Страница:
Когда все рушится вокруг,
Он держит лук.
Когда вползает в крепость мгла,
Он как скала.
Когда сам дьявол в мир грядет,
Он в сердце бьет.
В наступившем молчании снегопад усилился. Снег ложился Райфу на волосы и на воротник орлийского плаща, но Райф утратил чувствительность к холоду. Ему казалось, будто он сделан из камня. Это просто слова, говорил он себе, но знал, что это неправда.
Он понимал их смысл — почти понимал. Они лежали на краю его понимания, как тонкий птичий крик колеблется на грани слуха. Они озаряли темные места его памяти и оживляли картины, мелькающие позади глаз. Дрей, сжимающий в кулаке клятвенный камень; Садалак со стрелой; рыцарь-Клятвопреступник, шепчущий «мы ищем».
Райф моргнул, и картины погасли. Адди смотрел на него с выражением, в котором страх смешивался с покорностью.
Райф, очнувшись от столбняка, стряхнул с себя снег.
— Расскажи мне про Ров, Адди.
Овчар, смирившись, поглядел по сторонам, убедился, что никто их не слышит, и стал говорить:
— Здесь земля тонкая. В Глуши, на пустошах и во Рву земная кора еле держится. Каньоны, морозобоины, газовые гейзеры, горячие источники — это все слабые места, и Ров из них самое большое. Он глубок, очень глубок. Говорят даже, что он доходит до самого стыка миров. До серого места, где между жизнью и смертью всего один шаг. В Колодезе кое-что знают об этом, но древнее знание большей частью забыто или хранится за семью печатями. Так и с братьями: они знают ровно столько, чтобы бояться.
Адди помолчал и оперся на камень натруженными руками.
— Мы об этом не говорим. Тут мы точь-в-точь как кланники — прячем дурное поглубже. Меня спрашивать без толку. Я человек маленький — прежде пас овец, теперь их ворую. Откуда мне знать о темных грядущих днях?
Адди взглянул на Райфа, и тот встретил его взгляд, не дрогнув.
— Ты спрашивал, почему братья отправляют мертвых в Ров, — окончательно сдавшись, продолжал Адди. — На это я могу ответить. Чтобы закрыть его, вот почему. Они верят, что если накидать туда побольше тел и пролить побольше крови, то Ров останется закрытым. Что там внизу, я не знаю. Невинным душам вроде новорожденных младенцев дозволяется этого не видеть, для того им и вынимают глаза. Танджо — иное дело, он посрамил Траггиса. Ему полагалось выиграть состязание и доказать, что ты лжец. Он потерпел неудачу, а братья слишком уж распалились, вот Траггису и пришлось послать его в Ров. Мы живем на суровой земле, и уважают у нас только суровых. Траггис обрек Танджо на худшую из казней — отправил его вниз живым и без век, способных заслонить человека от таящегося там ужаса. — Рука Адди потянулась к поясу, к несуществующей ладанке со священным камнем.
Райф сделал вид, что не заметил. Некоторые вещи должны оставаться между человеком и его богами.
— А что, думают братья, случится, если Ров откроется?
— Представь самый страшный свой сон, сделай его вдесятеро страшнее — и это будет только начало.
Это Райф нашел вполне понятным.
— Но ведь Ров — не крепость, — заметил он.
— Верно. — Адди сразу смекнул, о чем речь. — В песне сказано ясно: «крепость».
— Ты говорил, есть и другие слабые места?
— В Глуши их полным-полно. Ров, конечно, больше их всех, но это еще не значит, что он уступит первым.
— Зато будет всех страшнее.
Адди только хмуро усмехнулся в ответ.
Аш. Это с нее все началось. Райф запрокинул голову, подставив лицо снегу. Оба они с Аш потерпели поражение, и теперь тьма рвется наружу. Стих, прочитанный Адди, предполагает, что этому можно помешать, но чтобы сделать это, надо сначала найти наиболее слабое место. «Мы ищем», — сказал рыцарь. Может быть, они искали то же самое?
Райф смахнул снег с лица. Кожа вокруг глаз уже слегка онемела. Он кланник, простой кланник. Не ученый рыцарь и не искусный сулльский следопыт. С чего Адди взял, что он, Райф, тот самый человек?
«Мы способны быть чем-то большим», — сказал Адди, но Райф не хотел, чтобы эти слова оправдались.
Услышав, что к ним кто-то поднимается, Райф велел себе: успокойся. Он подумает об этом после, когда стемнеет.
Адди снова возился с мясом у костра. Подозвав к себе Райфа, он нарочито громким голосом спросил:
— Может, чаю выпьешь?
— Адди! Дюжина Зверей у тебя? — донесся снизу голос Мертворожденного.
— У меня, — с облегчением отозвался Адди. — Лезь к нам, мы как раз ужинаем.
Уродливое лицо Мертворожденного показалось над краем утеса. Он запыхался и сильно вспотел.
— Некогда, Адди. Атаман меня совсем загонял. Не знаю уж, что ты сделал на этот раз, парень, но спорю, что ничего хорошего. В полночь ты должен явиться к атаману в пещеру — один.
28
29
Он держит лук.
Когда вползает в крепость мгла,
Он как скала.
Когда сам дьявол в мир грядет,
Он в сердце бьет.
В наступившем молчании снегопад усилился. Снег ложился Райфу на волосы и на воротник орлийского плаща, но Райф утратил чувствительность к холоду. Ему казалось, будто он сделан из камня. Это просто слова, говорил он себе, но знал, что это неправда.
Он понимал их смысл — почти понимал. Они лежали на краю его понимания, как тонкий птичий крик колеблется на грани слуха. Они озаряли темные места его памяти и оживляли картины, мелькающие позади глаз. Дрей, сжимающий в кулаке клятвенный камень; Садалак со стрелой; рыцарь-Клятвопреступник, шепчущий «мы ищем».
Райф моргнул, и картины погасли. Адди смотрел на него с выражением, в котором страх смешивался с покорностью.
Райф, очнувшись от столбняка, стряхнул с себя снег.
— Расскажи мне про Ров, Адди.
Овчар, смирившись, поглядел по сторонам, убедился, что никто их не слышит, и стал говорить:
— Здесь земля тонкая. В Глуши, на пустошах и во Рву земная кора еле держится. Каньоны, морозобоины, газовые гейзеры, горячие источники — это все слабые места, и Ров из них самое большое. Он глубок, очень глубок. Говорят даже, что он доходит до самого стыка миров. До серого места, где между жизнью и смертью всего один шаг. В Колодезе кое-что знают об этом, но древнее знание большей частью забыто или хранится за семью печатями. Так и с братьями: они знают ровно столько, чтобы бояться.
Адди помолчал и оперся на камень натруженными руками.
— Мы об этом не говорим. Тут мы точь-в-точь как кланники — прячем дурное поглубже. Меня спрашивать без толку. Я человек маленький — прежде пас овец, теперь их ворую. Откуда мне знать о темных грядущих днях?
