Страница:
– Глеб, Глеб, послушай, твой порок не есть ненормальность! Скорее даже наоборот. Твой фетишизм – признак некой утонченности, инакости, это отличает тебя от остальных.
– На-ка тебе отличие от остальных! – с этими словами Жмых с удовольствием заехал поэту стальным ящиком в ухо. Тот упал на землю, встрепенулся, поднял глаза на обидчика, и каблук тяжелого ботинка врезался ему в лоб. Лемуриец опрокинулся на спину и почувствовал обиду. Следом за обидой пришла ярость. Следом за яростью беспамятство…
Секунду спустя Жмых, взяв ноги в руки и сохраняя гробовое молчание, чтобы не выдать своего присутствия, удирал по темной улице рангунского района. За ним, роняя пену из перекошенного рта и издавая утробное рычание, несся поэт, чья тонкая душевная организация в одночасье сменилась яростью берсеркера.
«Догонит – убьет!» – думал Глеб, выжимая из организма все ресурсы, чтобы только убраться подальше от впавшего в боевой раж лемурийца.
Он промчался вдоль темного квартала, повернул за угол и едва успел затормозить, чтобы не врезаться в толпу рангунов. Полдюжины лохматых братков стояли возле большого пассажирского катера, обсуждая свежие новости.
– Я ему дал по репе и сказал: будешь платить мне, козел, а иначе…
Жмых попятился.
– Кого я вижу! – послышался знакомый голос из толпы. – Сам пришел!
Клешня!
Рангуны обернулись и уставились на Глеба. Он в замешательстве закрутился на месте, не зная, что предпринять. Обезумевший лемуриец вот-вот должен объявиться. В мгновение ока его сграбастало множество шерстистых рук.
– Попался, беспредельщик! – Клешня торжествовал. – Кончился ты теперь, Жмых! Как пить дать кончился. Ха-ха, ребята. Фарт мне все же улыбнулся! И чемоданчик у него какой-то клевый…
Ящик с деньгами перекочевал к Клешне. И только тот собирался отвесить пленнику затрещину, как из-за поворота появился брызжущий слюной лемуриец. Издав яростный рык, он принялся крушить челюсти. От его мощных и быстрых ударов громадные рангуны отлетали, как меховые куклы.
Жмых почувствовал, что хватка слабеет, рванулся и оказался на свободе. Он предпочел отбежать подальше, спрятаться за угол одного из домов, чтобы наблюдать за ходом поединка со стороны, не принимая в нем непосредственного участия.
Лукас дрался с яростью поистине безграничной. Размахивал кулаками, бил ногами, как заправский кикбоксер, кусался, плевался, норовил боднуть в живот. Одному из рангунов удалось схватить лемурийца за плечо, но тот вывернулся, сломал врагу запястье, вырвал зубами кусок шерсти из бедра. Пнул другого в пах. Противник, вскрикнув, упал на колени, пополз в сторону.
Все происходило в считаные секунды, настолько стремительно, что враги даже не успели достать оружие.
Клешня первым рванул из-за пояса пистолет. Каким бы хорошим бойцом ни был лемуриец, несущемуся со сверхзвуковой скоростью кусочку свинца он не мог ничего противопоставить.
Глеб понял, что пришла пора вмешаться. Умело пушенный его рукой камень угодил рангуну в затылок. Клешня затряс головой, но пистолет из руки не выпустил. Обернулся, ища взглядом, где может скрываться метатель камней. И тут на него обрушился лемуриец. Запрыгнул на спину, обхватил ногами, сдавливая ребра, впился зубами в лохматую шею. Держась за шерсть на загривке одной рукой, кулак другой Лукас раз за разом впечатывал в макушку Клешни.
Пару секунд рангун пытался скинуть обезумевшего поэта, потом завизжал и помчался вдоль улицы. На ходу лемуриец успел пнуть пяткой еще одного косматого, попав точно в подбородок. Враг опрокинулся на спину и остался лежать без движения.
Клешня несся зигзагами, временами взбрыкивая и стараясь сбросить Лукаса. Стальную банковскую ячейку он при этом из рук не выпускал, что слегка сковывало его движения. Лемуриец держался крепко, не забывая опускать кулак на беззащитную черепушку и ловко уворачиваясь от ударов.
Послышались выстрелы. Это рангуны, немного оправившиеся от шока, выхватили пистолеты и открыли огонь.
– Не стреляйте, уроды! – возопил Клешня, – в меня попадете!
Ломая кустарник и низенький заборчик, он рванул на смежную улицу и вскоре скрылся в темноте. Вдалеке раздался дикий вопль, и все смолкло.
Жмых развернулся и припустил в обход ночного квартала с ошарашенными, избитыми рангунами. Пес с ним, с бешеным лемурийцем, но Клешня унес деньги! Неплохо было бы, если бы Лукас прибил Клешню до момента их встречи.
Вскоре Глеб наткнулся на отчетливый след лемурийца и его «скакуна». На земле через равные промежутки чернели выдранные с корнем клоки шерсти. Жмых взял след, как хорошая гончая. И метров через сто, миновав брешь в ограде, наткнулся на сидящего на земле поэта и потрошеную тушу рангуна. Внутренности Клешни были раскиданы вокруг, а голова застряла в развилке дерева. Ящик с деньгами валялся на земле.
– Святые негодники! – пробормотал Глеб, с ужасом обозревая садик, похожий на лавку мясника. Не то чтобы он был не готов к такому повороту событий. Нет, он прекрасно знал привычки и возможности лемурийцев. Но ему вдруг отчетливо представилось, что на дереве покоится не башка Клешни, а его собственная, столь родная ему голова. В этот момент он как никогда ясно осознал, что, находясь рядом с Лукасом, подвергает себя смертельной опасности. И все же они успели стать друзьями…
– Ты в порядке? – поинтересовался Жмых, подобрав стальной чемоданчик и присаживаясь рядом с поэтом.
Тот перевел мутноватый взгляд на Глеба, но, как и следовало ожидать, ничего не ответил.
– Эй, дружище, все нормально? – повторил Глеб. Ссориться с лемурийцем теперь было не с руки. Да и злость на него прошла.
Лукас икнул и упал на бок. Чудовищный расход энергии не прошел для него даром.
– Ладно, ты спас меня, а я спасу тебя… Одному на этой планетке будет совсем погано, – вздохнул Жмых. – Придется немного попотеть…
Крякнув, Глеб взвалил лемурийца на плечо. Он оказался не слишком тяжелым – по крайней мере, Жмых ожидал худшего.
От места, где Лукас распотрошил Клешню, нужно было убираться быстрее. Если Глеб, не будучи следопытом, без труда нашел его, рангуны тоже могут не отстать. Удивительно, почему их еще нет здесь? Видно, они считали, что их главарь способен сам справиться с ситуацией.
Выбирая дорожки поукромнее, Глеб поспешил в ту сторону, где, по его прикидкам, находилась река. На задних дворах роскошных домов было пусто – ни рангунов, ни людей, ни собак.
