Страница:
В Нью-Йорке продолжается война. Рубин вяло и тускло обрушился на «Новое русское слово». Но тут подняла голову вся отрицаловка — Шрагин, Михайлов, тот же я. Возникло небольшое колыхание почвы. Да еще вышла «Трибуна» в Париже, изделие Синявских, нечто вроде здешнего самиздата. Михайлов отдельно сражается с «Континентом», разослал общественности циркуляр с приглашением к дискуссии о плюрализме. Если Вас почему-то интересует вся эта херня, я могу сделать несколько копий, как минимум, со своих собственных публикаций и выслать.
Кнопфы договора на «Зону» все еще не подписали, но надежда все еще есть. С европейскими правами на «Компромисс» что-то делается, но все идет Кнопфам, а на мне как-то отразится, но позднее.
Редактор Кнопфа позвонил мне и попросил найти русского фотографа, который бы за 150 долларов сфотографировал меня для обложки. Я нашел Марка Сермана, полагая, что делаю ему любезность, Марк долго и хитро щурился, взял с меня почему-то 18 долларов за наем лаборатории, требовал, чтобы я сфотографировался либо с Колей, либо с птицами, либо с собакой, говорил, что не покажет мне фотографию, ибо я не профессионал, а сам отнесет ее в Кнопф. Это я к тому, как страшно иметь дело с земляками.
С «Заповедником» все не очень хорошо, но не безнадежно. Героиня ожила процентов на 30, герой довольно тускл, вообще, лучшее, что там есть, — это картинки деревенской жизни и второстепенные герои. Если бы я сейчас придумал сносную заключительную часть, то все было бы ничего, удачный конец — большое дело, но ничего пока не придумал, нет ни интонации, ни событий.
Суд первой инстанции мы все проиграли. Адвокат наш — заика (!), кретин и тупица. Судебное разбирательство — балаган и произвол, то есть, судья здесь действительно независим и что-то решает, и почти бравирует произвольностью своих решений, поправить судью нельзя, его можно лишь переизбрать. Кроме того, наш акцент, непонятные для суда моральные подоплеки и так далее, короче — проиграли. Теперь будем судиться по второй инстанции с Дэвидом [Даскалом] и «Новым американцем». Неловко говорить, но все участники этой истории, кроме нас с Леной, включая Петю и Сашу — хитрые свиньи, а Орлов — законченный мерзавец. Боря тоже не подарок, но он хоть ясен, он мне чуть не плача признавался, что завидовал моему успеху у рекламной агентши Ляли (варикозное расширение вен, затхлый парик и подавляющих размеров жопа) и у наборщицы Любы Брукс, которая ковыряла в зубах маникюрными ножницами. Все без исключения русские в Нью-Йорке дрянь.
Высылаю передачу о Гиршине, ему тоже послал. Мы созвонились. На второй минуте он сказал: «Оба мы с вами не гении», и мне это как-то не понравилось. Есть в таком заявлении какая-то неприятная правда. Мои комплименты Гиршин воспринял как должное и даже кое-что дополнительно подсказал, короче, его роман интереснее его самого.
Обнимаю вас всех. Хотелось бы увидеться, хлебнуть кислорода.
С.Д.
2 мая 1983 года
Дорогой Сережа! Посылаю три книги:
1. Черток. «Последняя любовь Маяковского».
2. Паперно. «Записки московского пианиста».
3. Коган. «Соляной столб».
Книга Когана, возможно, уже была отрецензирована парижским отделом «Свободы» — проверьте, чтобы не работать зря. О Чертоке можно писать сразу. А вот Паперно умолял ни в коем случае по радио о книге не передавать. Он (безумец) хочет съездить в Союз (хотя даже в посольстве ему сказали, чтобы забыл и думать) и поэтому старается вести себя тихо-тихо. (Но при этом отрывки в НРС печатает.) Если очень понравится (а книга написана очень хорошо), можете позвонить ему, попробовать уговорить. Телефон: (312) 761-4413.
Еще раз поздравляю с Кнопфом и договором. Я тоже сейчас скребусь с разных сторон в американские издательства, но пока все глухо. На днях послал четыре переведенных главы из «Архивов» в «Вайкинг» (через агентшу, которая живет в Сиэтле — довольно кривой путь).
Как там Лена? Обнимаю,
всегда Ваш, Игорь.
21 июня 1983 года
Дорогие Игорь, Марина!
С некоторым трепетом посылаю вам «Заповедник». Как всегда, ни малейшей уверенности в качестве. Сюжета нет, идеи нет, язык обыкновенный. Что же, по-моему, все-таки есть? Есть, мне кажется, голоса, картины и лица, что-то вроде панорамы деревенской жизни, есть, наконец, какая-то любовная история. Короче, ознакомьтесь.
Надеюсь, ваше издательство сохранило благородную традицию делать по 150 замечаний автору, из которых со 145-ю автор полностью согласен?
Дальше — некоторые технические моменты.
1. Если по какой угодно (неустранимой) причине вы раздумали печатать «Заповедник», то сообщите мне об этом без малейшего стеснения и с абсолютной прямотой. Отношения не пострадают, какой бы эта причина ни была.
2. Если изменилось что-то в условиях (200 экземпляров — без права ими торговать, а с правом лишь дарить), то скажите мне об этом также прямо и просто.
3. Формат (как набора, так и всей книжки) — на ваше усмотрение. Мне бы хотелось, чтобы она была не больше «Зоны», а то получится большая и тонкая, как журнал.
4. Шрифт — на ваше же усмотрение, в «Зоне» был хороший, наверное рубленая десятка.
5. Я намерен употребить все усилия, чтобы опечаток не было, мама и Лена прочтут корректуру, я тоже, разумеется, прочту и буду изводить Игоря просьбами о дополнительных сверках. Как бы это вас ни раздражало, помните, что это делается для общего блага. Все дополнительные расходы по пересылке я с удовольствием оплачу.
6. Обложку, если можно, я сделаю сам, учту все ваши замечания, буду переделывать до тех пор, пока она всех не удовлетворит. Первый вариант дрянь, Игорь прав. Я найду один рисунок Пушкина и использую его. Фотографий у меня теперь много. Цвет подберем.
7. Обратите при наборе внимание на знаки (соединение) и (разъединение). Этих знаков довольно много и их легко перепутать. А поправить в макете очень трудно.
8. Посвящение «Моей жене…» и так далее — как бы входит в сюжет, так же, как указание на 114 странице — «Июнь 1983 года, Нью-Йорк».
Заранее благодарю за внимательное (привычно) отношение.
