Джонс Джулия. Крепость Серого Льда

   Солнце уже закатывалось за лес, но небо не утратило своей синевы. Впереди виднелось обширное пожарище с обгоревшими пнями и стволами деревьев. Аш о стольком хотелось спросить Арка и Маля, что она не знала, с чего начать.
   — Что там произошло? — приступила к делу она, указав на пожарище.
   — Порубежники жгут лес, чтобы выгнать из него дичь, — резким голосом ответил Арк. — Так у них заведено. Если ветер благоприятствует им, звери выбегают прямо на их копья, если нет, огненный вихрь перестает им повиноваться, и тысячи деревьев и животных гибнут в огне. А с ними и охотники. Выгоду получают только костерщики, которые обходят пожарище и собирают подпаленную дичь. — Ноздри Арка гневно раздулись. — Мясо под обгорелой шкурой зачастую оказывается съедобным.
   Аш поежилась.
   — Почему же вы миритесь с тем, что они живут на вашей земле?
   — Потому что отчасти они суллы, — взглянув на нее суровыми черными глазами, ответил Арк. — У нас общая история, общая кровь. Одна капля порубежной крови стоит дороже, чем моря крови кланников или горожан.
   Они помолчали, пригибаясь под низкими ветвями серебряных елей. Ледяные иглы пощекотали Аш затылок. Маль уехал немного вперед, достал свой лук из куньего чехла и вынул стрелу из твердого, с круглыми боками колчана на поясе. Показав стрелу своему хассу, он дал понять, что намерен поохотиться.
   — Они опасны, эти порубежники? — спросила Аш, глядя, как Маль скачет прочь на сивом, вздымая снежные облака.
   — Все земли, на которые мы вступаем, становятся опасными, дочь моя.
   На закате стал чувствоваться холод. Аш слышала в лесу голоса незнакомых зверей. Деревья, потревоженные лошадиной поступью, стряхивали вниз вороха снега. Арк, казалось, держал путь к какому-то определенному месту: он оставил в стороне проложенный Малем след и свернул на север меж двух могучих парных елей. После короткого подъема лес стал редеть, показался стоячий пруд, и Арк остановился.
   Покатую поляну обступали кружевные сосны с чешуйчатой, серебристо-серой корой. Снег здесь лежал островками, обнажая бархатный мох и темные папоротники. Из-под снега пробивались маленькие растения с листьями наподобие хвои, и некоторые уже раскрыли лиловые звездочки цветов. В дальнем конце поляны Аш видела полуразрушенную стену — до пояса ей, не выше.
   Арк спешился и пошел к этой стене. Свет быстро угасал, и снег наливался синевой. Сулл протянул к стене руку. Он стоял спиной, и Аш не видела его лица, но заметила, что он произнес какое-то слово. Она думала, что он вскроет себе жилу, но серебряный кровопускальный нож остался висеть на поясе, и его цепочка позвякивала от дыхания Арка.
   Резко повернувшись, Арк отошел от стены, и они вместе принялись рубить ветки для костра и городить загон для лошадей. Вскоре вернулся Маль с выпотрошенным белохвостым оленем на крупе сивого. Арк взялся разделывать тушу, а Маль, в свою очередь, направился к стене.
   Аш, глядя на них, приняла решение и спросила, пока они еще не испачкали руки в крови:
   — Почему обереги не подействовали — тогда, ночью, в Мертвом лесу?
   Суллы переглянулись. Аш сознавала, что задала свой вопрос слишком громко, но набралась решимости дождаться ответа. Она уселась на подстилку у костра и ждала, не сводя глаз с мужчин.
   Они, бросив оленя, подошли поближе. Арк присел по ту сторону костра.
   Маль остался стоять.
   — Жителей Провала ничем нельзя отвратить, Аш Марка, — сказал Арк. — Этот сулл проснулся, когда маэрат нарушил круг, и воздает за это благодарение Первым Богам. — Он достал из-под плаща мешочек с оберегами и поверх огня протянул его Аш.