– Навязался на мою голову, кот бешеный, – проворчал Глеб и сам удивился, что сравнил Лукаса со своим любимым животным. Дикий лемуриец все-таки запал ему в душу. Несколько раз он, можно сказать, спасал Жмыху жизнь. Хотя находиться поблизости, когда он впадал в боевой раж, было не слишком приятно.
– Извини меня, Глеб Эдуард, – прошептал Лукас.
– Очухался! – обрадовался Жмых, сбрасывая Лукаса на траву покатого речного склона. – Всё, тащить тебя не нужно…
– Но ты меня ударил…
– Чего не бывает между друзьями, – широко Улыбнулся Глеб. – Ошибается каждый! Ты вообще меня чуть не убил.
– Почему у меня руки в крови? – поинтересовался лемуриец, рассматривая ладони и застрявшую под ногтями грязь и шерсть. – Надеюсь, ты не пострадал?
– Ну, как тебе сказать… Слегка досталось Клешне…
– А он откуда взялся?
– Случайно встретился, когда мы бежали по улице.
– Мы бежали по улице?
– Нуда, ты сам вызвался. Бежим, ты сказал, друг мой, Глеб Эдуард, очень хочется посмотреть, как быстро ты умеешь бегать. Ну, я и побежал. Чего для друга не сделаешь!
Лукас помолчал, переваривая слова Жмыха. Соображал он пока туговато.
– И насколько серьезно пострадал рангун? – поинтересовался он.
– Хм… Вряд ли мы с ним встретимся в ближайшее время.
– А когда?
– Разве что в следующей реинкарнации… Или на Страшном суде. Ты во что веришь, в перерождение или в Страшный суд? У нас на астероидах даже стычки случались из-за этого…
– Все ясно. Клешни больше нет, – поник головой Лукас. – Мне очень жаль!
– А мне – ни капельки. Туда ему и дорога! Однако подлые рангуны и твой взрывной темперамент помешали нам сделать главное, для чего мы выбрались из ассенизаторской норы.
– В смысле? – слабым голосом спросил лемуриец.
– Раздобыть еды! Я жрать хочу до остервенения! Сейчас бы собственную ногу сожрал!
За рекой приветливо мигали огоньки жилищ, светилась пара вывесок кафе на набережной.
– Мост видишь? – поинтересовался Жмых.
– Нет.
– Вот и я не вижу.
– А почему я должен видеть мост, если ты его не видишь?
– Ну, вы же в темноте видите, как кошки.
– Это беспочвенные слухи. Я уже говорил.
– Ладно, не важно. Значит, моста, если ты его не видишь и я его не вижу, поблизости нет. Будем переправляться через реку вплавь. Помоемся заодно. И заметем следы. Плавать умеешь?
– Да, – отозвался Лукас.
– Тогда вперед.
Не раздеваясь, Жмых вошел в реку. Вода приятно холодила натруженные ноги. Пока что было неглубоко, но, когда придется плыть, сможет ли он тащить довольно тяжелый ящик?
Лукас прошлепал мимо, обгоняя Глеба, плюхнулся в воду и поплыл кролем, оставляя за собой пенный след. Такой прыти Жмых от него не ожидал.
– Эй, эй! – закричал он вслед, но лемуриец уходил вперед, как интеллектуальная торпеда, лишь изредка выныривая на поверхность.
– Мог бы взять ящик, паразит, – заметил Жмых. – Я-то плаваю так себе… У нас на астероидах бассейна не было.
Как это ни удивительно, стальной чемоданчик не пошел на дно, когда стало глубже, но, напротив, никак не желал опускаться вниз, болтаясь на поверхности, словно поплавок.
– Железо, а плавает, – проворчал Жмых. – Чего-то я не понимаю…
Впрочем, удивительные свойства банковской ячейки можно было использовать. Положив руки на чемоданчик, Глеб поплыл вперед. Двадцать метров – и ноги вновь коснулись дна.
Лукас уже сидел на берегу, глядя вдаль.
– Хорошо плаваешь, – заметил Жмых.
– Я был чемпионом интерната, – похвастался лемуриец.
– Раз ты такой специалист в плавании, не знаешь, почему мой ящик не тонет? Он же из железа? Железо Должно тонуть.
Лукас слабо улыбнулся.
– И морские корабли из железа. А не тонут.
– Действительно! – поразился Жмых. – Никогда над этим не задумывался… Ну, у кораблей, наверное, двигатели тянут их на поверхность. Неужели хитрюга Анисимов вмонтировал моторчики в каждую банковскую ячейку?
Лемуриец рассмеялся:
– Это вопрос не по плаванию, Глеб Эдуард, а по физике. Важен не материал, а общая плотность объекта. Твой чемоданчик герметичен. Внутри у него воздух. Общая плотность – меньше, чем плотность воды…
Глеб насторожился.
– Внутри моей банковской ячейки воздух? Быть того не может! Там должны быть деньги!
Он поспешно открыл защелки, распахнул чемоданчик, облегченно вздохнул:
– Все на месте. А ты говоришь, воздух!
– Я же фигурально…
– Я тебе покажу фигу… рально. Не надо так фигуральничать. И вообще, запомни на будущее, Лукас: слишком умных никто не любит. Не знаешь, почему плавают корабли, так и скажи. По-моему, этого никто не знает. Так что нечего разводить философию. Пошли!
Берег реки с этой стороны был покатым. Подняться по нему не составило никакого труда. Засыпанная гравием дорожка выводила на набережную: в отличие от рангунского квартала здесь дома стояли к реке фасадами.
– Надо подумать, кого мы будем грабить, – заявил Лукас. Похоже, он уже отошел от приступа бешенства. Может быть, помогла холодная вода?
– Подумать… Ограбления надо совершать по наитию. Идешь, идешь и смотришь – дивный магазинчик. Вот такой, как этот… Заходишь, говоришь: руки вверх, всю наличность на стол… Точнее, зачем нам их вшивая наличность, говоришь: а ну-ка, набивай сумку продуктами! Да пива, пива не забудь…
– Я бы не отказался от апельсинового сока, – размечтался лемуриец. – Мне нужны витамины…
– Кстати, как твое колено? – вспомнил Жмых. – То ты еле хромал, а потом носился, как угорелый, да и сейчас непохоже, чтобы оно тебя беспокоило.
– Когда я впадаю в транс, обменные процессы в организме идут едва ли не в десять раз быстрее. Раны заживают, кости срастаются… Такая физиология позволяет моим соплеменникам выживать в самых суровых условиях.
– Ага, ага, будем иметь в виду. Если станешь себя плохо чувствовать, дам тебе по кумполу, и через полчаса будешь как новенький. Шучу, шучу. Ну, что же, магазинчик мы нашли. Наитие подсказывает мне, что его мы и грабанем. Сейчас заходим, я говорю: руки в гору, ты сгребаешь с полок продукты, не забывая о мясных деликатесах, – потом мы связываем продавца или продавщицу и уходим…
– Не получится, – заявил лемуриец.
