Энок Сюзанна. Слово джентльмена

   – Начав жизнь с благих намерений, он быстро протрезвел, когда попытался применить их на практике и сделаться полезным не только своим сверстникам, но и человечеству в целом, – с улыбкой почти продекламировал Роберт.
   Люсинда тут же уточнила:
   – Это из «Франкенштейна», не так ли?
   Она вспомнила книгу, которую читала все последние дни.
   – Вы догадались или знали об этом? – с недоверием спросил ее Роберт.
   – Я в очередной раз воспользовалась дедуктивным методом, в котором уже достигла немалых успехов. К примеру, я установила три основные причины немногословности своего отца при описании им Шато-Паньон и сражения при Байонне. Это – затраченное время, конкретность, а также вопросы, связанные с государственной тайной.
   – Не возьму на себя смелость утверждать, о чем думал генерал Баррет, – сказал Роберт тихим, странно таинственным голосом, – но готов согласиться, что вы правы.
   Люсинда нервно глотнула воздух. Она не могла прямо спросить у Роберта, почему он не любит генерала Баррета и всегда не согласен с тем, что ее отец считает крайне важным. После того, что Люсинда уже узнала, ей стало ясно – между тем и другим существует тесная связь.
   Она посмотрела в напряженное лицо Роберта и осторожно произнесла:
   – Итак, замок Шато-Паньон был тюрьмой…
   – Своего рода!
   – Что вы имеете в виду?
   Дыхание Роберта сделалось прерывистым, и он тихо, с невольно прорывающейся злобой, проговорил:
   – Я мало что там успел увидеть, но уверен – замок был превращен в тюрьму для британских офицеров для того, чтобы выжать из них информацию.
   Люсинда поняла, что Роберт имел в виду: нужные сведения французы выбивали у англичан с помощью пыток. Та же участь, несомненно, постигла и самого Роберта.
   – Простите меня! – прошептала она.
   – Ничего. Это же не ваша вина!
   – Вы раньше об этом никогда не рассказывали, не так ли? – спросила Люсинда, хватая Роберта за руку и крепко сжимая ее.
   – Нет. Я только рассказал Джорджиане кое-что из того, что не должен был разглашать, о чем ее и предупредил. Она удовлетворилась услышанным и больше ни о чем не спрашивала. Правда, подозреваю, она мало что поняла из моего рассказа…
   – Вам запрещали разговаривать?
   – Даже между собой! Если кто-то из охраны случайно слышал хотя бы одно слово, сказанное шепотом, то провинившегося вытаскивали во двор и жестоко избивали.
   – Но вы говорили, что французы хотели получить от пленных информацию. Если им было запрещено разговаривать даже друг с другом, то как же…
   – Мы могли разговаривать только с надзирателем, и ни с кем больше.
   Люсинда почувствовала, как напряглось тело Роберта. На мгновение он закрыл глаза и прошептал:
   – Целых три года я старался забыть обо всем этом и не хотел бы снова вспоминать…
   – Тогда не будем больше об этом говорить!
   Она подумала, что отец с его непременными расспросами о Шато-Паньон и о том, что там делал Роберт, может подождать, как, впрочем, и ее собственное не до конца удовлетворенное любопытство…
   Они прошли молча еще несколько шагов, как вдруг Роберт мрачно проговорил:
   – А может быть, я все-таки буду об этом вспоминать. Странно, но если я мог помнить те ужасы и не умереть, то это, наверное, не так страшно…
   Боже! Внезапно Люсинда поняла, что вопрос состоял не в том, будет ли Роберт говорить обо всем этом, а сможет ли она сама выдержать его ужасные признания! Конечно, Люсинда слышала много рассказов, выдумок и даже анекдотов, связанных с недавней войной, но ни в одном из них не было скрыто столько ужасов, происходивших наяву!
   – Тогда расскажите мне только то, что сможете, – попросила она.
