Лукас хмыкнул, но подчинился.
   — "Черная Мария" вызывает на связь Мелвила Бенуа! Мелвил, ты слышишь меня? — рявкнул Лукас в микрофон. — Ответь, Мелвил! Прием!
   Тишина и треск статики.
   — Мелвил, отзовись!
   Ничего.
   Внезапно тишину прорезал хрипловатый голос:
   — Эй, черненький! С тобой говорит Жеребец Маффин! Может, хватит захламлять эфир этим колдовским дерьмом? О'кей? Прием.
   Голос был новым, и радиоклички Лукас не знал, но интонация знакомая. Дальнобойщик-дикарь с эмблемой на плече и полным брюхом мезедрина. Иногда эти беломазые за рулем грузовика доводили Лукаса до белого каления. Племя дальнобойщиков — как любая другая субкультура. Есть нормальные парни, есть и дерьмо.
   Лукас хотел было уже ответить, но тут Софи выхватила у него из рук рацию и язвительно проговорила в микрофон:
   — Мы поняли тебя, умник. Интересно, что у тебя короче — ум или член?
   — Тебе что за дело, черненькая? В твой ротик все равно не влезет!
   Лукас выхватил микрофон:
   — Слушай, ты, козел, хочешь поговорить со мной с глазу на глаз на ближайшей развязке? Рад буду тебе все объяснить лично.
   — Заманчивое предложение, черножопый! Жаль, у меня нет времени...
   — Я почему-то так и думал.
   — Да пошел ты...
   — После тебя.
   Положив рацию на место, Лукас откинулся на спинку и потер ладонями лицо. Он буквально чувствовал бешеную ярость Софи, исходившую от нее словно жар от печи. До крови закусив губы, она не отрывала взгляда от дороги. Лицо было искажено гневом. В минуты бешеной ярости она всегда молчала и закусывала губы.
   — Суки беломазые, — минуту спустя хрипло произнесла наконец Софи. — Ненавижу...
   Достав из отделения для перчаток еще одну сигарету, Лукас сказал:
   — Послушай, я пытался найти этого парня...
   — Ты не перенапрягся! — отрезала Софи.
   Лукас вздохнул и хотел было что-то сказать, как вдруг в кабине снова раздался чей-то незнакомый голос:
   — Вызываю «Черную Марию»! Вызываю «Черную Марию»! Прием!
   Мягкий голос явно принадлежал пожилому мужчине.
   Лукас взял в руки микрофон:
   — Я «Черная Мария». Слышу вас, канал одиннадцать!
   — Я Бумер! — продолжал мягкий мужской голос. — Если тебе нужен этот сдвинутый парнишка по имени Мелвил, ищи его на девятнадцатом канале. Последний раз я там его слышал.
   — Спасибо, Бумер! Где ты находишься?
   — Сельская дорога девяносто шесть, двигаюсь на запад, только что проехал Альмавиль, — слегка помедлив, ответил старик.
   — Что за машина у тебя, Бумер?
   — Небольшой пикап, — хихикнул старик. — Развожу почту вот уже двадцать лет. Но люблю поболтать с дальнобойщиками.
   Усмехнувшись про себя, Лукас мысленно представил себе рутинную работу старика. Каждое утро, еще до рассвета, он загружает свой пикап охапками свежих газет, письмами, бандеролями, посылками и едет по привычному маршруту — от фермы к ферме, от одного почтового ящика к другому...
   — Спасибо за информацию, Бумер, — сказал Лукас. — Осторожнее на дороге, береги себя.
   — Вас понял. Удачи и конец связи, — чуть погодя откликнулся старик.
   Лукас переключился на девятнадцатый канал и стал вслушиваться, пытаясь выловить из помех страдальческий голос Мелвила Бенуа. Спустя несколько секунд он включил микрофон и сказал:
   — "Черная Мария" вызывает Мелвила Бенуа! Отзовись, Мелвил!
   И снова только треск статики.