Адди взглянул на Райфа, и тот встретил его взгляд, не дрогнув.
— Ты спрашивал, почему братья отправляют мертвых в Ров, — окончательно сдавшись, продолжал Адди. — На это я могу ответить. Чтобы закрыть его, вот почему. Они верят, что если накидать туда побольше тел и пролить побольше крови, то Ров останется закрытым. Что там внизу, я не знаю. Невинным душам вроде новорожденных младенцев дозволяется этого не видеть, для того им и вынимают глаза. Танджо — иное дело, он посрамил Траггиса. Ему полагалось выиграть состязание и доказать, что ты лжец. Он потерпел неудачу, а братья слишком уж распалились, вот Траггису и пришлось послать его в Ров. Мы живем на суровой земле, и уважают у нас только суровых. Траггис обрек Танджо на худшую из казней — отправил его вниз живым и без век, способных заслонить человека от таящегося там ужаса. — Рука Адди потянулась к поясу, к несуществующей ладанке со священным камнем.
Райф сделал вид, что не заметил. Некоторые вещи должны оставаться между человеком и его богами.
— А что, думают братья, случится, если Ров откроется?
— Представь самый страшный свой сон, сделай его вдесятеро страшнее — и это будет только начало.
Это Райф нашел вполне понятным.
— Но ведь Ров — не крепость, — заметил он.
— Верно. — Адди сразу смекнул, о чем речь. — В песне сказано ясно: «крепость».
— Ты говорил, есть и другие слабые места?
— В Глуши их полным-полно. Ров, конечно, больше их всех, но это еще не значит, что он уступит первым.
— Зато будет всех страшнее.
Адди только хмуро усмехнулся в ответ.
Аш. Это с нее все началось. Райф запрокинул голову, подставив лицо снегу. Оба они с Аш потерпели поражение, и теперь тьма рвется наружу. Стих, прочитанный Адди, предполагает, что этому можно помешать, но чтобы сделать это, надо сначала найти наиболее слабое место. «Мы ищем», — сказал рыцарь. Может быть, они искали то же самое?
Райф смахнул снег с лица. Кожа вокруг глаз уже слегка онемела. Он кланник, простой кланник. Не ученый рыцарь и не искусный сулльский следопыт. С чего Адди взял, что он, Райф, тот самый человек?
«Мы способны быть чем-то большим», — сказал Адди, но Райф не хотел, чтобы эти слова оправдались.
Услышав, что к ним кто-то поднимается, Райф велел себе: успокойся. Он подумает об этом после, когда стемнеет.
Адди снова возился с мясом у костра. Подозвав к себе Райфа, он нарочито громким голосом спросил:
— Может, чаю выпьешь?
— Адди! Дюжина Зверей у тебя? — донесся снизу голос Мертворожденного.
— У меня, — с облегчением отозвался Адди. — Лезь к нам, мы как раз ужинаем.
Уродливое лицо Мертворожденного показалось над краем утеса. Он запыхался и сильно вспотел.
— Некогда, Адди. Атаман меня совсем загонял. Не знаю уж, что ты сделал на этот раз, парень, но спорю, что ничего хорошего. В полночь ты должен явиться к атаману в пещеру — один.
28
ПЕРЕГОВОРЫ В МОЛОЧНОМ КАМНЕ
Странное все-таки место Молочный дом, думал Брим, идя по его нижним коридорам с тяжелым блюдом в руках. Другие круглые дома — это большей частью большие сводчатые чертоги, соединенные широкими переходами и лестницами, а Молочный построен, как лабиринт. Его белые коридоры разбегаются во все стороны, и один ничем не отличается от другого — того и гляди, заблудишься.
Молочный дом недоступен для плесени, копоти, сырости и гнили. Некоторым его частям уже три тысячи лет, а на вид все как новое — или очень старое, но не тронутое временем. И ни одного подземного помещения. Брим не знал, что об этом и думать, пока Гай Морлок не объяснил ему, в чем состоит оборонительная стратегия Молочного Камня. Молочный дом стоит в мелкой ложбине, в двухстах ярдах от реки. Целая система насосов и цистерн, устроенная великим вождем Гаксло, позволяет затоплять нижний этаж в случае нужды. Молочный камень хорошо держит воду, а все наиболее важные помещения расположены на верхних двух этажах. Кланники поднимаются туда, вода преграждает путь врагу, а когда опасность минует, ее выкачивают.
Брим счел, что это умно придумано, но почему Гай так охотно об этом рассказывает? Гай — присяжный воин Молочного Камня и перешел к Робби совсем недавно. Как умудрился Робби добиться от него такой беззаветной преданности?
Брим, впрочем, не слишком стремился найти ответ на этот вопрос, да и некогда сейчас этим заниматься. Он и так уже отстал от других и боялся потерять их из виду. Робби еле дождался этой встречи и наверняка будет вне себя, если что-то выйдет не так, как задумано.
С собой он взял лишь немногих избранников: Яго Сэйка, Дугласа Огера, Гая Морлока и Джорди Сарсона, только что перебежавшего к ним от Скиннера Дхуна. Брим и Джесс Блэйн, как пажи, шли последними.
Был закат, и солнце каким-то непонятным образом проникало в круглый дом, порождая причудливые длинные тени и переливаясь, как вода, на молочном камне. Гай показывал дорогу; только он и Робби шли без даров. Брим не знал, что находится в мешках и корзинах, которые несли остальные, но догадывался, что Робби добивается чего-то от вождя Молочного и хочет ее задобрить.
Поднимаясь все выше, Брим заметил, что молочный камень начал перемежаться с песчаником. Два этих камня, светлый и темный, уживались плохо. В более мягкий песчаник были вделаны бронзовые светильники, и молочанский ламповщик как раз наполнял их наилучшим рапсовым маслом.
В этот час кланники обычно пьют эль и ужинают у своих очагов, и Робби с его спутниками на пути в Дымчатый Чертог почти никто не встретился. Гай, одетый, как и все, в голубой, до полу, дхунский плащ с застежками в виде репейников, шел скорым шагом. Плащ Робби в отличие от других был оторочен золотисто-черным мехом рыболова, как мантии дхунских королей.
Взойдя по крутой скошенной лестнице, они оказались у дверей, охраняемых двумя молочанскими копейщиками. Те скрестили копья перед пришельцами, и старший осведомился:
— Кто идет и по какому делу?
Гай собрался было ответить, но Робби удержал его, положив руку на плечо.
— Робби Дан Дхун по делу королей и вождей.
Это все делалось для порядка: о встрече условились заранее, и часовые должны были знать об этом — но слова Робби придали церемонии особую важность. Всего лишь восемь недель назад он помещался на нижнем этаже этого самого круглого дома в качестве то ли гостя, то ли просителя. Теперь он стоит около Устричных Дверей Дымчатого Чертога, собираясь встретиться с вождем на равных.