– То есть? Почему не получится? Ты считаешь, что лучше меня знаешь, как грабить лохов?
– Там нет продавцов.
– Почему ты так решил?
– На двери замок. Навесной…
– Действительно, – смутился Глеб. – И конструкция-то какая паршивая… Обычный механический замок… И петли еле держатся. Мне бы хоть какой инструмент. Хоть проволочку, хоть фомку… Как назло, ничего нет под рукой!
– Можно гранату бросить. У тебя осталась одна, – предложил Лукас.
– Обалдел, корявый?! Да здесь будет полгорода Через пять минут… И от магазина ничего не останется. А нам нужно всего-то дверь открыть…
– Я просто предложил, – поэт пожал плечами, – не нравится идея, можешь не задействовать гранату.
– Ну, ты даешь. Видно, еще в себя до конца не пришел. А вот у меня есть действительно достойный план!
Жмых открыл стальной чемоданчик, изловчился, поддел верхнюю крышку под замок, нажал, дернул, и петля, удерживающая замок, отвалилась.
– Прошу вас, – осклабился Глеб. – Почти как супермаркет самообслуживания. Надеюсь, сторожа внутри нет.
Действительно, в магазинчике никого не оказалось. Полки с продуктами, кассовый аппарат, в ящике которого валялось несколько монеток, холодильник с напитками.
– Выбирай! – предложил Жмых. – И поторапливайся. Поедим где-нибудь в другом месте. Одного непонимаю – как на такой бандитской планете можно полагаться на такие примитивные замки? С другой стороны, еда здесь стоит копейки, и такую нищую лавчонку уважающий себя коск и грабить не станет…Разве что те, кто находится в бегах, – он распечатал бутылку пива о край стойки и припал к горлышку.
Лукас тем временем аккуратно открутил крышку и стал пить апельсиновый сок прямо из пакета. Закашлялся и расплескал содержимое. Сок потек по подбородку на воротник ажурной рубашки.
– Ну, ты и хорек мамбасуанский, – хмыкнул Жмых, – а пиво, между прочим, что надо. – Он перевернул бутылку и едва не поперхнулся. – Что за жаба?
Лемуриец посмотрел на этикетку и увидел изображенного на ней бородавочника с Ринурата. В руке бородавочник держал кружку с пенящимся напитком. И все бы ничего, только вот внешность любителя пива – тройной подбородок, весь усыпанный характерными бугорками, да толстый, расплывшийся в пол-лица нос, весь в потеках зеленых соплей, выделение которых бородавочники контролировать не могли, – делали рекламную картинку самой отталкивающей для любого землянина.
– Вот выпьешь такого пива и станешь на него похож, – засмеялся Лукас.
– Очень смешно, – буркнул Глеб, отставляя бутылку подальше, – хотел бы я знать, какому умнику пришло в голову притащить сюда пойло для бородавочников.
– Веселая шутка, – вытирая выступившие на глазах слезы, сказал Лукас, отхлебнул еще сока. И вдруг увидел, что выражение лица Жмыха сменилось с брезгливого на очень и очень радостное. Смотрел он при этом на пакет с соком.
– Что?! – шепотом проговорил Лукас. – Тоже?
– Ага! – Глеб громогласно захохотал. – Ой, умора. А ржал-то, ржал… Как лошадь на сенокосе, радовался. Ой, держите меня!
Лемуриец отставил сок подальше и только тогда, с некоторого расстояния– решился повернуть пакет и посмотреть на него. «Бородавчанский апельсиновый нектар», – гласила надпись. – В состав входят микроэлементы, необходимые молодым папам. Повышает способность выносить три плода одновременно».
– Меня сейчас стошнит, – поведал Лукас и прикрыл рот ладошкой. – Это просто кошмар какой-то. Натуральный кошмар, который и в страшном сне не привидится. И надо же такому случиться со мной!
Не обращая внимания на страдания лемурийца, Глеб приблизился к ярусам с консервами и взял одну банку. На ней был изображен молодой крепкий бородавочник. Он держал за рога странного зверя, напоминающего гигантского слизня. Рогатого слизня с Распахнутой розовой пастью.
– Вкусная штука, должно быть, – Жмых подмигнул Лукасу. Тот пробежал через магазин и за стойкой сложился пополам. Послышались характерные звуки.
– Тошнит? – участливо поинтересовался Глеб. – Теперь понятно, почему сюда никто не вламывался. Здесь склад продуктов для бородавочников. Скажи мне, Лукас, ты видел на Дроэдеме хотя бы одного представителя этого уродливого и глубоко несимпатичного мне племени?
– Не-э-ет, – ответил лемуриец, и его снова вывернуло наизнанку.
– Надо же, какой нежный, – удивился Глеб, – недавно крушил рыла рангунам, как настоящий боец, а теперь гляди-ка – разнюнился. Возьми себя в руки.
– Я своему желудку не хозяин! – откликнулся Лукас.
– Вот как? – удивился Жмых. – Не хозяин?! Распустил ты его, значит, вот что я тебе скажу. Бери пример с меня. Полбутылки бородавчанского пива – и хоть бы хны. А спроси меня, почему так происходит? – Ответа он так и не дождался. – Я тебе отвечу! Все потому, что наши проблемы – у нас в голове. – Глеб постучал указательным пальцем по лбу. – Понял?! Я, если потребуется, рангунятиной могу питаться. И выживу. А ты со своим распущенным желудком помрешь.
– Не мог бы ты помолчать, Глеб Эдуард? – попросил Лукас. – От твоих слов мне делается только хуже.
– Нежный ты, – с сожалением сказал Жмых. – Жалко мне тебя. Тебя бы в колонию на астероид. Вышел бы оттуда, все жрал как миленький. Да еще добавки просил.
– Ты желаешь мне зла, – с тоской констатировал лемуриец. И утробные звуки возобновились.
– Я тебе добра желаю, – ответил Глеб, взял бутылку бородавчанского пива, покрутил в руках, пребывая в тяжелых раздумьях, но все же поставил обратно.
Лукас появился из-за стойки еще не скоро. Вышел, пошатываясь, с зеленым лицом.
– Мне нехорошо, – пробормотал он.
– Оно и видно, – хмыкнул Глеб, – убираться нам отсюда надо, вот что. Замок сломали. Пошарили тут. Да еще ты весь склад заблевал. Вот объявится его хозяин! Радости мало.
Лемуриец кивнул и побрел к выходу. На улице он полной грудью вдохнул свежий воздух и схватился за стену, чтобы не упасть.
– Эк тебя скрючило, – сочувственно покачал головой Жмых.
– Боюсь, этот продукт плохо сочетается с моей физиологией, – пожаловался Лукас, – он наверняка содержит микроэлементы, которые мне противопоказаны.
– Нечего хватать все, что под руку попадется, и заливать в желудок.
– Но ты сам пил пиво.
