспользовалась этим предлогом, чтобы избежать секса с Френсисом после той вспышки Мэттью. О Господи. Как я все это ненавидела.
– Может, тебе стоит заглянуть в доктору Роуву?
– Все у меня нормально. Возможно, дала себя знать вчерашняя чечевичная похлебка. Теперь все хорошо.
– Слушай, ты всегда можешь обратиться к Тиму.
– Я в порядке… – вновь с зубовным скрежетом. – Все отлично.
Он что-то положил мне на колени.
– Хорошо, потому что вот тебе мой подарок. С днем рождения!
Я раскрыла конверт. Два билета на «Волшебную флейту» на следующий вечер. Три месяца назад я была бы в экстазе. Теперь, после Мэттью, ничего не чувствовала. Какая радость идти слушать Моцарта, если в это время я могла бы сидеть обнаженной с любовником в его маленькой квартире в Паддингтоне.
– Как мило, – ответила я.
– Гм-м. Я думаю, тебе надо подъехать к доктору Роуву. – И тут он понизил голос, словно в машине, Кроме нас, сидела дюжина шпионов. – Или ты думаешь, что причина в климаксе…
Но мне в голову пришла совсем другая мысль. Месячными я прикрывалась так часто, что, будь они настоящими, мне бы давно уже потребовалось переливание крови. Да и вообще понятия не имела, когда же они в действительности придут. В последнее время регулярностью они не отличались, спасибо приближающемуся климаксу. И вообще я не слишком-то от них страдала, разве что приходилось держать под рукой прокладки или тампоны. Но теперь в голове сверкнула безумная, дикая, глупая, невозможная мысль: а вдруг я беременна! Последний раз такое случилось очень давно. О Господи. Я оглядела площадку отдыха. И мне показалось, что во всех машинах детские сиденья. Нет, этого не могло быть, просто не могло… О, да только могло. При сексе такого накала да в таких количествах… еще как могло.
До появления Мэттью я была здравомыслящей женщиной. Когда доктор Роув порекомендовал мне перейти с противозачаточных таблеток на колпачок, прогестерон обладает нежелательными побочными эффектами, я так и поступила. В конце концов вероятность нежелательной беременности, равная полутора процентам, не причина для беспокойства. И потом спала я исключительно с законным мужем. Если б что-то и случилось… что ж, мы могли пойти на такой риск. Но едва ли что-то могло произойти. Тогда. Но теперь я только пять недель регулярно принимала противозачаточные таблетки. За это время по количеству coitus non interruptus [24]я превзошла шлюх целого портового борделя. И, давайте уж смотреть правде в лицо, на начальном этапе божественного любовного романа необходимость мер предохранения как-то забывается. О, о, о. Я смотрела на окружавшие нас хэтчбеки, молилась, все более убеждаясь в том, что уже стала будущей матерью, а уж за этой мыслью возникла необходимость вновь посетить туалет.
– Схожу еще разочек, – сказала я Френсису. – Чтобы убедиться, что не осталось ничего лишнего.
– Только поторопись. – Что еще он мог сказать?
В туалете я несколько раз глубоко вдохнула и крепко задумалась. Беременна? Возможно, да. Я прикоснулась к грудям. Пока мягкие. И… я расцветала во все прошлые беременности. Я чуть не расплакалась. Кто уж там ни правил Вселенной, он, безусловно, знал, как наказывать за прелюбодеяние, и тут же почему-то подумала, а осталась ли у нас дома детская кроватка? К счастью, эта мысль пришла мне в кабинке туалета, а не на переднем сиденье автомобиля. Там бы я точно разрыдалась. Итог получался печальным: я беременна и не спала с мужем несколько недель. Даже у Френсиса, который бесконечно доверял мне, могли возникнуть вопросы. И тут меня осенило.
Я метнулась к нашему автомобилю, буквально прыгнула на переднее сиденье, ослепительно и, хотелось надеяться, соблазнительно улыбнулась Френсису.
– Мне не терпится добраться до постели.
На его лице отразилось разочарование.
– Опять устала? – спросил он.
– Отнюдь. Наоборот, чувствую прилив сил. Огромный прилив.
– Что ж. – В голосе Френсиса слышалось предвкушение радостного события. – Тим и Шарлотта приедут после семи. А сейчас только начало шестого. Так что… мы можем пойти навстречу желаниям леди.
– Отлично, – кивнула я. – Просто отлично.
Если я беременна, говорила логика, тогда мне удастся убедить мужа, что ребенок его. Видите, что я имела в виду, толкуя про обман? Он у нас в крови. Однако к энтузиазму, звучащему в моем голосе, примешивались потки отчаяния, свойственные человеку, всходящему на эшафот. Но Френсис сиял. Поставил кассету Брайана Ферри «Давай приникнем друг к другу». И отбивал ритм на руле. Запись этого альбома мальчики подарили ему несколько лет назад, чтобы подбодрить его. Он послушно ставил эту кассету, и, похоже, она начала ему нравиться. Даже начал подпевать, очень радостно, отчего мне становилось все тоскливее. К тому времени, когда мы выехали с площадки отдыха и влились в плотный люток транспорта, к горлу подкатывала тошнота, еще больше убеждая меня в том, что я беременна. Что ж, с тошнотой или без оной, будет возражать Мэттью или нет, я намеревалась как можно быстрее заняться сексом со своим мужем, чтобы снять все вопросы. Неудивительно, что Генрих VIII избавился от пяти жен. Скорее всего, та же участь постигла бы и шестую, если бы сифилис не отправил его к праотцам.
