Страница:
Аш нахмурилась, спрашивая себя, отчего суллу вздумалось ранить ее именно теперь. Кто же тот враг, который мог бы ранить ее первым, как опасается Арк? Но суровое лицо Арка и его глаза, глядящие из своей глубокой костяной оправы, предупреждали ее без слов: ни о чем меня больше не спрашивай.
Аш неохотно подобрала серп. Рука у нее болела, из ранки на шее текла кровь, и она с трудом удержалась, чтобы не заорать в голос: «Почему ты столько всего от меня скрываешь? Ты сделал меня суллийкой, так доверяй же мне».
Но она промолчала и снова раскрутила цепь. Арк прошел к жующим просо лошадям, выдернул из их загородки березовый столбик и поставил его перед Аш в качестве мишени. Она попыталась направить вращение в нужную сторону, и сухожилия у нее на запястье натянулись, как струны. Сделанный ею бросок запоздал на долю мгновения, и гирька, пролетев мимо столба, устремилась обратно к ней. На этот раз она ударила Аш по спине, вышибла воздух у нее из легких и вырвала из шубы клочок рысьего меха.
Арк хладнокровно наблюдал, как Аш хватает ртом воздух.
— Сделав точный бросок, ты сможешь захватить руку своего врага, его оружие, ногу его коня. Можешь даже убить человека, если метнешь гирю достаточно сильно и попадешь ему в висок или в горло. А если цепь туго натянуть между двумя руками, она превращается в щит, способный отразить удар вражеского клинка.
Арк, подойдя к Аш, взял цепь, протянул ее между ними во всю ее длину и опустил гирю на лед.
— Смотри, — сказал он и обнажил меч. Шесть футов сулльской стали сверкнули перед самым лицом Аш. Один молниеносный удар следовал за другим, и каждый взмах оставлял след в воздухе, но с Аш ничего не случилось. — Это Наза Тани, девять шагов безопасности. Удерживай врага на расстоянии, равном длине этой цепи, и его меч не коснется тебя.
Аш с трудом кивнула, не в силах отвести глаз от его клинка. Он двигался так близко от ее глаз, что она видела сверкающую точку его острия. Она понимала, что это испытание, и боялась провала еще больше, чем укуса стали. Она Аш Марка, Найденыш. Ее уже бросили однажды, и она не даст этому суллу повода бросить ее еще раз. Она стояла, высоко задрав подбородок, не шевелясь и не моргая.
Последующие выпады Арка срезали несколько волосков у самого ее лица, и воин вернул меч в ножны. Тяжело дыша, он сказал сурово:
— Надо было отойти назад. Производя выпад, я делаю шаг в твою сторону и нарушаю границу Наза Тани. Я мог бы снести тебе голову.
Аш вспыхнула. Она не поняла, в чем состоит испытание, и провалила его.
— Поупражняйся в ударах по столбу, пока я сворачиваю лагерь, — с тем же суровым лицом распорядился Арк.
Аш посмотрела, как он затягивает подпругу на сером. Поземка, вихрящаяся вокруг ног скакуна, могла бы заморозить любого коня, но только не его. Серого защищали пряди длинного шелковистого волоса, растущие от самых колен, но Аш вдруг замерзла и охватила себя руками. Ей не хотелось снова браться за серп. Прижаться бы сейчас к серому и зарыться руками в его хранящую тепло гриву.
К тому времени как Арк разобрал загородку, напоил лошадей и навьючил их, Аш научилась попадать по столбу. Это оказалось просто — надо было только вовремя отпускать цепь. При достаточно быстром вращении она обвивалась вокруг столбика, издавая при этом шорох, как ползущая по траве змея. От этого звука у Аш мурашки бежали по коже. Вслед за этим гиря щелкала, точно стальной капкан, и удерживала цепь на месте. Почувствовав, что Арк смотрит на нее, Аш ухватилась за цепь двумя руками и выдернула столбик из снега.
— Вытри цепь и спрячь ее, — коротко кивнув, сказал сулл. — Пора уезжать отсюда.
Аш повиновалась, сказав себе, что вовсе никакой похвалы и не ждала. Солнце быстро поднималось, и лед сверкал всеми цветами радуги, треща под ногами, как хворост на костре. Ночью Арк объяснил ей, что подо льдом пролегает черный сланец, тот самый, из которого вытесывают кремни. По строению он похож на стекло, и вода через него почти не просачивается. Лед, тающий днем, ночью застывает снова, и вся долина удерживает воду, как чаша. Для питья эта влага непригодна, потому что отравлена ядовитыми минеральными веществами. Глядя на лед, Аш видела под ним хвою давно вымерших сосен, коготь какого-то хищника, желтый и кольчатый, как червяк, и блестящие чешуйки кремня.
Великая Глушь — вот что это за место, внезапно поняла Аш.
Она бы вздрогнула, но все ее позвонки будто параличом сковало. Великая Глушь. Неизведанная земля, венчающая собой все карты Северных Территорий. Никто не знает, как далеко она тянется, и ни один путешественник, желавший это выяснить, не вернулся назад. Там пропал без вести Одлин Криф, рыцарь-Клятвопреступник, двадцать третий правитель Вениса. Во время паломничества к Озеру Пропавших им овладело безумие: однажды утром он просто покинул свою палатку и ушел на восток. Его искали десять дней и десять ночей, но тела так и не нашли.
Сев на коня, который в отсутствие Маля поступал в ее распоряжение, Аш попыталась отвлечься от пугающих мыслей. Ее белый мерин на пару ладоней ниже, чем серый Арка, он широк в обхвате, и ноги у него крепкие. Он носит на себе корзины, где лежат палатки, веревки, шесты и прочие принадлежности для разбивки лагеря, а тут еще и Аш на него влезла.
— Ты уж прости, мальчик, — прошептала она и погладила его по носу.
— Он может тушу зубра увезти на себе — такая порода, — неожиданно поравнявшись с ней, сказал Арк. — Твой вес его не тяготит.
Аш кивнула, чувствуя неловкость. Он все время следит за ней, этот сулл.
— Пощупай у него под брюхом.
Аш, недоумевая, подчинилась и у самого бедра нащупала широкую продольную шлею неизвестного назначения.
— Там есть пряжка.
Аш нашла и пряжку, не слишком плотно застегнутую.
— В случае погони потяни за конец ремня. — Арк произнес это небрежно, глядя куда-то вдаль, но Аш ему не удалось обмануть. — Если Несогласный или я вступим в бой, дергай не мешкая. С коня упадет поклажа, и ты сможешь ускакать. Он заговорен майджи, этот конь. Он доставит тебя в безопасное место и вернется только по моей команде.
— А если ты не сможешь больше отдать ему такую команду? — выпалила Аш. Ей тут же захотелось взять свои слова назад или как-то извиниться, но она вспомнила о своем приемном отце и промолчала.
