Ефимов Игорь Маркович. Суд да дело

   "Дикий человек и цивилизованный в корне различны друг от друга по своим главным чувствам и устремлениям. То, что составляет счастье одного, другого может повергнуть в отчаяние. Дикарь дышит свободой и безмятежностью; он хочет только жить в полном безделье... Цивилизованный же человек постоянно в движении, обливается потом, подхлeстывает себя, мучает работой до полусмерти или готов даже отвергнуть собственную жизнь, чтобы достичь бессмертия".
   Что бы сказал прославленный Жан-Жак, если бы оказался перед экраном моего телевизора и увидел воочию своего "естественного человека"? Увидел, как это "беспечное дитя Природы" крадется в джунглях, обуреваемое одним желанием, одной мечтой - отыскать и убить другого человека, который не сделал ему ничего плохого? Как готово днями и ночами высиживать в засаде, не обращая внимания на жару, дождь, тучи насекомых? А потом потеть над костром, превращая свою добычу в вожделенный трофей?
   Впрочем, Руссо умел не смущаться противоречиями. Он даже призывал своих читателей не обращать внимания на реальность, а заниматься только умственными выкладками. Что кажется нам естественным, то и должно считаться правдой. Даже его воспитательные трактаты остались только в теории, ибо пятерых своих детей от многолетней сожительницы он тут же, при рождении, одного за другим отдавал в сиротские дома.
   Увы, закрывать глаза на противоречия - этому я не сумел научиться у него. Поэтому сейчас, на склоне лет, должен просить прощения у своих бывших учеников за то, что морочил им головы этим сладкогласым мечтателем. Прости и ты меня, дорогой К. Р.
   Но если приедешь когда-нибудь сюда, то увидишь, что хотя бы частично я искупил этот свой грех. Лозунг "жить в полном безделье" не был взят мною на вооружение здесь, в сельской тиши. Тому свидетели мои астры и пионы, азалии и рододендроны, сирень и ирисы, а также помидоры, укроп, огурцы, бобы, базилик. Именно "обливаясь потом и подхлeстывая себя", я вытащил этот клочок земли из первобытной дикости к нам, в царство цивилизации. Где головы отрезают по-прежнему, да и другие части тела, но хотя бы постесняются выставлять их на всеобщее обозрение. Разве это не прогресс?
   Твой Антонио А."
   Первый зал галереи был заполнен скульптурой из гранита. Отшлифованные округлости всплывали над грубой гранитной поверхностью, как "Наутилусы". Или выступали из бугристых неотeсанных стен. Камень укрощенный и камень бунтующий? Наверное, что-то в этом есть. Но не для него, не для Кипера.
   ПРОИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА НЕМЫСЛИМО БЕЗ ЗEРНЫШКА ТАЙНЫ, ПОЭТОМУ МЫ ВПРАВЕ, ВПРАВЕ ПРЕВРАТИТЬ ЕГО В НЕРАЗРЕШИМУЮ ШАРАДУ.
   Нет, конечно, художники в каждом веке должны дерзать, искать что-то новое - это он признавал. Но в нашем веке, похоже, они неправильно расслышали призыв. И начали напропалую дерзить. Обгоняя друг друга не в мастерстве, а в дерзости. И в гонорарах. Цены на скульптурах были неправдоподобные.
   Зато следующий зал был отдан суперреалисту. Зачарованному улицами старых американских городков. Он изображал их не на холстах, а в виде раскрашенных барельефов. Домики, уменьшенные в десять раз, манили зрителя уменьшиться и войти в открытую дверь. Пройтись по уменьшенной улице мимо витрины уменьшенной аптеки. Отдохнуть на крошечной скамейке под полосатым навесом, размером с носовой платок. Даже пустая пачка из-под сигарет, валявшаяся на тротуаре, была уменьшена так аккуратно, что зритель мог прочесть на ней микроскопическое слово "Мальборо".
