Страница:
— Я не злюсь, чего ты… — буркнул я, глядя прямо перед собой.
— Плевать мне на твою злость, — задиристо, но неискренне бросил он. — Мне просто дым мешает. — Неожиданно он ударил кулаком по отделявшему нас от водителя стеклу. — Слушай, может, все-таки включишь двигатель?
Водитель посмотрел на него в зеркало и поехал еще медленнее. Будда вскочил, я вытянул руку, но он всего лишь полез в карман и стукнул в стекло развернутой двадцаткой. Купюра, похоже, возымела действие, и машина наконец набрала более-менее приемлемую скорость. Минут через десять я велел водителю остановиться. До площадки оставалось еще двести метров, но я видел с этого места ворота и прицеп-контору, и там ничего не происходило. Не было полицейских, не выла, как это обычно бывает в фильмах, собака, дверь в контору была открыта, и там даже что-то шевелилось. Будда выскочил из такси и встал рядом со мной.
— Черт бы их побрал! — выругался я. — Похоже, я начитался детективных романов… Впрочем, оно и к лучшему, с живыми разговаривать проще…
Я задержался на несколько секунд, чтобы выбросить окурок в канаву. Будда уже направился к воротам. Я догнал его через несколько шагов, и мы молча пошли дальше, но он шагал все быстрее. Наконец я не выдержал:
— Слушай, братец, раз уж ты меня нанял, то не лезь теперь вперед… — На него это не подействовало, так что я продолжал: — Еще три шага, и я ухожу — и как бы ты ни просил, больше я сюда не вернусь, а если и вернусь, то уж наверняка не с тобой!
Он притормозил со вздохом, столь хорошо мне известным в исполнении моего сына. Я воздержался от комментариев и угроз на будущее, но в душе поклялся, что в последний раз напоминаю ему о распределении ролей в нашем дуэте. «И неважно, — подумал я, — что это не он распределял роли, даже, можно сказать, никто их не распределял». У ворот я выставил в сторону руку, останавливая Будду.
— Войдешь туда один и спросишь Майкла про этого Красински. Можешь вести себя сколь угодно нагло, но лучше всего, если будет казаться, что ты так себя ведешь из-за страха и спешки. О'кей?
Особой радости он не выразил, но и возражать не стал; несколько секунд он стоял на месте, наморщив лоб и уставившись в пустоту над моей головой, словно актер перед выходом на сцену, а затем скрылся за ближайшим прицепом, шикарным «корсаром». Я огляделся по сторонам, достал «биффакс» и проверил обойму. Пистолет вернулся на свое место за ремнем, я закурил и выпустил облако густого дыма. В контору я вошел, когда Будда, склонившись над барьером, пытался угрожающей физиономией воздействовать на Майкла Как-Его-Там, которого, судя по величине живота, напугать могло лишь нормированное распределение продовольствия.
— Да пошел ты отсюда, придурок! — буркнул толстяк и спокойно вернулся к созерцанию вмонтированного в крышку стола экрана. Увидев на полу мою тень, он смачно причмокнул и сосредоточил взгляд на мне. — Чем могу служить?
Я быстро перебрал в голове дюжину вариантов продолжения беседы.
— Заткнись, — спокойно посоветовал я, плавным движением достал «биффакс» и прицелился в Будду. Как я и ожидал, оба застыли в одинаково неподдельном изумлении. — Что, ищешь кого-то, птенчик? — спросил я Будду. — Наверное, Юра, да? А ты слышал, что с ним случилось? — Толстяк подозрительно дернул рукой. Я быстро проверил расстояние между дулом «биффак-са» и его животом. Он выпрямил руки и прижал их к бокам. — Вот так и стой, — похвалил я его. — Ну? — вернулся я к допросу Будды. — Поделишься со мной своим интересом? Что ты тут вынюхиваешь?
— Я ищу… — хриплым голосом сказал он. — Я ищу Джереми Красински…
— Через Юра?!
— Да, они довольно хорошо друг друга знали… — Он искоса посмотрел на дуло пистолета.
Я поскреб подбородок, не переставая целиться в обеспокоенного Будду. Толстяк стоял напрягшись, отчего создавалось впечатление, будто живот тянет его вверх, к потолку.
— Может, ты и не знаешь, но мы тоже ищем Джереми и не хотим, чтобы кто-то еще путался у нас под ногами. А?
— Что — «а»? — отважно переспросил Будда.
— Вот и то!
Я нажал на спуск.
Раздался грохот, толстяк вскрикнул, подпрыгнув от страха. Будда пошатнулся и оперся рукой о стол, смахнув на пол стопку запыленных квитанций.
— Ах ты сволочь… — Лицо его исказила судорога. — Сукин…
Он рухнул на пол, сбросив на себя еще одну пачку старых бумаг. По столу перекатился металлический шар, использовавшийся, видимо, в качестве пресс-папье, покачнулся на самом краю и упал, ударившись о пол возле головы Будды. Мне показалось, что тот вздрогнул. Я посмотрел на толстяка.
— Есть здесь поблизости какая-нибудь лужайка? — спросил я, сунув руку в карман.
Не знаю, как он воспринял мое движение, вряд ли испугался, что я достану оружие, в конце концов, оно было уже на виду, но так или иначе, он весь затрясся. В этот момент его можно было бы использовать в качестве наглядного пособия на уроках физики в младших классах. Волны страха расходились по нему кругами, причем каждая по-своему.
— Лу… Лу… Лу… — начал заикаться он.
— Изображаешь полицейскую сирену? — заинтересовался я. — Не люблю…
— Зачем лужайка? — наконец выдавил он.
— Где-то ведь вас надо закопать, верно? — Я достал сигарету и закурил одной рукой. — Когда я был маленьким, мне на ночь рассказывали сказку про одного парня. Так вот, когда в городе что-то пропадало, полиция являлась к нему домой побеседовать. А его жена хвасталась: «Мой муж очень умный, и полиция тоже так считает — как только в городе что-то случится, приезжают к нам и спрашивают Джорджа, не знает ли он чего-нибудь». На мой взгляд, она побила мировой рекорд по наивности.
— Не знаю, ко мне полиция не приходит. — Живот толстяка затрясся. — Я вообще не понимаю, о чем речь. Я-то тут при чем?
— Ты? Наверняка ни при чем, просто мне нравится эта сказка. В ней есть некая скрытая мораль, тебе стоит ее поискать. Или я сам подскажу. Мораль: не будь наивным. Черт, я забыл добавить, что этот парень в конце концов обокрал собственную легковерную жену. Наивность всегда должна быть наказана.
— Но почему я? Что…
— Ладно. Скажу яснее: ты слишком наивен, укрывая Красински.
— Я его не укрываю…
— Но ты мне ничего не сказал, — с сожалением сказал я. — О! Собственно, это мне и нужно! Мне нужна информация о местонахождении Джереми Красински, а ты мне еще ничего не сказал.
Он судорожно сглотнул и заморгал, когда капли пота пробились сквозь густые темные брови и упали ему на глаза.
— Я не знаком с Красински… — пробормотал он. — Я только слышал о нем от Юра. Честное слово…
— А что говорил покойник? — Я подчеркнул слово «покойник», впрочем, наверное, это было лишним.
— Тралса, небольшой поселок… Возле шахты…
— Знаю, но этого мало.