Помолчав некоторое время, Землепроходец сказал:
— Тогда тебе придется ехать на восток одной и найти там Срединные Огни. — Он держался с достоинством, но Аш поняла вдруг, что способна причинить ему боль.
Осознав это в полной мере, она спросила:
— Что такое «маэрат»?
— Чудовище, порожденное тенью. — Облака закрыли солнце. Руки Арка в перчатках из росомашьего меха держали поводья спокойно, не натягивая их, но напряжение всадника, видимо, все-таки передалось коню: серый прижал уши и мотнул хвостом. Мерин Аш тоже сбился с ноги.
— Это его Маль убил тогда в горах?
Арк кивнул.
— Несогласный считает, что его поставили стеречь дорогу на Ров, а где один, там и другие. Надо соблюдать осторожность.
Где один, там и другие... Аш ощутила боль ниже подбородка, где порезал ее Арк.
— Мы из-за этого едем через Великую Глушь?
Арк обернулся.
— Что ты знаешь о Великой Глуши, Аш Марка?
— Знаю, что мы сейчас в ней и уходим в нее все глубже.
— Оглянись и скажи мне, что ты видишь.
Аш сообщила, что видит лед, горы и небо.
— Значит, Прибрежный Кряж тебе виден? — Аш кивнула, и Арк странно сдержанным голосом стая продолжать: — И ты полагаешь, что из Глуши можно видеть какие-то знакомые приметы? Ты считаешь возможным думать: «Я в Глуши, но стоит мне повернуть на запад к этим горам, и я выберусь из нее»?
Арк подождал, но Аш нечего было ответить.
Молчание затянулось, и Аш за это время успела оспорить много разных своих предположений. Тогда Арк, удовлетворенный неуверенностью, которую поселил в ней, заговорил уже более мягко:
— Мы едем вдоль края Глуши, там, где земля не меняет своего вида и звездам можно доверять. Но стоит тебе проехать полдня на север, Аш Марка, и ты пропала. Направившись к горам, которые будто бы видны вдали, ты будешь ездить по кругу, пока твоя иссохшая кожа не потрескается и твой конь не падет под тобой. По Глуши не путешествуют — она сама водит тебя, как нужно ей. Мы называем ее Глор Скаллис, Страной Упавшего Неба. Все приметы, долженствующие оставаться на месте, перемещаются там, как облака. Как только взойдет луна, на горизонте появляется другая, и ты не знаешь, которая из них настоящая, а которая ложная. Свет рисует причудливые картины, и даже суллы не способны отличить то, что создано им, от того, что создано богами; лишь потрогав все собственными руками, мы можем сказать «это воздух» или «это земля».
Слова Арка, звучащие в такт мерному движению его коня, завораживали, и Аш понимала, что вещи, которые она слышит сейчас, ни один кланник или горожанин не слышал.
— Мы с тобой следуем по тропе, проложенной Несогласным. Он едет впереди и делает круги, удерживая нас на краю. Это непростая задача, ибо границы Глор Скаллис непрочны и следопыт должен сохранять бдительность, чтобы не потеряться в ней.
Арк сказал что-то коню, и тот пошел рысью. Аш видела, что сулл неспокоен, и догадывалась, что он думает о своем хассе.
— Он ведь не просто прокладывает дорогу, правда? — спросила она. — Он еще и несет дозор.
Складки вокруг рта Арка стали глубже, и серый пошел еще шибче. Аш испугалась, что Арк сейчас ускачет вперед и оставит ее одну. Она зашла слишком далеко. Суллы никогда не высказывают своих страхов вслух.
Утро быстро переходило в день. От ветра у Аш мерзли уши и пересыхали губы. Небо, а вслед за ним и лед сделались серыми. Тропу усеивали валуны и остовы высохших деревьев. Тучи шли на запад, и в воздухе висела морось, похожая на туман. Аш ехала позади Арка и не видела его лица, но напряженная спина сулла говорила о его постоянной настороженности.
Где один, там и другие.
Аш на мгновение прикрыла глаза. Подаренное ей оружие, надрез на ее коже, даже указание, как сбросить поклажу с коня, — все это делалось ради ее безопасности. Суллы ожидают нападения и заботятся о том, чтобы она в случае их гибели осталась в живых.
Не в силах думать об этом, она снова открыла глаза навстречу резкому свету дня. Что за скверное место эта ледяная пустыня. Маль предпочел ехать этой дорогой, а не через Ров, но даже дурак догадался бы, что и здесь тоже опасно. Лучше уж ехать через враждующие кланы, чем через эти льды. Гнев согрел Аш и немного разогнал ее страх, но должной пищи он не получил и потому продержался недолго. Скоро плечи Аш снова поникли и спина сгорбилась. Пальцы в рукавицах совсем закоченели, и Аш знала, что должна поработать ими, чтобы избежать обморожения.
Она нащупала под шубой кожаный мешочек с сухарями. Есть ей не хотелось, но еда давала рукам хоть какое-то занятие.
Увидев впереди фигуру всадника, она замерла, но тут же узнала Маля. Начинало смеркаться, и Аш, не могла понять, откуда он взялся — ведь вся дорога впереди только что была свободна.
Несогласный между тем поравнялся со своим хассом. Они поговорили, и Маль направил сивого на север, свернув с прежней тропы. Аш не понимала, зачем они сворачивают в Глушь, но вряд ли суллы ответили бы ей, если бы она спросила об этом. Несогласного разгадать было нелегко, и все же Аш почудилась какая-то поспешность в том, как он управлял конем.
Крупной рысью они въехали из сумерек в ночь. Было мгновение, когда Аш послышался тихий, прокатившийся по льду вой, но топот дюжины копыт по мерзлой земле тут же заглушил этот звук.
Ночь окутала их таким мраком, что Аш даже голову своего коня перестала видеть. Ехать в полной тьме было жутко, и Аш не без внутреннего усилия предоставила белому свободу. Лед внизу уступал место вечной мерзлоте, и почва становилась неровной. Аш и прежде мерзла, но то был смирный холод, позволявший себя одолеть с помощью теплой одежды и силы воли. Теперь ей даже дышать стало больно, и холод, наполняя легкие, подбирался к сердцу.
Аш не знала, сколько времени прошло, пока Маль наконец не остановился. Под натиском холода и темноты она ушла глубоко в себя, как животное, впадающее в зимнюю спячку. Белый остановился сам по себе, и сильные руки сняли Аш с седла. Рядом с ней появилось твердое, красивое лицо Маля, освещенное слабым блеском его чешуйчатых доспехов.
Когда он поставил Аш на землю, ноги под ней подкосились, и Маль сделал своему хассу знак принести одеяло.
— Выпей-ка это, — сказал он, укутав Аш и уложив ее наземь.