   Но зрителей в галерее почти не было. Один, два. Жаль, что интерес к искусству идeт на убыль. А вот, наконец, и нужная дверь. С плакатиком: Ашот Багразян. ОТРАЖЕНИЯ.
   Да, теперь Кипер вспомнил. Ашот рассказывал ему о своей идее. Ведь что главное в искусстве? Разрушить однозначность образа, не так ли? И, может быть, в фотографии это труднее всего. Камера фиксирует то, что видит. Ей не втолкуешь. Она только механизм. Даже самая современная и дорогая. А что если подсунуть ей невинный обман? Один образ, наложенный на другой? Чтобы они расширяли и обогащали друг друга?
   Целый год Багразян охотился за такими наложенными картинками. И теперь устроил выставку своей добычи. В стеклянной стене небоскрeба отражалась освещенная солнцем церковь. Ребeнок на трeхколeсном велосипеде проехал мимо лужи - и она успела поймать и передать фотокамере его размытый силуэт.
   Да, всe это было славно, занятно, красиво. Кипер испытывал искреннее облегчение. Можно будет хвалить, не лицемеря. Особенно - не забыть бы! - вот это окно кафе, за которым люди спокойно обедают посреди снующих отражeнных автомобилей.
   Он вернулся к этой фотографии ещe раз. Обойдя весь зал. И тут его застал запыхавшийся автор. Сам ловец волшебных отражений - Ашот Багразян.
   Он сиял. Он был благодарен своему единственному - последнему! - зрителю. Он впивал его похвалы и поздравления. Он потащил его в соседний ресторанчик.
   - Ты не думай - в первые дни была толпа. И рецензии в газете, и репродукции в журнале. Продано штук пятнадцать, галерейщик доволен. С издателем - переговоры об альбоме. Но не это, не это главное... Не могу должен кому-то рассказать!.. Что ты будешь есть?.. Доверяешь мне?.. Хорошо... Сейчас он принесeт бутылку вина... Хотя я и так как пьяный вот уже целый месяц...
   ...Да, она пришла на открытие... Эта женщина... Я не сразу обратил на неe внимание. Знаешь, как это бывает на таких приeмах.... Толкотня, шампанское, улыбочки, пустая болтовня... Голова всe ещe забита мелкими тревогами... "Ах, надо было поменять эти фотографии местами!.. Эх, у этой на рамке пятнышко ржавчины..." Я заметил еe, потому что она застряла у моей любимой... Помнишь где закатное солнце на вершине горы, а вершина - в окне туристского автобуса...
   - И сквозь стекло какой-то старикан грозит пальцем?
   - Вот-вот. Предмет моей гордости. Автобус стоял всего десять минут. Снял как охотник летящего гуся! Я к ней подошeл, стал рассказывать, куда мы ездили, как называется гора и как я упросил водителя чуть подвинуть автобус вперeд, чтобы поймать нужный ракурс... А она! Знаешь, что она мне сказала? Я ушам своим не поверил... Она сказала, что ей особенно нравится цветовая гамма... Что закатные краски - как... У тебя от этого имени никакой звоночек не брякнет, но у меня... Она сказала: "Цвет - как у Сарьяна". Представляешь!..
   Багразян схватил принесeнную официантом бутылку, разлил вино.
   - Знаю, знаю, ты меня считаешь помешанным на армянской теме... Но Сарьян у нас - король живописи... Как у евреев - Шагал, как у испанцев - Пикассо. Это имя - как пароль. Когда слышишь его - будто встретил земляка или соседа из родной деревни... Конечно, я уже не отходил потом от этой женщины... И мы ушли тоже вместе... Сидели в этом самом кафе, вон за тем столиком... Как тебе объяснить?.. Встречал ты когда-нибудь женщину, которая ничего - абсолютно ничего! - не боится? Которая не обращает внимания на условности, на правила хорошего тона?.. В какой-то момент я, конечно, спросил, замужем она или нет. И знаешь, что она ответила? Сказала, что не помнит. Представляешь? Я чуть под стол не свалился. "Не помню". И даже не улыбнулась. Официант, нельзя ли нам баночку аджики?.. Как нет?.. К этому мясу обязательно нужна аджика... В следующий раз принесу свою...