— Ничего больше не знаю, клянусь!
Я начал опасаться, что во время нашей беседы его хватит инфаркт, и отвел от него зловещий взгляд.
— Ладно. Может быть, я тебе и поверю, пошли — поможешь мне перенести… — Я показал дулом на лежащее на полу тело.
— Поверьте… — Он уже не в состоянии был проглотить собравшуюся в горле слюну, и я ощутил острые угрызения совести.
— Не бойся, верю, — успокоил я хозяина. Пока он обходил барьер, глядя на отверстие ствола, я передумал и решил не подвергать его лишним испытаниям. — Ну что, может, належался уже? — сказал я Будде. — Вставай!
Сначала он открыл глаза, потом поднял голову и посмотрел на меня, лишь затем сел.
— Остаешься здесь? — спросил я, направляясь к выходу.
Он уперся в пол рукой и поднялся на ноги. Толстяк снова затрясся. —
— Да иди же! — поторопил я.
Он обошел остолбеневшего хозяина, догнал меня у ворот и с укоризной сказал:
— Неплохую встряску ты мне устроил. Не мог хотя бы его оглушить? По крайней мере, я не чувствовал бы себя идиотом…
— Ага. Сначала я так и хотел, но он побежал бы в полицию, мол, кто-то у него кого-то убил, и что тело где-то недалеко, а убийца выглядел так-то и так-то, а жертва…
— О господи! Хватит, хватит! — Он схватился за голову. — Я уже понял. Ты всех считаешь глупее себя?..
— Практика показывает, что, когда я так думаю, я во многом прав.
Он опередил меня на полшага и заглянул мне в лицо. Сначала он изобразил классическую пантомиму, водя глазами по небосклону и пожимая плечами, затем хлопнул себя по бедру, но я не позволил ему раскрыть рот.
— Тралса… — сказал я, — это чуть меньше ста километров от моего дома. Куда мы сегодня вернемся и откуда завтра отправимся на дальнейшие поиски. Хорошо?
Он кивнул.
5
— Плевать мне на твою злость, — задиристо, но неискренне бросил он. — Мне просто дым мешает. — Неожиданно он ударил кулаком по отделявшему нас от водителя стеклу. — Слушай, может, все-таки включишь двигатель?
Водитель посмотрел на него в зеркало и поехал еще медленнее. Будда вскочил, я вытянул руку, но он всего лишь полез в карман и стукнул в стекло развернутой двадцаткой. Купюра, похоже, возымела действие, и машина наконец набрала более-менее приемлемую скорость. Минут через десять я велел водителю остановиться. До площадки оставалось еще двести метров, но я видел с этого места ворота и прицеп-контору, и там ничего не происходило. Не было полицейских, не выла, как это обычно бывает в фильмах, собака, дверь в контору была открыта, и там даже что-то шевелилось. Будда выскочил из такси и встал рядом со мной.
— Черт бы их побрал! — выругался я. — Похоже, я начитался детективных романов… Впрочем, оно и к лучшему, с живыми разговаривать проще…
Я задержался на несколько секунд, чтобы выбросить окурок в канаву. Будда уже направился к воротам. Я догнал его через несколько шагов, и мы молча пошли дальше, но он шагал все быстрее. Наконец я не выдержал:
— Слушай, братец, раз уж ты меня нанял, то не лезь теперь вперед… — На него это не подействовало, так что я продолжал: — Еще три шага, и я ухожу — и как бы ты ни просил, больше я сюда не вернусь, а если и вернусь, то уж наверняка не с тобой!
Он притормозил со вздохом, столь хорошо мне известным в исполнении моего сына. Я воздержался от комментариев и угроз на будущее, но в душе поклялся, что в последний раз напоминаю ему о распределении ролей в нашем дуэте. «И неважно, — подумал я, — что это не он распределял роли, даже, можно сказать, никто их не распределял». У ворот я выставил в сторону руку, останавливая Будду.
— Войдешь туда один и спросишь Майкла про этого Красински. Можешь вести себя сколь угодно нагло, но лучше всего, если будет казаться, что ты так себя ведешь из-за страха и спешки. О'кей?
Особой радости он не выразил, но и возражать не стал; несколько секунд он стоял на месте, наморщив лоб и уставившись в пустоту над моей головой, словно актер перед выходом на сцену, а затем скрылся за ближайшим прицепом, шикарным «корсаром». Я огляделся по сторонам, достал «биффакс» и проверил обойму. Пистолет вернулся на свое место за ремнем, я закурил и выпустил облако густого дыма. В контору я вошел, когда Будда, склонившись над барьером, пытался угрожающей физиономией воздействовать на Майкла Как-Его-Там, которого, судя по величине живота, напугать могло лишь нормированное распределение продовольствия.
— Да пошел ты отсюда, придурок! — буркнул толстяк и спокойно вернулся к созерцанию вмонтированного в крышку стола экрана. Увидев на полу мою тень, он смачно причмокнул и сосредоточил взгляд на мне. — Чем могу служить?
Я быстро перебрал в голове дюжину вариантов продолжения беседы.
— Заткнись, — спокойно посоветовал я, плавным движением достал «биффакс» и прицелился в Будду. Как я и ожидал, оба застыли в одинаково неподдельном изумлении. — Что, ищешь кого-то, птенчик? — спросил я Будду. — Наверное, Юра, да? А ты слышал, что с ним случилось? — Толстяк подозрительно дернул рукой. Я быстро проверил расстояние между дулом «биффак-са» и его животом. Он выпрямил руки и прижал их к бокам. — Вот так и стой, — похвалил я его. — Ну? — вернулся я к допросу Будды. — Поделишься со мной своим интересом? Что ты тут вынюхиваешь?
— Я ищу… — хриплым голосом сказал он. — Я ищу Джереми Красински…
— Через Юра?!
— Да, они довольно хорошо друг друга знали… — Он искоса посмотрел на дуло пистолета.
Я поскреб подбородок, не переставая целиться в обеспокоенного Будду. Толстяк стоял напрягшись, отчего создавалось впечатление, будто живот тянет его вверх, к потолку.
— Может, ты и не знаешь, но мы тоже ищем Джереми и не хотим, чтобы кто-то еще путался у нас под ногами. А?
— Что — «а»? — отважно переспросил Будда.
— Вот и то!
Я нажал на спуск.
Раздался грохот, толстяк вскрикнул, подпрыгнув от страха. Будда пошатнулся и оперся рукой о стол, смахнув на пол стопку запыленных квитанций.
— Ах ты сволочь… — Лицо его исказила судорога. — Сукин…
Он рухнул на пол, сбросив на себя еще одну пачку старых бумаг. По столу перекатился металлический шар, использовавшийся, видимо, в качестве пресс-папье, покачнулся на самом краю и упал, ударившись о пол возле головы Будды. Мне показалось, что тот вздрогнул. Я посмотрел на толстяка.
— Есть здесь поблизости какая-нибудь лужайка? — спросил я, сунув руку в карман.
Не знаю, как он воспринял мое движение, вряд ли испугался, что я достану оружие, в конце концов, оно было уже на виду, но так или иначе, он весь затрясся. В этот момент его можно было бы использовать в качестве наглядного пособия на уроках физики в младших классах. Волны страха расходились по нему кругами, причем каждая по-своему.
