Джонсон Сьюзен. Леди и лорд

   Озадаченный столь быстрой переменой настроения, Годфри пристально взглянул на красавицу, прикидывая заодно, стоит ли сейчас связываться из-за нее с двумя пьяными шотландцами, возбужденно сжимавшими рукоятки своих шпаг.
   — Завтра в пять, — зашептала Роксана решительным тоном. — Я все сделаю так, чтобы нашему свиданию никто не помешал.
   Глаза Годфри буравили ее еще секунду. Затем он разжал пальцы.
   — К вашим услугам, мадам! — коротко рявкнул эрл. Любовная интрижка не стоила кровопролития, однако необходимость отступить от своих планов вызывала в нем сильное раздражение. — До завтра.
 
   Не успел еще Годфри спуститься по лестнице, а Робби уже торопливо шагал к Роксане. Обеспокоенно поглядев вслед громоздкой фигуре, сходящей вниз по устланным ковром ступенькам, она бросилась навстречу юноше, пылавшему праведным гневом. Упершись ему в грудь обеими ладонями, Роксана горячим шепотом взмолилась:
   — Он уже уходит, Робби. Только, ради Бога, не натвори глупостей. Подумай о Джонни!
   Он остановился, но не сразу. Исполненные мольбы слова женщины все же проникли в сознание Робби, хотя маска гнева еще долго не сходила с его разгоряченного лица. Как бы то ни было, увещевания Роксаны достигли цели, и ей удалось затолкать его обратно в тень. Оказавшись под прикрытием занавеси, Робби остановился как вкопанный, и она, не ожидая этого, непроизвольно прижалась к его груди.
   Он прижал ее к себе еще сильнее. Его руки, очевидно не повинуясь рассудку, скользнули вниз по ее спине.
   — Он посмел прикоснуться к тебе, — злобно зашептал Робби. — Я убью его.
   — Нет-нет, не надо, — снова взмолилась Роксана, чувствуя, как гулко забилось ее сердце. Своей тонкой ладонью она попыталась зажать ему рот. — Все уже позади, он ушел. Пожалуйста, не надо…
   Его взор стал более осмысленным, животная ярость исчезла из глаз. Неизвестно, поддался ли он горячим уговорам или принял самостоятельное решение, но от слепого безрассудства, только что владевшего им, не осталось и следа. Это было так же неожиданно, как и его появление из темного закутка. Подняв руку, Робби удержал ладонь Роксаны у своих губ и поцеловал ее пальцы. Это был поцелуй учтивого кавалера — нежный и мимолетный.
   — Спасибо за то, что задержала Годфри. — Его голос окончательно обрел прежнее спокойствие. — Без этого нам было не обойтись. А теперь нужно принести сюда Джонни.
   Его рука соскользнула со спины Роксаны, и он сделал знак двум мужчинам, которые дожидались его в темноте коридора.
   — Теперь ему ничто не угрожает, — добавил он, мягко подводя Роксану к лестнице черного хода. — Но он без сознания, и раны его серьезны.
   Уже через час раны недавнего пленника были смазаны бальзамом, а сам он вымыт, накормлен и уложен в чистую и мягкую постель. И все же домоправительница Роксаны, которая взялась врачевать спину Джонни, по-прежнему сокрушенно качала головой.
   — Уж больно раны гноятся, — с сожалением проговорила она, глядя на дремавшего Джонни. — Не знаю, что и сказать, миледи. Помогут ли мои снадобья?
 
   Первым делом следовало известить Элизабет о том, что ее муж благополучно вызволен из заточения. Именно с этой целью на «Трондхейм» был направлен гонец. Что же касается команды избавителей, то она в полном составе дежурила у постели больного, не смыкая глаз от тревоги. Чтобы наблюдать процедуру чистки его ран, нужно было обладать поистине железными нервами. Эти люди хорошо знали, что такое боевые ранения. Роксана сама находилась у смертного одра своего мужа Джеми, который умер от ран, полученных в битве при Намюре. Однако редко кому приходилось видеть столь страшные раны, как у Джонни: вывороченная наружу плоть буквально разлагалась заживо. Нужно было срочно что-то предпринять. А потому в конце концов был вызван заслуживающий доверия аптекарь, который мог назначить нужный курс лечения.
