Страница:
Теперь она очень кстати вспомнила о солдатском ноже — своем трофее. Приличное оружие с заточенным острием и хорошей режущей кромкой. Со всего размаха Шарина всадила нож под ребра женщине, если она на самом деле была женщиной… Та продолжала сжимать ее в своих объятиях. В отчаянии девушка повернула лезвие, которое заскрежетало об кости существа, и упала вместе со своей жертвой. Упала не очень удачно: хлопнулась со всего размаха головой о мраморный пол.
Внезапно женщина обмякла. Голова ее откатилась в сторону, а из перерезанной глотки хлынула струя — не крови — густой коричневатой жидкости.
Схватив девушку за шиворот, Ноннус рывком поставил ее на ноги. Шарина попыталась сфокусировать зрение. Это удалось ей не вполне: все предметы двоились и расплывались у нее в глазах. Мужчина-слуга валялся тут же на боку, дротик Ноннуса вошел ему в грудь и торчал из спины.
Медеру удалось открыть одну из дверей. Лунный свет, падавший через расположенные под потолком окна, освещал черный трон, стоявший внутри. С криком колдун бросился к нему. Ноннус затащил Шарину в комнату, не забыв впихнуть и прокуратора.
Девушка снова сделала попытку сориентироваться. Коричневая гадость уже начала разъедать лезвие ее ножа.
Во всей огромной комнате был только этот разукрашенный трон да стол из эбенового дерева у противоположной стены. На столе стола пара подсвечников, позеленевших от времени. Окна казались слишком узкими, чтоб туда мог протиснуться человек.
А единственная дверь вела в зал, битком набитый личами. Ноннус бросил взгляд на задвижку — сложное приспособление, устанавливающее два засова в пазы дверного косяка. И дверь, и засовы выглядели надежными, но два десятка оживших монстров могли снести их в несколько минут.
— Запритесь! — бросил отшельник и выскочил обратно в коридор, захлопнув за собой дверь.
— Ноннус! — закричала Шарина, пытаясь подняться на ноги. Азера поспешно накинула засовы. — Ноннус, нет!
Раздался звон стали. Что-то ударилось с той стороны в дверь и отскочило.
— Молись за тех, кого я убью сегодня, дитя мое, — послышался оттуда голос отшельника.
Потому что ему за них молиться не придется.
— Нет! — повторяла Шарина, хватаясь за поворотный механизм, чтоб открыть дверь. В этот момент прокуратор обрушила на ее затылок серебряный подсвечник.
Ноги у девушки подкосились, она безвольно рухнула на пол, все еще сохраняя способность видеть и слышать то, что происходило. Кинжал, выпав из ее рук, звякнул на мраморном полу.
Медер благоговейно опустился на колени перед черным троном. Он начал произносить заклинания, в то время как снаружи продолжалась схватка. Раздавалось лязганье металла, но никто из сражавшихся не произносил ни слова.
Увы, Ноннус мог выиграть только время, но не безопасность для девушки, которую поклялся защищать. И он боролся за это время, покупал его ценой пьюльского ножа и своей жизни.
20
21
22
Внезапно женщина обмякла. Голова ее откатилась в сторону, а из перерезанной глотки хлынула струя — не крови — густой коричневатой жидкости.
Схватив девушку за шиворот, Ноннус рывком поставил ее на ноги. Шарина попыталась сфокусировать зрение. Это удалось ей не вполне: все предметы двоились и расплывались у нее в глазах. Мужчина-слуга валялся тут же на боку, дротик Ноннуса вошел ему в грудь и торчал из спины.
Медеру удалось открыть одну из дверей. Лунный свет, падавший через расположенные под потолком окна, освещал черный трон, стоявший внутри. С криком колдун бросился к нему. Ноннус затащил Шарину в комнату, не забыв впихнуть и прокуратора.
Девушка снова сделала попытку сориентироваться. Коричневая гадость уже начала разъедать лезвие ее ножа.
Во всей огромной комнате был только этот разукрашенный трон да стол из эбенового дерева у противоположной стены. На столе стола пара подсвечников, позеленевших от времени. Окна казались слишком узкими, чтоб туда мог протиснуться человек.
А единственная дверь вела в зал, битком набитый личами. Ноннус бросил взгляд на задвижку — сложное приспособление, устанавливающее два засова в пазы дверного косяка. И дверь, и засовы выглядели надежными, но два десятка оживших монстров могли снести их в несколько минут.
— Запритесь! — бросил отшельник и выскочил обратно в коридор, захлопнув за собой дверь.
— Ноннус! — закричала Шарина, пытаясь подняться на ноги. Азера поспешно накинула засовы. — Ноннус, нет!
Раздался звон стали. Что-то ударилось с той стороны в дверь и отскочило.
— Молись за тех, кого я убью сегодня, дитя мое, — послышался оттуда голос отшельника.
Потому что ему за них молиться не придется.
— Нет! — повторяла Шарина, хватаясь за поворотный механизм, чтоб открыть дверь. В этот момент прокуратор обрушила на ее затылок серебряный подсвечник.
Ноги у девушки подкосились, она безвольно рухнула на пол, все еще сохраняя способность видеть и слышать то, что происходило. Кинжал, выпав из ее рук, звякнул на мраморном полу.
Медер благоговейно опустился на колени перед черным троном. Он начал произносить заклинания, в то время как снаружи продолжалась схватка. Раздавалось лязганье металла, но никто из сражавшихся не произносил ни слова.
Увы, Ноннус мог выиграть только время, но не безопасность для девушки, которую поклялся защищать. И он боролся за это время, покупал его ценой пьюльского ножа и своей жизни.
20
— Большим камнем легче править лезвие, — поучал король Карус (вернее, дух короля в теле Гаррика), проводя крест-накрест оселком по острию меча. Он заканчивал работу, натачивая нижнюю часть клинка. Еще через несколько минут Карус наотмашь ударил мечом по стальному шлему. Удар разрезал металл, как нож масло. Критически оглядев царапину, оставшуюся в результате на клинке, король констатировал:
— Годится.
Он ухмыльнулся в сторону Гаррика:
— Смотри, не оттяпай себе палец, парень! Это не шутка… Я сам видел подобные вещи.
Гаррик во сне кивнул:
— Уставший человек способен ошибаться. Я, во всяком случае, способен.
— Это к каждому относится, — согласился Карус, переходя теперь к другой части лезвия. Будь оселок покрупнее, можно было бы просто водить лезвием вдоль него, но тот, что король достал из мешочка на поясе, оказался мелковат. — И именно после битвы ты устаешь, как никогда. Но это не снимает с тебя обязанности позаботиться об оружии.