— Лу… Лу… Лу… — начал заикаться он.
— Изображаешь полицейскую сирену? — заинтересовался я. — Не люблю…
— Зачем лужайка? — наконец выдавил он.
— Где-то ведь вас надо закопать, верно? — Я достал сигарету и закурил одной рукой. — Когда я был маленьким, мне на ночь рассказывали сказку про одного парня. Так вот, когда в городе что-то пропадало, полиция являлась к нему домой побеседовать. А его жена хвасталась: «Мой муж очень умный, и полиция тоже так считает — как только в городе что-то случится, приезжают к нам и спрашивают Джорджа, не знает ли он чего-нибудь». На мой взгляд, она побила мировой рекорд по наивности.
— Не знаю, ко мне полиция не приходит. — Живот толстяка затрясся. — Я вообще не понимаю, о чем речь. Я-то тут при чем?
— Ты? Наверняка ни при чем, просто мне нравится эта сказка. В ней есть некая скрытая мораль, тебе стоит ее поискать. Или я сам подскажу. Мораль: не будь наивным. Черт, я забыл добавить, что этот парень в конце концов обокрал собственную легковерную жену. Наивность всегда должна быть наказана.
— Но почему я? Что…
— Ладно. Скажу яснее: ты слишком наивен, укрывая Красински.
— Я его не укрываю…
— Но ты мне ничего не сказал, — с сожалением сказал я. — О! Собственно, это мне и нужно! Мне нужна информация о местонахождении Джереми Красински, а ты мне еще ничего не сказал.
Он судорожно сглотнул и заморгал, когда капли пота пробились сквозь густые темные брови и упали ему на глаза.
— Я не знаком с Красински… — пробормотал он. — Я только слышал о нем от Юра. Честное слово…
— А что говорил покойник? — Я подчеркнул слово «покойник», впрочем, наверное, это было лишним.
— Тралса, небольшой поселок… Возле шахты…
— Знаю, но этого мало.
— Ничего больше не знаю, клянусь!
Я начал опасаться, что во время нашей беседы его хватит инфаркт, и отвел от него зловещий взгляд.
— Ладно. Может быть, я тебе и поверю, пошли — поможешь мне перенести… — Я показал дулом на лежащее на полу тело.
— Поверьте… — Он уже не в состоянии был проглотить собравшуюся в горле слюну, и я ощутил острые угрызения совести.
— Не бойся, верю, — успокоил я хозяина. Пока он обходил барьер, глядя на отверстие ствола, я передумал и решил не подвергать его лишним испытаниям. — Ну что, может, належался уже? — сказал я Будде. — Вставай!
Сначала он открыл глаза, потом поднял голову и посмотрел на меня, лишь затем сел.
— Остаешься здесь? — спросил я, направляясь к выходу.
Он уперся в пол рукой и поднялся на ноги. Толстяк снова затрясся. —
— Да иди же! — поторопил я.
Он обошел остолбеневшего хозяина, догнал меня у ворот и с укоризной сказал:
— Неплохую встряску ты мне устроил. Не мог хотя бы его оглушить? По крайней мере, я не чувствовал бы себя идиотом…
— Ага. Сначала я так и хотел, но он побежал бы в полицию, мол, кто-то у него кого-то убил, и что тело где-то недалеко, а убийца выглядел так-то и так-то, а жертва…
— О господи! Хватит, хватит! — Он схватился за голову. — Я уже понял. Ты всех считаешь глупее себя?..
— Практика показывает, что, когда я так думаю, я во многом прав.
Он опередил меня на полшага и заглянул мне в лицо. Сначала он изобразил классическую пантомиму, водя глазами по небосклону и пожимая плечами, затем хлопнул себя по бедру, но я не позволил ему раскрыть рот.
— Тралса… — сказал я, — это чуть меньше ста километров от моего дома. Куда мы сегодня вернемся и откуда завтра отправимся на дальнейшие поиски. Хорошо?
Он кивнул.
5
— Почему мы едем по этой дороге? Разве это не знаменитая автострада Самоубийц?
Этим вопросом он застал меня врасплох во время протяжного зевка; какое-то время я боролся с желанием дать ответ и с естественной потребностью довершить начатое действие. Я потер лоб и посмотрел на Будду. Он сидел, вытянув ноги и чуть ли не засунув ступни под двигатель, вполне бодрый и отдохнувший.
— О господи… — Я зевнул еще раз, но на этот раз коротко. — Когда-нибудь меня прикончат щенки Фебы… — Мне казалось, что я дал ответ на заданный вопрос, но по выражению лица пассажира понял, что это
не так. — Мы едем по этой дороге, потому что я люблю вести машину сам и всегда пользуюсь подобного рода забытыми шоссе, а что касается самоубийцы, так ведь нужно еще и хотеть им стать.
— А это разве не закрытая дорога? Нелегальная?
— Естественно! «Трумэне Хайвэйс» скупила дешевую землю под компьютеризированные автострады, полагаясь именно на них, и, само собой, постаралась, чтобы конкурирующие дороги утратили какое-либо значение. Здесь власти штата оказались особенно податливыми и потому закрыли старую дорогу SH-72.
— Понятно, а блокировка? Я усмехнулся.
— Кто-то из любителей старых дорог воспользовался лазером и за две ночи трудолюбиво срезал все вбитые в покрытие железные колья. Вбили новые, полиция какое-то время покараулила их, но стоило полицейским уехать, как колья снова срезали. Этого хватило — власти забыли о случившемся, иногда только кто-то дает какому-нибудь журналисту сотню, чтобы он описал леденящую кровь в жилах очередную аварию на этой трассе. — Я съехал вправо, медленно преодолел первый отрезок, на котором когда-то торчали преграждающие путь стальные рельсы; кто-то тщательно залил это место бетоном, но нас все же немного трясло. Мы проехали по собственным следам, и я прибавил скорость. Огромный щит, который должен был предупреждать легкомысленных водителей, стал своеобразной доской контактов, предложений и салоном абстрактного искусства. Посреди шла полоса, на которой кто-то небрежно написал краской из баллончика: «Здесь нас погибло уже 1796. Давай с нами!» Это был единственный отчетливо читавшийся текст, не замалеванный другими. Дальше — сверху, снизу и с обеих сторон — все было густо исписано телефонами девушек и парней, описаниями любовных встреч, обязательно с датами, предупреждения: «Я убью тебя, ты…» и прочим. — Подобные дороги — нервы нашей страны, — сказал я, показывая на автостраду перед нами и стараясь, чтобы мои слова прозвучали серьезно. — Здесь…
— Перестань, не настолько же я дурак. И я тебя немного уже знаю. — Он поудобнее откинулся на спинку сиденья. — Дашь сигарету?
— Дам. — Я достал из нагрудного кармана пачку и подал ему, затем чуть сильнее надавил на педаль акселератора и включил тихую музыку. Было не так уж и плохо — пустое шоссе, странное ощущение ностальгии, во всяком случае, просто здорово. — Дай мне банку.
Будда протянул руку к холодильнику и подал мне банку «будвайзера». Щелкнул язычок крышки, а затем зашипел врывающийся в банку воздух.
— У тебя и в самом деле имеется целый арсенал всяких штуковин, как ты пишешь в своих книжках? — спросил он, закуривая.
