Страница:
- Иное, ваше величество, даже если мы правы и его чародейство... нас обманывает... по крайней мере, сейчас мы под его защитой. Это разбойничья страна, пользующаяся самой дурной славой. Господин, вы же только сегодня нам говорили, что...
- В той стороне они наверняка не станут рыскать. - В темноте голос Азака звучал ясно и уверенно. Потом он задумчиво прибавил: - Интересно, сколько легенд выдумали нарочно для того, чтобы караваны не блуждали в поисках дороги в обход Бойни.
Кэйд попробовала зайти с другой стороны.
- Но в Туме можно сгинуть навсегда.
- Не обязательно. Так поют трубадуры. Третий Охотник утверждает, что его отец переходил через Тум.
- Но что это даст? Самый верный и быстрый путь в Хаб...
- Наивернейший путь в Хаб - корабль из Алакарны, - возразила Иное. Голос ее дрожал от возбуждения. Временами логика ее подводила. - Но если мы все еще в лапах у Раши, она не даст нам даже близко подойти к кораблю в Алакарне. И конечно, никогда не позволит обратиться к Четверке. Она же, чуть что, вмешивается в любую политику: похитила меня из моего королевства, нарушила планы Азака в Араккаране. Хранители от нее мокрого места не оставят, попадись она им, и она это знает. Так что не отправиться ли нам в Хаб через Тум?
- Если нас не задержат, - согласился Азак. - До Гобля, наверное, с месяц верхом. Мы сможем доехать туда прежде, чем зима закроет перевалы.
Еще месяц на верблюде! Или он говорит о лошадях? Кэйдолан мечтала о мягком кресле, никуда не скачущем четырехногом устойчивом кресле. Но ведь нет никакой гарантии, что Хранители помогут. Это мечты, заблуждения наивной юности. Эти два юнца не в силах понять, что в мире может царить несправедливость - и так оно почти всегда и бывает. Четверка вполне может презреть их мольбы, даже не задумавшись, или вынести решение, которое только ухудшит положение вещей.
- Целый месяц! - запротестовала Кэйдолан, хорошо понимая, что все ее протесты тщетны. Но она считала своим долгом попытаться еще раз. - Но Нордландия и Империя достигли некоего согласия по поводу Краснегара, и, при всем моем уважении к вам, господин, изумрудный пояс Араккарана может украсить кого-нибудь другого. Хранителям ваши прошения могут показаться историческим курьезом!
- Пятьдесят на пятьдесят, - хладнокровно произнес Азак, - в таком случае я просто попрошу, чтобы они сняли с меня проклятие, тогда я смогу жениться на вашей племяннице. А это значит для меня больше, чем все королевства Пандемии.
Наступила пауза. Иносолан следовало бы что-нибудь сказать, но она промолчала.
У Кэйдолан имелось в запасе еще две стрелы. Одну из них решила приберечь, зато выпустила вторую:
- А как насчет того, что волшебник разозлится?
- Лично я с удовольствием проткнула бы его вилами! - выпалила Иное. Надутый толстый старый осел, заморочил мне голову. Не собираюсь болтаться здесь, пока эта Раша и Олибино не отдадут меня в жены какому-нибудь гоблину. Вы сможете вытащить нас отсюда, Первый Охотник на Львов?
- Ваше желание для меня закон, любовь моя.
- Ты с нами, тетя? Кэйдолан вздохнула.
- Да, дорогая, если ты так хочешь, - сказала она, оставив невысказанным последний аргумент.
Неделями молодой великан-джинн крутился около Ино-солан, пытаясь любыми способами добиться ее расположения. Но в Зарке считалось как-то не по-мужски проводить много времени с женщинами, особенно со своей предполагаемой женой. Поэтому возможности Азака в деле ухаживания за Иное были сильно ограничены. Теперь Иносолан будет с ним непрерывно от рассвета до заката. Правда, он по-прежнему не может дотронуться до нее - о, каким благословением иногда оказывается это проклятие! - но зато она будет постоянно под его неусыпным вниманием.
Иное управлялась с ним очень хорошо. Не отвергала, но и не давала согласия. Она была с ним тактична и добра, ничего не обещала, ничего не принимала. Навыки, приобретенные в Кинвэйле, до сих пор служили ей добрую службу. Но принцесса так молода, неприкаянна, одинока. Так нуждается в поддержке. Целый месяц наедине с Азаком! Сможет ли Иное, даже она, устоять перед его логикой, напором, несомненным обаянием?
Кэйдолан не любила рисковать, но она чуяла, откуда ветер дует.
5
На рассвете пустыню окутал столь необычный для этих мест туман. Впрочем, возможно, это был и не туман вовсе, а облако, потому что к рассвету путники были уже высоко в горах.
Отъезд из Высоких Журавлей прошел без сучка без задоринки. Иное зачарованно следила за Азаком, который сумел обмануть всех и в деревне, и в караван-сарае. Хотя увидеть в темноте ей удалось немногое, но внимательному уху достаточно рассказали и звуки.
Как выяснилось, знаменитый Кодекс Охотников на Львов заслуживал меньшего доверия, чем пословицы о продажности и бесчестности джиннов. Золото и обещания сделали свое дело. Хотя Иное догадалась, что изгнанные принцы с готовностью пошли на сговор ради будущих высоких должностей при дворе в Араккаране, даже несмотря на то, что обещания Азака стоили не больше их собственных клятв. Однако дело было сделано, победил Азак, а Элкараса предали.
Если поселок и имел охрану, Охотники с нею справились - Иное предпочитала не знать об этом, - но, возможно, лисы не ожидали подвоха от цыплят. Так или иначе, большинство поселковых мужчин отсутствовало.
С верблюдов сняли колокольцы и выпустили из загона. К утру они разбредутся по всей пустыне - ищи ветра в поле. Остальную скотину - мулов, коров, лошадей, даже птицу - тоже выгнали в ночь. Некоторые из животных потом пытались увязаться за беглецами, но все мало-помалу отстали. Охотники на Львов собрали семьи и двинулись на юг в Алакарну. Когда шейх проснулся, оказалось, что у него сразу возникло очень много проблем. Внезапно он стал просто одиноким беззащитным стариком посреди враждебного племени. И довольно долго у него не было никакой возможности организовать погоню.
В горах мулы лучше верблюдов - так сказал Азак. Поэтому Иное встретила рассвет именно на спине мула. У мула бег тряский, но зато эти выносливые небольшие животные могут взбираться по кручам без малейших протестов. И вот уже Высокие Журавли остались далеко внизу.
Ночной ветер стих. Воздух был наполнен жемчужным туманом. Впервые за много недель Иное вдыхала настоящую утреннюю свежесть. Восхитительно! Маленькие копыта мула зацокали по гладкому камню.
- Дорога? - удивилась Иное.