Он рассмеялся смехом жизнерадостного человека, который умеет извлекать смешное из всего — не только из собственных ошибок.
— Нет ничего хуже, чем проснуться ночью от внезапного нападения врага и вспомнить, что твой меч не заточен должным образом. А все из-за того, что вчера перед сном ты чувствовал себя слишком усталым!
Карус поднял меч к свету и сдул пылинку с его лезвия.
— Помни о клинке, парень! И затачивай только режущую кромку. В бою тебе не нужен сточившийся меч, который треснет или сломается, наткнувшись на что-нибудь твердое, — а это обязательно произойдет!
— Мне случалось затачивать ножи, — сообщил Гаррик, — а также топоры. Конечно, кость тверже корней старого пекана, но не намного.
Карус снова рассмеялся.
— А как насчет лат, парень? Твои пеканы часто носят их? — спросил он. — Но я тебя понял.
Он вздохнул:
— Король должен так много всего знать. Кое-что из этого мне так и не открылось… может, и не могло открыться. Я верю, ты будешь лучше меня!
Они сидели на разных концах изогнутой мраморной скамьи. Вокруг благоухал сад: розы увивали длинную решетку на противоположной стороне площадки. Над головой по ласковому небу проплывали легкие облачка.
Карус ветошью смахнул каменную крошку с лезвия, улыбнулся мечу и одним движением отправил его в ножны.
— Доброе оружие, — сказал он. — Никогда меня не подводило.
— Его изготовил для вас волшебник? — поинтересовался юноша. Он знал, что если сейчас поднимется и заглянет за розовую изгородь, то там не будет ничего — клубящаяся серая пустота материал, из которого его воображение ткет свои сны. Гаррику не хотелось получать подтверждение, и он остался сидеть.
Король хохотнул:
— Во всяком случае, он дал его мне… не думаю, чтоб собственноручно выковал. Волшебники, знаешь ли, много знают, но мало что могут делать руками. А вот кузнец, выковавший этот меч…
Он вложил точильный камешек обратно в мешочек.
— …был, наверное, столь же искусен, как и твоя подруга Илна. Я никогда не видел большого проку в волшебниках, но вот людей, способных работать руками, уважал.
С этими словами король вернул меч Гаррику. Тот поднялся и прицепил его на пояс. Король остался сидеть с задумчивым выражением лица.
— По правде говоря, я ненавидел колдунов, — признался он. — Наверное, оттого что не понимал их действий. Это неправильно.
Карус смотрел вверх, черты лица заострились и стали твердыми, как на штампе, с которого печатают монеты.
— Не повторяй моих ошибок, парень. Насчет волшебников и вообще…
Лицо его снова расплылось в знакомой широкой ухмылке.
— Но также не иди по пути герцога Йольского: никогда не доверяй человеку на том лишь основании, что он знает о чем-то больше твоего.
Король Карус поднялся. Теперь глаза его были на одном уровне с гарриковыми. Откуда-то издалека слышался голос, он произносил слова мощи, слова заклинания. И с каждым словом этого речитатива мир сна Гаррика становился все светлее, словно выцветал под летним солнцем.
— Тебе пора идти, — произнес Карус. Он любовно похлопал эфес меча. — Береги его, парень. Пройдет не так уж много времени, и он снова мне понадобится.
Сад начал распадаться, растворяться в жемчужном свете. Инстинктивно Гаррик раскинул руки, чтоб смягчить падение. Но обнаружил, что лежит на холодном алебастровом полу какой-то комнаты; в окно льется холодный лунный свет. Рядом сидела Теноктрис и выводила слова на Старом Языке. Увидев, что юноша проснулся и пытается сесть, она улыбнулась, но занятия своего не прервала.
Они находились в разгромленной илниной комнате. Вокруг валялись разбросанные тела личей: некоторые из них превратились в скелеты — гнилостная плоть облезла и растеклась в зловонные лужицы.
Неистовый удар булавы разбил в щепы ее антикварный ореховый сундук. Неожиданно гибель этого произведения искусства расстроила и огорчила юношу гораздо больше, чем даже смерть человека — труп одного из желтоглазых слуг Илны так и валялся на пороге комнаты. Гаррик нахмурился: не очень приятно получать подобную информацию о своей системе ценностей.
Илна исчезла.
— Илна была здесь, — подал голос Гаррик. — Ты не видала ее?
Он помнил, как нечто омерзительное овладело Илной, вросло в ее плоть. Удар, который он нанес тому змееподобному дереву, был его собственный — не живущего в его теле короля Каруса. Но, может, это ему просто приснилось? Возможно, еще один ночной кошмар?
Теноктрис покачала головой.
— Ты был единственный живой человек в этом доме, — сказала она. — Сможешь подняться?
И она протянула ему руку. Юноша уперся в пол, стараясь не попасть рукой в желеобразные потеки. В несколько приемов ему удалось встать на ноги. Ситуация, когда ему понадобилась помощь старухи — физическая помощь, — вызвала у него невольную улыбку. В психической силе колдуньи он не сомневался: тот факт, что ему удалось-таки подняться, стал возможен не только за счет его личной стойкости, но и благодаря силам, которые Теноктрис призвала ему на помощь.
— Если судить по тому, что Илна оставила, — сказала колдунья, как бы отвечая на его вопрос, — то она сейчас находится далеко не в самом лучшем месте. Боюсь даже, что в очень скверном месте. Но то же самое можно сказать и о Лиане. И если мы не спасем ее до полуночи…
Она бросила красноречивый взгляд на луну, которая почти Уже выползла на середину неба.
— …то потом будет поздно.
Гаррик невольно огляделся, пытаясь обнаружить «то, что Илна оставила». Он ничего не увидел, ничего существенного, по крайней мере… Да и какое это имело значение? Они не могут делать две вещи одновременно.
— Давай отыщем сначала Лиану, — решил юноша. — Она ведь в их старом особняке?
— Она в каморке служителя, которая является частью семейного склепа, — поправила Теноктрис. — И я не могу идти туда одна. Только не против Бенлоу.
— Ты не одна, — твердо сказал Гаррик. Он осторожно переступил через труп слуги и направился к выходу.
Но тут его пронзила внезапная мысль. Юноша остановился и вытянул из ножен меч, поднес его клинок поближе к свече, все еще горевшей в коридоре.
