Джонсон Сьюзен. Леди и лорд

   — А, ну их всех! В конце концов, у меня есть жалованье, дом, а войн на мой век хватит, — улыбнулся он, поглядев на племянника. — Сколько ты у меня пробудешь? — Маршалу явно наскучило бесцельно обсуждать судьбы наций, и он жаждал поговорить на какие-нибудь более приятные темы.
   — День или два. Я направляюсь в Остенде, чтобы побеседовать со своим управляющим.
   — Ну, поведай мне о завоеванной Шотландией независимости, — с усмешкой попросил старый вояка. — Если оттуда все же удастся вытурить этих грязных англичан, возможно, у меня появится шанс вернуться домой.
   — Что бы там ни говорили, дядя, постарайтесь любой ценой сохранить свои владения во Франции. Если Марльборо победит в этой войне, с мечтой о независимости придется распроститься. Тогда у них появится возможность обратить все свое внимание на Шотландию. Лондон использует возвращающиеся домой победоносные армии для того, чтобы поставить нас на колени.
   — Как это тяжело — быть маленькой нацией в большом мире! — со вздохом произнес маршал.
   — Да, временами это крайне угнетает.
   — Однако тебе, как я слышал, удалось разбогатеть за счет Англии?
   — В какой-то степени — да, — с легкой улыбкой ответил Джонни. — Я расцениваю это как свой личный вклад в разгром Англии. За моими фрегатами не угонится ни один английский корабль.
   — Будь осторожен, Джонни. Политиканы не простят тебе того, что ты борешься в парламенте за независимость Шотландии. И еще вернее — того, что ты насмехаешься над пактом о мореплавании. Вестминстером правят торгаши, а они не любят, когда из их карманов вытаскивают деньги. Помни, что в случае осложнений ты всегда будешь желанным гостем у меня во Франции.
   Дядя знал, о чем говорил. Еще юношей за нежелательные политические взгляды он был объявлен у себя дома вне закона и вынужденно эмигрировал во Францию. На протяжении веков так поступали многие молодые шотландцы, решившие строить свое будущее в более гостеприимной стране.
   — Благодаря моим кораблям осуществляется большая часть внешней торговли Шотландии, — заметил Джонни, глядя на дядю поверх бокала с вином. — На их месте я бы поостерегся ссориться со мной. На моих складах за границей хранятся огромные запасы товаров, принадлежащих шотландским торговцам. И что важнее всего, — улыбнулся Джонни, — на каждого из них у меня имеются векселя. Если дело и впрямь примет нежелательный оборот, я буду помнить о вашем любезном приглашении, дядюшка. А теперь расскажите мне, как поживают тетя Жизель и ваши дочери.
 
   Два дня спустя Джонни уже был в Остенде, а еще через шесть дней приплыл в Лейт. Он провел весьма беспокойный вечер в компании Рокси, а посреди ночи выбрался из ее постели и торопливо оделся, извиняясь и бормоча какие-то сбивчивые объяснения по поводу своего неожиданного ухода. В отвратительном настроении по пути в Равенсби-хаус он зашел в несколько таверн, но даже вино казалось ему таким же горьким, как вся его жизнь в последнее время. Оставив последний бокал нетронутым, Джонни отправился по ночным улицам к своей одинокой постели в Равенсби-хаусе.
   Занятость и расстояние, отделявшие его на протяжении последних недель от Шотландии, немного притупили остроту переживаний, и образ Элизабет, который ранее постоянно всплывал в его мозгу, мешая сосредоточиться на чем-то ином, стал являться гораздо реже. Однако теперь, по возвращении домой, она снова стала казаться такой близкой и доступной, что он жаждал ее сильнее прежнего.
   И тем не менее Джонни не собирался потакать своим прихотям. Волевой человек, он умел подавлять в себе импульсы и обуздывать эмоции.
