Ефимов Игорь Маркович. Суд да дело

   - Это про Долли, - сказал наконец Роберт. - Ты, наверное, и сам уже догадался.
   - Да, - сознался Кипер.
   - Прямо не знаю, с чего начать... Давно не испытывал такой неловкости... Первые знаки появились примерно год назад...
   "Два года", - чуть не поправил Кипер.
   - ...Задумчивость, игра в молчанку, внезапные отлучки без объяснений такое случалось и раньше. Но тут добавилось что-то другое. Какая-то затаенная улыбка. Которая будто говорила: "Сторожите, сторожите - я все равно убегу". Будто она тихо рыла где-то подземный ход. И все время мысленно им любовалась.
   ...Первая догадка у мужа, сам понимаешь, - измена. Жена завела роман. Но как-то было непохоже. Потому что ко мне она стала вдруг очень нежна. Я бы даже сказал - яростно нежна. Почти как в первый год, еще до рождения Стеллы. Такие вещи не подделаешь... Ты знаешь, о чем я... Рубашку с меня срывала - только пуговицы разлетались по углам.
   - А до потолка не долетали? - не выдержал Кипер.
   - Потолок - не знаю... Но по полу стучали, как горох... Зато потом... Потом, когда уже лежали рядом, глядя в темноту, могла вдруг начать какой-нибудь бубнеж... "Не так, не так, не так..." - "Что не так?" - "Не так надо любить!" - "Не так - а как?" - "Господи, да мне-то откуда знать?!" И это уже сердито, с вызовом. "Я только чувствую, что не так... что этого мало..."
   ...А вскоре начали всплывать эти журнальчики, брошюры... Сначала она их прятала от меня... Потом почти перестала... Это не порнография, нет... Я даже не сразу понял, о чем они. Там вроде всякие истории про то, как мужчины и женщины сходятся и расходятся. И все время мелькает слово "поли". То есть "много". Приставленное ко всяким другим словам. Например, "поливерность". Или "полироман". Или "полисемья". И все так повернуто, что "поли" - это заведомо хорошо. Лучше, чем "моно". Так хорошо, что обязательно стоит попробовать на себе.
   Роберт подвинул к себе спортивную сумку. Достал оттуда бумажный пакет с бутылкой.
   - Хочешь глоточек? Нет?.. А мне необходимо. Дошел до самого трудного. Как горный перевал. Не знаю, кем Долли была в прошлой жизни. Возможно, самкой тетерева. У них ведь знаешь как? Самцы собираются весной в определенном месте. Называется "ток". Расхаживают там, распускают хвосты, курлычат. А самка ходит между ними и выбирает. Но что-то она там натворила в своем тетеревином варианте. И теперь все ей дается так нелегко. Смотреть порой - сердце болит. Я видел, что месяца два она была сама не своя. Извелась. Пытаюсь расспрашивать, утешать - только мотает головой. Наконец не выдержала. Была ночь, дети спали. Она усадила меня на кровать, села передо мной в кресло. Взяла за руки. И во всем созналась.
   - Да, - сказал Кипер. - Да. Такие вещи случаются. Это жизнь...
   Солнце вдруг вырвалось из закатного марева и больно кольнуло глаза. Лодка у дальнего берега подняла крылышки весел, застыла.
   - Да, - сказал Роберт. - Во всем. Но сначала заявила, что очень, очень меня любит. И то, что она собирается сказать, никак ее любви не вредит. Наоборот - должно помочь. Что она много думала обо всем этом, много читала. Конечно, это считается отклонением от нормы. Но, видимо, так у нее устроены гены. Никто не виноват. Гены - новое имя нашей полной невиноватости. В общем, она поняла. И надеется, что я тоже пойму. Пойму ее правильно. Просто у нее душевный кризис. Ей мало той любви, которая между нами. И ей нужен, нужен...
   Роберт откинул голову, громко булькнул пакетом.
   - ...ей нужен второй муж.
   - Как это? - воскликнул Кипер. - Ты же и есть ее второй муж.
