Рейнер запунцовел:
   - Так, балуюсь. Пустое это.
   И поспешно запрятал тетрадку за спинку дивана, как бы прекращая тему.
   - Тем более, если ты поэт, - скучно вот так, целыми днями без впечатлений. Одна тайга кругом.
   - Это в тайге-то скушно?! О! Сказал тоже. Тайга - это столько всего! Ее только понимать надо. Вот завтра пойдем, сам увидишь, как скушно. Посмотрим, что к вечеру скажешь. Да и потом, - он склонился к Коломнину, как бы собираясь посвятить в некую тайну. Так что тому показалось, что Рейнер захотел поделиться причиной своего вынужденного затворничества. - Я тут концерт готовлю.
   - Концерт?!
   - А то. В поселке на май хочу дать. Сюрприз. Погляди, чего научился.
   Он схватил гитару, достал засаленные ноты. Разложил, послюнявив. И заиграл. Сложную какую-то мелодию. Здорово, кстати, заиграл. С переборами. Иногда прикрывая глаза. Иногда показывая слушателю, - вот-вот, здесь сейчас самое трудное место пойдет. Проскакивал его и эдак кокетливо поводил узкими плечиками: мол, погляди каков, - и это осилил.
   Закончив, не сразу отложил гитару. А, подобно опытному актеру, как бы на мгновение замер.
   - Да ты мастер! - искренне позавидовал Коломнин. Когда-то он сам пытался научиться играть на гитаре. Даже ходил во Дворец пионеров. Но после полугода так и забросил, толком не освоив. - Сколько ж лет надо учиться, чтоб вот так?
   - Третий месяц.
   - Нет, я имею в виду вообще на гитаре.
   - Так и я. Соседка, баба Маня, подарила. На чердаке нашла. Я ей тут по осени огород перекопал. Старая совсем.
   - А баян?
   - А, это давно.
   "Давно" ему было неинтересно. Прав оказался Резуненко, - удивительный человек этот Женя Рейнер.
   Они еще выпили. Рейнер, основательно пьяненький, вертел стакан, беспричинно улыбаясь. - Тебя, должно быть, люди сильно обидели, что в такой глухомани затаился? - Коломнин все время помнил о цели приезда.
   Женя насупился.
   - Люди злы. Во, глянь-ка! Каково?
   Он приподнял рубашку, обнажив следы ожогов. Жестокие следы. На теле. И в глазах.
   - Кто это тебя так?
   Рейнер неопределенно повел плечиком, шмыгнул носом.
   - Получается, пытали? И чего хотели? - Мало ли. Все равно не вышло по-ихнему. Я от них ночью утек.
   - То есть убежал и - все? Неужто так и спустил? - вроде как не поверил Коломнин. Рейнер опасливо покосился. - Это ты зря. Такое нельзя прощать. Люди не все злы. Но зло оставлять безнаказанным нельзя. Иначе разрастется.
   - Им и так воздастся!
   - Так само собой ничего не воздается! Ишь как удобненько устроился. Ладно - тебя. А вот, скажем, если б жену твою так. Или - друга лучшего убили, тоже бы смолчал?
   Рейнер наклонил голову.
   - Нет, ты не уклоняйся! - Коломнин притворялся более пьяным, чем был на самом деле. - Вот знал бы кто! Тоже смолчал бы? Или - отомстил?! Да и больше скажу - если спустил, все равно тебя же и достанут.
   - С чего бы это?!
   - Да с того. А вдруг в другой раз не смолчишь. Спокойней тебя убить. Так-то.
   - Что значит "убить"? Зачем убить? - пролепетал Рейнер, отворачиваясь к окну. Тельце его вроде само собой принялось подрагивать. И столько беспомощности проявилось вдруг в нем, что Коломнин не выдержал той игры, что сам же и затеял.
   - Женя, я ведь на самом деле не охотник, - признался он. - Я с Салман Курбадовичем сейчас работаю.
   Рейнер не обернулся. Просто затих. Даже трястись перестал.