Где-то недалеко от нее маячил Азак. В утренней дымке они казались бестелесными призраками. Иное уже могла различить сквозь туман его улыбку, но она угадывалась в его голосе.
- Точно. Дорога в город. Мы уже час по ней едем. Вот она, то появляется, то пропадает. Видите?
Чуть дальше впереди тракт исчезал в недрах песчаной дюны.
Иное обернулась и убедилась, что Кэйд тоже теперь находится в поле зрения. Она виднелась как неясная фигура на муле. Иное помахала ей рукой. Чудесная старушка Кэйд!
Иное ехала впереди, Кэйд замыкала шествие, Азак то возглавлял его, то ехал сбоку, как того требовала дорога. Даже мулы не спорили с Азаком ак'Азакаром.
Спаслись! Свобода!
Из тумана выплывали валуны и кусты, провожали их в почтительном безмолвии, словно строй почетного караула, и пропадали вдали. Становилось светлее, туман рассеивался. Через несколько минут дорога появилась вновь. Спустя какое-то время мулы оказались в лощине, где дорога опять пропала, но Азак быстро нашел ее на дальней стороне оврага.
Он был очень доволен собой. И не без причины. Как он расправился со всеми препятствиями в Высоких Журавлях! Даже вспомнить приятно. Он отомстил!
Предельно усталая после бессонной ночи, Иное все же отметила про себя, что голова у нее яснее, чем за все прошлые недели. Она сказала:
- Кажется, будто моя голова была завернута в одеяло! Мерзкий старый обманщик! Теперь-то все прояснилось, стало четче и ярче.
- Ну, тогда вы согласитесь выйти за меня замуж.
Она отшутилась, султан рассмеялся. Казалось, Азак испытывал то же чувство облегчения, что и Иное. Он пришел в приподнятое легкомысленное расположение духа. В нем никак не угадывался тот грозный султан, который управлялся со сворой злобных принцев, насаждая жестокость и страх. Он был влюблен.
Однажды Иное привелось увидеть подобное преображение, там, в Кинвэйле, хотя и не такое разительное. Влюбленный мужчина превратился просто в мальчишку. Он шутил и резвился, от души валяя дурака. В обычном состоянии он и предположить не мог, что на такое способен. Она видела, как благородный, достойный трибун прыгает в пруд с рыбками, чтобы достать даме шляпку. Она называла это "распушить хвост". Такое поведение очень шло Азаку. Таким он был вполне приемлем в качестве мужа в Краснегаре. Но как долго все это продлится после того, как отшумит свадебная церемония?
А он ведь чрезвычайно настойчив. Даже сейчас, на рассвете, верхом на муле, после бессонной ночи, когда впереди опасности и неизвестность, а позади - преследование злобного колдуна, Азака занимали лишь ухаживания. Он упорно отклонял все возражения.
- Скажите мне, - говорил он, - что во мне вас отталкивает?
- Во-первых, вы убийца. Я знаю, что вы отравили своего дедушку... А как насчет Хакарада и того змеиного укуса? Ведь змее помогли?
- Разумеется. Змеи не заползают просто так в королевские покои. А тут их было сразу шесть. Одна змея заползла в ботинок и ужалила его.
Иное задрожала.
- Скольких братьев вы убили?
- Восемнадцать. Рассказать вам про дядюшек и кузенов?
Она затрясла головой, не желая смотреть на него. Мулы снова вышли на дорогу, окруженную насыпями, поросшими жухлой травой. На траве блестела роса. Воздух был холодным.
- Хотите, я объясню вам, почему так поступал?
- Нет. Уверена, у вас были причины. И я знаю, что таков обычай вашей страны, так что они не вправе жаловаться...
- Жалобы - вот одна из причин. - Он одновременно и шутил, и говорил всерьез. - Но в Краснегаре рядом со мной не будет родственников, не на кого будет излить свою варварскую злобу. Ведь на обывателей не так весело набрасываться, верно?
- Ох, Азак, я знаю, вы делали это не ради удовольствия, но... Азак, посмотрите!
Туман свернулся, как в прощальном поклоне, и исчез, будто небрежно сдернутая скатерть. Ярко и горячо разлился солнечный свет. Иное в восхищении взглянула на островерхие горы, закрывающие полнеба и как будто нависающие прямо над головой. А скалистые холмы впереди вдруг явили свои истинные размеры и формы. А потом, может быть, еще более впечатляюще и театрально, разрозненные желтые пятна стали, словно разбуженный дракон, прямо на глазах просыпаться и постепенно превратились в руины города. Туда-то они и направлялись. Утес превратился в стену, вершина обернулась башней, ущелье - воротами.
Внезапно закричала Кэйд.
Азак развернул мула прежде, чем Иное успела остановить своего. Она бросила поводья и спрыгнула на землю, внезапно ощутив занемелость и покалывающую боль. А ведь она не прожила и четверти тех лет, что Кэйд. Как могла она так легкомысленно тащить старую женщину без всякого отдыха и привала? Продержать ее верхом целую ночь?
К тому моменту, как она доковыляла до тетушки, Азак уже спешился на некотором расстоянии позади процессии, а Кэйд рассыпалась в извинениях. Оказалось, что старушка уронила молитвенник, только и всего.
Если тетя могла читать во время езды, значит, дела ее обстояли не так уж худо.
- Но все же нам нужно сделать привал, - сказала Иное.
И Азак согласился, когда вернулся с потерянной книжкой. Он привел своего мула. Мул его хоть и был крупнее других, но рядом с Азаком при дневном свете казался просто большой собакой, которую хозяин прогуливает на поводке.
Голубое небо, жаркое солнце, а внизу от крошева скал под ногами до теряющейся в мареве линии горизонта раскинулась пустыня. Иное вдруг показалось, будто она птица. Дух захватывало от этого простора. Иное искрилась восторгом - с высоты глядеть на распростертую под ногами ширь.
Где-то внизу в нагромождении скал спрятался оазис Высоких Журавлей, скопище бандитов, пристанище злого волшебника. Местные наверняка знали эту дорогу и пустятся в погоню, как только переловят свой разбежавшийся скот. Но до сих пор колдун не принял никаких ответных мер. Он не призывал беглецов. Должно быть, потерял их, а может, они уже вышли за пределы его силы.
Но отдых, горячий чай, еда...
- Какой из Богов? - вежливо переспросил Азак, листая молитвенник. Путешественников?
- Смирения, - сказала Кэйд.
Он уверенно, без заминки перелистнул страницы и нашел нужное место, но когда передавал книгу обратно, медно-красная бровь его поползла наверх:
- Сударыня, почему вы решили призвать Их?