Конечно, пока он был в беспамятстве, старая колдунья могла нацепить на него пояс. Но вряд ли она смогла бы наточить его лезвие и оставить маленькую зарубку у самого острия.
— Годится.
Он ухмыльнулся в сторону Гаррика:
— Смотри, не оттяпай себе палец, парень! Это не шутка… Я сам видел подобные вещи.
Гаррик во сне кивнул:
— Уставший человек способен ошибаться. Я, во всяком случае, способен.
— Это к каждому относится, — согласился Карус, переходя теперь к другой части лезвия. Будь оселок покрупнее, можно было бы просто водить лезвием вдоль него, но тот, что король достал из мешочка на поясе, оказался мелковат. — И именно после битвы ты устаешь, как никогда. Но это не снимает с тебя обязанности позаботиться об оружии.
Он рассмеялся смехом жизнерадостного человека, который умеет извлекать смешное из всего — не только из собственных ошибок.
— Нет ничего хуже, чем проснуться ночью от внезапного нападения врага и вспомнить, что твой меч не заточен должным образом. А все из-за того, что вчера перед сном ты чувствовал себя слишком усталым!
Карус поднял меч к свету и сдул пылинку с его лезвия.
— Помни о клинке, парень! И затачивай только режущую кромку. В бою тебе не нужен сточившийся меч, который треснет или сломается, наткнувшись на что-нибудь твердое, — а это обязательно произойдет!
— Мне случалось затачивать ножи, — сообщил Гаррик, — а также топоры. Конечно, кость тверже корней старого пекана, но не намного.
Карус снова рассмеялся.
— А как насчет лат, парень? Твои пеканы часто носят их? — спросил он. — Но я тебя понял.
Он вздохнул:
— Король должен так много всего знать. Кое-что из этого мне так и не открылось… может, и не могло открыться. Я верю, ты будешь лучше меня!
Они сидели на разных концах изогнутой мраморной скамьи. Вокруг благоухал сад: розы увивали длинную решетку на противоположной стороне площадки. Над головой по ласковому небу проплывали легкие облачка.
Карус ветошью смахнул каменную крошку с лезвия, улыбнулся мечу и одним движением отправил его в ножны.
— Доброе оружие, — сказал он. — Никогда меня не подводило.
— Его изготовил для вас волшебник? — поинтересовался юноша. Он знал, что если сейчас поднимется и заглянет за розовую изгородь, то там не будет ничего — клубящаяся серая пустота материал, из которого его воображение ткет свои сны. Гаррику не хотелось получать подтверждение, и он остался сидеть.
Король хохотнул:
— Во всяком случае, он дал его мне… не думаю, чтоб собственноручно выковал. Волшебники, знаешь ли, много знают, но мало что могут делать руками. А вот кузнец, выковавший этот меч…
Он вложил точильный камешек обратно в мешочек.
— …был, наверное, столь же искусен, как и твоя подруга Илна. Я никогда не видел большого проку в волшебниках, но вот людей, способных работать руками, уважал.
С этими словами король вернул меч Гаррику. Тот поднялся и прицепил его на пояс. Король остался сидеть с задумчивым выражением лица.
— По правде говоря, я ненавидел колдунов, — признался он. — Наверное, оттого что не понимал их действий. Это неправильно.
Карус смотрел вверх, черты лица заострились и стали твердыми, как на штампе, с которого печатают монеты.
— Не повторяй моих ошибок, парень. Насчет волшебников и вообще…
Лицо его снова расплылось в знакомой широкой ухмылке.
— Но также не иди по пути герцога Йольского: никогда не доверяй человеку на том лишь основании, что он знает о чем-то больше твоего.
Король Карус поднялся. Теперь глаза его были на одном уровне с гарриковыми. Откуда-то издалека слышался голос, он произносил слова мощи, слова заклинания. И с каждым словом этого речитатива мир сна Гаррика становился все светлее, словно выцветал под летним солнцем.
— Тебе пора идти, — произнес Карус. Он любовно похлопал эфес меча. — Береги его, парень. Пройдет не так уж много времени, и он снова мне понадобится.
Сад начал распадаться, растворяться в жемчужном свете. Инстинктивно Гаррик раскинул руки, чтоб смягчить падение. Но обнаружил, что лежит на холодном алебастровом полу какой-то комнаты; в окно льется холодный лунный свет. Рядом сидела Теноктрис и выводила слова на Старом Языке. Увидев, что юноша проснулся и пытается сесть, она улыбнулась, но занятия своего не прервала.
Они находились в разгромленной илниной комнате. Вокруг валялись разбросанные тела личей: некоторые из них превратились в скелеты — гнилостная плоть облезла и растеклась в зловонные лужицы.
Неистовый удар булавы разбил в щепы ее антикварный ореховый сундук. Неожиданно гибель этого произведения искусства расстроила и огорчила юношу гораздо больше, чем даже смерть человека — труп одного из желтоглазых слуг Илны так и валялся на пороге комнаты. Гаррик нахмурился: не очень приятно получать подобную информацию о своей системе ценностей.
Илна исчезла.
— Илна была здесь, — подал голос Гаррик. — Ты не видала ее?
Он помнил, как нечто омерзительное овладело Илной, вросло в ее плоть. Удар, который он нанес тому змееподобному дереву, был его собственный — не живущего в его теле короля Каруса. Но, может, это ему просто приснилось? Возможно, еще один ночной кошмар?
Теноктрис покачала головой.
— Ты был единственный живой человек в этом доме, — сказала она. — Сможешь подняться?
И она протянула ему руку. Юноша уперся в пол, стараясь не попасть рукой в желеобразные потеки. В несколько приемов ему удалось встать на ноги. Ситуация, когда ему понадобилась помощь старухи — физическая помощь, — вызвала у него невольную улыбку. В психической силе колдуньи он не сомневался: тот факт, что ему удалось-таки подняться, стал возможен не только за счет его личной стойкости, но и благодаря силам, которые Теноктрис призвала ему на помощь.
— Если судить по тому, что Илна оставила, — сказала колдунья, как бы отвечая на его вопрос, — то она сейчас находится далеко не в самом лучшем месте. Боюсь даже, что в очень скверном месте. Но то же самое можно сказать и о Лиане. И если мы не спасем ее до полуночи…
Она бросила красноречивый взгляд на луну, которая почти Уже выползла на середину неба.
— …то потом будет поздно.
Гаррик невольно огляделся, пытаясь обнаружить «то, что Илна оставила». Он ничего не увидел, ничего существенного, по крайней мере… Да и какое это имело значение? Они не могут делать две вещи одновременно.
