Энок Сюзанна. Слово джентльмена

   В дверь постучали.
   – Войдите!
   – Роберт? – донесся из коридора голос Тристана.
   – Я самый! Входите же!
   Тристан открыл дверь и вошел; из-за его спины выглядывал герцог Уиклифф.
   – Как ты себя чувствуешь? – осторожно спросил Тристан у Роберта.
   – Превосходно!
   – Мы пришли именно для того, чтобы спросить тебя об этом. Ты весь день пробыл дома?
   – А что?
   – Я просто не хотел, чтобы ты спускался по лестнице без посторонней помощи.
   – Еще что ты желал бы знать?
   – Видишь ли, Грей хотел бы одолжить у Эдварда его старое седло для маленькой Элизабет. Ты не будешь возражать?
   – Оно лежит в кладовке, завернутое в парусину. Еще что-нибудь?
   – Я собираюсь убедить Эмму, что начинать заниматься верховой ездой в четырнадцать лет рановато, – объяснил герцог.
   – Желаю успеха!
   Тристан помялся немного и, увидев лежавшую на туалетном столике книгу, спросил:
   – Что ты читаешь?
   – Инструкцию «Как ухаживать за розами и обрабатывать их» – мне дала ее мисс Баррет.
   На этом весь не слишком содержательный разговор наконец закончился. Тристан с герцогом вышли и направились в комнату виконта. Роберт посмотрел им вслед, подумав, что его старший брат зашел вовсе не для того, чтобы справиться о его здоровье. Тристану нужно было знать, дома ли Роберт и где он был накануне. Что ж, на первый вопрос он получил ответ…
   Впрочем, Роберт привык к тому, что родственники постоянно его проверяют. Но еще никогда подобная проверка не происходила в присутствии постороннего, каковым сегодня оказался герцог Уиклифф. Может быть, Тристан и впрямь беспокоился о его самочувствии?
   Роберту очень хотелось послушать, о чем герцог и брат говорили в комнате последнего. Наверное, все-таки о нем…
   Однако больное колено давало о себе знать, а потому ему не хотелось откровенно шпионить…
   Впрочем, если это действительно важный разговор, кто-нибудь из домашних непременно рано или поздно узнает все подробности и проговорится.
   Так и произошло уже в тот же вечер за ужином, причем этим «кем-нибудь» оказался Эндрю.
   – Вы слышали? – обратился он ко всем сидевшим за столом, прожевывая огромный сандвич с ветчиной.
   – Может быть, мне попросить Доукинса убрать все вилки и ножи от твоей тарелки, чтобы ты мог спокойно есть руками? – проворчала Джорджиана.
   – Извините! Тристан, ты разве не слышал новость?
   – Возможно, – вздохнул тот, – но мне интересно, где ты ее услышал.
   – На Таттерсоллзе этим утром. Скажи, действительно ли они больше понимают в лошадях, чем в делах, которые сами же обсуждают в парламенте?
   – Ради всех святых, о чем вы толкуете? – нахмурилась Джорджиана.
   – Ничего особенного, – откликнулся Эндрю. – Просто судачим о слухах. Не важно, правдивы они или нет. Ну и… не только о слухах!
   – Эндрю, ты должен рассказать нам! – потребовал Эдвард.
   Роберт, не обращая внимания на разгоревшуюся за столом общую пикировку, продолжал спокойно есть, – слава Богу, за последние недели его аппетит пришел в норму. Несколько утолив голод, он поднял голову, и его взгляд встретился со взглядом Тристана. В глазах последнего ему почудилось что-то очень мрачное, почти угрожающее.
   – Пока ни одного подтверждения правдивости этих слухов я не слышал, – покачал головой Тристан. – Но говорят, будто бы вчера из штаб-квартиры конной гвардии ее величества были похищены некоторые бумаги и документы.
   – Какие именно? – не отставал Эдвард.