– Так то пиво. Пиво – оно и есть пиво. Не может идти во вред мужскому организму, а только на пользу. А ты сок вздумал пить. Будто баба какая-нибудь.
Лемуриец оторвался от стены и медленно побрел вдоль темной улицы. Глеб шел рядом, вглядываясь в ночной пейзаж – не появится ли на горизонте какая-нибудь опасность. Не хотелось угодить в неприятности. И так за последнее время чего только не приключилось.
– Знаешь, что меня волнует, Глеб Эдуард? – заговорил Лукас.
– Откуда мне знать!
– Это был риторический вопрос.
– Какой?
– Не требующий ответа.
– А-а. Так бы и сказал сразу, что тебе просто языком почесать захотелось.
– Скажи, видел ли ты на Дроэдеме хотя бы одного бородавочника?
– Нет.
– Вот именно, – кивнул лемуриец. – Не кажется ли тебе странным, что бородавочников здесь нет, а склад с продуктами для бородавочников существует?
– Не кажется. Существует и существует. Мало ли что.
– Такое ощущение, что кто-то специально подготовился к прибытию бородавочников, ожидал их как дорогих гостей и даже заранее запасся припасами.
– Эй-эй, ты что это балакаешь?! – Глеб остановился. – Кто это будет мерзких бородавочников ожидать как дорогих гостей? Рангуны, насколько я знаю, их тоже на дух не переносят. Да, дух от них исходит, прямо скажем, не самый приятный. Скверный такой душок. У нас на астероидах вертухаи знаешь что придумали, чтобы жизнь коскам невыносимой сделать? Пихали их в одну камеру с бородавочником. И парень сразу раскалывался. Его, бородавочника, и не удавишь даже. Руки марать противно. А удавишь – воняет, как клоп.
– И все же…
– Погоди-ка. То есть ты хочешь сказать, что в ближайшее время нам стоит ожидать массового прибытия на Дроэдем бородавочников?! Вот жуть-то какая! То-то здесь дома такие дешевые!
– Совсем необязательно, – возразил Лукас. – Я хочу сказать, что кто-то заранее подготовился к тому, что на планету могут прибыть бородавочники.
– И о чем это говорит?
– Не знаю. Но мне кажется странной такая предусмотрительность.
– Может, это какой-нибудь безумный рангун, – предположил Жмых, – который буквально тащится от бородавочников. Бывают же и такие…
– Как ты от холоди… – лемуриец осекся.
– Как я от холодильников, значит, – закончил за него фразу Глеб. – Ты меня достал, графоман! Я бы дал тебе по кумполу еще разок, но, боюсь, ты снова впадешь в буйное умопомешательство. Я не люб-лю хо-ло-диль-ни-ки! – проговорил он, чеканя слова. – Не люб-лю их! Втыкаешь?!
– Ладно, ладно, конечно, втыкаю, – заверил его Лукас. – Я просто пытаюсь строить предположения, зачем кому-то здесь понадобился склад холодиль… тьфу ты, бородавчанских продуктов.
– А ты не думал о том, что кто-то просто любит бородавчанскую кухню?
– Ты что, полагаешь, Глеб Эдуард, кто-то в своем уме может любить бородавчанскую кухню?
– Почему именно в своем уме, – поднял бровь Жмых, – скажи мне, Лукас, ты много на Дроэдеме наблюдал людей и рангунов, про которых можно было бы сказать, что они в своем уме?
– Да, ты абсолютно прав, Глеб Эдуард, здесь одни закоренелые преступники, убийцы, насильники и извращенцы. Не представляю, как меня занесло в этот рай, чтоб тому, кто мне посоветовал сюда прилететь, пусто было.
– Это ты на меня намекаешь? – поинтересовался Жмых.
– Да нет… Откровенно говоря, почему я не стал возражать, когда ты предложил на Дроэдем двинуть… Я ведь слышал об этой планете и раньше…
– Правда?
– Правда… Причем от одного уголовника…
– Вот как? Интересно, с кем же это ты водил компанию?
– Как-то раз в Мамбасу меня задержали за незначительное правонарушение…
– Избил кого-нибудь до смерти?
– Не совсем. Один тип утверждал, что я покушался на то, чтобы его убить. Лгал, конечно. Мне-то, существу с тонкой душевной организацией… В общем, не в этом суть. Меня ведь отпустили.
– Просто так? – удивился Глеб.
– Конечно, не просто так, – начал раздражаться лемуриец, – пришлось отдать копам тысячу рублей.
– Немало. – Жмых присвистнул. – Сознайся, ты все же кого-то пришил?!
– Они так говорили, – не стал спорить Лукас. – Обычная полицейская ложь, чтобы выбить у подозреваемого как можно больше денег. Но я рассказываю тебе не об этом! В камере я познакомился с одним типом. Он-то мне и рассказал, что есть-де такая планета – настоящий рай на краю Галактики. Местные жители, говорит, не испорчены полицейской системой. Для мошенника со стажем там самое место. Певчей жабой разливался, пока я ему не поверил. Звали его, кажется, Рубленый.
– Рубленый?! – встрепенулся Жмых. – Ты уверен? Лысоватый такой? Вот здесь, – он провел по горлу, – шрам. Выглядит так, как будто зашивали грубыми нитками по живому.
– Точно, он, – согласился лемуриец. – И откуда ты только всех знаешь?
Глеб заметно помрачнел.
– Знаю я многих. Но этот – подсадной.
– Что?! – не понял Лукас.
– Что-что, подсадной. Работает на копов. Его в камеры сажают, чтобы разговоры слушал и все начальству докладывал. Еще – если расколоть кого-нибудь надо, прессануть. Тебе он почему-то про Дроэдем наплел. Ну, не может же он только выпытывать что-то. Надо и о жизни базарить…
Лемуриец кивнул:
– Да, я с ним обо всем говорил. Стихи ему читал и он, оказалось, в поэзии так хорошо разбирается!
– Еще бы он не разбирался. Небось готовился специально, чтобы на тебя впечатление произвести. Детство свое дефективное не вспоминал, нет?!
– Он, кстати, тоже в приюте для дефективных воспитывался, – лемуриец осекся. – Неужели обманул?!
– Конечно, наколол он тебя, дурья твоя башка. Его легавые научили такое пропрягать. А у легавых вся твоя биография аккуратно в папочке хранится, и они эту папочку регулярно читают. Представляешь, все, что ты делал и о чем стало известно начальству, – в папочке… Противно, что и говорить.
– Зачем им понадобилось сочинять, что к нему судьба тоже была не совсем справедлива? – спросил лемуриец, в фактах биографии которого, возможно, таилось не так уж много постыдного…
– Да затем, чтобы ты в нем своего признал и покаялся во всех грехах… Тут бы тебя и повязали.
– Нельзя верить людям, – вздохнул Лукас.
– А то, – согласился Жмых. – И не только людям. Рангунам, таргарийцам, бородавочникам и прочей нечисти тоже доверять нельзя. Я уж не говорю о твоих братьях-лемурийцах. Та еще публика.