— Давай отыщем сначала Лиану, — решил юноша. — Она ведь в их старом особняке?
— Она в каморке служителя, которая является частью семейного склепа, — поправила Теноктрис. — И я не могу идти туда одна. Только не против Бенлоу.
— Ты не одна, — твердо сказал Гаррик. Он осторожно переступил через труп слуги и направился к выходу.
Но тут его пронзила внезапная мысль. Юноша остановился и вытянул из ножен меч, поднес его клинок поближе к свече, все еще горевшей в коридоре.
Конечно, пока он был в беспамятстве, старая колдунья могла нацепить на него пояс. Но вряд ли она смогла бы наточить его лезвие и оставить маленькую зарубку у самого острия.
21
Пока тело Шарины безвольно лежало на полу в тронном зале, ее дух парил за дверью — в зале, заполненном личами. Внутренним зрением девушка увидела, как Ноннус стоит, прижавшись спиной к двери, очевидно, собираясь с силами. Затем ныряет в самую гущу серых тел, прежде чем те смогли сообразить, что происходит.
Пьюльский нож то и дело сверкал в лунном свете.
Раз — и лич упал с рассеченным позвоночником.
Раз — еще один лич упал: его череп раскрошен вдребезги рукояткой ножа.
Раз — и еще один — со свернутой шеей — присоединился к куче на полу. Шарина видела, как жесткие пальцы отшельника нырнули в глазницы монстра и резким движением, каким обычно утихомиривают зайца в силках, прекратили дерготню тела.
Ноннус снова отпрянул назад. Оживленные силой магии создания не знали ни страха, ни колебаний. Они тупо шли, карабкались прямо по телам своих павших товарищей. Те, что сбоку, двигались беспрепятственно, с застывшими серыми лицами, судорожно зажав оружие в костлявых руках.
Ноннус тяжело дышал. Теперь в одной руке у него был пьюльский нож, а в другой — обломок деревянной пики длиной в тридцать дюймов. Зловеще ухмыльнувшись, отшельник сделал выпад левой рукой прямо в гущу серых тел. Как результат: оттуда взлетела в воздух голова, по пути теряя ошметки желеобразной плоти. Это существо умерло сотни лет назад, сегодня оно упокоилось навсегда.
Ноннус все отступал, но вскоре уперся спиной в дверь — пространства для маневров не осталось. С обеих сторон на него навалились два лича, затем к ним добавился третий. За ними стояла толпа таких же бесстрастных созданий с бряцающим оружием. Слишком много для одного живого человека. Пока живого пока сопротивляющегося…
Когда движение в этой куче затихло, дух Шарины на волне черной безнадежной пустоты снова вернулся в ее тело, распростертое на полу в тронном зале.
— Фазоузоуэл эйстокама ноукаэл! — выкрикивал Медер. Он вместе с Азерой стоял внутри круга, нацарапанного на каменном полу с помощью шарининого кинжала. Мраморные прожилки плавились и пузырились, соприкасаясь с коричневой сукровицей, застывшей на лезвии ножа.
Прокуратор с надменным выражением лица смотрела в сторону двери, она не принимала участия в ритуале. Девушка невольно поразилась ее выдержке: наверняка, Азера была испугана, но закалка старой аристократки не позволяла ей проявлять свой страх.
— Апрафес! Эйнач! Адонес!
Дверь сотрясалась от ударов. Ржавый топор пробил резную панель по самым косяком и снова исчез. Пониже в двери застряло лезвие алебарды — личи атаковали… Используя деревянное копье как рычаг, они пытались отодрать дверь от косяка.
Шарина подумала, что, пожалуй, способность двигаться вернулась к ней. Можно было бы попробовать подняться, но зачем? Ведь смерть от руки оживших монстров положит конец ее ответственности… и чувству вины.
— Декокта ятеннаоуян заарабем! — взывал Медер. Голос его вибрировал от нетерпения, запрокинутое лицо в лунном свете выражало неистовую радость.
Девушка не знала, что именно планировал колдун. Но, судя по недавнему прошлому, снова нечто отвратительное — такое, с которым ни один порядочный человек не захочет смириться.
Союз топора и алебарды победил: верхняя дверная панель оказалась пробитой в нескольких местах. В образовавшиеся проломы лезли серые руки, чтоб поскорее убрать препятствие с дороги. Они выламывали дерево, не обращая ни малейшего внимания на длинные щепки, впивающиеся в неживую плоть.
Ноннусу бы не понравилось, как она думает о Медере! И еще ему не понравилось бы, что девушка, ради которой он умер, валяется на полу, безразлично наблюдая за победой зла.
Подсвечник, которым ее шандарахнули по голове, все еще валялся на полу рядом с Шариной. Подобрав его, девушка встала у двери, ожидая, когда мерзкие серые твари закончат свою разрушительную работу.
— Намадон! Замадон! Тестис!
Дверь раскололась сверху донизу. Та половина, на которой крепилась защелка, шлепнулась на пол тронного зала. Двое личей толкнули дверь, и та поддалась, открылась внутрь. За ней как и предполагала Шарина, лежала куча трупов.
Девушка приготовилась, подняв в руке тяжелый подсвечник. Личи — уже мертвые создания, но, может быть, ее собственная кровь поможет Медеру обрести необходимую мощь?
— Шарина! — услышала она крик колдуна и инстинктивно оглянулась на звук своего имени.
Подняв левой рукой Азеру за волосы, он молниеносным движением перерезал ей глотку шарининым кинжалом.
Рот прокуратора широко распахнулся, но оттуда не вырвалось ни звука. Кровь хлынула на ее бежевое одеяние, а затем исчезла, растворилась в красном пламени, которое вспыхнуло по линии защитного круга и быстро побежало к потолку поверх черного трона.
Даже личи замерли. Колдун и его жертва скрылись в ревущем огне. Кинжал упал на пол и перевернулся, блеснув в свете костра. Странное дело, пламя не коснулось Шарины, хотя она стояла на расстоянии вытянутой руки от огненного круга.
Затем огонь как-то сразу исчез, будто рухнула защитная стена. Краснокожее чудовище с чешуйчатыми веками стояло в центре круга. Семи футов росту, с такими покатыми плечами, что его когтистые лапы почти касались пола.
— Я спасу тебя, Шарина, — проговорил демон хриплым голосом, отдаленно напоминающим голос Медера. Он сделал шаг вперед, скребя когтями каменные плиты.