   – Например, карта острова Святой Елены, – уточнил Эндрю. – Еще говорят, будто потеряны списки английских сторонников Бонапарта.
   Брэдшоу положил на стол вилку, при этом так стукнув ею, что Роберт вздрогнул.
   – Все понятно! – воскликнул Шоу. – Кому-то хочется освободить Бонапарта!
   – Не делай поспешных заключений, Шоу, – спокойно заметил Тристан. – Все это может легко оказаться грязными слухами. Скорее всего так оно и есть! Пока никто из Хорсгардза не подтвердил их достоверности!
   Роберт закрыл глаза. Весь этот бессмысленный спор членов его семейства уже перерос в общий оглушительный крик, которого он просто не мог вынести. Правда, тема спора выглядела более чем серьезной – никто еще не забыл, что Наполеон один раз уже сбежал с острова, на который был сослан. Тогда потребовались объединенные усилия нескольких европейских держав, чтобы восстановить прежнюю ситуацию, и все закончилось кровавой битвой при Ватерлоо. Роберт не сомневался, что никто не сможет заставить его заново переживать все те ужасы, свидетелями которых стали другие солдаты. Кроме того, ему становилось не по себе при одной мысли, что французы могут снова занять Шато-Паньон.
   От подобных размышлений Роберту стало не по себе. Он встал и хотел выйти из-за стола, но тут же почувствовал у себя на плече тяжелую руку Тристана.
   – Что с тобой? Сиди!
   Роберт резким движением сбросил ладонь брата и взял трость.
   – Со мной ничего. Просто хочу немного подышать свежим воздухом.
   Острая боль пронзила колено Роберта и чуть было не заставила его снова опуститься на стул, но он громадным усилием воли заставил себя выйти из-за стола и направиться к двери.
   Выйдя из дома и спустившись в сад, Роберт остановился около своего розария. Тристан вышел вслед за ним.
   – Извини, Роберт, – строго сказал он. – Я должен был…
   – Ты должен был что-то сказать раньше! – оборвал его Роберт, изо всех сил сжав в кулаке комок высохшей земли и с трудом удерживаясь, чтобы не бросить его в лицо Тристану. – Ведь ты все знал, так же как и Грей! Зачем же вы оба пытались проверить, слышал ли я обо всем этом или нет?
   – Но, Роберт…
   – Молчи, говорить об этом сейчас уже поздно. Оставь меня!
   – Да послушай же…
   – Говорю, оставь меня! Я вернусь позже.
   Роберт подождал, пока входная дверь не захлопнулась за Тристаном, и с силой бросил о землю комок сухой земли, который все еще держал в руке. Он подумал, что новость о краже в штаб-квартире конной гвардии не должна была его так потрясти. В конце концов, до недавнего времени он ничего не знал ни о ссылке Бонапарта на остров Эльба, ни о его потрясшем весь мир победном возвращении во Францию, ни о битве при Ватерлоо – все это время он провел в Шато-Паньон, куда вести доходили очень редко. Но в то же время он слишком хорошо понимал, что война сделала с ним самим, как искалечила не только его тело, но и душу. И то же пришлось испытать многим другим его соотечественникам.
   Роберт растер между ладоней несколько опавших листьев: их запах натолкнул его на мысль о том, что, возможно, Наполеон Бонапарт не так жаждал бы сражений и военных побед, если бы провел несколько месяцев в Шато-Паньон, а не на двух теплых красивых островах. И еще если бы вместо порохового дыма вдыхал в себя запах опавших листьев.
   Он подумал, что не стоит в будущем упоминать при Люсинде о Шато-Паньон. Может быть, она в конце концов забудет название этой мрачной крепости, о которой в этом мире мало кто знает…

Глава 13

   Это была смелая попытка Духа Добра, окончившаяся неудачей. Судьба оказалась сильнее, и ее неизменные законы довершили разрушение моих представлений, казавшихся мне совершенными.