   - Но сама-то она не армянка? - спросил Кипер.
   - Нет, чистокровная американка. Но у неe на прежней работе была любимая подруга - у той родители из Армении. И Лора часто бывала в их доме. Наслушалась там разговоров, насмотрелась фотографий. Знает, где озеро Севан, где город Эчмиадзин, куда течeт Аракс. Готова слушать про Армению часами. Ей не нужно объяснять нашу судьбу. Маленький народ, который пережил столько империй!.. Персидскую, Римскую, Византийскую, Монгольскую, Турецкую... "Загадка и подвиг" - вот что она сказала про нашу историю. Видишь - ничего не боится! Даже громких высоких слов.
   - Тебе нужно наконец съездить в Армению, - сказал Кипер. - И взять с собой полный чемодан плeнки.
   - Да, мы и об этом с ней говорили. А что - если издатель подпишет со мной договор, всe брошу и полечу. Мы с Лорой даже составили список городов, которые нужно посетить. Но представляешь: я ей называю города, а она меня поправляет. Меня! Конечно, я знаю, что Эрзерум сейчас в Турции. Но ей-то, ей-то откуда это знать? Да я ей руки целовал за эту поправку.
   ...Нет, ты не усмехайся. Не всe время мы про Армению разговариваем. Просто я не люблю эти наши мужские откровенности, поэтому подробности опускаю. Но одно тебе могу сказать: такой женщины я ещe не встречал. Непокорная во всeм. А в интимные минуты даже, я бы сказал, делается тиранкой... Я ей потом прочитал из нашего Исаакяна: "Твоих бровей два сумрачных луча / Изогнуты, как меч у палача". Ей понравилось. Но она сказала, что если я жду от неe послушности и покладистости, меня постигнет разочарование. "Оставим эти свойства растениям", - сказала она.
   - Что?! - поперхнулся Кипер.
   - Это у неe такая присказка. Она работает в какой-то лаборатории с растениями, изучает их язык.
   - Но ты!.. Ты ведь сказал... Как еe зовут?.. Ты сказал: Лора.
   - Слушай, зачем так вопить?.. Я не глухой... Лора, да... Сокращeнное от Долорес. Друзья зовут еe Долли. Но мне больше нравится Лора.
   - Но ты... Ты ещe говорил, что она ничего не боится!..
   - Говорил. И сейчас повторю: очень, очень храбрая.
   - Ха!.. Такая храбрая, что всe внутри каждую секунду звенит от страха... А знаешь ли ты... Ты знаешь, что она замужем?
   - Конечно. Потом-то она созналась. А ты что - знаком с ней?
   - Я знаю еe мужа. Это тот самый, который устроил нам банкет.
   - Ах, вот оно что... Теперь понимаю. Я послал ему пригласительный билет на двоих на открытие выставки. Наверное, он не смог прийти, и она пошла одна. Да, судьба знает, как сводить людей. Но я тебя очень, очень прошу: если встретишь еe, не говори, что я назвал еe тиранкой. Она может обидеться. Смелые женщины бывают особенно обидчивы. Недаром наш Саят-Нова учил только воспевать их и восхвалять, восхвалять и воспевать. И как он умел это делать! Вот послушай:
   Ты драгоценна вся насквозь, твоя сверкает красота,
   Волна твоих густых волос янтарной нитью повита.
   Глаза - два кубка золотых, гранeных чашечек чета,
   Ресницы - строем острых стрел разят, пронзая, нежная.