   - Во времени - да. Но ей нужен - в пространстве. Второй, кроме меня. Второй - вместе со мною. Она понимает, что это неслыханно. Что о таком не просят. И если я захочу оставить ее, уйти, она вполне это поймет. Но жить дальше под этим грузом - выше ее сил.
   - Что значит - "неслыханно"? - забормотал Кипер. - Что значит "под грузом"?.. Такого просто не бывает... Нигде и никогда... Безумие какое-то!.. Несколько жен - это еще куда ни шло. Но несколько мужей? Этого не потерпят даже в штате Юта.
   - Я полез потом в книжки. И выяснил, что нет - есть еще народы, у которых это разрешено. Называется "полиандрия". Например, у эскимосов. Там женщина может завести второго мужа. Может даже лечь в постель к просто приезжему - это знак гостеприимства, очень распространенный. Долли жила с первым мужем на Аляске. И однажды ее Дику довелось заночевать у эскимосов из-за бурана. Так хозяин предложил ему свою жену. Дик уверял Долли, что он отказался. Но она говорит, что ничуть не рассердилась бы, если б он воспользовался. Ей уже тогда этот обычай показался трогательным. Такой же у гималайских племен - шерпа, ботия, лепча. Но у этих обычно второй или третий муж - младшие братья первого. К сожалению, у меня нет братьев.
   - К сожалению?! А если бы были - ты что?..
   - Видишь ли, ведь у нее это не каприз. Она долго боролась с собой. Но говорит, что не только с собой. Она боролась за свою любовь ко мне. Которая ей бесконечно дорога. Но которая умирает. Умирает без свободы. Если мы останемся только двое, повязанные вместе на всю жизнь, - для нее это смерть свободы. А без свободы ее любовь не живет.
   Кипер почувствовал, что ладони у него становятся ватными. Приложил их друг к другу, к щекам, погладил. Наверное, так ощущаешь прикосновение протезов.
   - У тебя осталось что-нибудь в бутылке?
   - Полноi. - Роберт протянул ему пакет. - Сам понимаешь, первым делом я спросил, кого она имеет в виду.
   - Ну и?.. - поперхнулся Кипер.
   - В том-то и дело, что оказалось - никого. Что это я! - я должен подыскать ей второго мужа. Такого, с которым я мог бы ужиться. А уж она постарается его полюбить. Слыхал ты когда-нибудь про такой заскок?
   - Нет. Никогда. Уж не знаю, чтоi твой дюгонь должен был сделать, чтобы ты заслужил такую напасть. Разве что утопил лодку, полную детей.
   - В общем, я тогда попросил у нее отсрочки. Обдумать, прийти в себя. Она сказала "конечно, конечно". Такие решения требуют времени. Нужно вслушаться в свои чувства. Понять, что тебе по силам, что нет. У нее ведь самой ушло несколько лет. Прежде чем она убедилась. Убедилась окончательно и необратимо. Что жизнь в моносемье ей не по силам. Что для нее это - смерть любви. А что за жизнь без любви?
   ...Месяц я ходил сам не свой. Даже в фирме заметили, стали расспрашивать. А что я мог им сказать? Усталость, легкая депрессия... Но сам все думал, и думал, и думал... Остаться вдруг без жены и детей? Для меня это - как казнь. Без всякой вины. А она, Долли, ясно дала понять, что для нее нет другого выхода. Что если все это мне не по силам, она подает на развод. Хотя совсем не хочет. Но суд, конечно, отдаст детей матери. Как всегда. И она отправится искать себе эту треугольную семью. А то и четырехугольную. В этих журнальчиках и брошюрках полно объявлений о всяких поливариантах. Особенно почему-то из Калифорнии. Уедут в Калифорнию, и я их никогда не увижу. Так что я думал, думал, думал и наконец решился. И сказал Долли, что я согласен попробовать. Сказал вчера. А сегодня позвонил тебе.
   - Позвонил мне? - повторил Кипер таким громким птичьим дискантом, что гуси подняли шеи от травы и облили его громким презрительным гоготом. - Ты хочешь предложить этот треугольный вариант - мне?
   - Нет, конечно. С чего ты взял? Ты-то для него совершенно не подходишь.