Я объехал пластиковый контейнер, подозрительно невинно лежащий на правой стороне шоссе, и утвердительно буркнул.
— И на хрена они тебе?
— Просто нравится. Кроме того, некоторые из них — действительно творения человеческого гения. Или результат его деградации.
— Например?
— Например… Например, наручная двустволка Морли, слышал про такую? — Как я и ожидал, он покачал головой. — Чудо простоты и изящества. Представь себе — два ствола, и практически ничего больше. Заряжается как охотничье оружие, сзади; надеваешь на предплечье, закрепляешь, на средний палец цепляешь тонкую петлю-спуск, и все. По приказу «Руки вверх!» медленно поднимаешь руки, сгибаешь палец, и из ствола или двух летит картечь в твоего противника. Неплохо? — Я посмотрел вправо; Будда совершал головой странные движения, словно не верил в только что услышанное. — Или непотопляемый пистолет из композитных материалов. Заодно его трудно обнаружить службе охраны аэропортов, но прежде всего
он рекомендуется для работы на болотах и мелководье. Или… О! Это нечто — карабин со спиральным магазином, который одновременно является глушителем; тяжелый, зато его можно зарядить сразу тремя видами пуль. — Я любовно вздохнул. — Еще — уникальный револьвер с двойным барабаном, собственно, он предназначен лишь для знатоков, и пользоваться им непросто — нужны специальные патроны без гильз для первого барабана, зато можно стрелять сразу двумя пулями. Есть, правда, одно «но»… — признался я. — У него такая отдача, что к руке нужно приставлять мешок с песком. Та-ак… Что еще… Ну, такие мелочи, как пистолетик, который можно спрятать в подошве ботинка, вряд ли тебя удивят?
— Хватит меня дурачить! Как с теми парашютами…
— Наивный. — Дорога теперь шла по прямой, так и хотелось прибавить газу, но я слегка сбавил скорость и уселся поудобнее. — Если рядовой мясник пользуется семнадцатью видами ножей при разделке говяжьей туши, то почему люди должны убивать друг друга всего лишь тремя или четырьмя видами огнестрельного оружия? Специализация, брат, и притом узкая.
Мы проехали мимо заброшенного мотеля с частично разрушенной сетью магазинчиков. Мотель смотрел на автостраду закопченными окнами, магазины и руины магазинов были, как ни странно, в несколько лучшем состоянии; создавалось впечатление, будто здание мотеля сожгли из-за того, что оно было большим и мешало, магазинчики же служили отдельным группам людей в качестве домов. Перед одним из них сушилось белье, из окна другого валил пар. На краю оазиса стояли два мощных автомобиля, кажется, «кад-живы» с двигателем на восемьсот кубиков. В окне последнего магазина мелькнуло чье-то лицо, и от мотеля с прилегающими постройками осталось лишь воспоминание.
— Паранойя, — сказал ни с того ни с сего Будда.
— Что?
— Все это. — Он затушил сигарету в пепельнице. Я допил пиво, смял банку, протянул ее Будде и съехал на обочину. Будда открыл окно и швырнул скомканную банку так, что она перелетела через низкое ограждение и упала в широкий, но с крутыми краями кювет. — Кстати, эта твоя любовь ко всяческим штучкам напоминает тупой наивный фильм второразрядной студии про неудачливого агента суперконтрразведки. Дешевка: ходули для преодоления минных полей, ныряющие понтоны, пули по телефону, самозакапывающиеся вертолеты, бронированные трусы, гранаты-эклеры… — Он распалялся все больше, и у меня начинало шуметь в ушах, как бывало всегда, когда кто-то, считающий себя слишком умным, говорил мне, что и как делать, чтобы лучше делать то, что я делаю. — … Презервативы-гильотины, взрывающиеся парики….
— Ну-ну… Идеи у тебя, однако! И где все это можно купить? — процедил я.
Дорога сворачивала по широкой дуге. Я мог спокойно срезать поворот на пустом четырехрядном шоссе — от прочного барьера, разделявшего дорогу на две половины, до кювета, оберегавшего луга и поля от вторжения четырехколесных экипажей с их содержимым.
— Погоди, не иронизируй…
— Почему бы и нет? — снова прервал я его, но до него, похоже, не доходило. — Что, нашел себе на старости лет братца, чтобы учить его жить? Дашь мне леденец, когда я усвою твои уроки? Или шлепка?
— Да чтоб тебя! — заорал он, подскакивая на сиденье.
— О! Хороший аргумент. — Я хлопнул в ладоши, отпустив руль, и повернулся к Будде, заодно бросив взгляд на спидометр. Он показывал сто сорок, и это был далеко не предел. Я потер руки, словно готовясь к долгой лекции. Или мордобою. Будда бросил взгляд на дорогу, потом еще раз и — как я и ожидал — остыл.
— Ладно. Отказываюсь от своих заявлений. А ты лучше держи этот чертов руль… — закончил он, пытаясь достойно выйти из неловкого положения.
Я презрительно фыркнул, отнюдь не собираясь уступать своих позиций. Схватившись за руль, я разблокировал его и слегка скорректировал наше положение относительно осевой линии. Краем глаза я видел, что и мое выражение лица, и поза, а особенно манипуляции с рулем заставили Будду задуматься. Некоторое время он молча сопел.
— Тебя и в самом деле невозможно вывести из равновесия? У тебя всегда найдется какой-нибудь аргумент?
— Всегда, — признался я. — Только никому не говори.
— Черт побери, такого не может быть! Каждый когда-нибудь теряет контроль над своими нервами.
— Я теряю его только над чужими, а своих у меня меньше, чем у среднего человека, и потому я легко держу себя в руках. Это физиология.
— Ну вот, снова начинается спор, в котором у меня нет никаких шансов. — Он откинулся на спинку сиденья.
— Соображаешь, — великодушно согласился я.
Он фыркнул, потом захохотал и уже не мог остановиться. Это оказалось даже слегка заразительным, я тоже немного посмеялся.
— Меньше нервов?! — пролепетал Будда, вытирая глаза.
— В этом как раз нет ничего смешного. У нормального человека имеется от четырнадцати до пятнадцати миллиардов нервных окончаний. У меня только одна треть — как-то раз посчитали во время обследования в университете в Черримаунте.
Он застыл, открыв рот, и долго смотрел на меня в поисках чего-нибудь, что могло бы развеять его сомнения.
— Нет, это ты уже перегнул, — неуверенно сказал он.
— Серьезно. Поэтому мне не больно, когда меня бьют. Думаешь, я так охотно лезу под кулаки, потому что мне это нравится? — Я мысленно усмехнулся.
— Оуэн… — Он засопел, не знаю почему, может быть, просто обнаружил что-то у себя в носу. — И как Пима с тобой выдерживает?
— Видишь ли, у нее есть одна особенность, неизмеримо редкая и необычайно мною ценимая, — она не задает глупых вопросов, на которые я не могу ответить иначе, как по крайней мере столь же глупо.