«Король Эдуард» – великолепный отель. Огромный, роскошный, какие обожают американцы. Опять же благодаря нашим заокеанским кузенам в нем качественная сантехника и достаточно вымуштрованный персонал. Если ты поворачиваешь соответствующий рычажок, потому что хочешь принять душ, вода льется не из крана, а из душа. Если ты вызываешь официанта из бюро обслуживания, он прибывает с улыбкой на лице. Мы останавливались в этом отеле и раньше, но на этот раз Френсис снял люкс. На самом верхнем этаже, вдали от транспортного шума, с прекрасным видом на монастырь. Я сразу пошла в ванную под предлогом, что должна подготовиться к любовным забавам. Проверила сообщения. Пришло одно: «Я тебя люблю. Мне тебя недостает». Я почувствовала безмерное облегчение. Никаких «Где тебя носит? Почему не позвонила? Между нами все кончено». Слава Богу, он внял голосу разума. Пока эти мысли проносились у меня в голове, я услышала, как хлопнула пробка, вылетевшая из бутылки шампанского. Френсис тоже готовился к любовным забавам.
Мы сменили одежду на халаты, сели у окна, маленькими глотками потягивали шампанское и смотрели на залитый золотым, солнечным светом монастырь. Мне очень хотелось, чтобы его увидел и Мэттью.
– Красиво. – Френсис поглаживал мое колено.
Я скрипнула зубами, плотно их сжала, Господи, чего я только с ними не делала, и чуть не отпрянула назад, но тут же подумала: «Не дергайся, сосредоточься на том, что скоро станешь матерью…»
Мы начали заниматься любовью. По правде говоря, отвращения у меня это не вызывало: действительно, Френсис такой близкий, такой счастливый, да и опыта ему хватало. И тут зазвонил телефон. В семейной жизни на телефонные звонки принято отвечать, даже занимаясь любовью. Я взяла трубку, потому что лежала ближе. Голос с легким иностранным акцентом сообщил, что на мое имя прибыли цветы и можно ли их занести в номер.
– Нет, – ответила я. – Попозже.
– Что попозже? – спросил Френсис, лежавший рядом со мной, словно мир, в котором мы пребывали мужем и женой, ни на йоту не изменился, оставался таким же тихим и покойным.
– Что-то насчет обеда. Вообще-то…
Если цветы – его идея, полчаса роли не играли. Но если нет…
И мы продолжили. Шампанское, полумрак, белые простыни, шелковое покрывало. Все как надо, только не тот мужчина.
А потом – стук в дверь.
– Не открывай, – попросила я, надеясь, что в голос не проникла тревога. Если цветы, я пропала.
Постучали громче.
Еще громче.
Френсис вылез из кровати, надел халат, вышел в маленькую гостиную, открыл дверь. Тот же голос с иностранным акцентом объявил, что принес цветы, присланные миссис Холмс. Френсис что-то ответил, его отнесло в сторону, цветы пронесли через гостиную в спальню, где ждала я, прикрывшись шелковым покрывалом, в чем мать родила и лишившись дара речи. Потому что принес цветы Мэттью.
Мэттью…
Одному Богу известно, где он взял этот костюм, столь уместный для роли, которую играл. Даже с галстуком в сине-белую полоску.
– Мадам. – Он низко поклонился и поставил корзину (Боже, кто мог составить такой жуткий букет?) рядом с кроватью. Его закаменевшее лицо не выдавало никаких эмоций, глаза превратились в две синие ледышки. Я сделала вид, что дремлю. Все равно ничего не могла сказать, потому что в дверях возник изумленный Френсис. Приоткрыла глаза, чтобы посмотреть на Мэттью. Никогда не видела, чтобы у него так блестели глаза. В них читалась угроза, и я даже испугалась, что сейчас он врежет Френсису в челюсть и сделает что-то ужасное. Он лишь вновь поклонился.
– Премного сожалею, мадам, – услышала я. – Если вам и в дальнейшем потребуется содействие. – И он протянул мне визитную карточку.
Здорово он все сделал. Совершенно естественно. Да только ни один сотрудник отеля никогда не вошел бы в спальню без приглашения, даже с цветами. Полагаю, не зря гласит народная мудрость: держись уверенно, и тебе, возможно, все сойдет с рук. Френсис, конечно, начал наливаться гневом. Но едва он успел сказать «Если это все…», как Мэттью повернулся и тем же твердым шагом вышел из спальни и из номера. Я сунула визитную карточку под подушку.
Френсис двинулся за Мэттью, чтобы убедиться в его уходе.