   - Да? Интересно узнать - почему?
   Кипер снова задрал голову и забулькал бутылкой. Роберт поспешно отнял у него пакет и жадно приложился сам.
   - Во-первых, мы с тобой такие разные. Во всем, во всем. Ты не веришь в переселение душ. Спортом больше не интересуешься. Слишком много прочел ненужных книг. Во-вторых, у тебя никогда не было детей. Ты не умеешь с ними обращаться. Но главное - вы с Долли совершенно психологически несовместимы.
   - Поглядите на этого самозваного психиатра! Выносит диагноз за две секунды.
   - Тут нет ничего обидного для тебя. Психологическая несовместимость самая распространенная проблема в семейной жизни. Спроси у своей бывшей жены. Во всяком случае, если у нас дома речь заходит о тебе, Долли не может удержаться от улыбки. Говорит о тебе только с иронией. Мне кажется, она не смогла бы принять тебя всерьез, как полноправного члена семьи.
   "Всерьез, невсерьез, - злобно подумал Кипер. - Поглядел бы ты на одну палатку, вон под тем деревом, три месяца назад. Почему-то никто не жаловался на несовместимость".
   - ...Я позвонил тебе потому, что у тебя есть связи и знакомства в артистической среде... Актеры, писатели, музыканты, фотографы... Это как раз то, что нужно для Долли. Она ведь в молодости очень увлекалась театром. Принимала участие в школьных спектаклях.
   - И ты хочешь...
   - Пригласи их на обед в ресторан. И меня тоже. Придумай какой-нибудь повод. Конечно, я плачу за все. Но ты выбери, по возможности, холостых. Или, по крайней мере, таких, у кого семейная жизнь дала сильный крен. В непринужденной обстановке, после двух-трех коктейлей... Если мне кто-то понравится, я приглашу его к нам домой. Чтобы представить Долли. А там посмотрим.
   - Ты хочешь, чтобы я, своими руками... Чтобы я помогал вам в этом... в вашем полиандрическом эксперименте?..
   - Но неужели это так трудно? Мне казалось, что такая услуга тебе не будет в тягость. Всего-то и дел - созвать несколько приятелей на обед. О котором тебе не надо заботиться. Я дам тебе название ресторана, время, адрес. А ты мне потом сообщишь, на сколько человек заказывать стол. Вот и все. И вкусно поешь и выпьешь на дармовщинку. Чего уж так сердиться?
   - Да... Да, я сержусь... Ты меня хочешь втянуть... Уж не знаю, как это все назвать... Но я тебе скажу так: пусть Долли сама меня попросит. Да-да... Откуда я знаю?.. Может быть, ты все это выдумал... Эту дикую историю про треугольник... Меня предупреждали про вас... От "Сладких снов" сейчас можно ждать любого подвоха... Может, ты хочешь меня втянуть в незаконное дело. Подставить под удар...
   - Не кипятись. Хочешь услышать от Долли самой? Пожалуйста. Уверен, что она согласится тебе позвонить. И тогда?..
   - Тогда посмотрим. Может, и устрою тебе банкет холостяков. Сняв с себя всякую ответственность.
   - Вот и хорошо.
   Роберт вздохнул с облегчением. Вздох его как-то странно затянулся, перешел в ровное шипение. Кипер не сразу понял, что он просто выдернул пробку из надувного матрасика.
   Они дошли до своих автомобилей, ступая очень осторожно и прямо. Только очень опытный полицейский смог бы увидеть что-то подозрительное в их походке.
   Четыре фары дружно проткнули лучами озерные сумерки. Но, выезжая со стоянки, они дружно повернули зады машин навстречу друг другу и дружно чокнулись задними мигалками.
   Звон разбитого стекла растревожил заснувших было гусей.
   I-6. Долли
   Стакана воды в изголовье хватило как раз на то, чтобы пересечь пустыню сна. Последний глоток пришелся на утренний просвет в плотных шторах.