Новости у нас такие:
Лена в больнице, ей удалили аппендикс, завтра (в среду) выходит. Все благополучно. У нее были сильные боли, а я как раз в это время прочитал статью Проффера о раке в «Вашингтон пост», о том, как у него было подозрение на аппендицит, а обнаружился рак. Поэтому мы довольно много нервничали. Но все, кажется, обошлось.
Восемь дней, что Лена отсутствовала, я воевал с ребенком и полностью обессилел. Нянька приходит с 12 до 6, остальное время творилось что-то страшное. Это типичный «вождь краснокожих», очень шаловливый, вредный и опасный.
Вся русская общественность бурлит по поводу фильма об эмиграции и насчет гастролей Кобзона с бригадой. Во все эти дела я каким-то образом глупо и бессмысленно втянут, что-то писал по этому поводу, наслушался, как всегда, упреков и т. д. Степень низости, полной и всесторонней, в которой пребывает местное общество, невыразима, нет слов, нет слов…
Права на «Компромисс» продаются в самые неожиданные страны, включая «третий мир» и даже Финляндию. Европейские гонорары смехотворны.
До осени будут напечатаны по-английски 4 рассказа, но только за один заплатят ощутимо, а за рассказ, например, «Ищу человека» (из «Компромисса») объемом в 16 страниц журнал «Коламбия джорнэлизм» собирается уплатить 35 долларов, из которых моему богачу-агенту полагается три пятьдесят.
Как-то раз я спросил его (агента):
— Если ты против капитализма и хочешь его гибели, почему же ты такой богатый? А он, естественно, ответил:
— Я ненавижу капитализм и хочу его гибели, но пока капитализм еще жив, я предпочитаю быть богатым… Вот такие они и есть…
Всех обнимаю и с тревогой жду ваших отзывов… Привет женскому полу.
Ваш С.Д.
20 июля 1983 года
Дорогой Игорь!
Посылаю Вам 7 вариантов обложки (так сказать — эскизы) и 7 же вариантов моего изображения.
Я просмотрел довольно много книг и понял, что рисунки Пушкина использовать трудно, а виды заповедника (например, валуны у дороги) тусклые, серые и тоже не годятся.
Насколько я помню. Вы хотели обозначить на обложке заповедник, как именно Пушкинский заповедник, я же склоняюсь к более общей (или более расплывчатой) метафоре — заповедник, Россия, деревня, прощание с родиной, скотский хутор. И т. д.
Конкретность же могут дать те фотографии, где я не один, а с Катей и с приятелями — в заповеднике. Подпись может быть: «Группа молодых ленинградских писателей… Справа — такой-то…»
Шрифт рисованный (мною, увы) на обложке, я думаю, не годится. Это быстро надоедает, лучше не рисковать. Я закажу типографские — заголовок и фамилию — для обложки и для титула.
Короче говоря, посмотрите. Если не понравится ни один вариант, будем думать дальше. Если что-то понравится — хорошо. Идеально было бы получить такой отзыв: «Два варианта (такие-то) категорически не устраивают, три (такие-то) — ни то ни се, а два (такие-то) вроде бы приемлемы.
Все типографские цацки (фотостаты, заголовки, выворотки) я изготовлю сам и гордо беру эти мелкие расходы на себя.
Будете разглядывать картинки — посоветуйтесь с Мариной. С детьми не советуйтесь — они все обругают.
Будьте здоровы, цветите, богатейте.
Копию из «Русской мысли» вышлю в понедельник.
Ваш С. Довлатов.
25 июля 1983 года
Дорогой Сережа!
Из присланных вариантов обложки мне больше всего понравился тот, где сюрреалистическая мешанина карт, ламп, церквей, деревьев. Шрифт — темный на светлом — тоже устраивает. Кстати, чья это картинка? Калинина? Существует ли она в более четком варианте?
На заднюю обложку можно Вас с Катей. С приятелями не годится: во-первых, слишком документально, во-вторых, не стоит подводить людей, оставшихся там.
Мы доехали благополучно. Родня здорова, дом цел, если не считать того, что Лена, разъярившись на бабку, выбила ногой нижнюю филенку двери. Теперь мухи, осы и бабочки залетают без труда.
Обнимаю всех, дружески,
Игорь.
26 июля 1983 года
Дорогой Игорь!
Посылаю Вам копии из «Русской мысли» + рецензию («Вашингтон пост») на Лимонова, кажется, не слишком хвалебную. А заодно и статью Карла Проффера из той же «В.П.».
Жду гранок и Ваших идей насчет обложки.
Не считаете ли Вы целесообразным дать к «Запов.» такой эпиграф из Блока: «Но и такой, моя Россия, ты всех сторон дороже мне…»? Или это слишком примитивно? Все равно что дать к «Лолите» эпиграф: «Любви все возрасты покорны…»
Всех обнимаю.
Ваш С. Довлатов
29 июля 1983 года
Дорогой Сережа!
Спасибо за вырезки из газет, спасибо, что держите меня в курсе. В «Русской мысли» рекламная шапка жирна и красива, но адреса издательства, конечно, нет. Статья Карла ужасно волнует и написана поразительно достойно. Единственный момент: он так возмущается эгоизмом и круговой порукой клана докторов, но эгоизм, невежество и клановую организацию славистов всегда считал нормальным и необходимым явлением. В рецензии на Лимонова («не слишком хвалебной», как Вы заметили) есть очень приятные строки. Например: «Лимонов потерпел неудачу в попытке представить свою жизнь сквозь призму воображения, а уж тем более превратить ее в произведение искусства…» Или: «Первые читатели и рецензенты этой книги, видимо, ошибочно приняли сотрясение основ за литературные достоинства и глубину. Обнаружить роман русского писателя, наполненный бранью и откровенными сексуальными сценами, — это привело их в такое возбуждение, что они оказались слепы к пустоте книги…» Или: «Автор пытается выставить себя героической фигурой, но то, что он таковой не является, видно на каждой странице этой плаксивой, сопливой, крикливой книжонки» (эта фраза — заключительная). А мы все ругаем «Вашингтон пост»!
Набор «Заповедника» подходит к концу. Остается вычитать, исправить ошибки. Сережа, одна просьба: можно изменить фамилию Грибанов? Это наш близкий московский друг, сидящий в отказе третий год.
Всего доброго, приветы семье,
Ваш И.Е.
29 июля 1983 года
Дорогой Игорь!
Обложка, будем считать, утверждена. Живопись — Калинина, что мы и укажем на второй странице. Картина — цветная. Репродукции, следовательно, нечеткие, но я постараюсь сделать максимально хорошую копию. То, что я Вам послал — обыкновенный хороший зирокс, а для чистовика я, естественно, сделаю фотостат.
