Страница:
Достав из холодильника лед, я всыпал его в стакан минералки. Я почти не пил воду, лишь охлаждал стаканом пылающий лоб. Когда меня уже охватила неприкрытая паника, комп издал мелодичный звук, который я воспринял как символ надежды. Специально немного подождав, чтобы дать мозгу время переключиться на рассудочную деятельность, я подошел к экрану.
Городок Солт-Ривер. Неполных триста миль отсюда. Житель городка, Олдос Джетервейлин. Фотография. Мое лицо. Сотрудник отдела маркетинга фирмы, занимающейся производством рулевых механизмов для популярных моделей планеров. Сжав дрожащие пальцы в кулаки, я быстро просмотрел всю имеющуюся информацию об Олдосе. Когда я добрался до слов о том, что девять лет назад он был похищен с неизвестной целью, а затем найден шесть дней спустя целым и невредимым, усыпленным легким наркотиком, причем похитители не выдвинули никаких требований, я понял, что это наверняка мой двойник. Триста миль отсюда — утром буду там, наблюдаю до вечера, забираю О. Дж., привожу сюда. Ночь. Подбрасываю его к какому-нибудь полицейскому участку с признаками амнезии. Он помнит только свое имя и название части, может быть, Друдмана. Я получаю свободу действий, беру «у себя на работе» отпуск и ищу Красински. Стоп, чего-то не хватает… Точно! Нужно еще подождать данных о Ласкацио, может быть, он существует? Это бы упростило все. Но… Ведь мне не обязательно ждать результатов!
Я ввел в комп пароль, по которому он должен был сообщить мне по сети результаты, и выскочил из квартиры. Лифты уже работали, тревога была отменена. Что-то уж больно нерасторопно агрессоры вели эту войну. Я вспомнил, что если в прессе и были какие-то упоминания о войне, то они касались запуска нового космического фрегата или назначения на должность нового адмирала. Остальное — военные действия, столкновения, операции, потери — словно не существовало, будто конфликт вошел в стадию временного перемирия. Возможно, если бы я искал более энергично, я нашел бы где-нибудь объяснение этой формально ведущейся, а фактически невидимой войне, однако у меня хватало и своих проблем. Легкой трусцой добежав до транспортной магистрали, я сел в автобус и проехал четыре остановки, затем без труда взял напрокат почти новый «милтерн» и вывел его на шоссе, которое вело на запад, через Солт-Ривер. Включив автопилот, я заснул — минуты за три, не больше.
19
Городок Солт-Ривер. Неполных триста миль отсюда. Житель городка, Олдос Джетервейлин. Фотография. Мое лицо. Сотрудник отдела маркетинга фирмы, занимающейся производством рулевых механизмов для популярных моделей планеров. Сжав дрожащие пальцы в кулаки, я быстро просмотрел всю имеющуюся информацию об Олдосе. Когда я добрался до слов о том, что девять лет назад он был похищен с неизвестной целью, а затем найден шесть дней спустя целым и невредимым, усыпленным легким наркотиком, причем похитители не выдвинули никаких требований, я понял, что это наверняка мой двойник. Триста миль отсюда — утром буду там, наблюдаю до вечера, забираю О. Дж., привожу сюда. Ночь. Подбрасываю его к какому-нибудь полицейскому участку с признаками амнезии. Он помнит только свое имя и название части, может быть, Друдмана. Я получаю свободу действий, беру «у себя на работе» отпуск и ищу Красински. Стоп, чего-то не хватает… Точно! Нужно еще подождать данных о Ласкацио, может быть, он существует? Это бы упростило все. Но… Ведь мне не обязательно ждать результатов!
Я ввел в комп пароль, по которому он должен был сообщить мне по сети результаты, и выскочил из квартиры. Лифты уже работали, тревога была отменена. Что-то уж больно нерасторопно агрессоры вели эту войну. Я вспомнил, что если в прессе и были какие-то упоминания о войне, то они касались запуска нового космического фрегата или назначения на должность нового адмирала. Остальное — военные действия, столкновения, операции, потери — словно не существовало, будто конфликт вошел в стадию временного перемирия. Возможно, если бы я искал более энергично, я нашел бы где-нибудь объяснение этой формально ведущейся, а фактически невидимой войне, однако у меня хватало и своих проблем. Легкой трусцой добежав до транспортной магистрали, я сел в автобус и проехал четыре остановки, затем без труда взял напрокат почти новый «милтерн» и вывел его на шоссе, которое вело на запад, через Солт-Ривер. Включив автопилот, я заснул — минуты за три, не больше.
19
Я оглушил его, когда он выходил из клуба. Мы были настолько похожи друг на друга, что, когда «погремушка» опустилась ему на голову, я рефлекторно стиснул зубы и поморщился, словно сам себе нанес удар набитым мелкими камешками носком. Втащив обмякшее почти свое тело в «милтерн», я быстро отъехал от прикрытой зарослями виноградной лозы стоянки. Выехав за город, я занялся новым Оуэном. Понаблюдав за ним сегодня днем, когда он выходил с работы, я подстригся так же, как он. Я переодел его в свою одежду, проверив наличие шрамов — их у него не было, как и у меня. Связав ему руки ремнем от брюк, я вышел из машины и закурил, еще раз мысленно пробежав весь свой план. В нем имелось несколько дыр, но сейчас ничего лучшего придумать было уже нельзя. Достав из багажника бутылку с водой, я сел в машину. Подняв Оуэну рубашку на спине, я опрыскал кожу серокаином и ударил его два раза, достаточно сильно, чтобы появились синяки, затем перевернул на спину и слегка оцарапал живот и левое предплечье. Потом проверил карманы его одежды. Слишком многого он объяснить не сумеет, но ведь у него будет амнезия, ага — еще несколько повреждений на голове. Это было не слишком приятно, но ведь должен же он был хоть немного пострадать после взрыва. Я ударил его по голове гаечным ключом, потом еще раз и еще, и сразу же опрыскал раны обезболивающим аэрозолем. Уфф, самое худшее позади. Я похлопал его по щекам и, когда он начал приходить в себя, подсунул часы ему под ухо и включил, как велел Робин. «Оуэн» тотчас же перестал стонать и шевелиться, уставившись неподвижным взглядом в потолок машины. Я подождал, пока он скажет:
— Понимаю…
— Тебя зовут Ари Зона Стейтс. Ты наемник, завербованный сперва для борьбы с какими-то экзотическими партизанами, а два дня назад — в команду, сражающуюся с космическими захватчиками. — Я говорил медленно и отчетливо, так что у меня даже заболели губы. — Позавчера что-то случилось, что именно, ты не знаешь, ты очнулся в Тирлбоуте, но не понимал, где ты и что с тобой. Ты помнишь название Какодоган-9. Меня ты никогда и нигде не видел. У тебя проблемы со зрением, твой приятель — Роберт Друдман, тоже наемник из Какодогана-9. — Я немного подумал и добавил поручение передать привет Кашлю. — Теперь повтори! — приказал я в заключение.