   Лукас начинал потихоньку злиться. Какого черта он так упорно ищет сумасшедшего братца, чтобы получить очередной поток психического бреда? Но в озабоченности Софи было что-то такое, что Лукас не мог отмести с порога. Она была не из тех, кто легко поддается на удочку дорожных шутников. И если она думает, что Мелвил не врет, то очень может быть...
   Внезапно Лукас услышал чей-то плач, едва пробивавшийся сквозь шумы и помехи. Сначала он решил, что это ему просто послышалось. Но потом явственно расслышал отчаянные, рвущие душу всхлипывания и стоны, временами переходившие чуть ли не в собачий вой.
   Это Мелвил Бенуа плакал навзрыд.
   Лукас поглядел на Софи. Не отрываясь от дороги, она вела грузовик на полной скорости, одновременно прислушиваясь к звукам, доносившимся по рации. Лукас понял, что плач Мелвила подействовал на нее не меньше, чем на него.
   Поднеся микрофон ко рту, Лукас мягко произнес:
   — Мелвил Бенуа, это ты? Ты слышишь меня? Это «Черная Мария»!
   Плач не прекращался. Но через несколько секунд хриплый, вконец измученный голос Мелвила зазвучал в кабине:
   — Привет, «Черная Мария»... Ты слышишь меня, «Черная Мария»?
   — Мелвил?
   — Да, это я... только мне тут хреново...
   — Успокойся, браток...
   До слуха Лукаса донесся сдавленный всхлип, отдаленно напоминавший смех сквозь слезы.
   — Я оказался в страшном дерьме, «Мария». Запасной бак почти пуст. Еще сорок... или пятьдесят миль... а потом... Блин, друг, ты мне должен поверить... я тут погибаю...
   Лукас понял, что парень едва сдерживает безумные рыдания.
   — Послушай, Мелвил, ты постарайся успокоиться. Просто постарайся.
   Мелвил внезапно затих, а потом тихо проговорил:
   — А чего ты от меня ждал? Я ж тебе все рассказал — я проклят! Чего вы все от меня хотите?!
   Лукас помолчал несколько секунд. Такое было чувство, словно этот парень идет по карнизу небоскреба и каждую секунду может свалиться вниз, на асфальт Было это лишь в его воображении или нет, но единственный способ снять парня с карниза — это какое-то время ему потакать.
   — Друг, почему бы тебе не рассказать нам все как есть и подробно?
* * *
   Возбужденный рассказ Мелвила занял меньше пяти минут. Все это время Лукас и Софи только слушали. Впрочем, время от времени Лукас ловил себя на мысли: что подумают все остальные водители, следящие за их беседой по служебной связи?
   А история была достойна оперы.
   Мелвил Бенуа был поваром. Причем не рядовым жарщиком котлет из уличной закусочной, а настоящим дипломированным шеф-поваром. Азам этой профессии он научился на флоте. Когда срок службы кончился, он поступил в престижную кулинарную школу «Эскофье» в Нью-Орлеане.
   Чуть больше года назад Мелвил безумно влюбился в свою сокурсницу, красивую белую девушку по имени Саманта Мосби. Влюбленная парочка поселилась в небольшой квартирке во Французском квартале и в конце концов объявила о помолвке. Но была одна загвоздка. Родственники Саманты без всякого восторга отнеслись к появлению среди них афро-американца. Клан Мосби, один из самых состоятельных, древних и консервативных в Мобиле, намертво стоял против любой формы интеграции. Особенно сильно брызгала слюной двоюродная бабушка Саманты — полусумасшедшая старуха.
   Собственно говоря, Мелвил почти ничего не знал о восьмидесятидевятилетней Ванессе Дега. Ходили слухи, что старуха жила на атолле Эгг-Айленд неподалеку от побережья Мексиканского залива, в доме, построенном еще до Гражданской войны. Но поговаривали также, что она, наполовину парализованная и выжившая из ума, доживает свой век в каком-то приюте для престарелых. Кто-то всерьез считал ее самой настоящей ведьмой. Даже Саманта мало что знала о своей двоюродной бабушке.