   В последнее время друзья и единомышленники Джонни в основном разъехались по своим поместьям, а эдинбургское общество казалось ему чересчур пресным, поэтому в Равенсби-хаусе воцарилась тишь и скука. Если бы Джонни решил остаться здесь, ему пришлось бы придумывать для Рокси какие-нибудь объяснения по поводу своего невесть откуда взявшегося целомудрия, а он к этому не был готов. Поэтому к утру, когда в ветвях яблонь стали просыпаться птицы, Джонни решил уехать в Голдихаус.
   Впрочем, это место тоже хранило немало воспоминаний, связанных с Элизабет, поэтому, даже отправившись на юг, Джонни стремился максимально растянуть свое путешествие. Стремясь отдалить встречу с воспоминаниями, он заезжал в поместья своих многочисленных друзей, останавливался в придорожных кабачках, однако через пять дней дорога все же неизбежно привела его к воротам Голдихауса.
   Это случилось в полдень тридцатого сентября.
   Встречать его вышли несколько обитателей Голдихауса.
   — Добро пожаловать домой, Джонни! — приветствовал его Данкейл Вилли. — Долго же ты пропадал.
   — Парламентские и торговые дела задержали меня, — объяснил тот, уже чувствуя в воздухе незримое присутствие Элизабет. — А где остальные? — спросил он, передавая поводья юному груму и мечтая только об одном — поскорее избавиться от преследовавших его призраков прошлого.
   — Большинство мужчин — в конюшнях, ведь новые жеребчики уже порядком подросли. Адам и Кинмонт поутру уехали в Келсо, а Монро, как обычно, торчит в новом крыле дома. Если хочешь, я позову Реда Рована.
   — Позже, — отмахнулся Джонни. — Я неделю не вылезал из седла. Для начала мне нужно что-нибудь выпить. — Тут он заметил госпожу Рейд. Она стояла рядом с Вилли и во все глаза смотрела на прибывшего хозяина. Не понимая причины столь пристального внимания, Джонни вежливо, но нерешительно пробормотал: — Добрый день!
   — Что ты здесь делаешь? — возмущенно спросила женщина, смерив его гневным взглядом.
   — Приехал навестить собственный дом, — настороженно ответил Джонни.
   — Тьфу! Ох уж эти мужчины…
   Джонни тоже хотел возмутиться и потребовать объяснений подобному тону, но эта женщина практически в одиночку вырастила его после смерти матери — та умерла, когда мальчику было всего двенадцать. Поэтому он лишь тихо спросил:
   — А в чем, собственно, дело?
   — И ты еще имеешь наглость спрашивать?!
   Джонни окинул взглядом шеренгу слуг, выстроившихся вдоль дорожки к дому, затем перевел взгляд на кипевшую от гнева госпожу Рейд и предложил:
   — Не пройти ли нам в библиотеку?
   — Ага, не хочешь выставлять свой позор на всеобщее обозрение? Так я и думала. Чего же еще ожидать от бесстыжего вроде тебя! — презрительно фыркнула пожилая женщина.
   — Отошли слуг, — тихо велел он Вилли, а сам попытался взять госпожу Рейд под локоть, однако не тут-то было. Та с возмущением выдернула руку и удалилась, всем своим видом выражая благородное негодование. Ничего не понимая, Джонни обернулся к Вилли и, вопросительно приподняв бровь, осведомился:
   — Ну, и что все это значит?
   Светлокожий Вилли покраснел до корней своих морковного цвета волос и с перепугу даже перешел на «вы».
   — Лучше спросите у нее, сэр, — пробормотал он.
   — Похоже, тут все о чем-то знают за исключением одного только меня.
   — Да, сэр, похоже, так оно и есть.
   — Может, мне просто сесть на лошадь и вернуться туда, откуда я приехал, Вилли? — с невеселой насмешкой спросил Джонни.
   — Не могу сказать. Решайте сами, сэр.
   При всем своем желании Джонни не мог назвать этот ответ удовлетворительным.