– Черт знает что, – пробормотал он, как только хлопнула дверь. Но если у Френсиса возникли какие-то подозрения, он решил не раздумывать над ними. Сразу вернулся к кровати. – Что ж. – Он коснулся оранжевой гвоздики, приткнувшейся рядом с зеленью. – Кто-то приехал в город. От кого цветы?
Он взял маленький конверт, достал белый прямоугольник с нарисованными на нем цветами и надписью «В гармонии любви» над ними.
– От всех из номера 12а, – прочитал он. Посмотрел на меня, пожал плечами.
– Моя тетушка Лайза. – У меня нашелся дежурный ответ. – Благослови ее, Господи.
– А кто эти все? – спросил он.
– Кошки.
Меня следовало взять на работу в МИ-5. [25]Френсис простил вульгарность букета.
– Жаль, что она не может встретиться со мной. Похоже, очень милая старушка. Наверное, чувствует, что ее дни сочтены… отсюда и такая привязанность к тебе. – Он щелкнул пальцем по розовому бутону. Посмотрел на-белый прямоугольник и улыбнулся. – Тут она, правда, что-то напутала. – И постучал пальцем по словам «В гармонии любви».
Несмотря на злость и страх разоблачения, я любила Мэттью за эту выходку. Его стараниями почувствовала себя молодой и бесстрашной. Точно так же ведет себя ребенок, когда знает, что задумал что-то опасное, но все равно доводит дело до конца.
– Так на чем мы остановились? – спросил мой муж.
И рассмеялся. Я попыталась поддержать его. Получилось, как у старушки Марии, увидевшей, что палач порезал палец, проверяя остроту лезвия. Мэттью не просто был в отеле, он в любой момент мог снова ворваться в наш люкс. И порушить мою семейную жизнь. Но злость на него ушла, осталась одна любовь. Как он все спланировал, как мастерски исполнил, загнал «Волшебную флейту» в тень. Но тут злость перешла в контрнаступление, оттеснила любовь, и мне уже хотелось выскочить из люкса вслед за ним, найти и спросить, а какое, собственно, он имел право рушить мою семью? На что он, конечно же, ответил бы очевидным вопросом: «Какую семью?»
Я пошла единственно возможным путем: выпила еще бокал шампанского и довела наши любовные игры до логического завершения. Нисколько не волнуясь. Должно быть, потому, что сбросила трубку с рычага. С тем чтобы следующие полчаса нам никто не мешал своими дурацкими звонками.
Мы жили в люксе номер 505. На визитной карточке, которую дал мне Мэттью, стояло число 215. По крайней мере, он поселился не по соседству. И даже не в нашем коридоре. Господи, ну почему Кэрол решила умереть? И теперь я не могу даже посоветоваться с ней. А она так мне нужна! И не только потому, что без нее мне некому рассказать об этой безумной сцене из театра абсурда, которую разыграл мой любовник в этом самом отеле, на глазах моего мужа, а нужна вообще, часто, ибо мне хотелось рассказать близкому человеку о том, каково это – находиться в состоянии влюбленности. Хотелось поделиться шутками, нюансами, всякой мелочевкой, которые женщины рассказывают друг другу. Не о размере инструмента мужчины, не о том, сколько раз за ночь, а что является интересным, пусть и не составляет главного. Ни одна женщина не может назвать другую верной подругой, если они не просидели вместе как минимум месяц, обсуждая привычки нового мужчины, его слова, сказанные по тому или иному поводу, ямочку, появлявшуюся на его щеке, когда он глубоко задумывался, его умение носить желтое – редкое качество, доложу я вам, – мой ответ вчера вечером, когда он сказал мне, что мы… И так далее, и так далее, и так далее, а у меня не было ни единого человека, которому я могла бы доверять. И прежде всего не могла доверять сестре, с горечью подумала я, хотя этим самым человеком следовало быть именно ей. Ни одного. Изоляция плодит собственных демонов. И ни один из них не мог предложить независимое мнение, взгляд со стороны. Демоны сводили меня с ума, но не обещали каких-то решений. Во всяком случае, достойных рассмотрения.
Когда Френсис еще обнимал меня, а мы благодарили друг друга и ласково поглаживали, меня вдруг начало трясти. Мэттью Тодд остановился в том же отеле, что я с мужем и двое наших лучших друзей. Он побывал в этой самой спальне, прошел в нее мимо моего мужа, увидел меня в положении, которое трактовалось однозначно: мне так хотелось залезть в штаны к моему мужу, что мы занялись этим,как только коридорный поставил багаж и закрыл за собой дверь. Меня затрясло сильнее. Мне потребовалось много времени, чтобы успокоить Мэттью после того, как до него дошло, что жена, у которой появился любовник, по-прежнему должна спать со своим мужем… а тут он увидел все вживую. Я просто хотела умереть. Лечь на спину и сказать: «Ладно, судьба, я сдаюсь. Забирай меня. Я – твоя. Просто не знаю, как жить дальше». Он в отеле, он опасен, может сделать все, что угодно… и где-то в душе я хотела, чтобы сделал.
– Ты с ним кончаешь? – желал он знать. Я хотела сказать, что это запретная тема. Но его бледность заставила меня солгать.