   — Как ты думаешь, Элизабет приедет сегодня вечером? — спросил Адам.
   — А ты думаешь, Редмонд сумеет ее удержать? — ответил Робби вопросом на вопрос. — Вряд ли, хоть улицы города и кишат сейчас патрулями.
   — Не знаю, как она, а я ни за что не осталась бы на корабле, не зная, в каком состоянии находится мой муж, — вступила в разговор Роксана. Эти слова были произнесены ею с какой-то особой торжественностью.
   Робби взглянул на нее. На его лице плясали неверные отсветы пламени камина. Что же касается глаз, то они оставались в тени, и их выражения нельзя было различить.
   — Значит, ты ездила в Намюр, когда твой Джеми получил там смертельное ранение, не так ли?
   — Так, — коротко ответила она, и глубокая скорбь внезапно исказила ее черты при воспоминании о койке в лазарете с лежащим на ней умирающим мужчиной, в котором лишь с трудом можно было узнать прежнего Джеми.
   Несмотря на полумрак, боль проступила на ее лице столь отчетливо, что Робби не мог не подойти к ней. Присев рядом, он нежно взял ее за руку.
   — Жаль, меня тогда не было рядом. Я бы сделал все, чтобы помочь тебе, — сочувственно проговорил юноша. Никто, кроме Роксаны, не расслышал его слов.
   Она прижалась к нему, и Робби обнял ее. Полузабытые ощущения и образы воскресли вновь, обрели ясные очертания. Не в силах вынести давящей пустоты, Роксана вновь нуждалась в нем.
   Монро дипломатично придал беседе новое направление, заговорив о планах путешествия в Голландию, о том, когда ожидать прихода аптекаря и сможет ли Редмонд обеспечить Элизабет безопасность на ее пути к дому Роксаны. Он вел беседу настолько мастерски, что Роксане вовсе не было нужды через силу разыгрывать из себя любезную хозяйку, уделяющую гостям максимум внимания, а потому она просто тихо сидела в уголке полутемной комнаты, безмерно благодарная этому человеку. Его помощь была как нельзя кстати в этот момент, когда у нее не было сил самой даже пальцем пошевелить, не говоря уже о том, чтобы развлекать других.
   Аптекарь принес с собой огромный кулек всевозможных лекарств, мазей и компрессов. Осмотрев больного, он при почтительном молчании собравшихся глубокомысленно излагал диагноз, когда из коридора вдруг послышался шум, возвестивший о прибытии Элизабет.
   Она устремилась туда, где был ее любимый. Телохранители едва поспевали за ней. Беременная женщина с разбегу толкнула дверь, прежде чем ее успел открыть лакей, опешивший от внезапного появления необычной гостьи. На какую-то долю секунды Элизабет, сама не своя от волнения, застыла на пороге.
   В другое время ее появление было бы встречено возгласами ликования. Однако сейчас слова приветствия застряли у всех в горле. Ни у кого не хватало духу сказать ей мрачную правду. Да она и не нуждалась в словах. Не сводя глаз с изможденного человека, лежавшего на кровати, она быстрыми шагами пересекла обширную комнату.
   И замерла у постели, от всей души благодарная Господу за то, что муж ее, несмотря ни на что, все-таки жив. Ее молчаливая молитва была горячей и искренней, без единой капли горечи и упрека небесам. Глаза Элизабет наполнились слезами, и она тихонько прикоснулась к руке Джонни, словно желала убедиться, что зрение не обманывает ее. А потом провела пальцами по его лбу — нежно и осторожно, чтобы не разбудить человека, заключающего в себе весь ее мир. На фоне его темных спутанных волос тонкие пальцы Элизабет казались ослепительно белыми, словно сделанными из сахара. Лицо ее было мокрым от слез, и сердце разрывалось от боли, стоило только подумать, какие муки пришлось ему вынести.