Обычно Кэйд отвечала на вопросы Азака подробно и основательно, как это и полагалось женщинам Зарка. Но сейчас она только бросила на него насмешливый взгляд, надменный и по-королевски гордый. Верхом на муле старушка доставала ему до лба, что, без сомнения, сыграло свою роль. А может быть, ей просто расхотелось играть роль "госпожи Фаттас". Так или иначе в ее голубых глазах-льдинках не отразилось ничего, когда она ответила:
- Потому что я уверена, что мы совершили ужасную ошибку, ваше величество. Азак вспыхнул.
- Убежден, что вы ошибаетесь.
- Надеюсь, что да. Я молилась о том, чтобы дожить до того времени, когда я смогу принести вам свои извинения.
В глазах Азака вспыхнула ярость. Он повернул мула, с силой натянув поводья.
6
Кто-то похлопал Рэпа по щекам, чтобы привести его в чувство.
Связанный, он лежал под скамьей на каком-то угловатом тюке. Ног он не чувствовал, а руки казались какими-то чужеродными комками, шевелящимися под спиной. День и ночь слились воедино, как будто он уже не одну неделю лежал ненужным багажом на борту "Кровавой волны". Даже в тайге ему не было так холодно. Голова его гудела от ударов, обрушившихся на него, когда двое несчастных поднялись на борт. Он-то вовремя заметил засаду и успел подготовиться. В отличие от Гатмора. Тот до сих пор лежал рядом с Рэпом безжизненным свертком.
Шторм завывал не стихая. Калкор с наглой беспечностью поставил средний парус, и "Кровавую волну" носило по волнам как перышко. Она заваливалась то на нос, то на корму, то на один борт, то на другой. Корабль скрипел и стонал под ударами волн, но корабли-орки столь же несокрушимы, как и сами разбойники-джотунны. Даже в темноте Рэпу видны были огромные валы: зелеными горами вздымались они выше мачты. И становились все громаднее.
- Воды, - прохрипел он.
Единственная влага, которой приходилось ему довольствоваться, был дождь и соленые брызги. Он увидел склонившегося над ним волосатого гиганта.
- Что, придурок, плохо тебе? - Голос этот, похожий на низкое ворчание, показался знакомым. Он родился из ночных кошмаров.
- Воды!
Дарад врезал ему кулаком в правый глаз. Рэпу, замерзшему и окоченевшему, боль показалась неожиданно резкой. На мгновение она затмила все, убийственная, невыносимо тошнотворная. В глазах закружились зеленые пятна.
Когда сознание немного прояснилось, джотунн ухмылялся своей волчьей пастью. Здоровенные клыки подчеркивали отсутствие передних зубов, и верхних, и нижних.
- Андор ведь говорил, что достанет тебя хоть из-под земли. Ну вот, мы тебя и достали. Я достал!
- Дружок он твой, что ли? - прохрипел Рэп. - Этот Калкор?
Дарад кивнул и осклабился. Отвратительный, как тролль, и почти такой же огромный. С любым другим из пятерых можно было бы поспорить, но Дарад был непробиваемо туп.
- Он хотел сделать мне приятное!
- Как ты сошелся с ним?
- Удача, кретин. Просто удача. Фавн, теперь ты мой. Подарочек от Калкора. Теперь ты выложишь мне свое слово.
- Я не знаю...
Удар обрушился на другой глаз. О Боги! Еще больнее.
- А Тинал думает, что знаешь. Мне этого достаточно. - Дарад толстым пальцем почесал свои гоблинские татуировки. - Ты заговоришь у меня.
Рэп узнал Дарада среди налетчиков. Именно из-за этого он, как маньяк, бросился обличать Калкора - он-то знал, что именно нужно этим разбойникам в Дартинге. Отчасти подобное безрассудство объяснялось остатками его собственной ярости. Если бы не это, он бы, конечно, убежал, и, наверное, мог бы спастись (если не стал бы задерживаться, помогая женщинам и детям). Еще немного, и он избил бы Оги; зато теперь Рэп получил сполна за то, что потерял контроль над собой.
И за то, что повел себя так глупо! Он ведь знал, что Дарад всегда был опасен, но надеялся, что сможет затеряться в Дартинге под прикрытием нескольких сотен джотуннов. Если бы он пораскинул мозгами, предоставленными ему при рождении специально для этой цели, то сообразил бы, что кое-кто из этих джотуннов мог быть завербован Дарадом. Так что именно Рэп навлек на Дартинг смертоносный налет северного тана, а за такое зло никакое наказание не было бы слишком жестоким.
Жалобы и мольбы тут вряд ли помогут, а раскрыть свое слово - значит потерпеть полное и окончательное поражение. К этому Рэп не был готов. Пока не был.
Поэтому он дал Дараду чрезвычайно неприличный совет, выученный в свое время у Гатмора. Результатом был град ударов и моментальная потеря сознания. Это было большим облегчением.
Перо скрипит, поток неумолим
Бегущих слов; и не прикажут им
Вернуться вспять ни разум твой, ни стыд,
И всем слезам ни одного не смыть.
Фицджеральд. Рубай Омара Хайама (71, 1879)
Часть третья
ГДЕ ТЫ, МИЛАЯ, БЛУЖДАЕШЬ?
1
- Кивни, если не спишь. - Шепот прозвучал прямо в ухе.
Боль напомнила Рэпу о том, что он еще жив, и он слабо кивнул.
- Ты можешь освободиться?
Гатмору не было нужды говорить шепотом: шторм бушевал, и вокруг все ревело, каждый канат звенел, каждая доска на "Кровавой волне" трещала и стонала, принимая удары чудовищных волн. Судя по всему, разбойникам сейчас было не до пленных.
Рэп покачал головой. По лицу его текла морская вода.
- Сколько мы уже здесь?
- Судя по твоей щетине, дня два.
Гатмор был мертвенно бледен, в волосах его чернела запекшаяся кровь. В глазах капитана играл сумасшедший огонек. Он встревожил бы Рэпа, если бы хоть что-то в этом мире еще могло бы его встревожить.
- Было побоище?
Рэп кивнул. Он слышал обрывки похвальбы, видел, как чистили и затачивали окровавленные топоры. Он даже узнал среди горестной добычи, разбросанной в беспорядке по палубе, несколько вещиц, брошек и безделушек.
Гатмор выдохнул и закрыл глаза. Он до безумия любил троих своих сыновей, а жене выказывал столь сильную привязанность, на какую только способен джотунн. А его возлюбленный "Танцор гроз" теперь, скорее всего, грудой пепла лежал на берегу.
- Похоже, они оставили нас здесь умирать, - прохрипел Рэп.
Моряк покачал головой.
- Просто хотят, чтобы мы хорошенько размякли и стали податливей.
Фавн молчал, боялся, что начнет всхлипывать. Он так ослаб. Мужество и упорство лучше демонстрировать, если ты полон сил, а тут холод, голод, боль дни и ночи напролет высосали из него всю его волю. Как не потерять силу духа, когда тело так жестоко изранено? Да еще беспомощность, которая, как известно, рождает страх.