   Роберт посмотрел на Люсинду, и ей показалось, будто перед его глазами в одно мгновение прошла целая вечность.
   – Простите меня! – тихо сказал он.
   – Простить? За что?
   – За то, что рассказываю вам все эти кошмары. Вам они абсолютно не нужны – только нервы портят. Продолжайте разговаривать со мной как-с нормальным живым существом – так будет гораздо лучше!
   Сердце Люсинды сжалось. Она еще крепче ухватилась за руку Роберта и повернула его лицом к себе, а потом, поднявшись на цыпочки, поцеловала в губы.
   Роберт обхватил ее за плечи и крепко прижал к себе. Его ладони скользнули вниз и, на мгновение остановившись на груди, сомкнулись за ее спиной на талии.
   – Люсинда! – прошептал Роберт.
   – Тс-с! Поцелуйте же меня! – Она попыталась прижаться к нему всем телом, но внезапно почувствовала перед собой каменную статую, которую была не в силах сдвинуть с места. – Что с вами? – удивленно спросила она.
   – Тише! Видите тот кеб?
   Действительно, их нагонял экипаж. Роберт поднял руку, и возница, остановив лошадей, спрыгнул с облучка и почтительно открыл дверцы. Не произнося ни слова, оба расположились на заднем сиденье. Кеб тронулся, и колеса застучали по булыжной мостовой.
   – Вы так и не рассказали мне о плане своего третьего урока для Джеффри, – со вздохом произнес Роберт.
   В голосе его звучал металл, как будто всего за минуту до этого он не целовал Люсинду…
   Так вот в чем дело – в поцелуях! Потому-то Роберт и вспомнил сейчас о Джеффри. Она целовала его, а своим учеником выбрала лорда Ньюкома!
   – Я намереваюсь сказать вам кое-что сегодня вечером, – ответила Люсинда.
   – И это, наверное, будет плохая весть для меня!
   Да, это будет, а скорее, уже стало плохой вестью для Роберта. А может быть, также и для нее.
   – Чертов предатель! – донесся снаружи мужской голос.
   Роберт загородил собой окошко, не позволив Люсинде выглянуть; обернувшись, она увидела лишь стремительно удалявшуюся карету.
   – Кто это был?
   – Уолтер Фенгроув и его жена.
   – Он имел в виду вас? Но почему он позволил себе подобное оскорбление?
   – Не знаю, – пробормотал Роберт, и лицо его стало серым.
   – Роберт?
   – Я в полном порядке. Нам надо поскорее вернуться к Джорджиане – опасно оставлять ее одну в таком положении. Если что-нибудь случится, ей потребуется помощь.
   Люсинда готова была поручиться, что Роберт далеко не в порядке, но она не хотела еще более раздражать его, а потому утвердительно кивнула:
   – Да, вы правы! Действительно, нам надо поскорее вернуться к Джорджиане…

Глава 14

   Теперь все пропало!
   Виктор Франкенштейн
   (М. Шелли «Франкенштейн»)

   Роберт немного поговорил о Шато-Паньон и вовсе не умер от этого. Как он и говорил Люсинде, это даже в каком-то смысле принесло ему некоторое успокоение… или принесло бы, если бы не мерзкая выходка Уолтера Фенгроува…
   Что-то случилось. Что-то пошло не так, как следовало. Роберт ощущал это всем телом и нисколько этому не удивлялся. Он чувствовал себя слишком хорошо и даже начинал строить планы на будущее. Ему казалось, что жизнь понемногу снова к нему возвращается, особенно когда рядом была Люсинда.
   Почти сразу после того, как они вернулись с прогулки, Люсинда пересела в свой экипаж и уехала домой, а Роберт остался стоять в холле, о чем-то размышляя. Потом он резко повернулся и направился в гостиную.
   Джорджиана продолжала сидеть на той же кушетке и явно чувствовала себя не лучшим образом.
   – Тебе не следовало выходить из дома, даже ненадолго, – упрекнул он ее.