   После торжественного ухода госпожи Рейд со сцены Джонни не был уверен, соблаговолит ли она пойти в библиотеку, как он просил, однако, распахнув дверь, увидел ее сидящей прямо, как палка, в обтянутом гобеленом кресле.
   — Ты, разумеется, знаешь, что она выходит замуж, — немедленно выпалила женщина, и каждый отчеканенный ею слог выстрелом отдавался под высоким стрельчатым потолком библиотеки.
   Джонни не нуждался в пояснениях относительно того, о ком идет речь, — это было ясно без слов.
   — Она имеет на это полное право, не правда ли? — проговорил он. Войдя в комнату, Джонни прикрыл дверь, но остался стоять у порога, словно желая сохранить между ними безопасную дистанцию.
   — А не находишь ли ты странным, что она решила не сообщать об этом никому из нас?
   — И тем не менее вам, как я погляжу, об этом известно.
   — Только потому, что я отправила ей фрукты из оранжереи, и вчера возчики вернулись с этим известием. Она не сообщила об этом даже Монро. Тебе не кажется все это странным, Джонни, мальчик?
   — Она — взрослый человек и живет собственной жизнью…
   — На которую тебе наплевать?
   — За что мне эта трепка? — спросил Джонни. Он не понимал, чем навлек на себя гнев госпожи Рейд. Ведь она знала его многие годы, и ей было хорошо известно, как обычно складывались его отношения с женщинами.
   — А ты знаешь, что вот уже два месяца, как она ждет ребенка? Или тебе и на это наплевать?
   — Что за новости? — изменившимся голосом спросил Джонни.
   — В «Трех королях» это ни для кого не секрет, и эту весть привезли те же возчики. По их словам, она просто на седьмом небе от счастья, что наконец-то станет матерью.
   — За кого она выходит? — Теперь обходительности в его тоне как не бывало, он стал деловитым и резким.
   — За сэра Джорджа Болдуина.
   Джонни словно превратился в соляной столб. Ему почудилось, что он перестал дышать, что остановилось его сердце. Затем жизнь в нем возобновилась, и он вновь обрел способность видеть окружающий мир.
   — Благодарю вас за сообщение, госпожа Рейд, — ледяным тоном проговорил Джонни. — Я полагаю, новобрачным следует послать какой-нибудь подарок. Оставляю это на ваше усмотрение.
   — Ты просто бессердечный негодяй!
   Джонни, уже положивший было ладонь на ручку двери, на мгновение застыл и, полуобернувшись, ответил:
   — Я это уже знаю.
 
   За ужином Джонни не проронил ни слова, а позже, когда скатерти были очищены и на столе появилось бренди, настроение его вообще упало до самой нижней отметки. Хотя все обитатели Голдихауса были осведомлены о скорой свадьбе Элизабет, а также о причине, которой было обусловлено это событие, никто из них не осмелился даже заикнуться о готовящемся событии. Монро был еще мрачнее своего кузена — возможно, потому, что обладал более чувствительным сердцем. Кинмонт осмотрительно не говорил ни о чем, кроме бизнеса. Что же касается Адама и еще нескольких молодых клансменов, то они побились об заклад относительно того, чем закончится этот вечер, и теперь с любопытством следили за Джонни, который, похоже, поставил задачу выяснить, сколько бренди в него может влезть.
   За минуту до того, как часы пробили два пополуночи, Джонни негромко спросил:
   — Сколько всадников мы можем собрать за один час?
   Этот вопрос заставил задремавшего было Кинмонта подскочить в кресле, а Монро произнес с сарказмом и едва сдерживаемым гневом:
   — Ага, самое время…
   Адам, оглядев своих приятелей с лучезарной улыбкой — только что, за минуту до обозначенного срока, он выиграл пари, — ответил:
   — Около трехсот.