Он повторил, запинаясь, но в основном придерживаясь намеченной мной линии. Я еще раз произнес задание, а потом — может, это было уже и лишнее, но я не хотел рисковать — еще раз. Теперь Ари Зона уже гладко излагал свою новую фальшивую биографию. Когда он закончил, я выключил часы и еще раз спросил его о самых важных деталях.
— … Какодоган-9… Друдман… Ари Зона Стейтс… наемник. Нимфа, — ни с того ни с сего вдруг добавил он.
Подумав, я решил больше не включать гипнотизер, он мог мне еще пригодиться; одно слово страдающего амнезией наемника не должно провалить его легенду, да и в конце концов, через несколько дней я заберу его из части и выгружу на пороге собственного дома.
— Нимфа… — тихо повторил он.
— Ладно. — Я похлопал его по щеке. — Мир без нимф был бы не столь приятным. Ты прав, Ари. Садись за руль и езжай в Тирлбоут. По дороге, в предместье Солт-Ривер, остановишься, чтобы высадить меня. Поехали.
Он послушно подчинился. Я опасался, что он будет вести машину как автомат, но он вел себя так, словно вообще меня не видел и не пережил сеанса гипноза — руки свободно держали руль, он что-то насвистывал, давал себя обгонять и обгонял сам. Тогда я прятался на заднем сиденье — близнецы хорошо запоминаются. На границе городка Ари Зона затормозил и остановил машину. Воздержавшись от срывавшихся с языка предостережений, я выскочил из машины и, не оглядываясь, пошел в сторону клуба, где оставалась машина Олдоса или Ари, то есть моя. К счастью, я не встретил никого из знакомых, в машине довольно интенсивно воняло духами; я понял, что мой двойник обладает весьма специфическим вкусом — острые как бритвы блондинки с прочным как нос ледокола макияжем, пользующиеся парфюмерией, которая, оставаясь на коже самца в течение полугода, метит его успешнее, чем выделения соответствующих желез у кошек. Его дело. Я час покатался по городу, просто чтобы хотя бы бегло с ним познакомиться, выпил рюмочку в баре «Рожок» и поехал к себе домой. Вставив ключ в щель замка, я вошел в квартиру — и испытал потрясение не меньшее, чем от последствий взрыва.
Стройная хищная блондинка (духи!) выскочила из дверей кухни и бросилась мне на шею. Я крепко прижал ее к себе, зная из телепередач, что клинч дает борцу от нескольких до нескольких десятков секунд на то, чтобы перевести дыхание. Мне требовалось полчаса, но я рад был каждой минуте.
— Что так поздно? — прошипела блондинка, пытаясь вырваться из моих объятий, но я еще не был готов к борьбе вне клинча. Я крепко держал ее, но ей удалось повернуть голову, и она провела кончиком языка по краю моего уха, а затем слегка надкусила его. Похоже, оно показалось ей чересчур жилистым. — Я все сижу тут и сижу… — пожаловалась она.
Я глубоко вздохнул, осознавая, что нахожусь на грани провала; нужно было бросить самому себе какую-нибудь доску в волны собственной лжи.
— О господи… — простонал я. — Как только я вышел из клуба, у меня зверски разболелась голова, так что я сидел в машине и выл от боли. Наверное, с полчаса, не знаю… Первый раз в жизни…
Она уперлась мне в грудь, так что, если бы я ее не отпустил, ее руки по локоть ушли бы в мою грудную клетку. Отодвинувшись, она внимательно посмотрела на меня и лучезарно улыбнулась.
— Действительно, ты выглядишь совсем разбитым. Но, к счастью, ты не обманул свою женушку — я звонила Мерфи, он сказал, что ты ушел из клуба около часа назад.
Женушка! Вот черт! Я слабо улыбнулся. Он ничего мне не сказал, но я его и не спрашивал. Видимо, они поженились совсем недавно, в базе данных, где я его нашел, еще не было сведений о том, что у него есть жена. Нимфа, вспомнил я, это слово настолько занимало его мысли, что даже пробилось сквозь блокаду гипноза. Черт… Оказывается, я должен знать — а я этого не предвидел, — что она пьет, курит ли, какое у нее хобби… Чем дольше я об этом думал, тем отчетливее видел, как женушка звонит в полицию. У меня не было никаких шансов избежать ее влюбленного бдительного взгляда и демаскировки. Мне стало жаль самого себя — из-за такого идиотизма разваливается вполне неплохой план.
— Ну что? — спросила жена. — Еще болит?
— Собственно, уже нет. — Под ее взглядом я боялся слишком много врать. — Но знаешь — это было так неожиданно, господи, меня так прижало, что я думал… — Я покрутил головой, заодно осмотрев комнату. — Кошмар! И знаешь, я все время боюсь, что это опять начнется.
— Ну, тогда иди ляг. Может, хочешь выпить? А?
— Думаю, хочу. — Я сделал три шага и осторожно лег на диван. Заодно, подумал я, узнаю, что пьет мой альтер эго.
— А чего хочешь?
Чтоб тебя, нерешительная баба! Я вздохнул и поморщился.
— Прошу тебя, не требуй от меня никаких решений! — простонал я. — Я все время думаю только об одном — чтобы это не повторилось. — Я закрыл глаза и для надежности прикрыл их рукой.
Блондинка зазвенела стаканами, потом подошла ко мне. Я почувствовал нежный поцелуй на губах. Мгновением раньше, словно предупредительный сигнал, моего обоняния достиг тяжелый, словно строительная плита, запах духов. Вложив стакан мне в руку, она присела на пол, касаясь правым соском моей груди.
— Может, мне позвонить Мерфи и сказать, что ты возьмешь день-два, чтобы провериться у врача? — спросила она.
О! На этот раз уже у меня возникло желание ее обнять. Я убрал руку с лица и приоткрыл один глаз.
— Думаешь, он меня за это не убьет? — спросил я.
— О, наверняка нет! Я бы уж с ним поговорила, — воскликнула она и бросилась к телефону.