   – Нет, мне это было необходимо. Хотя я, верно, и выглядела как бегемот, только что вылезший на берег!
   – Надеюсь, сейчас ты чувствуешь себя лучше?
   – По крайней мере я не покрылась пятнами, как зачастую происходит с женщинами в моем положении…
   – Я сейчас принесу тебе пару подушек.
   Прежде чем Роберт вышел, Джорджиана постаралась немного выпрямиться. Когда ей это не удалось, она смущенно улыбнулась и спросила:
   – Люсинда показалась мне очень расстроенной. Ты не знаешь, у нее ничего не случилось?
   Меньше всего Роберту сейчас хотелось огорчать Джорджиану, но все же он, скривившись, нехотя ответил:
   – Когда мы ехали обратно, какой-то сумасшедший, проезжая мимо, непотребно обругал нас из окна своего экипажа – вот она и расстроилась Так я схожу за подушками?
   – Будь добр! Кстати, принеси мне книгу, которую я оставила на столе в библиотеке.
   – Непременно!
   Роберт вышел, а Джорджиана махнула ему вслед рукой со словами:
   – Желаю тебе сегодня быть счастливее, чем вчера!
   «Что ж, – подумал Роберт, – надеюсь, так оно и будет».
   Как бы в ответ на эти мысли он действительно почувствовал прилив сил и надежд на лучшее будущее и решил по возможности продлить это состояние.
   Взяв со стола нужную книгу, он принес ее Джорджиане, после чего вернулся в библиотеку. Там он достал с полки первую попавшуюся книгу и принялся ее читать. На всякий случай он оставил полуоткрытой дверь, чтобы услышать голос Джорджианы, если ей потребуется какая-либо помощь.
   Примерно через час Роберт закрыл книгу, встал и вышел в холл. В тот же момент дверь открылась и на пороге появились Эдвард с Тристаном…
   – Этого не может быть! – воскликнул Эдвард. – Готов держать пари на фунт стерлингов, что…
   – Тише! – остановил его Роберт. – Джорджиана, кажется, заснула.
   Они осторожно открыли дверь и вошли в гостиную. Но оказалось, что Джорджиана все еще продолжала бодрствовать.
   – Ты принес мне лимонад со льдом, Тристан? – спросила она.
   – Да, дорогая! – откликнулся Тристан и, положив ладонь на локоть Роберта, шепнул ему на ухо: – Подожди в моем кабинете!
   Первым желанием Роберта было уйти и спрятаться где-нибудь в уединенном тихом уголке, чтобы не выслушивать того, что собирался сказать ему старший брат, однако он все же сумел перебороть себя.
   Пока Эдвард подробно рассказывал Доукинсу о лодочных гонках на Темзе, Брэдшоу и Эндрю коротали время в холле. У обоих было мрачное, даже злое выражение на лицах. Никто из них ни разу не взглянул на Роберта, он же, превозмогая боль в колене, постоял некоторое время в гостиной и нехотя направился в кабинет Тристана.
   Старший брат вошел туда несколькими секундами позже. Роберт слышал, как захлопнулась дверь, но даже не повернул головы.
   – Садись, – услышал он голос Тристана за спиной.
   – Спасибо, не хочу!
   – Ну хорошо. – Виконт вздохнул. – Я только хотел сказать, чтобы ты не выходил из дома сегодня ночью.
   – Это еще почему?
   – Может быть, ты наконец соблаговолишь посмотреть на меня и не отворачиваться хотя бы на время нашего разговора?
   Роберт тяжело вздохнул и, повернувшись лицом к брату, стал смотреть через его плечо в окно.
   – На протяжении вот уже трех лет ты упорно стараешься заставить меня найти себе занятие, – проговорил он сквозь зубы. – Отчего же сегодня ты протестуешь против моей поездки в Воксхолл?