   Виктор Франкенштейн
   (М. Шелли «Франкенштейн»)

   Даже после длинной ночи с проливным дождем Люсинде снова хотелось ливня. Праздник фейерверков в Воксхолле, по-видимому, действительно должен был стать самым значительным событием светского сезона, а потому регент с большинством обитателей Мейфэра намеревались на нем присутствовать. Люсинда по этому случаю даже решила облачиться в свое лучшее платье.
   Она любила подобного рода празднества с толпами на улицах и веселыми представлениями, однако оказалось, что Роберт терпеть всего этого не может. Тем не менее накануне он выразил желание присутствовать, и в награду за это Люсинда хотела рассказать ему о новых планах Джеффри, в том числе о его намерении жениться на ней и о том, что их свадьба практически дело решенное. Разумеется, она больше не намерена была заниматься уроками, и помощь Роберта в этом ей больше не требовалась.
   «Итак, большое вам спасибо, мистер Каррбуэй, и прощайте. И больше никаких поцелуев!»
   – Доброе утро, дорогая! – приветствовал ее генерал Баррет, появляясь из дверей своего кабинета и беря ее под руку, чтобы вместе пойти позавтракать в утренней гостиной.
   – Доброе утро, папа! Судя по твоему виду, ты неплохо выспался?
   – Я встал рано, чтобы исправить некоторые несуразности, которые вышли из-под моего пера вчера.
   – Серьезно? А мне казалось, что работа над последней главой идет очень даже успешно, – возразила Люсинда, взяв из вазы спелый персик и пододвинув к себе тарелочку с горячими тостами.
   – Видишь ли, работа над главой действительно идет успешно, но дело отнюдь не в этом. Кстати, Джеффри все утро пробыл здесь и оставил тебе записку… Вместе с коробкой шоколадных конфет!
   – Для меня или для тебя? – не удержалась от вопроса Люсинда.
   – Мы вчера поспорили кое о чем, и, судя по всему, эту коробку выиграла именно ты.
   – Почему ты так решил?
   – Потому что лорд Джеффри очень высоко оценил твой вклад в наш общий труд.
   – Могу ли я и сегодня помочь тебе в чем-нибудь?
   – Нет, сегодня этого не потребуется.
   – Так ты собираешься сегодня на фейерверк?
   – Пока еще не решил… хотя постараюсь выбраться. Кстати, кое в чем ты действительно могла бы мне помочь.
   – В чем именно?
   – Ответь-ка на один вопрос.
   – И какой же?
   – Кто рассказал тебе о Шато-Паньон?
   Кровь прилила к щекам Люсинды. Хотя ей нечего было скрывать, но Роберт просил ни под каким видом не рассказывать об их разговоре по этому поводу. Интересно, почему он на этом настаивал? Ей следовало обязательно спросить у него об этом вечером.
   – Я сказала тебе, что не помню!
   – Пойми, Люсинда, – генерал обильно намазал джем на жареный хлебец, – мне очень важно это знать! Не беспокойся, никто из твоих друзей не будет иметь никаких неприятностей, просто твой честный ответ поможет мне в…
   – В устранении из текста некоторых несуразностей, о которых ты только что сказал?
   – И не только в этом. Конечно, я могу сам догадаться, но ты должна подтвердить, так это или нет!
   – Я обещала держать имя этого человека в секрете, но… Но ты мой отец, и я признаюсь тебе. Только еще раз пообещай, что никаких неприятностей для него не будет.
   – Откровенно говоря, я спрашиваю тебя об этом не столько для своих записей, сколько для успокоения. Ты ведь понимаешь, что тревога в душе не может не отразиться на творчестве. Глава, над которой я теперь работаю, и без того очень сложная, а вчера вечером я обнаружил в уже написанном тексте много ошибок и прямых несуразностей. Это все оттого, что все время одновременно думал о чем-то другом, очень тревожном. Ты понимаешь меня?
   – Да.
   – Итак, о замке Шато-Паньон тебе рассказал Роберт Карроуэй, верно?