Аш взяла у него серебряную фляжку, но откупорить ее не смогла. Мышцы сводило, и в голове проплывали медленные, ленивые мысли. Она смутно осознала, что Несогласный просунул горлышко фляжки между ее зубов. Теплая жидкость, отдающая медом и металлом, наполнила рот, и в голове сразу прояснилось.
— Маншай, или призрачное питье, — пояснил Маль. — Оно восстанавливает силы. — Он закупорил фляжку и предоставил Аш самой заботиться о себе.
Призрачное питье оставило во рту горький вкус. Оглядевшись, Аш не сразу поняла, что способна кое-что видеть. Они находились в мелкой ложбине, окруженной низкими скалами и драконьими соснами. Живые деревья в Глуши? Аш провела рукой по земле и нащупала там не меньшее диво — сухую траву.
— Это ледовый оазис. — Арк разостлал рядом с ней коврик и сел. — В Глуши много таких мест, надо только знать, где искать их. В них холод и тьма не имеют силы.
Что же лишает их силы? — хотела спросить Аш, но промолчала. Убедившись, что здесь и в самом деле гораздо теплее и светлее, она вытянула ноги и сделала глубокий вдох.
— А выбраться отсюда мы сможем?
— Да. Несогласный пометил дорогу.
Маль чистил своего коня на той стороне ложбины.
— Этой ночью мы не будем разводить огня, верно?
— Нет, не будем.
— Они нашли нас, да?
Арк долго смотрел на нее и наконец спросил:
— Что ты видела?
Эти три слова перевернули все понятия Аш об окружающем мире. Вот почему двое Землепроходцев сделали ее одной из суллов. «Что ты видела?» Как же она была глупа, не понимая, для чего нужна им. А ведь суллы не скрывали этого от нее. Они прямо говорили, что нуждаются в ней, что она должна сражаться. Она не понимала только, в чем состоит ее роль, и до сих пор не понимает... но скоро поймет.
Что ты видела?
Арк сидел очень тихо, ожидая ее ответа. Перчатки он снял, и она видела у его ногтей кровопускальные шрамы.
— Я ничего не видела, только слышала... чей-то вой. Только раз, потом все затихло. — Лицо Арка выразило столь явное облегчение, что Аш подумала: знает ли он, что выдал себя?
И Арк, вероятно, это понял. Он резко встал и велел ей ложиться спать, потому что до рассвета осталось не так много времени.
Аш расстелила войлок и приспособила лисий мех вместо подушки. Усталость соперничала в ней с необыкновенной чуткостью. Мысль лихорадочно перерабатывала только что узнанное. Суллы верят, что она способна чувствовать теневые существа и видеть то, чего не видят они. Вот, стало быть, для чего нужна Простирающая Руки — для того, чтобы чуять приближение теней? Встревоженная этим предположением Аш ворочалась и металась, не находя ответа. Время шло, и она наконец забылась беспокойным сном.
Ей снилось, что на юге воет какой-то зверь, а другой откликается ему. Аш открыла глаза. Она вся похолодела, по коже пробегала дрожь и эхо ответного воя еще звучало в ее ушах. Аш поискала взглядом Арка. Он, как всегда, нес караул на краю лагеря, не вынимая меча из ножен. Если поблизости в самом деле кто-то выл, Арк этого не слышал.
Сказав себе, что это был сон и что в Глуши им ничего не грозит, Аш снова улеглась и попыталась заснуть, но сон не шел. Сердце сильно билось, и она вздрагивала от малейшего звука. Когда один из коней фыркнул, она так и замерла. В следующее мгновение она обозвала себя дурой, но уснуть так и не сумела.
Всю ночь она пролежала, слушая, не отзовутся ли опять маэраты.
Охота началась.
22
Аш неохотно подобрала серп. Рука у нее болела, из ранки на шее текла кровь, и она с трудом удержалась, чтобы не заорать в голос: «Почему ты столько всего от меня скрываешь? Ты сделал меня суллийкой, так доверяй же мне».
Но она промолчала и снова раскрутила цепь. Арк прошел к жующим просо лошадям, выдернул из их загородки березовый столбик и поставил его перед Аш в качестве мишени. Она попыталась направить вращение в нужную сторону, и сухожилия у нее на запястье натянулись, как струны. Сделанный ею бросок запоздал на долю мгновения, и гирька, пролетев мимо столба, устремилась обратно к ней. На этот раз она ударила Аш по спине, вышибла воздух у нее из легких и вырвала из шубы клочок рысьего меха.
Арк хладнокровно наблюдал, как Аш хватает ртом воздух.
— Сделав точный бросок, ты сможешь захватить руку своего врага, его оружие, ногу его коня. Можешь даже убить человека, если метнешь гирю достаточно сильно и попадешь ему в висок или в горло. А если цепь туго натянуть между двумя руками, она превращается в щит, способный отразить удар вражеского клинка.
Арк, подойдя к Аш, взял цепь, протянул ее между ними во всю ее длину и опустил гирю на лед.
— Смотри, — сказал он и обнажил меч. Шесть футов сулльской стали сверкнули перед самым лицом Аш. Один молниеносный удар следовал за другим, и каждый взмах оставлял след в воздухе, но с Аш ничего не случилось. — Это Наза Тани, девять шагов безопасности. Удерживай врага на расстоянии, равном длине этой цепи, и его меч не коснется тебя.
Аш с трудом кивнула, не в силах отвести глаз от его клинка. Он двигался так близко от ее глаз, что она видела сверкающую точку его острия. Она понимала, что это испытание, и боялась провала еще больше, чем укуса стали. Она Аш Марка, Найденыш. Ее уже бросили однажды, и она не даст этому суллу повода бросить ее еще раз. Она стояла, высоко задрав подбородок, не шевелясь и не моргая.
Последующие выпады Арка срезали несколько волосков у самого ее лица, и воин вернул меч в ножны. Тяжело дыша, он сказал сурово:
— Надо было отойти назад. Производя выпад, я делаю шаг в твою сторону и нарушаю границу Наза Тани. Я мог бы снести тебе голову.
Аш вспыхнула. Она не поняла, в чем состоит испытание, и провалила его.
— Поупражняйся в ударах по столбу, пока я сворачиваю лагерь, — с тем же суровым лицом распорядился Арк.
Аш посмотрела, как он затягивает подпругу на сером. Поземка, вихрящаяся вокруг ног скакуна, могла бы заморозить любого коня, но только не его. Серого защищали пряди длинного шелковистого волоса, растущие от самых колен, но Аш вдруг замерзла и охватила себя руками. Ей не хотелось снова браться за серп. Прижаться бы сейчас к серому и зарыться руками в его хранящую тепло гриву.