   – Сейчас мне трудно все объяснить, Роберт, и к тому же я крайне не хотел бы портить тебе настроение. Прошу тебя, останься сегодня дома, для моего спокойствия…
   – Боюсь, это просто невозможно. – Роберт усмехнулся. – Так что не стесняйся и скажи, что все-таки происходит. Подозреваю, что одним из проявлений всего этого стало оскорбление, нанесенное мне час назад Уолтером Фенгроувом из окна его кареты. Этот, с позволения сказать, джентльмен обозвал меня изменником!
   Тристан побледнел.
   – Он посмел… Черт побери!
   – Можешь не продолжать, я уже и так обо всем догадался. Произошла некая утечка информации из штаба Королевской конной гвардии, и виновным в этом объявили меня.
   – Некоторые действительно так думают, но это ведь неправда!
   – Я знаю, что это неправда, – нахмурился Роберт. – Вот только почему они так думают?
   Тристан принялся нервно ходить по комнате из угла в угол, потом остановился и, посмотрев на Роберта, со злостью выкрикнул:
   – Они так думают, потому что какой-то идиот пустил слух, будто ты побывал в тюрьме Шато-Паньон. А всем известно, что в этой тюрьме в живых остается лишь тот, кто согласится на предательство своей страны!
   Роберт был настолько потрясен, что даже потерял способность мыслить и лишь неподвижным взглядом смотрел на старшего брата.
   Гробовое молчание окутало все вокруг. Так продолжалось не менее минуты. Потом способность думать вернулась к Роберту. Боже! Ведь именно он стал тем идиотом, о котором только что сказал Тристан! Он сам своими рассказами о замке Шато-Паньон дал пищу нелепому мерзкому слуху о своем предательстве, и теперь это убивало его в глазах общества!
   – Это смешно! – продолжал Тристан. – И я найду того лжеца, который распустил омерзительный слух, – найду и выбью из него признание, чего бы мне это ни стоило!
   – Но я действительно был пленником в тюрьме Шато-Паньон! – оборвал его Роберт, перейдя на шепот.
   Неожиданное признание несколько охладило эмоции Тристана, и он также перешел на шепот:
   – Да нет же, ты там не был. И не наговаривай на себя! Право, не знаю, зачем ты это делаешь?
   – Я соглашусь с твоим утверждением, если ты сумеешь это доказать!
   – Роберт!
   – Постой! Даже несмотря на то, что я побывал там, как я мог разгласить какие-то секретные документы из штаба Королевской конной гвардии? Уж не говоря о том, что вынести их из штаба у меня не было никакой возможности, ибо там я точно никогда не был! Все это тебе отлично известно, как и то, что глупо подозревать, будто я выдал какую-то государственную тайну – по своему очень невысокому положению в армии знать таковую я тоже не мог!
   – Все это так, но все же некто пронюхал о том, что ты бывший пленник Шато-Паньон…
   Где-то в глубине души Роберт знал, кто это мог быть. Его предала она… Она сделала это как раз тогда, когда он стал ей доверять и перед ним снова забрезжил свет… А еще она притворялась невинной и заботливой по отношению к нему, даже сбитой с толку, когда чуть ли не все мужчины вокруг начали приклеивать к нему ярлыки предателя и трубить об этом.
   Роберт выпрямился и посмотрел в глаза Тристану:
   – Извини, но мне надо идти по делу!
   – Нет, Роберт! Ты никуда не пойдешь, пока не объяснишь мне все до конца. Каким образом кто-то еще мог узнать эту историю, если ты даже не посвятил в нее свою семью?
   Роберт плотно сжал губы, стараясь подавить растущее раздражение.
   – Позже! – Сказав это, он оттолкнул Тристана, толчком ноги отворил дверь и выскочил в холл, где все еще оставались Брэдшоу и Эндрю.
   Одного взгляда на лицо Роберта было достаточно, чтобы оба отступили на два шага, освобождая проход.