Ясновидение открывало еще более безрадостную картину. Когда корабль кренился на левый борт, Рэп упирался ребрами в глиняные бутыли с вином. Он мог даже прочитать этикетки. Когда же корабль наклонялся вправо, тяжелый бочонок бил Рэпа по колену. В бочонке, он знал, хранилась солонина. Большая часть груза "Кровавой волны" представляла собой награбленную добычу: золото, драгоценности, украшения, набитые в мешки и в большинстве своем поломанные. Но в пределах досягаемости было в достатке еды и питья - если бы только он не был связан!
Он мог видеть всех налетчиков, каждого с набитым ртом и мертвецки пьяного. Как же они жрали! Даже в самом центре бури, когда "Кровавая волна" в любую минуту могла потонуть, моряков заботили лишь удовольствия. Показать страх или даже высказать обоснованные опасения - нет, это не для джотуннов.
Если Калкор задумал, чтобы они размякли, то он, безусловно, добился своей цели.
Темень и холод. Соленые брызги. Иногда дождь. Помогает.
Туда-сюда по палубе, на теле не осталось живого места.
Жажда, чудовищная, обжигающая жажда. Сапогом в ребра, если пикнешь.
Сам напросился в это плавание, идиот безмозглый. Уж не рассчитывал ли ты на каюту первого класса? Голод, холод, жажда. Тошнит от запаха собственной одежды. Гатмор прошептал:
- Зачем ты вмешался? Если ты знал, что это Калкор, почему не отвел от нас Зло?
- Я знал, что он пришел в Дартинг за мной.
- Ты думал, что ему будет достаточно тебя? Что он пощадит город?
- Да, наверное.
- Чувствуешь себя виноватым?
- Может быть. А ты? Ты зачем полез?
- Из-за того же.
Жажда. Плеск. Кости болят. Темень. Холод... Один-два удара от проходящего мимо Дарада. Проверял, хорошо ли размяк. Снова Гатмор:
- Значит, у Калкора теперь есть ясновидец. Ты будешь его глазами.
- Нет!
Так уж и нет, господин Рэп? Даже если он сейчас придет и сделает тебе предложение, господин Рэп? Штурман на орке - непыльная работка. Просто вести по ночам корабль вверх по рекам, а дальше понятно что - смерть и насилие, верно, господин Рэп? Обнаруживать охрану. Находить спрятанные сокровища: золото под полом, девственниц на чердаках. И плата хороша: все твое, что унесешь, все женщины, каких поймаешь. Примете ли это предложение или останетесь здесь лежать, господин Рэп?
У тебя есть время, чтобы подумать.
Убить себя, господин Рэп? Мужества не хватит. Может, сделаете это позже, когда будете лучше себя чувствовать?
Холод, жажда. Начинается бред. Иное на лошади. Иное и Дарад. Андор. Блестящая Вода - сумасшедшая ведьма.
Опять они жрут. И пьют.
Всплеск и шлеп...
"Кровавая волна" была ниже и длиннее "Танцора гроз", но все же это была всего-навсего ладья, без всяких роскошеств вроде кают. На на корме стояли люди - в такую погоду к рулю нужно было ставить не одного рулевого. Если корабль повернется боком к волнам, он мгновенно опрокинется. Под этой крошечной палубой находилось единственное укрытое местечко. Там тан Калкор подвесил гамак. Там же у него стоял и стул - трон, на который он усаживался, едва пробудившись, и откуда изредка ронял ленивые слова в ожидании лучшей погоды. Лучшей в его понимании - значит, подходящей для очередного налета.
Матросы балагурили, готовили еду, чистили оружие, но больше просто слонялись без дела. Корабль отнесло штормом, и никто не знал куда. Грести в такую погоду было совершенно бессмысленно. Прямо по курсу могли вдруг появиться скалы, но джотуннам не пристало бояться.
Несмотря на пронизывающий ветер и дождь, почти ни на ком из матросов не было надето ничего, кроме простых кожаных штанов. Волосы их и бороды развевались по ветру или спутались в промокшие мочалки цвета золота, серебра или меди. В их облике было что-то безумное, безжалостное, какая-то животная злоба. Даже если не видеть достопечального корабельного груза, одна внешность джотуннов убедила бы любого в том, что дурная репутация орков вполне заслужена. Разговоры их напоминали кошмарные сны. Расскажи ему сейчас любую историю про них - и он поверил бы. Они соревновались в жестокости, и каждый старался перещеголять соседа в содеянных зверствах. Сострадание у них считалось хуже трусости. Жестокость - вот их кредо.
У Рэпа не было сомнений, что они убили в Дартинге всех, кого смогли поймать, - женщин, детей, даже безобидных маленьких гномов, он слышал их шуточки насчет того, как трудно счищать гнома с топора.
И ведь срабатывало! Калкор потерял в Дартинге всего одного человека, того, которого убил Бруэл, хотя в Дартинге было полно бойцов, способных оказать сопротивление. Они ведь могли отогнать налетчиков камнями или, по крайней мере, отплатить им как-то за весь этот кровавый пир, а вместо этого они дрогнули перед одним именем орки, сдались без единого слова и сами стали частью жуткой легенды. Зверство взращивало само себя.
Но как смел Рэп осуждать? Он сам чуть-чуть не убил Оги - только весть о Калкоре остановила его, - малыша Оги, который, может быть, действительно считал, что оказывает приятелю услугу, организуя для него турнир, а сам тем временем подзаработает на темной лошадке. Типичный имп! С того времени, как Рэпу стукнуло тринадцать, когда он разбил Гиту челюсть, ему удавалось держать себя в руках, но берсеркерова ярость не исчезла совсем, она хранилась подспудно где-то внутри. Он бы точно покалечил Оги, если бы не случай. Калкор, вероятно, чувствовал примерно то же, ведь у них с Рэпом в жилах текла одна и та же кровь джотуннов, но только Калкора это чувство охватывало гораздо чаще.
2
Чьи-то сильные руки вытащили Рэпа из затхлого угла и развязали. У него настолько все онемело, что он не мог ухватить губами носик предложенной поилки, поэтому поилку сунули ему прямо в рот. Над ним склонился рыжебородый исполин, не старше его самого, настолько напоминающий его старого друга, что поначалу Рэп подумал, не галлюцинация ли это. Но Кратаркран должен сейчас сидеть дома в Краснегаре, в безопасности и тепле, зарабатывая честно на жизнь, а этот молодец - убийца. И его отвращение к грязному вонючему полудохлому фавну вполне понятно.
К счастью, недостатка в свежем воздухе по-прежнему не ощущалось, шквал улегся. Небо просветлело, и Рэп теперь мог бы видеть глазами почти так же хорошо, как и мысленным взором, если бы не практически полностью заплывшие веки (спасибо миленьким шуточкам Дарада). Волны не уменьшались и не уменьшатся, возможно, еще несколько дней. Свежий воздух, дождь и холод. Но он настолько ослаб, что не мог даже дрожать.