Шрифт — черные буквы на белом фоне.
Если Катя не устроит скандала (причины ей совершенно не нужны), то используем фотографию с Катей, если устроит, то любую другую, они все на одном уровне.
Всем привет и любовь. На «Компромисс» появилась первая рецензия в журнале «Паблишерз викли», вроде бы положительная, я еще не читал. Журнальчик издается для таких, как Вы.
Еще у меня появились рассказы в двух журналах — «Грэнд стрит» и «Коламбиа джорнэлизм». «Грэнд стрит» — прибежище интеллектуальной элиты (!), расходится маленьким тиражом. Когда я искал его в киосках, продавцы говорили: «Грэнд стрит»? Это не здесь. Садитесь на А-трейн и поезжайте в нижний Манхэттен…» Они думали, что я ищу улицу Грэнд-стрит.
Обнимаю всех, в особенности женщин.
С.
1 августа 1983 года
Дорогой Игорь!
Рецензию на Лимонова я прочитал. Она довольно точная, разумная и выразительная. Но там слегка задет Карлинский, а Карлинский и Бродский самые влиятельные люди по русским делам в ньюйорктаймсовском книжном обозрении, так что, я думаю, по высшему разряду Лимошку будут хвалить. Механизм симпатий Бродского примерно ясен (приподнять Лимонова, опустить Аксенова), а Карлинский, вероятно, старый дурак, вроде Дмитриевского, который очень хвалил Валеру Попова за то, что Валера употребил в какой-то завуалированной форме слово «ебля».
«Грибанова», конечно, заменим. Ваши чувства мне очень понятны. Сложность в том, что:
1. Не должны появиться одинаковые буквы.
2. Должна быть фамилия того же ритма.
3. Нужно, чтобы были возможны формы, аналогичные формам: «Грибан» и «Грибаныч».
4. Нужна фамилия из такого же количества букв, чтобы не перебирать строчки и абзацы.
Короче, я остановился на Гурьянове. Посылаю Вам копии страниц, на которых этот поц фигурирует.
Отнеситесь и Вы с пониманием к моему сумасшествию. Вообразите на секунду, что Пьера Безухова зовут Эдуард Лимонов, а Митеньку Карамазова не Митенька, а Толечка, или, например, Вагрич Бахчанян.
Я, конечно, не Достоевский, но все же… И так далее.
Звонила Люда из Калифорнии, минут пятнадцать рассказывала про своего неведомого мне внука Даню, затем спросила, как мои дела, я сказал — хорошо, вроде бы, тогда Люда сказала — значит, продолжается эта буря в стакане воды?.. Только не рассказывайте ей, что я жалуюсь. Я так долго ожидал возможности жить жизнью, близкой к литературе, успел состариться, и теперь, наверное, веду себя как-то неприятно, хвастливо и торжествующе… Надо об этом подумать и как-то остепениться.
Всех обнимаю. Жду набор, корректуру прочтут три человека: я (это почти не считается), мама и Лена.
Ваш С. Д.
P.S. При случае отправлю Д. Штурман мою записку, если она (записка) не постыдна. С.
25 августа 1983 года
Дорогой Игорь!
Во-первых, спасибо за хороший набор. Лена, я и мать обнаружили втроем 22 опечатки на 120 страницах, при том, что каноны советской партийной печати допускают для машинисток 5 опечаток на странице, а значит, вы работаете в 30 раз лучше.
Обложка и титул — готовы, всем понравилось — просто, строго и симпатично. Новый фотостат (штриховой) с Калинина получился идеально. Уже сейчас напоминаю Вам, что в выходных данных надо указать (чтобы не прицепился какой-нибудь вонючий Глезер, да и просто по правилам): «На передней обложке использован фрагмент (или репродукция) картины Вячеслава Калинина «По мотивам Гофмана». 1972. Точное название картины: «Motifs from the Story of Hoffman». Об этом я еще раз напишу Вам, когда буду отсылать макет и гранки. Не позднее понедельника.
Правку Лена наберет Вашим шрифтом, чтобы Вы ее просто наклеили, и я бы не беспокоился относительно возможных новых опечаток. Будут также указаны страницы, где находятся эти опечатки.
Перечитывая «Заповедник», я, конечно, обнаружил много несовершенства. Мама говорит, что самое плохое в книге — все разговоры героя с женщинами. Еще она говорит, что все женщины во всех моих произведениях всегда удивляются, глядя на лирического героя — какой он высокий! Это правда. Весь мой творческий путь — это борьба с дурным вкусом, унаследованным от папаши.
Далее. Я получил от Доры Штурман очень любезное письмо и сразу пожалел о своих нападках, но я все налажу, почва для этого есть, дело в том, что и первая ее книга — «Мертвые хватают живых» — очень хорошая.
Приезжали на неделю Серманы-старшие.
Из приятных новостей — я познакомился с Чеславом Милошем, который притворился, что знает меня (мы печатались в одном номере «Партизан-ревю»), был любезен, говорил, что Бродский — гораздо более крупный поэт, чем он сам, и вообще меня всячески поразил. Именно таким я представлял себе Андрея Седых, когда жил в Ленинграде.
Спасибо за фото с рыбой. Значит, у Вас уже есть время ловить рыбу. А как насчет второй — пагубной и антидуховной страсти — к бриджу?
Все хвалят кругом и Ваше издательство, и Ваши собственные книжки, а один знакомый, наводя справки о живущем в Мюнхене Игоре (Гаге) Смирнове, сказал:
«Нельзя ли позвонить Ефимову?». Я ответил: «Зачем звонить Ефимову, когда я знаю Игоря Смирнова ровно 25 лет?!». А он говорит: «Тебе что, жалко позвонить?».
Обнимаю вас всех. Надеюсь, книжка будет черно-белая? Я знаю, что Вы не любите мрака, но там явно преобладает — белый.
Ваш С. Довлатов
29 августа 1983 года
Дорогой Сережа!
Ваше последнее письмо пришло очень вовремя. Потому что мы с Мариной были просто подавлены Вашей «полемикой» со Штурман. Что на Вас нашло? Избрать для войны с Седыхом объектом нападок единственного автора, который за последние месяцы пришелся Вам по сердцу! Это все равно, как если бы Америка, враждуя с Ираном, решила бы бросить пару бомб на Израиль — чтоб знал, как продавать иранцам запчасти к самолетам. И все передержки и демагогические натяжки в статье разваливаются мгновенно, если вспомнить, что Седых не держит в своих руках монополии на печатное русское слово, как держит советская власть, с которой Вы его постоянно сравниваете. Историю того, как он одолевает конкурентов. Вы знаете лучше меня и знаете, что он делал это со всеми акульими и шакальими приемами, но оставаясь в рамках закона. А не есть ли это тот способ существования, тот самый звериный мир рынка, который мы так расхваливаем в теории? Почему-то никто — ни Вы, ни я — не осудили Проффера за то, что он после разрыва со мной отнял у нас все заказы на наборную работу, и я только радовался, что они достались Лене. А от Седыха Вы требуете, чтобы он вел себя по-джентльменски с авторами и рекламодателями. Ну, хорошо, он не джентльмен, а Штурман с ним в дружеских отношениях. Вы что же, водитесь с одними джентльменами? Кухарец, Поляк, Соловьев — это что, сливки общества?