   Раненое колено Роберта громко хрустнуло, но он уже давно привык к этой боли…
   Когда Люсинда вернулась домой, генерал Баррет лично открыл ей входную дверь.
   – Папа! – воскликнула она, глядя в его встревоженные глаза. – Что-то случилось?
   – Пройдем ко мне в кабинет!
   В кабинете генерал сел за свой рабочий стол. Люсинда хотела сделать то же, но Баррет остановил ее.
   – Закрой дверь! – приказал он предельно строгим голосом.
   Люсинда повиновалась, после чего присела к столу.
   – Все же объясни, что случилось?
   – Я просил тебя не выходить сегодня из дома!
   – Нет, ничего подобного ты мне не говорил! Ты только просил меня никому не рассказывать о нашем с тобой утреннем разговоре.
   – Тогда почему, когда я возвращался домой, на улице меня остановили некие субъекты и начали расспрашивать, правда ли, что Роберт украл из Хорсгардза документы и передал их врагу?
   Наверное, Люсинде легче было бы перенести от отца пощечину, чем услышать нечто подобное.
   – Что?! – возмущенно воскликнула она. – Кто дал право кому бы то ни было говорить подобные мерзости о Роберте? Он выкрал какие-то бумаги из Хорсгардза? Какая мерзкая чушь!
   Генерал грозно посмотрел в глаза дочери:
   – Где, ты была сегодня утром?
   – У Джорджианы, – ответила Люсинда, взвешивая про себя данное Роберту слово ничего не говорить Баррету об их разговоре и свое бесконечное доверие к отцу.
   – И что же дальше?
   – А еще я хотела спросить у Роберта, что он знает о замке Шато-Паньон.
   – Другими словами, ты поехала туда, чтобы наслушаться сплетен и распустить их по городу!
   – Ничего подобного! Роберт никому ничего не рассказал, кроме меня, а я – никому, кроме тебя! Кстати, последнее я сделала против его желания!
   – Значит, во всем виноват я, так прикажешь тебя понимать?
   Люсинда отчаянно замахала на него руками, заставив остановиться.
   – Прекрати кричать и спокойно объясни мне, что происходит. Тогда мы сможем наконец найти выход.
   Генерал поднялся, подошел к окну и некоторое время неподвижно смотрел на улицу.
   – Временами ты выглядишь слишком агрессивной, – буркнул он.
   – Что ж, бывает и такое! – Люсинда нехотя улыбнулась.
   – Ладно! Но поскольку ты заставляешь меня прибегать к обвинениям, то, верно, имеешь право знать кое-какие факты, которыми они вызваны.
   – Я слушаю, папа!
   – Во-первых, обнаружена пропажа документов из штаб-квартиры конной гвардии. Цель подобного похищения очевидна: эти бумаги могут стать ключом к операции по возвращению на французский престол Наполеона Бонапарта, что неминуемо повлечет за собой новые войны в Европе.
   – Боже мой… – Люсинда почувствовала, как больно сжалось ее сердце.
   Она пересела в одно из самых удобных и любимых ею кресел в отцовском кабинете.
   – Пойми же, папа, Роберт никогда бы не принял участия в чем-либо подобном! Почему же его обвиняют?
   – Я просто восхищаюсь твоей преданностью этому человеку и верой в него! – усмехнулся Баррет. – Но на какое-то время постарайся не проявлять внешне этих своих чувств.
   – Ты не можешь думать, будто Роберт… Боже, неужели ты в самом деле допускаешь мысль, что…
   – Что он рассказал тебе о Шато-Паньон? – резко спросил генерал.