- В той стороне они наверняка не станут рыскать. - В темноте голос Азака звучал ясно и уверенно. Потом он задумчиво прибавил: - Интересно, сколько легенд выдумали нарочно для того, чтобы караваны не блуждали в поисках дороги в обход Бойни.
Кэйд попробовала зайти с другой стороны.
- Но в Туме можно сгинуть навсегда.
- Не обязательно. Так поют трубадуры. Третий Охотник утверждает, что его отец переходил через Тум.
- Но что это даст? Самый верный и быстрый путь в Хаб...
- Наивернейший путь в Хаб - корабль из Алакарны, - возразила Иное. Голос ее дрожал от возбуждения. Временами логика ее подводила. - Но если мы все еще в лапах у Раши, она не даст нам даже близко подойти к кораблю в Алакарне. И конечно, никогда не позволит обратиться к Четверке. Она же, чуть что, вмешивается в любую политику: похитила меня из моего королевства, нарушила планы Азака в Араккаране. Хранители от нее мокрого места не оставят, попадись она им, и она это знает. Так что не отправиться ли нам в Хаб через Тум?
- Если нас не задержат, - согласился Азак. - До Гобля, наверное, с месяц верхом. Мы сможем доехать туда прежде, чем зима закроет перевалы.
Еще месяц на верблюде! Или он говорит о лошадях? Кэйдолан мечтала о мягком кресле, никуда не скачущем четырехногом устойчивом кресле. Но ведь нет никакой гарантии, что Хранители помогут. Это мечты, заблуждения наивной юности. Эти два юнца не в силах понять, что в мире может царить несправедливость - и так оно почти всегда и бывает. Четверка вполне может презреть их мольбы, даже не задумавшись, или вынести решение, которое только ухудшит положение вещей.
- Целый месяц! - запротестовала Кэйдолан, хорошо понимая, что все ее протесты тщетны. Но она считала своим долгом попытаться еще раз. - Но Нордландия и Империя достигли некоего согласия по поводу Краснегара, и, при всем моем уважении к вам, господин, изумрудный пояс Араккарана может украсить кого-нибудь другого. Хранителям ваши прошения могут показаться историческим курьезом!
- Пятьдесят на пятьдесят, - хладнокровно произнес Азак, - в таком случае я просто попрошу, чтобы они сняли с меня проклятие, тогда я смогу жениться на вашей племяннице. А это значит для меня больше, чем все королевства Пандемии.
Наступила пауза. Иносолан следовало бы что-нибудь сказать, но она промолчала.
У Кэйдолан имелось в запасе еще две стрелы. Одну из них решила приберечь, зато выпустила вторую:
- А как насчет того, что волшебник разозлится?
- Лично я с удовольствием проткнула бы его вилами! - выпалила Иное. Надутый толстый старый осел, заморочил мне голову. Не собираюсь болтаться здесь, пока эта Раша и Олибино не отдадут меня в жены какому-нибудь гоблину. Вы сможете вытащить нас отсюда, Первый Охотник на Львов?
- Ваше желание для меня закон, любовь моя.
- Ты с нами, тетя? Кэйдолан вздохнула.
- Да, дорогая, если ты так хочешь, - сказала она, оставив невысказанным последний аргумент.
Неделями молодой великан-джинн крутился около Ино-солан, пытаясь любыми способами добиться ее расположения. Но в Зарке считалось как-то не по-мужски проводить много времени с женщинами, особенно со своей предполагаемой женой. Поэтому возможности Азака в деле ухаживания за Иное были сильно ограничены. Теперь Иносолан будет с ним непрерывно от рассвета до заката. Правда, он по-прежнему не может дотронуться до нее - о, каким благословением иногда оказывается это проклятие! - но зато она будет постоянно под его неусыпным вниманием.
Иное управлялась с ним очень хорошо. Не отвергала, но и не давала согласия. Она была с ним тактична и добра, ничего не обещала, ничего не принимала. Навыки, приобретенные в Кинвэйле, до сих пор служили ей добрую службу. Но принцесса так молода, неприкаянна, одинока. Так нуждается в поддержке. Целый месяц наедине с Азаком! Сможет ли Иное, даже она, устоять перед его логикой, напором, несомненным обаянием?
Кэйдолан не любила рисковать, но она чуяла, откуда ветер дует.
5
На рассвете пустыню окутал столь необычный для этих мест туман. Впрочем, возможно, это был и не туман вовсе, а облако, потому что к рассвету путники были уже высоко в горах.
Отъезд из Высоких Журавлей прошел без сучка без задоринки. Иное зачарованно следила за Азаком, который сумел обмануть всех и в деревне, и в караван-сарае. Хотя увидеть в темноте ей удалось немногое, но внимательному уху достаточно рассказали и звуки.
Как выяснилось, знаменитый Кодекс Охотников на Львов заслуживал меньшего доверия, чем пословицы о продажности и бесчестности джиннов. Золото и обещания сделали свое дело. Хотя Иное догадалась, что изгнанные принцы с готовностью пошли на сговор ради будущих высоких должностей при дворе в Араккаране, даже несмотря на то, что обещания Азака стоили не больше их собственных клятв. Однако дело было сделано, победил Азак, а Элкараса предали.
Если поселок и имел охрану, Охотники с нею справились - Иное предпочитала не знать об этом, - но, возможно, лисы не ожидали подвоха от цыплят. Так или иначе, большинство поселковых мужчин отсутствовало.
С верблюдов сняли колокольцы и выпустили из загона. К утру они разбредутся по всей пустыне - ищи ветра в поле. Остальную скотину - мулов, коров, лошадей, даже птицу - тоже выгнали в ночь. Некоторые из животных потом пытались увязаться за беглецами, но все мало-помалу отстали. Охотники на Львов собрали семьи и двинулись на юг в Алакарну. Когда шейх проснулся, оказалось, что у него сразу возникло очень много проблем. Внезапно он стал просто одиноким беззащитным стариком посреди враждебного племени. И довольно долго у него не было никакой возможности организовать погоню.
В горах мулы лучше верблюдов - так сказал Азак. Поэтому Иное встретила рассвет именно на спине мула. У мула бег тряский, но зато эти выносливые небольшие животные могут взбираться по кручам без малейших протестов. И вот уже Высокие Журавли остались далеко внизу.
Ночной ветер стих. Воздух был наполнен жемчужным туманом. Впервые за много недель Иное вдыхала настоящую утреннюю свежесть. Восхитительно! Маленькие копыта мула зацокали по гладкому камню.
- Дорога? - удивилась Иное.
Где-то недалеко от нее маячил Азак. В утренней дымке они казались бестелесными призраками. Иное уже могла различить сквозь туман его улыбку, но она угадывалась в его голосе.