   - Понимаешь, чечены эти, что тебя пытали и Тимура убили, они после этого многих поубивали, - торопливо заговорил Коломнин. - И теперь процветают безнаказанные. Больше того - если мы их сейчас не победим, тогда и месторождение Фархадова разорится. А это, не тебе говорить, сколько людей. Мы договорились с милицией, но им нужны улики.
   Он прервался, дожидаясь реакции. Ее не было.
   - Твои показания нужны. Позарез, понимаешь? Я все продумал. Мы тебя не подставим. Привезем в Томильск. Допросят. И тут же увезем назад. Никто, кроме меня и Виктора, как не знал, так и не будет знать, где ты.
   - А сейчас кто знает? - глухо произнес Рейнер.
   - Говорю же: только я и Виктор. А вообще, как только дашь показания, их пересажают. Так что тебе и вовсе бояться нечего будет. В Томильск дорогим гостем приезжать станешь.
   - Тебя когда-нибудь пытали?
   - Нет. Но если бы со мной, как с тобой, я бы отсиживаться не стал, Коломнин обошел его, требовательно тряхнул.
   - Тогда давай спать.
   - Что?!
   - Ты ж охотиться приехал. Вот завтра с утрева и тронемся. Спать что-то жутко тянет. Ты на кровати ложись, а я на полу постелю. Ничо, я привык. Когда и один на полу ложусь, - тараторя, Рейнер сноровисто разобрал диван. Кинул скатку себе на пол. Стремительно разделся и, явно торопясь избегнуть новых вопросов, нырнул под одеяло.
   - Так что по нашему разговору? - Коломнин слегка потеребил лежащего.
   Ответа он не дождался.
   Наутро Коломнин проснулся от звука ритмичных ударов. Сидя за столом, Рейнер кухонным ножом рубил свинец, - готовил заряды картечи. Тут же стояло привезенное ружье, - очевидно, подверглось проверке. Был Женя не то что хмур. Скорее - не по-утреннему задумчив. - Пора, - объявил он. Коломнин, хоть и хотелось еще с часик поспать, рывком соскочил на пол. И - поймал на себе внимательный, исподволь взгляд.
   Наскоро перекусив, вышли из дома. Но даже на улицу доносился могучий храп изнутри, - водитель все еще отсыпался после автопробега.
   У крыльца стоял снегоход "Буран", возле которого крутилась тронутая паршой лайка.
   При виде хозяина собака принялась нетерпеливо повизгивать. Лизнула подставленную руку. Но Рейнер, к несказанному огорчению пса, ухватил ее за ошейник и затащил в дом, где и запер. Удивленный Коломнин быстро замотал рот шарфом, - стояло не менее двадцати пяти градусов. Сам Рейнер, несмотря на отчаянный мороз, вышел в тулупчике на распашку.
   В сумрачном рассвете потихоньку проявлялись соседние, полуразваленные бараки. На ближайшем вообще оказалась снесена часть крыши. Но из-под нее струился дым. Удивительно, но там жили люди. Меж бараками возвышалась водонапорная башня, на крыше которой было что-то нахлобучено.
   - Гнездо это под снегом. Аист сюда каждую весну прилетает. Красивый такой. Но - нахалюга! Целыми днями по поселку побирается, - Рейнер забрался на снегоход. Дождался, пока сзади устроится гость. Застегнул ворот байковой рубахи. - С Богом!
   Они углубились в тайгу, свернули с ухоженной трассы на порошу. Коломнин оглянулся, - кругом тянулся лес, и ничто больше не указывало на близость человеческого жилья.
   Минут через тридцать, попетляв, Рейнер заглушил снегоход.
   - Здесь оставим, - объявил он. - Дальше на "Буране" не проедешь. Пешком погуляем. В самом деле тайга загустела. Сумрак в чаще неохотно отступал перед нарождающимся днем.
   - А найдем? - опасливо засомневался Коломнин.
   Рейнер недоуменно оглянулся, - он попросту не понял вопроса.
   - Да нет, это я так.
   Пожав плечом, Рейнер двинулся первым. Коломнин поплелся следом, старательно глядя под ноги.
   - Тебе страшно здесь не бывает? - произнес Коломнин, пытаясь звуком собственного голоса заглушить собственный, нарождающийся страх, - тайга его откровенно пугала.