   Аш, взяв его, опять посмотрела на перевязанное запястье Арка. Пятно стало шире и расслоилось, меняя цвета от черного до красного.
   Мешочек из мягкой замши оказался на удивление тяжелым. Аш высыпала его содержимое на войлок и с разочарованием увидела россыпь серых камешков с белыми прожилками. Арк, посмотрев, как она вертит их в пальцах, подносит к уху и трет один о другой, сказал:
   — Это осколки одного камня, разбитого майджи, и они хранят память о своем былом единстве, но соединиться не могут. Если ты положишь их на расстоянии один от другого, то почувствуешь их взаимное притяжение.
   Аш положила два самых больших камня по обе стороны от себя, держа руку в разделяющем их пространстве. Она ощутила в пальцах легкое покалывание, какое бывает в начале онемения, но потом оно прошло. Усомнившись в том, что вообще что-то почувствовала, она попробовала еще раз. Ощущение, хотя она знала теперь, чего ожидать, оказалось еще слабее.
   — Ты чувствуешь, когда пространство нарушается? — недоверчиво спросила она у Арка.
   — Только когда выкладываю полный круг.
   Аш ссыпала камни обратно в мешочек. Суллы открыли ей один из своих секретов — не для того ли, чтобы отвлечь ее от всех остальных? Она бросила мешочек наземь.
   — Что сталось с телом маэрата? Я тогда наконец-то заснула, а когда проснулась, его уже не было.
   Землепроходцы снова переглянулись. Аш видела темный отпечаток тела, оставшийся на заиндевелой земле, и борозду, прожженную мечом маэрата.
   — Маль оттащил его подальше, чтобы ты не видела, — сказал Арк. — Мертвая теневая плоть сгорает холодным пламенем изнутри, мало-помалу, но оболочка остается целой. Под солнцем эта скорлупа начинает исчезать, и в конце концов от нее остается только тень на земле.
   — А меч?
   Арк взглянул на нее с удивлением.
   — Я видела борозду от него, — настаивала Аш. — Теневая сталь прожгла землю на фут в глубину.
   На этот раз ей ответил Маль:
   — Теневая сталь куется из субстанции, противоположной материи и свету. Когда ее владельца убивают, она не утрачивает своей силы. Она прожигает землю и уходит вниз, как золото в плавильной печи. Этот сулл не знает, как глубоко она должна погрузиться, чтобы сила покинула ее. Я достал этот меч из мягкой земли и положил его на камни — большего этот сулл сделать не мог.
   Аш невольно отвела взгляд от его льдисто-голубых глаз. В них появилось что-то новое, тревожившее ее. Маль не обладал той несокрушимой силой, которой наделяло его воображение Аш. У него были свои пределы... и он знал о них. Оба ее Землепроходца оказались уязвимыми, и Аш всем сердцем сожалела об этом.
   Они так много сделали для нее. Маль той ночью в Мертвом лесу уж точно не спал. Он стоял на страже, он убил маэрата, а потом утащил его тело с глаз долой. И попросил его об этом, конечно, Арк. «Убери его отсюда, хасс, — так и слышалось ей. — Наша дочь и без того натерпелась».
   Уже стемнело, и звезды светили, посыпая серебром деревья и старую стену. Снежная сова трехзвучным криком обозначала пределы своих владений. Под ее «кто-кто-кто» Аш подумала, что только от нее зависит — оставить этот разговор или заставить суллов рассказать ей еще что-то. Эта первая ночь на Облачных Землях избавила Землепроходцев от их обычной замкнутости. Аш не знала, долго ли это продлится, и потому, скрепив себя, стала продолжать свои расспросы.
   — Что убило маэрата? Арк наносил ему много ударов, но он не останавливался... и все же...
   — Несогласный пронзил сталью его сердце, — ответил Арк. — Только так их и можно остановить.