Одним ухом я прислушивался к разговору своей жены с Мерфи, моим шефом, остальная же часть меня отчаянно искала выхода из положения. Я потерял два дня на поиски моего двойника, чтобы иметь возможность спокойно, пользуясь его автомобилем и его документами, попытаться найти Красински. Теперь же похоже было, что я застрял еще хуже, чем до того, как нашел Олдоса, и ничего, кроме банального убийства, не приходило мне в голову — не удивительно, что слабые духом столь часто прибегают к гарроте, ножу или револьверу. Внезапно меня охватило тяжкое предчувствие беды — такая женщина, как эта, через час будет знать, что это не ее муж лежит на диване в гостиной, такая женщина не поколеблется перед тем, чтобы пойти в полицию и заставить полицейских, насколько бы те ни устали и ни воспринимали всерьез ее рассказ, прийти за мнимым муженьком. Мне конец. Единственный выход — мчаться в Тирлбоут, ловить настоящего Олдоса и вернуть его жене! Я услышал, как она кладет трубку и подходит ко мне. Послышался легкий смешок.
— Мерфи сказал, что его и без того удивило, что мы не стали устраивать себе медовый месяц. Он отпускает тебя на неделю. — Я почувствовал, как она просовывает руку мне под рубашку, захватывает сосок в ножницы длинных ногтей и слегка сжимает. Моя диафрагма, помимо моего желания, несколько раз поднялась и опустилась. — О! — защебетала блондинка. — Неужели ты собираешься отступить от своих принципов? А? — Она стиснула пальцы на моей груди, я сам не знал, что ее можно так мять. Боже… нимфа? Какая нимфа?! «Нимфа», — сказал Олдос. Наверняка он хотел сказать «нимфоманка»! Может, потому все и пошло так гладко, а остатками воли он хотел меня предостеречь. Скотина, на черта он взял себе… О господи!.. Куда она сует свою лапу?
— Дорогая, — выдавил я. — Давай держаться уже заведенных правил…
— Ну ты и бухгалтер, — промурлыкала она мне в ухо, продолжая манипулировать обеими руками. Я почувствовал, что долго сопротивляться не смогу, разве что включу себе гипнотизер. — Расслабься, мррр???
— Нет, солнышко, в самом деле, — забормотал я. — Я не хочу, чтобы в первые недели после свадьбы мы друг друга боялись, а я боюсь — если вернется тот чертов приступ, он запомнится мне как…
— Какие первые недели? — Она съела почти половину моей ушной раковины, но говорила все так же отчетливо, а то, что она говорила, заморозило меня до нуля, абсолютного нуля, двух абсолютных нулей. — Если не помнишь, то мы пять дней как поженились. — Она проглотила хрящ моего уха, и он даже не захрустел у нее на зубах.
Бац! Один-ноль в ее пользу. Интересно, при каком счете она поднимет тревогу. Особых иллюзий по данному поводу я не питал. Переместив одну руку на шею жены, я просунул другую под пояс юбки. Движения мои были быстрыми и решительными, или — или, в моем распоряжении имелось лишь несколько секунд на то, чтобы овладеть ситуацией. Левой рукой я начал массировать затылок самочки, правую же сунул глубже под пояс, который поддался с легким треском. Белья на ней не было. И в самом деле, на черта той, чей супружеский стаж исчисляется пятью днями, трусики? Чтобы она в них запарилась? Я положил указательный палец на весьма изящный — должен объективно признать — бугорок в начале борозды между ее ног и — когда извивающаяся на мне нимфа издала низкое горловое рычание — вскрикнул, перевернулся на бок, сбросив жену на пол, схватился за виски и взвыл. Глубоко вздохнув, я задержал дыхание, рассчитывая, что мое лицо приобретет достаточно убедительный багровый цвет. На лбу и над верхней губой выступил пот. Из-за моего собственного крика мне не было слышно, что делает женщина, но вряд ли она радостно щебетала, лежа на полу. Я застонал еще раз, еще и внезапно замер. Услышав классическое: «Что случилось?», — я сел.
— О гос-споди… — Я смотрел на жену, широко раскрыв глаза и тяжело дыша широко раскрытым ртом. — Отпустило… Что же это за чертовщина?!
Она была в ярости, хотя и подавляла в себе эту ярость, скрывая подозрительность под маской интереса, который по своей природе весьма близок подозрительности. Если бы я просто сказал: «Знаешь, дорогая, давай не сейчас, вечерком, ладно?», она сразу же бы поняла, что со мной что-то не то. Сбросив же ее на пол, я заставил ее подумать: «Ну не настолько же он наглый? Может, и в самом деле ему больно?» Поднявшись с пола, она отряхнула руку, смоченную пролившейся выпивкой. Запахло джином. Ага, неплохо.
— Я позвоню доктору Обруту, — сказала она.
— Нет, не надо. — Я огляделся в поисках пепельницы — кто-то из нас курил. — Дай мне, пожалуйста, сигарету.
Она встала и подала мне сигареты и зажигалку, ничуть не удивившись — значит, я курил. Я затянулся, решив при первой же возможности бросить курить — в сигаретах никакого вкуса, так какой в этом смысл? Жена тоже закурила.
— Хочешь ты этого или нет, но к врачу тебе пойти придется, — сказала она.
— Знаю… Но давай договоримся — если меня сегодня еще раз прихватит, завтра иду к этим мясникам. Если нет — отложу на потом.
— Почему?
— Я им не доверяю, им самим надо лечиться. — Я мило улыбнулся, но она обладала неплохой броней, отражавшей подобного рода улыбки. Это не Олдос выбрал себе жену, это она — как же ее зовут? — выбрала себе его, а тут на тебе — проблемы на пятый день райской жизни! — С тех пор как я узнал, что одного хирурга поймали на том, что он брал работу на дом…
Ее губы растянулись в слабой усмешке, но это не ослабило напряженности в наших отношениях и в ее взгляде. Она потерла руку и нахмурилась, явно ожидая, чтобы я вытер пролившийся джин, но мне было нужно, чтобы она вышла из комнаты. Наконец дождавшись, я бросился к вешалке и быстро обшарил ее сумочку, а когда она вернулась и начала вытирать ароматную лужицу, я знал о ней уже несколько больше. Передо мной была миссис Лимдред Сейбо Джетервейлин. Лимми. Любимая пташечка.
— Лимми, может, съездим куда-нибудь проветриться?
Она на мгновение застыла с тряпкой в руке. Теперь она выглядела действительно как милая женушка, задумчиво глядя в стену и расставив стройные ноги с изящными коленками.
— Олдос, — сказала она, не отрывая взгляда от украшенной литографией стены. — Не заглядывай мне под юбку, я уже тебе говорила, что чувствую это столь же явственно, как и вижу. — Только теперь она посмотрела на меня. — Если хочешь, могу тебе сделать… ну, знаешь, то, что ты так любишь? — Она положила руку мне на колено, встала и направилась в ванную. Я продолжал сидеть, ощущая легкое беспокойство внизу живота. — Ну так как? — крикнула она сквозь шум воды.