– Ты что-то имеешь против лемурийцев?!
– На-ка тебе отличие от остальных! – с этими словами Жмых с удовольствием заехал поэту стальным ящиком в ухо. Тот упал на землю, встрепенулся, поднял глаза на обидчика, и каблук тяжелого ботинка врезался ему в лоб. Лемуриец опрокинулся на спину и почувствовал обиду. Следом за обидой пришла ярость. Следом за яростью беспамятство…
Секунду спустя Жмых, взяв ноги в руки и сохраняя гробовое молчание, чтобы не выдать своего присутствия, удирал по темной улице рангунского района. За ним, роняя пену из перекошенного рта и издавая утробное рычание, несся поэт, чья тонкая душевная организация в одночасье сменилась яростью берсеркера.
«Догонит – убьет!» – думал Глеб, выжимая из организма все ресурсы, чтобы только убраться подальше от впавшего в боевой раж лемурийца.
Он промчался вдоль темного квартала, повернул за угол и едва успел затормозить, чтобы не врезаться в толпу рангунов. Полдюжины лохматых братков стояли возле большого пассажирского катера, обсуждая свежие новости.
– Я ему дал по репе и сказал: будешь платить мне, козел, а иначе…
Жмых попятился.
– Кого я вижу! – послышался знакомый голос из толпы. – Сам пришел!
Клешня!
Рангуны обернулись и уставились на Глеба. Он в замешательстве закрутился на месте, не зная, что предпринять. Обезумевший лемуриец вот-вот должен объявиться. В мгновение ока его сграбастало множество шерстистых рук.
– Попался, беспредельщик! – Клешня торжествовал. – Кончился ты теперь, Жмых! Как пить дать кончился. Ха-ха, ребята. Фарт мне все же улыбнулся! И чемоданчик у него какой-то клевый…
Ящик с деньгами перекочевал к Клешне. И только тот собирался отвесить пленнику затрещину, как из-за поворота появился брызжущий слюной лемуриец. Издав яростный рык, он принялся крушить челюсти. От его мощных и быстрых ударов громадные рангуны отлетали, как меховые куклы.
Жмых почувствовал, что хватка слабеет, рванулся и оказался на свободе. Он предпочел отбежать подальше, спрятаться за угол одного из домов, чтобы наблюдать за ходом поединка со стороны, не принимая в нем непосредственного участия.
Лукас дрался с яростью поистине безграничной. Размахивал кулаками, бил ногами, как заправский кикбоксер, кусался, плевался, норовил боднуть в живот. Одному из рангунов удалось схватить лемурийца за плечо, но тот вывернулся, сломал врагу запястье, вырвал зубами кусок шерсти из бедра. Пнул другого в пах. Противник, вскрикнув, упал на колени, пополз в сторону.
Все происходило в считаные секунды, настолько стремительно, что враги даже не успели достать оружие.
Клешня первым рванул из-за пояса пистолет. Каким бы хорошим бойцом ни был лемуриец, несущемуся со сверхзвуковой скоростью кусочку свинца он не мог ничего противопоставить.
Глеб понял, что пришла пора вмешаться. Умело пушенный его рукой камень угодил рангуну в затылок. Клешня затряс головой, но пистолет из руки не выпустил. Обернулся, ища взглядом, где может скрываться метатель камней. И тут на него обрушился лемуриец. Запрыгнул на спину, обхватил ногами, сдавливая ребра, впился зубами в лохматую шею. Держась за шерсть на загривке одной рукой, кулак другой Лукас раз за разом впечатывал в макушку Клешни.
Пару секунд рангун пытался скинуть обезумевшего поэта, потом завизжал и помчался вдоль улицы. На ходу лемуриец успел пнуть пяткой еще одного косматого, попав точно в подбородок. Враг опрокинулся на спину и остался лежать без движения.
Клешня несся зигзагами, временами взбрыкивая и стараясь сбросить Лукаса. Стальную банковскую ячейку он при этом из рук не выпускал, что слегка сковывало его движения. Лемуриец держался крепко, не забывая опускать кулак на беззащитную черепушку и ловко уворачиваясь от ударов.
Послышались выстрелы. Это рангуны, немного оправившиеся от шока, выхватили пистолеты и открыли огонь.
– Не стреляйте, уроды! – возопил Клешня, – в меня попадете!
Ломая кустарник и низенький заборчик, он рванул на смежную улицу и вскоре скрылся в темноте. Вдалеке раздался дикий вопль, и все смолкло.
Жмых развернулся и припустил в обход ночного квартала с ошарашенными, избитыми рангунами. Пес с ним, с бешеным лемурийцем, но Клешня унес деньги! Неплохо было бы, если бы Лукас прибил Клешню до момента их встречи.
Вскоре Глеб наткнулся на отчетливый след лемурийца и его «скакуна». На земле через равные промежутки чернели выдранные с корнем клоки шерсти. Жмых взял след, как хорошая гончая. И метров через сто, миновав брешь в ограде, наткнулся на сидящего на земле поэта и потрошеную тушу рангуна. Внутренности Клешни были раскиданы вокруг, а голова застряла в развилке дерева. Ящик с деньгами валялся на земле.
– Святые негодники! – пробормотал Глеб, с ужасом обозревая садик, похожий на лавку мясника. Не то чтобы он был не готов к такому повороту событий. Нет, он прекрасно знал привычки и возможности лемурийцев. Но ему вдруг отчетливо представилось, что на дереве покоится не башка Клешни, а его собственная, столь родная ему голова. В этот момент он как никогда ясно осознал, что, находясь рядом с Лукасом, подвергает себя смертельной опасности. И все же они успели стать друзьями…
– Ты в порядке? – поинтересовался Жмых, подобрав стальной чемоданчик и присаживаясь рядом с поэтом.
Тот перевел мутноватый взгляд на Глеба, но, как и следовало ожидать, ничего не ответил.
– Эй, дружище, все нормально? – повторил Глеб. Ссориться с лемурийцем теперь было не с руки. Да и злость на него прошла.
Лукас икнул и упал на бок. Чудовищный расход энергии не прошел для него даром.
– Ладно, ты спас меня, а я спасу тебя… Одному на этой планетке будет совсем погано, – вздохнул Жмых. – Придется немного попотеть…
Крякнув, Глеб взвалил лемурийца на плечо. Он оказался не слишком тяжелым – по крайней мере, Жмых ожидал худшего.
От места, где Лукас распотрошил Клешню, нужно было убираться быстрее. Если Глеб, не будучи следопытом, без труда нашел его, рангуны тоже могут не отстать. Удивительно, почему их еще нет здесь? Видно, они считали, что их главарь способен сам справиться с ситуацией.
Выбирая дорожки поукромнее, Глеб поспешил в ту сторону, где, по его прикидкам, находилась река. На задних дворах роскошных домов было пусто – ни рангунов, ни людей, ни собак.