– Нет. Никогда, – твердо ответила я. Но на самом деле кончала, если мысленно отправлялась куда-то еще или представляла себе, что на мне Мэттью, а не Френсис. Несмотря на шок, я понимала, что вслух говорить об этом никак нельзя. Он так переменился, что я испугалась. Не за себя – за него, потому что он тоже вдруг ощутил глубину колодца, в который мы вместе спускались.
– Тогда не уезжай.
– Мэттью, я должна. Если не поеду, Френсис будет или поить– меня зверобоем и говорить со мной тихим, ласковым голосом, или начнет подозревать. Он – адвокат. Я не могу пойти на такой риск.
– Какой риск?
Я уже собиралась сказать: «Разумеется, не могу рушить мою семейную жизнь», – но потом заметила выражение его лица.
– Такой, – ответила я.
И он как-то успокоился. Даже извинился, хотя прощать его было не за что. Так что с уик-эндом вопрос решился. И я знала, что он не будет сидеть и дуться, потому что дел ему хватало. Повидаться с друзьями, обсудить предложения о работе, которые поступили от нескольких организаций, поработать над статьей о новых подходах к перевоспитанию малолетних преступников, отправленных в исправительные заведения, которую его попросили написать. С учетом последнего я даже подумала, что он и мой муж наверняка понравились бы друг другу, перед моим мысленным взором даже возникла странная сценка: мы с Френсисом прогуливаемся по берегу реки, приветствуем идущего навстречу Мэттью кивком, и тут они бросаются друг другу в объятия, словно давно не видевшиеся друзья, а чуть позже мы втроем сидим на травке, они, полностью одетые, о чем-то увлеченно беседуют, а я, голая, сижу между ними, и ни один не обращает на меня ровно никакого внимания. Я решила, что это не самое удачное время, чтобы поделиться этими мыслями с Мэттью, поэтому сказала, что люблю его, оделась и ушла. А потом… наступил тот самый уик-энд.
Френсис и я уехали из Лондона в пятницу, во второй половине дня. Я не смогла повидаться с Мэттью днем раньше, потому, что все утро просидела дома, дожидаясь звонка Джеймса из Кейптауна, а потом встретилась за поздним ленчем с Джоном и Петрой, в конце которого к нам присоединились Френсис и его сестра Джулия (какие же они умные, пришли в ресторан здоровой пищи аккурат к пудингам. Вы обратили внимание, что приверженцев здоровой пищи просто трясет, когда дело доходит до десерта?), после чего мы повезли Джулию к нам домой, потому что, как обычно, на время нашего отъезда в доме оставалась она. Еще одна маленькая традиция, которую я ранее считала даром Господним. Она с радостью проводила в городе несколько дней, а мы попусту не волновались. Ограбление, пусть и единичное, никогда не забывается. После короткого пребывания в Лондоне Джулию вновь начинало тянуть домой, на южное побережье, так что уезжала она с легкой душой. Такой расклад всех вполне устраивал, и в прошлом я всегда встречала Джулию с распростертыми объятиями. Теперь же мне ее приезд решительно не нравился, и я не показала себя радушной хозяйкой. Более того, практически нагрубила ей, когда она позвонила, чтобы подтвердить прежнюю договоренность, спросив в лоб:
– Ты действительно хочешь приехать?
Она хотела и приехала.
Так что и вечером в четверг я не смогла выскользнуть из дома на час-другой. Из-за этого я дергалась, пребывала в дурном настроении и весь вечер бросала на нее такие взгляды, будто видела перед собой исчадие ада. Когда она предложила выпить кофе в саду по случаю теплой погоды, я ответила, что меня бьет озноб и я, пожалуй, пойду ложиться. Часы показывали без десяти девять, уйти из дома незамеченной я не могла, да и не хотела. Но повела себя, как избалованный, капризный ребенок. Я увидела, как от удивления брови у Френсиса поднялись, но он ничего не сказал. Потом Джулия поднялась наверх, всунула голову в комнату и спросила, не обидела ли чем меня. Я спрятала мобильник под одеяло и натянула на лицо ослепительную улыбку. Конечно же, я почувствовала себя виноватой, и мне пришлось потратить немало времени, чтобы убедить ее в обратном. А когда я наконец-то осталась одна, он, наверное, в силу позднего часа, отключил телефон.
Утром в пятницу, в день рождения Френсиса, Джулия после его ухода на работу осталась у нас дома, и я, расстроив ее прошлым вечером, конечно же, не могла оставить бедняжку одну. Мы молча выпили кофе, а потом я отвезла ее в «Питер Джонс», как она и просила. Как же я возненавидела «Питер Джонс»! Отвратительный магазин. Я категорически отказалась съесть привычный кусок морковного торта, и Джулию это так потрясло, что она сказала:
– Я думаю, Френсис прав. Тебе надо отдохнуть…
Эти слова привели меня в чувство и заставили держаться в рамках приличий. И я думала, пока мы обсуждали наряды, пробки на улицах, других покупательниц: вот она, моя нынешняя жизнь – «Питер Джонс», вернисажи, короткие вылазки в Бат, беседы со старушками, сыновья и внуки, медленное, но верное движение вниз по склону, к ждущей внизу могиле… А ведь совсем недавно я так всему этому радовалась, говорила себе, что лучше и быть не может. А теперь?