   - Страшно? Это в тайге-то? - Рейнер по-особому хохотнул: то ли удивляясь предположению, то ли напоминая о вчерашнем разговоре. - Хотя всяко бывало. Тут по декабрю заплутал как-то. И так, и эдак. День истоптал. Вышел - не поверишь - к цыганскому табору. Они возле соседнего райцентра на краю тайги встали. Это аж за двадцать километров забрел. А ночь на подходе. Оставайся, смеются, все равно от нас никуда не уйдешь. У нас, мол, место заколдовано. Старуха там была такая. Ага, себе думаю: как же, - не уйду. Держи карман. Пошел. Только через три часа и впрямь опять на них вышел. Круг, понимаешь, оказывается, описал. Ну, что за напасть? А эти гогочут: ложись, мол, к костру. Ну нет вам, здрасте: чтоб я в своей тайге и не вышел? Опять пошел. Другие ориентиры взял.
   - Это все по ночи?! И - дошел?
   - Дошел-таки. Только сперва под лед провалился.
   - Как под лед? - при одной этой мысли Коломнина охватил озноб.
   - Да река попалась подзамерзшая. Не доглядел по темноте.
   - И как?
   - Да ничо. Костерок развел. Одежду поснимал живо. Подсушил кое-как. А там и - до дома. Главное - цыганский сглаз преодолел. Потом подсчитал - это я километров с пятьдесят, считай, накрутил. А то еще как-то волки достали. Такие приставучие попались... О, глянь-ка! - Рейнер вдруг остановился возле кустарника, взял в руку надломленную ветку. Лизнул. Достал скотч, собираясь обмотать.
   - Весна вот-вот, - сообщил он растроганно.
   Коломнин с восхищением разглядывал худенького, субтильного с виду человека. А на самом деле удивительно выносливого и бесстрашного. Представил себя вот так одного в ночной тайге и - непроизвольно придвинулся поближе.
   - Женя! Надо что-то решать насчет чечен. Посмотри, какой ты в тайге великан. А в жизни...
   Рейнер не вздрогнул. Не обернулся. Разом закаменел.
   - Разный это страх, - пробормотал он.
   - Любой страх - это всегда страх. Его преодолевать надо. Как хочешь. Но я без тебя не уеду, - стараясь выглядеть решительно, объявил Коломнин. - Не могу уехать. Слишком много от этого зависит.
   - Значит, без меня не можешь? И полагаешь, нельзя в страхе? - Рейнер оглянулся, и Коломнину сделалось зябко: на него смотрели совершенно пустые глаза на застывшем лице.
   - Нельзя. Он изнутри разъедает.
   - Тогда давай охотиться.
   - Что?!
   - С разных сторон пойдем. Ты иди направо, охватом, а я с другой стороны пройду. - Но - куда идти?
   - Да хоть вот туда, к кустам. Все время туда- туда. В-он вешка!
   Коломнин пригляделся в указанном направлении. А когда обернулся, рядом никого не было, - как будто не было вовсе. Только веточка, искромсанная в человеческой руке, обреченно провисла.
   Коломнин прислушался, пытаясь определить направление, в котором скрылся Рейнер. Но все было тихо. И не просто тихо. Неподвижно. Коломнин огляделся. Затем голова его невольно задралась вверх. Огромные мачтовые деревья нависли над ним, с холодным интересом разглядывая шевелящуюся внизу козявку. Теперь он ощутил могучую, абсолютную снежную тишину. И тишина эта все более проникала в него, нарастая гулом в ушах, заставляя тело встряхиваться от непрерывного озноба.