   – Ты не ошибся!
   Все же Люсинда чувствовала, что совершает предательство – ведь только вчера утром она обещала Роберту, что об их разговоре никому не будет известно…
   – Мы с ним говорили о войне, – начала она, как бы пытаясь оправдаться, – и Роберт признался мне, что не участвовал в битве при Ватерлоо, проведя вместо этого несколько месяцев в Шато-Паньон. Я подумала, что это был госпиталь, в который его поместили после очень серьезного ранения.
   Генерал долго сидел молча, потом очень серьезно посмотрел на дочь:
   – Он тебе рассказал, чем закончилось его пребывание в этом замке и как он оттуда выбрался?
   – Н-нет. – Люсинда, нахмурившись, наклонила голову и уставилась в тарелку.
   Потом тихо спросила:
   – Папа, ведь ты знаешь об этом замке гораздо больше того, что уже мне рассказал, разве не так?
   – То, что мне известно о Шато-Паньон, предназначено не для женских ушей, дочка…
   – И все-таки я хочу знать все! Пойми, что…
   Неожиданно генерал вскочил из-за стола.
   – У меня назначена важная встреча на сегодняшнее утро, – решительно заявил он, отводя взгляд в сторону. Затем он наклонился и поцеловал дочь в затылок.
   – Если ты сегодня выйдешь в город, то никому не рассказывай о нашем разговоре, и в первую очередь Карроуэю!
   – Папа, что, наконец, происходит?
   Вместо ответа генерал лишь покачал головой и молча вышел из гостиной. Несколько секунд спустя Люсинда услышала, как за ним захлопнулась парадная дверь.
   Она еще долго сидела за столом, уставившись в одну точку, не в силах отогнать от себя мысль о том, что совершила что-то ужасное, преступное по отношению к Роберту. Ее отец знал о нем что-то страшное, теперь для нее это было совершенно очевидно… но что именно? Люсинда понимала, что должна все выяснить до конца у самого Роберта, если только… если только у нее хватит духа задать ему подобные вопросы. И ни в коем случае ей нельзя встречаться с ним сегодня – после вчерашнего визита Роберта это всеми будет воспринято с подозрением. Даже Джорджиана может подумать, что интерес Люсинды к Карроуэю объясняется не только его помощью в подготовке уроков джентльменского поведения для Джеффри. И она будет права!
   Люсинда поднялась к себе, чтобы переодеться в платье для визитов. Поскольку Роберт намеревался провести весь день дома, у нее появилась возможность одновременно навестить Джорджиану, когда та будет завтракать со своей тетушкой – герцогиней Уиклифф.
   Экипаж остановился у парадного подъезда дома Карроуэев. Дворецкий Доукинс открыл дверцу экипажа и помог гостье спуститься по ступенькам.
   – С добрым утром, мисс Баррет! – приветствовала он Люсинду.
   – С добрым утром, Доукинс, – улыбнулась она в ответ.
   И тут же увидела Роберта, работавшего лопатой недалеко от калитки сада. Сняв сюртук и закатав рукава рубашки, он старательно окапывал очередную клумбу. За работой Роберт выглядел столь романтичным и привлекательным, что у Люсинды почему-то сразу пересохли губы.
   – Леди Дэр дома? – спросила Люсинда дворецкого, с трудом отводя взгляд от Роберта.
   Доукинс объяснил, что Джорджиана вышла в сад, чтобы навестить свои любимые розы.
   – Видите ли, я не хотела бы отрывать ее от этого прекрасного занятия… – неуверенно сказала Люсинда.
   – Вы позволите доложить о вас?
   – Да, если вас не затруднит!
   Доукинс поспешил в сад, а Люсинда все гадала, почему это Джорджиана оказалась в саду. Она ведь намеревалась позавтракать с герцогиней! Что же могло произойти? Люсинда даже стала сомневаться, правильно ли она выбрала время для своего визита…
   – Мисс Баррет, – услышала она за спиной голос дворецкого, – леди Дэр ждет вас наверху, в музыкальной гостиной.
