Дункан Дэйв. Грозные моря (Принцесса Инос - 3)

   Иное вошла вслед за ним в комнату и сморщилась от отвращения. Низкие своды, в свете фонаря на стенах блестят капельки влаги, раздается мерный звук капающей воды. Азак сидел прямо на камнях, рукой прикрывая глаза от света. Она ужаснулась - ни лежаков, ни табуреток, темно, сыро, воздух спертый. Единственное, что можно было назвать в этом помещении мебелью, так это ведро. В этой конуре джинн с трудом мог вытянуться, а лодыжки были прикованы ржавыми цепями к кольцу, вделанному в камень в центре комнатушки.
   - Доброе утро, любовь моя. Или уже вечер?
   - Они что, не кормили вас? И не давали воды? Что за зверство такое?
   - Обычная практика принуждения.
   Он отнял руку от глаз и, мигая, уставился на ее спутника.
   - Скараш ак'Артарк ак'Элкарас, государь. Легкомысленно жертвуя своими роскошными штанами, Скараш встал на колено на мокрый камень и склонил голову.
   - Государь? - Азак вложил в это слово все презрение. Скараш взглянул на него.
   - Я истинный араккаранец, ваше величество. Один из ваших верноподданных.
   Откуда он такой явился, этот серьезный молодой человек? Баловства на лице как не бывало, лицо в тусклом свете фонарей выражало решимость и собранность. Даже голос стал хрипловатым, типичным для южных районов Зарка.
   Азак пожал плечами. Он пошевелил ногой, и в ответ раздался звон цепей.
   - Тогда полагаю, как преданный слуга ты вызволишь меня отсюда.
   - Для меня это большая честь, государь! - Юноша вытащил ключ и потянулся к замку.
   - Стой! - гаркнул Азак. - Я не даю обещания никому, тем более какому-то вшивому выскочке купчишке!
   - Государь!
   - Нет! Если ты пришел, чтобы уговаривать меня быть паинькой и чтобы я дал слово, то это пустая трата... - Азак закашлялся. - И к вам это относится, - бросил он Иное.
   Тупой осел. Упрямец! В этих катакомбах он не протянет и недели. Иное и пяти минут здесь не пробыла, а кости уже пропитались сыростью. А он сидит тут уже целую ночь. Дурачина безмозглая!
   - Прошу вас, государь! - умолял Скараш. - Разрешите сказать одно слово!
   - Полагаю, что могу уделить тебе пять минут.
   - Сэр, в Алакарне легионы Империи...
   - Всегда так было. Дальше!
   Слова так и посыпались из Скараша:
   - Гораздо больше войска, чем мне приходилось когда-либо видеть. Я уже десятый раз в Алакарне, но такого никогда не было. Я прибыл сюда незадолго до вас, государь, и у меня не было времени выяснить все поточнее, но я узнал, что в прошлом месяце прибыл Двадцатый легион, а теперь расквартировывается Двадцать второй. Говорят, эмир под домашним арестом. Ходят слухи, что в Гарпоне восстание и за этим стоит Империя.
   - О Бог Испытаний!
   - А в порту - Четвертая эскадра.
   Азак посмотрел на Иное, но потом, видимо вслед за ходом мыслей, перевел тревожный взгляд на Скараша.
   - Можешь поклясться, что это правда?
   - Да, государь! Пусть Добро отвергнет мою душу!
   - Это твой дедушка тебе рассказал?
   - Нет, государь. Сомневаюсь, что он вообще что-нибудь знает об этом. Он еще не выходил из дому. Я хочу сказать, что я прибыл вместе с караваном, а он... ну, вы знаете.
   Азак фыркнул и, загремев цепью, обнял колени руками, положив подбородок на локти, задумался, глядя на свет фонарей.
   - Сначала они ударят по Гарпону, верно? - прошептал Скараш. - Потом вдоль побережья... город за городом... по одному?
   Азак бросил на него взгляд.
   - Вот как? Купцы стали разбираться в военной науке? Но в голосе его слышалось уважение.
   - Кампания Жи-Гона - я в школе учил. И Вдовья война начиналась так же.