– Навязался на мою голову, кот бешеный, – проворчал Глеб и сам удивился, что сравнил Лукаса со своим любимым животным. Дикий лемуриец все-таки запал ему в душу. Несколько раз он, можно сказать, спасал Жмыху жизнь. Хотя находиться поблизости, когда он впадал в боевой раж, было не слишком приятно.
– Извини меня, Глеб Эдуард, – прошептал Лукас.
– Очухался! – обрадовался Жмых, сбрасывая Лукаса на траву покатого речного склона. – Всё, тащить тебя не нужно…
– Но ты меня ударил…
– Чего не бывает между друзьями, – широко Улыбнулся Глеб. – Ошибается каждый! Ты вообще меня чуть не убил.
– Почему у меня руки в крови? – поинтересовался лемуриец, рассматривая ладони и застрявшую под ногтями грязь и шерсть. – Надеюсь, ты не пострадал?
– Ну, как тебе сказать… Слегка досталось Клешне…
– А он откуда взялся?
– Случайно встретился, когда мы бежали по улице.
– Мы бежали по улице?
– Нуда, ты сам вызвался. Бежим, ты сказал, друг мой, Глеб Эдуард, очень хочется посмотреть, как быстро ты умеешь бегать. Ну, я и побежал. Чего для друга не сделаешь!
Лукас помолчал, переваривая слова Жмыха. Соображал он пока туговато.
– И насколько серьезно пострадал рангун? – поинтересовался он.
– Хм… Вряд ли мы с ним встретимся в ближайшее время.
– А когда?
– Разве что в следующей реинкарнации… Или на Страшном суде. Ты во что веришь, в перерождение или в Страшный суд? У нас на астероидах даже стычки случались из-за этого…
– Все ясно. Клешни больше нет, – поник головой Лукас. – Мне очень жаль!
– А мне – ни капельки. Туда ему и дорога! Однако подлые рангуны и твой взрывной темперамент помешали нам сделать главное, для чего мы выбрались из ассенизаторской норы.
– В смысле? – слабым голосом спросил лемуриец.
– Раздобыть еды! Я жрать хочу до остервенения! Сейчас бы собственную ногу сожрал!
За рекой приветливо мигали огоньки жилищ, светилась пара вывесок кафе на набережной.
– Мост видишь? – поинтересовался Жмых.
– Нет.
– Вот и я не вижу.
– А почему я должен видеть мост, если ты его не видишь?
– Ну, вы же в темноте видите, как кошки.
– Это беспочвенные слухи. Я уже говорил.
– Ладно, не важно. Значит, моста, если ты его не видишь и я его не вижу, поблизости нет. Будем переправляться через реку вплавь. Помоемся заодно. И заметем следы. Плавать умеешь?
– Да, – отозвался Лукас.
– Тогда вперед.
Не раздеваясь, Жмых вошел в реку. Вода приятно холодила натруженные ноги. Пока что было неглубоко, но, когда придется плыть, сможет ли он тащить довольно тяжелый ящик?
Лукас прошлепал мимо, обгоняя Глеба, плюхнулся в воду и поплыл кролем, оставляя за собой пенный след. Такой прыти Жмых от него не ожидал.
– Эй, эй! – закричал он вслед, но лемуриец уходил вперед, как интеллектуальная торпеда, лишь изредка выныривая на поверхность.
– Мог бы взять ящик, паразит, – заметил Жмых. – Я-то плаваю так себе… У нас на астероидах бассейна не было.
Как это ни удивительно, стальной чемоданчик не пошел на дно, когда стало глубже, но, напротив, никак не желал опускаться вниз, болтаясь на поверхности, словно поплавок.
– Железо, а плавает, – проворчал Жмых. – Чего-то я не понимаю…
Впрочем, удивительные свойства банковской ячейки можно было использовать. Положив руки на чемоданчик, Глеб поплыл вперед. Двадцать метров – и ноги вновь коснулись дна.
Лукас уже сидел на берегу, глядя вдаль.
– Хорошо плаваешь, – заметил Жмых.
– Я был чемпионом интерната, – похвастался лемуриец.
– Раз ты такой специалист в плавании, не знаешь, почему мой ящик не тонет? Он же из железа? Железо Должно тонуть.
Лукас слабо улыбнулся.
– И морские корабли из железа. А не тонут.
– Действительно! – поразился Жмых. – Никогда над этим не задумывался… Ну, у кораблей, наверное, двигатели тянут их на поверхность. Неужели хитрюга Анисимов вмонтировал моторчики в каждую банковскую ячейку?
Лемуриец рассмеялся:
– Это вопрос не по плаванию, Глеб Эдуард, а по физике. Важен не материал, а общая плотность объекта. Твой чемоданчик герметичен. Внутри у него воздух. Общая плотность – меньше, чем плотность воды…
Глеб насторожился.
– Внутри моей банковской ячейки воздух? Быть того не может! Там должны быть деньги!
Он поспешно открыл защелки, распахнул чемоданчик, облегченно вздохнул:
– Все на месте. А ты говоришь, воздух!
– Я же фигурально…
– Я тебе покажу фигу… рально. Не надо так фигуральничать. И вообще, запомни на будущее, Лукас: слишком умных никто не любит. Не знаешь, почему плавают корабли, так и скажи. По-моему, этого никто не знает. Так что нечего разводить философию. Пошли!
Берег реки с этой стороны был покатым. Подняться по нему не составило никакого труда. Засыпанная гравием дорожка выводила на набережную: в отличие от рангунского квартала здесь дома стояли к реке фасадами.
– Надо подумать, кого мы будем грабить, – заявил Лукас. Похоже, он уже отошел от приступа бешенства. Может быть, помогла холодная вода?
– Подумать… Ограбления надо совершать по наитию. Идешь, идешь и смотришь – дивный магазинчик. Вот такой, как этот… Заходишь, говоришь: руки вверх, всю наличность на стол… Точнее, зачем нам их вшивая наличность, говоришь: а ну-ка, набивай сумку продуктами! Да пива, пива не забудь…
– Я бы не отказался от апельсинового сока, – размечтался лемуриец. – Мне нужны витамины…
– Кстати, как твое колено? – вспомнил Жмых. – То ты еле хромал, а потом носился, как угорелый, да и сейчас непохоже, чтобы оно тебя беспокоило.
– Когда я впадаю в транс, обменные процессы в организме идут едва ли не в десять раз быстрее. Раны заживают, кости срастаются… Такая физиология позволяет моим соплеменникам выживать в самых суровых условиях.
– Ага, ага, будем иметь в виду. Если станешь себя плохо чувствовать, дам тебе по кумполу, и через полчаса будешь как новенький. Шучу, шучу. Ну, что же, магазинчик мы нашли. Наитие подсказывает мне, что его мы и грабанем. Сейчас заходим, я говорю: руки в гору, ты сгребаешь с полок продукты, не забывая о мясных деликатесах, – потом мы связываем продавца или продавщицу и уходим…
– Не получится, – заявил лемуриец.