   Он попытался крикнуть. Но слово: "Женя!" - оборвалось, еще не вырвавшись из груди. Собственный голос посреди полного, глубокого молчания перепугал еще сильнее. Если бы сейчас из чащи вышла стая волков, он, должно быть, облегченно перевел дух. Если бы появились убийцы с направленными на него автоматами, он бы, радостный, шагнул навстречу. Но никого и ничего не было. Лишь на десятки километров безмолвная, равнодушная к нему тайга. И исхода из нее он не знал. Коломнин еще пытался преодолеть внезапно народившуюся панику. Он пытался насмешливо сказать самому себе, что бывал в ситуациях куда худших и надо просто успокоиться. И вообще ничего страшного не происходит. Ведь где-то совсем недалеко стоит "Буран". В десятке километров - селение. Достаточно сориентироваться. А еще лучше - просто ждать, пока не вернется Рейнер. Но ужас, безысходный, неконтролируемый, уже проник в него, ломая сознание. Такой же - теперь он понял, - что овладел несчастным Рейнером, сломав ему жизнь. И тогда Коломнин побежал. В том направлении, в каком, по его понятиям, должен был скрыться Рейнер. Не размышляя, не разбирая дороги, думая единственно о том, как побыстрее нагнать его, вцепиться и больше не выпускать. И пусть потом думает о нем все, что угодно. Плевать! Только бы он появился. Он зарывался лицом в иссиня-белые сугробы, вспарывая о слежанный снег кожу, вскакивал, вновь падал. И - бежал. Торопясь поскорее встретиться с оставившим его товарищем. О том, что его бросили, он не позволял себе даже подумать.
   Потом - хруст под ногами. И еще прежде, чем понял, что произошло, очутился в воде, - под легкой ледяной коркой пульсировал незамерзший "ключ". С усилием подтянулся, оперся на край полыньи, по счастью крепкий, и медленно, извиваясь, принялся выкарабкиваться, ощущая на себе непомерную, тянущую под лед тяжесть, - унты и полушубок моментально набухли. Кое-как выбравшись на крепкий участок, Коломнин попробовал отдышаться, чтобы набраться сил. Теперь надо было подняться. Он привстал на колено. Дотронулся до одежды и - едва не свалился назад, в полынью. Одежды больше не было, - были доспехи. Стащить которые казалось невозможным. В следующую секунду он почувствовал, как жгучий холод передается от них внутрь. И тело, только что послушное, горячее, стремительно дубеет. Он вспомнил недавний рассказ Рейнера и усмехнулся, как-то само собой поняв: помощи ему ждать не от кого. Его не оставили. Его бросили. Собственно, все логично. Он пришел за Рейнером. И тот сделал свой выбор. Странно, но теперь, когда оказался он в безыходном положении, постыдный ужас сам собой исчез и стало даже чуть смешно при воспоминании, как с вытаращенными глазами ломился он через кустарник. Очевидно, ужас, паника - это всегда порождение выбора. Должно быть, буриданов осел, прежде чем умереть с голоду, сошел с ума от невозможности сделать выбор. У него же теперь не осталось выбора. А стало быть, и оснований для паники. Не было с собой ни топора, ни спичек. Только выпущенное из рук совершенно бессмысленное ружье.
   Подтянув его к себе, Коломнин засунул пальцы в рот. Покусал, отогревая. Спустил предохранитель и нажал сразу на оба курка.
   Коломнин открыл глаза, ощущащая размеренный, долбящий стук в голове. Осторожно повел головой и обнаружил себя лежащим на больничной койке, но не в стационарной палате, а в какой-то избе, - от бревенчатых стен исходил густой запах мха. Подле кровати, на колченогом столике, лежали разбросанные в беспорядке таблетки, градусник, надколотая чашка с остатками питья,- все, чему полагалось быть у постели больного. Тут же Коломнин, казалось, обнаружил и причину головной боли, - над окошком тикали ходики, - металлический кот, конвульсивно дрыгающий облупленными лапами. Но звук, издаваемый им, был едва слышен и начисто забивался другим, гулким, требовательным. Тугие, увесистые капли ухали в подставленный снизу металлический таз, - в комнате протекала крыша.
   - Капель, - пробормотал Коломнин, ощущая в себе сладостную слабость выздоравливающего.
   - С возвращением на грешную землю, - ласково прошептали в ухо, и над Коломниным склонилось улыбающееся Ларисино лицо. Осунувшееся, с пыльными разводами под глазами. Заметив, что он разглядывает происшедшие в ней изменения, Лариса вновь спряталась.
   - Мог бы и поделикатней быть, - пробормотала она. И тут же послышался шорох сгружаемой на простынь женской косметики. - Не вздумай обернуться.