   О боги. Райф. В Медных холмах он убил трех бладдийцев, попав им в сердце. А в день их первой встречи за Тупиковыми воротами он таким же образом убил четырех стражников. Ее собственное сердце затрепетало при мысли об этом. Как спокойно он держался — можно было подумать, что для этого он и рожден. Ее взгляд на прошлые события медленно поворачивался, как жернов на оси. Райф.
   Ей казалось, что она вот-вот все поймет, но чем больше она старалась, тем больше понимание ускользало от нее. Осталась только уверенность, что у Райфа есть своя роль в начатом ею представлении.
   Арк и Маль молча наблюдали за ней. Из убитого оленя вытекала кровь, и снег вокруг него казался черным.
   — Что происходит с нами? — спросила Аш. — Мне нужно знать.
   — Ты Мас Раккар, Простирающая Руки, — заговорил Арк. — Ты рождена, чтобы сломать стену между двумя мирами. О твоем существовании мы впервые узнали от Слышащего, но ожидали твоего прихода много лет. Каждую тысячу лет тени восстают, и приходит Долгая Ночь. Ледяные шапки растут и убывают, моря поднимаются и мелеют, одни земли превращаются в пустыню, другие уходят на дно морское. Все во вселенной связано, и все должно изменяться. Мы прожили десять веков при свете, теперь наступает тьма.
   Мы, суллы, знаем об этом, принимаем это и готовы к бою. Но нас становится мало, и земель у нас все меньше. Четыре тысячи лет назад каждая былинка на Северных Территориях принадлежала нам. Мы могли несколько месяцев ехать в одну сторону, а владениям нашим все не было конца. А раньше нам принадлежали и Мягкие Земли на юге, двадцать же тысячелетий назад нашим было все от мыса Последней Надежды до Конца Времен. Человек был тогда молод, и мы не снисходили замечать его. Мы уступали ему места, в которых не нуждались сами, наподобие пустынь и гор, позволяли пить воду, которую считали нечистой, и охотиться на животных, которых не употребляли в пищу. Казалось бы, нам следовало быть умнее — ведь мы суллы, самый древний из ныне живущих народов, и ничто в истории не ново для нас.
   Арк поворошил огонь. Позади него высился Маль, гордый и недвижимый, освещаемый одними лишь звездами. Когда Арк заговорил снова, гордость в его голосе смешивалась с печалью.
   — Первые Боги породили нас для борьбы с тьмой. Это наша судьба и наше проклятие. Древние потерпели поражение в этой борьбе в то самое время, когда наши корабли отчалили от Дальнего Берега. Мы набирались сил, а они слабели, и мы заняли земли, покинутые ими, и стали продолжать их войну.
   Но мы единственный народ, противостоящий тьме, а она становится все сильнее. Каждый удар, наносимый ею, страшнее предыдущего. Она захватывает все больше душ, и ее войско растет. Она взяла к себе наших королей и королев, наших величайших воинов, и мы каждое утро молим Бога Гонимых о том, чтобы не встретиться в бою со своими предками.
   Маэрат, напавший на нас в Мертвом лесу, был когда-то славным рыцарем, но не суллом, и мы благодарны за это.
   Аш заметила, что Арк держит в руке гладко обточенный горный хрусталь — один из талисманов, укладываемых им вокруг костра каждую ночь.
   — Аш Марка, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Когда мы нашли тебя на Буревом рубеже, мы знали, кто ты. У нас был выбор: убить тебя или спасти. Ты не принадлежала к народу суллов, и ничто тебя с нами не связывало, но мы знали, что ты ищешь Пещеру Черного Льда. Я спросил Несогласного, не лучше ли нам перерезать тебе горло, и он ответил: «Нет. Она хочет разрядить свою силу. Поможем ей в этом». И мы помогли. Мы многого боялись в то время, но не думали, что худшее уже совершилось. В Стене Провала еще до нашей с тобой встречи появилась трещина. Твоя сила уже излилась. Быть может, ты сама не ведала, что творишь, но и этой малости оказалось достаточно, чтобы ослабить стену.