– То есть? Почему не получится? Ты считаешь, что лучше меня знаешь, как грабить лохов?
– Там нет продавцов.
– Почему ты так решил?
– На двери замок. Навесной…
– Действительно, – смутился Глеб. – И конструкция-то какая паршивая… Обычный механический замок… И петли еле держатся. Мне бы хоть какой инструмент. Хоть проволочку, хоть фомку… Как назло, ничего нет под рукой!
– Можно гранату бросить. У тебя осталась одна, – предложил Лукас.
– Обалдел, корявый?! Да здесь будет полгорода Через пять минут… И от магазина ничего не останется. А нам нужно всего-то дверь открыть…
– Я просто предложил, – поэт пожал плечами, – не нравится идея, можешь не задействовать гранату.
– Ну, ты даешь. Видно, еще в себя до конца не пришел. А вот у меня есть действительно достойный план!
Жмых открыл стальной чемоданчик, изловчился, поддел верхнюю крышку под замок, нажал, дернул, и петля, удерживающая замок, отвалилась.
– Прошу вас, – осклабился Глеб. – Почти как супермаркет самообслуживания. Надеюсь, сторожа внутри нет.
Действительно, в магазинчике никого не оказалось. Полки с продуктами, кассовый аппарат, в ящике которого валялось несколько монеток, холодильник с напитками.
– Выбирай! – предложил Жмых. – И поторапливайся. Поедим где-нибудь в другом месте. Одного непонимаю – как на такой бандитской планете можно полагаться на такие примитивные замки? С другой стороны, еда здесь стоит копейки, и такую нищую лавчонку уважающий себя коск и грабить не станет…Разве что те, кто находится в бегах, – он распечатал бутылку пива о край стойки и припал к горлышку.
Лукас тем временем аккуратно открутил крышку и стал пить апельсиновый сок прямо из пакета. Закашлялся и расплескал содержимое. Сок потек по подбородку на воротник ажурной рубашки.
– Ну, ты и хорек мамбасуанский, – хмыкнул Жмых, – а пиво, между прочим, что надо. – Он перевернул бутылку и едва не поперхнулся. – Что за жаба?
Лемуриец посмотрел на этикетку и увидел изображенного на ней бородавочника с Ринурата. В руке бородавочник держал кружку с пенящимся напитком. И все бы ничего, только вот внешность любителя пива – тройной подбородок, весь усыпанный характерными бугорками, да толстый, расплывшийся в пол-лица нос, весь в потеках зеленых соплей, выделение которых бородавочники контролировать не могли, – делали рекламную картинку самой отталкивающей для любого землянина.
– Вот выпьешь такого пива и станешь на него похож, – засмеялся Лукас.
– Очень смешно, – буркнул Глеб, отставляя бутылку подальше, – хотел бы я знать, какому умнику пришло в голову притащить сюда пойло для бородавочников.
– Веселая шутка, – вытирая выступившие на глазах слезы, сказал Лукас, отхлебнул еще сока. И вдруг увидел, что выражение лица Жмыха сменилось с брезгливого на очень и очень радостное. Смотрел он при этом на пакет с соком.
– Что?! – шепотом проговорил Лукас. – Тоже?
– Ага! – Глеб громогласно захохотал. – Ой, умора. А ржал-то, ржал… Как лошадь на сенокосе, радовался. Ой, держите меня!
Лемуриец отставил сок подальше и только тогда, с некоторого расстояния– решился повернуть пакет и посмотреть на него. «Бородавчанский апельсиновый нектар», – гласила надпись. – В состав входят микроэлементы, необходимые молодым папам. Повышает способность выносить три плода одновременно».
– Меня сейчас стошнит, – поведал Лукас и прикрыл рот ладошкой. – Это просто кошмар какой-то. Натуральный кошмар, который и в страшном сне не привидится. И надо же такому случиться со мной!
Не обращая внимания на страдания лемурийца, Глеб приблизился к ярусам с консервами и взял одну банку. На ней был изображен молодой крепкий бородавочник. Он держал за рога странного зверя, напоминающего гигантского слизня. Рогатого слизня с Распахнутой розовой пастью.
– Вкусная штука, должно быть, – Жмых подмигнул Лукасу. Тот пробежал через магазин и за стойкой сложился пополам. Послышались характерные звуки.
– Тошнит? – участливо поинтересовался Глеб. – Теперь понятно, почему сюда никто не вламывался. Здесь склад продуктов для бородавочников. Скажи мне, Лукас, ты видел на Дроэдеме хотя бы одного представителя этого уродливого и глубоко несимпатичного мне племени?
– Не-э-ет, – ответил лемуриец, и его снова вывернуло наизнанку.
– Надо же, какой нежный, – удивился Глеб, – недавно крушил рыла рангунам, как настоящий боец, а теперь гляди-ка – разнюнился. Возьми себя в руки.
– Я своему желудку не хозяин! – откликнулся Лукас.
– Вот как? – удивился Жмых. – Не хозяин?! Распустил ты его, значит, вот что я тебе скажу. Бери пример с меня. Полбутылки бородавчанского пива – и хоть бы хны. А спроси меня, почему так происходит? – Ответа он так и не дождался. – Я тебе отвечу! Все потому, что наши проблемы – у нас в голове. – Глеб постучал указательным пальцем по лбу. – Понял?! Я, если потребуется, рангунятиной могу питаться. И выживу. А ты со своим распущенным желудком помрешь.
– Не мог бы ты помолчать, Глеб Эдуард? – попросил Лукас. – От твоих слов мне делается только хуже.
– Нежный ты, – с сожалением сказал Жмых. – Жалко мне тебя. Тебя бы в колонию на астероид. Вышел бы оттуда, все жрал как миленький. Да еще добавки просил.
– Ты желаешь мне зла, – с тоской констатировал лемуриец. И утробные звуки возобновились.
– Я тебе добра желаю, – ответил Глеб, взял бутылку бородавчанского пива, покрутил в руках, пребывая в тяжелых раздумьях, но все же поставил обратно.
Лукас появился из-за стойки еще не скоро. Вышел, пошатываясь, с зеленым лицом.
– Мне нехорошо, – пробормотал он.
– Оно и видно, – хмыкнул Глеб, – убираться нам отсюда надо, вот что. Замок сломали. Пошарили тут. Да еще ты весь склад заблевал. Вот объявится его хозяин! Радости мало.
Лемуриец кивнул и побрел к выходу. На улице он полной грудью вдохнул свежий воздух и схватился за стену, чтобы не упасть.
– Эк тебя скрючило, – сочувственно покачал головой Жмых.
– Боюсь, этот продукт плохо сочетается с моей физиологией, – пожаловался Лукас, – он наверняка содержит микроэлементы, которые мне противопоказаны.
– Нечего хватать все, что под руку попадется, и заливать в желудок.
– Но ты сам пил пиво.
– Так то пиво. Пиво – оно и есть пиво. Не может идти во вред мужскому организму, а только на пользу. А ты сок вздумал пить. Будто баба какая-нибудь.