К тому времени как Арк разобрал загородку, напоил лошадей и навьючил их, Аш научилась попадать по столбу. Это оказалось просто — надо было только вовремя отпускать цепь. При достаточно быстром вращении она обвивалась вокруг столбика, издавая при этом шорох, как ползущая по траве змея. От этого звука у Аш мурашки бежали по коже. Вслед за этим гиря щелкала, точно стальной капкан, и удерживала цепь на месте. Почувствовав, что Арк смотрит на нее, Аш ухватилась за цепь двумя руками и выдернула столбик из снега.
— Вытри цепь и спрячь ее, — коротко кивнув, сказал сулл. — Пора уезжать отсюда.
Аш повиновалась, сказав себе, что вовсе никакой похвалы и не ждала. Солнце быстро поднималось, и лед сверкал всеми цветами радуги, треща под ногами, как хворост на костре. Ночью Арк объяснил ей, что подо льдом пролегает черный сланец, тот самый, из которого вытесывают кремни. По строению он похож на стекло, и вода через него почти не просачивается. Лед, тающий днем, ночью застывает снова, и вся долина удерживает воду, как чаша. Для питья эта влага непригодна, потому что отравлена ядовитыми минеральными веществами. Глядя на лед, Аш видела под ним хвою давно вымерших сосен, коготь какого-то хищника, желтый и кольчатый, как червяк, и блестящие чешуйки кремня.
Великая Глушь — вот что это за место, внезапно поняла Аш.
Она бы вздрогнула, но все ее позвонки будто параличом сковало. Великая Глушь. Неизведанная земля, венчающая собой все карты Северных Территорий. Никто не знает, как далеко она тянется, и ни один путешественник, желавший это выяснить, не вернулся назад. Там пропал без вести Одлин Криф, рыцарь-Клятвопреступник, двадцать третий правитель Вениса. Во время паломничества к Озеру Пропавших им овладело безумие: однажды утром он просто покинул свою палатку и ушел на восток. Его искали десять дней и десять ночей, но тела так и не нашли.
Сев на коня, который в отсутствие Маля поступал в ее распоряжение, Аш попыталась отвлечься от пугающих мыслей. Ее белый мерин на пару ладоней ниже, чем серый Арка, он широк в обхвате, и ноги у него крепкие. Он носит на себе корзины, где лежат палатки, веревки, шесты и прочие принадлежности для разбивки лагеря, а тут еще и Аш на него влезла.
— Ты уж прости, мальчик, — прошептала она и погладила его по носу.
— Он может тушу зубра увезти на себе — такая порода, — неожиданно поравнявшись с ней, сказал Арк. — Твой вес его не тяготит.
Аш кивнула, чувствуя неловкость. Он все время следит за ней, этот сулл.
— Пощупай у него под брюхом.
Аш, недоумевая, подчинилась и у самого бедра нащупала широкую продольную шлею неизвестного назначения.
— Там есть пряжка.
Аш нашла и пряжку, не слишком плотно застегнутую.
— В случае погони потяни за конец ремня. — Арк произнес это небрежно, глядя куда-то вдаль, но Аш ему не удалось обмануть. — Если Несогласный или я вступим в бой, дергай не мешкая. С коня упадет поклажа, и ты сможешь ускакать. Он заговорен майджи, этот конь. Он доставит тебя в безопасное место и вернется только по моей команде.
— А если ты не сможешь больше отдать ему такую команду? — выпалила Аш. Ей тут же захотелось взять свои слова назад или как-то извиниться, но она вспомнила о своем приемном отце и промолчала.
Помолчав некоторое время, Землепроходец сказал:
— Тогда тебе придется ехать на восток одной и найти там Срединные Огни. — Он держался с достоинством, но Аш поняла вдруг, что способна причинить ему боль.
Осознав это в полной мере, она спросила:
— Что такое «маэрат»?
— Чудовище, порожденное тенью. — Облака закрыли солнце. Руки Арка в перчатках из росомашьего меха держали поводья спокойно, не натягивая их, но напряжение всадника, видимо, все-таки передалось коню: серый прижал уши и мотнул хвостом. Мерин Аш тоже сбился с ноги.
— Это его Маль убил тогда в горах?
Арк кивнул.
— Несогласный считает, что его поставили стеречь дорогу на Ров, а где один, там и другие. Надо соблюдать осторожность.
Где один, там и другие... Аш ощутила боль ниже подбородка, где порезал ее Арк.
— Мы из-за этого едем через Великую Глушь?
Арк обернулся.
— Что ты знаешь о Великой Глуши, Аш Марка?
— Знаю, что мы сейчас в ней и уходим в нее все глубже.
— Оглянись и скажи мне, что ты видишь.
Аш сообщила, что видит лед, горы и небо.
— Значит, Прибрежный Кряж тебе виден? — Аш кивнула, и Арк странно сдержанным голосом стая продолжать: — И ты полагаешь, что из Глуши можно видеть какие-то знакомые приметы? Ты считаешь возможным думать: «Я в Глуши, но стоит мне повернуть на запад к этим горам, и я выберусь из нее»?
Арк подождал, но Аш нечего было ответить.
Молчание затянулось, и Аш за это время успела оспорить много разных своих предположений. Тогда Арк, удовлетворенный неуверенностью, которую поселил в ней, заговорил уже более мягко:
— Мы едем вдоль края Глуши, там, где земля не меняет своего вида и звездам можно доверять. Но стоит тебе проехать полдня на север, Аш Марка, и ты пропала. Направившись к горам, которые будто бы видны вдали, ты будешь ездить по кругу, пока твоя иссохшая кожа не потрескается и твой конь не падет под тобой. По Глуши не путешествуют — она сама водит тебя, как нужно ей. Мы называем ее Глор Скаллис, Страной Упавшего Неба. Все приметы, долженствующие оставаться на месте, перемещаются там, как облака. Как только взойдет луна, на горизонте появляется другая, и ты не знаешь, которая из них настоящая, а которая ложная. Свет рисует причудливые картины, и даже суллы не способны отличить то, что создано им, от того, что создано богами; лишь потрогав все собственными руками, мы можем сказать «это воздух» или «это земля».
Слова Арка, звучащие в такт мерному движению его коня, завораживали, и Аш понимала, что вещи, которые она слышит сейчас, ни один кланник или горожанин не слышал.
— Мы с тобой следуем по тропе, проложенной Несогласным. Он едет впереди и делает круги, удерживая нас на краю. Это непростая задача, ибо границы Глор Скаллис непрочны и следопыт должен сохранять бдительность, чтобы не потеряться в ней.
Арк сказал что-то коню, и тот пошел рысью. Аш видела, что сулл неспокоен, и догадывалась, что он думает о своем хассе.
— Он ведь не просто прокладывает дорогу, правда? — спросила она. — Он еще и несет дозор.
Складки вокруг рта Арка стали глубже, и серый пошел еще шибче. Аш испугалась, что Арк сейчас ускачет вперед и оставит ее одну. Она зашла слишком далеко. Суллы никогда не высказывают своих страхов вслух.