— Поддерживаю. Давай только выберемся куда-нибудь за город. Пообедаем на свежем воздухе… — Я встал и поправил брюки. — Хотелось бы немного подышать…
— Хочешь, чтобы я вела машину? — Она стояла в дверях ванной, с легкой иронией глядя на меня.
Я почувствовал, что стою на скользком льду, что нормальным образом ее не переиграть, то есть не обмануть, не отделаться от нее лишь бы чем, такой уж это тип женщины — бдительная, напряженная, ко всему готовая. Я подошел к ней, по пути слегка пошатнувшись, но позаботившись о том, чтобы было видно, что я притворяюсь и при этом знаю, что видно, что я притворяюсь. Подойдя к Лимдред, я обнял ее и уткнулся носом в предназначенное для этого место — между шеей и плечом, — медленно выпустив нагретый в легких воздух, чтобы он пробежал по ее грудной клетке, проник в каньон между твердыми и отнюдь не маленькими грудями, дал ей почувствовать мое возбуждение. Она вздохнула глубже. Я что-то пробормотал, проверяя, на руке ли у меня часы. «Два-два-один-четыре», — подумал я. Нажать я успел только две двойки. Лимдред дернулась.
— Что ты там делаешь у меня за спиной?
Вот проклятье! Я быстро убрал руку с часами, чтобы она их не заметила', и крепче обнял Лимдред, коснувшись кончиком носа краешка ушной раковины. Она вздрогнула — Лимдред, не раковина; я повторил попытку и снова не встретил сопротивления. Едва не рассмеявшись вслух, я уже почти схватил «жену» на руки, чтобы отнести ее в спальню, когда вдруг понял, что не знаю, где та находится. Я слегка прихватил ее ухо губами.
— Дорогая, иди в постельку. Сейчас приду, ммм?
— Ммм!..
Она выскользнула из моих объятий и направилась в сторону лестницы. Первые два шага она сделала медленно, словно колеблясь, но третий уже был началом триумфального марша самки. Я почувствовал, что и в самом деле вспотел и душ мне точно не помешает — эту бабенку, если откажет Робинов гипнотизер, удастся водить за нос еще самое большее час. Потом последует неизбежная серия вопросов, и хорошо еще, если она не достанет откуда-нибудь из-под подушки пистолет. Я бросился в ванную, сорвал с себя одежду и вскочил под мощную струю душа. Намыливаясь и споласкиваясь, я размышлял, как себя вести с Лимми, но мне ничего не приходило в голову, кроме как «оглушить» ее и получить таким образом несколько дней для поисков Красински. Плотно обмотавшись полотенцем, чтобы она не заметила возможных различий в моем и моего двойника телосложении, я мысленно повторил последовательность, включавшую гипнотизер, и устремился по лестнице наверх.
Она лежала на широкой кровати, обнаженная, разбросав в стороны руки и ноги. Я выключил свет, она захихикала. Ожидая какой-то ловушки, я подошел на цыпочках к кровати, позволил полотенцу упасть на пол и присел на край постели. Я поцеловал ее в изящную ступню, затем переместил губы выше, держа ее за обе ноги, легко, но если бы она захотела перевернуться, я бы ей не позволил, чувствуя себя в большей безопасности, когда она на меня не смотрела. Поцеловав место под коленом, о котором даже женщины не знают, что оно такое гладкое и возбуждающее, я провел губами по задней стороне бедра до самого его верха. Изящный задик слегка напрягся, когда я положил на него ладони и начал массировать, время от времени, словно нехотя, погружая палец в темный грот, венчавший арку бедер. Накрыв своими ногами ее ноги, я взобрался на нее, двигаясь вверх. Я пытался думать только о часах и о том, какое ухо избрать объектом атаки, но не все части моего тела были готовы безоговорочно мне подчиняться. Лимдред тоже это заметила, несколько раз сжав ягодицы и пробормотав что-то явно ободряющее. Нужно было спешить, но мне это не слишком удавалось. Я поцеловал затылок женщины, погрузил нос в приятно пахнущие волосы, переместился ближе к левому уху, почувствовал ее руку на своем бедре, ногти впились в кожу, пока еще слегка, но не подлежало сомнению, что давление сейчас возрастет. Нажав на соответствующие кнопки, я приложил часы к уху Лимдред — должен признаться, с некоторым сожалением.
— Лежи спокойно, милая, — сказал я. — Постарайся отключиться, уплыть в страну грез…
Подождав немного, я посмотрел вниз — даже в темноте в ней все казалось идеальным, стройная спина, два отчетливых бугорка ягодиц, две одинаково изящных ноги, даже непонятно, за какую приниматься. Я вздохнул.
— Ах, какие ножки, прелесть… — громко и торжествующе процитировал я начало знаменитой во времена моей молодости длинной эротической поэмы.
— Что ты сказал?
Я едва не свалился на пол. «Оуэн, твои штучки когда-нибудь тебя подведут, — услышал я рассудительный голос Пимы. — Вместо спасательного троса или ножа тебе под руку попадет банка с пивом, и это еще будет не самое худшее». Я стиснул зубы и зажмурился, чувствуя, как мои ноги помимо моего желания оплетают ноги Лимдред. Открыв глаза, я окинул взглядом комнату в поисках хоть какой-либо идеи, но все происходило так быстро… Лимдред вздрогнула и пошевелилась. Я нажал на часах все, что нужно было нажать, и приложил ей к уху, одновременно просунув правую руку ей под мышку и лаская грудь с твердым набухшим соском. Лимдред решительно извернулась подо мной, и [я не в состоянии был ей помешать, разве что только прибегнув к «погремушке». Часы отказали окончательно и бесповоротно, к тому же мне негде было теперь их спрятать. Сунув руку под лопатку Лимми, я покрыл поцелуями оба соска; тело женщины слегка расслабилось, У меня появилась минута передышки, и я использовал ее по максимуму, отказавшись на какое-то время от намерений подчинить себе жену Олдоса с помощью гипнотизера и прибегнув к древнейшему способу обретения власти одного пола над другим. Лимдред тоже оказалась его поклонницей, и наверняка не только в последние пять минут. Прошло не слишком много времени, прежде чем я понял, что все то, что я до сих пор знал об эрогенных зонах, на самом деле не стоит и ломаного гроша. Лимми отдавалась мне всем телом, словно неограненный бриллиант в руки опытного ювелира, ее возбуждало ее собственное возбуждение, а это, по мнению китайских мастеров любви, является вершиной совершенства. Если, конечно, совершенство вообще может не быть вершиной. И если китайца могут звать Оуэн Йитс.