   Вопреки грозному предостережению Коломнин аккуратно, стараясь не трясти, перевернул гудящую голову в противоположную сторону.
   - Ты мне так еще больше нравишься, - успокоил он смущенную Ларису. Всмотрелся. - Сколько ж ты надо мной просидела? И где мы?
   - Недели две, - прикинула она. - Да, точно. Хоть ты этого и не стоишь. В тайгу он, видишь ли, рванул. Ничего не сказав.
   - Но и Резуненко, и Богаченков потом...
   - Да причем тут!.. - вскинулась Лариса. - Впрочем, мне-то что? А находишься ты в поселковом медпункте. Больницы на сотню верст в округе, извини, не оказалось. Не построили. Не знали, что ты заболеть соизволишь!
   Полный умиления, Коломнин осторожно погладил ее пальцы.
   - Охотник фигов, - презрительно отреагировала Лариса. - Твое счастье, что рядом настоящий таежник оказался. Рейнер тебя спиртом отогрел, укутал в свою одежду. А сам твое, непросохшее натянул. И - на себе до снегохода.
   - Стало быть, не решился. - Ты про что это?
   - Да так. Как же он сумел-то... - Коломнин живо представил тщедушную Женину фигурку.
   - Чахлое дитя цивилизации - вот ты кто, - Лариса наморщила припудренный носик. - Женя сам нам позвонил, когда температура за сорок зашкалила. Пришлось взять бригаду из Томильской больницы и - сюда. Неделю просидели. Двустороннее воспаление легких кое-как сбили. Но все боялись, чтоб менингит не начался. Головку-то застудили. И зря, между прочим, боялись. Я им сразу сказала: "В этой голове студиться нечему. И без того сквозняк".
   - Спасибо на добром слове.
   - На здоровье. Вертолет еще из-за этой сволочи гоняли! Совсем с людьми не считается. То едва под пули не попадает. То еще хуже. Сегодня опять врача привезут. Решать будут, можно ли тебя транспортировать. Сволочь такую!
   И сердитыми движениями принялась загонять рассыпавшийся по простынке макияж в сумочку.
   - Лоричка моя, - Коломнин дотянулся щекой до ее ладони и принялся тереться. - Как же ты сюда? Что Фархадов?
   Почувствовал, как она непроизвольно задрожала.
   - Неужто без разрешения?!
   - Так ведь испугалась за тебя, дурака. Похоже, что зря.
   - А где Рейнер?
   - Не знаю.
   - То есть как это? А кто знает?
   - Роговой.
   Ошарашенный Коломнин принялся подниматься.
   - Лежи! - потребовала Лариса, поспешно возвращая его на место. - В самом деле: Роговой его спрятал до суда. В общем не хотела пока говорить. Не заслуживаешь. Ну да черт с тобой! Женя дал показания. Оказывается, акции он не передавал! Это была фальшивка.
   - Я знаю.
   - Тем же вертолетом улетели они вместе с Резуненко в Томильск и сразу - в РУБОП.
   Лариса отвлеклась на созерцание измазанного йодом платья. Горестно вздохнула.
   - Ты долго меня мучить собираешься?! - рявкнул Коломнин.
   - А чего говорить-то? Пока ты, крутой охотник, валялся на перинках, мы там все сами сделали.
   Заметив новые неполадки, мучительница опять занялась туалетом, начисто игнорируя заалевшие в нетерпении щеки больного.
   - Убью садистку.
   Она фыркнула. Но сострадание взяло все-таки вверх над желанием поинтриговать.
   - Ладно, чего там? Сережка, мы победили! РУБОПовцы на другой день вместе с ОМОНом чуть ли не двадцать человек арестовали. Так что следствие полным ходом. Говорят, еще несколько нераскрытых убийств подтвердилось.
   - А по... Тимуру?
   - Пока нет, - Лариса помрачнела. - Но "железка" теперь под нами. Как и следовало ожидать, после арестов все акционеры к нам переметнулись. Новый Совет директоров избрали: у нас там теперь трое из пяти. Гендиректора своего поставили. Уже первые собственные составы сформировали, - в интонациях Ларисы явственно проступила тоска человека, оказавшегося в стороне от магистральных событий. - Богаченков с юристами сейчас оттуда не вылезает. Чистит. Охрану расставляет. Кстати, любопытный субъект твой Богаченков. Негромкий, но, как бы сказать, обстоятельный. Какую-то программу бюджетирования нафантазировал. Взахлеб работает.