Когда я думал, каким образом могло Вас занести в такой ляп, я вспоминал Ваши рассказы о катастрофическом опускании критериев в нью-йоркской среде. Но потом я вспомнил и другое: сколько Вас помню, если случалось вам несправедливо нападать на кого-то (бывало довольно редко), всегда объектом оказывался кто-нибудь из самых Вам близких и дорогих. Не может ли быть, что и тут такая же ситуация?
Буду очень рад, если Вам действительно удастся — как Вы пишете «наладить», загладить это.
Всего доброго, ждем пакет, дружески
Игорь.
29 августа 1983 года
Дорогой Игорь!
Одновременно с этим письмом посылаю пакет, который Вы получите, очевидно, дней через 6–8. В этом пакете:
1. Тщательно вычитанные копии гранок
2. Набранная Леной правка (Вашим шрифтом и на Ваш формат) с указанием страниц, куда эту правку надо вклеить. Надеюсь, это чуть облегчит Вашу работу.
3. Макет обложки, которая мне кажется простой и симпатичной. Надеюсь, Вы сделаете ее черно-белой, иначе пропадет, так сказать — графичность.
4. Титульный лист.
Прошу Вам не забыть указать в выходных данных, что мы использовали картину Вячеслава Калинина «Мотив из Гофмана».
Ну, пока все. Новостей, вроде бы, никаких. Поповский стал баптистом, но уже поссорился с двумя другими русскими баптистами, назвав одного из них «шавкой».
Рубин 20-го сентября выпускает первый номер ежедневной газеты. Я почти уверен, что она будет еще хуже НРС, но это не важно. Я считаю их затею исторически прогрессивной.
Да, вот какая новость. Я писал на «Либерти» скрипт о переводах в Америке русских и советских книг и в связи с этим получил разные сведения из Публ. библиотеки. Пережил большое уныние. Ни один из советских авторов (кроме Солженицына и Алиллуевой) не имел, не имеет и не будет иметь коммерческого успеха в США. В финансовом смысле провалились все: Войнович, Ерофеев, Севела… Проваливается Лимонов. На очереди: Алешков-ский, Аксенов, естественно — Довлатов. Рано или поздно провалитесь и Вы…
В чем опора? Где источник радости? И т. д.
С. Довлатов.
31 августа 1983 года
Дорогой Игорь!
В Вашем письме (относительно Доры Штурман) есть некоторая косвенная правота, то есть. Вы правы в общем смысле: не следует грубить хорошему человеку и т. д. Действительно, я остервенел за последнее время, все так.
В оправдание могу сказать, что:
1. Контекст моего обращения к Доре Штурман — безусловно уважительный.
2. Нападки на дорогих и близких людей совершенно естественны, поскольку 95 % окружающих не заслуживают даже нападок.
Что же касается Седыха, то Вы заблуждаетесь полностью, что объясняется Вашим мичиганским неведением.
а. Во-первых, Седых постоянно нарушает законы о монополиях, но это слишком долгий разговор, и мы его продолжим при встрече.
б. Седых вовсе не «остается в рамках закона», как Вы пишете. Он практически неуязвим, это другое дело. Но вообще-то, он — довольно крупный уголовный преступник — это общеизвестно. Судиться с ним можно, но это дорого, долго, результат же будет смехотворным. Даже если через два года удастся отсудить у него миллион, он, симулируя бедственное положение газеты, будет выплачивать по 40 долларов в месяц, суд же обойдется тысячи в четыре. Приведу микроскопический, но доступный пример. Если Седых отказывается рекламировать мою книжку — это противозаконно. Я нанимаю адвоката, плачу ему 3000 долларов, и в результате суд через два года с помощью исполнителя (маршала, который дополнительно стоит денег) вынудит Седых мою рекламу — поместить. И все.
Уголовные прегрешения этого отпетого негодяя — разнообразны. Начиная с абсолютно безразличного мне присвоения гигантских, необлагаемых налогами наличных денег за рекламу, и кончая потоком клеветы и доносов в Эф-Би-Ай [ФБР]. Но это все чепуха по сравнению с главным его достижением: усилиями этого старикашки большинство интеллигентов из Союза превращено в холуев, дрожащих за свои нищенские гонорары, изгибающихся перед его дефективными помощниками. Я знаю людей (вроде Косинского), сидевших по многу лет в лагерях и сохранивших достоинство, но надломившихся в приемной у этого шакала. Естественно, что, услышав от Доры Штурман комплименты в его адрес, я разбушевался.
С чего это Вы взяли, что ни Вы, ни я не осудили Проффера? И Вы и я его осудили, но Проффер, с одной стороны, абсолютно далекий человек, с другой не газетная фигура (не критиковать же его в газете), и с третьей — рак и все такое, а с четвертой — объективная роль и заслуги Проффера во многом служат ему оправданием. Что же касается заказов, то я впервые слышу о том, что Ваша работа перешла к Лене, я не думал, что это так уж прямо связано, я считал, вы разошлись и действуете раздельно, но о Проффере мы лучше тоже поговорим при встрече.
Мне бы только хотелось заверить Вас в том, что я совершенно в Проффере не заинтересован. Нет такой ситуации, чтобы я или Лена нуждались в нем и потому старались его любить. У Лены полно работы и без Карла, в общей сложности она заработала в «Ардисе» 3500 долларов за два года, при том, что Карл всегда задерживает плату, чем, откровенно говоря, меня чуть-чуть раздражает. В любую минуту Лена может начать набирать «Новую газету» и иметь дело с очаровательным в денежных вопросах Рубиным или, как минимум честным Палеем.
Что же касается моей книжки, то, как Вы знаете, я послал ее Карлу из чувства неловкости, не желая выглядеть неблагодарным. Как Вы догадываетесь, для меня проще, приятнее и гораздо удобнее иметь дело с Вами, хотя бы потому (не говоря о нашей с Вами многолетней, ничем не омраченной дружбе), что в случае с «Эрмитажем» я могу принимать большее участие в подготовке книги, получать дельные советы, а не ждать на расстоянии — что из всего этого получится, да еще и неизвестно когда.