   - Правильно, мастер Скараш. Нельзя провести армию через пустыню, поэтому им всегда приходится идти вдоль берега. Обычно нападают с севера, но иногда и с юга.
   - Но мы, джинны, никогда не объединяемся, до тех пор, пока не становится поздно. Зачем ждать, пока они придут и съедят нас со всеми потрохами. Поезжайте обратно в Араккаран, государь, и поднимайте свое черное знамя, пока еще есть время!
   - О Бог Сражений! - Азак в изумлении покачал головой. - Это бессмысленно. Они не смогут зимой подвозить продовольствие и припасы через Гобль. Они могут снова попытаться пересечь Тум... ведь эльфы ни за что не позволят им пройти через Илрейн. Может быть, тогда через Керит? Неужели они снова собираются брать Керит?
   - Не знаю, государь, я всего лишь торговец. Азак хмыкнул.
   - Они могут захватить Гарпон сейчас, а весной предпринять главное наступление! - Азак застонал. - Какие он ставит условия?
   - Никаких, ваше величество. - Скараш принялся возиться с ключом, но замок заржавел и не поддавался. - Вы свободны. Никаких обещаний не требуется.
   - Что?!
   Азак посмотрел на Иное.
   - Это правда. Он сказал, что мы отправляемся в Хаб. Он оплатил наш проезд. Через три дня отплытие.
   Азак присвистнул от удивления и уставился на нее, не обращая внимания на то, что замок наконец щелкнул и открылся. Скараш снял цепи. Тогда только Азак посмотрел на ноги и, растирая лодыжки, проговорил:
   - Благодарю тебя, мастер Скараш. Возможно, нам представится случай поговорить позже. А теперь я определенно не отказался бы от ванны.
   - Сию секунду, государь! - Скараш уже стоял на ногах, держа в руке фонарь. Шаги его затихли, вдалеке послышался визг дверных петель.
   Азак усмехнулся.
   - Не дождался официального разрешения уйти. Не силен в этикете.
   - В чем еще он не силен? Я никогда не слышала, чтобы он так говорил, как сейчас с вами. Всю дорогу сюда он разыгрывал великосветского импа.
   Имп-волокита.
   - Скараш? Он же хамелеон, человек с тысячью обличий. Я наблюдал за ним во время перехода по пустыне. Он станет выдающимся торговцем. Он изображает то, что хочешь увидеть, говорит то, что хочешь услышать.
   И целует, когда хочешь, чтобы поцеловали.
   Так что Скарашу нельзя доверять. А есть ли вообще у нее союзники? Иное подняла фонарь и вышла из каморки. Следом за ней и Азак. Когда ему удалось выпрямиться в полный рост, он вздохнул с облегчением, затем подвигал плечами, разминая спину.
   Заключить перемирие! Она сказала:
   - Я не привораживала вас колдовскими чарами. Я готова поклясться в этом.
   Он несколько мгновений смотрел на нее сверху вниз, потом печально кивнул.
   - Да, я знаю. Если бы вы это сделали, то колдовство бы постепенно ослабело и исчезло. Только если вы настоящая волшебница, чары могут продержаться дольше одной ночи.
   - Верно.
   - Но они не исчезли. Я по-прежнему безнадежно влюблен в вас.
   К своему великому удивлению, при этих словах она почувствовала огромное облегчение. Неужели она сама начинает чувствовать ответную любовь?
   Может быть, именно поэтому он и предпочел провести ночь в подземелье. Иное быстро отвернулась и пошла к ступенькам, надеясь, что сможет найти обратный путь через лабиринт.
   - До чего будет приятно снова увидеть дневной свет! - пробормотал сзади Азак. - Не люблю пещер... но что это за сказка про плавание по морям Империи?
   - Не знаю. Так сказал Элкарас. Может быть, он лгал, чтобы мы не попытались убежать.
   - Или Раша продала нас обоих Олибино. Тебя, чтобы иметь в Краснегаре свою марионетку, а меня - чтобы вернуть в Зарк как изменника.
   - Изменник? - Она остановилась и посмотрела на него. - Вы?