Часовые стали навытяжку, безотчетно откликаясь на властные ноты в голосе Робби. Старший постучал в дверь древком копья.
— Открывайте! Робби Дан Дхун желает видеть вождя. — В ответ на его слова двери распахнулись, и посольство вошло в Дымчатый Чертог.
Он, как и Усыпальница Дхунов, славился как одно из чудес клановых земель. Чертог располагался на самом верху круглого дома, под куполом, и был сложен из самого лучшего молочного камня, известного также как дымчатый. «Дымчатый», как сказали Бриму, по-старинному все равно что «туманный». Бриму и правда показалось на первых порах, что стены и крыша этого зала сотканы из тумана. Сквозь них хоть и смутно, но виднелось темнеющее небо и бледный круг восходящей луны. Над крышей мелькнула тень — это ночной ястреб летел на свою охоту вдоль Молочной. Брим преисполнился трепета. Глыбы, из которых сложен купол, должны быть не менее трех футов толщиной, а видно через них, как через матовое стекло.
— Ганратти Молочный Камень, Вождь-Созидатель, строил этот купол всю свою жизнь. Один только крепящий состав отнял у него десять лет.
Враэна Молочный Камень, вождь Молочного, поднялась с Устричного Трона и вышла навстречу гостям в сопровождении воинов-мечников. На ней было простое, но красивое платье из бледно-голубой шерсти, и ее знаменитая, медная с серебром коса, перекинутая на грудь, свисала, как цепь. После смерти Спини Орля она стала вторым по длительности правления вождем в клановых землях, уступая только Собачьему Вождю.
— Добро пожаловать, Робби, — наклонив голову, сказала она. — Я вижу, ты привел ко мне Гая.
— Он соскучился по дому, — с простодушной, чуть ли не глуповатой улыбкой ответил Робби.
Враэна запрокинула голову и от души расхохоталась, сразу разрядив этим напряжение первых минут встречи.
— Дуглас, Яго, Брим — здравствуйте.
Брим подивился, что она знает его по имени. Он учтиво, как учил его отец, склонил голову. Враэне это почему-то понравилось, и улыбка задержалась у нее на лице.
— Я вижу, ты восхищен нашим куполом, — сказала она. — Замысел принадлежал Ганратти, это верно, но нельзя сказать, что это его рук дело.
— Суллы?
Она кивнула.
— У тебя очень смышленый брат, Робби. Мне понятно, почему ты не отпускаешь его от себя.
Брим, вспыхнув, бросил взгляд на Робби и увидел, что тот в замешательстве. Враэна тоже это заметила — не помогла и улыбка, которую изобразил наконец Робби.
— Камни для купола привозили из Руин, — продолжала она, обращаясь к Бриму. — Брали их из развалин здания, которое, по нашему разумению, было когда-то храмом. Теперь уж от него ничего не осталось — все поглотил лес. — Враэна остановила на Бриме свой глубокий карий взгляд, как бы оценивая его по достоинству, и тут же занялась другими гостями.
В немногих словах она освободила их от обременительной ноши, рассадила вокруг вделанного в пол очага, распорядилась подать эль с молоком и немного пригасить огонь, чтобы легче было разговаривать. Брим полагал, что об этом она могла бы распорядиться и раньше — но тогда она лишилась бы преимущества отдавать приказания.
Всего вокруг огня расположилось пятнадцать человек, так что одна сторона ненамного превышала другую, и Враэна опять удивила Брима, позаботившись о стульях для него и для Джесса. Пока кланница обходила круг, добавляя в рога с элем традиционную каплю молока, Враэна, опершись на спинку своего сиденья, обратилась к Робби:
— Итак, Робби Дхун, что нужно тебе от меня?
Робби был к этому готов. Держа руки на коленях, он глубоко вздохнул и сказал:
— Я хочу отвоевать Дхун.
Враэна и бровью не повела. Она правила кланом около тридцати лет, и мало что могло ее удивить.
— Пора Бладду убраться с нашей земли, — продолжал Робби. — Он стал слишком силен, и кланы вокруг него рушатся один за другим. Без Дхуна у кланов не стало сердца, и они сделались уязвимы — в особенности срединные. Колодезь, Визи, Гнаш, Крозер... да и Молочный Камень.
Губы Враэны плотно сжались — то ли в знак согласия, то ли наоборот.
— Продолжай.
Робби подался вперед.
— Власть должна вернуться к Седалищу Дхунов — ты знаешь, Враэна, что это так. Давно ли ты спала спокойно с тех пор, как Бладд оказался у самых твоих дверей?
Враэна с неожиданной мягкостью улыбнулась ему.
— Ты еще молод, Робби, и потому не знаешь, что вожди редко спят спокойно. Ты говоришь о Бладде, стоящем у моих дверей, но не забывай, что Молочный Камень с севера хорошо защищен. Наши плотины стоят на Быстрой не зря. Тебе, думаю, известно, — она бросила взгляд на Гая Морлока, — что Молочный дом никому еще не удалось взять.
Гай покраснел до ушей, но Робби остался спокоен и даже весел.
— Знать как можно больше — мой прямой долг.
— А мой долг — это защита своего клана.
Брим понял, что это предупреждение, и у Робби достало мудрости принять его к сведению. Он помолчал немного, придав своему татуированному лицу выражение глубокой серьезности, и заговорил снова:
— Мне нужна твоя помощь, Враэна. Ты была мне другом, когда я порвал со Скиннером и нуждался в поддержке, чтобы собраться с силами. Ты предоставила мне свой дом, взяла под защиту, дала мне свое благословение... и тебя не должно удивлять, что я задумывался о причине всего этого.
В чертоге настала полная тишина. Воздух между Робби и вождем колебался от жара горячих углей. Со стороны Враэны здесь присутствовали закаленные в боях воины, большей частью немолодые. У одного из них Брим заметил на поясе стеклянный флакон, где плескалось что-то серое. Стало быть, это правда. Воевода Молочного растворяет свою меру священного камня в воде, чтобы выпить ее перед тем, как отправиться на войну — или перед смертью.
Враэна и ее военачальник обменялись быстрыми, понимающими взглядами. Расправив плечи, Враэна сказала:
— Наш клан помогал тебе по причине нашей веры в то, что Дхун должен иметь сильного вождя, если хочет вернуть себе отнятый дом. Скиннер для этого не годится. Я сама послала ему весть, когда вождь Бладда со своим войском двинулся на юг, чтобы занять Ганмиддиш. Дхунский дом оставался без должной защиты в течение пятнадцати дней, но Скиннер не сделал ничего, чтобы забрать его назад. Никогда ему этого не прощу. Я управляю этим кланом двадцать восемь лет. Время научило меня многому, и самый суровый из всех усвоенных мною уроков таков: нерешительный вождь несет гибель своему клану.
Это она о Среднем ущелье, понял Брим. В тот день от руки черноградцев пало пятьсот воинов-молочан — из-за того, что тогдашний вождь Альбан, брат Враэны, промедлил с выбором позиции.