   – Благодарю! – Люсинда кивнула.
   – Прикажете вас проводить?
   – Не надо, я знаю, как туда пройти. Джорджиана сидела за роялем, положив пальцы на клавиши, – дотянуться до низких и высоких регистров она уже не могла из-за огромного круглого живота. Увидев Люсинду, она приветственно подняла руку и улыбнулась:
   – Очень рада тебя видеть, Люси! Ты как раз вовремя – мне отчаянно хочется прогуляться, причем без сопровождения целого отряда сильных, постоянно следящих за каждым моим шагом мужчин.
   – Могу предложить свои услуги, – улыбнулась Люсинда. – Правда, я не такая уж сильная, но все же сумею тебя поддержать, если нужно.
   Люсинда помогла хозяйке дома встать и выйти из-за рояля.
   – Я проезжала мимо и тут вспомнила, что ты собиралась позавтракать с герцогиней, – вот и решила зайти. Очень рада видеть тебя в добром здравии.
   – Насколько это возможно в моем положении, – усмехнулась Джорджиана.
   Они осторожно спустились по лестнице. Джорджиана одной рукой держала под руку Люсинду, другой опиралась на перила.
   Люсинда с тревогой посмотрела на подругу:
   – Ты действительно хочешь выйти на улицу и прогуляться?
   – Откровенно говоря, единственное, чего я сейчас не хочу, так это безвылазно сидеть в четырех стенах, пока мужчины развлекаются. Мне трудно понять, как Роберт может целыми днями не выходить из своей комнаты.
   – Ты не совсем права: я только что видела его в саду с лопатой в руках.
   – Серьезно? Значит, его на какое-то время отпустила боль в колене, а ведь утром он с трудом смог подняться с постели! Наверное, прогулка на свежем воздухе пошла ему на пользу.
   Люсинде очень хотелось поговорить с Робертом, но только не в присутствии Джорджианы – в последнем случае он вряд ли будет откровенен и не скажет больше, чем уже сказал подруге Люсинды.
   Боже, о чем она думает! Это просто глупо и… неправильно! Джорджиана приходится Роберту двоюродной сестрой; к тому же Люсинда и он самые близкие друзья. А еще она собирается выйти замуж за Джеффри Ньюкома, как только он даст понять, что согласен на это, и никого другого ей не надо, в том числе Роберта Карроуэя! Так честно ли хранить все в секрете от подруги?
   Когда Роберт сделал паузу в обработке клумбы и осмотрелся, Люсинда и Джорджиана уже показались из-за угла дома. Он выпрямился во весь рост, что рассмешило его самого: видимо, привитые годами манеры не позволяли Роберту смотреть на даму, сложившись пополам. А может быть, так действовало на него только присутствие Люсинды?
   В муслиновом платье и легкой шляпке, прикрывающей пышные волосы и украшенной зеленой веточкой, Люсинда могла бы служить олицетворением весны. Роберт не мог отвести от нее взгляд. «Перестань! – старался убедить он себя. – Она не принадлежит тебе и никогда не будет принадлежать, потому что… потому что ты ее не заслуживаешь! И ей будет гораздо лучше, если ты оставишь ее в покое!»
   – Роберт, – окликнула его Джорджиана, – ты не пройдешься с нами?
   Поскольку Роберт уже стоял во весь рост и, казалось, твердо держался на ногах, ему было трудно сразу придумать предлог для отказа. Слегка пожав плечами, он опустил закатанные выше локтей рукава рубашки и надел сюртук, перекинутый через борт стоявшей радом садовой тележки. Потом он взял трость и не спеша направился к поджидавшим его женщинам.
   Они пошли вниз по улице мимо зеленых садов, за которыми виднелись уютные домики, смотревшие на прохожих чисто вымытыми окнами. Люсинда держала под руку Джорджиану, Роберт же шел рядом с ней с другой стороны.