Утро быстро переходило в день. От ветра у Аш мерзли уши и пересыхали губы. Небо, а вслед за ним и лед сделались серыми. Тропу усеивали валуны и остовы высохших деревьев. Тучи шли на запад, и в воздухе висела морось, похожая на туман. Аш ехала позади Арка и не видела его лица, но напряженная спина сулла говорила о его постоянной настороженности.
Где один, там и другие.
Аш на мгновение прикрыла глаза. Подаренное ей оружие, надрез на ее коже, даже указание, как сбросить поклажу с коня, — все это делалось ради ее безопасности. Суллы ожидают нападения и заботятся о том, чтобы она в случае их гибели осталась в живых.
Не в силах думать об этом, она снова открыла глаза навстречу резкому свету дня. Что за скверное место эта ледяная пустыня. Маль предпочел ехать этой дорогой, а не через Ров, но даже дурак догадался бы, что и здесь тоже опасно. Лучше уж ехать через враждующие кланы, чем через эти льды. Гнев согрел Аш и немного разогнал ее страх, но должной пищи он не получил и потому продержался недолго. Скоро плечи Аш снова поникли и спина сгорбилась. Пальцы в рукавицах совсем закоченели, и Аш знала, что должна поработать ими, чтобы избежать обморожения.
Она нащупала под шубой кожаный мешочек с сухарями. Есть ей не хотелось, но еда давала рукам хоть какое-то занятие.
Увидев впереди фигуру всадника, она замерла, но тут же узнала Маля. Начинало смеркаться, и Аш, не могла понять, откуда он взялся — ведь вся дорога впереди только что была свободна.
Несогласный между тем поравнялся со своим хассом. Они поговорили, и Маль направил сивого на север, свернув с прежней тропы. Аш не понимала, зачем они сворачивают в Глушь, но вряд ли суллы ответили бы ей, если бы она спросила об этом. Несогласного разгадать было нелегко, и все же Аш почудилась какая-то поспешность в том, как он управлял конем.
Крупной рысью они въехали из сумерек в ночь. Было мгновение, когда Аш послышался тихий, прокатившийся по льду вой, но топот дюжины копыт по мерзлой земле тут же заглушил этот звук.
Ночь окутала их таким мраком, что Аш даже голову своего коня перестала видеть. Ехать в полной тьме было жутко, и Аш не без внутреннего усилия предоставила белому свободу. Лед внизу уступал место вечной мерзлоте, и почва становилась неровной. Аш и прежде мерзла, но то был смирный холод, позволявший себя одолеть с помощью теплой одежды и силы воли. Теперь ей даже дышать стало больно, и холод, наполняя легкие, подбирался к сердцу.
Аш не знала, сколько времени прошло, пока Маль наконец не остановился. Под натиском холода и темноты она ушла глубоко в себя, как животное, впадающее в зимнюю спячку. Белый остановился сам по себе, и сильные руки сняли Аш с седла. Рядом с ней появилось твердое, красивое лицо Маля, освещенное слабым блеском его чешуйчатых доспехов.
Когда он поставил Аш на землю, ноги под ней подкосились, и Маль сделал своему хассу знак принести одеяло.
— Выпей-ка это, — сказал он, укутав Аш и уложив ее наземь.
Аш взяла у него серебряную фляжку, но откупорить ее не смогла. Мышцы сводило, и в голове проплывали медленные, ленивые мысли. Она смутно осознала, что Несогласный просунул горлышко фляжки между ее зубов. Теплая жидкость, отдающая медом и металлом, наполнила рот, и в голове сразу прояснилось.
— Маншай, или призрачное питье, — пояснил Маль. — Оно восстанавливает силы. — Он закупорил фляжку и предоставил Аш самой заботиться о себе.
Призрачное питье оставило во рту горький вкус. Оглядевшись, Аш не сразу поняла, что способна кое-что видеть. Они находились в мелкой ложбине, окруженной низкими скалами и драконьими соснами. Живые деревья в Глуши? Аш провела рукой по земле и нащупала там не меньшее диво — сухую траву.
— Это ледовый оазис. — Арк разостлал рядом с ней коврик и сел. — В Глуши много таких мест, надо только знать, где искать их. В них холод и тьма не имеют силы.
Что же лишает их силы? — хотела спросить Аш, но промолчала. Убедившись, что здесь и в самом деле гораздо теплее и светлее, она вытянула ноги и сделала глубокий вдох.
— А выбраться отсюда мы сможем?
— Да. Несогласный пометил дорогу.
Маль чистил своего коня на той стороне ложбины.
— Этой ночью мы не будем разводить огня, верно?
— Нет, не будем.
— Они нашли нас, да?
Арк долго смотрел на нее и наконец спросил:
— Что ты видела?
Эти три слова перевернули все понятия Аш об окружающем мире. Вот почему двое Землепроходцев сделали ее одной из суллов. «Что ты видела?» Как же она была глупа, не понимая, для чего нужна им. А ведь суллы не скрывали этого от нее. Они прямо говорили, что нуждаются в ней, что она должна сражаться. Она не понимала только, в чем состоит ее роль, и до сих пор не понимает... но скоро поймет.
Что ты видела?
Арк сидел очень тихо, ожидая ее ответа. Перчатки он снял, и она видела у его ногтей кровопускальные шрамы.
— Я ничего не видела, только слышала... чей-то вой. Только раз, потом все затихло. — Лицо Арка выразило столь явное облегчение, что Аш подумала: знает ли он, что выдал себя?
И Арк, вероятно, это понял. Он резко встал и велел ей ложиться спать, потому что до рассвета осталось не так много времени.
Аш расстелила войлок и приспособила лисий мех вместо подушки. Усталость соперничала в ней с необыкновенной чуткостью. Мысль лихорадочно перерабатывала только что узнанное. Суллы верят, что она способна чувствовать теневые существа и видеть то, чего не видят они. Вот, стало быть, для чего нужна Простирающая Руки — для того, чтобы чуять приближение теней? Встревоженная этим предположением Аш ворочалась и металась, не находя ответа. Время шло, и она наконец забылась беспокойным сном.
Ей снилось, что на юге воет какой-то зверь, а другой откликается ему. Аш открыла глаза. Она вся похолодела, по коже пробегала дрожь и эхо ответного воя еще звучало в ее ушах. Аш поискала взглядом Арка. Он, как всегда, нес караул на краю лагеря, не вынимая меча из ножен. Если поблизости в самом деле кто-то выл, Арк этого не слышал.
Сказав себе, что это был сон и что в Глуши им ничего не грозит, Аш снова улеглась и попыталась заснуть, но сон не шел. Сердце сильно билось, и она вздрагивала от малейшего звука. Когда один из коней фыркнул, она так и замерла. В следующее мгновение она обозвала себя дурой, но уснуть так и не сумела.