   В голосе его на этот раз было столько металла, что Люсинда заколебалась. В подобной обстановке защитить доброе имя Роберта было гораздо важнее, чем хранить данное ему слово. Она все объяснит ему сегодня же вечером. Впрочем, Люсинда понимала, что ей еще многое предстоит объяснять Роберту, как и услышать от него…
   – Папа, – дрожащим голосом начала она. – Роберт Карроуэй не говорил мне ничего плохого. Он сообщил только, что в замке содержались пленные английские офицеры. И о том, что их били, если они пытались сказать кому-нибудь хоть одно слово… Причем Роберт не сказал мне, кто отдавал подобные приказы…
   – Скорее всего это был генерал Жан-Поль Баррере – один из руководителей службы информации при Бонапарте. Баррере – генерал, исполнительный до потери рассудка. Он способен выполнить любое, самое зверское распоряжение своего императора!
   – Как ужасно! – прошептала Люсинда. – Однако я все еще не могу понять, почему именно Роберта Карроуэя считают предателем. Единственная его вина состоит в том, что после ранения он попал в эту тюрьму. Больше его обвинить не в чем! Тем не менее по городу о нем распространяются самые мерзкие слухи. Вот, например, Уолтер Фенгроув позволил себе из окна кареты обозвать его предателем!
   – Послушай, до конца еще ничего не выяснено, иначе Карроуэй уже давно был бы арестован!
   – Арестован? – возмущенно воскликнула Люсинда. – Папа, ты не можешь говорить это серьезно!
   – Правда состоит в том, что на сегодняшний день из всех попавших в плен британцев нам известны имена только троих, содержавшихся в Шато-Паньон, – один из них пытался убить своего командира, а второго тайно отправили на остров Эльба следить за Бонапартом незадолго до его высадки во Франции. Остается только Роберт Карроуэй. К сожалению, в Хорсгардзе до вчерашнего дня никто не знал о том, что он был пленником генерала Баррере.
   – До вчерашнего дня? – в ужасе прошептала Люсинда. – Так это же я рассказала тебе об этом вчера! Значит, ты…
   – Тебе не следует чувствовать себя в чем-либо виноватой! – оборвал ее генерал. – Ты не предавала Роберта. Я сам все вычислил после разговора с тобой. Еще раньше ты рассказала мне о своем новом друге, служившем в британской армии, участвовавшем в битве при Ватерлоо и попавшем в плен к французам. А через несколько дней ты стала допытываться у меня о Шато-Паньон. Так что, сама видишь, догадаться мне не составило особого труда!
   Люсинда закрыла глаза, как бы желая, чтобы весь этот допрос оказался лишь кошмарным сном. Однако, открыв их, она снова увидела перед собой строгое лицо генерала и его обвиняющие глаза.
   – Но ведь ты не знаешь доподлинно, кто был этот третий! – сквозь слезы проговорила она.
   – Пока еще не знаю, но надеюсь выяснить в самое ближайшее время, а до тех пор прошу тебя оставаться дома и никуда не выходить! Тебе все понятно?
   – Но ведь Джорджиана моя…
   – Твоя ближайшая подруга, и я это отлично знаю. Очень жаль, но тот человек, который может оказаться виновным в известном нам преступлении, станет после разоблачения заслуженно называться подлецом и мерзавцем. А поскольку не исключено, что он как-то связан с Джорджианой, то тебе на время лучше не показываться в ее доме! Боюсь также, что мы по тем же причинам не сможем сегодня присоединиться к семейству Карроуэй на празднике фейерверков в Воксхолле, равно как и в будущем участвовать в любых других светских развлечениях, где будут присутствовать члены этого семейства и их ближайшие родственники. Все это продлится до тех пор, пока история с возможным предательством окончательно не прояснится.
   У Люсинды в голове все помутилось. Ей хотелось истошно кричать о том, что никто из ее друзей не может быть предателем. Двое из братьев Карроуэй рисковали жизнями, сражаясь против войск Бонапарта, Брэдшоу потерял свой корабль, а Роберт…
   Едва Люсинда успела подумать о Роберте, как в дверь постучали и на пороге появился дворецкий Боллоу.
   – Прошу меня извинить, – сказал он, – но к мисс Люсинде пришли.
   – Кто?