   Джонни энергично вскочил на ноги и поглядел на своего лейтенанта открытым, ясным взором. Сказать кому-нибудь из посторонних, что этот человек только что осушил несколько бутылок бренди, тот бы ни за что не поверил.
   — В таком случае пусть через час все будут в сборе, — приказал он. — При оружии. И не забудьте захватить коня под дамским седлом. Мы отправляемся в «Три короля».
   Сбор был объявлен с помощью охотничьего рожка и сигнального костра, и через час все члены клана Кэрров собрались, готовые тронуться в путь. В эту ночь было трудно двигаться верхом, зато просто было скрыть передвижение большой группы всадников. Растянувшись длинной цепочкой, они покрывали милю за милей, двигаясь по узким дорожкам по направлению к границе. Когда кавалькада проезжала через деревни, во многих домах вспыхивал свет, и нередко ветер доносил до них крик: «Помоги тебе Бог, Джонни!» Жителям Роксбурга было не привыкать к ночному стуку копыт, когда вооруженные отряды шотландцев отправлялись в ночные рейды на территорию Англии.
   Небольшая армия пересекла английскую границу возле Картер-Бара незадолго до того, как ночная мгла стала потихоньку таять. Впереди отряда на своем быстроногом черном жеребце скакал Джонни, за ним поспевал Монро, а чуть позади — Кинмонт и Адам. Кони всех четверых шли иноходью.
   Тренированным взглядом Джонни оглядел серую дымку на горизонте, прикинул время и пришел к выводу, что до «Трех королей» осталось не больше двух часов езды. В семь утра они уже будут там, а в такую рань никто, как известно, не женится. Он доберется до нее вовремя!
   В отвратительном настроении, с гудящей от выпитого бренди головой, уставший после двух часов изматывающей скачки по горам, Джонни был не в состоянии соображать с обычной ясностью. А может, он сейчас вообще был не в состоянии думать? Не исключено, что в «Три короля» его влекли чистый инстинкт, первобытные чувства или рок — кто знает! Сейчас он был вне здравого смысла, рассудка и осмотрительности. Джонни осознавал только одно: он не желает, чтобы Элизабет Грэм выходила замуж. Джонни даже не мог решить, какое из двух обстоятельств представлялось ему более важным: то, что она носит под сердцем его ребенка, или то, что она отдает себя Джорджу Болдуину. Он знал лишь, что должен остановить ее.
   Когда они въехали в «Три короля», там царила подозрительная тишина. Солнечные лучи ярко освещали строящееся здание на холме, однако даже там, где, казалось бы, должна была кипеть бурная деятельность, не было ни души. Пребывая в таком же, как у его двоюродного брата, желчном и брюзгливом после выпитого бренди и тяжелой дороги настроении, Монро пробормотал:
   — На сей раз ты опоздал, черт тебя дери…
   — Заткнись, — жестко приказал Джонни, натягивая поводья и соскакивая на землю даже раньше, чем его жеребец успел остановиться. — Никто не выходит замуж в семь утра. Мне бы только узнать, где она находится! — выкрикнул он, бегом направляясь к дому.
   Пока его люди гарцевали на усыпанной гравием дорожке, Джонни подбежал к двери и толкнул ее. Она оказалась запертой, и тогда Джонни принялся дубасить в нее с такой силой, что старые доски жалобно застонали.
   Через несколько секунд дверь слегка приоткрылась, и из образовавшейся щели высунулось перепуганное лицо привратника. Еще бы, один только вид такой вооруженной толпы мог кого угодно довести до сердечного приступа!
   — Где леди Грэм? — прорычал Джонни. По отсутствию Редмонда и его людей он понял, что Элизабет также покинула поместье.
   — В Хекшеме, ваша светлость, в соборе, — тотчас отвечал слуга, с первого взгляда узнав Джонни. С тех пор как в «Трех королях» стало известно о беременности Элизабет, вопросов относительно отцовства ни у кого не возникало — все было ясно и так.
   — Когда венчание?