   Если Кипер летом спал в верхней комнате, то всегда просыпался от стука по крыше. И, не раскрывая глаз, пытался понять, кто стучит: дождь или белки? Белки тарахтели своими коготками отрывисто и жестко. Но и дождь порой умел подделаться под их нервные перебежки. Особенно, если капли падали не с неба, а пригоршнями - с веток деревьев.
   На этот раз барабанил несомненный дождь. Ровный, работящий, равнодушный. Кипер попытался вспомнить вчерашний день. Но не смог. Что-то произошло вчера, довольно важное, все изменившее в жизни. Но что? Похмельная паутина облепляла память, затягивала все привычные дверки - ни войти, ни выйти. Всю ночь ему снились смутные, прерывистые сны, каждый - со своей обидой, и он проснулся уже готовым к мести. Но кому?
   Кое-как он ополоснул лицо. Мазнул по щекам электрической бритвой там и тут. Пригладил седую полоску в волосах. Натянул рубашку и галстук. Кофе или чай? Но в шкафчике над плитой не было ни того, ни другого. Он нашел в холодильнике половину апельсина, выел мякоть. Зонтик, послушно щелкнув, распустился в руке синим цветком. Он вышел под дождь и сразу увидел припаркованную на улице белую "тойоту".
   И круглую девичью головку в ее окне.
   И израильского старика, идущего ему навстречу с заискивающей и умудренной улыбкой.
   И тут же хмельная одурь слетела с памяти. Он вспомнил вчерашний вечер, гусей на берегу озера. Роберта с надувным матрасиком, его рассказ про необъяснимую прихоть, приманившую сумасбродку Долли.
   И он пошел навстречу старику, выкрикивая с яростью и насмешкой:
   - Нет!.. Нет-нет-нет!.. Больше не выйдет!.. Опять хотите меня подловить?.. Не на такого напали... Вас-то я уже раскусил!.. Вы засвеченный кадр. Так и передайте своим хозяевам!.. Пусть посылают кого-то другого!..
   - Что?.. Зачем?.. Я не понимать... Не иметь хозяин, - бормотал старик. Случайно встречать снова... Очень рад... Вы - другой пациент?.. Я замечал, да... Ваш прежний настрой сердца... Нужный совет от психиатра... Я понимал... А как поживает жена от другой муж?
   Кипер теснил старика зонтиком. Нависал над ним оскаленным ртом. Замахивался кулаком и бил в грудь самого себя. Рыжеволосая девица бежала к ним от "тойоты".
   - Что? Что случилось? Чего вы хотите от моего отца? Он сказал что-то обидное? Это опять его английский... Он же иностранец - разве вы не видите? Но такой же пациент, как и вы... Доктор Райфилд назначила нам на девять часов, но мы специально приехали немного раньше...
   - Это тот джентльмен из супермаркет... Помогал мне с кофейный машин... И потом долгая беседа на кафе... Я тебе рассказал... От него получал телефон доктор Сташевич-Райфилд...
   Мокрые лица обоих излучали честный испуг. Кипер почувствовал укол стыда. Может быть, он зря их подозревал? Нервы натянуты, память размыта, в висках "тук-тук-тук". Мог он дать старику телефон Полины и забыть об этом? Кажется, тот что-то упомянул о старческой депрессии. Да и акцент вернулся в его речь. Каких только не бывает на свете совпадений, случайных встреч. Он поднял зонтик, прикрыл обоих, довел до дверей Полины.
   - Прошу извинить... Мне просто почудилось... Она очень хороший специалист... Вам просто повезло... Уверен, что она сумеет вам помочь.
   Девица чмокнула старика в щеку, поправила ему галстук.
   - Я приеду за тобой через час.
   Кипер повел ее обратно к автомобилю. Оба инстинктивно старались сберечь дюйм пустоты между собой, но при этом остаться под зонтом. Шли изогнувшись друг к другу, как половинки разведенного моста.
   - Как вас зовут? - спросил он.
   - Эсфирь. Эсфирь Розенталь.
   Он подумал, что она очень мила. Что ей будет не трудно найти новый "мальчик-друг" - пятый, шестой. Что он и сам был бы не прочь занять очередь. И украсить ее волосы незаконным водяным цветком. Да-да... Если Долли вздумалось искать второго мужа, почему ему нельзя подумать о второй возлюбленной?