   II-5. Доктор Анна Деборович
   - Я росла в семье пастора, и Библия была в нашем доме главной книгой. Не думаю, чтобы кого-то из сидящих в этом зале так охраняли в детстве от соблазнов и искушений, как меня. Волны греха и разврата плескались за стенами нашей церкви - а она гордо рассекала их, сияя позолоченным шпилем. Мы принадлежали к избранному меньшинству, нас ожидало спасение и вечное блаженство. Наши детские сердечки раздувались от важности и тщеславия. Весь остальной мир заслуживал только жалости и презрения. Конечно, Господь учил любить ближнего своего. Но ведь ближний - это тот, кто верит в Господа так же, как ты. А остальные? С ними даже не о чем было говорить. Любить их было бы нелепо. Только жалеть.
   В луче прожектора глаза выступавшей мерцали, как неоновые огоньки. На шее у неe висела пышная гирлянда миролюбивых цветов. Ряды зрителей уходили в полумрак. Киперу досталось место с краю. Он пришeл поздно и не успел осмотреть зал как следует. Он мог тешить себя надеждой, что Долли тоже пришла послушать. И прячется где-то в глубине. Его соседка возбужденно обмахивалась тонким журнальчиком. Ему доставались обрывки журнального ветерка.
   - Но оставлять подростка наедине с Библией - не совсем безопасное дело. Его въедливый ум - за неимением другой пищи - начнeт впиваться в библейские истории глубже, чем надо. Недаром в течение тысячи лет Библию запрещалось переводить. Хочешь читать - иди в монахи и учи латынь. Под присмотром наставников и истолкователей. А за попытки переводить на французский, английский, немецкий могли сжечь живьeм. Чтобы прикоснуться к священным текстам, требовалась специальная подготовка. Иначе человек слишком легко мог впасть в растерянность и сомнение. Как это и случилось со мной, когда я дошла до истории Иакова и Рахили. Ведь он взял еe в жeны, когда уже был женат на еe сестре Лии! Великий библейский патриарх был двоеженцем - как это понять?
   Невнятный шум прокатился по рядам. Но докладчица отмела его решительным взмахом руки.
   - Мало того! Рахиль долго не могла родить и предложила мужу свою служанку Валлу. Это уже третья! И та зачала, и родила, и Рахиль приняла ребeнка "на колена свои" и объявила его своим сыном. Когда я прочла это место, волна какой-то стыдной радости или радостного стыда прокатилась по мне от умной макушки до крепких розовых пяток. Я исподтишка стала подглядывать за родителями: да знают ли они про это? Читали сами? Но спросить не решалась. Тем более что в той же тридцатой главе сразу шла и история про мандрагоровые яблоки. А-а, вы подзабыли эту историю? С удовольствием напомню. Иаков любил Рахиль и проводил с ней почти все ночи. А нелюбимая Лия оставалась одна. И однажды еe сын Рувим нашeл в пустыне мандрагоровые яблоки. Рахиль стала просить у сестры этих яблок, потому что считалось, что они помогают забеременеть. Ведь Рахиль никак не могла зачать. Но Лия сказала ей: "Дам, но пусть муж наш Иаков войдeт сегодня ко мне и ляжет со мной". И Рахиль согласилась! По сути, сдала мужа в аренду. За яблоки!.. Было тут от чего закружиться юной головке...
   Голос докладчицы окрасился насмешливой нежностью. Воспоминание о себе наивной, себе далeкой неудержимо растягивало губы в улыбку. Копна всклокоченных волос в свете прожектора сливалась в сияющий шлем. Она выглядела гораздо моложе, чем на фотографии в журнале, который Кипер отыскал после недельных поисков в Главной библиотеке Главного города.
   О, да - ему пришлось перебрать не одну тысячу карточек в ящиках каталога, перелистать не одну сотню страниц в книжных справочниках, обзорах, рефератах. Со студенческих лет не доводилось ему глотать столько книжной пыли, заплывать так глубоко в гутенберговский океан. И как отыскать в нeм нужный тебе островок, если путеводной нитью служит одно лишь невнятное - нет, даже не слово, а какая-то приставка - "поли"?