Безапелляционность моего ответа и содержавшийся в нем намек, похоже, потрясли Будду. Он начал его анализировать, уставившись на поглощаемую «баста-адом» ленту шоссе. Я ощутил давление на мочевой пузырь и некоторое время размышлял над альтернативой — выпить еще пива и облегчиться уже сразу после двух банок или сначала… Что-то мелькнуло в мониторе заднего вида, сбив меня с мысли. Я ударил по двум клавишам на панели управления, камера быстро развернулась назад, но попала как раз в плавный поворот, и на увеличенной картинке не удалось увидеть ничего интересного. Шоссе вонзилось в высокий густой лес, который по непонятным причинам пощадила ультразвуковая пила, слегка потемнело — густые кроны сосен заслоняли небо. Я снова посмотрел назад. Там что-то появилось, и в то же мгновение Будда, все еще смотревший на шоссе перед нами, прошипел, словно обжегся зажигалкой:
— Эй! Осторожнее, врежешься…
Я вдавил педаль тормоза и, увидев впереди движущуюся баррикаду, быстро оглянулся. То же самое. Пока что позади нас оставалось еще много места, но пространство для маневра быстро сокращалось, пока не стало практически нулевым. Я не успел никак среагировать. С обеих сторон нас блокировали по три больших «таргана». У тех, что впереди, были приварены сзади тяжелые рельсы, и судя по тому, как были оборудованы ехавшие сзади — такими же рельсами, только на передних бамперах, — назначение этих машин было универсальным. Они могли использоваться в качестве преграды как спереди, так и сзади. Предусмотрительность сидевших в движущихся ловушках бандитов, может быть, и не впечатляла, но заставляла относиться к ним серьезно. Так я и поступил — сбавил скорость, чтобы не врезаться в баррикаду, и сразу же снова поехал быстрее, желая избежать подталкивания сзади. Будда дважды оглянулся, поискал на моем лице объяснения происходящему, но волноваться стал лишь тогда, когда на крыльях «тарганов» появились неприятного вида фигуры с мрачными черными автоматами в волосатых лапах. Может, они были и не столь волосатыми, но великолепно подходили к злобно оскалившимся физиономиям, уставившимся, в нашу сторону. Взгляд в монитор убедил меня, что сзади происходит примерно то же самое. Лишь тогда у меня возникло желание использовать при их описании слово «морды».
— У тебя есть оружие? — спросил Будда. Губы его были сжаты, кулаки стиснуты, а взгляд пылал жаждой убийства. — Есть?
— Успокойся. У них бронированные машины. Чем ты хочешь их продырявить? — Я то нажимал, то отпускал педаль газа, пытаясь не дать уменьшиться еще имевшемуся вокруг нас свободному пространству. Бандиты вели себя как ковбои — гнали скот в загон. Я посмотрел на барьер, разделявший автостраду на две половины, — слишком прочный. Естественным казалось бы искать спасения, съехав вправо, но и эта мысль была неудачной — глубокий кювет, ну и этот чертов лес. — Пока придется ехать так, как нам велят, — подытожил я.
— Пока? — Он ударил кулаком по дверце, явно начиная терять самообладание. — Мать твою…
— Брат не должен говорить такое брату, — процедил я. Я был зол на Будду — его бессильная ярость вызывала взрывы радостного смеха у сидевших на крыльях бандитов. — И вообще — побольше достоинства. В конце концов, нас еще не раздели до трусов.
— Послушай, ты сам где-то писал, что если нападающий не прячет лицо, то жертва должна как можно быстрее помолиться. А где ты видишь у них маски?
Передняя баррикада неумолимо замедляла ход, заставляя и нас снижать скорость. Плавность и согласованность действий выглядели вполне профессионально. Я медленно опустил руку под сиденье. Прикосновение к холодной рукоятке «элефанта» слегка меня приободрило. Будда заметил мое движение.
— Ну наконец-то. Доставай свою летающую подводную лодку. Пригодится…
— Если ты сейчас же не закроешь пасть, я тебя на дорогу вышвырну! — заорал я. Морды на крыльях начали хлопать себя по коленям, показывая на нас руками. — Обращаюсь к тебе в последний раз — если не умеешь вести себя достойно, то катись вон, или я дам тебе пушку, и пусти себе сам пулю в лоб. И лучше помолчи, ладно?
Я выключил автоматику и вдавил газ почти до упора. Шины тонко взвизгнули, нас рвануло вперед. Я целил в среднюю машину, удар оказался достаточно сильным, но именно на это я и рассчитывал. «Тарган» вздрогнул. Сидевший на крыле бандит комично поднял брови и закричал якобы от страха. Его приятели захохотали. Кто-то небрежно наклонил ствол автомата, но тот, что был на левом фланге, громко свистнул, призывая остальных к порядку.
— Похоже, шеф хочет покататься на твоей тачке. Мой нагоняй подействовал на Будду безупречно — голос его снова был спокоен, а когда я посмотрел на него, он слегка пошевелился на сиденье, но не отрывал взгляда от происходившего впереди. Видно было, как напряглись у него мышцы на скулах. Я открыл рот, чтобы его похвалить, но тут же закрыл, не издав ни звука. Обстоятельства не способствовали раздаче медалей за самообладание. Мы миновали еще один правый поворот, и неожиданно лес кончился. У меня сильнее забилось сердце. Я резко затормозил. Ехавшие сзади почти одновременно ответили ревом сигналов, но тоже затормозили — отчасти машинально, отчасти помня, что должны заполучить нашу машину неповрежденной. Я рванулся вперед, Будда что-то прошептал. Кто-то из конвоиров слегка приподнял автомат и послал пулю, едва не зацепившую крышу «бастаада». Я быстро кивнул, мол, больше не буду, и одновременно, стараясь замаскировать движения правой руки, сунул Будде под зад «биффакс» и прошептал:
— Когда я скажу, начинай стрелять, не высовываясь из машины. Выстави только руку… — Я осторожно перенес руку с руля на панель управления и закодировал несколько команд для компа. — У самого края леса… — шепнул я.
Мы приближались к следующему участку придорожного леса. Его отделял от шоссе все тот же несчастный кювет, который «бастаад» мог преодолеть без проблем, но это требовало времени, что позволило бы противникам обрушить на нас град пуль. Их калибр мог пробить не слишком прочную броню, и я не хотел строить предположений, как среагирует на них мое собственное тело. Я подождал еще мгновение, откинулся на спинку сиденья и сказал:
— Давай.