Лимдред Джетервейлин обладала невероятным запасом энергии, страсти и, скажем так, упорства. Я видел ее над собой, видел ее соски, подрагивавшие над моей грудью, мгновение спустя — напряженные мышцы спины, идеальную работу позвоночника, все, к чему бы я ни прикасался, через секунду сменялось совершенно другой частью ее тела. Ее руки словно размножились, ибо я ощущал их в каждый момент в дюжине мест, количество пальцев возросло в квадрате.
И меня это вовсе не пугало.
Не удручало.
Не злило.
Мне это нравилось, о чем я не замедлил сообщить второй из заинтересованных сторон. «Ты мне сегодня тоже нравишься», — услышал я, а потом слух показался мне наименее необходимым из чувств в этот вечер, в мире «где-то рядом», в чужом городе, не в своей постели, с чужой женой. Праздник страсти. Карнавал поз. Шквал прикосновений, ударов, толчков, щипков, сосания, лизания, кусания…
Безумие.
Я перестал удивляться Олдосу. Стоило терпеть эту женщину, чтобы потом лечь рядом с ней в постель.
Я очнулся в пятом часу утра. Почти каждое движении неприятно отзывалось болью в мышцах, как после первого сеанса японского массажа. Некоторое время я просто лежал, пытаясь вспомнить по возможности все, но всего было так много, что, кроме еще одной волны возбуждения, я ничего не добился. Повернувшись, я посмотрел на спящую рядом со мной женщину. Она снова выглядела неинтересно и даже неаппетитно. Я приложил к ее уху часы Робина и нажал нужные кнопки в нужной последовательности, а затем начал медленно и методично нашептывать ей на ухо задание.
— Понимаю, — неожиданно произнесла она.
Быстро склонившись над ней, я отчетливо объяснил, почему ей не следует беспокоиться из-за отсутствия мужа, почему она не должна помнить о сегодняшней ночи, так, на всякий случай. Я повторил инструкции трижды, она повторила их безошибочно, четко и с чувством. «Циттер» Робина снова работал как положено. Он подарил мне одну из самых эксцентричных ночей в моей жизни, теперь же дарил несколько дней на поиски. Выскочив из постели, я обшарил квартиру, ознакомившись с привычками Олдоса и вообще обитателей этой стороны. За одним из самых ранних в моей жизни завтраков я посмотрел выпуск новостей по телевидению. Ничего такого, что могло бы меня заинтересовать. Оставив телевизор включенным, я повозился с компом, одновременно слушая типичные утренние шуточки: «У него пропала жена, он пошел в полицию и описал ее внешность. Но полицейские ему не поверили» или «Если бы Моисей видел ее лицо, он добавил бы еще одну заповедь». Я проверил комп сержанта, но тот еще не нашел Ласкацио, украл у Лимми сорок долларов, чтобы не начинать день с поисков банкомата, и уехал на машине Олдоса. После меня остался некоторый беспорядок в окрестностях шкафа и пара небольших кровоподтеков на теле Лимдред. Тронувшись с места и проанализировав всю свою встречу с «женой», я пришел к выводу, что если их было только два, то это означает, что я действительно умею владеть собой.
— Понимаю…
— Тебя зовут Ари Зона Стейтс. Ты наемник, завербованный сперва для борьбы с какими-то экзотическими партизанами, а два дня назад — в команду, сражающуюся с космическими захватчиками. — Я говорил медленно и отчетливо, так что у меня даже заболели губы. — Позавчера что-то случилось, что именно, ты не знаешь, ты очнулся в Тирлбоуте, но не понимал, где ты и что с тобой. Ты помнишь название Какодоган-9. Меня ты никогда и нигде не видел. У тебя проблемы со зрением, твой приятель — Роберт Друдман, тоже наемник из Какодогана-9. — Я немного подумал и добавил поручение передать привет Кашлю. — Теперь повтори! — приказал я в заключение.
Он повторил, запинаясь, но в основном придерживаясь намеченной мной линии. Я еще раз произнес задание, а потом — может, это было уже и лишнее, но я не хотел рисковать — еще раз. Теперь Ари Зона уже гладко излагал свою новую фальшивую биографию. Когда он закончил, я выключил часы и еще раз спросил его о самых важных деталях.
— … Какодоган-9… Друдман… Ари Зона Стейтс… наемник. Нимфа, — ни с того ни с сего вдруг добавил он.
Подумав, я решил больше не включать гипнотизер, он мог мне еще пригодиться; одно слово страдающего амнезией наемника не должно провалить его легенду, да и в конце концов, через несколько дней я заберу его из части и выгружу на пороге собственного дома.
— Нимфа… — тихо повторил он.
— Ладно. — Я похлопал его по щеке. — Мир без нимф был бы не столь приятным. Ты прав, Ари. Садись за руль и езжай в Тирлбоут. По дороге, в предместье Солт-Ривер, остановишься, чтобы высадить меня. Поехали.
Он послушно подчинился. Я опасался, что он будет вести машину как автомат, но он вел себя так, словно вообще меня не видел и не пережил сеанса гипноза — руки свободно держали руль, он что-то насвистывал, давал себя обгонять и обгонял сам. Тогда я прятался на заднем сиденье — близнецы хорошо запоминаются. На границе городка Ари Зона затормозил и остановил машину. Воздержавшись от срывавшихся с языка предостережений, я выскочил из машины и, не оглядываясь, пошел в сторону клуба, где оставалась машина Олдоса или Ари, то есть моя. К счастью, я не встретил никого из знакомых, в машине довольно интенсивно воняло духами; я понял, что мой двойник обладает весьма специфическим вкусом — острые как бритвы блондинки с прочным как нос ледокола макияжем, пользующиеся парфюмерией, которая, оставаясь на коже самца в течение полугода, метит его успешнее, чем выделения соответствующих желез у кошек. Его дело. Я час покатался по городу, просто чтобы хотя бы бегло с ним познакомиться, выпил рюмочку в баре «Рожок» и поехал к себе домой. Вставив ключ в щель замка, я вошел в квартиру — и испытал потрясение не меньшее, чем от последствий взрыва.
Стройная хищная блондинка (духи!) выскочила из дверей кухни и бросилась мне на шею. Я крепко прижал ее к себе, зная из телепередач, что клинч дает борцу от нескольких до нескольких десятков секунд на то, чтобы перевести дыхание. Мне требовалось полчаса, но я рад был каждой минуте.
— Что так поздно? — прошипела блондинка, пытаясь вырваться из моих объятий, но я еще не был готов к борьбе вне клинча. Я крепко держал ее, но ей удалось повернуть голову, и она провела кончиком языка по краю моего уха, а затем слегка надкусила его. Похоже, оно показалось ей чересчур жилистым. — Я все сижу тут и сижу… — пожаловалась она.