   Его лицо стало суровым.
   - Вы слышали, что сказал Скараш? События развиваются именно так, как мы предполагали. Всегда, когда вторгается армия Империи, мы, джинны, объединяемся и отбрасываем их на прежние позиции. Если сделать это вовремя, то границы удержать легко, но обычно мы тянем до последнего. Тогда верховный правитель поднимает черное знамя. Я - явный кандидат на эту роль.
   - Э-э... да, конечно.
   - А что, если колдун Востока наложит на меня заклятие верности?
   Она согласно кивнула, снова ужаснувшись подспудной работе колдунов. Получается, что Азак в гораздо более опасном положении, чем она.
   На стенах плясали тени, Иное старалась не смотреть на них, поднимаясь по ступенькам.
   - Вам следует, по-видимому, послушаться совета Скара-ша и отплыть в Араккаран первым же кораблем.
   Они уже прошли через дверь и миновали следующий проход, когда Азак произнес:
   - Нет, я останусь с вами. Вы меня волнуете больше, чем Зарк, чем Араккаран, чем что угодно.
   И снова она остановилась и с удивлением посмотрела на него.
   - Это безумие.
   - Да. Но любовь - всегда безумие, не правда ли?
   - Ваше королевство? Ваши сыновья?
   - Я отдам свое королевство за один ваш поцелуй. И Иное не нашлась что ответить.
   Снова я выйду в море, где небо над гладью водной.
   Лишь только корабль мне нужен и свет звезды путеводной.
   Мэйсфилд. Тоска по морю
   Часть девятая
   ЕГО ПРИКАЗАМ ТЫСЯЧИ ПОСЛУШНЫ
   1
   Дождь лил за шиворот, стекал каплями по спине. Оставалось всего два часа дневного времени, чтобы добраться до Палдарна. Улинаго дернул поводья и причмокнул своей скотинке. Впереди стрелой пролегла древняя дорога, серой тесьмой стелясь посреди черных лесов. Если бы он оглянулся назад, то увидел бы в точности такую же картину. В такую погоду пробки на дороге исключены: от самого Легкого моста, что на выезде из Титро, он никого не встретил.
   Рядом с ним на скамье трясся и подпрыгивал полусонный Игго, голова его моталась. На таком ливне не очень-то поспишь, но Игго был не из тех, кого легко разбудить.
   В Палдарне их ждали горячая еда, пиво и пышнотелые официанточки. Улинаго был человеком незамысловатых вкусов.
   Еще четыре года назад он был легионером. Настоящих сражений он не видел, только в свое время прибил пару дерзких гномов. Гномы-противники так их называли легионеры, потому что гномы всегда страсть какие противные.
   Шутка! Впрочем, поохотиться немного на гномов - неплохое развлечение. К концу службы он дослужился до центуриона. Это открывало неплохие возможности. Он вышел в отставку, имея в карманах много больше официального выходного пособия - достаточно, чтобы обзавестись собственной телегой и скотинкой и отправиться назад в Южный Питмот, в места, которые его взрастили. И он нанял уборщика, Игго, мощного и до того тупого, что однажды подрался с пьяным троллем. Впрочем, за ним числились и более глупые поступки. Он был идеальным помощником, который к тому же никогда не помнил, когда день получки.
   Так что все катилось своим чередом, кроме этого проклятого ливня. Улинаго молил всех Богов, чтобы не промокла его пшеница, первосортная северная пшеница, совершающая свой далекий путь из Шимландока до мельницы. Этой пшенице сырость не предписана, значит, не предписана и ему: торговцы постараются из-за этого сбавить цену.
   Но сейчас его заботила не пшеница, а совсем другое - лошади замедлили шаг и не бежали теперь, а шли медленно, нехотя. Разрази их гром! Повозка качнулась. Он завопил и пустил в ход хлыст. Хлыст сломался. Но это не имело значения. Что-то напугало их, они сопротивлялись, шаг их совсем разладился. Упряжь скрипела и дергалась. Он резко остановил лошадей. Игго дернулся вперед и, изрыгнув поток ругательств, проснулся.