   - Что ж, выходит не зря все было, - Коломнин почувствовал, что вдруг подступили слезы, - видно, здорово ослаб.
   - Еще как не зря! - Лариса обхватила его, обрушив сверху водопад волос.
   - А если войдут? - счастливо пробормотал больной, чувствуя, как стремительно идет на поправку.
   Но главное, что бурлило в нем и стучало, в такт капели, - "победа"! Самое тяжелое препятствие было преодолено. Плотина прорвана, и два встречных потока устремились навстречу друг друга: газоконденсат, заполняющий резервуары нефтеперерабатывающего завода. И - исходящий оттуда финансовый поток, обильно орашающий полузасохшую "нитку".
   Вертолет опустился на поляне точнехонько возле водонапорной башни. Из него вышли двое. Первый, полненький человек с выглядывающим из-под шубы белым халатом и с металлическим чемоданчиком в руке, поозиравшись, уверенно показал на стоящий в отдалении бревенчатый домик с вывеской "Поселковый медпункт" и тронулся по рыхлому снегу, утаптывая наст для бредущего следом высокого старика.
   В таком порядке добрались они до домика, вошли в предбанник, так и не встретив никого. Не раздавалось ни звука.
   - Наверняка спит. А Лариса Ивановна с медсестрой в поселковую лавку ушли, - предположил врач и тихонечко приоткрыл дверь в комнату, оборудованную для больного.
   Хотел было тут же прикрыть, но не успел. Старик уже навис над его плечом, стремительно багровея.
   На кровати спали двое. Коломнин раскинулся на спине, слегка похрапывая. А поверх одеяла, в накинутом на голое тело халатике, посапывала, уткнувшись носиком в его шею, Лариса.
   Мелкий сухой кашель разорвал тишину: то ли не мог старик больше сдерживать подступившие спазмы, то ли - не в силах был выносить представшую картину.
   Лариса спросонья приоткрыла глаза и - пулей взметнулась.
   - Салман Курбадович, вы? - растерянно пролепетала она.
   - Ну-с, посмотрим, - врач, чувствующий невольную вину за неловкую ситуацию, с деланной бодростью потер руки и подошел к настороженно затихшему Коломнину. - Как себя выходец с того света чувствует? А что думали? И впрямь ведь - извлекли. Еще чуть-чуть...Так, приподняли рубашку.
   Он извлек из чемоданчика фонендоскоп и погрузился в прослушивание, торопясь отгородиться от повисшего тягостного молчания.
   Фархадов вновь закашлялся.
   - Может, сочку? - искательно предложила Лариса. Но вопрос ее он проигнорировал, сосредоточившись на изможденном Коломнине.
   - Исхудал, гляжу.
   - Есть малек, - понурился Коломнин так, будто в этом была его вина. - Но вообще-то, чувствую, силы восстанавливаются.
   - Вижу, - не удержался Фархадов.
   - Могу выходить на работу.
   - А вот это ни боже мой! - врач, простукивавший грудь пальцами, поднялся. - Не только что на работу. Но и транспортировать пока нежелательно. Дыхание жесткое. Малейшее дуновение и - рецидив.
   - Да вы что? Там такие дела, а я здесь валяюсь упакованный, - Коломнин отбросил одеяло.
   - Ничего. Обойдемся. У нас незаменимых нет, - Фархадов жестом узловатого своего пальца уложил бунтаря на место. - Врач сказал, надо слушать. Зря не скажет. Через три дня заберем.
   Он сделал знак врачу собираться.
   - Вообще-то я проведать прилетал. Не умер ли. И - отметить хочу: удачно ты в целом с "железкой" сработал. Так что - поправляйся. Ждем.
   Натолкнувшись на умоляющий взгляд поднявшейся невестки, насупился.
   - Я сейчас соберусь. Пять минуточек, - пролепетала Лариса.