Я ткнул большим пальцем в клавишу. «Бастаад» мягко переключился на привод на все четыре колеса, мы почти не ощутили толчка. Прошло две секунды; машина замедлила скорость, затем рванулась вперед, одновременно выстрелив обоими тормозными парашютами. Передние колеса повернулись и, вспарывая асфальт, толкнули нас в сторону кювета. «Бастаад» отстегнул парашюты, которые с громким шелестом устремились к баррикадировавшим нас сзади «тарганам», накрыв их плотной завесой. Те, что были впереди, повели себя так, как я и предполагал — начали поднимать крышки люков, но выхваченный из-под сиденья «элефант» уже был у меня в руке, а окна — открыты. Будда выставил наружу руку и самозабвенно палил из «биффакса», словно забыв об ограниченном объеме магазина; пули ударялись о кузова, не причиняя им вреда, но явно раздражая находившихся в машинах. Мы мчались к кювету, а я, высунувшись, выстрелил по очереди во все три вездехода. Люки опустились, стрелки начали просовывать стволы своих автоматов в бойницы, но мы были уже на краю канавы. Комп молниеносно обследовал покрытие и выбрал оптимальную передачу, а также передаваемую колесам энергию. Медленно, но верно мы сползли на дно кювета, на мгновение полностью скрывшись из виду для преследователей; «бастаад» прибавил скорость, мы проехали по дну кювета полтора десятка метров и начали взбираться на противоположный склон. Я рассчитывал, что при большой доле везения преграждавшие нам путь сзади еще не успеют выпутаться из полотнищ синтетического шелка, а если авангард противника не сумеет предвидеть моего бегства через кювет и не проедет в быстром темпе несколько десятков метров, то, когда мы начнем выезжать из кювета, левая машина заслонит нас от огня остальных. Естественно, следовало учесть несколько моментов: и ровный, то есть гладкий, но крутой противоположный склон, и возможность попадания пули в колесо, что даже при двухкамерных шинах всегда влияет на маневренность автомобиля… От крена Будда едва не свалился на меня, ствол «биф-факса» уткнулся мне под ребро, я уже попрощался с жизнью, но, к счастью, стрелок не нажал на спуск — возможно, обойма была уже пуста. Я был жив. «Бастаад» с низким ворчанием выполз из-за края кювета. Я развернулся на сиденье, заряжая «элефант». По полотнищам парашютов пробегали волны, поднимаемые нервными движениями рук придавленных несколькими сотнями квадратных метров ткани противников, так что еще по крайней мере секунд пятнадцать их можно было не опасаться. Я высунулся из машины и дважды выстрелил, целясь в заднюю шину ближайшего «таргана». Уже первая пуля разнесла колесо в клочья, машина, продолжавшая двигаться вперед, дернулась и совершила несколько зигзагов на шоссе. Конец рельса заскрежетал по асфальту, а сидевшие внутри оставили мысли о стрельбе, цепляясь за все, за что можно было ухватиться. Кто-то из второй машины успел выстрелить, удар по капоту «бастаада» едва не оглушил нас и содрал кусок покрывавшей автомобиль эмали. Кто-то еще решился на выстрел, я выпустил оставшиеся пули в сторону авангарда и спрятался в кабине.
Этим вопросом он застал меня врасплох во время протяжного зевка; какое-то время я боролся с желанием дать ответ и с естественной потребностью довершить начатое действие. Я потер лоб и посмотрел на Будду. Он сидел, вытянув ноги и чуть ли не засунув ступни под двигатель, вполне бодрый и отдохнувший.
— О господи… — Я зевнул еще раз, но на этот раз коротко. — Когда-нибудь меня прикончат щенки Фебы… — Мне казалось, что я дал ответ на заданный вопрос, но по выражению лица пассажира понял, что это
не так. — Мы едем по этой дороге, потому что я люблю вести машину сам и всегда пользуюсь подобного рода забытыми шоссе, а что касается самоубийцы, так ведь нужно еще и хотеть им стать.
— А это разве не закрытая дорога? Нелегальная?
— Естественно! «Трумэне Хайвэйс» скупила дешевую землю под компьютеризированные автострады, полагаясь именно на них, и, само собой, постаралась, чтобы конкурирующие дороги утратили какое-либо значение. Здесь власти штата оказались особенно податливыми и потому закрыли старую дорогу SH-72.
— Понятно, а блокировка? Я усмехнулся.
— Кто-то из любителей старых дорог воспользовался лазером и за две ночи трудолюбиво срезал все вбитые в покрытие железные колья. Вбили новые, полиция какое-то время покараулила их, но стоило полицейским уехать, как колья снова срезали. Этого хватило — власти забыли о случившемся, иногда только кто-то дает какому-нибудь журналисту сотню, чтобы он описал леденящую кровь в жилах очередную аварию на этой трассе. — Я съехал вправо, медленно преодолел первый отрезок, на котором когда-то торчали преграждающие путь стальные рельсы; кто-то тщательно залил это место бетоном, но нас все же немного трясло. Мы проехали по собственным следам, и я прибавил скорость. Огромный щит, который должен был предупреждать легкомысленных водителей, стал своеобразной доской контактов, предложений и салоном абстрактного искусства. Посреди шла полоса, на которой кто-то небрежно написал краской из баллончика: «Здесь нас погибло уже 1796. Давай с нами!» Это был единственный отчетливо читавшийся текст, не замалеванный другими. Дальше — сверху, снизу и с обеих сторон — все было густо исписано телефонами девушек и парней, описаниями любовных встреч, обязательно с датами, предупреждения: «Я убью тебя, ты…» и прочим. — Подобные дороги — нервы нашей страны, — сказал я, показывая на автостраду перед нами и стараясь, чтобы мои слова прозвучали серьезно. — Здесь…
— Перестань, не настолько же я дурак. И я тебя немного уже знаю. — Он поудобнее откинулся на спинку сиденья. — Дашь сигарету?
— Дам. — Я достал из нагрудного кармана пачку и подал ему, затем чуть сильнее надавил на педаль акселератора и включил тихую музыку. Было не так уж и плохо — пустое шоссе, странное ощущение ностальгии, во всяком случае, просто здорово. — Дай мне банку.
Будда протянул руку к холодильнику и подал мне банку «будвайзера». Щелкнул язычок крышки, а затем зашипел врывающийся в банку воздух.
— У тебя и в самом деле имеется целый арсенал всяких штуковин, как ты пишешь в своих книжках? — спросил он, закуривая.
Я объехал пластиковый контейнер, подозрительно невинно лежащий на правой стороне шоссе, и утвердительно буркнул.
— И на хрена они тебе?
— Просто нравится. Кроме того, некоторые из них — действительно творения человеческого гения. Или результат его деградации.
— Например?
— Например… Например, наручная двустволка Морли, слышал про такую? — Как я и ожидал, он покачал головой. — Чудо простоты и изящества. Представь себе — два ствола, и практически ничего больше. Заряжается как охотничье оружие, сзади; надеваешь на предплечье, закрепляешь, на средний палец цепляешь тонкую петлю-спуск, и все. По приказу «Руки вверх!» медленно поднимаешь руки, сгибаешь палец, и из ствола или двух летит картечь в твоего противника. Неплохо? — Я посмотрел вправо; Будда совершал головой странные движения, словно не верил в только что услышанное. — Или непотопляемый пистолет из композитных материалов. Заодно его трудно обнаружить службе охраны аэропортов, но прежде всего
он рекомендуется для работы на болотах и мелководье. Или… О! Это нечто — карабин со спиральным магазином, который одновременно является глушителем; тяжелый, зато его можно зарядить сразу тремя видами пуль. — Я любовно вздохнул. — Еще — уникальный револьвер с двойным барабаном, собственно, он предназначен лишь для знатоков, и пользоваться им непросто — нужны специальные патроны без гильз для первого барабана, зато можно стрелять сразу двумя пулями. Есть, правда, одно «но»… — признался я. — У него такая отдача, что к руке нужно приставлять мешок с песком. Та-ак… Что еще… Ну, такие мелочи, как пистолетик, который можно спрятать в подошве ботинка, вряд ли тебя удивят?
— Хватит меня дурачить! Как с теми парашютами…
— Наивный. — Дорога теперь шла по прямой, так и хотелось прибавить газу, но я слегка сбавил скорость и уселся поудобнее. — Если рядовой мясник пользуется семнадцатью видами ножей при разделке говяжьей туши, то почему люди должны убивать друг друга всего лишь тремя или четырьмя видами огнестрельного оружия? Специализация, брат, и притом узкая.