   - Заткнись и доставай оружие! - закричал Улинаго.
   - Что такое?
   С добавлением немногих красноречивых замечаний, Улинаго объяснил, что не знает точного ответа на этот вопрос. Упряжь больше не звенела. Лошади стояли, по их спинам и шеям текли ручьи, но, кажется, ничто их не тревожило. Тихо. Что за чертовщина?
   Улинаго снова дернул поводья. Только уши дрогнули у лошадей, и больше ничего. Бог Безумия! Лошади уставились на стоящие впереди деревья. Улинаго почувствовал, как по спине побежали мурашки. Что это за разбойники с большой дороги, которые прельстились грузом пшеницы? В поясе у него, конечно, спрятаны восемнадцать золотых крон. Но даже если грабители охотятся за этими деньгами, почему лошадки встали и вперед идти не хотят?
   Он поднялся и посмотрел поверх груза - голые скалы, блестящие от влаги, и покуда взгляд не терялся в туманной дали - никого и ничего. Эти места ему не нравились: слишком близко к драконьей стране. Но появись здесь дракон, клячи были бы уже в Палдарне, их бы как ветром сдуло. Не драконы, значит.
   Впереди из-за деревьев вышел человек и подошел к повозке.
   Улинаго в ярости зарычал и снова попытался пустить лошадей вперед, и снова безрезультатно. Выкрикивая вперемежку армейские ругательства и кучерские команды, он стряхнул воду со шляпы, схватил меч и спрыгнул. И увидел всего лишь эльфа. Рука, сжимавшая оружие, опустилась. Уж с эльфом-то он справится. Только один эльф? Послышался громкий хлопок - это Игго спрыгнул с другой стороны повозки.
   Улинаго разглядывал эльфа. Этот точно никакой опасности не представляет, безоружный, почти мальчишка, в нарядном голубом с зеленым костюмчике, насквозь промокший и перепачканный травой. А может быть, и не мальчишка, этих эльфов кто поймет? Идет пешком, а ведь обычно эльфы ездят верхом. Странный эльф.
   Они встретились у передней пары, и Улинаго направил на эльфа острие меча.
   - Какого лешего тебе нужно? Что ты сделал с моими лошадьми?
   - Искренне прошу за это прощения, - сказал паренек, глядя на него блестящими глазами, в которых, под цвет одежды, плясали зеленые и голубые искорки. На меч он не обращал никакого внимания.
   - Прощения за что?
   - Вот за это.
   Лежа на спине, Улинаго бездумно разглядывал дождь, который падал прямо ему на лицо, небо, все в кружении древесных верхушек... Пять или шесть секунд назад ему в подбородок врезалось что-то вроде снаряда, выпущенного из баллисты, это он помнил. В руке он все еще держал меч. Никто никогда не мог устоять против его меча. Ни один шлем. Головой он упал на камни. О Бог Испытаний!
   Где-то завопил Игго. Потом - бряцанье металла на дороге и глухой удар.
   Эльф? Тщедушный, голова-на-палке-ноги-на-качалке, желтопузый эльф? Потом еще голоса... Вот оно что - эльф был не один. Похоже на джотуннов. Улинаго попытался подняться, и тут все погрузилось во тьму.
   Немного позже он обнаружил, что лежит под повозкой, дождь на него не капает, головой на подстилке. А рядом храпит Игго. А разбойников нет, ушли.
   Интересно, почему джотунны послали вперед эльфа?
   До конца своих дней Улинаго так и не понял, почему они взяли только трех коней, а не всех и почему вытащили только один золотой из восемнадцати.
   2
   Был четвертый час ночи, в салуне "Стальные наручники" все уже порядком разогрелись. Битбал различал угрожающие полутона в общем ровном гуле голосов. Сквозь запах дрожжей и кухонный чад явственно чувствовался запах злобы. Даже в свете тусклых ламп можно было увидеть, как краснеют и блестят капельки пота на разгоряченных лицах. Тогда давало о себе знать мурашками по коже какое-то первобытное ощущение близкого сражения. Это значило время настало. Он потрогал пряжку на ремне. Вон сколько белобрысых джотуннов - скольким он сегодня пустит кровь?