Кнопфы договора на «Зону» все еще не подписали, но надежда все еще есть. С европейскими правами на «Компромисс» что-то делается, но все идет Кнопфам, а на мне как-то отразится, но позднее.
Редактор Кнопфа позвонил мне и попросил найти русского фотографа, который бы за 150 долларов сфотографировал меня для обложки. Я нашел Марка Сермана, полагая, что делаю ему любезность, Марк долго и хитро щурился, взял с меня почему-то 18 долларов за наем лаборатории, требовал, чтобы я сфотографировался либо с Колей, либо с птицами, либо с собакой, говорил, что не покажет мне фотографию, ибо я не профессионал, а сам отнесет ее в Кнопф. Это я к тому, как страшно иметь дело с земляками.
С «Заповедником» все не очень хорошо, но не безнадежно. Героиня ожила процентов на 30, герой довольно тускл, вообще, лучшее, что там есть, — это картинки деревенской жизни и второстепенные герои. Если бы я сейчас придумал сносную заключительную часть, то все было бы ничего, удачный конец — большое дело, но ничего пока не придумал, нет ни интонации, ни событий.
Суд первой инстанции мы все проиграли. Адвокат наш — заика (!), кретин и тупица. Судебное разбирательство — балаган и произвол, то есть, судья здесь действительно независим и что-то решает, и почти бравирует произвольностью своих решений, поправить судью нельзя, его можно лишь переизбрать. Кроме того, наш акцент, непонятные для суда моральные подоплеки и так далее, короче — проиграли. Теперь будем судиться по второй инстанции с Дэвидом [Даскалом] и «Новым американцем». Неловко говорить, но все участники этой истории, кроме нас с Леной, включая Петю и Сашу — хитрые свиньи, а Орлов — законченный мерзавец. Боря тоже не подарок, но он хоть ясен, он мне чуть не плача признавался, что завидовал моему успеху у рекламной агентши Ляли (варикозное расширение вен, затхлый парик и подавляющих размеров жопа) и у наборщицы Любы Брукс, которая ковыряла в зубах маникюрными ножницами. Все без исключения русские в Нью-Йорке дрянь.
Высылаю передачу о Гиршине, ему тоже послал. Мы созвонились. На второй минуте он сказал: «Оба мы с вами не гении», и мне это как-то не понравилось. Есть в таком заявлении какая-то неприятная правда. Мои комплименты Гиршин воспринял как должное и даже кое-что дополнительно подсказал, короче, его роман интереснее его самого.
Обнимаю вас всех. Хотелось бы увидеться, хлебнуть кислорода.
С.Д.
* * *
Ефимов — Довлатову2 мая 1983 года
Дорогой Сережа! Посылаю три книги:
1. Черток. «Последняя любовь Маяковского».
2. Паперно. «Записки московского пианиста».
3. Коган. «Соляной столб».
Книга Когана, возможно, уже была отрецензирована парижским отделом «Свободы» — проверьте, чтобы не работать зря. О Чертоке можно писать сразу. А вот Паперно умолял ни в коем случае по радио о книге не передавать. Он (безумец) хочет съездить в Союз (хотя даже в посольстве ему сказали, чтобы забыл и думать) и поэтому старается вести себя тихо-тихо. (Но при этом отрывки в НРС печатает.) Если очень понравится (а книга написана очень хорошо), можете позвонить ему, попробовать уговорить. Телефон: (312) 761-4413.
Еще раз поздравляю с Кнопфом и договором. Я тоже сейчас скребусь с разных сторон в американские издательства, но пока все глухо. На днях послал четыре переведенных главы из «Архивов» в «Вайкинг» (через агентшу, которая живет в Сиэтле — довольно кривой путь).
Как там Лена? Обнимаю,
всегда Ваш, Игорь.
* * *
Довлатов — Ефимовым21 июня 1983 года
Дорогие Игорь, Марина!
С некоторым трепетом посылаю вам «Заповедник». Как всегда, ни малейшей уверенности в качестве. Сюжета нет, идеи нет, язык обыкновенный. Что же, по-моему, все-таки есть? Есть, мне кажется, голоса, картины и лица, что-то вроде панорамы деревенской жизни, есть, наконец, какая-то любовная история. Короче, ознакомьтесь.
Надеюсь, ваше издательство сохранило благородную традицию делать по 150 замечаний автору, из которых со 145-ю автор полностью согласен?
Дальше — некоторые технические моменты.
1. Если по какой угодно (неустранимой) причине вы раздумали печатать «Заповедник», то сообщите мне об этом без малейшего стеснения и с абсолютной прямотой. Отношения не пострадают, какой бы эта причина ни была.
2. Если изменилось что-то в условиях (200 экземпляров — без права ими торговать, а с правом лишь дарить), то скажите мне об этом также прямо и просто.
3. Формат (как набора, так и всей книжки) — на ваше усмотрение. Мне бы хотелось, чтобы она была не больше «Зоны», а то получится большая и тонкая, как журнал.
4. Шрифт — на ваше же усмотрение, в «Зоне» был хороший, наверное рубленая десятка.
5. Я намерен употребить все усилия, чтобы опечаток не было, мама и Лена прочтут корректуру, я тоже, разумеется, прочту и буду изводить Игоря просьбами о дополнительных сверках. Как бы это вас ни раздражало, помните, что это делается для общего блага. Все дополнительные расходы по пересылке я с удовольствием оплачу.
6. Обложку, если можно, я сделаю сам, учту все ваши замечания, буду переделывать до тех пор, пока она всех не удовлетворит. Первый вариант дрянь, Игорь прав. Я найду один рисунок Пушкина и использую его. Фотографий у меня теперь много. Цвет подберем.
7. Обратите при наборе внимание на знаки (соединение) и (разъединение). Этих знаков довольно много и их легко перепутать. А поправить в макете очень трудно.
8. Посвящение «Моей жене…» и так далее — как бы входит в сюжет, так же, как указание на 114 странице — «Июнь 1983 года, Нью-Йорк».
Заранее благодарю за внимательное (привычно) отношение.
Новости у нас такие:
Лена в больнице, ей удалили аппендикс, завтра (в среду) выходит. Все благополучно. У нее были сильные боли, а я как раз в это время прочитал статью Проффера о раке в «Вашингтон пост», о том, как у него было подозрение на аппендицит, а обнаружился рак. Поэтому мы довольно много нервничали. Но все, кажется, обошлось.
Восемь дней, что Лена отсутствовала, я воевал с ребенком и полностью обессилел. Нянька приходит с 12 до 6, остальное время творилось что-то страшное. Это типичный «вождь краснокожих», очень шаловливый, вредный и опасный.