   По мере того как приближался назначенный срок бракосочетания, Мелвил стал всерьез беспокоиться, что семья Мосби, и в особенности престарелая Ванесса, может что-нибудь подстроить, чтобы свадьбы не было.
   И вот три дня назад худшие опасения Мелвила подтвердились.
   Он возился со своей машиной, меняя в двигателе масло, когда позади него раздался странный звук и кто-то похлопал его по плечу. Мелвил обернулся и тут же получил сильный удар в челюсть. Он хлопнулся всей спиной на машину и сполз на землю. Нападавшего он не успел разглядеть, поскольку потерял сознание тут же.
   — Очнулся я уже в машине...
   Голос Мелвила, пропущенный сквозь радиоэфир, явно принадлежал вконец отчаявшемуся человеку, из последних сил цеплявшемуся за спасательный плот.
   — И что было потом? — спросил Лукас, не веря ни единому слову.
   Софи, сидевшая рядом с ним за рулем, с напряженным вниманием вслушивалась в рассказ Мелвила. Она забыла даже стряхнуть пепел с сигареты, и он изогнулся китайской змейкой, какими играют дети в День Независимости.
   — Вот тут-то и началось самое странное, — сказал Мелвил заметно дрогнувшим голосом. — Очнувшись, я понял, что прусь куда-то, как долболоб. Кто-то вдвинул меня за руль моего «камаро» и пустил катиться по Дольфин-стрит...
   — Ага, ну и что?
   — В салоне машины было полно какой-то фигни, сиденья были чем-то исписаны, будто кто-то обмакнул пальцы в жидкое дерьмо, а потом исписал все поверхности! Потом до меня дошло! Все эти звездочки, магические слова, заклинания, всякое прочее дерьмо... Кто-то наложил на меня проклятие! Наверное, старая сука Дега! Эта сука и наложила на меня проклятие! Было и еще кое-что другое...
   Лукас щелкнул кнопкой передачи:
   — В каком смысле — другое?
   Пауза. Потом в треске статических помех голос прорезался вновь:
   — Я понимаю, что ты ни хрена этому не поверишь, но я точно знаю, что все это дерьмо взяли из чьей-то могилы — прах, засохшие цветы и еще одна штучка...
   Софи и Лукас переглянулись. Торопливо выплюнув изо рта сигарету, Софи схватила микрофон:
   — Откуда ты знаешь, что все это взято из чьей-то могилы?
   — Просто знаю, — донесся голос. — По запаху всей этой дряни, по тому, как волосы у меня встали дыбом... ну, я понял, что все это сделала старая сумасшедшая расистка, эта сука Дега.
   Последовала долгая пауза.
   — И что ты стал делать? — нарушила молчание Софи.
   — Первым делом взял в свои руки управление машиной, решив остановиться у первого же уличного телефона, чтобы позвонить в полицию и Саманте. Но я знал, что случилось что-то плохое, и очень плохое... Я чуял беду всем своим нутром, и когда остановился и вышел из машины, чтобы позвонить, тут я понял, где собака зарыта.
   Снова последовала пауза. Софи подождала несколько секунд, потом тихо произнесла в микрофон:
   — Говори, Мелвил, мы тебя слушаем.
   — Я остановил машину, — раздался сдавленный голос Мелвила. — Потом вышел и попытался набрать нужный номер... но... не знаю, как вам объяснить... я никак не мог заставить себя стоять на месте... не мог остановиться. Должен был вернуться в этот проклятый «камаро» и ехать...
   Мелвил замолчал, и прошло еще несколько минут, прежде чем он снова заговорил. На этот раз в его голосе звучали слезы:
   — И тут я и обнаружил записку.
   Софи и Лукас снова переглянулись.
   — Записку? Какую записку?
   — Эта чертова бумажка торчала из бардачка. На желтой бумаге, темными чернилами, изящным мелким почерком. Я сразу понял, что это от старой ведьмы Дега! В записке сообщалось, что они Саманту забрали обратно в Мобил, а мне остается только молиться, потому что отныне я обречен. Остальное было написано латинской абракадаброй...
   Лукас откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза ладонью и тихонько рассмеялся:
   — ...ребята в белых халатах уже на подходе...