Всю ночь она пролежала, слушая, не отзовутся ли опять маэраты.
Охота началась.
22
ИЗМЕНА
Рейна стояла, протянув корове кусок каменной соли. Шершавый язык щекотал ей ладонь, слюна заливала пальцы. В хлеву, кроме нее и Анвин Птахи, никого больше не было, и Рейна дала волю смеху. Да, коровам до хороших манер далеко!
— Не пугай моих красоток, Рейна Черный Град, — с укором сказала Анвин. — В молоке и без того мало жира.
Домоправительница клана сильно сдала за последнее время, и ее толстая, обмотанная вокруг головы коса совсем поседела. Когда же золото успело пропасть из ее волос? Рейна хорошо помнила свою первую встречу с Анвин тем летом, когда приехала в Град из Дрегга.
Все женщины клана вышли тогда во двор, чтобы поглядеть на нее. Дядя Рейны договорился, что ее примут сюда на воспитание — это был уже второй чужой клан, который Рейна сменила за последние три года. Дядюшка, при всем своем добродушии и благих намерениях, имел пристрастие к крепкой наливке, а перебрав, любил прихвастнуть. Перебрал он, видимо, и в тот раз, когда ездил пристраивать Рейну, потому что заявил перед градскими мужчинами, что племянница его не только собой хороша, но и грациозна, как Мойра Плакальщица, а умна, как сам Хогги Дхун. Рейна до сих пор краснела при мысли об этом. Естественно, что у черноградок не было причин проникнуться к ней любовью. Ей в ту пору было тринадцать, но она уже достигла своего полного роста и по-женски округлилась. Когда она сошла со своего серого пони и тут же поскользнулась, ступив в грязь, всем стало ясно, что грацией она все-таки уступает Мойре Плакальщице. Но дядины речи сильно ей навредили, и Лалли Хорн, уже получившая дойную корову с теленком в уплату за ее содержание, заявила, что отказывается взять Рейну к себе. Эта девчонка — соблазнительница и будет отбивать ухажеров у ее дочек, сказала она. Ее, Лалли, обманули, и она готова отдать корову, но теленка оставит себе за беспокойство.
Тут-то Анвин и вмешалась.
Тогда Рейна, еще не знавшая ее по имени, видела перед собой дородную женщину с простым сердитым лицом и густыми, ниспадающими до пояса золотистыми волосами. Анвин как раз собиралась заплести их, когда услышала шум на дворе. Быстро разобравшись в происходящем, домоправительница сказала, что девочка может жить у нее на кухне. Лалли она отправила за едой для гостьи, и чтобы корова с теленком сей же час были во дворе, не то она, Анвин, боги ей свидетели, сломает Лалли нос, а знахарку Лайду Лунную запрет в сыром чулане и продержит там неделю.
Угроза подействовала, поскольку Лалли откровенно гордилась своим точеным носиком.
...Рейне вдруг захотелось поговорить о прошлом. Она спрятала соль в карман передника и спросила:
— Помнишь Лалли Хорн?
Анвин в это время смазывала жиром сморщенные соски больной коровы, но что-то в голосе Рейны заставило ее поднять глаза.
— Как же, помню. Жалко ее. Никто не умел варить такое мыло, как она. Лалли толкла земляничный цвет в ступке и добавляла в золу. Все девушки выпрашивали у нее брусочек, когда начинали невеститься, — очень уж им хотелось пахнуть, как ягодная поляна.
Рейна кивнула, почувствовав себя ужасно низкой. Анвин всегда помнит о людях только хорошее. Вот уже девять лет, как Лалли умерла в родах, в том возрасте, когда большинство женщин уже перестает спать со своими мужьями. Но Лалли так хотела родить своему желанного сына, что жизни своей не пожалела... а в итоге произвела на свет еще одну девочку. Столько смертей — будет ли конец этому? Рейна подошла к Анвин и поцеловала ее седую голову.
— Может, и для меня прибережешь поцелуйчик, Рейна Черный Град?
Рейна оглянулась. В черном проходе, соединяющем хлев с большим подвалом, стоял Ангус Лок, одетый в светлую замшу. Рейна не слышала, как он подошел. На полах и обшлагах его куртки виднелись потеки от воды, сапоги для верховой езды забрызгала грязь. Откинув отороченный выдрой капюшон, он поклонился Рейне, как знатной городской даме, и отвесил такой же поклон Анвин.
— Я вижу, вы ждали меня, госпожа Птаха — вон как старательно вы смазали свои ручки. Давай-ка, женщина, намажь и меня. — Ангус потер подбородок. — Ветер чуть всю кожу с меня не содрал.
— Я бы охотно намазала тебе язык, Ангус Лок, — свирепо нахмурилась Анвин, — вот только горчицы нет под рукой.
Ангус, от души хохоча, подлетел к Анвин и стиснул ее в объятиях. Домоправительница отбивалась, растопырив засаленные руки и шаркая ногами по полу.
— Прости, Ромашка. — Ангус подмигнул корове, которую врачевала Анвин. — Я старался, но больше удерживать ее не могу. Потерпи уж.
— Ее не Ромашкой зовут. — Анвин локтем отвела с лица растрепавшиеся волосы. — Она Березка, и лучше тебе оставить нас обеих в покое.
Ангус с насмешливой покорностью отступил назад, но прежде успел сунуть Анвин за пояс какой-то сверточек. Домоправительница продолжила свое занятие как ни в чем не бывало.
— Не хочешь ли прогуляться со мной немного? — спросил объездчик Рейну.
Она удивленно подняла брови, но согласилась и уже направилась к дверям, ведущим из хлева наружу, но Ангус остановил ее.
— На дворе очень уж холодно для такого мерзляка, как я. Может, пройдемся лучше по дому?
День был необычайно теплый, но Рейна не стала спорить. Коровы мычали, когда она шла мимо них, — они чуяли, что соль уходит. В длинном каменном желобе, который тянулся вдоль всех семи стойл и выходил в Протоку, плавала лягушачья икра. Надо сказать Эффи, что в хлеву у нас завелись лягушки, подумала Рейна — и тут же вспомнила, что Эффи здесь больше нет.
В темном коридоре стоял неприятный запах. Какой-то былой вождь распорядился прорыть его, чтобы перегонять скотину из наружных деревянных служб в подвал на случай внезапного нападения. Он, должно быть, больше пекся о коровах, чем о скотниках, с сердцем подумала Рейна, пару раз споткнувшись впотьмах. Ангус предложил ей руку, но она отказалась. Нельзя, чтобы ее видели идущей об руку с чужим мужчиной. Мышки с ласкиными хвостами.
«Как же так вышло, что я позволила Мейсу распоряжаться своей жизнью?» — подумала она, придерживаясь за стену.