Вся русская общественность бурлит по поводу фильма об эмиграции и насчет гастролей Кобзона с бригадой. Во все эти дела я каким-то образом глупо и бессмысленно втянут, что-то писал по этому поводу, наслушался, как всегда, упреков и т. д. Степень низости, полной и всесторонней, в которой пребывает местное общество, невыразима, нет слов, нет слов…
Права на «Компромисс» продаются в самые неожиданные страны, включая «третий мир» и даже Финляндию. Европейские гонорары смехотворны.
До осени будут напечатаны по-английски 4 рассказа, но только за один заплатят ощутимо, а за рассказ, например, «Ищу человека» (из «Компромисса») объемом в 16 страниц журнал «Коламбия джорнэлизм» собирается уплатить 35 долларов, из которых моему богачу-агенту полагается три пятьдесят.
Как-то раз я спросил его (агента):
— Если ты против капитализма и хочешь его гибели, почему же ты такой богатый? А он, естественно, ответил:
— Я ненавижу капитализм и хочу его гибели, но пока капитализм еще жив, я предпочитаю быть богатым… Вот такие они и есть…
Всех обнимаю и с тревогой жду ваших отзывов… Привет женскому полу.
Ваш С.Д.
* * *
Довлатов — Ефимову20 июля 1983 года
Дорогой Игорь!
Посылаю Вам 7 вариантов обложки (так сказать — эскизы) и 7 же вариантов моего изображения.
Я просмотрел довольно много книг и понял, что рисунки Пушкина использовать трудно, а виды заповедника (например, валуны у дороги) тусклые, серые и тоже не годятся.
Насколько я помню. Вы хотели обозначить на обложке заповедник, как именно Пушкинский заповедник, я же склоняюсь к более общей (или более расплывчатой) метафоре — заповедник, Россия, деревня, прощание с родиной, скотский хутор. И т. д.
Конкретность же могут дать те фотографии, где я не один, а с Катей и с приятелями — в заповеднике. Подпись может быть: «Группа молодых ленинградских писателей… Справа — такой-то…»
Шрифт рисованный (мною, увы) на обложке, я думаю, не годится. Это быстро надоедает, лучше не рисковать. Я закажу типографские — заголовок и фамилию — для обложки и для титула.
Короче говоря, посмотрите. Если не понравится ни один вариант, будем думать дальше. Если что-то понравится — хорошо. Идеально было бы получить такой отзыв: «Два варианта (такие-то) категорически не устраивают, три (такие-то) — ни то ни се, а два (такие-то) вроде бы приемлемы.
Все типографские цацки (фотостаты, заголовки, выворотки) я изготовлю сам и гордо беру эти мелкие расходы на себя.
Будете разглядывать картинки — посоветуйтесь с Мариной. С детьми не советуйтесь — они все обругают.
Будьте здоровы, цветите, богатейте.
Копию из «Русской мысли» вышлю в понедельник.
Ваш С. Довлатов.
* * *
Ефимов — Довлатову25 июля 1983 года
Дорогой Сережа!
Из присланных вариантов обложки мне больше всего понравился тот, где сюрреалистическая мешанина карт, ламп, церквей, деревьев. Шрифт — темный на светлом — тоже устраивает. Кстати, чья это картинка? Калинина? Существует ли она в более четком варианте?
На заднюю обложку можно Вас с Катей. С приятелями не годится: во-первых, слишком документально, во-вторых, не стоит подводить людей, оставшихся там.
Мы доехали благополучно. Родня здорова, дом цел, если не считать того, что Лена, разъярившись на бабку, выбила ногой нижнюю филенку двери. Теперь мухи, осы и бабочки залетают без труда.
Обнимаю всех, дружески,
Игорь.
* * *
Довлатов — Ефимову26 июля 1983 года
Дорогой Игорь!
Посылаю Вам копии из «Русской мысли» + рецензию («Вашингтон пост») на Лимонова, кажется, не слишком хвалебную. А заодно и статью Карла Проффера из той же «В.П.».
Жду гранок и Ваших идей насчет обложки.
Не считаете ли Вы целесообразным дать к «Запов.» такой эпиграф из Блока: «Но и такой, моя Россия, ты всех сторон дороже мне…»? Или это слишком примитивно? Все равно что дать к «Лолите» эпиграф: «Любви все возрасты покорны…»
Всех обнимаю.
Ваш С. Довлатов
* * *
Ефимов — Довлатову29 июля 1983 года
Дорогой Сережа!
Спасибо за вырезки из газет, спасибо, что держите меня в курсе. В «Русской мысли» рекламная шапка жирна и красива, но адреса издательства, конечно, нет. Статья Карла ужасно волнует и написана поразительно достойно. Единственный момент: он так возмущается эгоизмом и круговой порукой клана докторов, но эгоизм, невежество и клановую организацию славистов всегда считал нормальным и необходимым явлением. В рецензии на Лимонова («не слишком хвалебной», как Вы заметили) есть очень приятные строки. Например: «Лимонов потерпел неудачу в попытке представить свою жизнь сквозь призму воображения, а уж тем более превратить ее в произведение искусства…» Или: «Первые читатели и рецензенты этой книги, видимо, ошибочно приняли сотрясение основ за литературные достоинства и глубину. Обнаружить роман русского писателя, наполненный бранью и откровенными сексуальными сценами, — это привело их в такое возбуждение, что они оказались слепы к пустоте книги…» Или: «Автор пытается выставить себя героической фигурой, но то, что он таковой не является, видно на каждой странице этой плаксивой, сопливой, крикливой книжонки» (эта фраза — заключительная). А мы все ругаем «Вашингтон пост»!
Набор «Заповедника» подходит к концу. Остается вычитать, исправить ошибки. Сережа, одна просьба: можно изменить фамилию Грибанов? Это наш близкий московский друг, сидящий в отказе третий год.
Всего доброго, приветы семье,
Ваш И.Е.
* * *
Довлатов — Ефимову29 июля 1983 года
Дорогой Игорь!
Обложка, будем считать, утверждена. Живопись — Калинина, что мы и укажем на второй странице. Картина — цветная. Репродукции, следовательно, нечеткие, но я постараюсь сделать максимально хорошую копию. То, что я Вам послал — обыкновенный хороший зирокс, а для чистовика я, естественно, сделаю фотостат.
Шрифт — черные буквы на белом фоне.
Если Катя не устроит скандала (причины ей совершенно не нужны), то используем фотографию с Катей, если устроит, то любую другую, они все на одном уровне.