   С тех самых пор тени стараются расширить трещину, и она в самом деле стала шире. Взятые протискиваются в нее один за другим... а в Провале шевелятся другие создания, которые ступали некогда по земле и способны проломить стену.
   В Провале обитают не только люди и суллы. Последние существуют столь же долго, как и боги, и что они только не сотворили за минувшие века. У них есть и драконы, и василиски, и демоны. Демон, обращенный в тень, становится Шатан Маэром. Он сохраняет при этом всю свою силу, и мы боимся, что один из них сейчас движется к трещине.
   Во рту у Аш пересохло. Ей послышалось обвинение в голосе Арка.
   — Что будет, если он прорвется наружу?
   — Этому суллу сдается, что твой вопрос неверен, Аш Марка, — с ласковой и в то же время горькой улыбкой ответил Арк. — Тебе следовало бы сказать не «если», а «когда».
   — Хорошо — так что же тогда будет? — Голос Аш дрогнул.
   — Когда это случится, число выходящих из Провала чудовищ возрастет. Каждый из них будет расширять трещину, и наконец в эту брешь сможет пройти целое войско.
   — А сами Последние?
   — Их девять, и мы, хотя и знаем их имена, не произносим их вслух. Никогда еще за всю историю наших битв все девять не выходили из Провала разом. Мы думаем, что если это событие случится, оно будет означать конец света.
   — Но...
   — Нет, Аш Марка, — впервые за все это время подал голос Несогласный. — Есть вещи, о которых лучше не говорить. Говоря о Последних, ты привлекаешь к себе их внимание, чего я вовсе не желал бы для нас в эту ночь.
   — Разве опасность не миновала и здесь, на Облачных Землях? — Аш уже спрашивала об этом Арка, но не смогла удержаться. Впрочем, она тут же пожалела об этом, ибо Несогласный ответил ей так, как отвечал на любые вопросы:
   — Нет.
   Аш ждала продолжения, но он больше ничего не добавил.
   Ночь стала глубже и холоднее. Звездный небосвод оборачивался над ними, как огромное колесо. С тонкого серпика луны Аш перевела взгляд на Арка.
   У нее остался еще один вопрос, и она боялась задать его.
   — Прикосновения Последнего достаточно, чтобы сделать человека тенью?
   Арк кивнул.
   — А как это делает маэрат?
   — Человек, убитый теневой сталью, становится нелюдью.
   — А если человек просто ранен?
   — Он борется, — с той же нежной и горькой улыбкой ответил Арк и пошел разделывать оленя.

37
ВОЖДЬ-ИЗГНАННИК

   Бриму порой казалось, что он сходит с ума. То его со всеми потрохами продают Молочному Камню, то вдруг посылают в Гнаш, да еще во главе собственной дружины. Это, конечно, Робби придумал. Кого же отправить послом к Скиннеру Дхуну, как не родную кровь Рваного Короля?
   Дружина была невелика, и Брим не обманывал себя в том, что возглавляет ее только символически. С Бримом ехали Гай Морлок, Дидди До и еще двое лучших наездников, и он сомневался, послушают ли они его, если он крикнет: «Бладдийцы», не говоря уж о том, чтобы исполнить его приказ.
   Гай Морлок ехал впереди, полоща на ветру голубым дхунским плащом. Они были в дороге уже два дня и только что пересекли границу Гнаша. Между этим кланом и Молочным Камнем пролегала хорошо наезженная дорога, и маленький отряд, перебравшись через Молочную, двигался быстро. В здешних старых, но не слишком густых лесах водились олени и дикие кабаны. Вдалеке путники видели реку Глоз, на востоке впадающую в Молочную. Буря, десять дней трепавшая клановые земли, оставила за собой чистую, освеженную зелень. Земля за одну ночь покрылась свежей травой, и вокруг древних дубов расцвели фиалки.
   Холод, однако, не уступал, несмотря на яркое солнце. Щеки у Брима разгорелись от быстрой скачки и ветра. Он радовался и холоду, и быстрому бегу коня, радовался долгим дням в седле и коротким, без огня, ночевкам — радовался, потому что все это утомляло его и не давало думать.