   Взгляд привратника скользнул за спину Джонни и на секунду задержался на его спутниках. Даже последний простофиля сразу же сообразил бы, чем вызвано их появление в «Трех королях».
   — В одиннадцать, сэр, но… там Редмонд.
   Это предупреждение оказалось явно запоздалым, поскольку Джонни уже со всех ног мчался к своему жеребцу.
   — В Хекшем! — выкрикнул он, взлетая в седло. — В одиннадцать! — добавил Джонни, пришпоривая и без того взмыленного коня и пуская его вскачь.
 
   В это же самое время в Хекшем направлялась еще одна группа вооруженных конников, влекомых туда с той же, что и у Джонни Кэрра, целью — не допустить свадьбы Элизабет Грэм. О намеченной церемонии Грэмы узнали раньше и поэтому сумели подготовиться гораздо лучше Джонни, скакавшего в тот момент еще только по направлению к Голдихаусу.
   В то утро они выехали из Ридсдейлского леса в сопровождении двух сотен головорезов с твердым намерением похитить Элизабет и выдать ее замуж по собственному усмотрению.
   Все пятеро сыновей Хотчейна находились в прекрасном расположении духа. Они с радостью отправились в этот городишко, надеясь если не на свой численный перевес, то, по крайней мере, на фактор внезапности.
   Грэмы намеревались добраться до собора незадолго до начала церемонии, когда все уже будут в сборе. Дневные набеги были делом неслыханным, даже небывалым, поэтому их появление должно было стать для всех полной неожиданностью.
   Кавалькада двигалась неспешно, пребывая в самом приподнятом настроении. У жениха, роль которого отводилась Люку, под кольчугой был надет свадебный камзол, а к кончику пики по такому случаю привязана яркая ленточка. Он уже предвкушал, как завалит в постель свою бывшую мачеху, а Мэттью с удовольствием думал о том, что скоро он наложит лапу на деньги своего папаши.
   Что касается Джонни Кэрра, то его в Хекшем влекли гораздо более сильные и необузданные чувства, нежели похоть одного Грэма и алчность другого. У него были значительно более важные личные мотивы к тому, чтобы добраться в Хекшем до начала брачной церемонии. Впрочем, находясь в таком мрачном настроении, как сейчас, ом, наверное, забрал бы Элизабет Грэм в любом случае — вне зависимости от того, успела бы она выйти замуж или нет. Уверяя себя в этом, он неосознанно потрогал решетчатый эфес своего меча, ведь между ним и Элизабет находилась еще целая орава вооруженных мужчин: Редмонд и его гвардия, Джордж Болдуин… Да, свадьба могла оказаться кровавой.
   Вскоре Монро указал на очертания Хекшсма, что вырисовывались вдали. Над холмом, на котором раскинулся город, высоко в небо взлетал шпиль старинного собора. Джонни хлестнул коня.
   Кэрры достигли подножия холмов, протянувшихся длинной грядой вдоль берега реки Тайн у самого Хекшема, в тот самый момент, когда с северо-запада к городу приближался отряд Грэмов. До начала брачной церемонии оставался один час. Стояло чудесное утро, и буколическая долина с бежавшей по ней рекой мирно спала в лучах теплого еще осеннего солнца.
   Появление вооруженной кавалькады, далеко растянувшейся вдоль пологих холмов, ошеломило Грэмов. Они не ожидали для себя никаких других противников, кроме телохранителей Элизабет. Братья Грэмы съехались поближе друг к другу, чтобы сообща оценить силы врага.
   — Сколько их, по-твоему? — обратился Мэттью к своему брату Эндрю, прижавшему к глазу окуляр подзорной трубы.
   — Десятков шесть-восемь, — пробормотал тот, обозревая зеленые холмы и растянувшуюся вдоль линии горизонта вереницу всадников. Под солнечными лучами их доспехи отбрасывали яркие блики.