   Но после разговора с Багразяном он понял, что выхода у него нет. Что так мучиться он больше не может. Его порез счастья давно превратился в порез горя. Как древний Орфей, Персей, Тристан, он должен отправиться на поиски похищенной возлюбленной. Его возлюбленную завлек, заманил, зачаровал дракон по имени Поли. И он должен отыскать дракона, изучить его силу и слабость, найти уязвимые места и сразиться с ним. Иного выхода нет. Ибо жизнь без Долли - это жизнь без света, без красок, без надежд, без окошка, без праздника. Не жизнь, а какое-то перетекание, переползание из одного дня в другой. Как бревно, сплавляемое по реке времени.
   Поиски оказались такими трудными, потому что Дракон прятался под другими именами. Слово "поли" не прорывалось на обложки. Журнальчики и брошюры назывались уклончиво и расплывчато: "Любовь без границ"; "Верна всем троим"; "Ревность: мифы и реальность"; "Две моих мамы и три отца"; "Семья как корпорация"; "Спасительный треугольник"; "Открытые сердца". Хранились они в разделе, который назывался "Современные культурные искания".
   В конце каждого журнала мелким шрифтом печатались многочисленные объявления.
   "Счастливая пара, женаты 20 лет, открыли границы восемь лет назад. Наши дети выросли, теперь у нас больше свободного времени для дружбы, поиска, романтики. Предлагаем - и ищем - любовь, надeжность, веселье, интеллект. Возраст, пол, раса не имеют значения. Пишите..."
   "Привлекательный мужчина 48 лет, некурящий, непьющий, верующий, ищет женщину христианского вероисповедания, которая согласна была бы вступить в прочный союз с ним и ещe одним мужчиной, делить с обоими духовные искания, расходы, домашние заботы, уход за детьми. Писать по адресу..."
   "Мечтаю о тройственном союзе! Интеллигентная, успешная, амбициозная, кудрявая львица 35 лет, с двумя львятами (14 и 7), ищет пару, умеющую общаться с людьми и миром на высоком уровне. Ревности - нет! Равенству - да!"
   "Поговорим о политике. Счастливая утопия недостижима в мире, в котором господствует угнетение, голод, война, стяжательство. Чтобы переделать мир, нужно начинать с себя. Равенство между полами, сочувствие и взаимопомощь, культурная терпимость, экономическое сотрудничество, защита окружающей среды всему этому можно научиться только в семье, сбросившей оковы моногамии, то есть исключительных прав обладания друг другом. Пишите..."
   "За умеренную цену даю консультации по решению проблем взаимного непонимания в моногамных и полигамных семьях. Расценки прямо пропорциональны степени непонимания".
   "Очаровательный, живой, спортивный, преподаю музыку, питаю неутихающую слабость к музыкантам, художникам, танцорам, обожаю остроумную беседу (даже с примесью дурачества), люблю путешествовать, танцевать, целоваться - но! и в этом главная моя трудность! - целоваться непременно с двумя женщинами сразу. Пишите..."
   Среди авторов статей чаще других мелькало имя Анны Деборович. Не без труда Кипер раскопал в библиотечных катакомбах еe последнюю книгу. В ней доктор Деборович со страстью и убеждeнностью описывала кризис моногамной семьи, доказывала необходимость - и неизбежность! - перехода к полисупружеским семейным союзам. (Она называла такой союз: "полифам", а мужчин и женщин, вступавших в него, - "полифамил" или "полифамила".)