Враэна смотрела на него и видела, что он все понимает. Брим поспешно отвел глаза. Ему почему-то не хотелось, чтобы Робби заметил ее интерес к нему.
Робби расстегнул застежку-репейник, сбросив плащ на спинку стула.
— Когда время придет, ты можешь не сомневаться в моей решимости. Я молод, это верно, и многие сочли бы меня неопытным. Но Дхун я все равно отвоюю. Седалище Дхунов мое, и с твоей помощью я могу занять его быстрее. Твой отказ только задержит меня, но не остановит.
Спутники Робби, слыша эту речь, выпрямили спины и вздернули подбородки, а могучий топорщик Дуглас Огер, дождавшись, когда Робби договорит, пробурчал: «Точно».
Воины Враэны беспокойно ерзали на сиденьях, но сама она будто ничего и не слышала. Брим понял вдруг, почему она не пригласила на эту встречу мужчин помоложе. Молодым трудно устоять перед Робби: каждое его слово обещает воинскому сердцу честь и славу.
Робби помолчал, оправляя рукава рубашки. Ему единственному, как самозваному вождю, позволили войти в Дымчатый Чертог с оружием, и он в ожидании ответа опустил руку на рукоять меча. Глядя на брата, Брим сообразил, что Враэне выбирать особенно и не из чего. Гай Морлок и еще двадцать ее кланников уже перебежали к Робби, а за ними, глядишь, и другие потянутся.
Враэна, тоже понимавшая это, спросила довольно резко:
— Так чего же ты от меня хочешь?
— Две сотни воинов с топорами и молотами и вдвое больше с мечами.
Люди Враэны заволновались еще пуще. Шестьсот человек — слыханное ли дело? Даже спутники Робби были удивлены. Дуглас Огер разинул рот, Гай Морлок попросту остолбенел. Только Робби Дан Дхун и Враэна Молочный Камень сохраняли спокойствие, глядя друг на друга через огонь, словно два поединщика.
— Это невозможно, Робби. Попроси еще раз.
— Я думаю, что возможно, и ты поступишь мудро, удовлетворив мою просьбу.
— Отчего так?
Робби снова подался вперед.
— Ты даешь мне потребное число людей, а я принимаю их к себе согласно Ленному Праву. В этом случае, как тебе известно, они поступят в мое распоряжение лишь на время. Присяга, данная ими Молочному Камню, останется нерушимой, и по окончании войны они вернутся в твой дом. — Блуждающий по комнате сквозняк раздул угли, и Брим увидел холод в голубых дхунских глазах Робби. — В случае же отказа ты вынудишь меня взять тех, кто придет ко мне сам, и связать их присягой, и сделать их дхунитами, которые больше уж не вернутся в Молочный.
Враэна встала, шумно отодвинув свой стул.
— Ты играешь с огнем, Робби Дхун.
— Мне приходится это делать, чтобы отнять свой дом у врага.
Она медленно кивнула, признавая правоту его слов.
— Как я понимаю, ты уже говорил кое с кем из моих людей?
Улыбке Робби при всем ее очаровании недоставало тепла.
— Ты хорошо меня знаешь, Враэна. Не стану скрывать, что около ста твоих воинов заверили меня в своем согласии. Не проклинай их за это. Они молоды и хотят сражаться.
Враэна взялась за кончик своей косы, где на кожаной тесемке висел отросток лосиного рога — ее амулет. Она задумалась, держа его на ладони, а Брим между тем размышлял, много ли правды в том, что сказал Робби. Возможно ли, что целых сто молочан готовы примкнуть к нему, нарушив свою клятву?
Враэна с тяжелым вздохом отпустила свой амулет.
— Что ты предлагаешь взамен?
— Джесс, Брим, принесите дары, — молвил Робби, поднявшись с места. — Покажем вождю, сколь высоко мы ценим ее помощь.
Брим, чувствуя спиной взгляд Враэны, направился к стене, где они оставили свои приношения. Робби и Яго укладывали подарки втайне, пользуясь сундуками, вывезенными из Дхунского дома в ночь бладдийского вторжения. Брим знал только, что дары тяжелые, и молил Каменных Богов о том, чтобы не опозориться и не уронить своей ноши. Джесс Блэйн, наделенный, должно быть, шестым чувством, взял себе что полегче, а Бриму оставил какие-то каменюки.
Когда дары наконец доставили к очагу, Робби кивком отпустил пажей и вынул из ножен свой меч. Молочане в мгновение ока тоже обнажили оружие, но Робби, примирительно подняв руки, сказал:
— Я хотел только разрезать бечевки.
Мрачные молочане снова уселись. Робби выставил их дураками — первая его ошибка, подумал Брим — и теперь спешил покончить с этим. Одним взмахом он вспорол первый сверток, и оттуда хлынули ткани: золотая и серебряная парча, багряный дамаст и янтарный шелк. Кланница, разливавшая эль и молоко, так и ахнула.
— Для красавиц этого клана, — улыбнувшись ей, сказал Робби.
Некоторые ткани Брим узнал: их взяли при набеге на Озерной дороге, которым командовал Дуглас Огер. В Северных Территориях таких не ткут — их возят с самого Дальнего Юга, и в клановых землях им, можно сказать, цены нет. В другом мешке оказались меха: рысь, чернобурка, норка, горностай и соболь. На блюде, которое Брим нес из башни, лежали три дюжины медвежьих желчных пузырей, пересыпанных солью.
Одну из корзин наполняли медные пряжки для плащей, воинские обручи и браслеты с сапфирами, лунными камнями, алмазами и голубыми топазами. В другой помещались доспехи. Робби достал панцирь, чтобы показать вождю. Он был выкован в виде сот, покрыт серебряным тиснением, вокруг шеи щетинились колючки репейника.
Враэна не утратила хладнокровия, но Брим подметил в ее глазах алчный огонек. Эти доспехи делались для королевы — и не для какой-нибудь, а для самой великой Мойры Плакальщицы. Она сражалась в них тысячу лет назад у Мушиного холма, и в кланах давно утрачен секрет сотовой ковки, делавшей металл легким и в то же время прочным, как камень.
Это, однако, было еще не все. Осталась последняя корзина, длинная и такая тяжелая, что Бриму пришлось тащить ее волоком по полу. Робби, помедлив, вспорол холщовую покрышку на ней и обратился к семерым воинам Враэны:
— Я принес дары вашим женщинам, вашим целителям, вашим старикам и вашему вождю. Вам я предлагаю в дар мечи.
Он откинул холст в сторону. В корзине лежали двадцать мечей без ножен, сложенные рукоятью к острию. Они переливались, разбрасывая голубые искры. Все бывшие в чертоге мужчины замерли. Водная сталь, оружие дхунских королей. За нее убивали, и только один человек во всех клановых землях знал, как ее ковать.