   «Вот, Брим, возьми. Это Бабушка соткала его для тебя».
   Брим отгонял от себя мысли о брате, но все время видел, как Робби протягивает ему плащ. Голубой дхунский плащ, как у Гая, только чуть покороче и поплоше. Ни меха рыболова, ни застежек-репейников. Брим, приняв плащ от брата, понюхал его. От ткани пахло старческим потом Бабушки и виной Робби.
   Зачем дарить дхунский плащ тому, кто продан чужому клану? «Не беспокойся, — сказал ему Робби, совершив свою сделку с Враэной Молочный Камень. — Я сказал ей, что до завоевания Дхуна она тебя не получит, а кто знает, что может случиться за это время?» Робби потрепал его по плечу, улыбнулся своей чарующей улыбкой и ушел, а два дня спустя подарил ему этот плащ.
   Брим хмурился, стараясь не поддаваться усталости. Гай Морлок и другие явно не ожидали, что он сможет скакать наравне с ними, и его мастерство как наездника удивило их. Брим обнаружил, что ему нравится удивлять людей, и решил нипочем не отставать.
   Гай впереди поднял руку, давая знак скакать медленнее и слегка изменить направление. До круглого дома Гнаша осталось полдня езды строго на запад, но они ехали не туда, а в Старый Круг, который стоял ближе, на берегу Глоз. Отряд, отклонившись к северу, доехал до реки и уже вдоль нее двинулся на запад.
   О Глоз, которую называли красивейшей рекой в клановых землях, было сложено много песен. Вода в ней зеленая и чистая, пологие берега покрыты мхом. Над рекой склонились старые ивы, в бесчисленных заводях цветут водяные лилии и охотятся зимородки. Брим знал на память много печальных баллад, где воины расставались с девами и «на зеленых берегах Глоз» разыгрывались сражения.
   Вспомнив о песнях, Брим пожалел, что с ним нет его лютни. Она пропала в ту ночь, когда в Дхун вторглись бладдийцы... ничтожная потеря по сравнению с другими, поэтому Брим никому не говорил о ней. Играть и брать аккорды его научил Альгис Гилло. Старый Альгис постоянно твердил, что в его время каждому дхуниту полагалось играть хотя бы на одном инструменте: на лютне, на барабане или на волынке. Брим полгода не видел его и не удивился бы, узнав, что старик уже умер.
   — Где твой новый плащ, Брим? — спросил, поравнявшись с ним, Дидди До, свирепый маленький мечник со смуглой кожей и золотистыми глазами; говорили, что мать его спала с лесным жителем. Не услышав ответа, Дидди добавил: — Ты надел бы его. Надо подъехать к Кругу во всем блеске.
   Дидди проехал вперед, и перед Бримом оказалось четверо всадников — все в красивых голубых плащах.
   «Вот, Брим, возьми. Это Бабушка соткала его для тебя».
   Он тихонько вздохнул. У Робби все со смыслом, даже подарки. Этот плащ рожден на свет не только чувством вины, но и выгодой. Это первое посольство, которое Робби отправляет к Скиннеру Дхуну, и оно должно быть достойно короля. Робби Дан Дхун не может допустить, чтобы брат его был одет хуже, чем его воины, — гордость не позволяет.
   Брим обернулся назад и достал плащ из седельной сумки. Тот помялся, и от трехдневного путешествия в сырой коже на крупе лошади запах у него не улучшился. Брим скривился, встряхнув его. Новый плащ он застегнул отцовской пряжкой, а старый аккуратно сложил. Исполнив свой долг, он снова наденет его.
   Послы перешли на рысь, и полуденное солнце ярко светило им в лица. Лес поредел, и начались луга, где паслись овцы и коровы. Гнаш — крупный и богатый клан, владеющий тысячами акров плодородной земли. Три реки орошают его: Быстрая, Глоз и Таррел. Брим много раз бывал здесь при жизни старого вождя Маггиса Дхуна, но Старый Круг не видел ни разу.