   — В таком случае встретим их возле моста. Пусть сами подойдут к нам. Может, еще решат, что с нами не стоит связываться. Ты не можешь определить отсюда, кто они такие?
   — Пока что не вижу ни одного знакомого лица, но, судя по всему, путь проделали немалый — их кони взмылены.
   — Это нам только на руку, — заметил Мэттью. Он был уверен в преимуществе своего отряда и уже показывал жестами младшим братьям, какую позицию должен занять каждый из них.
   — Это Редмонд? — спросил Монро, когда, въехав на вершину холма, они с Джонни придержали лошадей, чтобы как следует приглядеться к другому вооруженному отряду, занимавшему позиции у въезда на мост, ведущий в Хекшем.
   — Какая мне разница! — огрызнулся Джонни. Резко обернувшись, он увидел, что его отряд уже подтянулся и теперь ожидал своего предводителя у подножия холма. — Ты пойдешь слева, Адам — справа, я возьму на себя центр. Надо не дать им времени обойти нас с флангов. Держитесь вместе со своими людьми за кромкой холма — вне их видимости — до того момента, когда мы ввяжемся в бой. Отправляйтесь! — Затем Джонни жестом велел Адаму подойти.
   В течение следующих пяти минут командиры на взмыленных конях скакали вдоль всей кавалькады, отдавая приказания, и вскоре отряд был перегруппирован. Джонни Кэрр сам объехал боевые порядки и проследил, чтобы его указания были поняты всеми без исключения. Свойственная ему ленца уступила место собранности. Убедившись в том, что клансмены уяснили все как надо, он встал во главе своего отряда и поднял одетую в перчатку руку. На несколько секунд Джонни Кэрр застыл в полной неподвижности, и только легкий ветерок развевал его длинные черные волосы. Затем рука в перчатке резко опустилась. Черный жеребец рванулся вперед, и воздух огласился леденящим кровь боевым кличем Кэрров. От основного отряда отделилась группа всадников и последовала за своим предводителем. Их пронзительные крики резали воздух одновременно со сверкающими лезвиями мечей. Для того чтобы разработать детальный план, не было времени, но закаленные в многочисленных ночных набегах воины Джонни Кэрра не испытывали страха и были готовы рубиться с врагом так, как их научила тому сама жизнь, — лицом к лицу и без оглядки.
   Нахлестывая коня, Джонни летел вниз по склону холма и слышал за своей спиной тяжелый топот десятков копыт. «Те люди, что дожидаются внизу, либо уступят мне путь, либо будут сметены», — мрачно думал Джонни. Его волосы развевались позади, глаза были прищурены, ладонь свободно лежала на рукоятке пистолета. Он приближался! Он должен был оказаться на том берегу реки! И он знал, что окажется! Там, на дальнем берегу, возвышалась массивная громада собора, подавляя своими размерами раскинувшийся внизу городишко, видимая из любого его конца. И там, внутри, находилась она.
   Слетев подобно молнии к пологому подножию холма, Джонни сфокусировал взгляд на поджидавших его у моста наездниках и, издав пронзительный боевой клич Кэрров, направил коня прямо на них.
   Грэм в ужасе смотрел, как по мере приближения к ним небольшая поначалу группа всадников непрерывно увеличивается в размерах, как кромка холма то и дело выплевывает все новые цепи вооруженных людей, и те, оглушительно вопя, стремя к стремени, катятся вниз по травянистому склону — неудержимые и смертоносные, как волны раскаленной лавы.
   Ошалевшие от испуга и застывшие на месте Грэмы видели, что этих заявившихся с севера чертей на самом деле не шесть или восемь десятков, а гораздо больше. От испуга им казалось, что раз в десять. С непрерывно возрастающим напряжением Грэмы сидели в седлах и ждали приближения этого потока, чувствуя, как от тяжелого топота копыт содрогается земля.