   Битбалу было двадцать два. Длинноволосый парень, огромный даже по джотунновским меркам. Раньше он служил на корабле, а осел здесь, в Нуме, с тех пор, как ему взбрело в голову, что вышибала - это тоже нескучная работенка. Дерись хоть каждую ночь, да еще и платят за это. Для джотунна работка - блеск. Через шесть месяцев он уже стал еетераном. Гордость свою он упрятал подальше и теперь, когда шансы были не на его стороне, выбрасывал белый флаг. Передняя часть штанов у него была теперь защищена броней. Ему доставалось почти ежедневно, но он считал своим долгом выбросить за дверь не меньше восьми дебоширов за вечер, даже когда у него была сломана рука, а рекордом было тридцать семь человек. Он любил свою работу.
   Битбал решил, что у него как раз есть время продать еще поднос пива. Он подошел к сундуку и положил туда деньги, вырученные за последнюю партию, следя внимательно за тем, чтобы не перепутать свой горшок с чужими - а то ведь можно потом и не получить свою долю. Потом он повесил на локоть дюжину колбас, нагрузил полный поднос кружек и решительно направился в гущу ревущей толпы. Наученный горьким опытом, он держал поднос как можно выше больной левой рукой, а правой раздавал пиво и собирал деньги. Разговаривать в таком гвалте было невозможно.
   Он шел через зал, вглядываясь в лица, и откуда-то снизу, от самого пупка поднималась дрожь восторга. Вечерок задаст работы костоправам, сразу видать. Сначала парочка импов для разминки, а потом и джотунны для хорошей тренировки. Тех, кого называют "тяжелый случай", он научился узнавать с первого взгляда. Сегодня таких было немало. Как ни странно, они не были силачами, какие поднимают якорь, скорее их спасала выносливость. Этих нужно было выдворять после остальных, но не дожидаться, пока они примутся за мебель. Мебель была старинная, с бронзой, привинченная намертво к полу. Но морякам это что красная тряпка - трудности их вдохновляют.
   Поднос опустел, и он направился к двери. Крат и Бирг уже стояли там. От двери можно было в относительной безопасности наблюдать за развитием событий и скорейшим образом реагировать. Бог Сражений! Сколько же сегодня громил, все шкафы как на подбор. И все же... все же в животе не возникало ощущения сжимающегося комка, какой появлялся еще два месяца назад. Неужели можно просто устать от драк? Не испугаться, а именно устать? Может быть, стоит денек передохнуть? Или это тоска по морю?
   Битбал прислонился спиной к стене и, сложив руки на груди, вздрогнул от боли: задел разбитые костяшки пальцев. Это произошло два дня назад. И звон в правом ухе... четыре дня назад или, может быть, пять? Незаметно, чтобы публика успокаивалась.
   В городе стояло китобойное судно и набирало команду.
   Он подмигнул Биргу и Крату, они в ответ подали знак, что готовы и полны решимости действовать. В зале все ходуном ходило, как шлюпка в северо-западных водах, - теперь уже недолго. Откуда, интересно, все начнется? Например, тот в заднем углу, джинн-полукровка, уже дошел до кондиции, вот-вот кому-нибудь вмажет.
   А потом дверь распахнулась. Вошли трое.
   О Всемирный Порядок!
   Один из них - исполин-джотунн, больше тролля, средних лет, изуродованное лицо все в татуировках. Чтобы джотунн носил егерский наряд? Кричащих расцветок, словно малокровный эльф? Бог Кровопролитий! Битбал пересмотрел свое мнение о том, откуда начнется действие. Волосы у него на затылке встали дыбом, и он пожалел, что стоит так близко к этому месту. Вошедшие остановились рядом с ним, в круге яркого света. На них постепенно переключалось все внимание завсегдатаев, и шум в комнате начал стихать.
   А второй джотунн, с седыми моряцкими усами, рядом с Биргом, тоже вырядился не пойми как. Это что - массовое самоубийство? У него же вид, словно он вошел первый раз в порт и ему все нипочем, драться готов с кем угодно.