- Точно. Дорога в город. Мы уже час по ней едем. Вот она, то появляется, то пропадает. Видите?
Чуть дальше впереди тракт исчезал в недрах песчаной дюны.
Иное обернулась и убедилась, что Кэйд тоже теперь находится в поле зрения. Она виднелась как неясная фигура на муле. Иное помахала ей рукой. Чудесная старушка Кэйд!
Иное ехала впереди, Кэйд замыкала шествие, Азак то возглавлял его, то ехал сбоку, как того требовала дорога. Даже мулы не спорили с Азаком ак'Азакаром.
Спаслись! Свобода!
Из тумана выплывали валуны и кусты, провожали их в почтительном безмолвии, словно строй почетного караула, и пропадали вдали. Становилось светлее, туман рассеивался. Через несколько минут дорога появилась вновь. Спустя какое-то время мулы оказались в лощине, где дорога опять пропала, но Азак быстро нашел ее на дальней стороне оврага.
Он был очень доволен собой. И не без причины. Как он расправился со всеми препятствиями в Высоких Журавлях! Даже вспомнить приятно. Он отомстил!
Предельно усталая после бессонной ночи, Иное все же отметила про себя, что голова у нее яснее, чем за все прошлые недели. Она сказала:
- Кажется, будто моя голова была завернута в одеяло! Мерзкий старый обманщик! Теперь-то все прояснилось, стало четче и ярче.
- Ну, тогда вы согласитесь выйти за меня замуж.
Она отшутилась, султан рассмеялся. Казалось, Азак испытывал то же чувство облегчения, что и Иное. Он пришел в приподнятое легкомысленное расположение духа. В нем никак не угадывался тот грозный султан, который управлялся со сворой злобных принцев, насаждая жестокость и страх. Он был влюблен.
Однажды Иное привелось увидеть подобное преображение, там, в Кинвэйле, хотя и не такое разительное. Влюбленный мужчина превратился просто в мальчишку. Он шутил и резвился, от души валяя дурака. В обычном состоянии он и предположить не мог, что на такое способен. Она видела, как благородный, достойный трибун прыгает в пруд с рыбками, чтобы достать даме шляпку. Она называла это "распушить хвост". Такое поведение очень шло Азаку. Таким он был вполне приемлем в качестве мужа в Краснегаре. Но как долго все это продлится после того, как отшумит свадебная церемония?
А он ведь чрезвычайно настойчив. Даже сейчас, на рассвете, верхом на муле, после бессонной ночи, когда впереди опасности и неизвестность, а позади - преследование злобного колдуна, Азака занимали лишь ухаживания. Он упорно отклонял все возражения.
- Скажите мне, - говорил он, - что во мне вас отталкивает?
- Во-первых, вы убийца. Я знаю, что вы отравили своего дедушку... А как насчет Хакарада и того змеиного укуса? Ведь змее помогли?
- Разумеется. Змеи не заползают просто так в королевские покои. А тут их было сразу шесть. Одна змея заползла в ботинок и ужалила его.
Иное задрожала.
- Скольких братьев вы убили?
- Восемнадцать. Рассказать вам про дядюшек и кузенов?
Она затрясла головой, не желая смотреть на него. Мулы снова вышли на дорогу, окруженную насыпями, поросшими жухлой травой. На траве блестела роса. Воздух был холодным.
- Хотите, я объясню вам, почему так поступал?
- Нет. Уверена, у вас были причины. И я знаю, что таков обычай вашей страны, так что они не вправе жаловаться...
- Жалобы - вот одна из причин. - Он одновременно и шутил, и говорил всерьез. - Но в Краснегаре рядом со мной не будет родственников, не на кого будет излить свою варварскую злобу. Ведь на обывателей не так весело набрасываться, верно?
- Ох, Азак, я знаю, вы делали это не ради удовольствия, но... Азак, посмотрите!
Туман свернулся, как в прощальном поклоне, и исчез, будто небрежно сдернутая скатерть. Ярко и горячо разлился солнечный свет. Иное в восхищении взглянула на островерхие горы, закрывающие полнеба и как будто нависающие прямо над головой. А скалистые холмы впереди вдруг явили свои истинные размеры и формы. А потом, может быть, еще более впечатляюще и театрально, разрозненные желтые пятна стали, словно разбуженный дракон, прямо на глазах просыпаться и постепенно превратились в руины города. Туда-то они и направлялись. Утес превратился в стену, вершина обернулась башней, ущелье - воротами.
Внезапно закричала Кэйд.
Азак развернул мула прежде, чем Иное успела остановить своего. Она бросила поводья и спрыгнула на землю, внезапно ощутив занемелость и покалывающую боль. А ведь она не прожила и четверти тех лет, что Кэйд. Как могла она так легкомысленно тащить старую женщину без всякого отдыха и привала? Продержать ее верхом целую ночь?
К тому моменту, как она доковыляла до тетушки, Азак уже спешился на некотором расстоянии позади процессии, а Кэйд рассыпалась в извинениях. Оказалось, что старушка уронила молитвенник, только и всего.
Если тетя могла читать во время езды, значит, дела ее обстояли не так уж худо.
- Но все же нам нужно сделать привал, - сказала Иное.
И Азак согласился, когда вернулся с потерянной книжкой. Он привел своего мула. Мул его хоть и был крупнее других, но рядом с Азаком при дневном свете казался просто большой собакой, которую хозяин прогуливает на поводке.
Голубое небо, жаркое солнце, а внизу от крошева скал под ногами до теряющейся в мареве линии горизонта раскинулась пустыня. Иное вдруг показалось, будто она птица. Дух захватывало от этого простора. Иное искрилась восторгом - с высоты глядеть на распростертую под ногами ширь.
Где-то внизу в нагромождении скал спрятался оазис Высоких Журавлей, скопище бандитов, пристанище злого волшебника. Местные наверняка знали эту дорогу и пустятся в погоню, как только переловят свой разбежавшийся скот. Но до сих пор колдун не принял никаких ответных мер. Он не призывал беглецов. Должно быть, потерял их, а может, они уже вышли за пределы его силы.
Но отдых, горячий чай, еда...
- Какой из Богов? - вежливо переспросил Азак, листая молитвенник. Путешественников?
- Смирения, - сказала Кэйд.
Он уверенно, без заминки перелистнул страницы и нашел нужное место, но когда передавал книгу обратно, медно-красная бровь его поползла наверх:
- Сударыня, почему вы решили призвать Их?
Обычно Кэйд отвечала на вопросы Азака подробно и основательно, как это и полагалось женщинам Зарка. Но сейчас она только бросила на него насмешливый взгляд, надменный и по-королевски гордый. Верхом на муле старушка доставала ему до лба, что, без сомнения, сыграло свою роль. А может быть, ей просто расхотелось играть роль "госпожи Фаттас". Так или иначе в ее голубых глазах-льдинках не отразилось ничего, когда она ответила:
- Потому что я уверена, что мы совершили ужасную ошибку, ваше величество. Азак вспыхнул.