Мы проехали мимо заброшенного мотеля с частично разрушенной сетью магазинчиков. Мотель смотрел на автостраду закопченными окнами, магазины и руины магазинов были, как ни странно, в несколько лучшем состоянии; создавалось впечатление, будто здание мотеля сожгли из-за того, что оно было большим и мешало, магазинчики же служили отдельным группам людей в качестве домов. Перед одним из них сушилось белье, из окна другого валил пар. На краю оазиса стояли два мощных автомобиля, кажется, «кад-живы» с двигателем на восемьсот кубиков. В окне последнего магазина мелькнуло чье-то лицо, и от мотеля с прилегающими постройками осталось лишь воспоминание.
— Паранойя, — сказал ни с того ни с сего Будда.
— Что?
— Все это. — Он затушил сигарету в пепельнице. Я допил пиво, смял банку, протянул ее Будде и съехал на обочину. Будда открыл окно и швырнул скомканную банку так, что она перелетела через низкое ограждение и упала в широкий, но с крутыми краями кювет. — Кстати, эта твоя любовь ко всяческим штучкам напоминает тупой наивный фильм второразрядной студии про неудачливого агента суперконтрразведки. Дешевка: ходули для преодоления минных полей, ныряющие понтоны, пули по телефону, самозакапывающиеся вертолеты, бронированные трусы, гранаты-эклеры… — Он распалялся все больше, и у меня начинало шуметь в ушах, как бывало всегда, когда кто-то, считающий себя слишком умным, говорил мне, что и как делать, чтобы лучше делать то, что я делаю. — … Презервативы-гильотины, взрывающиеся парики….
— Ну-ну… Идеи у тебя, однако! И где все это можно купить? — процедил я.
Дорога сворачивала по широкой дуге. Я мог спокойно срезать поворот на пустом четырехрядном шоссе — от прочного барьера, разделявшего дорогу на две половины, до кювета, оберегавшего луга и поля от вторжения четырехколесных экипажей с их содержимым.
— Погоди, не иронизируй…
— Почему бы и нет? — снова прервал я его, но до него, похоже, не доходило. — Что, нашел себе на старости лет братца, чтобы учить его жить? Дашь мне леденец, когда я усвою твои уроки? Или шлепка?
— Да чтоб тебя! — заорал он, подскакивая на сиденье.
— О! Хороший аргумент. — Я хлопнул в ладоши, отпустив руль, и повернулся к Будде, заодно бросив взгляд на спидометр. Он показывал сто сорок, и это был далеко не предел. Я потер руки, словно готовясь к долгой лекции. Или мордобою. Будда бросил взгляд на дорогу, потом еще раз и — как я и ожидал — остыл.
— Ладно. Отказываюсь от своих заявлений. А ты лучше держи этот чертов руль… — закончил он, пытаясь достойно выйти из неловкого положения.
Я презрительно фыркнул, отнюдь не собираясь уступать своих позиций. Схватившись за руль, я разблокировал его и слегка скорректировал наше положение относительно осевой линии. Краем глаза я видел, что и мое выражение лица, и поза, а особенно манипуляции с рулем заставили Будду задуматься. Некоторое время он молча сопел.
— Тебя и в самом деле невозможно вывести из равновесия? У тебя всегда найдется какой-нибудь аргумент?
— Всегда, — признался я. — Только никому не говори.
— Черт побери, такого не может быть! Каждый когда-нибудь теряет контроль над своими нервами.
— Я теряю его только над чужими, а своих у меня меньше, чем у среднего человека, и потому я легко держу себя в руках. Это физиология.
— Ну вот, снова начинается спор, в котором у меня нет никаких шансов. — Он откинулся на спинку сиденья.
— Соображаешь, — великодушно согласился я.
Он фыркнул, потом захохотал и уже не мог остановиться. Это оказалось даже слегка заразительным, я тоже немного посмеялся.
— Меньше нервов?! — пролепетал Будда, вытирая глаза.
— В этом как раз нет ничего смешного. У нормального человека имеется от четырнадцати до пятнадцати миллиардов нервных окончаний. У меня только одна треть — как-то раз посчитали во время обследования в университете в Черримаунте.
Он застыл, открыв рот, и долго смотрел на меня в поисках чего-нибудь, что могло бы развеять его сомнения.
— Нет, это ты уже перегнул, — неуверенно сказал он.
— Серьезно. Поэтому мне не больно, когда меня бьют. Думаешь, я так охотно лезу под кулаки, потому что мне это нравится? — Я мысленно усмехнулся.
— Оуэн… — Он засопел, не знаю почему, может быть, просто обнаружил что-то у себя в носу. — И как Пима с тобой выдерживает?
— Видишь ли, у нее есть одна особенность, неизмеримо редкая и необычайно мною ценимая, — она не задает глупых вопросов, на которые я не могу ответить иначе, как по крайней мере столь же глупо.
Безапелляционность моего ответа и содержавшийся в нем намек, похоже, потрясли Будду. Он начал его анализировать, уставившись на поглощаемую «баста-адом» ленту шоссе. Я ощутил давление на мочевой пузырь и некоторое время размышлял над альтернативой — выпить еще пива и облегчиться уже сразу после двух банок или сначала… Что-то мелькнуло в мониторе заднего вида, сбив меня с мысли. Я ударил по двум клавишам на панели управления, камера быстро развернулась назад, но попала как раз в плавный поворот, и на увеличенной картинке не удалось увидеть ничего интересного. Шоссе вонзилось в высокий густой лес, который по непонятным причинам пощадила ультразвуковая пила, слегка потемнело — густые кроны сосен заслоняли небо. Я снова посмотрел назад. Там что-то появилось, и в то же мгновение Будда, все еще смотревший на шоссе перед нами, прошипел, словно обжегся зажигалкой:
— Эй! Осторожнее, врежешься…
Я вдавил педаль тормоза и, увидев впереди движущуюся баррикаду, быстро оглянулся. То же самое. Пока что позади нас оставалось еще много места, но пространство для маневра быстро сокращалось, пока не стало практически нулевым. Я не успел никак среагировать. С обеих сторон нас блокировали по три больших «таргана». У тех, что впереди, были приварены сзади тяжелые рельсы, и судя по тому, как были оборудованы ехавшие сзади — такими же рельсами, только на передних бамперах, — назначение этих машин было универсальным. Они могли использоваться в качестве преграды как спереди, так и сзади. Предусмотрительность сидевших в движущихся ловушках бандитов, может быть, и не впечатляла, но заставляла относиться к ним серьезно. Так я и поступил — сбавил скорость, чтобы не врезаться в баррикаду, и сразу же снова поехал быстрее, желая избежать подталкивания сзади. Будда дважды оглянулся, поискал на моем лице объяснения происходящему, но волноваться стал лишь тогда, когда на крыльях «тарганов» появились неприятного вида фигуры с мрачными черными автоматами в волосатых лапах. Может, они были и не столь волосатыми, но великолепно подходили к злобно оскалившимся физиономиям, уставившимся, в нашу сторону. Взгляд в монитор убедил меня, что сзади происходит примерно то же самое. Лишь тогда у меня возникло желание использовать при их описании слово «морды».