   Крики почти смолкли. Публика в задних рядах привстала со стульев, чтобы получше видеть. Пьяницы протирали глаза. Те, кто уже успел вцепиться друг дружке в глотку, обменялись улыбками, предвкушая развлечение поинтереснее. Теперь любая искра... Битбал начал обдумывать план отступления. Вкус победы, конечно, сладок, но ведь могут и насмерть затоптать, а это не так приятно.
   Один из троих повернулся к нему и улыбнулся.
   Битбал думал, что за шесть месяцев беспорочной службы в "Стальных наручниках" он повидал все, но эльф был новостью. Трехсторонний договор насчет самоубийства, не иначе. Оставалось только выяснить, эльфийская кровь на полу засыхает такими же темно-коричневыми пятнами или как-то по-другому.
   - Простите, - прозвенел эльф, - я полагаю, что в это время лавки, торгующие одеждой, уже закрыты, не так ли?
   Так, значит, разноцветные платьица запачкались и красотулька желает купить новые, получше и поярче? От него так и несло лошадиным потом, различимым даже среди вони кабака.
   - Наверняка.
   Странно... обычно при виде эльфов с их кудряшками у Битбала чесались кулаки. Но у этого паренька была какая-то обезоруживающая кривоватая ухмылка.
   - Просто мои друзья хотели бы одеться во что-нибудь менее вызывающее.
   - Сынок, если хочешь совета...
   - Да, хочу. В любом случае не думаю, чтобы у портного нашлись подходящие размеры. - Эльф нахмурился. - Об этом хорошо бы подумать. Ну, а вообще-то я ищу салун для эльфов.
   - Салун для эльфов? - Должно быть, из-за звона в ушах Битбал чего-то не расслышал. - Ты что сказал - "салун для эльфов"?
   - Я хотел сказать - найдется здесь какое-нибудь заведение, где эльфу можно выпить?
   - Только не здесь, - пробормотал Битбал. Вокруг было тихо, как в склепе. Полный идиотизм: мало того, что он беседует с эльфом, так еще все это видят. Слышно, как сжимаются кулаки, слышно, как стучит в жилах кровь. - Никогда не встречал эльфов рядом с доками.
   - Тогда где же?
   - Не знаю. Там, где театры, может быть?
   - Ну, говори, где это... да поживее!
   Морской зеленью и небесно-голубым сверкнули глаза эльфа. Золотом отливали в свете лампы его волосы, выбивавшиеся из-под шапочки.
   - Не знаю, - тупо пробубнил Битбал.
   Он весь взмок. Сейчас "Стальные наручники" взорвутся, и начнется куча мала. Он чуял: вот-вот. Этот малыш-эльф поднес запал к пушке, а Битбал ему помогает. Ну почему, почему он просто не взял этого выскочку за шкирку и не вышвырнул его за дверь? А Крат и Бирг справились бы с двумя джотуннами. Вместо этого он простонал:
   - Сынок, для твоей же пользы - уходи отсюда, пожалуйста. Скорее.
   - Сначала скажи, где салун для эльфов?
   Битбал и представить себе не мог салун для эльфов.
   - На запад до площади, потом северо-запад, там на развилке ложись на правый борт и вперед, потом снова возьми запад и дойдешь до башни, оттуда другим галсом - возьмешь севернее - и примерно три кабельтовых до театра. Вот и все, чем могу помочь, сударь.
   С каких это пор он называет эльфов "сударями"?
   - Спасибо. Пошли, парни.
   Эльф повернулся. Его товарищи последовали за ним.
   Сзади кто-то свистнул.
   Двое джотуннов обернулись, чтобы поглядеть, кто там свистит.
   Свист, а потом...
   ...на самом деле Битбал по-настоящему не видел, что произошло потом. За странными посетителями закрылась дверь, и комната загудела насмешками и издевками. Битбал посмотрел на Крата, который хохотал, держась за живот, и на белого как мел Бирга. Может быть, Бирга одолело такое же наваждение, что и его самого?
   Чувствуя перемену настроения у посетителей, официанты побежали за пивом, а Битбал так и не решился спросить у Крата, что же произошло.