   Издавая свой жуткий боевой клич, звучавший как приглашение к смерти, атакующие приближались все ближе, и теперь пистолеты всадников уже извергали пламя.
   Первая волна нападавших врубилась в шеренги Грэмов и отбросила их назад. При виде этого многоголового кровожадного ужаса, летевшего на них теперь уже с обнаженными мечами, нервы Мэттью Грэма не выдержали. Рванув поводья, он погнал коня на запад. Войско его беспорядочно последовало за ним, рассыпавшись в своем лихорадочном отступлении по берегу реки и холмистым склонам.
   Джонни довольно оскалился, и его зубы ярко блеснули на сером от пыли лице. «Прошли, как кулак сквозь трухлявую доску», — подумал он, направляя коня к мосту с арками из дикого камня. И тут он улыбнулся — впервые с тех пор, как много часов назад вскочил в седло в Голдихаусе. «Кем бы ни были эти трусы, но такая легкая победа — это знак свыше», — насмешливо подумал Джонни. Если бы с такой же легкостью ему удалось прорваться через заслон из людей Редмонда…
 
   Внутри собора хор только что закончил пение, как вдруг торжественную тишину разорвал пронзительный боевой клич Кэрров и рикошетом, словно эхо от выстрела, начал носиться от стены к стене под сводчатой кровлей средневекового собора.
   — Оставайтесь с ней! — крикнул Редмонд Джорджу Болдуину, вскакивая со своего места в первом ряду и со всех ног бросаясь к выходу по выстланному ковровой дорожкой проходу. В его руке уже сверкал меч. А по пятам за ним бежали сломя голову его гвардейцы.
   Минута — и старинный собор был окружен живой стеной до зубов вооруженных воинов, так что когда, выбивая дробь по булыжной мостовой, Джонни Кэрр со своими людьми прискакал к расположенному на вершине холма собору, то обнаружил, что прорваться в него будет очень нелегко.
   Квадратная рыночная площадь, раскинувшаяся к северу от церкви, едва вместила все воинство Джонни Кэрра. Маневрируя и толкаясь в тесном пространстве между торговыми рядами и зданием городского совета, разгоряченные всадники на взмыленных лошадях выстраивались в боевые порядки, окружая гораздо более малочисленный отряд Редмонда.
   Неторопливо подъехав к невысокой каменной ограде, отделявшей соборный двор от площади, Джонни спешился и с неподражаемым мужеством, восхитившим даже людей Редмонда, подошел к их капитану, занявшему позицию возле входной двери.
   — Там, на мосту, были ваши друзья? — невозмутимо поинтересовался Джонни, отряхивая пыль со штанин.
   — Если вам удалось через них прорваться, то это определенно не мои люди. Что они собой представляли: разношерстная компания во главе с предводителями на серых конях?
   — Именно, — с улыбкой ответил Джонни. — Выходит, я сослужил вам службу?
   — На сегодняшний день — да. Несомненно, это были сынки Хотчейна.
   — Прибыли сюда, чтобы выразить невесте наилучшие пожелания?
   — Нет, чтобы выдать ее за одного из своих.
   — Ага, и вернуть денежки в семейную казну. Однако, насколько я слышал, леди Грэм предпочла другого. — В голосе Джонни слышалось с трудом сдерживаемое раздражение.
   — Вы не ошиблись.
   Из взгляда Джонни мгновенно улетучилось деланное Равнодушие, и он наполнился ледяным спокойствием.
   — Что это значит?
   — Это значит, что я сам точно не знаю, от кого должен ес защищать — от вас, Равенсби, или от ее жениха.
   — Дайте мне с ней поговорить. — Его голос и глаза были полны непреклонной решимости.
   Прошло несколько томительных секунд, в течение которых заносчивый лэйрд Равенсби ждал ответа, словно униженный проситель. От его обычной нетерпимости не осталось и следа. Затем Редмонд молча кивнул головой, и Джонни Кэрр расплылся в широкой улыбке.