Я глубоко вздохнул, осознавая, что нахожусь на грани провала; нужно было бросить самому себе какую-нибудь доску в волны собственной лжи.
— О господи… — простонал я. — Как только я вышел из клуба, у меня зверски разболелась голова, так что я сидел в машине и выл от боли. Наверное, с полчаса, не знаю… Первый раз в жизни…
Она уперлась мне в грудь, так что, если бы я ее не отпустил, ее руки по локоть ушли бы в мою грудную клетку. Отодвинувшись, она внимательно посмотрела на меня и лучезарно улыбнулась.
— Действительно, ты выглядишь совсем разбитым. Но, к счастью, ты не обманул свою женушку — я звонила Мерфи, он сказал, что ты ушел из клуба около часа назад.
Женушка! Вот черт! Я слабо улыбнулся. Он ничего мне не сказал, но я его и не спрашивал. Видимо, они поженились совсем недавно, в базе данных, где я его нашел, еще не было сведений о том, что у него есть жена. Нимфа, вспомнил я, это слово настолько занимало его мысли, что даже пробилось сквозь блокаду гипноза. Черт… Оказывается, я должен знать — а я этого не предвидел, — что она пьет, курит ли, какое у нее хобби… Чем дольше я об этом думал, тем отчетливее видел, как женушка звонит в полицию. У меня не было никаких шансов избежать ее влюбленного бдительного взгляда и демаскировки. Мне стало жаль самого себя — из-за такого идиотизма разваливается вполне неплохой план.
— Ну что? — спросила жена. — Еще болит?
— Собственно, уже нет. — Под ее взглядом я боялся слишком много врать. — Но знаешь — это было так неожиданно, господи, меня так прижало, что я думал… — Я покрутил головой, заодно осмотрев комнату. — Кошмар! И знаешь, я все время боюсь, что это опять начнется.
— Ну, тогда иди ляг. Может, хочешь выпить? А?
— Думаю, хочу. — Я сделал три шага и осторожно лег на диван. Заодно, подумал я, узнаю, что пьет мой альтер эго.
— А чего хочешь?
Чтоб тебя, нерешительная баба! Я вздохнул и поморщился.
— Прошу тебя, не требуй от меня никаких решений! — простонал я. — Я все время думаю только об одном — чтобы это не повторилось. — Я закрыл глаза и для надежности прикрыл их рукой.
Блондинка зазвенела стаканами, потом подошла ко мне. Я почувствовал нежный поцелуй на губах. Мгновением раньше, словно предупредительный сигнал, моего обоняния достиг тяжелый, словно строительная плита, запах духов. Вложив стакан мне в руку, она присела на пол, касаясь правым соском моей груди.
— Может, мне позвонить Мерфи и сказать, что ты возьмешь день-два, чтобы провериться у врача? — спросила она.
О! На этот раз уже у меня возникло желание ее обнять. Я убрал руку с лица и приоткрыл один глаз.
— Думаешь, он меня за это не убьет? — спросил я.
— О, наверняка нет! Я бы уж с ним поговорила, — воскликнула она и бросилась к телефону.
Одним ухом я прислушивался к разговору своей жены с Мерфи, моим шефом, остальная же часть меня отчаянно искала выхода из положения. Я потерял два дня на поиски моего двойника, чтобы иметь возможность спокойно, пользуясь его автомобилем и его документами, попытаться найти Красински. Теперь же похоже было, что я застрял еще хуже, чем до того, как нашел Олдоса, и ничего, кроме банального убийства, не приходило мне в голову — не удивительно, что слабые духом столь часто прибегают к гарроте, ножу или револьверу. Внезапно меня охватило тяжкое предчувствие беды — такая женщина, как эта, через час будет знать, что это не ее муж лежит на диване в гостиной, такая женщина не поколеблется перед тем, чтобы пойти в полицию и заставить полицейских, насколько бы те ни устали и ни воспринимали всерьез ее рассказ, прийти за мнимым муженьком. Мне конец. Единственный выход — мчаться в Тирлбоут, ловить настоящего Олдоса и вернуть его жене! Я услышал, как она кладет трубку и подходит ко мне. Послышался легкий смешок.
— Мерфи сказал, что его и без того удивило, что мы не стали устраивать себе медовый месяц. Он отпускает тебя на неделю. — Я почувствовал, как она просовывает руку мне под рубашку, захватывает сосок в ножницы длинных ногтей и слегка сжимает. Моя диафрагма, помимо моего желания, несколько раз поднялась и опустилась. — О! — защебетала блондинка. — Неужели ты собираешься отступить от своих принципов? А? — Она стиснула пальцы на моей груди, я сам не знал, что ее можно так мять. Боже… нимфа? Какая нимфа?! «Нимфа», — сказал Олдос. Наверняка он хотел сказать «нимфоманка»! Может, потому все и пошло так гладко, а остатками воли он хотел меня предостеречь. Скотина, на черта он взял себе… О господи!.. Куда она сует свою лапу?
— Дорогая, — выдавил я. — Давай держаться уже заведенных правил…
— Ну ты и бухгалтер, — промурлыкала она мне в ухо, продолжая манипулировать обеими руками. Я почувствовал, что долго сопротивляться не смогу, разве что включу себе гипнотизер. — Расслабься, мррр???
— Нет, солнышко, в самом деле, — забормотал я. — Я не хочу, чтобы в первые недели после свадьбы мы друг друга боялись, а я боюсь — если вернется тот чертов приступ, он запомнится мне как…
— Какие первые недели? — Она съела почти половину моей ушной раковины, но говорила все так же отчетливо, а то, что она говорила, заморозило меня до нуля, абсолютного нуля, двух абсолютных нулей. — Если не помнишь, то мы пять дней как поженились. — Она проглотила хрящ моего уха, и он даже не захрустел у нее на зубах.
Бац! Один-ноль в ее пользу. Интересно, при каком счете она поднимет тревогу. Особых иллюзий по данному поводу я не питал. Переместив одну руку на шею жены, я просунул другую под пояс юбки. Движения мои были быстрыми и решительными, или — или, в моем распоряжении имелось лишь несколько секунд на то, чтобы овладеть ситуацией. Левой рукой я начал массировать затылок самочки, правую же сунул глубже под пояс, который поддался с легким треском. Белья на ней не было. И в самом деле, на черта той, чей супружеский стаж исчисляется пятью днями, трусики? Чтобы она в них запарилась? Я положил указательный палец на весьма изящный — должен объективно признать — бугорок в начале борозды между ее ног и — когда извивающаяся на мне нимфа издала низкое горловое рычание — вскрикнул, перевернулся на бок, сбросив жену на пол, схватился за виски и взвыл. Глубоко вздохнув, я задержал дыхание, рассчитывая, что мое лицо приобретет достаточно убедительный багровый цвет. На лбу и над верхней губой выступил пот. Из-за моего собственного крика мне не было слышно, что делает женщина, но вряд ли она радостно щебетала, лежа на полу. Я застонал еще раз, еще и внезапно замер. Услышав классическое: «Что случилось?», — я сел.