   Ему казалось, что он увидел, как два джотунна подскочили и бросились на насмешников-свистунов. Вслед за тем... затем как будто тщедушный эльф мгновенно перемахнул через залу и, нагнав на лету товарищей, схватил их за шиворот...
   И остановил их?..
   ...развернул кругом?
   ...и вытолкал за дверь?
   О Бог Безумия!
   Уложив на рассвете в кровать свои синяки, ушибы, кровоподтеки - иначе тело было не назвать - Битбал обнаружил, что отчего-то не может заснуть. Решил, что это из-за разбитого уха, что уху досталось больше, чем он предполагал, и нужно дать ему чуточку покоя и тишины, иначе оно не заживет.
   Он натянул ботинки, устроил больную руку на перевязь и вышел на улицу. Он бродил по портовым кабакам, пока не наткнулся на боцмана с китобоя. Боцман и Битбал пожали друг другу руки. Битбала взяли в команду. Он расписался в судовом журнале, и с первым приливом судно вышло в море. Моряк Битбал много лет бороздил моря-океаны, но ни разу не бросил якорь в Нуме. И ни разу с тех пор не знался с эльфами.
   3
   Перед входом в "Заповедные лужайки", как и положено, стояли, словно бронзовые статуи, два легионера. Облегченно вздохнув, Арткуис завернул за угол и, неслышно ступая на цыпочках по богатому ковру, вернулся обратно в вестибюль.
   Он боялся, что эти дубины могут улизнуть, пока он занят с гостями и не смотрит. Они и вправду дубины дубинами. Пришли, видите ли, в нечищеных латах и сожрали по четыре порции, пока и без того загруженные служащие приводили их костюмы в порядок. Паразиты! Но, конечно, раз всех здесь обслуживают, то они ожидали, что ласки и приветливости достанется и на их долю. Но, по крайней мере, не он тратил на них деньги. Сенатор, как часть своего вклада, отсчитал сколько положено на охрану. Большие, выразительные типы, если вам по душе импы. Вот Арткуису, например, не по душе. Но эти обезьяны являлись необходимой предосторожностью.
   Он взвизгнул от боли в животе. Предупреждали его доктора, чтобы он не увлекался, но художник должен прочувствовать свое творение.
   Арткуис обвел любовным взглядом главный обеденный зал - открыт только три дня назад, а уже занят каждый столик! В золотых тарелках отражался свет люстр... в углу тихонько играл самый знаменитый эльфийский оркестр в Нуме. Разряженные дамы танцевали с толстыми богачами. Увы, в основном с импами. Как ужасно, что большинству эльфов его цены не по карману. Запахи самой изысканной во всей провинции Южного Питмота кухни смешивались с ароматами цветов. Прекрасная обивка, полированное дерево, на столах белые, как первый снег, камчатные скатерти.
   Всю жизнь Арткуис мечтал о собственном ресторане, таком, чтобы там все было царством вкуса и красоты. Как довольна была бы мама, если бы могла видеть, чего он достиг. Сейчас, после окончания спектакля в ближайшем театре, в зале не было ни одного свободного места.
   Его, конечно, заставили взять партнером импа. И у этой перепачканной чернилами неряхи бедных родственников было больше, чем у муравьиной королевы, но зато творцу не приходилось забивать себе голову такой ерундой, как деньги. Точно так же задевало включение сенатора в число партнеров, хотя это было необходимо. Сенатор пришел в день открытия, и потому сюда ходили все лучшие люди Нума.
   Будущее выглядело прекрасно. Сенатор обедал здесь каждый раз, когда бывал в городе. Таково было условие, в общем, не тягостное; не важно, сколько народу сенатор приводил с собой. Качество было всегда наивысочайшее - Арткуис сам следил за этим. Он сам изучил обычаи и вкусы импов Хаба. Он обучался в Вальдолине и Вальдополе и даже в Вальдофине; наставляла его в высоком поварском искусстве, сама Лотфин. Отец его рыдал бы от восторга, если бы заглянул в "Заповедные лужайки".