   Во-первых, доказывала она, человек по природе своей не моногамен. Вся мировая история, все миллионы измен, разводов, случаев незаконного сожительства подтверждают тот факт, что моногамные отношения были насильно навязаны людям на определeнном историческом отрезке. Недаром институт брака охранялся такими свирепыми законами и наказаниями. Если бы верность одному/одной была в природе человека, не нужны были бы эти побивания камнями, отсечения голов, запугивания адскими муками. Но никакая свирепость не могла изменить человеческую природу, поэтому всегда приходилось терпеть наложниц, гейш, гетер, публичные дома, разводы.
   Во-вторых, в наши дни в процветающих странах быстро исчезает то, что было главным стимулом создания моногамной семьи - нужда. В своe время это было оптимальным вариантом разделения обязанностей в важнейшем деле - в заботах о подрастающем поколении. Но старое распределение ролей - мужчина зарабатывает деньги, женщина хлопочет по хозяйству и воспитывает детей - ушло в прошлое. Теперь, как правило, оба вынуждены работать. Дети растут, порой не видя ни матери, ни отца неделями. Как они могут чему-то хорошему научиться у вечно отсутствующих родителей? Не лучше ли было, если бы они росли в полифаме, где всегда будет дома кто-то из взрослых, кто сможет пестовать в детях цветы нежности, доверия, сочувствия, уважения, любви?
   В-третьих, полигамные отношения, по сути, давно уже стали доминирующими. Они только рассечены во времени чередой разводов. От каждого человека можно услышать теперь "моя вторая жена", "мой третий муж". Эпидемия разводов - это неизбежное следствие засилья моногамных институтов - оставляет в сердцах миллионов взрослых и детей неизлечимые шрамы озлобления, неуверенности, страха, недоверия. Разрывая один брак и вступая в другой, человек на самом деле реализует свою тягу к любви без границ. Но какой ненужной горечью, какими страданиями приходится платить за этот естественный порыв!
   Нет, доктор Деборович вовсе не осуждала людей, которые вступили в брак по любви и жили, сохраняя верность друг другу всю жизнь. Такому можно только позавидовать. Но она считала, что и людям, не имеющим склонности к моногамии, следовало дать возможность законно устраивать свою жизнь в соответствии со своими чувствами. Нельзя, чтобы законы общества кроились по чувствам и верованиям меньшинства. Необходимо, чтобы законы признали и другие формы семейных союзов. Трое, четверо, пятеро взрослых должны иметь право создавать многоклеточные полифамы, которые пользовались бы такой же защитой закона, как традиционная двуклеточная семья.
   Преимущества такого общественного устройства представляются очевидными и необозримыми. Большой полифам, живущий в одном доме, будет гораздо экономнее использовать все жизненные ресурсы, каждый член его будет меньше тратить на отопление, электричество, продукты, бензин.
   Любая женщина знает, что сготовить обед на двоих занимает примерно столько же времени, сколько готовка на шестерых. Отсюда - огромное облегчение груза домашних забот для каждого члена семьи.
   Тоска одиночества терзает сердца миллионов мужчин и женщин - но они не могут сойтись попарно, потому что ни он, ни она не умеют брать на себя ответственность за другого, то есть брать в руки штурвал семейного корабля. Ведь в современном мире любая семья - это маленькое предприятие, фирма, нуждающаяся в хозяйском глазе, твeрдой руке, управляющем. И есть очень много людей, не обладающих такими способностями. С каким облегчением они присоединились бы к полифаму, в котором кто-то уже взял лидерство на себя, однако засилье репрессивной моногамной морали не допускает этого.
   А как много браков распадается из-за того, что поиски работы разбрасывают супругов по разным городам! Ядро полифама всегда оставалось бы на одном месте, и уехавший знал бы, что семейная гавань всегда ждет его.
   Болезнь, беременность, старость, увечье часто лишают одного из супругов на время или навсегда - возможности участвовать в любовной жизни. И второй оказывается при этом перед мучительным выбором: либо обречь и себя на добровольный аскетизм, либо заводить тайные романы на стороне - то есть идти на обман, либо бросить дорогого ему человека. Чем это лучше законов тех африканских племeн, у которых вместе с умершим владыкой в землю закапывали и его жeн?