   Софи сердито шикнула на него.
   — И вот уже почти трое суток, — продолжал Мелвил, — я все еду и еду, пытаясь найти Саманту, получить от кого-нибудь помощь... Но Саманта словно исчезла с лица земли...
   Софи щелкнула микрофоном:
   — А как вышло, что у тебя еще не кончился бензин?
   — А я медленно проезжал мимо заправок, бросал заправщикам деньги и умолял их залить в бак моей машины галлон бензина, а сам выл от боли, как младенец.
   — От боли? — Лукаса заинтересовала сложность этого бреда.
   — От боли, — подтвердил сдавленный голос. — Когда я останавливаюсь, на меня откуда-то изнутри волнами накатывает страшная боль. И с каждой новой остановкой все сильнее... И такое чувство, словно...
   Внезапный взрыв помех заглушил голос Мелвила.
   Лукас протер глаза и щелкнул выключателем:
   — Эй, Мелвил! Ты слышишь меня? Куда ты пропал?
   Из динамика донеслись стоны и всхлипывания Мелвила:
   — Неужели вы не поняли, что я говорю? Не можете распознать дьявольское проклятие, когда вам о нем говорят?
   Лукас решил, что хватит.
   — У меня есть для тебя хорошие новости, командир. Проклятий не бывает, Мелвил, компрендо? Ты жертва самовнушения.
   Тишина в ответ, только двигатель гудит да шины шуршат.
   — Мелвил, ты слышишь меня?
   Тишина.
   — Вызываю Мелвила, отзовись, Мелвил!
   Снова тишина.
   Лукас взглянул на сидевшую за рулем Софи. Она неотрывно глядела на шоссе, но на ее лице читалась напряженная работа мысли. Облизнув губы, она взяла у Лукаса микрофон:
   — Мелвил, если ты нас слышишь, откликнись! Прием.
   И снова никто не ответил. Некоторое время в кабине был слышен лишь радиофон да ровный шелест всех восемнадцати колес тягача с прицепом. Обернувшись к Лукасу, Софи сказала:
   — Извинись перед ним.
   — Чего?!
   — Парень тебе двадцать минут рассказывал о своей беде. Бред это или нет, но он открыл тебе свою душу, а ты? Ты в ответ просто плюнул ему в лицо! Прошу тебя, Лукас, сделай это для меня, не для него. Прошу тебя, извинись перед ним!
   Лукас недовольно поморщился:
   — О Боже ты мой...
   Потом взял микрофон и щелкнул переключателем:
   — "Черная Мария" вызывает Мелвила... Браток, извини, что я так на тебя наехал...
   Он переключился на прием и стал ждать ответа. Наконец послышались сдавленные рыдания, и слабый голос Мелвила произнес:
   — Ты ни в чем не виноват... Трудно поверить в то, что я рассказал, но, клянусь Всевышним, это чистая правда!
   — Мелвил, — мягким, успокаивающим голосом начал Лукас, — представь себе на минуточку, что мы хотели бы тебе помочь. Что бы ты хотел, чтобы мы сделали?
   — Заправьте мою машину на ходу, — после долгой паузы тихо попросил Мелвил.
   Бросив быстрый взгляд на Софи, Лукас сказал:
   — Не понял тебя, Мелвил, повтори!
   — Я сбавлю скорость до двадцати — двадцати пяти миль в час, — лихорадочно стал объяснять Мелвил, — а вы как-нибудь сумеете вставить заправочный шланг в мой бак, который расположен сзади. Я уверен, вы сможете! С полным баком я продержусь на ходу всю ночь.
   Закрыв глаза, Лукас сказал:
   — Мелвил, послушай, если то, что ты рассказал, действительно правда... если ты действительно не можешь остановиться, то такая заправка на ходу только оттягивает неизбежное. Рано или поздно тебе все же придется остановиться.
   — Но я надеюсь... — пробормотал Мелвил, — я молю Бога... если мне удастся продержаться еще одну ночь, Саманта все же найдет меня, а она знает, как снимать прокля...