Всем привет и любовь. На «Компромисс» появилась первая рецензия в журнале «Паблишерз викли», вроде бы положительная, я еще не читал. Журнальчик издается для таких, как Вы.
Еще у меня появились рассказы в двух журналах — «Грэнд стрит» и «Коламбиа джорнэлизм». «Грэнд стрит» — прибежище интеллектуальной элиты (!), расходится маленьким тиражом. Когда я искал его в киосках, продавцы говорили: «Грэнд стрит»? Это не здесь. Садитесь на А-трейн и поезжайте в нижний Манхэттен…» Они думали, что я ищу улицу Грэнд-стрит.
Обнимаю всех, в особенности женщин.
С.
* * *
Довлатов — Ефимову1 августа 1983 года
Дорогой Игорь!
Рецензию на Лимонова я прочитал. Она довольно точная, разумная и выразительная. Но там слегка задет Карлинский, а Карлинский и Бродский самые влиятельные люди по русским делам в ньюйорктаймсовском книжном обозрении, так что, я думаю, по высшему разряду Лимошку будут хвалить. Механизм симпатий Бродского примерно ясен (приподнять Лимонова, опустить Аксенова), а Карлинский, вероятно, старый дурак, вроде Дмитриевского, который очень хвалил Валеру Попова за то, что Валера употребил в какой-то завуалированной форме слово «ебля».
«Грибанова», конечно, заменим. Ваши чувства мне очень понятны. Сложность в том, что:
1. Не должны появиться одинаковые буквы.
2. Должна быть фамилия того же ритма.
3. Нужно, чтобы были возможны формы, аналогичные формам: «Грибан» и «Грибаныч».
4. Нужна фамилия из такого же количества букв, чтобы не перебирать строчки и абзацы.
Короче, я остановился на Гурьянове. Посылаю Вам копии страниц, на которых этот поц фигурирует.
Отнеситесь и Вы с пониманием к моему сумасшествию. Вообразите на секунду, что Пьера Безухова зовут Эдуард Лимонов, а Митеньку Карамазова не Митенька, а Толечка, или, например, Вагрич Бахчанян.
Я, конечно, не Достоевский, но все же… И так далее.
Звонила Люда из Калифорнии, минут пятнадцать рассказывала про своего неведомого мне внука Даню, затем спросила, как мои дела, я сказал — хорошо, вроде бы, тогда Люда сказала — значит, продолжается эта буря в стакане воды?.. Только не рассказывайте ей, что я жалуюсь. Я так долго ожидал возможности жить жизнью, близкой к литературе, успел состариться, и теперь, наверное, веду себя как-то неприятно, хвастливо и торжествующе… Надо об этом подумать и как-то остепениться.
Всех обнимаю. Жду набор, корректуру прочтут три человека: я (это почти не считается), мама и Лена.
Ваш С. Д.
P.S. При случае отправлю Д. Штурман мою записку, если она (записка) не постыдна. С.
* * *
Довлатов — Ефимову25 августа 1983 года
Дорогой Игорь!
Во-первых, спасибо за хороший набор. Лена, я и мать обнаружили втроем 22 опечатки на 120 страницах, при том, что каноны советской партийной печати допускают для машинисток 5 опечаток на странице, а значит, вы работаете в 30 раз лучше.
Обложка и титул — готовы, всем понравилось — просто, строго и симпатично. Новый фотостат (штриховой) с Калинина получился идеально. Уже сейчас напоминаю Вам, что в выходных данных надо указать (чтобы не прицепился какой-нибудь вонючий Глезер, да и просто по правилам): «На передней обложке использован фрагмент (или репродукция) картины Вячеслава Калинина «По мотивам Гофмана». 1972. Точное название картины: «Motifs from the Story of Hoffman». Об этом я еще раз напишу Вам, когда буду отсылать макет и гранки. Не позднее понедельника.
Правку Лена наберет Вашим шрифтом, чтобы Вы ее просто наклеили, и я бы не беспокоился относительно возможных новых опечаток. Будут также указаны страницы, где находятся эти опечатки.
Перечитывая «Заповедник», я, конечно, обнаружил много несовершенства. Мама говорит, что самое плохое в книге — все разговоры героя с женщинами. Еще она говорит, что все женщины во всех моих произведениях всегда удивляются, глядя на лирического героя — какой он высокий! Это правда. Весь мой творческий путь — это борьба с дурным вкусом, унаследованным от папаши.
Далее. Я получил от Доры Штурман очень любезное письмо и сразу пожалел о своих нападках, но я все налажу, почва для этого есть, дело в том, что и первая ее книга — «Мертвые хватают живых» — очень хорошая.
Приезжали на неделю Серманы-старшие.
Из приятных новостей — я познакомился с Чеславом Милошем, который притворился, что знает меня (мы печатались в одном номере «Партизан-ревю»), был любезен, говорил, что Бродский — гораздо более крупный поэт, чем он сам, и вообще меня всячески поразил. Именно таким я представлял себе Андрея Седых, когда жил в Ленинграде.
Спасибо за фото с рыбой. Значит, у Вас уже есть время ловить рыбу. А как насчет второй — пагубной и антидуховной страсти — к бриджу?
Все хвалят кругом и Ваше издательство, и Ваши собственные книжки, а один знакомый, наводя справки о живущем в Мюнхене Игоре (Гаге) Смирнове, сказал:
«Нельзя ли позвонить Ефимову?». Я ответил: «Зачем звонить Ефимову, когда я знаю Игоря Смирнова ровно 25 лет?!». А он говорит: «Тебе что, жалко позвонить?».
Обнимаю вас всех. Надеюсь, книжка будет черно-белая? Я знаю, что Вы не любите мрака, но там явно преобладает — белый.
Ваш С. Довлатов
* * *
Ефимов — Довлатову29 августа 1983 года
Дорогой Сережа!
Ваше последнее письмо пришло очень вовремя. Потому что мы с Мариной были просто подавлены Вашей «полемикой» со Штурман. Что на Вас нашло? Избрать для войны с Седыхом объектом нападок единственного автора, который за последние месяцы пришелся Вам по сердцу! Это все равно, как если бы Америка, враждуя с Ираном, решила бы бросить пару бомб на Израиль — чтоб знал, как продавать иранцам запчасти к самолетам. И все передержки и демагогические натяжки в статье разваливаются мгновенно, если вспомнить, что Седых не держит в своих руках монополии на печатное русское слово, как держит советская власть, с которой Вы его постоянно сравниваете. Историю того, как он одолевает конкурентов. Вы знаете лучше меня и знаете, что он делал это со всеми акульими и шакальими приемами, но оставаясь в рамках закона. А не есть ли это тот способ существования, тот самый звериный мир рынка, который мы так расхваливаем в теории? Почему-то никто — ни Вы, ни я — не осудили Проффера за то, что он после разрыва со мной отнял у нас все заказы на наборную работу, и я только радовался, что они достались Лене. А от Седыха Вы требуете, чтобы он вел себя по-джентльменски с авторами и рекламодателями. Ну, хорошо, он не джентльмен, а Штурман с ним в дружеских отношениях. Вы что же, водитесь с одними джентльменами? Кухарец, Поляк, Соловьев — это что, сливки общества?