- Убежден, что вы ошибаетесь.
- Надеюсь, что да. Я молилась о том, чтобы дожить до того времени, когда я смогу принести вам свои извинения.
В глазах Азака вспыхнула ярость. Он повернул мула, с силой натянув поводья.
6
Кто-то похлопал Рэпа по щекам, чтобы привести его в чувство.
Связанный, он лежал под скамьей на каком-то угловатом тюке. Ног он не чувствовал, а руки казались какими-то чужеродными комками, шевелящимися под спиной. День и ночь слились воедино, как будто он уже не одну неделю лежал ненужным багажом на борту "Кровавой волны". Даже в тайге ему не было так холодно. Голова его гудела от ударов, обрушившихся на него, когда двое несчастных поднялись на борт. Он-то вовремя заметил засаду и успел подготовиться. В отличие от Гатмора. Тот до сих пор лежал рядом с Рэпом безжизненным свертком.
Шторм завывал не стихая. Калкор с наглой беспечностью поставил средний парус, и "Кровавую волну" носило по волнам как перышко. Она заваливалась то на нос, то на корму, то на один борт, то на другой. Корабль скрипел и стонал под ударами волн, но корабли-орки столь же несокрушимы, как и сами разбойники-джотунны. Даже в темноте Рэпу видны были огромные валы: зелеными горами вздымались они выше мачты. И становились все громаднее.
- Воды, - прохрипел он.
Единственная влага, которой приходилось ему довольствоваться, был дождь и соленые брызги. Он увидел склонившегося над ним волосатого гиганта.
- Что, придурок, плохо тебе? - Голос этот, похожий на низкое ворчание, показался знакомым. Он родился из ночных кошмаров.
- Воды!
Дарад врезал ему кулаком в правый глаз. Рэпу, замерзшему и окоченевшему, боль показалась неожиданно резкой. На мгновение она затмила все, убийственная, невыносимо тошнотворная. В глазах закружились зеленые пятна.
Когда сознание немного прояснилось, джотунн ухмылялся своей волчьей пастью. Здоровенные клыки подчеркивали отсутствие передних зубов, и верхних, и нижних.
- Андор ведь говорил, что достанет тебя хоть из-под земли. Ну вот, мы тебя и достали. Я достал!
- Дружок он твой, что ли? - прохрипел Рэп. - Этот Калкор?
Дарад кивнул и осклабился. Отвратительный, как тролль, и почти такой же огромный. С любым другим из пятерых можно было бы поспорить, но Дарад был непробиваемо туп.
- Он хотел сделать мне приятное!
- Как ты сошелся с ним?
- Удача, кретин. Просто удача. Фавн, теперь ты мой. Подарочек от Калкора. Теперь ты выложишь мне свое слово.
- Я не знаю...
Удар обрушился на другой глаз. О Боги! Еще больнее.
- А Тинал думает, что знаешь. Мне этого достаточно. - Дарад толстым пальцем почесал свои гоблинские татуировки. - Ты заговоришь у меня.
Рэп узнал Дарада среди налетчиков. Именно из-за этого он, как маньяк, бросился обличать Калкора - он-то знал, что именно нужно этим разбойникам в Дартинге. Отчасти подобное безрассудство объяснялось остатками его собственной ярости. Если бы не это, он бы, конечно, убежал, и, наверное, мог бы спастись (если не стал бы задерживаться, помогая женщинам и детям). Еще немного, и он избил бы Оги; зато теперь Рэп получил сполна за то, что потерял контроль над собой.
И за то, что повел себя так глупо! Он ведь знал, что Дарад всегда был опасен, но надеялся, что сможет затеряться в Дартинге под прикрытием нескольких сотен джотуннов. Если бы он пораскинул мозгами, предоставленными ему при рождении специально для этой цели, то сообразил бы, что кое-кто из этих джотуннов мог быть завербован Дарадом. Так что именно Рэп навлек на Дартинг смертоносный налет северного тана, а за такое зло никакое наказание не было бы слишком жестоким.
Жалобы и мольбы тут вряд ли помогут, а раскрыть свое слово - значит потерпеть полное и окончательное поражение. К этому Рэп не был готов. Пока не был.
Поэтому он дал Дараду чрезвычайно неприличный совет, выученный в свое время у Гатмора. Результатом был град ударов и моментальная потеря сознания. Это было большим облегчением.
Перо скрипит, поток неумолим
Бегущих слов; и не прикажут им
Вернуться вспять ни разум твой, ни стыд,
И всем слезам ни одного не смыть.
Фицджеральд. Рубай Омара Хайама (71, 1879)
Часть третья
ГДЕ ТЫ, МИЛАЯ, БЛУЖДАЕШЬ?
1
- Кивни, если не спишь. - Шепот прозвучал прямо в ухе.
Боль напомнила Рэпу о том, что он еще жив, и он слабо кивнул.
- Ты можешь освободиться?
Гатмору не было нужды говорить шепотом: шторм бушевал, и вокруг все ревело, каждый канат звенел, каждая доска на "Кровавой волне" трещала и стонала, принимая удары чудовищных волн. Судя по всему, разбойникам сейчас было не до пленных.
Рэп покачал головой. По лицу его текла морская вода.
- Сколько мы уже здесь?
- Судя по твоей щетине, дня два.
Гатмор был мертвенно бледен, в волосах его чернела запекшаяся кровь. В глазах капитана играл сумасшедший огонек. Он встревожил бы Рэпа, если бы хоть что-то в этом мире еще могло бы его встревожить.
- Было побоище?
Рэп кивнул. Он слышал обрывки похвальбы, видел, как чистили и затачивали окровавленные топоры. Он даже узнал среди горестной добычи, разбросанной в беспорядке по палубе, несколько вещиц, брошек и безделушек.
Гатмор выдохнул и закрыл глаза. Он до безумия любил троих своих сыновей, а жене выказывал столь сильную привязанность, на какую только способен джотунн. А его возлюбленный "Танцор гроз" теперь, скорее всего, грудой пепла лежал на берегу.
- Похоже, они оставили нас здесь умирать, - прохрипел Рэп.
Моряк покачал головой.
- Просто хотят, чтобы мы хорошенько размякли и стали податливей.
Фавн молчал, боялся, что начнет всхлипывать. Он так ослаб. Мужество и упорство лучше демонстрировать, если ты полон сил, а тут холод, голод, боль дни и ночи напролет высосали из него всю его волю. Как не потерять силу духа, когда тело так жестоко изранено? Да еще беспомощность, которая, как известно, рождает страх.