Автоматически, все еще сжимая в руке подсвечник, девушка отступила в сторону. Она была слишком потрясена, чтоб напугаться.
Половина оштукатуренного потолка с грохотом рухнула, накрыв собой черный трон и почерневший от сажи пол. В воздух поднялось облако белой пыли. Пламя разгоралось в оголившихся потолочных перекрытиях.
Тот кто вдохнул жизнь в оживших мертвецов, не предусмотрел в них такой роскоши, как страх. Пара личей, застывших было в дверном проеме, очнулись и поперли на демона, размахивая своим оружием. Булава клацнула и отскочила от красного черепа. Удар копьем другого лича не достиг цели, потому что демон поймал стальной наконечник и скомкал его, как мальчишка, забавляющийся с одуванчиком.
— Я спасу тебя, Шарина, — повторил Медер в облике демона.
Он смял в одной руке обоих личей с такой силой, что, когда разжал пальцы, на пол посыпалась пыль костей, смешанная с желеобразной гадостью.
Покачиваясь на своих коротких ногах, демон двинулся в главный зал, где все еще толпились ожившие мертвецы. Они бросились в нападение с решимостью пчел, атакующих медведя-расхитителя. Столь же целеустремленно и столь же бесполезно… Демон крушил и расшвыривал противников. Не помогали ни латы, ни оружие личей.
Шарина упала на колени перед кучей мертвых монстров у дверей тронного зала. Она разгребала руками гниющую плоть и кости, порой рассыпавшиеся от ее прикосновения.
Ноннус лежал в самом низу, в правой руке он сжимал пьюльский нож. Лицо отшельника выглядело спокойным — таким же, как всегда.
— Пусть Госпожа накроет тебя своим плащом, мой друг. Пусть добрый Пастырь примет тебя в свое стадо.
Шарина обняла мертвое лицо Ноннуса и начала плакать… А демон, раскидав куски последнего оставшегося лича, обернулся с победной улыбкой на плоском безгубом лице.
— Я спас тебя, Шарина, — прорычал он. — Теперь ты моя. И направился в сторону девушки.
Пьюльский нож то и дело сверкал в лунном свете.
Раз — и лич упал с рассеченным позвоночником.
Раз — еще один лич упал: его череп раскрошен вдребезги рукояткой ножа.
Раз — и еще один — со свернутой шеей — присоединился к куче на полу. Шарина видела, как жесткие пальцы отшельника нырнули в глазницы монстра и резким движением, каким обычно утихомиривают зайца в силках, прекратили дерготню тела.
Ноннус снова отпрянул назад. Оживленные силой магии создания не знали ни страха, ни колебаний. Они тупо шли, карабкались прямо по телам своих павших товарищей. Те, что сбоку, двигались беспрепятственно, с застывшими серыми лицами, судорожно зажав оружие в костлявых руках.
Ноннус тяжело дышал. Теперь в одной руке у него был пьюльский нож, а в другой — обломок деревянной пики длиной в тридцать дюймов. Зловеще ухмыльнувшись, отшельник сделал выпад левой рукой прямо в гущу серых тел. Как результат: оттуда взлетела в воздух голова, по пути теряя ошметки желеобразной плоти. Это существо умерло сотни лет назад, сегодня оно упокоилось навсегда.
Ноннус все отступал, но вскоре уперся спиной в дверь — пространства для маневров не осталось. С обеих сторон на него навалились два лича, затем к ним добавился третий. За ними стояла толпа таких же бесстрастных созданий с бряцающим оружием. Слишком много для одного живого человека. Пока живого пока сопротивляющегося…
Когда движение в этой куче затихло, дух Шарины на волне черной безнадежной пустоты снова вернулся в ее тело, распростертое на полу в тронном зале.
— Фазоузоуэл эйстокама ноукаэл! — выкрикивал Медер. Он вместе с Азерой стоял внутри круга, нацарапанного на каменном полу с помощью шарининого кинжала. Мраморные прожилки плавились и пузырились, соприкасаясь с коричневой сукровицей, застывшей на лезвии ножа.
Прокуратор с надменным выражением лица смотрела в сторону двери, она не принимала участия в ритуале. Девушка невольно поразилась ее выдержке: наверняка, Азера была испугана, но закалка старой аристократки не позволяла ей проявлять свой страх.
— Апрафес! Эйнач! Адонес!
Дверь сотрясалась от ударов. Ржавый топор пробил резную панель по самым косяком и снова исчез. Пониже в двери застряло лезвие алебарды — личи атаковали… Используя деревянное копье как рычаг, они пытались отодрать дверь от косяка.
Шарина подумала, что, пожалуй, способность двигаться вернулась к ней. Можно было бы попробовать подняться, но зачем? Ведь смерть от руки оживших монстров положит конец ее ответственности… и чувству вины.
— Декокта ятеннаоуян заарабем! — взывал Медер. Голос его вибрировал от нетерпения, запрокинутое лицо в лунном свете выражало неистовую радость.
Девушка не знала, что именно планировал колдун. Но, судя по недавнему прошлому, снова нечто отвратительное — такое, с которым ни один порядочный человек не захочет смириться.
Союз топора и алебарды победил: верхняя дверная панель оказалась пробитой в нескольких местах. В образовавшиеся проломы лезли серые руки, чтоб поскорее убрать препятствие с дороги. Они выламывали дерево, не обращая ни малейшего внимания на длинные щепки, впивающиеся в неживую плоть.
Ноннусу бы не понравилось, как она думает о Медере! И еще ему не понравилось бы, что девушка, ради которой он умер, валяется на полу, безразлично наблюдая за победой зла.
Подсвечник, которым ее шандарахнули по голове, все еще валялся на полу рядом с Шариной. Подобрав его, девушка встала у двери, ожидая, когда мерзкие серые твари закончат свою разрушительную работу.
— Намадон! Замадон! Тестис!
Дверь раскололась сверху донизу. Та половина, на которой крепилась защелка, шлепнулась на пол тронного зала. Двое личей толкнули дверь, и та поддалась, открылась внутрь. За ней как и предполагала Шарина, лежала куча трупов.
Девушка приготовилась, подняв в руке тяжелый подсвечник. Личи — уже мертвые создания, но, может быть, ее собственная кровь поможет Медеру обрести необходимую мощь?
— Шарина! — услышала она крик колдуна и инстинктивно оглянулась на звук своего имени.
Подняв левой рукой Азеру за волосы, он молниеносным движением перерезал ей глотку шарининым кинжалом.