Когда я думал, каким образом могло Вас занести в такой ляп, я вспоминал Ваши рассказы о катастрофическом опускании критериев в нью-йоркской среде. Но потом я вспомнил и другое: сколько Вас помню, если случалось вам несправедливо нападать на кого-то (бывало довольно редко), всегда объектом оказывался кто-нибудь из самых Вам близких и дорогих. Не может ли быть, что и тут такая же ситуация?
Буду очень рад, если Вам действительно удастся — как Вы пишете «наладить», загладить это.
Всего доброго, ждем пакет, дружески
Игорь.
* * *
Довлатов — Ефимову29 августа 1983 года
Дорогой Игорь!
Одновременно с этим письмом посылаю пакет, который Вы получите, очевидно, дней через 6–8. В этом пакете:
1. Тщательно вычитанные копии гранок
2. Набранная Леной правка (Вашим шрифтом и на Ваш формат) с указанием страниц, куда эту правку надо вклеить. Надеюсь, это чуть облегчит Вашу работу.
3. Макет обложки, которая мне кажется простой и симпатичной. Надеюсь, Вы сделаете ее черно-белой, иначе пропадет, так сказать — графичность.
4. Титульный лист.
Прошу Вам не забыть указать в выходных данных, что мы использовали картину Вячеслава Калинина «Мотив из Гофмана».
Ну, пока все. Новостей, вроде бы, никаких. Поповский стал баптистом, но уже поссорился с двумя другими русскими баптистами, назвав одного из них «шавкой».
Рубин 20-го сентября выпускает первый номер ежедневной газеты. Я почти уверен, что она будет еще хуже НРС, но это не важно. Я считаю их затею исторически прогрессивной.
Да, вот какая новость. Я писал на «Либерти» скрипт о переводах в Америке русских и советских книг и в связи с этим получил разные сведения из Публ. библиотеки. Пережил большое уныние. Ни один из советских авторов (кроме Солженицына и Алиллуевой) не имел, не имеет и не будет иметь коммерческого успеха в США. В финансовом смысле провалились все: Войнович, Ерофеев, Севела… Проваливается Лимонов. На очереди: Алешков-ский, Аксенов, естественно — Довлатов. Рано или поздно провалитесь и Вы…
В чем опора? Где источник радости? И т. д.
С. Довлатов.
* * *
Довлатов — Ефимову31 августа 1983 года
Дорогой Игорь!
В Вашем письме (относительно Доры Штурман) есть некоторая косвенная правота, то есть. Вы правы в общем смысле: не следует грубить хорошему человеку и т. д. Действительно, я остервенел за последнее время, все так.
В оправдание могу сказать, что:
1. Контекст моего обращения к Доре Штурман — безусловно уважительный.
2. Нападки на дорогих и близких людей совершенно естественны, поскольку 95 % окружающих не заслуживают даже нападок.
Что же касается Седыха, то Вы заблуждаетесь полностью, что объясняется Вашим мичиганским неведением.
а. Во-первых, Седых постоянно нарушает законы о монополиях, но это слишком долгий разговор, и мы его продолжим при встрече.
б. Седых вовсе не «остается в рамках закона», как Вы пишете. Он практически неуязвим, это другое дело. Но вообще-то, он — довольно крупный уголовный преступник — это общеизвестно. Судиться с ним можно, но это дорого, долго, результат же будет смехотворным. Даже если через два года удастся отсудить у него миллион, он, симулируя бедственное положение газеты, будет выплачивать по 40 долларов в месяц, суд же обойдется тысячи в четыре. Приведу микроскопический, но доступный пример. Если Седых отказывается рекламировать мою книжку — это противозаконно. Я нанимаю адвоката, плачу ему 3000 долларов, и в результате суд через два года с помощью исполнителя (маршала, который дополнительно стоит денег) вынудит Седых мою рекламу — поместить. И все.
Уголовные прегрешения этого отпетого негодяя — разнообразны. Начиная с абсолютно безразличного мне присвоения гигантских, необлагаемых налогами наличных денег за рекламу, и кончая потоком клеветы и доносов в Эф-Би-Ай [ФБР]. Но это все чепуха по сравнению с главным его достижением: усилиями этого старикашки большинство интеллигентов из Союза превращено в холуев, дрожащих за свои нищенские гонорары, изгибающихся перед его дефективными помощниками. Я знаю людей (вроде Косинского), сидевших по многу лет в лагерях и сохранивших достоинство, но надломившихся в приемной у этого шакала. Естественно, что, услышав от Доры Штурман комплименты в его адрес, я разбушевался.
С чего это Вы взяли, что ни Вы, ни я не осудили Проффера? И Вы и я его осудили, но Проффер, с одной стороны, абсолютно далекий человек, с другой не газетная фигура (не критиковать же его в газете), и с третьей — рак и все такое, а с четвертой — объективная роль и заслуги Проффера во многом служат ему оправданием. Что же касается заказов, то я впервые слышу о том, что Ваша работа перешла к Лене, я не думал, что это так уж прямо связано, я считал, вы разошлись и действуете раздельно, но о Проффере мы лучше тоже поговорим при встрече.
Мне бы только хотелось заверить Вас в том, что я совершенно в Проффере не заинтересован. Нет такой ситуации, чтобы я или Лена нуждались в нем и потому старались его любить. У Лены полно работы и без Карла, в общей сложности она заработала в «Ардисе» 3500 долларов за два года, при том, что Карл всегда задерживает плату, чем, откровенно говоря, меня чуть-чуть раздражает. В любую минуту Лена может начать набирать «Новую газету» и иметь дело с очаровательным в денежных вопросах Рубиным или, как минимум честным Палеем.
Что же касается моей книжки, то, как Вы знаете, я послал ее Карлу из чувства неловкости, не желая выглядеть неблагодарным. Как Вы догадываетесь, для меня проще, приятнее и гораздо удобнее иметь дело с Вами, хотя бы потому (не говоря о нашей с Вами многолетней, ничем не омраченной дружбе), что в случае с «Эрмитажем» я могу принимать большее участие в подготовке книги, получать дельные советы, а не ждать на расстоянии — что из всего этого получится, да еще и неизвестно когда.