Брим смотрел на мечи, как зачарованный. Откуда у Робби столько? Ни один воин, владеющий водным мечом, не расстался бы с ним по доброй воле. Потом он заметил на самом верху эфес в виде кроличьей лапки. Тот самый, который отец велел переделать в честь второй своей жены. Точно такой, который держал сейчас в руке Робби. Его, Брима, меч.
— Я вижу, слухи были верны, — сказала Враэна. — Ты и в самом деле прихватил с собой кое-какие сундуки Скиннера, покидая его лагерь.
— Скорее взял то, что принадлежит мне по праву, — пожал плечами Робби.
Враэна рассмеялась, но не так, как прежде, а коротко и отрывисто. Ее воины по-прежнему не сводили глаз с мечей!
— Красивые вещички, отрицать не стану.
— Водная сталь — не просто красивая вещичка, моя госпожа.
— То, что легко приобретается, легко и раздается.
— Ты отказываешься от моего дара? — с обманчивой небрежностью спросил Робби.
— Я его принимаю, но прошу кое-что сверх него.
— У меня не осталось больше сокровищ. Если только...
— Оставь, — махнула рукой Враэна. — Речь не о мечах.
— О чем же тогда?
К этому все и шло с самого начала, подумал Брим. Робби при всем своем уме сидит за столом переговоров впервые, а Враэна занимается этим вот уж скоро тридцать лет. В небе сияла луна, и весь купол тоже светился. В этом свете, холодном и чуждом, все сидящие внизу казались каменными изваяниями. Брим вздрогнул и тут же пожалел об этом, ибо взгляд вождя остановился на нем.
— Я хочу взять на воспитание твоего брата, Робби Дан Дхун.
Молочный дом недоступен для плесени, копоти, сырости и гнили. Некоторым его частям уже три тысячи лет, а на вид все как новое — или очень старое, но не тронутое временем. И ни одного подземного помещения. Брим не знал, что об этом и думать, пока Гай Морлок не объяснил ему, в чем состоит оборонительная стратегия Молочного Камня. Молочный дом стоит в мелкой ложбине, в двухстах ярдах от реки. Целая система насосов и цистерн, устроенная великим вождем Гаксло, позволяет затоплять нижний этаж в случае нужды. Молочный камень хорошо держит воду, а все наиболее важные помещения расположены на верхних двух этажах. Кланники поднимаются туда, вода преграждает путь врагу, а когда опасность минует, ее выкачивают.
Брим счел, что это умно придумано, но почему Гай так охотно об этом рассказывает? Гай — присяжный воин Молочного Камня и перешел к Робби совсем недавно. Как умудрился Робби добиться от него такой беззаветной преданности?
Брим, впрочем, не слишком стремился найти ответ на этот вопрос, да и некогда сейчас этим заниматься. Он и так уже отстал от других и боялся потерять их из виду. Робби еле дождался этой встречи и наверняка будет вне себя, если что-то выйдет не так, как задумано.
С собой он взял лишь немногих избранников: Яго Сэйка, Дугласа Огера, Гая Морлока и Джорди Сарсона, только что перебежавшего к ним от Скиннера Дхуна. Брим и Джесс Блэйн, как пажи, шли последними.
Был закат, и солнце каким-то непонятным образом проникало в круглый дом, порождая причудливые длинные тени и переливаясь, как вода, на молочном камне. Гай показывал дорогу; только он и Робби шли без даров. Брим не знал, что находится в мешках и корзинах, которые несли остальные, но догадывался, что Робби добивается чего-то от вождя Молочного и хочет ее задобрить.
Поднимаясь все выше, Брим заметил, что молочный камень начал перемежаться с песчаником. Два этих камня, светлый и темный, уживались плохо. В более мягкий песчаник были вделаны бронзовые светильники, и молочанский ламповщик как раз наполнял их наилучшим рапсовым маслом.
В этот час кланники обычно пьют эль и ужинают у своих очагов, и Робби с его спутниками на пути в Дымчатый Чертог почти никто не встретился. Гай, одетый, как и все, в голубой, до полу, дхунский плащ с застежками в виде репейников, шел скорым шагом. Плащ Робби в отличие от других был оторочен золотисто-черным мехом рыболова, как мантии дхунских королей.
Взойдя по крутой скошенной лестнице, они оказались у дверей, охраняемых двумя молочанскими копейщиками. Те скрестили копья перед пришельцами, и старший осведомился:
— Кто идет и по какому делу?
Гай собрался было ответить, но Робби удержал его, положив руку на плечо.
— Робби Дан Дхун по делу королей и вождей.
Это все делалось для порядка: о встрече условились заранее, и часовые должны были знать об этом — но слова Робби придали церемонии особую важность. Всего лишь восемь недель назад он помещался на нижнем этаже этого самого круглого дома в качестве то ли гостя, то ли просителя. Теперь он стоит около Устричных Дверей Дымчатого Чертога, собираясь встретиться с вождем на равных.
Часовые стали навытяжку, безотчетно откликаясь на властные ноты в голосе Робби. Старший постучал в дверь древком копья.
— Открывайте! Робби Дан Дхун желает видеть вождя. — В ответ на его слова двери распахнулись, и посольство вошло в Дымчатый Чертог.
Он, как и Усыпальница Дхунов, славился как одно из чудес клановых земель. Чертог располагался на самом верху круглого дома, под куполом, и был сложен из самого лучшего молочного камня, известного также как дымчатый. «Дымчатый», как сказали Бриму, по-старинному все равно что «туманный». Бриму и правда показалось на первых порах, что стены и крыша этого зала сотканы из тумана. Сквозь них хоть и смутно, но виднелось темнеющее небо и бледный круг восходящей луны. Над крышей мелькнула тень — это ночной ястреб летел на свою охоту вдоль Молочной. Брим преисполнился трепета. Глыбы, из которых сложен купол, должны быть не менее трех футов толщиной, а видно через них, как через матовое стекло.
— Ганратти Молочный Камень, Вождь-Созидатель, строил этот купол всю свою жизнь. Один только крепящий состав отнял у него десять лет.
Враэна Молочный Камень, вождь Молочного, поднялась с Устричного Трона и вышла навстречу гостям в сопровождении воинов-мечников. На ней было простое, но красивое платье из бледно-голубой шерсти, и ее знаменитая, медная с серебром коса, перекинутая на грудь, свисала, как цепь. После смерти Спини Орля она стала вторым по длительности правления вождем в клановых землях, уступая только Собачьему Вождю.
— Добро пожаловать, Робби, — наклонив голову, сказала она. — Я вижу, ты привел ко мне Гая.
— Он соскучился по дому, — с простодушной, чуть ли не глуповатой улыбкой ответил Робби.
Враэна запрокинула голову и от души расхохоталась, сразу разрядив этим напряжение первых минут встречи.
— Дуглас, Яго, Брим — здравствуйте.
Брим подивился, что она знает его по имени. Он учтиво, как учил его отец, склонил голову. Враэне это почему-то понравилось, и улыбка задержалась у нее на лице.