   — Послушай, — перебил его Лукас, — мне бы очень не хотелось...
   Внезапно Софи схватила его руку и прошептала:
   — Выключи микрофон, мне нужно тебе кое-что сказать.
   — Погоди минутку, Мелвил. — Лукас выключил микрофон и обернулся к Софи. В зеленоватом внутреннем освещении она была похожа на призрак. Губы поджаты, глаза смотрят на дорогу. Лукасу было отлично известно, что значит такое выражение лица Софи. Завертелись шестеренки женской хитрости.
   — Лукас, а ты в самом деле такой азартный игрок, каким хочешь казаться? — В голосе Софи слышалась неприкрытая подначка.
   — Ты о чем?
   — Ставлю сотню баксов, что тебе этого не сделать!
   Лукас был просто ошеломлен:
   — Да брось ты!
   Софи ехидно улыбнулась:
   — Успевать ко времени нам некуда, заказы нас не ждут, и едем порожняком. Мне это до смерти наскучило, а ты жиреешь и стареешь. Я ставлю две сотни баксов, что ты не сможешь заправить машину этого парня на ходу!
   Лукас чуть не застонал от ее слов. Он просто не верил своим ушам!
   — Да ты представляешь, что с нами сделает дорожная полиция за этот фокус?! Черт побери! Полиция штата наверняка уже слушает Мелвила всю ночь. Ты хоть понимаешь, чем это может кончиться?
   — В гробу я видала всю дорожную полицию.
   — Тебе легко говорить, не тебе в случае чего задницу подставлять. Не успеешь глазом моргнуть, как наша лицензия тю-тю!
   Софи все так же ехидно улыбалась:
   — Две сотни баксов, что не сможешь.
   Лукас почувствовал, как внутри у него что-то перевернулось. Софи отлично знала его слабое место и уже не в первый раз на него давила. Года два назад на одном складе в Лаухлане, в Неваде, она втравила его в покер с высокими ставками — неосторожность, которая стоила Лукасу шестисот баксов да еще и новехонького комплекта брызговиков в придачу. В другой раз она поспорила с ним на три сотни баксов, что он не сумеет вписать тяжелый «кенворт» в очень крутой поворот у Эстес-парка в штате Колорадо. Пари Лукас выиграл, но разбил при этом боковое зеркало и проколол две шины. После того случая он осторожно относился к подначкам Софи.
   Поджав губы, Лукас сказал:
   — У тебя всего-то денег доллар девяносто восемь центов.
   — Не веришь? Загляни в мой кошелек!
   — Не полезу я в эту авантюру.
   — Эх ты, мокрая курица!
   — Ладно, проехали.
   — Ты просто боишься.
   — Дай мне отдохнуть от женской психологии! — Лукас достал маленькую сигару и снова закурил. — Я бросил держать пари еще в прошлую пятницу.
   — Да ладно тебе! — не унималась Софи.
   — Я сказал «нет»!
   — Признайся, — улыбнулась Софи, — тебе все же любопытно: а вдруг получится?
   Лукас раздраженно хмыкнул, притворяясь, что уже забыл о ее предложении. Однако, по правде говоря, ему действительно было весьма любопытно поглядеть на этого Мел вил а — хотя бы для того, чтобы убедиться, что все это розыгрыш. Кроме того, в словах Софи имелась определенная доля истины. Со временем Лукас действительно стал скучновато-осмотрительным, старался поменьше рисковать и ждал времени, когда накопит достаточно денег и сможет уйти на покой.
   Конечно же, все это были лишь рассудочные и неискренние доводы. А истинная причина была одна — само пари. Азарт игрока.
   — Вот интересно мне знать, — выдавил наконец Лукас, глядя на Софи и восхищаясь ее улыбкой Чеширского кота из «Алисы в Стране Чудес». — Ты пытаешься втянуть меня в эту авантюру, чтобы помочь парню, или просто хочешь еще раз посмотреть, как я буду строить из себя дурака, как в прошлый раз?
   Софи ненадолго задумалась, а потом ответила, что того и другого поровну.