— У тебя есть оружие? — спросил Будда. Губы его были сжаты, кулаки стиснуты, а взгляд пылал жаждой убийства. — Есть?
— Успокойся. У них бронированные машины. Чем ты хочешь их продырявить? — Я то нажимал, то отпускал педаль газа, пытаясь не дать уменьшиться еще имевшемуся вокруг нас свободному пространству. Бандиты вели себя как ковбои — гнали скот в загон. Я посмотрел на барьер, разделявший автостраду на две половины, — слишком прочный. Естественным казалось бы искать спасения, съехав вправо, но и эта мысль была неудачной — глубокий кювет, ну и этот чертов лес. — Пока придется ехать так, как нам велят, — подытожил я.
— Пока? — Он ударил кулаком по дверце, явно начиная терять самообладание. — Мать твою…
— Брат не должен говорить такое брату, — процедил я. Я был зол на Будду — его бессильная ярость вызывала взрывы радостного смеха у сидевших на крыльях бандитов. — И вообще — побольше достоинства. В конце концов, нас еще не раздели до трусов.
— Послушай, ты сам где-то писал, что если нападающий не прячет лицо, то жертва должна как можно быстрее помолиться. А где ты видишь у них маски?
Передняя баррикада неумолимо замедляла ход, заставляя и нас снижать скорость. Плавность и согласованность действий выглядели вполне профессионально. Я медленно опустил руку под сиденье. Прикосновение к холодной рукоятке «элефанта» слегка меня приободрило. Будда заметил мое движение.
— Ну наконец-то. Доставай свою летающую подводную лодку. Пригодится…
— Если ты сейчас же не закроешь пасть, я тебя на дорогу вышвырну! — заорал я. Морды на крыльях начали хлопать себя по коленям, показывая на нас руками. — Обращаюсь к тебе в последний раз — если не умеешь вести себя достойно, то катись вон, или я дам тебе пушку, и пусти себе сам пулю в лоб. И лучше помолчи, ладно?
Я выключил автоматику и вдавил газ почти до упора. Шины тонко взвизгнули, нас рвануло вперед. Я целил в среднюю машину, удар оказался достаточно сильным, но именно на это я и рассчитывал. «Тарган» вздрогнул. Сидевший на крыле бандит комично поднял брови и закричал якобы от страха. Его приятели захохотали. Кто-то небрежно наклонил ствол автомата, но тот, что был на левом фланге, громко свистнул, призывая остальных к порядку.
— Похоже, шеф хочет покататься на твоей тачке. Мой нагоняй подействовал на Будду безупречно — голос его снова был спокоен, а когда я посмотрел на него, он слегка пошевелился на сиденье, но не отрывал взгляда от происходившего впереди. Видно было, как напряглись у него мышцы на скулах. Я открыл рот, чтобы его похвалить, но тут же закрыл, не издав ни звука. Обстоятельства не способствовали раздаче медалей за самообладание. Мы миновали еще один правый поворот, и неожиданно лес кончился. У меня сильнее забилось сердце. Я резко затормозил. Ехавшие сзади почти одновременно ответили ревом сигналов, но тоже затормозили — отчасти машинально, отчасти помня, что должны заполучить нашу машину неповрежденной. Я рванулся вперед, Будда что-то прошептал. Кто-то из конвоиров слегка приподнял автомат и послал пулю, едва не зацепившую крышу «бастаада». Я быстро кивнул, мол, больше не буду, и одновременно, стараясь замаскировать движения правой руки, сунул Будде под зад «биффакс» и прошептал:
— Когда я скажу, начинай стрелять, не высовываясь из машины. Выстави только руку… — Я осторожно перенес руку с руля на панель управления и закодировал несколько команд для компа. — У самого края леса… — шепнул я.
Мы приближались к следующему участку придорожного леса. Его отделял от шоссе все тот же несчастный кювет, который «бастаад» мог преодолеть без проблем, но это требовало времени, что позволило бы противникам обрушить на нас град пуль. Их калибр мог пробить не слишком прочную броню, и я не хотел строить предположений, как среагирует на них мое собственное тело. Я подождал еще мгновение, откинулся на спинку сиденья и сказал:
— Давай.
Я ткнул большим пальцем в клавишу. «Бастаад» мягко переключился на привод на все четыре колеса, мы почти не ощутили толчка. Прошло две секунды; машина замедлила скорость, затем рванулась вперед, одновременно выстрелив обоими тормозными парашютами. Передние колеса повернулись и, вспарывая асфальт, толкнули нас в сторону кювета. «Бастаад» отстегнул парашюты, которые с громким шелестом устремились к баррикадировавшим нас сзади «тарганам», накрыв их плотной завесой. Те, что были впереди, повели себя так, как я и предполагал — начали поднимать крышки люков, но выхваченный из-под сиденья «элефант» уже был у меня в руке, а окна — открыты. Будда выставил наружу руку и самозабвенно палил из «биффакса», словно забыв об ограниченном объеме магазина; пули ударялись о кузова, не причиняя им вреда, но явно раздражая находившихся в машинах. Мы мчались к кювету, а я, высунувшись, выстрелил по очереди во все три вездехода. Люки опустились, стрелки начали просовывать стволы своих автоматов в бойницы, но мы были уже на краю канавы. Комп молниеносно обследовал покрытие и выбрал оптимальную передачу, а также передаваемую колесам энергию. Медленно, но верно мы сползли на дно кювета, на мгновение полностью скрывшись из виду для преследователей; «бастаад» прибавил скорость, мы проехали по дну кювета полтора десятка метров и начали взбираться на противоположный склон. Я рассчитывал, что при большой доле везения преграждавшие нам путь сзади еще не успеют выпутаться из полотнищ синтетического шелка, а если авангард противника не сумеет предвидеть моего бегства через кювет и не проедет в быстром темпе несколько десятков метров, то, когда мы начнем выезжать из кювета, левая машина заслонит нас от огня остальных. Естественно, следовало учесть несколько моментов: и ровный, то есть гладкий, но крутой противоположный склон, и возможность попадания пули в колесо, что даже при двухкамерных шинах всегда влияет на маневренность автомобиля… От крена Будда едва не свалился на меня, ствол «биф-факса» уткнулся мне под ребро, я уже попрощался с жизнью, но, к счастью, стрелок не нажал на спуск — возможно, обойма была уже пуста. Я был жив. «Бастаад» с низким ворчанием выполз из-за края кювета. Я развернулся на сиденье, заряжая «элефант». По полотнищам парашютов пробегали волны, поднимаемые нервными движениями рук придавленных несколькими сотнями квадратных метров ткани противников, так что еще по крайней мере секунд пятнадцать их можно было не опасаться. Я высунулся из машины и дважды выстрелил, целясь в заднюю шину ближайшего «таргана». Уже первая пуля разнесла колесо в клочья, машина, продолжавшая двигаться вперед, дернулась и совершила несколько зигзагов на шоссе. Конец рельса заскрежетал по асфальту, а сидевшие внутри оставили мысли о стрельбе, цепляясь за все, за что можно было ухватиться. Кто-то из второй машины успел выстрелить, удар по капоту «бастаада» едва не оглушил нас и содрал кусок покрывавшей автомобиль эмали. Кто-то еще решился на выстрел, я выпустил оставшиеся пули в сторону авангарда и спрятался в кабине.