   – Наверное, мы представляем собой весьма любопытную троицу, – усмехнулась Джорджиана. – Кстати, Люси, ты вполне можешь на обратном пути одновременно поддерживать под руки меня и Роберта – так нам обоим будет легче идти!
   – А еще я могу вести вас по очереди! – рассмеялась Люсинда.
   – Скажи, генерал Баррет действительно пошел смотреть на эти идиотские лодочные гонки? – поинтересовалась Джорджиана.
   – Вряд ли. У него на это время назначена важная встреча.
   Встреча! Роберту нетрудно было догадаться, что это за встреча и о чем на ней пойдет речь. Он почувствовал, как дрожь пробежала по всему его телу. Если старый генерал предпочел пропустить регату на Темзе ради какой-то встречи, значит, для этого были серьезные основания.
   Они обошли вокруг четырех кварталов и вернулись домой. Роберт отнюдь не был уверен, кто этому больше рад – Джорджиана или он. Не обращая внимания на обострившуюся боль в колене, он поддержал Джорджиану под руку, помогая ей подняться по парадной лестнице.
   – Доукинс, – Джорджиана тяжело опустилась на стоявшую у стены кушетку, – я была бы очень благодарна, если бы вы принесли мне стакан лимонада.
   – Тебе плохо? – озабоченно спросила подругу Люсинда.
   – Нет, со мной все в порядке.
   – Тогда подожди нас здесь несколько минут. Когда мы были в саду, я заметила плесень на лепестках некоторых роз – ее надо срочно удалить, ведь эти цветы такие нежные и могут пострадать! Я хотела бы…
   – Ничего, иди и не волнуйся за меня.
   Роберту ужасно захотелось еще раз поцеловать Люсинду, и он невольно пошел за ней. Поцеловать и, проникнув со спины ладонями под тонкую материю весеннего платья, почувствовать гладкую, нежную кожу и теплоту ее тела – вот что ему сейчас было нужно.
   На улице Люсинда остановилась и посмотрела в глаза Роберту:
   – Я солгала!
   – Знаю.
   – Неужели?
   – Я осмотрел розы и никакой плесени на лепестках не обнаружил.
   Лицо Люсинды потемнело.
   – Тем не менее вы последовали сюда за мной.
   – Я подумал, что вы хотите мне что-то сказать.
   Люсинда глубоко вздохнула.
   – Да. Я действительно должна вам кое-что сообщить.
   – Что же именно?
   – После нашего разговора я зашла в кабинет отца и пролистала несколько тетрадей генерала. Мне было известно, что в его записках содержится упоминание о Шато-Паньон. Но там не оказалось каких-либо подробностей. После вашего рассказа я решила выяснить все до конца.
   – Забудьте о том, что я вам сказал. Право, это не имеет никакого значения.
   – Но почему тогда вы там оказались? Этот замок был сильно укреплен, но отнюдь не в стратегических целях, и ваше пребывание там не было случайным…
   Роберт знал, что этот разговор непременно должен был когда-нибудь состояться, но если бы его допрашивал кто-то другой, он просто повернулся бы и ушел. С Люсиндой же он был готов говорить даже на эту, хотя и очень тяжелую для него, тему. Кроме того, их встреча и откровенный разговор как бы сокращали расстояние между ним и всем остальным миром…
   – Я был заключенным, – с усилием выдавил из себя Роберт.
   – Заклю… – начала было Люсинда, но тут же замолчала.
   – Да, заключенным! Замок тогда превратили в тюрьму, в которую меня и бросили. Но это не имеет никакого значения для нашей с вами договоренности, так что вы можете рассказать мне о том, каким представляете себе свой третий урок. Мне нужно будет время, чтобы к нему подготовиться.
   – Не уходите от разговора! – воскликнула Люсинда. – Я хочу знать все о Шато-Паньон и о том, почему вы туда попали.