Джулия что-то говорила о преимуществах хлопчатобумажной ткани над перкалем.
– Я думаю, те наволочки были удачной покупкой.
– Да, – ответила я, думая: «Подушка, подушка, подушка… я хочу быть на его подушке… СЕЙЧАС!»
Сообщения, поступившие на мой мобильник, я повторить не могу. Первое я прочитала в женском туалете, куда зашла перед тем, как мы покинули «Питер Джонс». Они еще сильнее разожгли мою страсть. Мэттью знал, как напомнить о себе. Наволочки, морковный торт сгорели в огне этой страсти… Были и другие, такие же горячие, их я прочитала уже дома.
– Ты что-то раскраснелась, дорогая, – сказала Джулия, когда я вышла из спальни. – С тобой все в порядке?
– Можешь не сомневаться, – заверила я ее, ощущая в кармане мобильник, еще теплый от прикосновений моей руки и уха, и мне казалось, что он, Мэттью, прижимается к моему животу. «Позвони мне», – этими словами заканчивалось каждое сообщение. Я попыталась, но неудачно. Только раз мне удалось оторваться от Джулии, и, конечно же, я сразу набрала его номер, но в этот момент он разговаривал с кем-то еще, так что мне достались только короткие гудки. Иррациональная боль, смертельный страх охватили меня: он разговаривает с Жаклин, просит ее вернуться. В конце концов, я уезжаю с собственным мужем… Я буквально слышала, как он мне это объясняет, и его логика безупречна.
Потом, после полудня, Френсис вернулся домой, и мы начали готовиться к отъезду. Я более не решалась проверить, поступили ли новые сообщения, потому что Френсис все время вертелся рядом. Я не могла позволить себе злиться на него в его день рождения, хотя он и отметил мою нервозность.
– Хочется побыстрее уехать, – объяснила я. Что в принципе соответствовало действительности. Я, однако, продолжала пытаться избежать дружеской компании Джулии и веселого нетерпения Френсиса, чтобы выкроить время на один-единственный звонок по мобильнику. Но тщетно. Наконец, в отчаянии, я сказала, что должна выйти в сад и проверить, как там лилии. Не засохли ли, учитывая стоящую жару. И Френсис, и Джулия как-то странно посмотрели на меня. Но я таки добралась до лилий, уже достала мобильник и начала набирать номер, с гулко бьющимся сердцем, довольная тем, что мои усилия увенчались-таки успехом, когда над забором появилась голова соседки, Полли Сейведж.
– А я думала, вы уже уехали…
Я подпрыгнула от неожиданности, потому что все мое внимание сосредоточилось на телефоне, отшатнулась и чуть не упала на влажные и всем довольные лилии. Неудивительно, что Френсис и Джулия так странно посмотрели на меня. Утром-то прошел сильный дождь.
Поверьте мне, человек и представить себе не может, насколько открыта для других его жизнь, если только вдруг не начинает стремиться к уединению. Я пошла в гардеробную на первом этаже, последний шанс, мы уже собирались уезжать, так Френсис вернулся в дом, чтобы взять забытую видеокамеру, и я знала, если он услышит, как я говорю сама с собой, после инцидента с лилиями меня ждет прямая дорога в больницу, а не на курорт. Когда же он ушел к машине, а я задержалась на минутку, сказав, что сейчас приду, нужный мне абонент оказался вне зоны связи. Вот так мы и уехали. Джулия помахала нам ручкой от ворот, велела ему заботиться обо мне. Я же заставила себя улыбнуться ей на прощание. Невозможно представить себе, насколько открыта твоя жизнь, пока…
– Я с нетерпением ждал этого уик-энда, – прервал Френсис мои размышления, когда мы выехали на автостраду.
– Я тоже, – голосом умирающей ответила я. Должно быть, такой же энтузиазм слышался и в голосе Марии Антуанетты, когда ее везли на казнь.
– Если хочешь, мы можем свернуть с автострады и поехать медленнее.
– Нет-нет, давай поскорее доберемся туда.
Почему-то в голове засела мысль: чем быстрее мы приедем, тем быстрее все и закончится. Возможно, я и выглядела, как Мария Антуанетта, идущая на казнь. Френсис спросил, в порядке ли я, а я, скрипя зубами, ответила, что на седьмом небе от счастья, при этом глядя прямо перед собой. Он дернул ртом и замолчал. Дурной знак. Я чувствовала, что должна поговорить с Мэттью, или прочитать его сообщение, или… контакт с ним требовался мне, как наркоману – доза.
В конце концов, я попросила остановиться на площадке отдыха, тут же бросилась в туалет, набрала номер, но нужный мне абонент по-прежнему находился вне зоны связи. Не было и новых сообщений. Так что мне не оставалось ничего другого, как вернуться к моему шестидесятилетнему мужу. Что я испытывала в тот момент? Словами не передать. На земле угодила в ад. Жаклин? Я пришла в ужас от мысли, что могу его потерять.
– Все хорошо… там? – участливо осведомился Френсис.
– Да, конечно.