— О гос-споди… — Я смотрел на жену, широко раскрыв глаза и тяжело дыша широко раскрытым ртом. — Отпустило… Что же это за чертовщина?!
Она была в ярости, хотя и подавляла в себе эту ярость, скрывая подозрительность под маской интереса, который по своей природе весьма близок подозрительности. Если бы я просто сказал: «Знаешь, дорогая, давай не сейчас, вечерком, ладно?», она сразу же бы поняла, что со мной что-то не то. Сбросив же ее на пол, я заставил ее подумать: «Ну не настолько же он наглый? Может, и в самом деле ему больно?» Поднявшись с пола, она отряхнула руку, смоченную пролившейся выпивкой. Запахло джином. Ага, неплохо.
— Я позвоню доктору Обруту, — сказала она.
— Нет, не надо. — Я огляделся в поисках пепельницы — кто-то из нас курил. — Дай мне, пожалуйста, сигарету.
Она встала и подала мне сигареты и зажигалку, ничуть не удивившись — значит, я курил. Я затянулся, решив при первой же возможности бросить курить — в сигаретах никакого вкуса, так какой в этом смысл? Жена тоже закурила.
— Хочешь ты этого или нет, но к врачу тебе пойти придется, — сказала она.
— Знаю… Но давай договоримся — если меня сегодня еще раз прихватит, завтра иду к этим мясникам. Если нет — отложу на потом.
— Почему?
— Я им не доверяю, им самим надо лечиться. — Я мило улыбнулся, но она обладала неплохой броней, отражавшей подобного рода улыбки. Это не Олдос выбрал себе жену, это она — как же ее зовут? — выбрала себе его, а тут на тебе — проблемы на пятый день райской жизни! — С тех пор как я узнал, что одного хирурга поймали на том, что он брал работу на дом…
Ее губы растянулись в слабой усмешке, но это не ослабило напряженности в наших отношениях и в ее взгляде. Она потерла руку и нахмурилась, явно ожидая, чтобы я вытер пролившийся джин, но мне было нужно, чтобы она вышла из комнаты. Наконец дождавшись, я бросился к вешалке и быстро обшарил ее сумочку, а когда она вернулась и начала вытирать ароматную лужицу, я знал о ней уже несколько больше. Передо мной была миссис Лимдред Сейбо Джетервейлин. Лимми. Любимая пташечка.
— Лимми, может, съездим куда-нибудь проветриться?
Она на мгновение застыла с тряпкой в руке. Теперь она выглядела действительно как милая женушка, задумчиво глядя в стену и расставив стройные ноги с изящными коленками.
— Олдос, — сказала она, не отрывая взгляда от украшенной литографией стены. — Не заглядывай мне под юбку, я уже тебе говорила, что чувствую это столь же явственно, как и вижу. — Только теперь она посмотрела на меня. — Если хочешь, могу тебе сделать… ну, знаешь, то, что ты так любишь? — Она положила руку мне на колено, встала и направилась в ванную. Я продолжал сидеть, ощущая легкое беспокойство внизу живота. — Ну так как? — крикнула она сквозь шум воды.
— Поддерживаю. Давай только выберемся куда-нибудь за город. Пообедаем на свежем воздухе… — Я встал и поправил брюки. — Хотелось бы немного подышать…
— Хочешь, чтобы я вела машину? — Она стояла в дверях ванной, с легкой иронией глядя на меня.
Я почувствовал, что стою на скользком льду, что нормальным образом ее не переиграть, то есть не обмануть, не отделаться от нее лишь бы чем, такой уж это тип женщины — бдительная, напряженная, ко всему готовая. Я подошел к ней, по пути слегка пошатнувшись, но позаботившись о том, чтобы было видно, что я притворяюсь и при этом знаю, что видно, что я притворяюсь. Подойдя к Лимдред, я обнял ее и уткнулся носом в предназначенное для этого место — между шеей и плечом, — медленно выпустив нагретый в легких воздух, чтобы он пробежал по ее грудной клетке, проник в каньон между твердыми и отнюдь не маленькими грудями, дал ей почувствовать мое возбуждение. Она вздохнула глубже. Я что-то пробормотал, проверяя, на руке ли у меня часы. «Два-два-один-четыре», — подумал я. Нажать я успел только две двойки. Лимдред дернулась.
— Что ты там делаешь у меня за спиной?
Вот проклятье! Я быстро убрал руку с часами, чтобы она их не заметила', и крепче обнял Лимдред, коснувшись кончиком носа краешка ушной раковины. Она вздрогнула — Лимдред, не раковина; я повторил попытку и снова не встретил сопротивления. Едва не рассмеявшись вслух, я уже почти схватил «жену» на руки, чтобы отнести ее в спальню, когда вдруг понял, что не знаю, где та находится. Я слегка прихватил ее ухо губами.
— Дорогая, иди в постельку. Сейчас приду, ммм?
— Ммм!..
Она выскользнула из моих объятий и направилась в сторону лестницы. Первые два шага она сделала медленно, словно колеблясь, но третий уже был началом триумфального марша самки. Я почувствовал, что и в самом деле вспотел и душ мне точно не помешает — эту бабенку, если откажет Робинов гипнотизер, удастся водить за нос еще самое большее час. Потом последует неизбежная серия вопросов, и хорошо еще, если она не достанет откуда-нибудь из-под подушки пистолет. Я бросился в ванную, сорвал с себя одежду и вскочил под мощную струю душа. Намыливаясь и споласкиваясь, я размышлял, как себя вести с Лимми, но мне ничего не приходило в голову, кроме как «оглушить» ее и получить таким образом несколько дней для поисков Красински. Плотно обмотавшись полотенцем, чтобы она не заметила возможных различий в моем и моего двойника телосложении, я мысленно повторил последовательность, включавшую гипнотизер, и устремился по лестнице наверх.