   Разъезжаясь, они слегка бибикнули друг другу на прощанье.
   По дороге на работу Кипер все пытался припомнить, кого ему напоминал старый мистер Розенталь. Наконец вспомнил: он был очень похож на еврейскую старушку, которая стала недавно жертвой ограбления в собственной квартире. Бедная миссис Руфь Сойко - она даже провела несколько часов под дулом пистолета. Ее показывали по телевизору два месяца назад. Эта история попала во все газеты. И не зря. В ней все было необычно.
   Начать с того, что грабитель полез в окно многоквартирного дома не ночью, а когда уже светало. И полицейские заметили его. И обратились к нему через громкоговоритель с предложением сдаться. Но грабитель не послушался. И объявил, что он берет заложницей хозяйку квартиры, в которой он оказался. Он даже попросил миссис Сойко подойти к окну и показаться полицейским.
   Дальше полицейские все делали так, как полагается по их правилам и учебникам. Было вызвано специальное подразделение по борьбе с террористами. В касках и пуленепробиваемых жилетах. На соседних крышах засели снайперы. Парламентер, имеющий стэнфордский диплом по психиатрии, начал переговоры с грабителем. Тот прежде всего потребовал сигареты. Потому что свои сигареты он выронил, залезая в окно. А у миссис Сойко сигарет не нашлось. Зато она накормила его хорошим кошерным завтраком. За завтраком они много говорили о жизни. И очень понравились друг другу.
   Миссис Сойко рассказала Хозе о своих мужьях. И о том, как они тоже не сразу нашли правильный жизненный путь. А Хозе рассказывал ей о своем детстве в Гватемале. Его слушательница только ахала с сочувствием и недоверием. После завтрака Хозе отпустил свою заложницу к соседям. А к полудню сдался полицейским. Пистолет его оказался игрушечным.
   Когда на грабителя Хозе надевали наручники, он с тревогой расспрашивал полицейских о самочувствии миссис Сойко. Просил передать ей извинения за доставленное беспокойство. Потом к дому с воем подъехала "скорая помощь". Санитары хотели увезти миссис Сойко в больницу. Нервный шок, психическая травма - по всем их книгам, она нуждалась в срочной помощи. Но она решительно отказалась. Она больше всего тревожилась о задержанном. Уверяла полицейских, что Хозе - очень достойный молодой человек. Вел себя как джентльмен. Ему только нужно сменить профессию - вот и все.
   - Мадам, - говорили ей в ответ повидавшие виды полицейские, - у вашего достойного молодого человека в досье уже есть поджог, угон автомобиля с применением оружия и продажа краденого. Теперь к этому прибавится попытка ограбления и захват заложника.
   Но Руфь Сойко стояла на своем. Вечером того же дня психиатр со стэнфордским дипломом объяснял телезрителям странное сочувствие миссис Сойко к незваному гостю Хозе:
   - Это явление хорошо известно современным криминалистам. Называется оно "стокгольмский синдром". Заложники, по прошествии нескольких часов, часто принимают сторону захватившего их преступника. Выражают возмущение действиями полиции, просят выполнять все требования бандита. Человек хочет понравиться тому, от кого зависят его жизнь и смерть, - это естественно. Так вели себя заложники, захваченные грабителем в одном стокгольмском банке, - отсюда и название.
   В другой половине телевизионного экрана миссис Сойко только иронически морщилась и качала седой головой.
   - Да нет у меня никакого вашего синдрома. Мне просто понравился этот молодой человек - вот и все. У нас был очень интересный разговор. Я расспрашивала его о детстве, о родителях. Интересовалась, знает ли он какое-нибудь другое ремесло, кроме воровства. Но он говорил, что менять профессию не собирается. И развивал на этот счет настоящую теорию.
   - Не расскажете ли вы о ней нашим телезрителям? - вскинулся ведущий программы.