Ясновидение открывало еще более безрадостную картину. Когда корабль кренился на левый борт, Рэп упирался ребрами в глиняные бутыли с вином. Он мог даже прочитать этикетки. Когда же корабль наклонялся вправо, тяжелый бочонок бил Рэпа по колену. В бочонке, он знал, хранилась солонина. Большая часть груза "Кровавой волны" представляла собой награбленную добычу: золото, драгоценности, украшения, набитые в мешки и в большинстве своем поломанные. Но в пределах досягаемости было в достатке еды и питья - если бы только он не был связан!
Он мог видеть всех налетчиков, каждого с набитым ртом и мертвецки пьяного. Как же они жрали! Даже в самом центре бури, когда "Кровавая волна" в любую минуту могла потонуть, моряков заботили лишь удовольствия. Показать страх или даже высказать обоснованные опасения - нет, это не для джотуннов.
Если Калкор задумал, чтобы они размякли, то он, безусловно, добился своей цели.
Темень и холод. Соленые брызги. Иногда дождь. Помогает.
Туда-сюда по палубе, на теле не осталось живого места.
Жажда, чудовищная, обжигающая жажда. Сапогом в ребра, если пикнешь.
Сам напросился в это плавание, идиот безмозглый. Уж не рассчитывал ли ты на каюту первого класса? Голод, холод, жажда. Тошнит от запаха собственной одежды. Гатмор прошептал:
- Зачем ты вмешался? Если ты знал, что это Калкор, почему не отвел от нас Зло?
- Я знал, что он пришел в Дартинг за мной.
- Ты думал, что ему будет достаточно тебя? Что он пощадит город?
- Да, наверное.
- Чувствуешь себя виноватым?
- Может быть. А ты? Ты зачем полез?
- Из-за того же.
Жажда. Плеск. Кости болят. Темень. Холод... Один-два удара от проходящего мимо Дарада. Проверял, хорошо ли размяк. Снова Гатмор:
- Значит, у Калкора теперь есть ясновидец. Ты будешь его глазами.
- Нет!
Так уж и нет, господин Рэп? Даже если он сейчас придет и сделает тебе предложение, господин Рэп? Штурман на орке - непыльная работка. Просто вести по ночам корабль вверх по рекам, а дальше понятно что - смерть и насилие, верно, господин Рэп? Обнаруживать охрану. Находить спрятанные сокровища: золото под полом, девственниц на чердаках. И плата хороша: все твое, что унесешь, все женщины, каких поймаешь. Примете ли это предложение или останетесь здесь лежать, господин Рэп?
У тебя есть время, чтобы подумать.
Убить себя, господин Рэп? Мужества не хватит. Может, сделаете это позже, когда будете лучше себя чувствовать?
Холод, жажда. Начинается бред. Иное на лошади. Иное и Дарад. Андор. Блестящая Вода - сумасшедшая ведьма.
Опять они жрут. И пьют.
Всплеск и шлеп...
"Кровавая волна" была ниже и длиннее "Танцора гроз", но все же это была всего-навсего ладья, без всяких роскошеств вроде кают. На на корме стояли люди - в такую погоду к рулю нужно было ставить не одного рулевого. Если корабль повернется боком к волнам, он мгновенно опрокинется. Под этой крошечной палубой находилось единственное укрытое местечко. Там тан Калкор подвесил гамак. Там же у него стоял и стул - трон, на который он усаживался, едва пробудившись, и откуда изредка ронял ленивые слова в ожидании лучшей погоды. Лучшей в его понимании - значит, подходящей для очередного налета.
Матросы балагурили, готовили еду, чистили оружие, но больше просто слонялись без дела. Корабль отнесло штормом, и никто не знал куда. Грести в такую погоду было совершенно бессмысленно. Прямо по курсу могли вдруг появиться скалы, но джотуннам не пристало бояться.
Несмотря на пронизывающий ветер и дождь, почти ни на ком из матросов не было надето ничего, кроме простых кожаных штанов. Волосы их и бороды развевались по ветру или спутались в промокшие мочалки цвета золота, серебра или меди. В их облике было что-то безумное, безжалостное, какая-то животная злоба. Даже если не видеть достопечального корабельного груза, одна внешность джотуннов убедила бы любого в том, что дурная репутация орков вполне заслужена. Разговоры их напоминали кошмарные сны. Расскажи ему сейчас любую историю про них - и он поверил бы. Они соревновались в жестокости, и каждый старался перещеголять соседа в содеянных зверствах. Сострадание у них считалось хуже трусости. Жестокость - вот их кредо.
У Рэпа не было сомнений, что они убили в Дартинге всех, кого смогли поймать, - женщин, детей, даже безобидных маленьких гномов, он слышал их шуточки насчет того, как трудно счищать гнома с топора.
И ведь срабатывало! Калкор потерял в Дартинге всего одного человека, того, которого убил Бруэл, хотя в Дартинге было полно бойцов, способных оказать сопротивление. Они ведь могли отогнать налетчиков камнями или, по крайней мере, отплатить им как-то за весь этот кровавый пир, а вместо этого они дрогнули перед одним именем орки, сдались без единого слова и сами стали частью жуткой легенды. Зверство взращивало само себя.
Но как смел Рэп осуждать? Он сам чуть-чуть не убил Оги - только весть о Калкоре остановила его, - малыша Оги, который, может быть, действительно считал, что оказывает приятелю услугу, организуя для него турнир, а сам тем временем подзаработает на темной лошадке. Типичный имп! С того времени, как Рэпу стукнуло тринадцать, когда он разбил Гиту челюсть, ему удавалось держать себя в руках, но берсеркерова ярость не исчезла совсем, она хранилась подспудно где-то внутри. Он бы точно покалечил Оги, если бы не случай. Калкор, вероятно, чувствовал примерно то же, ведь у них с Рэпом в жилах текла одна и та же кровь джотуннов, но только Калкора это чувство охватывало гораздо чаще.
2
Чьи-то сильные руки вытащили Рэпа из затхлого угла и развязали. У него настолько все онемело, что он не мог ухватить губами носик предложенной поилки, поэтому поилку сунули ему прямо в рот. Над ним склонился рыжебородый исполин, не старше его самого, настолько напоминающий его старого друга, что поначалу Рэп подумал, не галлюцинация ли это. Но Кратаркран должен сейчас сидеть дома в Краснегаре, в безопасности и тепле, зарабатывая честно на жизнь, а этот молодец - убийца. И его отвращение к грязному вонючему полудохлому фавну вполне понятно.
К счастью, недостатка в свежем воздухе по-прежнему не ощущалось, шквал улегся. Небо просветлело, и Рэп теперь мог бы видеть глазами почти так же хорошо, как и мысленным взором, если бы не практически полностью заплывшие веки (спасибо миленьким шуточкам Дарада). Волны не уменьшались и не уменьшатся, возможно, еще несколько дней. Свежий воздух, дождь и холод. Но он настолько ослаб, что не мог даже дрожать.