Они спускались вниз, и воздух становился еще хуже. Сквозь щели в кладке сочилась грязная вода, и кое-где облицовка сильно вспучилась. Большие черные жуки, щелкая клешнями, дрались в каменной крошке из-за утонувших мышей. Рейна ускорила шаг. Она терпеть не могла сырые, темные подземелья круглого дома. К ним никто не прикладывал рук, и они десятилетиями стояли пустые в ожидании войны.
Черноградский подвал был самым большим помещением в клановых землях и во время осады мог вместить пять тысяч голов скота. Там, точно вековые деревья, стояли огромные, в три обхвата столбы из кровавого дерева. Поддерживаемый ими сводчатый потолок опирался частично на фундамент и большую центральную шахту. Весь круглый дом держался на этих столбах и стенах, и каждый мастер, когда-либо вбивший гвоздь на клановых землях, питал глубокое уважение к строителям этого подвала.
В последний раз Рейна побывала здесь несколько недель назад и была поражена, увидев, что подвал превратился в лагерь издольщиков. У столбов стояли палатки, в плетеных загончиках ютились телята и тощие свиньи. Дымные костры, где горел навоз, испускали удушливо-сладкий травяной запах. От копоти першило в горле, и Рейне захотелось поскорее распахнуть какое-нибудь окно — но в подвале не было окон, и вентиляция оставляла желать лучшего. Что делают здесь эти люди? Неужели наверху для них мало места?
— Среди них нет ни единого скарпийца.
Только услышав голос Ангуса, Рейна вспомнила о нем. Зачем он, собственно, явился сюда? Тем умер, Райф и Эффи уехали, Дрей на юге, в Ганмиддише. У Ангуса здесь не осталось никакой родни — что же понадобилось ему в Черном Граде?
— Что тебе за дело до этих людей, Ангус Лок? Ты, насколько я знаю, городской житель, а не кланник.
На нее смотрело обветренное, с глубокими складками лицо. Красные прожилки в глазах говорили об усталости. Рейна всегда находила, что Ангус красивый мужчина, но жене его не позавидуешь. Он точно муха-водомерка, из тех, что водятся на рыбных прудах близ Дрегга. Диву даешься, как они держатся на воде, пока не присмотришься и не увидишь, что ноги у них в десять раз длиннее туловища. Тонкие, как шелковые нити, они торчат во все стороны, и волоски на них откликаются на малейшие перемены течения.
Каким же течением занесло сюда Ангуса? «Будь осторожна, — сказала себе Рейна, — поменьше говори и побольше слушай».
Медные глаза, глядящие на нее, замечали все, и она с трудом подавляла желание пригладить волосы или оправить платье.
— Какое мне дело до того, что черноградские издольщики забились под землю, а исконные скарпийцы с удобством расположились в верхних покоях? Да просто это непорядок, о чем тебе самой прекрасно известно. Любому черноградцу, даже если он не давал присяги, следует отдавать предпочтение перед пришельцами из чужого клана.
Рейна не могла с ним не согласиться. Она думала о том же каждый день, глядя, как скарпийки приготовляют черный состав для окраски зубов своих мужчин. Скарпийские дети таскали яблоки из кладовых, скарпийские мужчины нагло пялили на нее глаза, когда она входила в Большой Очаг.
— Ты приехал, чтобы открыть мне глаза на наши непорядки, Ангус? — спросила она.
Он ответил ей теплой улыбкой, в которой сквозила усталость.
— Полно, Рейна. Разве ты, когда тебя приглашают на танец, сама выходишь на середину и прикладываешь руки кавалера к своей талии? Мы, мужчины, чувствительны к таким пустякам и любим, когда вы делаете вид, будто подчиняетесь нам, хотя и знаем, что от нас мало что зависит.
— Не пугай моих красоток, Рейна Черный Град, — с укором сказала Анвин. — В молоке и без того мало жира.
Домоправительница клана сильно сдала за последнее время, и ее толстая, обмотанная вокруг головы коса совсем поседела. Когда же золото успело пропасть из ее волос? Рейна хорошо помнила свою первую встречу с Анвин тем летом, когда приехала в Град из Дрегга.
Все женщины клана вышли тогда во двор, чтобы поглядеть на нее. Дядя Рейны договорился, что ее примут сюда на воспитание — это был уже второй чужой клан, который Рейна сменила за последние три года. Дядюшка, при всем своем добродушии и благих намерениях, имел пристрастие к крепкой наливке, а перебрав, любил прихвастнуть. Перебрал он, видимо, и в тот раз, когда ездил пристраивать Рейну, потому что заявил перед градскими мужчинами, что племянница его не только собой хороша, но и грациозна, как Мойра Плакальщица, а умна, как сам Хогги Дхун. Рейна до сих пор краснела при мысли об этом. Естественно, что у черноградок не было причин проникнуться к ней любовью. Ей в ту пору было тринадцать, но она уже достигла своего полного роста и по-женски округлилась. Когда она сошла со своего серого пони и тут же поскользнулась, ступив в грязь, всем стало ясно, что грацией она все-таки уступает Мойре Плакальщице. Но дядины речи сильно ей навредили, и Лалли Хорн, уже получившая дойную корову с теленком в уплату за ее содержание, заявила, что отказывается взять Рейну к себе. Эта девчонка — соблазнительница и будет отбивать ухажеров у ее дочек, сказала она. Ее, Лалли, обманули, и она готова отдать корову, но теленка оставит себе за беспокойство.
Тут-то Анвин и вмешалась.
Тогда Рейна, еще не знавшая ее по имени, видела перед собой дородную женщину с простым сердитым лицом и густыми, ниспадающими до пояса золотистыми волосами. Анвин как раз собиралась заплести их, когда услышала шум на дворе. Быстро разобравшись в происходящем, домоправительница сказала, что девочка может жить у нее на кухне. Лалли она отправила за едой для гостьи, и чтобы корова с теленком сей же час были во дворе, не то она, Анвин, боги ей свидетели, сломает Лалли нос, а знахарку Лайду Лунную запрет в сыром чулане и продержит там неделю.
Угроза подействовала, поскольку Лалли откровенно гордилась своим точеным носиком.
...Рейне вдруг захотелось поговорить о прошлом. Она спрятала соль в карман передника и спросила:
— Помнишь Лалли Хорн?
Анвин в это время смазывала жиром сморщенные соски больной коровы, но что-то в голосе Рейны заставило ее поднять глаза.
— Как же, помню. Жалко ее. Никто не умел варить такое мыло, как она. Лалли толкла земляничный цвет в ступке и добавляла в золу. Все девушки выпрашивали у нее брусочек, когда начинали невеститься, — очень уж им хотелось пахнуть, как ягодная поляна.