   - Он говорил, что человек, который никогда и ничего не ворует, который вообще не нарушает закон, совершенно напрасно гордится своей честностью. Ибо каждым своим честным поступком он уменьшает шансы на получение работы для тысяч, а то и миллионов своих сограждан. Если он не крадет перчатки, наваленные на прилавках универмага, или граммофонные пластинки, или косметику, он делает ненужным охранника, бродящего по проходу. Фирма, устанавливающая телекамеры слежения, фирма, продающая универмагу страховку против грабежей, фирма, устанавливающая запоры и сигнальные звонки, - все понесут серьезные убытки от его вредоносной честности. Полицейский, который мог бы его арестовать, адвокат, который мог бы его защищать, судья, который мог бы его судить, тюремщик, который мог бы его держать за решеткой, всем им грозит потеря работы, если люди станут поголовно честными. Поэтому он считает свое занятие даже нужным и полезным для нормального существования общества. Честно сказать, я не знала, что ему возразить...
   ...Кипер вдруг заметил, что он едет по какой-то тенистой улице. Видимо, воспоминания о мудрой миссис Сойко унесли его слишком далеко. И он съехал с шоссе раньше времени. Такого с ним еще не случалось. Теперь он уже точно опоздает на работу.
   Нужно узнать, что это за городок.
   Церковь выглядит знакомой... Кажется, за ней нужно свернуть направо... Да, вот и бензоколонка - он однажды заправлялся здесь. А вот и магазин с мраморной ванной в витрине. В которую вечно льется вода из сверкающего крана. И дальше пожарное депо. Из которого в любой момент может вырваться тоскливый вой чужой беды. Дальше - скверик с детскими лесенками и заiмками. Стоянка машин. А вот и дом с черепичной крышей. С геранью в подвешенных горшках. С почтовым ящиком, поржавевшим, как сундук с сокровищами. С надписью золотыми буквами: "Мистер и миссис Кордоран".
   Он притормозил, выключил мотор. Сердечное "тук-тук-тук" заполнило возникшую тишину. Он был здесь раньше два или три раза. Кордораны собирали гостей на Валентинов день. И на День Благодарения. Кипер вел себя очень скромно. Но никто этого не оценил. Спроси его, где живут Кордораны, никогда бы не вспомнил без бумажки. Но, видимо, есть в нас и другая, птичья память. Способная удерживать тысячи перелетных миль. Что если в прошлой жизни он был пеликаном? Или длинноногим горячим фламинго?
   "ГДЕ ВСТРЕТИМСЯ ВНОВЬ? - СПРОСИЛ ОН ЕЕ, НЕ ПРЕРЫВАЯ ПОЛЕТА. - МАДАГАСКАР, СИЦИЛИЯ, ГАЛАПАГОС?"
   Вообще-то ему было настрого запрещено приезжать к ней домой. И он до сих пор подчинялся запрету. Да и сегодня - не сам же он приехал сюда. Его привел пернатый инстинкт. А с пернатых какой спрос? Она должна это понять.
   Он вылез из автомобиля. Пошел к дверям. Дорожка была обсажена электрическими фонариками. Хорошо Роберту - найдет путь домой в темноте хоть трезвый, хоть пьяный. Он позвонил. Он услышал шаги. Он подумал, что идущий несет мешок с цементом. Или неудобный ящик. Или страдает от затянувшейся болезни. Название которой нельзя отыскать даже в новейших справочниках. Болезни, от которой ступни вот так тяжелеют и шаркают по ковру.
   Дверь открылась. Долли смотрела на него без всякого удивления. Будто ждала. Не улыбнулась, не нахмурилась. Взяла за руку, повела в гостиную, усадила в кресло. Сама села напротив, на стул. На ней был синий халатик. С рисунком из белых ракушек. Несколько ракушек затвердели и превратились в пуговицы.
   - Я опоздал к "Крогеру", прости, - сказал он. - Дела не пускали. Но ты ведь могла подождать.