— Я вижу, ты восхищен нашим куполом, — сказала она. — Замысел принадлежал Ганратти, это верно, но нельзя сказать, что это его рук дело.
— Суллы?
Она кивнула.
— У тебя очень смышленый брат, Робби. Мне понятно, почему ты не отпускаешь его от себя.
Брим, вспыхнув, бросил взгляд на Робби и увидел, что тот в замешательстве. Враэна тоже это заметила — не помогла и улыбка, которую изобразил наконец Робби.
— Камни для купола привозили из Руин, — продолжала она, обращаясь к Бриму. — Брали их из развалин здания, которое, по нашему разумению, было когда-то храмом. Теперь уж от него ничего не осталось — все поглотил лес. — Враэна остановила на Бриме свой глубокий карий взгляд, как бы оценивая его по достоинству, и тут же занялась другими гостями.
В немногих словах она освободила их от обременительной ноши, рассадила вокруг вделанного в пол очага, распорядилась подать эль с молоком и немного пригасить огонь, чтобы легче было разговаривать. Брим полагал, что об этом она могла бы распорядиться и раньше — но тогда она лишилась бы преимущества отдавать приказания.
Всего вокруг огня расположилось пятнадцать человек, так что одна сторона ненамного превышала другую, и Враэна опять удивила Брима, позаботившись о стульях для него и для Джесса. Пока кланница обходила круг, добавляя в рога с элем традиционную каплю молока, Враэна, опершись на спинку своего сиденья, обратилась к Робби:
— Итак, Робби Дхун, что нужно тебе от меня?
Робби был к этому готов. Держа руки на коленях, он глубоко вздохнул и сказал:
— Я хочу отвоевать Дхун.
Враэна и бровью не повела. Она правила кланом около тридцати лет, и мало что могло ее удивить.
— Пора Бладду убраться с нашей земли, — продолжал Робби. — Он стал слишком силен, и кланы вокруг него рушатся один за другим. Без Дхуна у кланов не стало сердца, и они сделались уязвимы — в особенности срединные. Колодезь, Визи, Гнаш, Крозер... да и Молочный Камень.
Губы Враэны плотно сжались — то ли в знак согласия, то ли наоборот.
— Продолжай.
Робби подался вперед.
— Власть должна вернуться к Седалищу Дхунов — ты знаешь, Враэна, что это так. Давно ли ты спала спокойно с тех пор, как Бладд оказался у самых твоих дверей?
Враэна с неожиданной мягкостью улыбнулась ему.
— Ты еще молод, Робби, и потому не знаешь, что вожди редко спят спокойно. Ты говоришь о Бладде, стоящем у моих дверей, но не забывай, что Молочный Камень с севера хорошо защищен. Наши плотины стоят на Быстрой не зря. Тебе, думаю, известно, — она бросила взгляд на Гая Морлока, — что Молочный дом никому еще не удалось взять.
Гай покраснел до ушей, но Робби остался спокоен и даже весел.
— Знать как можно больше — мой прямой долг.
— А мой долг — это защита своего клана.
Брим понял, что это предупреждение, и у Робби достало мудрости принять его к сведению. Он помолчал немного, придав своему татуированному лицу выражение глубокой серьезности, и заговорил снова:
— Мне нужна твоя помощь, Враэна. Ты была мне другом, когда я порвал со Скиннером и нуждался в поддержке, чтобы собраться с силами. Ты предоставила мне свой дом, взяла под защиту, дала мне свое благословение... и тебя не должно удивлять, что я задумывался о причине всего этого.
В чертоге настала полная тишина. Воздух между Робби и вождем колебался от жара горячих углей. Со стороны Враэны здесь присутствовали закаленные в боях воины, большей частью немолодые. У одного из них Брим заметил на поясе стеклянный флакон, где плескалось что-то серое. Стало быть, это правда. Воевода Молочного растворяет свою меру священного камня в воде, чтобы выпить ее перед тем, как отправиться на войну — или перед смертью.
Враэна и ее военачальник обменялись быстрыми, понимающими взглядами. Расправив плечи, Враэна сказала:
— Наш клан помогал тебе по причине нашей веры в то, что Дхун должен иметь сильного вождя, если хочет вернуть себе отнятый дом. Скиннер для этого не годится. Я сама послала ему весть, когда вождь Бладда со своим войском двинулся на юг, чтобы занять Ганмиддиш. Дхунский дом оставался без должной защиты в течение пятнадцати дней, но Скиннер не сделал ничего, чтобы забрать его назад. Никогда ему этого не прощу. Я управляю этим кланом двадцать восемь лет. Время научило меня многому, и самый суровый из всех усвоенных мною уроков таков: нерешительный вождь несет гибель своему клану.
Это она о Среднем ущелье, понял Брим. В тот день от руки черноградцев пало пятьсот воинов-молочан — из-за того, что тогдашний вождь Альбан, брат Враэны, промедлил с выбором позиции.
Враэна смотрела на него и видела, что он все понимает. Брим поспешно отвел глаза. Ему почему-то не хотелось, чтобы Робби заметил ее интерес к нему.
Робби расстегнул застежку-репейник, сбросив плащ на спинку стула.
— Когда время придет, ты можешь не сомневаться в моей решимости. Я молод, это верно, и многие сочли бы меня неопытным. Но Дхун я все равно отвоюю. Седалище Дхунов мое, и с твоей помощью я могу занять его быстрее. Твой отказ только задержит меня, но не остановит.
Спутники Робби, слыша эту речь, выпрямили спины и вздернули подбородки, а могучий топорщик Дуглас Огер, дождавшись, когда Робби договорит, пробурчал: «Точно».
Воины Враэны беспокойно ерзали на сиденьях, но сама она будто ничего и не слышала. Брим понял вдруг, почему она не пригласила на эту встречу мужчин помоложе. Молодым трудно устоять перед Робби: каждое его слово обещает воинскому сердцу честь и славу.
Робби помолчал, оправляя рукава рубашки. Ему единственному, как самозваному вождю, позволили войти в Дымчатый Чертог с оружием, и он в ожидании ответа опустил руку на рукоять меча. Глядя на брата, Брим сообразил, что Враэне выбирать особенно и не из чего. Гай Морлок и еще двадцать ее кланников уже перебежали к Робби, а за ними, глядишь, и другие потянутся.
Враэна, тоже понимавшая это, спросила довольно резко:
— Так чего же ты от меня хочешь?
— Две сотни воинов с топорами и молотами и вдвое больше с мечами.
Люди Враэны заволновались еще пуще. Шестьсот человек — слыханное ли дело? Даже спутники Робби были удивлены. Дуглас Огер разинул рот, Гай Морлок попросту остолбенел. Только Робби Дан Дхун и Враэна Молочный Камень сохраняли спокойствие, глядя друг на друга через огонь, словно два поединщика.
— Это невозможно, Робби. Попроси еще раз.