   Никто так и не осмелился заговорить с ней. И тогда Элизабет обернулась.
   — Из-за него вы рисковали жизнью. Спасибо вам всем, — просто сказала она. — Спасибо за то, что вовремя пришли Джонни на выручку. — Его раны не были перевязаны, так как любое прикосновение к ним вызывало новое кровотечение, а потому ужасные следы истязаний были у всех на виду. — Он будет жить, — тихо пробормотала Элизабет, и ее заплаканное лицо осветила несмелая улыбка. — Я позабочусь об этом.
   Отойдя от постели, она первым обняла Робби, затем стоявшую рядом с ним Роксану, потом Монро, Адама и Климента. Даже домоправительница и аптекарь были удостоены этого теплого приветствия, исполненного искренней благодарности, в связи с чем были немало смущены, не зная, как истолковать подобный демократизм в общении. Элизабет выпрямилась. В ее осанке появилась уверенность. Видно было, что ужас последних дней постепенно рассеивается. Казалось, для этой женщины отныне нет ничего недостижимого. Главное — муж ее остался в живых и находился рядом.
   — Итак, что мы предпримем? — деловито осведомилась Элизабет у аптекаря. С точно такой же решимостью она бралась ранее за строительные проекты, на осуществление которых мог потребоваться не один год. С тем же бесстрашием бросала вызов собственному отцу, наводившему на других ужас своим необузданным нравом. Восемь мучительных лет, проведенных во владениях Грэмов, не прошли даром — они закалили ее. Небрежно сбросив свою пелерину на стул, она продолжила: — Я намерена узнать от вас, как лечить лихорадку. Кстати, — последовало предупреждение, — я также намерена как следует кормить его. И еще: никаких кровопусканий. Думаю, мы вполне поймем друг друга.
   Непреклонный тон, каким все это было сказано, энергия, явственно различимая в ее словах, должно быть, достигли мозга Джонни, одурманенного страданиями и наркотиками. Больной, которого столь решительно собралась лечить супруга, приоткрыл глаза, губы его шевельнулись, на них появилась слабая тень улыбки.
   — Битси, — прошептал он еле слышно.
   Повернувшись волчком на месте при звуке родного голоса, она опрометью бросилась к кровати и, опустившись на колени, вплотную приблизила к нему свое лицо.
   — Я здесь, милый, здесь, — зашептала Элизабет, и слезы с новой силой заструились по ее щекам.
   Джонни снова закрыл глаза. Для него в нынешнем состоянии приподнять веки было все равно что своротить гору.
   — Не уходи, — жалобно простонал он, попытавшись протянуть к ней руку.
   Она стиснула его ладонь. Пальцы двух рук — белой, как снег, и смуглой, как древесная кора, — тесно сплелись.
   — Я не уйду, никогда, никогда… — пообещала Элизабет страстным шепотом.
   Его пальцы ослабли и разжались, и он снова погрузился в сон.

27

   В течение следующего получаса ушли все, кроме Элизабет, которая пожелала остаться наедине с мужем. В ее распоряжении были теперь всевозможные лекарства и многочисленные слуги.
   Было уже около трех часов утра, когда Робби провожал Роксану в ее спальню. Пройдя два лестничных марша, у двери оба неловко замолчали. Эта ночь была на редкость богата событиями. И то, что почти каждый в доме ощущал себя беглецом, спасающимся от погони, придавало чувствам особую остроту.
   — Спасибо, нынешней ночью ты был очень добр ко мне, — мягко произнесла Роксана, нарушив секундное молчание. — А я уж думала, эти воспоминания давно канули в Лету.
   Робби пожал плечами, вполне отдавая себе отчет в том, какие ощущения сейчас ею владеют.