Рот прокуратора широко распахнулся, но оттуда не вырвалось ни звука. Кровь хлынула на ее бежевое одеяние, а затем исчезла, растворилась в красном пламени, которое вспыхнуло по линии защитного круга и быстро побежало к потолку поверх черного трона.
Даже личи замерли. Колдун и его жертва скрылись в ревущем огне. Кинжал упал на пол и перевернулся, блеснув в свете костра. Странное дело, пламя не коснулось Шарины, хотя она стояла на расстоянии вытянутой руки от огненного круга.
Затем огонь как-то сразу исчез, будто рухнула защитная стена. Краснокожее чудовище с чешуйчатыми веками стояло в центре круга. Семи футов росту, с такими покатыми плечами, что его когтистые лапы почти касались пола.
— Я спасу тебя, Шарина, — проговорил демон хриплым голосом, отдаленно напоминающим голос Медера. Он сделал шаг вперед, скребя когтями каменные плиты.
Автоматически, все еще сжимая в руке подсвечник, девушка отступила в сторону. Она была слишком потрясена, чтоб напугаться.
Половина оштукатуренного потолка с грохотом рухнула, накрыв собой черный трон и почерневший от сажи пол. В воздух поднялось облако белой пыли. Пламя разгоралось в оголившихся потолочных перекрытиях.
Тот кто вдохнул жизнь в оживших мертвецов, не предусмотрел в них такой роскоши, как страх. Пара личей, застывших было в дверном проеме, очнулись и поперли на демона, размахивая своим оружием. Булава клацнула и отскочила от красного черепа. Удар копьем другого лича не достиг цели, потому что демон поймал стальной наконечник и скомкал его, как мальчишка, забавляющийся с одуванчиком.
— Я спасу тебя, Шарина, — повторил Медер в облике демона.
Он смял в одной руке обоих личей с такой силой, что, когда разжал пальцы, на пол посыпалась пыль костей, смешанная с желеобразной гадостью.
Покачиваясь на своих коротких ногах, демон двинулся в главный зал, где все еще толпились ожившие мертвецы. Они бросились в нападение с решимостью пчел, атакующих медведя-расхитителя. Столь же целеустремленно и столь же бесполезно… Демон крушил и расшвыривал противников. Не помогали ни латы, ни оружие личей.
Шарина упала на колени перед кучей мертвых монстров у дверей тронного зала. Она разгребала руками гниющую плоть и кости, порой рассыпавшиеся от ее прикосновения.
Ноннус лежал в самом низу, в правой руке он сжимал пьюльский нож. Лицо отшельника выглядело спокойным — таким же, как всегда.
— Пусть Госпожа накроет тебя своим плащом, мой друг. Пусть добрый Пастырь примет тебя в свое стадо.
Шарина обняла мертвое лицо Ноннуса и начала плакать… А демон, раскидав куски последнего оставшегося лича, обернулся с победной улыбкой на плоском безгубом лице.
— Я спас тебя, Шарина, — прорычал он. — Теперь ты моя. И направился в сторону девушки.
22
Дерг вытянул одну из своих длинных синих рук, указывая на разрушенный замок, высившийся у них над головой.
— Вот, — сказал он, — мы пришли в место, где я исполню твое желание.
Кашел почесал подживающие царапины на груди. Сначала ему показалось, что перед ними просто холм. Он заприметил камни правильной формы, но они скрывались под листвой. Даже на сохранившихся фрагментах стен деревья пускали корни, росли и растаскивали по камешку свою основу.
— Отлично, — сказал он. — И что я должен делать?
Сам Кашел не представлял, что полезного можно найти на этих развалинах, но он доверял Дергу. И, конечно же, Мелли предупредила бы его, если б что-то было не так…
Он несколько смущенно улыбнулся своей подруге. Кашелу было как-то не по себе оттого, что она теперь обрела нормальные размеры — как все женщины. Фея вернула ему улыбку, но, увы в ней не было прежней беззаботной радости. Видать, по лицу Кашела мелькнула тень, потому что Мелли потянулась и ободряюще пожала ему руку.
— Это внутри, — пояснил демон, направляясь в обход холма, параллельно бывшей крепостной стене. — На одной из башен еще осталась крыша… вот там как раз и находится то, что тебе нужно.
На вершине кирпичной кладки стоял пятнистый олень и внимательно наблюдал за незваными гостями. Отсюда, снизу, он казался не больше козы. Несколько мгновений олень продолжал пережевывать большой желтовато-коричневый лист, затем фыркнул, вздернул свои крошечные рожки и одним большим прыжком скрылся в лесной чаще.
Кашел терялся в догадках: что же ему, на самом деле, нужно? Не деньги — это точно. У него самого их достаточно. Увесистый кошелек настолько оттягивал ему шею, что пришлось перевесить его на талию, поверх туники. А что? Украсть его в джунглях было некому… А даже и случись такое, Кашел не сильно бы расстроился.
Может, Дерг приведет его к сундуку с золотом и драгоценностями? Кашел, конечно, возьмет его, но, скорее, из вежливости. Просто потому что неучтиво отказываться от подарка, даже не очень нужного…
Они подошли к месту, где полагалось быть крепостным воротам. От всей конструкции сохранились лишь столбы и притолока, но зато какие! Кашел в жизни не видал таких крупных обработанных камней. Стена была сложена из мелкозернистого песчаника с легким голубоватым оттенком — твердого камня, местами удивительно хорошо сохранившегося, несмотря на прошедшие столетия. Древние каменщики поработали на славу, просто время оказалось сильнее их. Ведь, как известно, время побеждает все на свете.
Они начали подниматься к воротам. Мелли легко перескакивала с одного камня на другой. Иногда она застывала на ребре кого-нибудь камня. Казалось, будто маленькая пичуга присела на мельничный громоотвод.
Что же мне нужно? Фея говорила: Дерг знает это лучше него самого. Вряд ли нечто материальное. Во всяком случае, Кашел не мог придумать такой вещи. Правда, он многого не знает. Вот, например, люди часто толкуют о счастье, а он не имеет представления, что это такое. Впрочем, этого не знают и остальные из его знакомых.
Мелли продолжала двигаться со своей обычной грацией, но теперь она больше не забавлялась и не играла, как прежде. Пожалуй, с тех пор, как они пришли в это странное место… Казалось, увеличившись до нормальных человеческих размеров (а может, это Кашел уменьшился?), фея утратила свою беспечную игривость и обрела взрослую уравновешенность.