– Ты просто долго отсутствовала.
– Месячные, знаешь ли.
– Они же закончились только на прошлой неделе. Ты уверена, что с тобой все в порядке?
В голосе звучала только искренняя озабоченность и доброта.
Я забыла. Я воспользовалась этим предлогом, чтобы избежать секса с Френсисом после той вспышки Мэттью. О Господи. Как я все это ненавидела.
– Может, тебе стоит заглянуть в доктору Роуву?
– Все у меня нормально. Возможно, дала себя знать вчерашняя чечевичная похлебка. Теперь все хорошо.
– Слушай, ты всегда можешь обратиться к Тиму.
– Я в порядке… – вновь с зубовным скрежетом. – Все отлично.
Он что-то положил мне на колени.
– Хорошо, потому что вот тебе мой подарок. С днем рождения!
Я раскрыла конверт. Два билета на «Волшебную флейту» на следующий вечер. Три месяца назад я была бы в экстазе. Теперь, после Мэттью, ничего не чувствовала. Какая радость идти слушать Моцарта, если в это время я могла бы сидеть обнаженной с любовником в его маленькой квартире в Паддингтоне.
– Как мило, – ответила я.
– Гм-м. Я думаю, тебе надо подъехать к доктору Роуву. – И тут он понизил голос, словно в машине, Кроме нас, сидела дюжина шпионов. – Или ты думаешь, что причина в климаксе…
Но мне в голову пришла совсем другая мысль. Месячными я прикрывалась так часто, что, будь они настоящими, мне бы давно уже потребовалось переливание крови. Да и вообще понятия не имела, когда же они в действительности придут. В последнее время регулярностью они не отличались, спасибо приближающемуся климаксу. И вообще я не слишком-то от них страдала, разве что приходилось держать под рукой прокладки или тампоны. Но теперь в голове сверкнула безумная, дикая, глупая, невозможная мысль: а вдруг я беременна! Последний раз такое случилось очень давно. О Господи. Я оглядела площадку отдыха. И мне показалось, что во всех машинах детские сиденья. Нет, этого не могло быть, просто не могло… О, да только могло. При сексе такого накала да в таких количествах… еще как могло.
До появления Мэттью я была здравомыслящей женщиной. Когда доктор Роув порекомендовал мне перейти с противозачаточных таблеток на колпачок, прогестерон обладает нежелательными побочными эффектами, я так и поступила. В конце концов вероятность нежелательной беременности, равная полутора процентам, не причина для беспокойства. И потом спала я исключительно с законным мужем. Если б что-то и случилось… что ж, мы могли пойти на такой риск. Но едва ли что-то могло произойти. Тогда. Но теперь я только пять недель регулярно принимала противозачаточные таблетки. За это время по количеству coitus non interruptus [24]я превзошла шлюх целого портового борделя. И, давайте уж смотреть правде в лицо, на начальном этапе божественного любовного романа необходимость мер предохранения как-то забывается. О, о, о. Я смотрела на окружавшие нас хэтчбеки, молилась, все более убеждаясь в том, что уже стала будущей матерью, а уж за этой мыслью возникла необходимость вновь посетить туалет.
– Схожу еще разочек, – сказала я Френсису. – Чтобы убедиться, что не осталось ничего лишнего.
– Только поторопись. – Что еще он мог сказать?
В туалете я несколько раз глубоко вдохнула и крепко задумалась. Беременна? Возможно, да. Я прикоснулась к грудям. Пока мягкие. И… я расцветала во все прошлые беременности. Я чуть не расплакалась. Кто уж там ни правил Вселенной, он, безусловно, знал, как наказывать за прелюбодеяние, и тут же почему-то подумала, а осталась ли у нас дома детская кроватка? К счастью, эта мысль пришла мне в кабинке туалета, а не на переднем сиденье автомобиля. Там бы я точно разрыдалась. Итог получался печальным: я беременна и не спала с мужем несколько недель. Даже у Френсиса, который бесконечно доверял мне, могли возникнуть вопросы. И тут меня осенило.
Я метнулась к нашему автомобилю, буквально прыгнула на переднее сиденье, ослепительно и, хотелось надеяться, соблазнительно улыбнулась Френсису.
– Мне не терпится добраться до постели.
На его лице отразилось разочарование.
– Опять устала? – спросил он.
– Отнюдь. Наоборот, чувствую прилив сил. Огромный прилив.
– Что ж. – В голосе Френсиса слышалось предвкушение радостного события. – Тим и Шарлотта приедут после семи. А сейчас только начало шестого. Так что… мы можем пойти навстречу желаниям леди.
– Отлично, – кивнула я. – Просто отлично.