   Лукас расхохотался и спросил:
   — А кто же будет потом вытаскивать нас из тюрьмы?
   — Ты что-нибудь придумаешь! — еще шире улыбнулась Софи.
   — Крыша у тебя съехала...
   — Не тяни волынку, Лукас.
   — Ну почему я?.. — простонал он, не выпуская сигару изо рта.
   — Мое последнее слово — две сотни баксов.
   Лукас бессильно опустил голову. Это означало, что он сдался под напором Софи. Дело было сделано, пари — заключено.
   — Черт бы меня побрал, — пробормотал Лукас и протянул руку к отделению для перчаток, где хранилась пачка маршрутных карт и описаний, стянутая резиновым кольцом. Вытащив нужную карту, Лукас внимательно разглядел ее и, взяв в руки рацию, вызвал Мелвила:
   — Ладно, браток! Сегодня у тебя счастливый день.
   После недолгой паузы в ответ раздалось:
   — Спасибо, друг! Черт побери! Спасибо, «Черная Мария»! — но вместо облегчения в голосе Мелвила слышалась невыносимая боль.
   — А теперь слушай двумя ушами, Мелвил, — сказал Лукас, отчеркивая ногтем черту на карте. — Тащи свою телегу обратно до развязки дороги И-24 с семьдесят девятым шоссе. Ты все понял?
   — Понял, «Мария».
   — Мы примерно через пятнадцать минут наберем тебе горючки и нагрянем в гости. С черного хода.
   Треск статики, потом дрожащий голос Мелвила:
   — Я там буду.
   Лукас взглянул на Софи, закатил глаза к небу и сказал в микрофон:
   — Конец связи, Мелвил. Скоро увидимся.
   Положив трубку, Лукас отключил рацию и устало вздохнул:
   — То-то все мы повеселимся...


3. Каждая собака


   В середине ночи для шерифа Дика Баума существовало только два способа достигнуть должной степени подъема, лежа рядом со своей благоверной супругой, которая была таковой уже двадцать три года.
   Во-первых, можно уговорить Глорию надеть те ярко-розовые трусы с дыркой, которые его брат Мейнард притащил весной семьдесят девятого года из Французского квартала и подарил ради хохмы Бауму на ежегодном балу полиции округа Пеннингтон. За десять лет, что прошли с того времени, Глория надевала их трижды, и каждый раз у Баума немедленно наступала сильная эрекция, длившаяся гораздо дольше обычных десяти — двенадцати минут. К сожалению. Глория была дородной женщиной, и новинка не соответствовала строгим стандартам качества суперподдерживающего белья с двойной прошивкой от «Лейн Брайант», которое она носила. После трех смелых экспериментов розовые панталончики стали напоминать изрядно потрепанную щенячью игрушку.
   Во-вторых, можно было пустить в ход фантазию. В золотые школьные годы в Бартонвилле Баум был невероятным фантазером, особенно в области либидо. В восемнадцать лет он обожал девушек из стриптиза, чьи надувные тугие груди отвечали всем проснувшимся и не проснувшимся мечтам юного Риччи Баума. Потом, после двух лет в колледже и успешного экзамена на звание полицейского, ему стали нравиться сирены кинематографа. Глория Хенкель, верная подружка Дика Баума, запросто превращалась в его мечтах в Энджи Дикинсон в мокрой тенниске или Джанет Лей в стальных наручниках. В семьдесят седьмом, когда Баума избрали шерифом, а с Глорией они отметили десятилетний юбилей супружеской жизни, героинями сексуальных фантазий Дика Баума стали женщины из реальной жизни. Теперь Глория превращалась то в длинноногую контролершу из кинотеатра за углом, то в рыжеволосую адвокатшу из окружного суда.
   Но в данный момент Глория приняла облик смуглой итальянки-регистраторши из зубной клиники Питерборо.
   «Mi amore», — прошептала воображаемая итальянка Бауму на ухо, и вздох ее затрепетал в темноте спальни.