   Он знал только, что это старый круглый дом Гнаша, сожженный Черным Градом тысячу лет назад и после этого покинутый. Пожар этот явился итогом ожесточенного спора за северо-западные области Гнаша, и его, по преданию, было видно до самого Дхунского дома. Брим в это не верил, но любопытствовал по этому поводу. Каменное здание сжечь не так-то легко: оно может обгореть, но будет стоять, как стояло. А сам поджог? Орлийцы долго обстреливали дом Скарпа пузырями с маслом, прежде чем поджечь его, но пожар, по рассказам, получился так себе. Дом рухнул только через два дня, когда сдали несущие балки. Вызванный обвалом сквозняк раздул огонь заново, и дом на этот раз загорелся еще и изнутри.
   Брима интересовало также, почему Гнаш не стал отстраивать свой круглый дом и предпочел поставить новый на семь лиг к западу, на южном берегу Таррела. Может быть, гнашийцы поступили так в оборонительных целях — ведь теперь между ними и Черным Градом оказались целых три реки.
   Брим часто раздумывал о подобных вещах, поворачивая их в голове так и этак. Ему нравилось докапываться до причин разных событий, и он порой сожалел, что не родился в Визи или Колодезе, где хранятся летописи и все накопленные кланами знания. «Жаль, что Робби не продал тебя туда», — шепнул тихий голосок внутри, но Брим устыдился его и заставил умолкнуть.
   Выехав из рощи водяных дубов, послы увидели девять дхунитов в доспехах и шлемах. Могучие, как на подбор, с выпущенными из-под шлемов белокурыми косами и обнаженными голубыми мечами, они пересекали выгон, распугивая овец.
   — Тихо, — скомандовал Гай Морлок, переходя на шаг. — Въезжай вперед, Брим, и дай им знать, что мы пришли с миром.
   Брим, кивнув, достал меч из ножен и опередил своих спутников. Вожак в таких случаях всегда защищает своих людей, поднимая меч над головой двумя руками, за рукоять и за острие. Брим понимал, однако, как бесит его воинов необходимость сдаваться — причем трое из них сдаются своим же сокланникам. Знал Брим и то, что не вышел ростом для своих пятнадцати лет. На это Гай Морлок и рассчитывает — знает, что на Брима дхуниты погодят нападать.
   Брим всего пять дней назад отточил свой меч на жернове Молочного Камня, и лезвие кололо ему руку через перчатку вареной кожи. Ему казалось, что сердце у него вот-вот выскочит из груди, и он благодарил Каменных Богов за то, что конь ведет себя смирно и не пытается воспользоваться тем, что хозяин отпустил повод. Головной дхунит поднял кулак, давая своим знак сбавить ход. Брим не видел его глаз из-за шлема.
   Придержав коня в ста шагах от него, дхунит прокричал:
   — Именем дхунского вождя, кто идет?
   Брим, надеясь, что на таком расстоянии не видно, как колеблется его меч, и стараясь держать его ровно, ответил:
   — Брим Кормак, брат Робби Дхуна, прибыл для разговора с вождем в изгнании Скиннером Дхуном.
   Дхунит снял шлем и тряхнул косами. Его густо татуированное лицо раскраснелось от нагретого железа. Он окинул взглядом Гая, Дидди и двух других воинов. Его губы брезгливо поджались, и Брим представил себя на месте Джорди Сарсона, которому выражал свое презрение дхунит. Джорди всего шесть недель назад считался человеком Скиннера, но на Молочной перешел к Робби и теперь вернулся сюда в составе его посольства. Он сохранил невозмутимость, но белая кожа выдала его, и Брим заметил, как побагровела у него шея.
   — Проводите меня к Скиннеру Дхуну, — сам себе удивившись, сказал Брим. — То, что я должен ему передать, не терпит отлагательства. — С этими словами он спрятал меч в ножны и устремил на главного воина такой твердый взгляд, что заставил его сморгнуть.