Если я беременна, говорила логика, тогда мне удастся убедить мужа, что ребенок его. Видите, что я имела в виду, толкуя про обман? Он у нас в крови. Однако к энтузиазму, звучащему в моем голосе, примешивались потки отчаяния, свойственные человеку, всходящему на эшафот. Но Френсис сиял. Поставил кассету Брайана Ферри «Давай приникнем друг к другу». И отбивал ритм на руле. Запись этого альбома мальчики подарили ему несколько лет назад, чтобы подбодрить его. Он послушно ставил эту кассету, и, похоже, она начала ему нравиться. Даже начал подпевать, очень радостно, отчего мне становилось все тоскливее. К тому времени, когда мы выехали с площадки отдыха и влились в плотный люток транспорта, к горлу подкатывала тошнота, еще больше убеждая меня в том, что я беременна. Что ж, с тошнотой или без оной, будет возражать Мэттью или нет, я намеревалась как можно быстрее заняться сексом со своим мужем, чтобы снять все вопросы. Неудивительно, что Генрих VIII избавился от пяти жен. Скорее всего, та же участь постигла бы и шестую, если бы сифилис не отправил его к праотцам.
«Король Эдуард» – великолепный отель. Огромный, роскошный, какие обожают американцы. Опять же благодаря нашим заокеанским кузенам в нем качественная сантехника и достаточно вымуштрованный персонал. Если ты поворачиваешь соответствующий рычажок, потому что хочешь принять душ, вода льется не из крана, а из душа. Если ты вызываешь официанта из бюро обслуживания, он прибывает с улыбкой на лице. Мы останавливались в этом отеле и раньше, но на этот раз Френсис снял люкс. На самом верхнем этаже, вдали от транспортного шума, с прекрасным видом на монастырь. Я сразу пошла в ванную под предлогом, что должна подготовиться к любовным забавам. Проверила сообщения. Пришло одно: «Я тебя люблю. Мне тебя недостает». Я почувствовала безмерное облегчение. Никаких «Где тебя носит? Почему не позвонила? Между нами все кончено». Слава Богу, он внял голосу разума. Пока эти мысли проносились у меня в голове, я услышала, как хлопнула пробка, вылетевшая из бутылки шампанского. Френсис тоже готовился к любовным забавам.
Мы сменили одежду на халаты, сели у окна, маленькими глотками потягивали шампанское и смотрели на залитый золотым, солнечным светом монастырь. Мне очень хотелось, чтобы его увидел и Мэттью.
– Красиво. – Френсис поглаживал мое колено.
Я скрипнула зубами, плотно их сжала, Господи, чего я только с ними не делала, и чуть не отпрянула назад, но тут же подумала: «Не дергайся, сосредоточься на том, что скоро станешь матерью…»
Мы начали заниматься любовью. По правде говоря, отвращения у меня это не вызывало: действительно, Френсис такой близкий, такой счастливый, да и опыта ему хватало. И тут зазвонил телефон. В семейной жизни на телефонные звонки принято отвечать, даже занимаясь любовью. Я взяла трубку, потому что лежала ближе. Голос с легким иностранным акцентом сообщил, что на мое имя прибыли цветы и можно ли их занести в номер.
– Нет, – ответила я. – Попозже.
– Что попозже? – спросил Френсис, лежавший рядом со мной, словно мир, в котором мы пребывали мужем и женой, ни на йоту не изменился, оставался таким же тихим и покойным.
– Что-то насчет обеда. Вообще-то…
Если цветы – его идея, полчаса роли не играли. Но если нет…
И мы продолжили. Шампанское, полумрак, белые простыни, шелковое покрывало. Все как надо, только не тот мужчина.
А потом – стук в дверь.
– Не открывай, – попросила я, надеясь, что в голос не проникла тревога. Если цветы, я пропала.
Постучали громче.
Еще громче.
Френсис вылез из кровати, надел халат, вышел в маленькую гостиную, открыл дверь. Тот же голос с иностранным акцентом объявил, что принес цветы, присланные миссис Холмс. Френсис что-то ответил, его отнесло в сторону, цветы пронесли через гостиную в спальню, где ждала я, прикрывшись шелковым покрывалом, в чем мать родила и лишившись дара речи. Потому что принес цветы Мэттью.
Мэттью…
Одному Богу известно, где он взял этот костюм, столь уместный для роли, которую играл. Даже с галстуком в сине-белую полоску.
– Мадам. – Он низко поклонился и поставил корзину (Боже, кто мог составить такой жуткий букет?) рядом с кроватью. Его закаменевшее лицо не выдавало никаких эмоций, глаза превратились в две синие ледышки. Я сделала вид, что дремлю. Все равно ничего не могла сказать, потому что в дверях возник изумленный Френсис. Приоткрыла глаза, чтобы посмотреть на Мэттью. Никогда не видела, чтобы у него так блестели глаза. В них читалась угроза, и я даже испугалась, что сейчас он врежет Френсису в челюсть и сделает что-то ужасное. Он лишь вновь поклонился.
– Премного сожалею, мадам, – услышала я. – Если вам и в дальнейшем потребуется содействие. – И он протянул мне визитную карточку.
Здорово он все сделал. Совершенно естественно. Да только ни один сотрудник отеля никогда не вошел бы в спальню без приглашения, даже с цветами. Полагаю, не зря гласит народная мудрость: держись уверенно, и тебе, возможно, все сойдет с рук. Френсис, конечно, начал наливаться гневом. Но едва он успел сказать «Если это все…», как Мэттью повернулся и тем же твердым шагом вышел из спальни и из номера. Я сунула визитную карточку под подушку.