   Она не отвечала. Сидела смирно, как ученица. Или как подсудимая. Руки на коленях, глаза за очками широко открыты, но смотрят куда-то вдаль. Ему опять стало очень больно от ее красоты. У Полины был пациент, осужденный за нападение на свою возлюбленную. Он изрезал ей лицо. Адвокат говорил, что из ревности. Прокурор спрашивал "из ревности к кому?". У возлюбленной преступника больше никого не было. Но Кипер знал, что вовсе не из ревности, а от боли. Возлюбленная до нападения была очень хороша. Он видел фотографии "до" и "после".
   - Я говорил вчера с Робертом. Он все мне рассказал. Это правда?
   Она молчала. Мандариновое дерево за ее спиной, казалось, замерло от страха и тревоги за свою хозяйку. Она опять уплывала, утекала от него, опять оставалась совсем одна.
   - Значит, правда... А все, что ты мне говорила... Как ты ищешь мое лицо в толпе... Ну что ж... Наверное, такое случалось и раньше... Просто раньше не сознавались... А теперь стало можно. Мужчины любят мужчин, женщины любят женщин... А кто-то любит красть пластинки в магазине... Или перчатки... Мужчины наряжаются в платья, женщины отращивают усы. Все это в генах, Полина мне объясняла. И никто ни в чем не виноват. Как хорошо!.. А о детях ты подумала?.. Что они будут говорить в школе? Если их спросят про дядю, поселившегося в доме?
   - Скажут, что жилец, постоялец. - Послушная ученица явно обрадовалась вопросу, на который знала ответ. - Что стало трудно с деньгами, пришлось сдавать комнату. У наших соседей, например, уже второй год живет очень милая старушка. Ее сын платит ренту, навещает ее.
   - О! Я вижу... У вас уже все продумано... в деталях... Приличия будут соблюдены. А как насчет соблюдения законности? Кажется, в этой стране двоеженство уголовно наказуемо... Уверен, что и двоемужество тоже.
   - Законодательство постоянно меняется... Если возникнет много таких ситуаций, придется законодателям что-то придумывать. Кроме того, необязательно использовать слово "второй". Можно слово "приемный". Бывают же приемные дети. Почему не может быть выпущен закон, разрешающий иметь "приемного мужа"? Или, например, "вице". Бывает вице-президент. Нет ничего невозможного в том, чтобы возникло понятие "вице-муж".
   - Так, понимаю... Ну, а какая роль отведена мне? Есть ли в этой треугольной геометрии вице-местечко и для меня? Какой-нибудь четвертый угол?
   - Я не знаю... Ты не хочешь меня понять... Хотя я говорила тебе много раз... В сущности, все так просто... Я поняла, наконец, про себя... Что я не могу любить одного и не могу жить в постоянном вранье... Ты не знаешь, чем я платила за каждое наше свидание... За эти ворованные встречи... Как мне приходилось изворачиваться, придумывать объяснения... Обычно замужние женщины заводят романы, когда мужа больше не любят... Но я-то, видимо, извращенка, у меня не так... Что я могу с этим поделать? Пожалуйста, не обижайся, не сердись... Можно, я скажу тебе правду? Я своего Роберта только теперь полюбила по-настоящему... Эти два года, что мы с тобой... Откуда оно вообще взялось, это "или-или"? "Кого же ты любишь - этого или того? Отвечай!" И если ответишь "обоих", на тебя будут смотреть, как на безумную. "Нет уж, голубушка, придется выбирать... Так у нас заведено". Но рождаются ведь иногда сросшиеся боками близнецы. Или головами... И разрезать их нельзя - они умрут. Так, видимо, и мои любви... Могут жить только вдвоем...
   - Но почему же именно "вдвоем"? А если втроем, вчетвером? Наверное, еще лучше?
   - Твой сарказм... Постарайся меня понять... По земле бегают двуногие, четвероногие, шестиногие - каждому свое. Если у шестиногого отнять две ноги, он не станет четвероногим, станет инвалидом. Или - как окна в комнате... Два окна или три, или четыре - разница не очень велика. Немного больше света, немного меньше. Но одно окно или ни одного - разница огромная. Это разница между светом и мраком. Ты понимаешь, о чем я? Для меня любовь к одному - это как жизнь без просвета. Ты стал моим окном - понимаешь?