Раньше, до того, как они попали сюда, Кашелу казалось, что фея счастлива. Сейчас он не знал, что и думать…
Когда-то двор замка был вымощен тем же песчаником, что и стены. Теперь плиты валялись в беспорядке среди разросшихся деревьев. Лес постепенно отвоевывал территорию: корни его обитателей тянулись, отыскивали щели между камнями, а найдя — буйно шли в рост, выкорчевывая все, что им мешало.
Люди считают камни вечными. На самом деле только жизнь, с ее бесконечным круговоротом, является вечной. Камень — это, конечно, хорошо, но Кашел предпочел бы старый добрый посох из пекана…
Юноша вспомнил меч, который он видел у Гаррика в их совместном сне. Похоже, меч принадлежал его другу, болтался у него на поясе…
— Дерг! — воскликнул Кашел. — А, может, ты собираешься подарить мне меч? Дело в том, что мне это не слишком надо…
Демон, а с ним и Мелли, так и зашлись смехом. Юноша отметил, что впервые за долгое последнее время фея развеселилась.
— Ой, глупенький! — едва проговорила она. — Ну чтобы ты делал с мечом? Ты!
— Вот, пришли, — подал голос Дерг. — Это здесь, внутри.
Конюшни, которые раньше стояли в замковом дворе, со временем разрушились или были погребены под обвалившимися внешними стенами. Здание напротив ворот выстояло, во всяком случае, фасад сохранился. Судя по всему, раньше здесь было три этажа. Черепичная крыша давно обвалилась и превратилась в кучу мусора. Этажные перекрытия, похоже, ненадолго ее пережили.
Но в левой части здания — наверное, дворца? — все еще торчала башня, теперь на два этажа выше всей постройки. Даже остроконечная крыша осталась в сохранности, хотя большая часть красноватой черепицы облетела. Какие-то птицы — не ласточки как по привычке ожидал увидеть Кашел, — влетали и вылетали из окон башни.
Именно туда и направился Дерг, порой естественным образом переходя на четвереньки. При этом он втягивал когти в подушечки и ступал на костяшки. Мелли по-прежнему скакала легкой птичкой, Кашел же шел осторожно, внимательно исследуя камни, прежде чем на них наступить. Он всегда так поступал на плохой дороге и не видел причин сейчас изменять привычке. Конечно, красиво было бы идти легко, с гордо поднятой головой. Может, он так бы и делал, будь его посох с ним… Но сейчас Кашел не гнушался порой и на руки опереться. Все лучше, чем навернуться с ненадежного камня.
На свете было не так уж много вещей, которые Кашел отказался бы сделать, если б понадобилось.
Поднявшись по куче щебенки, они поднялись к двери, которая изначально открывалась с площадки второго этажа.
Кашел рассмеялся, его путники с удивлением уставились на обычно невозмутимого юношу.
— Я было порадовался, как удачно обвалилась здесь эта куча — как раз, чтоб мы добрались до двери, — объяснил он. — Но затем сообразил: не обвались крыша, мы смогли бы подняться нормальным образом — по лестнице. Все задачки имеют свое решение, не правда ли?
Демон, похоже, не уловил смысла, фея же с улыбкой ответила:
— Да, Кашел, действительно. Для некоторых людей.
На вершину башни вели каменные ступени. Вдоль них по стене вились плети страстоцвета, цепляясь за камни и выбрасывая свои лиловые цветы, подобно флагам, в каждое окно, каждое отверстие башни.
На полукруглой внутренней стене башни, хорошо сохранившейся благодаря лестнице и остаткам крыши, висел гобелен. Он выглядел здесь странным образом неуместно. Казалось, место ему где-нибудь на стене мельницы, на которой выросли Илна и Кашел.
— Ого! — произнес юноша, осторожно прикасаясь к поверхности ткани. — Вот бы Илна увидела!
Даже при слабом освещении сцена на гобелене выглядела, как живая. Из глубины леса вырастали башни волшебного города. Воздушные галереи из прозрачного материала вели от одной башни к другой, часть из них спиралевидно спускалась к верхушкам деревьев. Над всем этим возвышался чудесный купол безоблачного неба, в котором порхали какие-то крупные птицы.
— Я видел это во сне! — воскликнул Кашел. — Эти прозрачные переходы! Только тогда я жил там, внутри.
Дерг вопросительно поднял брови и посмотрел на фею. А та обняла своего друга и произнесла:
— Да, Кашел. Но это же был только сон, разве ты не помнишь?
На переднем плане гобелена расстилался луг, он отделялся от леса широкой рекой. Через бурлящие воды был перекинут мост. Ближе к берегу он имел каменные опоры и деревянный настил — такие мосты Кашел видел по пути в Каркозу, но где-то с середины реки материал менялся. Дальше пролеты моста становились легкими, воздушными — из искрящегося стекла — и вообще не требовали никаких опор.
— Вот, — сказал он, — мы пришли в место, где я исполню твое желание.
Кашел почесал подживающие царапины на груди. Сначала ему показалось, что перед ними просто холм. Он заприметил камни правильной формы, но они скрывались под листвой. Даже на сохранившихся фрагментах стен деревья пускали корни, росли и растаскивали по камешку свою основу.
— Отлично, — сказал он. — И что я должен делать?
Сам Кашел не представлял, что полезного можно найти на этих развалинах, но он доверял Дергу. И, конечно же, Мелли предупредила бы его, если б что-то было не так…
Он несколько смущенно улыбнулся своей подруге. Кашелу было как-то не по себе оттого, что она теперь обрела нормальные размеры — как все женщины. Фея вернула ему улыбку, но, увы в ней не было прежней беззаботной радости. Видать, по лицу Кашела мелькнула тень, потому что Мелли потянулась и ободряюще пожала ему руку.
— Это внутри, — пояснил демон, направляясь в обход холма, параллельно бывшей крепостной стене. — На одной из башен еще осталась крыша… вот там как раз и находится то, что тебе нужно.
На вершине кирпичной кладки стоял пятнистый олень и внимательно наблюдал за незваными гостями. Отсюда, снизу, он казался не больше козы. Несколько мгновений олень продолжал пережевывать большой желтовато-коричневый лист, затем фыркнул, вздернул свои крошечные рожки и одним большим прыжком скрылся в лесной чаще.
Кашел терялся в догадках: что же ему, на самом деле, нужно? Не деньги — это точно. У него самого их достаточно. Увесистый кошелек настолько оттягивал ему шею, что пришлось перевесить его на талию, поверх туники. А что? Украсть его в джунглях было некому… А даже и случись такое, Кашел не сильно бы расстроился.