   Дхунит переглянулся со своими людьми. Многие из них по его примеру сняли шлемы, и некоторых Брим узнал.
   — Отберите у них оружие и сопроводите на рысях к Старому Кругу, — приказал главный, а сам, пришпорив коня, поскакал назад через пастбище.
   Гай Морлок прошипел что-то сквозь зубы, но Дидди заметил ему, что сопротивляться бессмысленно, отцепил меч в ножнах от пояса и бросил на землю. Брим, Джорди и Мангус Угорь проделали то же самое. Гай расстался с мечом последний. Ни один воин не любит отдавать свое оружие, но только глупец, отправляясь в воюющий клан, может полагать, что ему не придется этого делать. Дхуниты не стали усугублять оскорбления, обыскивая их на предмет ножей и прочего мелкого оружия. Один из них просто спешился и собрал мечи.
   Покончив с формальностями, дхуниты расположились клином вокруг приезжих и повели их к Старому Кругу.
   Брим, сам того не сознавая, сохранил свое место во главе отряда. Пастбища сменились черными вспаханными полями. В маленькой долине стояли каменные домики издольщиков, окруженные живыми изгородями.
   Низкое солнце било Бриму прямо в глаза, и он не сразу разглядел Старый Круг. Он ожидал увидеть обгоревшую развалину, но не принял в расчет благодетельных сил природы. От старого круглого дома осталась ровно половина, имеющая форму полумесяца. От рухнувшей части не осталось ничего, но очертания ее фундамента еще виднелись под усыпанным гравием двором. Купол над уцелевшей половиной сохранился, а на крыше разрослись дерн и ползучая ива. Брим достаточно разбирался в растениях и понимал, что теперь ее нипочем не выдерешь, не рискуя выворотить камень вместе с корнями.
   Странное зрелище представлял собой этот мохнатый купол-полумесяц на берегу реки Глоз. К плоской стене примыкали недавно поставленные навесы, между временными конюшнями и домом сновали люди и кони.
   Дхуниты, преодолев небольшой пригорок, остановились на полукруглом дворе. Конюхи вышли принять лошадей, и Брим догадался, что здесь уже знают об их приезде. Люди Скиннера, снедаемые любопытством, обращались с ним недоверчиво, однако уважительно.
   Он поймал себя на том, что уделяет слишком много внимания женщинам. Он уже забыл, что в Дхуне они есть, и теперь, глядя, как они таскают лошадям овес и воду, испытал легкое потрясение. Старшие отвечали ему враждебными взглядами, молодые посматривали с откровенным интересом, и до его слуха донеслось:
   — Это Брим, брат Робби.
   Быстро оглядев себя и четырех других, Брим неохотно признал, что Робби не ошибся насчет плащей. Они выделяли их пятерку из всех остальных и придавали им качество, давно утраченное Дхуном: величие былых времен. Брим, как ни странно, почувствовал, что это придает ему уверенности. Если из встречи с вождем Молочного и вышло что-то хорошее, то это новый взгляд, который Робби пришлось принять относительно своего брата. Враэна Молочный Камень отнюдь не глупа и потребовала себе Брима Кормака не без веской причины.
   Так по крайней мере думает Робби. Брим, со своей стороны, подозревал, что Враэна просто ведет какую-то игру, цель которой — сбить Робби с толку, но держал эту мысль при себе.
   — Следуйте за мной, — сказал дхунский воин и провел их через пролом в плоской стене. Из красного закатного зарева они нырнули в сырой полумрак Старого Круга. Полукупол подпирали столбы кровавого дерева ста футов вышиной и каменные контрфорсы. Поначалу вошедшие ступали по грифельным плитам, брошенным прямо в грязь, но в глубине здание приобрело более жилой вид. Грязь засыпали гравием и зажгли курильницы для освежения затхлого воздуха. Женщины побелили коридоры, сохранившиеся со старых времен, и застлали полы тростником. Воин провел гостей по уцелевшей лестнице в покой, расположенный на десять шагов выше уровня земли.