— Я думаю, что возможно, и ты поступишь мудро, удовлетворив мою просьбу.
— Отчего так?
Робби снова подался вперед.
— Ты даешь мне потребное число людей, а я принимаю их к себе согласно Ленному Праву. В этом случае, как тебе известно, они поступят в мое распоряжение лишь на время. Присяга, данная ими Молочному Камню, останется нерушимой, и по окончании войны они вернутся в твой дом. — Блуждающий по комнате сквозняк раздул угли, и Брим увидел холод в голубых дхунских глазах Робби. — В случае же отказа ты вынудишь меня взять тех, кто придет ко мне сам, и связать их присягой, и сделать их дхунитами, которые больше уж не вернутся в Молочный.
Враэна встала, шумно отодвинув свой стул.
— Ты играешь с огнем, Робби Дхун.
— Мне приходится это делать, чтобы отнять свой дом у врага.
Она медленно кивнула, признавая правоту его слов.
— Как я понимаю, ты уже говорил кое с кем из моих людей?
Улыбке Робби при всем ее очаровании недоставало тепла.
— Ты хорошо меня знаешь, Враэна. Не стану скрывать, что около ста твоих воинов заверили меня в своем согласии. Не проклинай их за это. Они молоды и хотят сражаться.
Враэна взялась за кончик своей косы, где на кожаной тесемке висел отросток лосиного рога — ее амулет. Она задумалась, держа его на ладони, а Брим между тем размышлял, много ли правды в том, что сказал Робби. Возможно ли, что целых сто молочан готовы примкнуть к нему, нарушив свою клятву?
Враэна с тяжелым вздохом отпустила свой амулет.
— Что ты предлагаешь взамен?
— Джесс, Брим, принесите дары, — молвил Робби, поднявшись с места. — Покажем вождю, сколь высоко мы ценим ее помощь.
Брим, чувствуя спиной взгляд Враэны, направился к стене, где они оставили свои приношения. Робби и Яго укладывали подарки втайне, пользуясь сундуками, вывезенными из Дхунского дома в ночь бладдийского вторжения. Брим знал только, что дары тяжелые, и молил Каменных Богов о том, чтобы не опозориться и не уронить своей ноши. Джесс Блэйн, наделенный, должно быть, шестым чувством, взял себе что полегче, а Бриму оставил какие-то каменюки.
Когда дары наконец доставили к очагу, Робби кивком отпустил пажей и вынул из ножен свой меч. Молочане в мгновение ока тоже обнажили оружие, но Робби, примирительно подняв руки, сказал:
— Я хотел только разрезать бечевки.
Мрачные молочане снова уселись. Робби выставил их дураками — первая его ошибка, подумал Брим — и теперь спешил покончить с этим. Одним взмахом он вспорол первый сверток, и оттуда хлынули ткани: золотая и серебряная парча, багряный дамаст и янтарный шелк. Кланница, разливавшая эль и молоко, так и ахнула.
— Для красавиц этого клана, — улыбнувшись ей, сказал Робби.
Некоторые ткани Брим узнал: их взяли при набеге на Озерной дороге, которым командовал Дуглас Огер. В Северных Территориях таких не ткут — их возят с самого Дальнего Юга, и в клановых землях им, можно сказать, цены нет. В другом мешке оказались меха: рысь, чернобурка, норка, горностай и соболь. На блюде, которое Брим нес из башни, лежали три дюжины медвежьих желчных пузырей, пересыпанных солью.
Одну из корзин наполняли медные пряжки для плащей, воинские обручи и браслеты с сапфирами, лунными камнями, алмазами и голубыми топазами. В другой помещались доспехи. Робби достал панцирь, чтобы показать вождю. Он был выкован в виде сот, покрыт серебряным тиснением, вокруг шеи щетинились колючки репейника.
Враэна не утратила хладнокровия, но Брим подметил в ее глазах алчный огонек. Эти доспехи делались для королевы — и не для какой-нибудь, а для самой великой Мойры Плакальщицы. Она сражалась в них тысячу лет назад у Мушиного холма, и в кланах давно утрачен секрет сотовой ковки, делавшей металл легким и в то же время прочным, как камень.
Это, однако, было еще не все. Осталась последняя корзина, длинная и такая тяжелая, что Бриму пришлось тащить ее волоком по полу. Робби, помедлив, вспорол холщовую покрышку на ней и обратился к семерым воинам Враэны:
— Я принес дары вашим женщинам, вашим целителям, вашим старикам и вашему вождю. Вам я предлагаю в дар мечи.
Он откинул холст в сторону. В корзине лежали двадцать мечей без ножен, сложенные рукоятью к острию. Они переливались, разбрасывая голубые искры. Все бывшие в чертоге мужчины замерли. Водная сталь, оружие дхунских королей. За нее убивали, и только один человек во всех клановых землях знал, как ее ковать.
Брим смотрел на мечи, как зачарованный. Откуда у Робби столько? Ни один воин, владеющий водным мечом, не расстался бы с ним по доброй воле. Потом он заметил на самом верху эфес в виде кроличьей лапки. Тот самый, который отец велел переделать в честь второй своей жены. Точно такой, который держал сейчас в руке Робби. Его, Брима, меч.
— Я вижу, слухи были верны, — сказала Враэна. — Ты и в самом деле прихватил с собой кое-какие сундуки Скиннера, покидая его лагерь.
— Скорее взял то, что принадлежит мне по праву, — пожал плечами Робби.
Враэна рассмеялась, но не так, как прежде, а коротко и отрывисто. Ее воины по-прежнему не сводили глаз с мечей!
— Красивые вещички, отрицать не стану.
— Водная сталь — не просто красивая вещичка, моя госпожа.
— То, что легко приобретается, легко и раздается.
— Ты отказываешься от моего дара? — с обманчивой небрежностью спросил Робби.
— Я его принимаю, но прошу кое-что сверх него.
— У меня не осталось больше сокровищ. Если только...
— Оставь, — махнула рукой Враэна. — Речь не о мечах.
— О чем же тогда?
К этому все и шло с самого начала, подумал Брим. Робби при всем своем уме сидит за столом переговоров впервые, а Враэна занимается этим вот уж скоро тридцать лет. В небе сияла луна, и весь купол тоже светился. В этом свете, холодном и чуждом, все сидящие внизу казались каменными изваяниями. Брим вздрогнул и тут же пожалел об этом, ибо взгляд вождя остановился на нем.
— Я хочу взять на воспитание твоего брата, Робби Дан Дхун.
29
АТАМАН
В здешнем снеге, казалось, совсем не было воды — один только сухой лед. Он хрустел под ногами у Райфа, который ходил по террасе в ожидании полночи.