   У Баума зашевелилось между ногами. Повернувшись на бок, он обеими руками притянул к себе Глорию. Она, вздохнув спросонья, погладила его по редеющим волосам. Баум осторожно стянул с ее плеч тонкие бретельки ночной сорочки, открывая взору пышную грудь. В пробивавшемся сквозь портьеры лунном свете он не замечал следов растяжек на ее груди, не видел и проступившей тонкой сеточки голубоватых вен и мелких морщинок на шее и ключицах. Сейчас Глория была для него женщиной из его фантазий, и это вполне устраивало их обоих.
   — Здравствуй, веселая штучка, — хрипловатым голосом прошептала Глория и, слегка раздвинув ноги, притянула к себе мужа. Тот был готов. Ерзая коленями, он приготовился вводить. От Глории пахло кольдкремом, но Дик тут же представил себе, что от нее пахнет терпкими духами итальянки.
   — Возьми меня, дикий жеребец, — прошептала Глория.
   И тут раздался пронзительный, прерывистый сигнал бипера.
   — О нет, только не сейчас, — застонал Баум, с трудом пряча возбужденное мужское достоинство в трусы.
   Это был сигнал служебного полицейского бипера, прикрепленного к поясному ремню, который лежал на кресле рядом с кроватью. Наверняка чрезвычайное происшествие.
   — Черт побери, — пробормотала Глория, с досадой отворачиваясь от Дика, — только я вообразила, что ты — Джеймс Бролин!
   Взглянув на жену, Баум криво усмехнулся. Убрав с ее лба уже начавшие седеть волосы, он наклонился и поцеловал Глорию в нос. Неохотно вернув ему поцелуй, Глория натянула лямочки ночной сорочки.
   Пейджер продолжал сигналить.
   Дотянувшись до ремня, Баум отключил бипер и посмотрел на часы. Было почти четыре часа утра. Он подошел к телефону и набрал номер полицейского участка. Небольшого роста, приземистый и короткошеий, Баум чем-то напоминал небольшой автомобиль немецкого производства: квадратные челюсти, резкие черты лица, кирпично-красный загар — лицо как из гранита. Впечатление — портили костлявые незагорелые ноги, выглядывавшие из широких трусов.
   После третьего сигнала в трубке раздался голос дежурной. Она доложила, что с ним срочно хотел поговорить Делберт Моррисон, помощник шерифа. Баум велел соединить его с помощником, и спустя несколько секунд в трубке раздался голос Моррисона:
   — Приветствую вас, шериф! Как дела?
   — Делберт, у тебя должны быть чертовски серьезные причины, чтобы поднимать меня с постели в четыре часа утра!
   — Шериф, на двадцать четвертом шоссе затевается какая-то заварушка! Я слышал об этом по сканеру минут десять назад.
   Баум потер кулаком глаза.
   — Слушаю.
   В голосе помощника звучала неподдельная тревога:
   — Пара водителей-дальнобойщиков готовится дать небольшое цирковое представление. Они собираются заправить бензобак какой-то машины прямо на ходу!
   — Повтори еще раз!
   — Я говорю, что они собираются заправить топливом машину какого-то пацана прямо на ходу, не останавливаясь! Налицо нарушение правил федеральной комиссии связи и создание аварийной обстановки на дороге! И это только начало!
   — Это точно? — Баум бросил взгляд на Глорию, которая, обернувшись и подперев подбородок кулаком, внимательно наблюдала за мужем.
   Человек на другом конце провода был для Баума вечным гвоздем в стуле. Молодой, добросовестный и наивный, Моррисон вел себя, как чересчур активный породистый щенок. Он тащил шерифу каждый старый ботинок или дохлую птичку, какие только попадались ему на обочине отсюда и до самого Мемфиса. К сожалению, никого другого сейчас у Баума не было. Его второй помощник, Арлин Вильямс, знающий свое дело чернокожий парень из Атланты, на этой неделе слег с гриппом, и шерифу пришлось распределить дежурства между собой и неуемным Моррисоном.
   — Шериф, я вам точно говорю, заправка на магистрали, и люди будут вывешиваться из машин! Может возникнуть крайне опасная ситуация!