   — Слишком много совпадений. Как тут не вспомнить прошлое! — Его белозубая улыбка сверкнула в полумраке коридора, где явно не хватало свечей. — Хорошо хоть Элизабет не падает духом и исполнена решимости взять на себя все хлопоты, связанные с лечением Джонни. Она прямо-таки сцепилась с аптекарем, когда тот предложил разбудить его, чтобы попробовать дать ему новые снадобья. Я сам видел, когда выходил от них.
   — Прекрасная все-таки сложилась пара — она и Джонни, — заметила Роксана. — Оба люди решительные, сильные, знают, как взяться за дело…
   — Можно, я войду к тебе? — мягко перебил ее Робби, остановив взгляд на прекрасном лице, обрамленном рыжими волосами. Ему явно не терпелось сменить тему разговора.
   Роксана так и застыла с раскрытым ртом, забыв, о чем только что говорила. Сердце, трепыхнувшись, замерло в груди. И все же, подняв глаза, в которых отразилось смятение, она нашла в себе силы еле слышно выдохнуть:
   — Нет.
   Здесь, в полутемном коридоре, ее так и подмывало сказать «да». Однако чувства, владевшие ею, были весьма противоречивы. С одной стороны, возбуждала близость молодого, сильного мужчины, с другой — маячил призрак Джеми.
   Робби, со своей стороны, вовсе не намерен был проявлять нетерпение. Набрав полные легкие воздуху, чтобы справиться с наплывом чувств, он несмело дотронулся кончиками пальцев до ее руки и смущенно пробормотал:
   — Что ж, тогда спокойной ночи.
   Он не осмелился поцеловать Роксану, опасаясь, что в таком случае выдержка может подвести его.
   — Увидимся утром, — попрощалась она каким-то глухим, деревянным голосом.
   Робби кивнул, не в силах вымолвить ни слова. И уставился ей в спину, в то время как она шла к себе в комнату. Дверь бесшумно закрылась перед его носом.
 
   Мир и покой настали в большом особняке близ улицы Кэнонгейт. Спустившаяся на город ночь стала достойным венцом усилий, которые, не жалея подчас самой жизни, предпринимали на протяжении последних дней многие люди. Лэйрд Равенсби и его жена были наконец вырваны из лап врагов и вместе с остальными Кэррами обрели надежное пристанище, где им ничто не угрожало, хотя их бегство наверняка наделало много шуму.
   Лишь в нескольких комнатах дома графини горели свечи, да и то их огоньки были скрыты от излишне любопытных взглядов с улицы задернутыми тяжелыми шторами. И все же мало кто из обитателей особняка смог заснуть в эту ночь. В числе бодрствующих была и Роксана.
   Забравшись с ногами в глубокое кресло у камина, она разглядывала на свет бокал, наполненный кроваво-красным кларетом. Роксана надеялась, что вино поможет ей уснуть, однако не смогла сделать ни глотка, а лишь вертела тяжелое стекло в пальцах, погруженная в мучительные размышления. Отставив в конце концов бокал, она поднялась с кресла и стала спиной к огню.
   И тут же, испуганно распахнув глаза, прикрыла рот рукой. Роксана стояла неподвижно, однако отсветы пламени, плясавшие на желтом шелке ее платья, создавали впечатление, что она вся дрожит.
   — Я не мог не прийти, — виновато произнес Робби, прислонившийся плечом к дверному косяку. Он был одет, вернее, полуодет, так же, как и в момент возвращения из экспедиции по спасению Джонни. Ее словно молния пронзила при виде этого гибкого тела, олицетворявшего неуемную мужскую силу. Ранее ему пришлось разорвать рубашку на бинты, чтобы перевязать Джонни, а потому сейчас его торс был почти обнажен — на нем не было ничего, кроме короткой кожаной безрукавки. Мускулистые руки и широкая грудь тускло мерцали в неверных бликах, которые отбрасывали огоньки свечей.
   В полумраке Робби казался еще выше. Его присутствие становилось все опаснее для ее добродетели.
   — И давно ты здесь стоишь? — спросила она, как если бы от ответа ночного гостя зависели ее дальнейшие действия.