Рейна кивнула, почувствовав себя ужасно низкой. Анвин всегда помнит о людях только хорошее. Вот уже девять лет, как Лалли умерла в родах, в том возрасте, когда большинство женщин уже перестает спать со своими мужьями. Но Лалли так хотела родить своему желанного сына, что жизни своей не пожалела... а в итоге произвела на свет еще одну девочку. Столько смертей — будет ли конец этому? Рейна подошла к Анвин и поцеловала ее седую голову.
— Может, и для меня прибережешь поцелуйчик, Рейна Черный Град?
Рейна оглянулась. В черном проходе, соединяющем хлев с большим подвалом, стоял Ангус Лок, одетый в светлую замшу. Рейна не слышала, как он подошел. На полах и обшлагах его куртки виднелись потеки от воды, сапоги для верховой езды забрызгала грязь. Откинув отороченный выдрой капюшон, он поклонился Рейне, как знатной городской даме, и отвесил такой же поклон Анвин.
— Я вижу, вы ждали меня, госпожа Птаха — вон как старательно вы смазали свои ручки. Давай-ка, женщина, намажь и меня. — Ангус потер подбородок. — Ветер чуть всю кожу с меня не содрал.
— Я бы охотно намазала тебе язык, Ангус Лок, — свирепо нахмурилась Анвин, — вот только горчицы нет под рукой.
Ангус, от души хохоча, подлетел к Анвин и стиснул ее в объятиях. Домоправительница отбивалась, растопырив засаленные руки и шаркая ногами по полу.
— Прости, Ромашка. — Ангус подмигнул корове, которую врачевала Анвин. — Я старался, но больше удерживать ее не могу. Потерпи уж.
— Ее не Ромашкой зовут. — Анвин локтем отвела с лица растрепавшиеся волосы. — Она Березка, и лучше тебе оставить нас обеих в покое.
Ангус с насмешливой покорностью отступил назад, но прежде успел сунуть Анвин за пояс какой-то сверточек. Домоправительница продолжила свое занятие как ни в чем не бывало.
— Не хочешь ли прогуляться со мной немного? — спросил объездчик Рейну.
Она удивленно подняла брови, но согласилась и уже направилась к дверям, ведущим из хлева наружу, но Ангус остановил ее.
— На дворе очень уж холодно для такого мерзляка, как я. Может, пройдемся лучше по дому?
День был необычайно теплый, но Рейна не стала спорить. Коровы мычали, когда она шла мимо них, — они чуяли, что соль уходит. В длинном каменном желобе, который тянулся вдоль всех семи стойл и выходил в Протоку, плавала лягушачья икра. Надо сказать Эффи, что в хлеву у нас завелись лягушки, подумала Рейна — и тут же вспомнила, что Эффи здесь больше нет.
В темном коридоре стоял неприятный запах. Какой-то былой вождь распорядился прорыть его, чтобы перегонять скотину из наружных деревянных служб в подвал на случай внезапного нападения. Он, должно быть, больше пекся о коровах, чем о скотниках, с сердцем подумала Рейна, пару раз споткнувшись впотьмах. Ангус предложил ей руку, но она отказалась. Нельзя, чтобы ее видели идущей об руку с чужим мужчиной. Мышки с ласкиными хвостами.
«Как же так вышло, что я позволила Мейсу распоряжаться своей жизнью?» — подумала она, придерживаясь за стену.
Они спускались вниз, и воздух становился еще хуже. Сквозь щели в кладке сочилась грязная вода, и кое-где облицовка сильно вспучилась. Большие черные жуки, щелкая клешнями, дрались в каменной крошке из-за утонувших мышей. Рейна ускорила шаг. Она терпеть не могла сырые, темные подземелья круглого дома. К ним никто не прикладывал рук, и они десятилетиями стояли пустые в ожидании войны.
Черноградский подвал был самым большим помещением в клановых землях и во время осады мог вместить пять тысяч голов скота. Там, точно вековые деревья, стояли огромные, в три обхвата столбы из кровавого дерева. Поддерживаемый ими сводчатый потолок опирался частично на фундамент и большую центральную шахту. Весь круглый дом держался на этих столбах и стенах, и каждый мастер, когда-либо вбивший гвоздь на клановых землях, питал глубокое уважение к строителям этого подвала.
В последний раз Рейна побывала здесь несколько недель назад и была поражена, увидев, что подвал превратился в лагерь издольщиков. У столбов стояли палатки, в плетеных загончиках ютились телята и тощие свиньи. Дымные костры, где горел навоз, испускали удушливо-сладкий травяной запах. От копоти першило в горле, и Рейне захотелось поскорее распахнуть какое-нибудь окно — но в подвале не было окон, и вентиляция оставляла желать лучшего. Что делают здесь эти люди? Неужели наверху для них мало места?
— Среди них нет ни единого скарпийца.
Только услышав голос Ангуса, Рейна вспомнила о нем. Зачем он, собственно, явился сюда? Тем умер, Райф и Эффи уехали, Дрей на юге, в Ганмиддише. У Ангуса здесь не осталось никакой родни — что же понадобилось ему в Черном Граде?
— Что тебе за дело до этих людей, Ангус Лок? Ты, насколько я знаю, городской житель, а не кланник.
На нее смотрело обветренное, с глубокими складками лицо. Красные прожилки в глазах говорили об усталости. Рейна всегда находила, что Ангус красивый мужчина, но жене его не позавидуешь. Он точно муха-водомерка, из тех, что водятся на рыбных прудах близ Дрегга. Диву даешься, как они держатся на воде, пока не присмотришься и не увидишь, что ноги у них в десять раз длиннее туловища. Тонкие, как шелковые нити, они торчат во все стороны, и волоски на них откликаются на малейшие перемены течения.
Каким же течением занесло сюда Ангуса? «Будь осторожна, — сказала себе Рейна, — поменьше говори и побольше слушай».
Медные глаза, глядящие на нее, замечали все, и она с трудом подавляла желание пригладить волосы или оправить платье.
— Какое мне дело до того, что черноградские издольщики забились под землю, а исконные скарпийцы с удобством расположились в верхних покоях? Да просто это непорядок, о чем тебе самой прекрасно известно. Любому черноградцу, даже если он не давал присяги, следует отдавать предпочтение перед пришельцами из чужого клана.
Рейна не могла с ним не согласиться. Она думала о том же каждый день, глядя, как скарпийки приготовляют черный состав для окраски зубов своих мужчин. Скарпийские дети таскали яблоки из кладовых, скарпийские мужчины нагло пялили на нее глаза, когда она входила в Большой Очаг.
— Ты приехал, чтобы открыть мне глаза на наши непорядки, Ангус? — спросила она.
Он ответил ей теплой улыбкой, в которой сквозила усталость.
— Полно, Рейна. Разве ты, когда тебя приглашают на танец, сама выходишь на середину и прикладываешь руки кавалера к своей талии? Мы, мужчины, чувствительны к таким пустякам и любим, когда вы делаете вид, будто подчиняетесь нам, хотя и знаем, что от нас мало что зависит.