   – Мистер Роберт Карроуэй.
   «Он знает… – подумала Люсинда. – Знает, что я не выдержала и рассказала отцу о нашем разговоре вопреки своему обещанию хранить молчание! Знает, что именно благодаря мне стал предметом всеобщего презрения…»
   Генерал Баррет вышел из гостиной и направился было к двери, но Люсинда, догнав его, повисла у него на руке.
   – Папа, ведь ты сказал, что еще далеко не все ясно! – прошептала она на ухо отцу.
   – Если он действительно вынес из штаба секретные документы, то все ваши обиды – сущая мелочь! – жестко ответил Баррет.
   Генерал открыл дверь. На пороге стоял Роберт Карроуэй, бледный как смерть.
   – Моя дочь, – заявил Баррет ледяным тоном, – сейчас не принимает гостей. Попрошу вас уйти!
   Люсинда посмотрела на сжатые кулаки Роберта и испугалась, что он сейчас ударит генерала… но Роберт лишь проговорил через стиснутые зубы:
   – Во всем, что произошло, вы виноваты не меньше, чем она, и все же я почти готов простить вас.
   – Простить меня? – изумленно вскричал генерал. – Это за что же?
   – За Байонну, – ответил Роберт. – Я попросил бы вас избавить меня от встреч с вашей дочерью, да и с вами тоже!
   Он круто повернулся и вышел из дома, хлопнув дверью.
   Люсинда некоторое время стояла неподвижно. Она не раз видела Роберта раздраженным, недовольным, удивленным, но по-настоящему взбешенным – впервые, и это ее не на шутку испугало.
   А хуже всего было то, что именно она оказалась тому причиной…
   Очень скоро Роберт убедился, что о Шато-Паньон знало гораздо больше людей, чем он думал. Действительно, было наивно полагать, что если он не станет ничего рассказывать, то проблема исчезнет сама собой.
   Как только он покинул дом Барретов, то сразу же почувствовал на себе обвиняющие взгляды встречных прохожих. При этом он понимал, что дома ситуация будет еще хуже. Обычно домочадцы спрашивали только о его здоровье, теперь же могли последовать и другие, очень неприятные для него вопросы. И они, конечно, последуют!
   Роберт пригнулся к шее Толли и прошептал:
   – Дружище, давай съездим кое-куда!
   Казалось, умный конь с полуслова понял хозяина, потому что тут же встрепенулся и прибавил шагу.
   Они выехали из города и направились на север. Там, недалеко от границы Шотландии, у него оставалось, пожалуй, единственное безопасное место – Глауден-Эбби. Это было старое, почти заброшенное владение семьи Карроуэй, от права претендовать на которое Тристан наотрез отказался два года назад. Сейчас там жили двое слуг и повар. За две последние зимы Роберт своими руками отремонтировал дом и очистил прилегающий участок.
   Правда, дорога туда заняла бы у него не меньше пяти дней, но в Глауден-Эбби он мог спокойно переждать, пока уляжется весь этот скандал в столице и о нем окончательно забудут.
   Вечером Роберт остановился в небольшой гостинице под зловещим названием «Дьявольский лук». Здесь он перекусил, накормил коня и дал ему отдохнуть. Роберт был вполне прилично одет, а потому никто в гостинице ни разу не бросил на него подозрительного взгляда.
   Отодвинув в сторону пустую тарелку, он допил пиво и задумался. Мысли его были невеселыми.
   Роберт думал о том, что домочадцы, не дождавшись его, догадаются, куда он мог деться, в крайнем случае спросят об этом Тристана; а уж тот, конечно, отлично знает, где можно найти своего младшего брата в сложившихся крайне опасных обстоятельствах. Эдвард, естественно, придет в ярость, но остальная часть семьи скорее всего все поймет правильно. Разве что признание Тристану о заключении в Шато-Паньон убедит их в виновности Роберта. В этом случае ему уже негде будет искать убежища…