Звучала Музыка Рва, и для защиты от нее у входа в каждую обитаемую пещеру зажигались костры. Сотни огней должны были бы давать много света, но нет. Ров источал тьму, как вулкан источает дым. Райф усмехнулся собственной выдумке. Теперь он часто чувствовал себя пожилым, словно все пережитое за последний год состарило его, но этой ночью ощущал странную легкость — пропади, мол, все пропадом. Песня Адди открыла перед ним новую дорогу. Он знал, что эта дорога не для него — но если не он, то кто же?
Никто, слышалось ему в Музыке Рва.
Отрезвев, он отошел от края, чтобы остыть в сухом и дымном воздухе перед встречей с атаманом.
Он ни разу еще не приближался к его пещере, но знал, где она находится. Большинство Увечных предпочитало селиться на верхних террасах, поближе к солнцу и звездам, но атаман жил внизу. Нижние террасы были самой старой частью города, с сильно обветшавшими стенами и лестницами. Скалы там побелели от птичьего помета и кое-где светились ночью, непонятно отчего. Ступени, по которым шел Райф, так стерлись, что их покрыли дубовыми досками. Внизу у пещеры атамана пылал длинный, десятифутовый костер.
Вход никем не охранялся, и Райф не знал, как ему быть дальше. Костер полностью перегораживал устье и не давал рассмотреть, что творится внутри. Райф хотел уже позвать, но тут из пещеры на угли бросили каменную плиту, создав узкий проход посреди огня. Райф по-прежнему ничего не видел, но послание говорило недвусмысленно: входи.
Он ступил на плиту, и под ним затрещали угли. Огонь заревел в ушах, запахло паленым волосом, и Райф очутился на той стороне. Он провел рукой по голове, проверяя, не загорелись ли волосы. Изнутри показалась темная фигура, и тихий голос Траггиса сказал:
— Значит, плащ у тебя и впрямь орлийский, раз огонь его не опалил.
Райф рассердился, поняв, что за ним следили, и не ответил. Выиграв таким образом несколько мгновений, он огляделся по сторонам. Пещера атамана, узкая и извилистая, вела куда-то вниз, под скалу. На стенах сквозь кору копоти и лишайника виднелась какая-то роспись. Здесь дуло со всех сторон сразу, и Райф догадался, что эта пещера как-то соединяется с другими. У плоского участка стены стояла койка с аккуратно застланным меховым одеялом. На полу, рядом с жаровней и двумя кожаными походными стульями, тоже лежал мех. В ногах постели помещался сундук с горбатой крышкой, в головах — стойка со всякого рода оружием.
— Отойди, — велел Траггис.
Райф послушался, и атаман, дернув за веревку, вытащил плиту из костра. Пламя тут же вспыхнуло с новой силой, перекрыв как вход, так и выход.
Атаман подошел к Райфу и обнюхал его, производя трубящие звуки своими деревянными ноздрями. Одет он был богато, но кое-как, точно Орвин Шенк на Дхунской ярмарке: главное, чтобы достаток был виден, а к лицу ли тебе это все, дело десятое. Райф узнал на нем одежду сразу нескольких кланов. Густо расшитый камзол — это Колодезь, в его узорах отражены все цвета и оттенки вереска. Двойной плащ, отороченный лебяжьими перьями, принадлежал раньше харкнесскому воину, заячьи штаны — работа черноградских женщин; они шьют такие каждое лето, когда в Клину полным-полно зайцев. Все прочее — сапоги тонкой выделки, пояс с металлическими накладками и полотняная рубашка, присобранная: на шее и рукавах — делалось в городе и Райфу не было знакомо.
Звучала Музыка Рва, и для защиты от нее у входа в каждую обитаемую пещеру зажигались костры. Сотни огней должны были бы давать много света, но нет. Ров источал тьму, как вулкан источает дым. Райф усмехнулся собственной выдумке. Теперь он часто чувствовал себя пожилым, словно все пережитое за последний год состарило его, но этой ночью ощущал странную легкость — пропади, мол, все пропадом. Песня Адди открыла перед ним новую дорогу. Он знал, что эта дорога не для него — но если не он, то кто же?
Никто, слышалось ему в Музыке Рва.
Отрезвев, он отошел от края, чтобы остыть в сухом и дымном воздухе перед встречей с атаманом.
Он ни разу еще не приближался к его пещере, но знал, где она находится. Большинство Увечных предпочитало селиться на верхних террасах, поближе к солнцу и звездам, но атаман жил внизу. Нижние террасы были самой старой частью города, с сильно обветшавшими стенами и лестницами. Скалы там побелели от птичьего помета и кое-где светились ночью, непонятно отчего. Ступени, по которым шел Райф, так стерлись, что их покрыли дубовыми досками. Внизу у пещеры атамана пылал длинный, десятифутовый костер.
Вход никем не охранялся, и Райф не знал, как ему быть дальше. Костер полностью перегораживал устье и не давал рассмотреть, что творится внутри. Райф хотел уже позвать, но тут из пещеры на угли бросили каменную плиту, создав узкий проход посреди огня. Райф по-прежнему ничего не видел, но послание говорило недвусмысленно: входи.
Он ступил на плиту, и под ним затрещали угли. Огонь заревел в ушах, запахло паленым волосом, и Райф очутился на той стороне. Он провел рукой по голове, проверяя, не загорелись ли волосы. Изнутри показалась темная фигура, и тихий голос Траггиса сказал:
— Значит, плащ у тебя и впрямь орлийский, раз огонь его не опалил.
Райф рассердился, поняв, что за ним следили, и не ответил. Выиграв таким образом несколько мгновений, он огляделся по сторонам. Пещера атамана, узкая и извилистая, вела куда-то вниз, под скалу. На стенах сквозь кору копоти и лишайника виднелась какая-то роспись. Здесь дуло со всех сторон сразу, и Райф догадался, что эта пещера как-то соединяется с другими. У плоского участка стены стояла койка с аккуратно застланным меховым одеялом. На полу, рядом с жаровней и двумя кожаными походными стульями, тоже лежал мех. В ногах постели помещался сундук с горбатой крышкой, в головах — стойка со всякого рода оружием.
— Отойди, — велел Траггис.
Райф послушался, и атаман, дернув за веревку, вытащил плиту из костра. Пламя тут же вспыхнуло с новой силой, перекрыв как вход, так и выход.
Атаман подошел к Райфу и обнюхал его, производя трубящие звуки своими деревянными ноздрями. Одет он был богато, но кое-как, точно Орвин Шенк на Дхунской ярмарке: главное, чтобы достаток был виден, а к лицу ли тебе это все, дело десятое. Райф узнал на нем одежду сразу нескольких кланов. Густо расшитый камзол — это Колодезь, в его узорах отражены все цвета и оттенки вереска. Двойной плащ, отороченный лебяжьими перьями, принадлежал раньше харкнесскому воину, заячьи штаны — работа черноградских женщин; они шьют такие каждое лето, когда в Клину полным-полно зайцев. Все прочее — сапоги тонкой выделки, пояс с металлическими накладками и полотняная рубашка, присобранная: на шее и рукавах — делалось в городе и Райфу не было знакомо.