Френсис двинулся за Мэттью, чтобы убедиться в его уходе.
– Черт знает что, – пробормотал он, как только хлопнула дверь. Но если у Френсиса возникли какие-то подозрения, он решил не раздумывать над ними. Сразу вернулся к кровати. – Что ж. – Он коснулся оранжевой гвоздики, приткнувшейся рядом с зеленью. – Кто-то приехал в город. От кого цветы?
Он взял маленький конверт, достал белый прямоугольник с нарисованными на нем цветами и надписью «В гармонии любви» над ними.
– От всех из номера 12а, – прочитал он. Посмотрел на меня, пожал плечами.
– Моя тетушка Лайза. – У меня нашелся дежурный ответ. – Благослови ее, Господи.
– А кто эти все? – спросил он.
– Кошки.
Меня следовало взять на работу в МИ-5. [25]Френсис простил вульгарность букета.
– Жаль, что она не может встретиться со мной. Похоже, очень милая старушка. Наверное, чувствует, что ее дни сочтены… отсюда и такая привязанность к тебе. – Он щелкнул пальцем по розовому бутону. Посмотрел на-белый прямоугольник и улыбнулся. – Тут она, правда, что-то напутала. – И постучал пальцем по словам «В гармонии любви».
Несмотря на злость и страх разоблачения, я любила Мэттью за эту выходку. Его стараниями почувствовала себя молодой и бесстрашной. Точно так же ведет себя ребенок, когда знает, что задумал что-то опасное, но все равно доводит дело до конца.
– Так на чем мы остановились? – спросил мой муж.
И рассмеялся. Я попыталась поддержать его. Получилось, как у старушки Марии, увидевшей, что палач порезал палец, проверяя остроту лезвия. Мэттью не просто был в отеле, он в любой момент мог снова ворваться в наш люкс. И порушить мою семейную жизнь. Но злость на него ушла, осталась одна любовь. Как он все спланировал, как мастерски исполнил, загнал «Волшебную флейту» в тень. Но тут злость перешла в контрнаступление, оттеснила любовь, и мне уже хотелось выскочить из люкса вслед за ним, найти и спросить, а какое, собственно, он имел право рушить мою семью? На что он, конечно же, ответил бы очевидным вопросом: «Какую семью?»
Я пошла единственно возможным путем: выпила еще бокал шампанского и довела наши любовные игры до логического завершения. Нисколько не волнуясь. Должно быть, потому, что сбросила трубку с рычага. С тем чтобы следующие полчаса нам никто не мешал своими дурацкими звонками.
Мы жили в люксе номер 505. На визитной карточке, которую дал мне Мэттью, стояло число 215. По крайней мере, он поселился не по соседству. И даже не в нашем коридоре. Господи, ну почему Кэрол решила умереть? И теперь я не могу даже посоветоваться с ней. А она так мне нужна! И не только потому, что без нее мне некому рассказать об этой безумной сцене из театра абсурда, которую разыграл мой любовник в этом самом отеле, на глазах моего мужа, а нужна вообще, часто, ибо мне хотелось рассказать близкому человеку о том, каково это – находиться в состоянии влюбленности. Хотелось поделиться шутками, нюансами, всякой мелочевкой, которые женщины рассказывают друг другу. Не о размере инструмента мужчины, не о том, сколько раз за ночь, а что является интересным, пусть и не составляет главного. Ни одна женщина не может назвать другую верной подругой, если они не просидели вместе как минимум месяц, обсуждая привычки нового мужчины, его слова, сказанные по тому или иному поводу, ямочку, появлявшуюся на его щеке, когда он глубоко задумывался, его умение носить желтое – редкое качество, доложу я вам, – мой ответ вчера вечером, когда он сказал мне, что мы… И так далее, и так далее, и так далее, а у меня не было ни единого человека, которому я могла бы доверять. И прежде всего не могла доверять сестре, с горечью подумала я, хотя этим самым человеком следовало быть именно ей. Ни одного. Изоляция плодит собственных демонов. И ни один из них не мог предложить независимое мнение, взгляд со стороны. Демоны сводили меня с ума, но не обещали каких-то решений. Во всяком случае, достойных рассмотрения.
Когда Френсис еще обнимал меня, а мы благодарили друг друга и ласково поглаживали, меня вдруг начало трясти. Мэттью Тодд остановился в том же отеле, что я с мужем и двое наших лучших друзей. Он побывал в этой самой спальне, прошел в нее мимо моего мужа, увидел меня в положении, которое трактовалось однозначно: мне так хотелось залезть в штаны к моему мужу, что мы занялись этим,как только коридорный поставил багаж и закрыл за собой дверь. Меня затрясло сильнее. Мне потребовалось много времени, чтобы успокоить Мэттью после того, как до него дошло, что жена, у которой появился любовник, по-прежнему должна спать со своим мужем… а тут он увидел все вживую. Я просто хотела умереть. Лечь на спину и сказать: «Ладно, судьба, я сдаюсь. Забирай меня. Я – твоя. Просто не знаю, как жить дальше». Он в отеле, он опасен, может сделать все, что угодно… и где-то в душе я хотела, чтобы сделал.