Может, Дерг приведет его к сундуку с золотом и драгоценностями? Кашел, конечно, возьмет его, но, скорее, из вежливости. Просто потому что неучтиво отказываться от подарка, даже не очень нужного…
Они подошли к месту, где полагалось быть крепостным воротам. От всей конструкции сохранились лишь столбы и притолока, но зато какие! Кашел в жизни не видал таких крупных обработанных камней. Стена была сложена из мелкозернистого песчаника с легким голубоватым оттенком — твердого камня, местами удивительно хорошо сохранившегося, несмотря на прошедшие столетия. Древние каменщики поработали на славу, просто время оказалось сильнее их. Ведь, как известно, время побеждает все на свете.
Они начали подниматься к воротам. Мелли легко перескакивала с одного камня на другой. Иногда она застывала на ребре кого-нибудь камня. Казалось, будто маленькая пичуга присела на мельничный громоотвод.
Что же мне нужно? Фея говорила: Дерг знает это лучше него самого. Вряд ли нечто материальное. Во всяком случае, Кашел не мог придумать такой вещи. Правда, он многого не знает. Вот, например, люди часто толкуют о счастье, а он не имеет представления, что это такое. Впрочем, этого не знают и остальные из его знакомых.
Мелли продолжала двигаться со своей обычной грацией, но теперь она больше не забавлялась и не играла, как прежде. Пожалуй, с тех пор, как они пришли в это странное место… Казалось, увеличившись до нормальных человеческих размеров (а может, это Кашел уменьшился?), фея утратила свою беспечную игривость и обрела взрослую уравновешенность.
Раньше, до того, как они попали сюда, Кашелу казалось, что фея счастлива. Сейчас он не знал, что и думать…
Когда-то двор замка был вымощен тем же песчаником, что и стены. Теперь плиты валялись в беспорядке среди разросшихся деревьев. Лес постепенно отвоевывал территорию: корни его обитателей тянулись, отыскивали щели между камнями, а найдя — буйно шли в рост, выкорчевывая все, что им мешало.
Люди считают камни вечными. На самом деле только жизнь, с ее бесконечным круговоротом, является вечной. Камень — это, конечно, хорошо, но Кашел предпочел бы старый добрый посох из пекана…
Юноша вспомнил меч, который он видел у Гаррика в их совместном сне. Похоже, меч принадлежал его другу, болтался у него на поясе…
— Дерг! — воскликнул Кашел. — А, может, ты собираешься подарить мне меч? Дело в том, что мне это не слишком надо…
Демон, а с ним и Мелли, так и зашлись смехом. Юноша отметил, что впервые за долгое последнее время фея развеселилась.
— Ой, глупенький! — едва проговорила она. — Ну чтобы ты делал с мечом? Ты!
— Вот, пришли, — подал голос Дерг. — Это здесь, внутри.
Конюшни, которые раньше стояли в замковом дворе, со временем разрушились или были погребены под обвалившимися внешними стенами. Здание напротив ворот выстояло, во всяком случае, фасад сохранился. Судя по всему, раньше здесь было три этажа. Черепичная крыша давно обвалилась и превратилась в кучу мусора. Этажные перекрытия, похоже, ненадолго ее пережили.
Но в левой части здания — наверное, дворца? — все еще торчала башня, теперь на два этажа выше всей постройки. Даже остроконечная крыша осталась в сохранности, хотя большая часть красноватой черепицы облетела. Какие-то птицы — не ласточки как по привычке ожидал увидеть Кашел, — влетали и вылетали из окон башни.
Именно туда и направился Дерг, порой естественным образом переходя на четвереньки. При этом он втягивал когти в подушечки и ступал на костяшки. Мелли по-прежнему скакала легкой птичкой, Кашел же шел осторожно, внимательно исследуя камни, прежде чем на них наступить. Он всегда так поступал на плохой дороге и не видел причин сейчас изменять привычке. Конечно, красиво было бы идти легко, с гордо поднятой головой. Может, он так бы и делал, будь его посох с ним… Но сейчас Кашел не гнушался порой и на руки опереться. Все лучше, чем навернуться с ненадежного камня.
На свете было не так уж много вещей, которые Кашел отказался бы сделать, если б понадобилось.
Поднявшись по куче щебенки, они поднялись к двери, которая изначально открывалась с площадки второго этажа.
Кашел рассмеялся, его путники с удивлением уставились на обычно невозмутимого юношу.
— Я было порадовался, как удачно обвалилась здесь эта куча — как раз, чтоб мы добрались до двери, — объяснил он. — Но затем сообразил: не обвались крыша, мы смогли бы подняться нормальным образом — по лестнице. Все задачки имеют свое решение, не правда ли?
Демон, похоже, не уловил смысла, фея же с улыбкой ответила:
— Да, Кашел, действительно. Для некоторых людей.
На вершину башни вели каменные ступени. Вдоль них по стене вились плети страстоцвета, цепляясь за камни и выбрасывая свои лиловые цветы, подобно флагам, в каждое окно, каждое отверстие башни.
На полукруглой внутренней стене башни, хорошо сохранившейся благодаря лестнице и остаткам крыши, висел гобелен. Он выглядел здесь странным образом неуместно. Казалось, место ему где-нибудь на стене мельницы, на которой выросли Илна и Кашел.
— Ого! — произнес юноша, осторожно прикасаясь к поверхности ткани. — Вот бы Илна увидела!
Даже при слабом освещении сцена на гобелене выглядела, как живая. Из глубины леса вырастали башни волшебного города. Воздушные галереи из прозрачного материала вели от одной башни к другой, часть из них спиралевидно спускалась к верхушкам деревьев. Над всем этим возвышался чудесный купол безоблачного неба, в котором порхали какие-то крупные птицы.
— Я видел это во сне! — воскликнул Кашел. — Эти прозрачные переходы! Только тогда я жил там, внутри.
Дерг вопросительно поднял брови и посмотрел на фею. А та обняла своего друга и произнесла:
— Да, Кашел. Но это же был только сон, разве ты не помнишь?
На переднем плане гобелена расстилался луг, он отделялся от леса широкой рекой. Через бурлящие воды был перекинут мост. Ближе к берегу он имел каменные опоры и деревянный настил — такие мосты Кашел видел по пути в Каркозу, но где-то с середины реки материал менялся. Дальше пролеты моста становились легкими, воздушными — из искрящегося стекла — и вообще не требовали никаких опор.