   У старших членов полифама будет гораздо больше времени для детей, они смогут делиться с ними своими знаниями, устраивать игры и развлечения, возить на экскурсии, в музеи, библиотеки. Какие-то полифамы сумеют даже организовать домашние классы. Как это облегчило бы существование наших школ.
   Возникновение уличных банд - это проявление задавленного порыва молодого человека принадлежать к племени, роду, фратрии. То есть к тесному сообществу, а не только к государству, в котором каждый так обезличен. Полифам даст многим подрастающим молодым людям это столь необходимое чувство.
   Дамоклов меч распада семьи перестанет висеть над детскими головами. Кто-то из членов полифама может покинуть группу - это не исключено, - но ядро останется неразрушенным. Чувство стабильности, уверенности в завтрашнем дне что может быть важнее?
   В конце книги приводились адреса и телефоны, по которым заинтересованный читатель мог получить ответы на свои вопросы. Кипер позвонил. И ему сказали, что доктор Деборович как раз отправляется на восточный берег с лекционным турне. Будет выступать в Главном городе тогда-то, в таком-то часу, по такому-то адресу. Кафедра социологии местного колледжа не побоялась предоставить одну из своих аудиторий для доклада на такую острую и провокационную тему.
   Закончив своe выступление, доктор Деборович предложила задавать вопросы. Конечно, еe слушателей в первую очередь интересовало, как она реализует свои теории в собственной жизни.
   - У вас самой есть семья? Какая? Обычная или полифам?
   - Мы сейчас живeм вшестером: мой семилетний сын от первого брака, я, два моих мужа, их невеста и девятилетняя дочка одного из них. Невеста присоединилась к нам недавно и ещe не знает, готова ли она к таким отношениям. Мой третий - то есть вообще-то четвeртый - муж, например, ещe не готов, поэтому пока он живeт отдельно. Но часто бывает у нас, присоединяется к нашим пикникам.
   - Кого из ваших трeх нынешних мужей ваш сын называет папой?
   - Мы все называем друг друга только по именам.
   - Кто зарабатывает деньги? Как решается вопрос, на что тратить, а на что нет?
   - Эта проблема - одна из самых трудных. Мы поняли, что демократия здесь невозможна. Многие полифамы развалились из-за споров о деньгах. Поэтому мы вручили бразды правления самому справедливому из нас, моему второму мужу Себастьяну. То есть мы все участвуем в обсуждении предстоящих трат, но наши голоса - совещательные. Последнее слово за ним. Каждый работающий вносит три четверти своего заработка в общую кассу. Остальное может тратить, как ему заблагорассудится.
   - Знают ли ваши соседи про ваш необычный стиль жизни? Знают ли на работе у ваших мужей? В школе у детей?
   - Видимо, догадываются. Но формально мы соблюдаем декорум. Купили дом на две семьи, с двумя разными входами. А то, что внутри проделана дверь, соединяющая обе половины, - это никого не касается.
   - Даже двум людям бывает трудно сойтись из-за разницы вкусов и характеров. Как же вы уживаетесь вчетвером?
   - Уживаться гораздо легче, если мы не ждем, что другой должен стать твоей исключительной собственностью. Возьмите дружеские компании. Многие из них держатся десятилетиями. И это потому, что в них людей свела только сердечная привязанность, не нагруженная багажом взаимных требований и социальных условностей. При этом друзья часто помогают друг другу - но по доброте и отзывчивости, а не по обязанности. Часто внутри этих групп загораются и текут тайные романы. Уберите с них покров тайны - и у вас получится почти готовый полифам. Только необходимость таиться создаeт клубок подозрений, зависти, напряжения, обид.
   - Были у вас уже случаи, когда кто-то из членов покинул полифам?