   — Не очень. Попрощавшись с тобой, я сперва поднялся к себе. Хотел быть послушным.
   — А теперь, стало быть, не хочешь… — Она внезапно ощутила, с каким радостным возбуждением забилось ее сердце.
   — Я не могу…
   — Но это мой дом, — напомнила графиня, гордо выпрямив спину, чтобы напомнить ему, кто здесь истинный хозяин.
   — Знаю. — Его голос был тихим, почти покорным. Почти…
   — Ты выбрал не самое лучшее время.
   — Знаю.
   — Мне следовало бы вызвать прислугу, чтобы выставить тебя вон.
   — Следовало бы, — пробормотал он, отрываясь от дверного косяка и направляясь к ней.
   При каждом его шаге расстегнутые металлические застежки на кожаной безрукавке позвякивали. Это звяканье завораживало ее, как и вид его поджарого тела. Теперь она хорошо различала рельеф мышц широкой груди, очертания удлиненного торса, бронзовый цвет кожи, перехваченной широким ремнем. Ее взгляд опустился ниже, на замшевые бриджи…
   Будто читая мысли Роксаны, Робби взял ее ладонь и положил себе на грудь.
   — Чувствуешь? Я весь горю при мысли о тебе, — возбужденно прошептал он. — Скажи, чувствуешь?
   Он и в самом деле горел, хотя на нем почти не было одежды. Пальцы Роксаны затрепетали под его грубой ладонью.
   — Я пытаюсь удержаться, — шепнула она в ответ, подняв на него беспомощный взор.
   — Я тоже. Сколько раз говорил себе, что нехорошо, непорядочно нарушать твою скорбь. И что же? Я здесь, перед тобой, бесцеремонный, эгоистичный, нетерпеливый, глухой к любым доводам.
   — Это угроза? — Она произнесла эти слова не так, как следовало. Слишком уж мягко и неуверенно они прозвучали.
   Робби снова глубоко вздохнул и, зажмурившись, выпалил:
   — Пока еще нет.
   — Значит, недомолвка? — Сама того не желая, она игриво улыбнулась.
   Он еле слышно прошипел проклятие. Ему еще ни разу не приходилось бороться со столь сильным желанием, и эта борьба складывалась явно не в его пользу.
   — Поговори же со мной, — взмолился Робби, потянув ее за руку к креслам, стоящим у огня. — Только не говори, что тебе уже двадцать восемь и у тебя пятеро детей. — Он искоса взглянул на нее. — Потому что мне нет до этого ровным счетом никакого дела.
   Она попыталась сесть в кресло напротив него, но он ловким движением усадил ее себе на колени и поправил пышный подол платья. В его объятиях было на редкость уютно.
   — Я слушаю, — торжественно объявил Робби.
   — Ты слишком легкомыслен, — произнесла Роксана, справившись с возбуждением, холодком пробежавшим по ее спине.
   Он упрямо тряхнул головой.
   — Напротив, слишком серьезен.
   — А я слишком уязвима, особенно этой ночью. — Ее голос опять понизился до шепота.
   — Я защищу тебя.
   — Утром я буду ненавидеть себя за слабость.
   — Я постараюсь, чтобы этого не случилось.
   — Но что скажут слуги?
   Он с некоторым сомнением посмотрел на нее из-под полуопущенных ресниц.
   — Они скажут: ну и негодник же!
   Ее улыбка стала чуть более благосклонной.
   — У меня даже голова разболелась.
   — Я отлично лечу головную боль, — уверенно ответил Робби. — Итак, теперь, когда у тебя больше нет отговорок… — Правой рукой он подхватил ее, чтобы поднять.
   — Подожди…
   Не успев встать, он замер на месте.
   — Знаешь, как-то глупо все это, — продолжила она тоном, полным сомнений.
   Восемнадцатилетним редко свойственна осмотрительность. Тем более нельзя было сказать этого о Робби, у которого слова графини вызвали лишь улыбку.