Лемуриец оторвался от стены и медленно побрел вдоль темной улицы. Глеб шел рядом, вглядываясь в ночной пейзаж – не появится ли на горизонте какая-нибудь опасность. Не хотелось угодить в неприятности. И так за последнее время чего только не приключилось.
– Знаешь, что меня волнует, Глеб Эдуард? – заговорил Лукас.
– Откуда мне знать!
– Это был риторический вопрос.
– Какой?
– Не требующий ответа.
– А-а. Так бы и сказал сразу, что тебе просто языком почесать захотелось.
– Скажи, видел ли ты на Дроэдеме хотя бы одного бородавочника?
– Нет.
– Вот именно, – кивнул лемуриец. – Не кажется ли тебе странным, что бородавочников здесь нет, а склад с продуктами для бородавочников существует?
– Не кажется. Существует и существует. Мало ли что.
– Такое ощущение, что кто-то специально подготовился к прибытию бородавочников, ожидал их как дорогих гостей и даже заранее запасся припасами.
– Эй-эй, ты что это балакаешь?! – Глеб остановился. – Кто это будет мерзких бородавочников ожидать как дорогих гостей? Рангуны, насколько я знаю, их тоже на дух не переносят. Да, дух от них исходит, прямо скажем, не самый приятный. Скверный такой душок. У нас на астероидах вертухаи знаешь что придумали, чтобы жизнь коскам невыносимой сделать? Пихали их в одну камеру с бородавочником. И парень сразу раскалывался. Его, бородавочника, и не удавишь даже. Руки марать противно. А удавишь – воняет, как клоп.
– И все же…
– Погоди-ка. То есть ты хочешь сказать, что в ближайшее время нам стоит ожидать массового прибытия на Дроэдем бородавочников?! Вот жуть-то какая! То-то здесь дома такие дешевые!
– Совсем необязательно, – возразил Лукас. – Я хочу сказать, что кто-то заранее подготовился к тому, что на планету могут прибыть бородавочники.
– И о чем это говорит?
– Не знаю. Но мне кажется странной такая предусмотрительность.
– Может, это какой-нибудь безумный рангун, – предположил Жмых, – который буквально тащится от бородавочников. Бывают же и такие…
– Как ты от холоди… – лемуриец осекся.
– Как я от холодильников, значит, – закончил за него фразу Глеб. – Ты меня достал, графоман! Я бы дал тебе по кумполу еще разок, но, боюсь, ты снова впадешь в буйное умопомешательство. Я не люб-лю хо-ло-диль-ни-ки! – проговорил он, чеканя слова. – Не люб-лю их! Втыкаешь?!
– Ладно, ладно, конечно, втыкаю, – заверил его Лукас. – Я просто пытаюсь строить предположения, зачем кому-то здесь понадобился склад холодиль… тьфу ты, бородавчанских продуктов.
– А ты не думал о том, что кто-то просто любит бородавчанскую кухню?
– Ты что, полагаешь, Глеб Эдуард, кто-то в своем уме может любить бородавчанскую кухню?
– Почему именно в своем уме, – поднял бровь Жмых, – скажи мне, Лукас, ты много на Дроэдеме наблюдал людей и рангунов, про которых можно было бы сказать, что они в своем уме?
– Да, ты абсолютно прав, Глеб Эдуард, здесь одни закоренелые преступники, убийцы, насильники и извращенцы. Не представляю, как меня занесло в этот рай, чтоб тому, кто мне посоветовал сюда прилететь, пусто было.
– Это ты на меня намекаешь? – поинтересовался Жмых.
– Да нет… Откровенно говоря, почему я не стал возражать, когда ты предложил на Дроэдем двинуть… Я ведь слышал об этой планете и раньше…
– Правда?
– Правда… Причем от одного уголовника…
– Вот как? Интересно, с кем же это ты водил компанию?
– Как-то раз в Мамбасу меня задержали за незначительное правонарушение…
– Избил кого-нибудь до смерти?
– Не совсем. Один тип утверждал, что я покушался на то, чтобы его убить. Лгал, конечно. Мне-то, существу с тонкой душевной организацией… В общем, не в этом суть. Меня ведь отпустили.
– Просто так? – удивился Глеб.
– Конечно, не просто так, – начал раздражаться лемуриец, – пришлось отдать копам тысячу рублей.
– Немало. – Жмых присвистнул. – Сознайся, ты все же кого-то пришил?!
– Они так говорили, – не стал спорить Лукас. – Обычная полицейская ложь, чтобы выбить у подозреваемого как можно больше денег. Но я рассказываю тебе не об этом! В камере я познакомился с одним типом. Он-то мне и рассказал, что есть-де такая планета – настоящий рай на краю Галактики. Местные жители, говорит, не испорчены полицейской системой. Для мошенника со стажем там самое место. Певчей жабой разливался, пока я ему не поверил. Звали его, кажется, Рубленый.
– Рубленый?! – встрепенулся Жмых. – Ты уверен? Лысоватый такой? Вот здесь, – он провел по горлу, – шрам. Выглядит так, как будто зашивали грубыми нитками по живому.
– Точно, он, – согласился лемуриец. – И откуда ты только всех знаешь?
Глеб заметно помрачнел.
– Знаю я многих. Но этот – подсадной.
– Что?! – не понял Лукас.
– Что-что, подсадной. Работает на копов. Его в камеры сажают, чтобы разговоры слушал и все начальству докладывал. Еще – если расколоть кого-нибудь надо, прессануть. Тебе он почему-то про Дроэдем наплел. Ну, не может же он только выпытывать что-то. Надо и о жизни базарить…
Лемуриец кивнул:
– Да, я с ним обо всем говорил. Стихи ему читал и он, оказалось, в поэзии так хорошо разбирается!
– Еще бы он не разбирался. Небось готовился специально, чтобы на тебя впечатление произвести. Детство свое дефективное не вспоминал, нет?!
– Он, кстати, тоже в приюте для дефективных воспитывался, – лемуриец осекся. – Неужели обманул?!
– Конечно, наколол он тебя, дурья твоя башка. Его легавые научили такое пропрягать. А у легавых вся твоя биография аккуратно в папочке хранится, и они эту папочку регулярно читают. Представляешь, все, что ты делал и о чем стало известно начальству, – в папочке… Противно, что и говорить.
– Зачем им понадобилось сочинять, что к нему судьба тоже была не совсем справедлива? – спросил лемуриец, в фактах биографии которого, возможно, таилось не так уж много постыдного…
– Да затем, чтобы ты в нем своего признал и покаялся во всех грехах… Тут бы тебя и повязали.
– Нельзя верить людям, – вздохнул Лукас.
– А то, – согласился Жмых. – И не только людям. Рангунам, таргарийцам, бородавочникам и прочей нечисти тоже доверять нельзя. Я уж не говорю о твоих братьях-лемурийцах. Та еще публика.
– Ты что-то имеешь против лемурийцев?!