   - Чего уж? Дежурь.
   - Так есть сиделка.
   - А ему теперь не сиделка; лежалка нужна.
   В окно было видно, как в том же порядке, укрывшись от порывов ветра, движутся они к вертолету.
   - М-да, несколько своеобразный у заслуженного нефтяника юмор, - прервал молчание Коломнин. - Но главное, у нас с тобой теперь три дня друг для друга. Представляешь, только мы вдвоем. По-моему, все славно образовалось.
   - Да уж, славно, - заторможенно согласилась Лариса. Вид ее Коломнина огорчил: с жгучей досадой следила она за поднимающимся вертолетом. Мыслями Лариса снова была в компании.
   - Не расстраивайся, Ларочка, - успокоил ее Коломнин. - Главное-то мы сделали. Теперь само собой потечет. Только отгребай.
   Но само собой не потекло: через несколько недель руководству "железки" поступило жесткое предписание от налоговой инспекции - под угрозой безакцептного списания и ареста подвижного состава в трехдневный срок погасить задолженность перед бюджетом.
   Главное - только три дня назад все текущие долги оплатили! - бесновался обычно выдержанный Богаченков. - Я копнул - за два года чечены налогов, считай, вообще не платили. И все тип-топ. А тут - только работать начали и по сусалам. Что на это скажете, Сергей Викторович?
   Ничего на это Коломнин не сказал. Поджав губы, поднялся и отправился в областной РУБОП. Так и вошел в кабинет Рогового - с подрагивающим от ярости лицом.
   - Вы что ж это делаете? - с порога залепил он. - Разве мы не договорились?
   - В чем дело? - осадил его хмурый, невыбритый Роговой. - Ночь не спал. Поэтому потрудись говорить внятно.
   - На нашу "железку" наехали налоговики.
   - В самом деле? - Роговой поднялся, подошел к двери, открыл, прочитал табличку снаружи, как бы желая убедиться, что место службы его не переменилось, недоуменно пожал плечами. - Вообще-то я налоговиками не командую. Эк как тебя болезнь по всем плоскостям скрутила. Мало - что с лица спал. Так еще и нервный, как погляжу, стал!
   - Тут не нервным станешь. В психушку попадешь. Ты вслушайся! "Железка" два года не платила налогов. И ничего! Как будто и нет такой. На днях впервые за два года мы полностью оплатили текущие долги в бюджет. И вот - полюбуйся гостинчиком! Нас тут же парализуют за неуплату прошлых налогов. Но должна же быть хоть какая-то логика!
   Он кинул перед Роговым копию предписания. Тот с интересом ознакомился. Хмыкнул:
   - А говоришь, нет логики!
   С холодным, отрезвляющим интересом оглядел возбужденного посетителя.
   - Я ведь тебя предупреждал: любую акцию надо готовить. И тщательно. Вот не дал мне времени корни перерубить. И схлопотал.
   - Да мы в любом суде раздраконим эту фитюльку! - Коломнин в сердцах разорвал копию. - У меня экономист экстра-класса: каждый рубль защитить может. Но ведь сколько убытков за это время понесем!
   - Дерьмо у тебя экономист, - не поверил Роговой. - Потому что самого главного в рыночной экономике не постиг.
   - Чего такого он не постиг?
   - Не знает, когда в какой кабинет чемодан занести надо.
   - С чем это?!.. Ты думаешь?
   - Я думаю, перегрелся ты, Сергей Викторович. Прогуляться надо, - Роговой намекающе крутнул пальцем вдоль стен. - Пойдем провожу по старой памяти.
   Они спустились с крыльца и с чавканьем ступили в тающий снег: весна все требовательней заявляла свои права.
   - Значит, чеченцев не трогали, потому что платили администрации?
   - Только сейчас дошло? Я ж тебе говорил - переплетение экономических интересов. А ты, гляжу, простых вещей не понимаешь. Налоги, конечно, налогами. Но - ты канал перекрыл. Левого нала. А этого не прощают. - И сколько чечены отстегивали?
   - Понятия не имею! - быстро отреагировал Роговой. Так что Коломнину стало ясно: и знает, и не скажет.