   — Пусть глупо, но разве у нас есть выбор?.. — Его левая рука крепче обхватила ее спину, и он почти без усилия поднялся вместе с ней с кресла. — Не бойся, я запру дверь, — успокоил ее юный поклонник. — На тот случай, если кто-то слишком рано встанет или какой-нибудь не в меру любопытный слуга захочет сунуть сюда нос, — добавил он с ухмылкой.
   — Господи, до чего же мне стыдно, — прошептала Роксана ему в плечо, в то время как он, по-прежнему держа ее на руках, поворачивал ключ в замочной скважине. — Не могу решиться… Робби, я не знаю, что делать…
   — Зато я знаю. — Он крепче прижал ее к себе и поцеловал в кончик носа. — Через несколько минут ты почувствуешь себя намного лучше.
   — Наглый юнец, — фыркнула она, однако в ее темно-синих глазах уже зажегся огонек желания, а руки цепко обвили его шею.
   — О Боже, до чего жарко, — зашептал Робби. — Я весь горю, горю… — Он в несколько шагов преодолел расстояние до кровати, не в силах более сдерживаться. Она сейчас была нужна ему как воздух. Осторожно положив ее на кровать, он снял с нес шелковые туфельки и вознамерился тут же лечь сверху.
   — Сапоги! — строго напомнила ему Роксана материнским тоном.
   — Потом, — сдавленно пробормотал он, наваливаясь на нее, и она ощутила, сколь восхитительно велик его боевой конь.
   Затем Роксана почувствовала прикосновение его горячих губ. Его язык скользнул между ее зубов, обещая неземные наслаждения. Ненасытная жажда тут же наполнила каждую клеточку ее тела, и прохладный воздух словно ожег бедра, когда он рывком поднял на ней юбки. Робби, лихорадочно расстегивавший свои бриджи, давил на нее всем своим весом. Ей же его тело казалось сейчас невесомым как пух. И в следующий момент, когда он вошел в нее, графиня даже удивилась, что до сих пор не торопилась ответить ему согласием.
   Она уже забыла, какая жизненная сила заключена в этом юном теле, каким быстрым, диким и жадным оно может быть в минуты страсти.
   Она забыла, каким дразнящим и обворожительным может быть этот юнец, как умеет полностью наполнить ее собой. И буря восторга захлестнула все ее существо. Каждый ее нерв словно пел от радости.
   Она забыла, как быстро он достигает наивысшей точки наслаждения, умея в то же время оставаться неутомимым, сколь изобретателен в любви.
   — Ты просто не хотела помнить, — ответил Робби искренне, когда Роксана поделилась с ним своими мыслями той ночью или, вернее, утром. Он лежал рядом и гладил ее грудь, чертя ладонью все более широкие круги, а она выгибала от наслаждения спину. — Но ничего, теперь-то уж я не позволю тебе этого забыть. — Его ладонь заскользила по ее животу, потом еще ниже, и она согнула ноги в коленях, приглашая его внутрь. — Эта ночь запомнится надолго, — прошептал он, погружая в нее свои пальцы.
 
   Роксана любила, любила вновь вопреки увещеваниям разума, вопреки всякой логике после нескольких безрадостных лет, казавшихся теперь вечностью. Она поняла это, едва открыла утром глаза, разбуженная его поцелуем. И ей стало страшно.
   — Тебе пора идти, — панически зашептала она. Всего одна ночь, и столько проблем! Преодолеть все эти трудности казалось ей не под силу. После смерти Килмарнока ее жизнь вошла в спокойное русло, а эта непрошеная любовь могла только нарушить безмятежное существование, достигнутое ценой огромных потерь, внести сумятицу в жизнь ее детей. Стыд-то какой! Каждый будет перемывать ей косточки. Подумать только, десять лет разницы! Нет, этот разрыв непреодолим, эта связь не имеет будущего…
   — Что ты предпочитаешь на завтрак — чашку шоколада? — Губы Робби блуждали по ее щеке.