   Роберт сжал губы и отрицательно покачал головой:
   – Нет, мы будем обсуждать только предстоящий урок!
   – Вам когда-нибудь говорили о том, что вы до невозможности упрямы?
   – Говорили, и что?
   – Роберт, я… – Люсинда запнулась и попыталась отвернуться, но быстро справилась с собой и снова посмотрела ему в глаза: – Я пришла сюда, чтобы узнать о вас как можно больше.
   – И зачем вам это надо?
   – Надо, поверьте.
   В глазах Люсинды Роберт читал неумолимо растущее подозрение. Разумеется, он чересчур упрямо не желал с ней разговаривать, но и ее скрытность казалась ему в высшей степени непонятной.
   – Разве произошло что-то особенное? – спросил он. – Или Джеффри протестует против того, чтобы вы терпели меня?
   – Ради Бога, не надо говорить о терпимости или нетерпимости! – запротестовала Люсинда. – И вообще, давайте поговорим о Джеффри позже!
   Роберт понял, что она чем-то встревожена.
   – Люсинда! Вы можете сказать мне, что угодно!
   Впервые он назвал ее по имени, и Люсинде понравилось, как это имя прозвучало.
   – Ведь мы друзья! – мягко сказала она. – Но если вы не желаете откровенно говорить со мной, то почему я должна быть честной и откровенной с вами?
   Их взгляды на мгновение встретились и сразу же разбежались в разные стороны.
   – Что вы хотите знать? – грубо спросил Роберт.
   Боль и нежелание говорить так явственно прозвучали в его голосе, что Люсинда задумалась, стоит ли продолжать допрос. Она отложила бы этот разговор сразу же, если бы не слова отца о важности деталей, связанных с замком на Пиренеях. И все же было очевидно, что продолжать разговор здесь, на улице, перед парадным крыльцом дома Джорджианы, вряд ли целесообразно.
   – Может, вернемся в дом? – предложила Люсинда.
   – Не знаю, смогу ли я много вам сообщить. – Роберт пожал плечами. – Кроме того, я хотел бы еще побыть на свежем воздухе.
   – Что ж, тогда мы еще чуть-чуть погуляем!
   – Где?
   – Да просто обойдем пару раз вокруг квартала. Идет?
   – Идет.
   Люсинда взяла Роберта под руку, и они медленно пошли вдоль длинного здания из белого кирпича. Роберт шел спокойно: как видно, боль в его колене утихла; однако само наличие этой раны позволяло Люсинде прижиматься к Роберту, якобы для того, чтобы поддерживать его.
   Несколько минут оба шли молча, и Люсинда в конце концов поняла, что должна первой начать разговор. Она все оттягивала этот момент, поскольку опасалась причинить Роберту боль какой-нибудь неосторожной фразой, но ей было крайне важно узнать о нем как можно больше, и наконец она решилась:
   – Листая тетради отца, я обнаружила три главные причины, почему он опустил кое-какие детали. Первая заключалась в том, что военная кампания развивалась до того стремительно, что Баррету просто не хватило времени, чтобы написать обо всем. Вторая причина в том, что каждое сражение или военное столкновение стоило больших потерь с обеих сторон и писать об этом было очень тяжело. А в-третьих, генерал просто не касался тех или иных конкретных деталей по соображениям безопасности и сохранения военной тайны на случай, если его тетради попадут в руки противника.
   – Также те или иные детали не попали в тетради, поскольку генерал не посчитал их сколько-нибудь значительными, – добавил Роберт.
   – Да, вы, наверное, правы! Более того, генерал Баррет с самого начала своей работы над записками старался отмести все постороннее.
   Они снова замолчали, продолжая кружить вокруг квартала. Наконец Роберт нарушил молчание:
   – Вы ведь хорошо относитесь к генералу Баррету, не так ли?
   – Да, я очень люблю отца. Он никогда не третировал меня и всегда уважал как женщину. А еще он дал мне превосходное образование…