Она лежала на широкой кровати, обнаженная, разбросав в стороны руки и ноги. Я выключил свет, она захихикала. Ожидая какой-то ловушки, я подошел на цыпочках к кровати, позволил полотенцу упасть на пол и присел на край постели. Я поцеловал ее в изящную ступню, затем переместил губы выше, держа ее за обе ноги, легко, но если бы она захотела перевернуться, я бы ей не позволил, чувствуя себя в большей безопасности, когда она на меня не смотрела. Поцеловав место под коленом, о котором даже женщины не знают, что оно такое гладкое и возбуждающее, я провел губами по задней стороне бедра до самого его верха. Изящный задик слегка напрягся, когда я положил на него ладони и начал массировать, время от времени, словно нехотя, погружая палец в темный грот, венчавший арку бедер. Накрыв своими ногами ее ноги, я взобрался на нее, двигаясь вверх. Я пытался думать только о часах и о том, какое ухо избрать объектом атаки, но не все части моего тела были готовы безоговорочно мне подчиняться. Лимдред тоже это заметила, несколько раз сжав ягодицы и пробормотав что-то явно ободряющее. Нужно было спешить, но мне это не слишком удавалось. Я поцеловал затылок женщины, погрузил нос в приятно пахнущие волосы, переместился ближе к левому уху, почувствовал ее руку на своем бедре, ногти впились в кожу, пока еще слегка, но не подлежало сомнению, что давление сейчас возрастет. Нажав на соответствующие кнопки, я приложил часы к уху Лимдред — должен признаться, с некоторым сожалением.
— Лежи спокойно, милая, — сказал я. — Постарайся отключиться, уплыть в страну грез…
Подождав немного, я посмотрел вниз — даже в темноте в ней все казалось идеальным, стройная спина, два отчетливых бугорка ягодиц, две одинаково изящных ноги, даже непонятно, за какую приниматься. Я вздохнул.
— Ах, какие ножки, прелесть… — громко и торжествующе процитировал я начало знаменитой во времена моей молодости длинной эротической поэмы.
— Что ты сказал?
Я едва не свалился на пол. «Оуэн, твои штучки когда-нибудь тебя подведут, — услышал я рассудительный голос Пимы. — Вместо спасательного троса или ножа тебе под руку попадет банка с пивом, и это еще будет не самое худшее». Я стиснул зубы и зажмурился, чувствуя, как мои ноги помимо моего желания оплетают ноги Лимдред. Открыв глаза, я окинул взглядом комнату в поисках хоть какой-либо идеи, но все происходило так быстро… Лимдред вздрогнула и пошевелилась. Я нажал на часах все, что нужно было нажать, и приложил ей к уху, одновременно просунув правую руку ей под мышку и лаская грудь с твердым набухшим соском. Лимдред решительно извернулась подо мной, и [я не в состоянии был ей помешать, разве что только прибегнув к «погремушке». Часы отказали окончательно и бесповоротно, к тому же мне негде было теперь их спрятать. Сунув руку под лопатку Лимми, я покрыл поцелуями оба соска; тело женщины слегка расслабилось, У меня появилась минута передышки, и я использовал ее по максимуму, отказавшись на какое-то время от намерений подчинить себе жену Олдоса с помощью гипнотизера и прибегнув к древнейшему способу обретения власти одного пола над другим. Лимдред тоже оказалась его поклонницей, и наверняка не только в последние пять минут. Прошло не слишком много времени, прежде чем я понял, что все то, что я до сих пор знал об эрогенных зонах, на самом деле не стоит и ломаного гроша. Лимми отдавалась мне всем телом, словно неограненный бриллиант в руки опытного ювелира, ее возбуждало ее собственное возбуждение, а это, по мнению китайских мастеров любви, является вершиной совершенства. Если, конечно, совершенство вообще может не быть вершиной. И если китайца могут звать Оуэн Йитс.
Лимдред Джетервейлин обладала невероятным запасом энергии, страсти и, скажем так, упорства. Я видел ее над собой, видел ее соски, подрагивавшие над моей грудью, мгновение спустя — напряженные мышцы спины, идеальную работу позвоночника, все, к чему бы я ни прикасался, через секунду сменялось совершенно другой частью ее тела. Ее руки словно размножились, ибо я ощущал их в каждый момент в дюжине мест, количество пальцев возросло в квадрате.
И меня это вовсе не пугало.
Не удручало.
Не злило.
Мне это нравилось, о чем я не замедлил сообщить второй из заинтересованных сторон. «Ты мне сегодня тоже нравишься», — услышал я, а потом слух показался мне наименее необходимым из чувств в этот вечер, в мире «где-то рядом», в чужом городе, не в своей постели, с чужой женой. Праздник страсти. Карнавал поз. Шквал прикосновений, ударов, толчков, щипков, сосания, лизания, кусания…
Безумие.
Я перестал удивляться Олдосу. Стоило терпеть эту женщину, чтобы потом лечь рядом с ней в постель.
Я очнулся в пятом часу утра. Почти каждое движении неприятно отзывалось болью в мышцах, как после первого сеанса японского массажа. Некоторое время я просто лежал, пытаясь вспомнить по возможности все, но всего было так много, что, кроме еще одной волны возбуждения, я ничего не добился. Повернувшись, я посмотрел на спящую рядом со мной женщину. Она снова выглядела неинтересно и даже неаппетитно. Я приложил к ее уху часы Робина и нажал нужные кнопки в нужной последовательности, а затем начал медленно и методично нашептывать ей на ухо задание.
— Понимаю, — неожиданно произнесла она.
Быстро склонившись над ней, я отчетливо объяснил, почему ей не следует беспокоиться из-за отсутствия мужа, почему она не должна помнить о сегодняшней ночи, так, на всякий случай. Я повторил инструкции трижды, она повторила их безошибочно, четко и с чувством. «Циттер» Робина снова работал как положено. Он подарил мне одну из самых эксцентричных ночей в моей жизни, теперь же дарил несколько дней на поиски. Выскочив из постели, я обшарил квартиру, ознакомившись с привычками Олдоса и вообще обитателей этой стороны. За одним из самых ранних в моей жизни завтраков я посмотрел выпуск новостей по телевидению. Ничего такого, что могло бы меня заинтересовать. Оставив телевизор включенным, я повозился с компом, одновременно слушая типичные утренние шуточки: «У него пропала жена, он пошел в полицию и описал ее внешность. Но полицейские ему не поверили» или «Если бы Моисей видел ее лицо, он добавил бы еще одну заповедь». Я проверил комп сержанта, но тот еще не нашел Ласкацио, украл у Лимми сорок долларов, чтобы не начинать день с поисков банкомата, и уехал на машине Олдоса. После меня остался некоторый беспорядок в окрестностях шкафа и пара небольших кровоподтеков на теле Лимдред. Тронувшись с места и проанализировав всю свою встречу с «женой», я пришел к выводу, что если их было только два, то это означает, что я действительно умею владеть собой.