   — Тебе нельзя здесь оставаться! Я не могу позволить себе…
   — Скандала?
   — Да.
   — Но чего ты боишься? Я оденусь в одну секунду и помогу одеться тебе. Чем я хуже горничной? И никуда я не уйду. Даже не мечтай об этом…
   — О Господи…
   — Но я люблю тебя, люблю с той самой летней ночи.
   — Замолчи, не надо!
   Его большие ладони сжали ее щеки.
   — Посмотри на меня, — властно приказал он, поворачивая ее лицо к себе. — Я никуда не уйду, и моя любовь к тебе никуда не исчезнет. И я останусь здесь навсегда. Можешь браниться, можешь спорить, но я лучше тебя знаю, что делать. Кстати, ты сама говорила ночью, что любишь меня.
   Она попыталась высвободиться.
   Но его руки цепко держали ее, а темные глаза иглами впились в лицо.
   — Я хорошо это помню, — повторил он.
   — Нет! — В ее голосе прозвучали тревога и смятение.
   Он улыбнулся.
   — Может, хоть теперь ты не станешь отсылать обратно все мои подарки, как делала это прошлым летом.
   — Ах, Робби… — Ее глаза внезапно наполнились слезами. — Ничего у нас не выйдет. Над нами будут смеяться, я не вынесу этого. Ты, как всегда, слишком торопишь события. Почему бы нам не довольствоваться просто…
   — Утехами плотской любви? — Его голос стал сухим, а глаза холодными. В следующее мгновение Робби оторвал свои ладони от ее лица и отвернулся. Заложив руки за голову, он безучастно уставился вверх, на складки тяжелого полога. — Ты всем мужчинам говоришь, что любишь их?
   — О чем ты, Робби? Какие еще «все мужчины»?
   Он повернул голову, в глазах его все еще мерцали льдинки.
   — И в самом деле, о чем это я? — Его голос выражал высшую степень издевки. — Разве их много было — этих мужчин? Как я мог забыть! Ведь после Килмарнока у тебя был только Джонни.
   — Да нет же, конечно, нет!..
   — Вот видишь. Значит, можно считать досадной случайностью то, что ты один раз ответила мне благосклонностью. Виноват, конечно, морской воздух. И много в твоей жизни было таких «осечек»?
   — Я не желаю разговаривать с тобой.
   — Ответь хотя бы на один вопрос: ты всем признаешься в любви? — Он говорил очень тихо, но в каждом его слове клокотала ярость.
   Некоторое время Роксана молчала, не зная, что сказать. Однако он продолжал жечь ее испытующим взглядом. И она решилась быть с ним честной до конца.
   — Нет, — еле слышно выдохнула рыжеволосая красавица.
   — Не слышу, — проворчал Робби низким голосом.
   — Нет! — почти выкрикнула она, сама закипая от гнева. Влезая ей в душу, нарушая размеренное течение ее жизни, этот молодой нахал все-таки добился своего — вывел ее из себя. — Теперь ты доволен? Счастлив? Да, я люблю тебя, черт бы тебя побрал! И ты разрушишь мою жизнь, жизнь моих детей! А я стану отверженной, превращусь в посмешище в глазах всего общества! Теперь-то ты понимаешь, что натворил, когда вошел в мою спальню сегодня ночью?! Я просила, умоляла тебя, но ты все же влез ко мне в постель! Ты добился своего, поздравляю!
   — И часто ты так визжишь? — осведомился Робби с улыбкой, оставшись полностью равнодушным к ее обличительной речи.
   — Постоянно! — раздраженно буркнула она. Ее щеки все еще пылали от гнева. — А тебе лучше бы все-таки уйти.
   Он по-прежнему улыбался, оглядывая ее разгоряченное лицо.
   — Ничего, вытерплю как-нибудь. Я мужчина терпеливый.
   — Ты всего лишь мальчик.
   — Ничего, скоро вырасту. — Он был непоколебим как скала, выдержан и самоуверен, спокойно пропуская мимо ушей ее издевки.